Доктор Митчелл сказал, еще два-три дня, и Константина можно будет забирать из больницы. Внутренние органы функционируют как положено, нервная система в порядке, кости срастаются хорошо. Скоро он сможет вернуться к работе и нормальной жизни.
Итак, все позади? Да, за исключением того, что одна влюбленная женщина пала жертвой… чего? Случайности или закономерности? Кто копает яму, тот упадет в нее, и кто разрушает ограду, того ужалит змей.[108] О, если бы все было так просто!.. Так ли уж она виновата? И одна ли она виновата? Для секса нужны как минимум двое. Если бы Константин устоял, она, возможно, нашла бы ему достойную замену, и в этом случае у нее вряд ли возникло бы желание убить его. Таким образом, он сам спровоцировал собственное убийство. Блестящая логика! Но и в ней имеется изъян. Не все становятся убийцами из-за собственной ревности или безнравственности партнера.
Ей уже доводилось сталкиваться с подобной дилеммой, с той разницей, что речь шла не об убийстве, а о банальной супружеской измене, на которую Анна, тогда еще девчонка, сознательно толкнула взрослого, женатого мужчину. Она нуждалась в нем, она его получила. И хотя позже ей удалось договориться со своей совестью, она частенько задавала себе вопрос: а что думает об их тайной страсти сам Леонид? Отец лучшей подруги… Хорошенькое дело!
А может, не судить себя так строго? Константин-то, небось, не судит – это не в его правилах. Себя не судит, а Дэймона осудил. Подсунул ей эти мерзкие статейки… А теперь смотрит на них обоих большими голубыми глазами, и после всего, что он перенес, язык не поворачивается назвать его сволочью. Как сказал отец, главное – не заставлять страдать других. А среди них, четверых глупцов, кажется, нет такого (такой), кто не пострадал бы так или иначе. Значит, нужно простить. Прежде всего, себя. Потому что если ты не умеешь прощать самого себя, другого не сумеешь простить тем более.
На белом свете должны быть люди, которые ведут себя неправильно, которые выполняют роль козлов отпущения и потому необходимы всем остальным. Задумайтесь, чем мы обязаны детективным романам и газетным хроникам, – благодаря им мы с чистой совестью можем заявить: «Слава богу, я не из тех, кто совершает преступления, на мне нет вины». Мы довольны собой – и обязаны этим людям порочным. Это придает глубочайший смысл тому факту, что Иисус был распят между двумя разбойниками. Они тоже были спасителями человечества – козлами отпущения.[109]
Накануне Дэймон решил показать ей Инбер-Кихмайн, где родилась и выросла несравненная Этайн, дочь Этара, в предыдущем воплощении супруга Мидира из Бри-Лейт. Он зашел за ней, когда она еще вертелась перед зеркалом, не в состоянии сделать выбор между классическими черными брюками и слегка расклешенными бежевыми, в тонкую полоску. И те, и другие были ей катастрофически велики. И стоит ли удивляться? Известно же, что лучшее средство для похудания – это стресс. Для фигуры-то это, может, и неплохо, но однозначно плохо для гардероба.
Сидя в кресле, Дэймон снисходительно наблюдал за примеркой.
– Тебе не приходило в голову надеть юбку?
– Юбку? – Анна оторопела. – Но… У меня нет юбки.
– То есть как?
Она пожала плечами.
– Очень просто. Нет и все. Я их не ношу.
– Ну вот что, – распорядился он, вставая. – Одевайся и двигай на выход. Мы едем в магазин.
– Куда?
– В магазин. Я куплю тебе юбку.
– ???
– Одевайся и пошли! – заорал Дэймон. – Ну? Живо-марш!
И он купил ей юбку. Сначала одну – жемчужно-серого цвета, с маленьким разрезом сзади, что называется «офисный стиль». А потом другую – узкую, длинную, до самого пола, в которой уж точно на улицу не выйдешь, а только так, от порога до лимузина. К этой последней, как нетрудно догадаться, сразу же потребовался корсет на косточках, а при зрелом размышлении еще и туфли на высоком каблуке. Анна попыталась воспротивиться (это слишком дорого, я не могу принять такой подарок), но когда девушка-продавец зашнуровала ее и подвела к зеркалу, собственный вид настолько ее потряс, что она попросту лишилась дара речи. Темно-зеленая тафта искрилась при свете электрических ламп, искусно скроенная модель делала фигуру безупречной. Осиная талия, приятная выпуклость бедер… Неужели это я?
Дэймон окинул ее горделивым взглядом собственника.
– Дышать-то можешь?
Ей надолго запомнилась эта картина: он восседает на мягком кожаном диване с видом восточного владыки, а услужливые продавцы, которые еще час назад изнывали от скуки, наперебой предлагают ему то кофе, то журналы, то еще что-нибудь. Цены здесь такие, что клиентов просто не может быть много. В его глазах спокойствие человека, готового к любым ударам судьбы. Видно, что он уже успел привыкнуть к своим деньгам и научился получать от них удовольствие, но если вдруг, по какой-то неведомой причине, ему случится потерять все, с той же царственной невозмутимостью он будет выбирать одежду во время сезонных распродаж в магазинах вроде «С&А».
– И что мне делать со всей этой роскошью? – спросила Анна, прижимая к груди пакеты.
– Для начала повесить в шкаф.
– А потом?
– Если хочешь доставить мне удовольствие, надень все это в канун Самайна.
