Дипломатия наемника

Глава двадцать первая Солнечные зайчики

Солнце уже взошло, когда мы наконец-таки решили выйти из нашего сенника. Я еще раз мысленно обругал нерадивого хозяина, который гноит сено и порадовался, что не страдаю лихорадкой, как один мой приятель, у которого из-за старого сена появлялся жуткий насморк и слезились глаза. Но у кого-то начинается кашель и от сена свежего, а то и от обычной травы.

А мне нужно было о многом расспросить мою Незнакомку. Меня интересовало и общественное устройство народа олкенов, и их история, и их быт. Как же так крошечному народцу удается сохранить себя, находясь между воинственными соседями?

У меня было сто с лишних вопросов, а у нее на все — сто с лишним ответов, сводившихся к полуулыбке и покачиванию головой. Нет, она честно пыталась мне кое-что объяснить. Причем — пыталась ответить на самые сложные вопросы. Например — как Мертвая женщина управляет олкенами? Вернее — их душами.

Я раньше представлял душу как наше подобие, только прозрачное и тонюсенькое, словно тень. Шаман или шаманка выпускает свою собственную душу на волю, а потом мчится к остальным душам, общается с ними. Вот, как-то так.

И да, еще нужен бубен или какой-нибудь танец.

Но оказалось, что это совсем не так, как я себе представлял.

— Душа не похожа на тень. Душа… Как бы тебе объяснить… — призадумалась Незнакомка, потом спросила: — Ты можешь себе представить отблеск от слюды, от своего клинка? Пятнышко света на потолке или на стенах?

— Отблеск от клинка… — призадумался я, потом до меня дошло. — А, так это солнечный зайчик!

— Солнечный зайчик? — удивилась женщина. Покачав головой, сказала: — Забавно. Но мне нравится.

— Ну вот, солнечного зайчика я представил, — кивнул я. Ну, чего бы его не представить? Все в детсве баловались.

— Закрой глаза. А теперь представь себе, что этот сарай заполнен бликами, то есть, как ты сказал — солнечными зайчиками.

Я зажмурил глаза, представляя себе множество солнечных зайчиков, скачущих туда-сюда. И вновь кивнул.

— А вот теперь самое сложное, — продолжила Незнакомка. — Нужно, чтобы эти зайчики не сталкивались друг с другом, но вместе с тем не зависали на месте, а двигались.

— Угу, — поддакнул я, давая понять, что мне и такое под силу.

— Открой глаза, — приказала Незнакомка, а когда я повиновался, кивнула мне на стенку сарая, по которой скакал невесть откуда-то взявшийся солнечный блик. — Сможешь им управлять?

— Даже пытаться не стану, — честно отозвался я. Куда уж управлять солнечным зайчиком, взявшимся невесть откуда? Вот, если бы я сам его запустил, тогда да, попробовал бы.

Моя Незнакомка лишь развела руками, а я снова понял, что я ничего не понял. Или я все-таки понял? Души — это солнечные зайчики, которых нужно стеречь? Мысленно-то представить можно, но если это все окажется в реальности? Нет, и еще раз нет.

— Сложная работа, — с уважением протянул я. — И как это ты управлялась?

— Только одна из сотни женщин способна стеречь души олкенов и управлять землей. Но у каждой из нас — свой срок, — пояснила женщина. — На сколько хватит той, что звалась Онивией, никто не скажет. Меня хватило на двадцать лет, а моей предшественнице — на пятьдесят.

— На двадцать лет? — заинтересовался я, прикидывая — во сколько лет моя Незнакомка стала именоваться Мертвой женщиной? Получается, что лет в четырнадцать или пятнадцать. И значит, предшественница Онивии ушла с этого «поста» не потому, что ей захотелось выйти замуж, нарожать детей, а потому что закончился ее срок. Грубо говоря — силы иссякли. А той, что пробыла Мертвой Женщиной пятьдесят лет, сколько теперь годиков? Наверное, лет сто, если не больше.

Я собирался еще расспросить женщину о многом, но она отмахнулась. И верно — нельзя же столько времени болтать, а еще — есть хочется. Но с завтраком все решилось просто — на входе обнаружилась корзинка с провизией — лепешки, сыр, а еще кувшин с молоком. Кто эту корзинку принес, непонятно, потому что прекрасно помню, что вчера у незнакомки при себе ничего не было. Видимо, имеются здесь добрые люди, способные позаботится о гостях, выполняющих дипломатические поручения. Ну, очень дипломатические. И я, как-никак, веду дипломатические беседы с одной из тех, кто обладает определенным политическим весом в данном обществе.

