Для фортепиано соло. Новеллы

Зеленый пояс © Перевод. Ю. Рац, 2011

— Бертран, — сказала Изабель, — не могли бы вы сегодня вернуться домой к чаю? Мне было бы приятно. Я жду вечером эту бедняжку Натали, и мне тяжело принимать ее наедине. К тому же в своем письме она упомянула, что хотела бы с вами посоветоваться.

Он заглянул в свою записную книжку и сказал с досадой:

— Это расстроит все мои планы.

— Простите, что затрудняю вас, Бертран, но я страшусь этого разговора больше, чем вы можете себе вообразить… Мы не виделись с Натали со дня смерти ее мужа, а то, что с ним произошло, настолько ужасно, что я не представляю, как она жива осталась после этого. Этот припадок безумия, эта драма и гибель… Слишком тяжкое испытание для одного человека. Нет таких слов, которые могли бы ее утешить… Честно говоря, я ума не приложу, что ей сказать.

— Я тоже, — ответил он. — Не кажется ли вам, что в таких случаях лучше всего говорить как можно меньше? Я думаю, когда она вас увидит, сразу начнет плакать… Вы тоже заплачете… Вот и обнимите ее, приласкайте, доверьтесь интуиции…

Подумав, он прибавил:

— Я прекрасно понимаю, насколько этот разговор будет тягостен для вас; я все улажу и буду с вами.

Вечером, за несколько минут до назначенного часа, он появился в маленькой гостиной Изабель.

— Я так волнуюсь, — пожаловалась она, — я пыталась читать, но мысли мои заняты только этой несчастной… Я смотрю на дверь, в которую она сейчас войдет, и все слова улетучиваются у меня из головы… Это просто ужасно.

— Да успокойтесь же, — сказал Бертран. — Не нужно никогда специально готовиться к тяжелому разговору… Бросайтесь в него, как опытный пловец в ледяную воду — это совет Стендаля… Вы распорядились подать чай?

— Да, я велела Марии подавать через пять минут после приезда Натали… Надеюсь, при посторонних она сдержит первые рыдания, а потом разговор пойдет легче.

Бертран взял какую-то книгу, открыл и, вздохнув, закрыл снова. Оба молчали. Тишину разорвал негромкий звон колокольчика. Изабель встала.

— Это Натали, — сказала она.

— Сидите же, не вставайте, — взмолился он.

В передней послышался чистый, ясный голос:

— О, как у вас тепло! Я сниму пальто.

Дверь открылась. На пороге появилась Натали. Ее хорошенькое личико немного осунулось и побледнело, но она почти не изменилась и выглядела все такой же юной.

— Добрый день, — сказала она… — О, Бертран, это так мило с вашей стороны… Я не смела надеяться, что вы найдете для меня время… Как у вас тепло, Изабель…

Когда час спустя Бертран, проводив гостью, вернулся в гостиную, Изабель взорвалась.

— Это невероятно! — воскликнула она. — Вам не кажется, дорогой? Я вся дрожала при мысли о разговоре с ней… А она хоть бы слово сказала о своем горе!

— Только общие фразы, — подтвердил Бертран. — Время от времени у нее проскальзывало: «в моем положении»… Но действительно, ничего прямым текстом. И мне совершенно не понятно, почему она хотела меня видеть… Вы говорили, ей нужен мой совет? Но она меня ни о чем не спрашивала.

— Это не моя вина, Бертран; я просто передала вам содержание ее письма… Нет, я до сих пор не могу опомниться! Вы видели что-нибудь подобное? Эти бесконечные рассуждения о рукавах буфами… Кстати, вам действительно нравятся такие рукава, как вы ей сказали?.. Я полагала, вы предпочитаете облегающие?

— Ну конечно, — ответил Бертран, — но вы почти все время молчали, вот я и пришел вам на помощь.

— Я два раза пыталась заговорить с ней о ее муже, — сказала Изабель. — И каждый раз она уходила от разговора, отвечая мне коротко и сухо, и вновь возвращалась к своим планам: поездка в Грецию, этот круиз, каюта, которую она хочет получить!.. В сущности, она его никогда не любила.

— Кто знает?.. — заметил Бертран.

— А ее дети?.. Вы слышали, что она мне ответила, когда я ее убеждала, что дети будут ей утешением?.. «Вы так считаете? — спросила она… — А вы сами любите детей?.. Я — нет… Когда я вхожу в комнату, где они играют, меня даже не замечают… Я смотрю на них, и мне грустно…» Что тут скажешь? Зато о вашей последней книге она говорила без умолку.

— Ну, это не преступление, — возразил Бертран, — видно, что она ее внимательно прочитала.

— Вот как раз этого я ей не могу простить, — сказала Изабель. — Как она может внимательно читать, когда должна быть в полном отчаянии? И наконец, этот невозможный зеленый пояс!.. Вы обратили на него внимание?

— Да, — сказал Бертран. — Кстати, очень красиво: все черное, и на этом фоне такая яркая нота.

— «Красиво», Бертран! Может быть, но это тем более возмутительно!.. Ужасно! Не прошло и трех месяцев со дня смерти ее мужа, причем при трагических обстоятельствах, как она позволяет себе появляться в неполном трауре! О, я знаю, вы не придаете большого значения таким мелочам… Впрочем, я тоже. Но все-таки надо соблюдать хоть какие-то приличия… Этот пояс изумрудно-зеленого цвета!.. Я глаз не могла от него отвести.

— Милая моя Изабель, — сказал Бертран, беря ее за руку. — Вы ведь так переживали из-за этой бедняжки…

— Она этого совершенно не заслужила… А с каким аппетитом ела! Сначала я едва осмелилась предложить ей чашку чая… Но она перепробовала все: торт, печенье… «Ваши сандвичи с перцем просто чудо», — объявила она мне… Я даже не знала, что ей ответить…

Бертран улыбнулся:

— Кто бы мог подумать, что только сегодня утром вы дрожали как осиновый лист и почти со слезами ожидали ее прихода!.. Видите, я был прав, утверждая, что никогда не надо заранее продумывать ситуацию… Все происходит совершенно иначе и гораздо проще, чем мы себе представляем.

Через несколько дней стало известно, что Натали скончалась, приняв смертельную дозу веронала.