Лепешки оказались свежими, сыр вкусным, вот только молоко подкачало — судя по какому-то привкусу, оно было не то козьим, не то овечьим.Впрочем, утверждать наверняка не берусь — я и коровье-то молоко последний раз пил очень давно. Так что, сделал небольшой глоток, а потом прислушался к самому себе. Вернее — к реакции своего брюха.

— Ты что? — удивленно вытаращилась на меня незнакомка. — Неужели прокисло? Если прокисшее — они будут у меня полгода чужих овец пасти!

Ну вот, а кто-то мне вещал, что у олкенов все равны. Нет, дорогие мои, так не бывает.

Взяв кувшин, моя Незнакомка зачем-то его понюхала, а потом, сделав основательный глоток, передала посудину мне:

— Нисколько не кислое. Молоко козье, вечерней дойки, вкусное, пей.

Я взял кувшин, улыбнулся вымученной улыбкой и сделал еще один — оч-чень маленький глоточек.

— Спасибо, — вернул я молоко.

Не будешь же рассказывать, как в далекие-далекие времена, в моей семье было принято с утра пораньше приносить в спальню юного графа стакан парного молока, потому что лекарь считал, что козлиное (ну, пусть козье) молоко обладает целебным воздействием на молодые организмы. Дескать — и кости крепче станут, и появится невосприимчивость к ядам.

— Господин Юджин-Эндрю-Базиль, ваш стакан!

Так проникновенно и противно мог говорить только мой гувернер Франц Этух. Увы, славный старикан, воспитавший два поколения моей семьи, давным-давно отошел к Единому, а те козы, чьим молоком меня поили в детстве, тоже уже пасутся на каких-нибудь заливных лугах, где никогда не заканчивается свежая травка, где нет волков и не бегают злые пастухи. Вот-вот, никого уже нет, а воспоминания остались.

Я выпивал этот стакан скрипя сердцем[1], потому что Этух все равно бы от меня не отстал, пока не добился бы своего.

На крепость костей не жалуюсь, а ядами меня никто не травил. Вот, разве что, сонного порошка сыпанули в квас, было такое. Наверное, стоило пить два стакана молока в день, тогда бы точно выработался иммунитет и к ядам, и к снотворным, и я не оказался в клетке, а потом на руднике графа Шлика. Но в этом случае не завертелась бы вся история, и я не попал бы в Силингию.

Но дело не только в воспоминаниях детства. Испить молока, которого я не пил много лет… Наверное, я такое мог бы себе это позволить в своем собственном доме, где у меня имеется прекрасный сортир, в котором можно засесть надолго и со вкусом. А вот так, в дороге, лучше не рисковать. Конечно, может ничего страшного и не случится, но я уже не в том возрасте, чтобы проделывать над собственным брюхом какие-то опыты. У наемников вообще имеется старое правило — не стоит жрать незнакомую снедь. Разумеется, из всяких правил имеются исключения. Допустим — ты помираешь с голода, так что терять уже нечего. Но с другой стороны — голод, вполне возможно, убьет не сразу, а вот незнакомая еда — вроде каких-нибудь грибов или рыбы, вполне возможно.

Поэтому, я просто молча приложил руку к сердцу и чмокнул женщину в щечку, давая понять, что очень доволен завтраком, свалившимся неизвестно откуда. А нам, вроде бы, пора по делам.

Но моя Незнакомка не собиралась меня отпускать.

— Осталось еще половина кувшина, — требовательно заявила женщина, протягивая мне посудину. — Оставлять нельзя, наши хозяева старались.

И что тут поделать? Пристала со своим молоком. Ну, с козьим, то есть. Придется пить, раз нельзя обижать неизвестных хозяев. И выплеснуть на землю, кажется, тоже не прокатит. Видимо, придется-таки рискнуть. Вон, в Севре я уже пострадал, напившись вместе с князем. Но, как оказалось, мои страдания были не напрасны. Может, ничего страшного? Выпью, так авось пронесет. Тьфу ты, я не в том смысле, что меня пронесет. В общем, все поняли.

Вздохнув, я выпил оставшееся молоко. Не так, чтобы слишком противно, если не дышать и не нюхать.

В брюхе сразу же забурчало, но потом улеглось. Нет, все нормально. Выживу и по кустикам не стану скакать. Или стану? Ну, там видно будет. Не отрава, чай.

Вон, народ олкенов уже разошелся, кто куда, словно не было вечера с танцами-плясками и бочек с сидром. В тех землях, где мне прежде довелось бывать (включая историческую родину!), сейчас бы мужики неспешно поправляли голову, а женщины бы истошно выли, пытаясь загнать любимых мужей и братьев на работу. А тут люди дисциплинированные и, судя по всему, свою норму знали.

А вон там, на лужайке, пасутся кони. Гневко, а с ним мой заводной. А где еще две лошади? Или мой гнедой решил, что кони барона не заслуживают высокой чести пастись рядом с ним? Чего это он?

— Когда мы отправимся к Мертвой женщине? —спросил я, втайне надеясь услышать, что прямо сейчас и пойдем.

Но моя ночная подруга только загадочно улыбнулась, пожав плечами. Что, неужели придется ждать каких-нибудь положительных эманаций, исходящих от Мирового древа или еще какую-нибудь хрень? Настроение начало портиться, но, к своему облегчению, услышал:

— Завтра я тебя отведу.

Вот ведь, могла бы и сразу сказать, а не тянуть душу. Это она нарочно тянула паузу? Чуть было не выругался вгорячах, но прикусил язык.

Что ж, если завтра — уже неплохо.

— Мне идти одному или можно взять с собой спутника? — деловито поинтересовался я. Все-таки, барон, какой-никакой, а родственник для Верховной шаманки олкенов. Авось да сгодится на что-нибудь. Зря он что ли мне всю дорогу нервы мотал? А так, поуговаривает свою бывшую невестку, надавит на жалость. Надо лишь посмотреть — осталось ли что-то в бочке? Бочка-то здоровенная, втроем они вряд ли ее вылакали. Если да, то вылить все, на хрен, а Габриэля поить чистой водой. К завтрашнему дню должен очухаться.

— А твоего спутника уже нет в селении, — улыбнулась мне бывшая Мертвая леди.

— Как это нет? — с удивлением переспросил я. — Вчера вечером господин барон был в нашем гостевом доме, в компании с двумя стариками и одной бочкой. Бочка была здоровая, им бы дня на два ее хватило.

— Вот потому-то его и нет, — хмыкнула женщина. — Этой ночью твоего спутника отправили домой.

— Как это отправили? — не понял я.

Хотел возмутиться — дескать, а почему это меня не спросили? А отчего барон согласился уехать, не испросив разрешения? Но возмущаться не стал. Это земля олкенов и я тут не вправе указывать. И мне никто не обязан докладывать или спрашивать советов.

— Твой спутник здесь хорошо известен, —пояснила незнакомка. — Если он пробудет здесь дольше суток, то неизвестно, какую глупость он может сотворит. Колдунов мы не любим, даже если он и родственник Мертвых женщин. Поэтому, сегодня ночью запрягли лошадей, погрузили на телегу старого колдуна и бочку с сидром. Нет, даже два бочонка, чтобы на три недели хватило.

Теперь понятно, почему на лужайке пасутся лишь мои кони. Баронские лошади, это все-таки не рабочий скот, их запрягать в телеги не положено. Но, если запрягли парой, то как-нибудь да дотащат.

А барон, стало быть, здесь хорошо известен? Понятно, что мой друг получил известность не с самой хорошей стороны. И сам напьется, и добрый народ олкенов станет спаивать. А ведь Габриэль, зараза, словечком не обмолвился о своих пакостях в земле олкенов. Порасспрошу потом, если не забуду.

Ладно, все правильно решили. Главное, чтобы за это время сидр не прокис. Или, что с этим напитком бывает?

Мелькнула мысль — а зачем вообще Габриэль ехал со мной? Но без барона я бы сюда не попал. Дорог в этих краях нет, а по равнинам я бы искал олкенов долго.

— Он же не один едет? — зачем-то спросил я. Если погрузили, то понятное дело, что не один. Но все равно, переживаю. Барон, хотя и прожил на свете много лет, но во многом он остается большим ребенком. А пьяный ребенок, если он еще и волшебник — стихийное бедствие.

— Не один, не волнуйся, — усмехнулась моя подруга. — Оба его приятеля с ним едут. Возможно, на обратном пути ты его нагонишь.

От сердца отлегло. Если барон уехал в компании, то ничего страшного. Да и он сам, как-никак волшебник. Колданет, если что не так. Непонятно только, как моя подруга обо всем разузнала? Но и корзинка с провизией как-то появилась.

— Я до своего поселка схожу, мне кое-что сделать нужно, а потом вернусь, — сказала незнакомка. — А ты пока в свое жилище ступай. Завтра утром мы с тобой к старшей сестре и пойдем.

— К старшей сестре? — нахмурился я. — А разве мы не отправимся к Мертвой женщине?

Она что, поведет меня к какой-то старшей сестре? А на кой?

— Мы не называем ее Мертвой женщиной, — ответила Незнакомка. — Между собой мы все сестры. А та, что хранит души олкенов, самая старшая из нас, пусть она и значительно младше.

Вот теперь понятно. Мой друг Габриэль старше своего внучатого племянника по возрасту, но младше по положению.

Что ж, пойду пока спать. До завтра не так и долго осталось, меньше суток.

Хотел сказать, что меня трудно в этой жизни чем-нибудь удивить, но язык не повернется. Я ожидал, что Мертвая Женщина обитает если не в дворце (нет, какие могут быть дворцы у олкенов?), то хотя бы в нормальном доме. Или в пещере. Пещера, скорее всего, как раз и подошла бы для проживания Верховной правительницы, повелевающей душами целого народа. В крайнем случае — это должно выглядеть так: ограда из заостренных бревен, на которых нанизаны черепа животных, а внутри высокий деревянный дом. И я, разумеется, пройду вовнутрь, где в кромешной тьме пляшут солнечные зайчики, хотя, вроде бы, без солнца им неоткуда взяться. А потом я увижу красивую женщину восседающую на камне в виде трона. Но, скорее всего, она возлежит в гробу. Нет, не деревянном, это некрасиво, а в каменном или хрустальном. Хрустальном, точно. Хрусталь, как-никак, образуется из льда, пережившего такой лютый холод, что обретает свойство камня, а лед лучше всего сохраняет тело от тлена и разложения. Не зря ведь в сказках моей далекой родины девочки, которых злые мачехи отправляли в лес на верную гибель, отыскивались в хрустальных гробах. И что хорошо, что мне не нужно целовать мертвую женщину.

Как я стану общаться с Мертвой герцогиней, я не знал, но если меня сюда ведут, то как-нибудь да поговорю. По крайней мере, передам просьбу герцога, а если Верховная правительница ничего не скажет, то я сочту это за согласие. Молчание, как известно, знак согласия. Ну, а ежели Онивия не согласна, то она это как-нибудь да продемонстрирует.

А тут, посередине поляны, поросшей крапивой, я увидел нечто, напоминающее огромную корзину, только сплетенную не из прутьев, а из толстенных стволов. Есть ли у этой «корзины» крыша я так и не понял, потому что ее стены были выше деревьев. Это что за великан постарался? Или первоначально хижину сплели из тоненьких прутьев, а они продолжили расти?

Я растерянно посмотрел на свою спутницу и спросил:

— Это здесь?

Но та только улыбнулась и кивнула мне на корзину:

— Я подойду ближе, а тебе придется остаться здесь. Если Старшая сестра захочет тебя увидеть — я передам.

Я проследил взглядом за тем, как моя спутница и бывшая шаманка идет сквозь крапиву (подол у юбки длинный, но ноги-то голые — и красивые, несмотря на возраст!) и присел, прислонившись спиной к стволу дерева.

Подумал, что любопытственно было бы посмотреть на женщину, в которую был влюблен мой правитель, но, если я ее не увижу, то переживу. Если стану рассказывать о поездке Кэйтрин, то ей все равно — красивая герцогиня или нет, а с остальным народом я такие разговоры вести не стану. Еще подумалось, что я, возможно, вообще обошелся бы без визита на эту поляну. Я мог бы попросту возвратиться в Силинг и сообщить Его Высочеству, что экс-супруга дает добро на свадьбу с иноземной принцессой, а еще соглашается на то, чтобы он стал-таки королем. Кто бы меня опроверг? Про то, что я должен привезти с собой какую-то корону, мой сюзерен ничего не сказал. Корона Алуэна Мохнатые Щеки, если такая и была, давным-давно расплавлена или лежит где-нибудь в земле, прорастает деревьями. Да и корона — это всего лишь символ, а ювелиры в Силингии неплохие. Изладят венец краше прежнего.

Да, а на чью свадьбу-то шаманка должна дать согласие? Естественно, что на свадьбу Силинга-старшего. Вильфрид — неплохой парень, но он не годится на роль правителя, а уж тем более не способен управлять собственной супругой. И мальчишка-то в этом не виноват. Это Его Высочеству следовало думать собственной головой, когда он повстречался с девушкой народа олкенов. Я уже знал, что Деметрий влюбился в Онивию на таком же «рябиновом» празднике, на котором недавно выплясывал и я. Мог бы герцог попросту провести с девушкой ночь, а он, видите ли, как честный человек решил жениться на ней.

Повторюсь — Силинг-младший очень добрый и замечательный человек. Наверное, ему суждено стать великим просветителем, выдающимся философом и кем-нибудь еще. Вот только половинка материнской крови пересилила половинку отцовской. И не сам Вильфрид виноват в том, что его обижали старшекурсники, а он никому не мог дать сдачи, а натура у него такая. Ну, не может паренек обидеть человека.

А ведь не зря говорят мудрые люди, что правителям дозволено очень много, за исключением… Ну да, за исключением выбора спутницы своей жизни. Мой добрый дядюшка Руди не позволил своему брату — моему отцу жениться на простой дворянке, а отправил посольство в древлянские княжества, откуда ему и привезли невесту — ту, что станет моей матерью. Отец ни разу не говорил — полюбил ли он свою невесту, нет ли, зато объединенное королевство заполучило мощнейшего союзника, а еще герцогство, которое должно было стать моим. А кто же мог знать, что третий принц крови (то есть — я), выкинет такой фортель?

А сама-то девица каким местом думала, решив покинуть родину вместе с правителем чужой страны? Ведь прекрасно знала, что она вскорости должна стать Мертвой женщиной и ответственность перед народом пересилит и ее любовь к мужу, и привязанность к сыну.

Ну да что я сейчас причитаю задним числом? Что сделано, то сделано.

А вон и моя проводница возвращается. Судя по ее довольному виду, все прошло благополучно. И впрямь.

— Сестра сказала, что она согласна исполнить просьбы своего мужа, — сообщила бывшая шаманка.

— То есть, герцог Деметрий Силинг может жениться на Инге Севрской? — решил уточнить я.

— Старшая сестра поведала, что ей теперь все равно — на ком женится ее муж и сын. Пусть сами решают.

Тоже правильно. Пусть сами решают, а не взваливают это решение на плечи своей бывшей жены и матери. Ну да, матери-то бывшими не бывают.

— Еще сестра сказала, что выбор можешь сделать и ты, — усмехнулась моя проводница.

Я только хмыкнул. Нет уж, дорогие мои. Моя задача — получить принципиальное согласие жены и матери, я его и получил, а уж вы там как-нибудь сами решайте — кто станет мужем девчонки. У меня язык не повернется назвать Вильфрида будущим мужем Инги. Не выйдет из парня толкового короля. Супруга, разумеется, бразды правления перехватит, но это не совсем то, что требуется для государства.

А коли я приму решение в пользу Силинга-старшего, у меня появится враг. А если так случится, что Деметрий не обзаведется потомством от Инги и Вильфрид станет-таки правителем? Он, конечно же, паренек славный и мухи не обидит, но есть и другие. Взойдет Силинг-младший на трон, сразу же появятся люди, которые и будут править страной вместо растяпы короля.

— А что насчет королевского титула для Его Высочества? — поинтересовался я.

— Если Деметрий хочет именоваться королем — то пусть становится. Клятва, данная народу олкенов его предками останется в силе у всех потомков по крови. Но стать королем можно только взяв меч Алуэна.

[1] Да-да, автор знает, что он пишет неправильно. Сердце — это мышца и скрипеть оно не может, так что следует писать «скрепя сердце». Но пусть читатель уличит меня в безграмотности, но я не смогу себе нафантазировать те самые скрепы, которыми укрепляют расшатанное сердце. А вот то, как сердце вздыхает и поскрипывает, отчего-то вообразить могу. Обещаю, что когда-нибудь напишу верно.