– Ты придешь ко мне? Но… – Она поколебалась. – Я не уверена, что Костя…
– Ты не уверена, что наш восставший покойник из больницы рванет прямиком в Данглоу? Думаешь, он захочет провести несколько дней с тобой в Дроэде? – Дэймон усмехнулся. – Ничего страшного. Если он будет хорошим мальчиком, мы возьмем его к себе в постель. А если нет, привяжем к спинке стула и заставим любоваться издали.
Анна искоса посмотрела на него, не вполне понимая, шутит он или говорит серьезно. Привяжем к спинке стула… С него станется! Возьмем к себе в постель… Занятый маневрами на проезжей части, Дэймон, кажется, и не заметил, что сказал нечто примечательное. Вот кто не судит ни себя, ни других. Потрясающее великодушие или потрясающее безразличие?
– Ладно, расскажи лучше про Мидира. Ему удалось заполучить назад свою Этайн?
– Не беги впереди паровоза, милая. Вот доберемся до места…
Вересковые пустоши, можжевельник и лещина по берегам холодных, глубоких озер – там он поведал ей о дальнейших злоключениях божественной пары.
– В ту пору правил Ирландией король Эохайд Айрем, и все пять провинций признавали его главенство. Одно было плохо: у верховного короля не было жены, и благородные вожди отказывались приводить своих жен на ежегодный праздник в Таре. Разослал он тогда гонцов по всей стране, повелев им найти для него прекрасную деву, не знавшую мужа. В землях далеких и близких искали ее, а нашли в Инбер-Кихмайн, и была это Этайн, дочь Этара.
– Уже другая Этайн? Не та, которую любил Энгус Ок?
– Слушай… Был у короля брат по имени Айлиль, увидел он Этайн на празднике Тары после того, как разделила она ложе с Эохайдом, и полюбил ее так, что оказался ближе к смерти, чем к жизни. Томился он, не желая запятнать свою честь, и ничего не говорил ни брату, ни девушке.
Пришло время Эохайду, по обычаю верховных королей, совершить ежегодный объезд провинций. Собрался он в путь, а Этайн оставил с Айлилем, чтобы она ухаживала за ним, а в случае его смерти исполнила необходимые погребальные обряды.
День за днем проводила Этайн у постели больного, и от того, что он видел ее, становилось ему легче. Заметила это Этайн и спросила, какова же истинная причина его болезни. «Любовь к тебе», – отвечал Айлиль. Смутилась Этайн, но потом рассудила, что не годится столь доблестному воину погибать из-за любви к женщине, и назначила ему свидание на холме за пределами Тары, ибо не желала «позорить короля в его же доме».
Ровно половину ночи не спал Айлиль, а к назначенному часу одолел его сон, и очнулся он лишь к полудню. Между тем поднялась Этайн на холм и увидела там человека, во всем похожего на Айлиля, который вместо того, чтобы обнять ее, принялся жаловаться на свою немощь.
К полудню проснулся Айлиль, вспомнил все и пришел в отчаяние.
«Отчего ты горюешь?» – спросила Этайн.
«От того, что договорился с тобой и не сдержал слова, – отвечал Айлиль. – Одолел меня сон, и лишь недавно я проснулся».
«Не беда, – успокоила его Этайн, – будет новая ночь».
И опять половину ночи провел Айлиль без сна, и горело перед ним пламя, и стояла вода, чтобы промывать глаза, но как настало время собираться на свидание, забылся он тяжким сном и проспал до полудня. Этайн же поднялась на холм в условленный час и снова встретила там человека, похожего на Айлиля. А вернувшись домой, увидела настоящего Айлиля, который горько сокрушался от того, что проспал. Так повторялось трижды.
Наконец решила Этайн расспросить незнакомца, который выдавал себя за Айлиля.
«Не с тобою был у меня уговор, – сказала она ему при встрече. – Откройся же, кто ты и что тебе нужно? Не скука и не похоть причина моих встреч с Айлилем, но лишь забота о благе человека, которому суждено стать королем Ирландии».
«Ко мне, а не к нему, должна ты приходить, – был ответ, – ибо когда звалась ты Этайн Эхрайде, дочь Айлиля из Маг-Инис, я был твоим супругом. Немалый выкуп реками и долинами я заплатил за тебя и оставил в доме твоего отца столько золота и серебра, сколько весишь ты сама».
«Что же нас разлучило?»
«Чары Фуамнах, которая ныне мертва, и заклинания Бресала Этарлама. Пойдешь ли ты со мной теперь?»
«Не пойду, – сказала Этайн. – Не оставлю я короля Ирландии ради человека, не открывшего мне своего рода и племени».
И молвил незнакомец:
«Это я вложил в сердце брата короля страсть, что едва не стоила ему жизни. Я же отнял у него мужскую силу, дабы не пострадала твоя честь. Я Мидир, владыка Сид-Бри-Лейт. Пойдешь ли ты со мной, если сам Эохайд даст на это свое согласие?»
«Если даст он согласие, с охотой пойду», – ответила Этайн.
Дома посмотрела она на Айлиля и увидела, что его любовный недуг прошел без следа. Когда же воротился домой Эохайд, то возрадовался от того, что нашел своего брата живым и здоровым, и похвалил Этайн за доброту и щедрость ее сердца.
Стоя на балконе, Анна услышала, как в соседнем номере стукнула дверь. Первый час ночи. Неужели Дэймон только что вернулся из больницы? Уходя, он оставил балконную дверь приоткрытой, так что в тишине было хорошо слышно, как он ввалился в комнату, включил и сразу же выключил телевизор, обессиленно рухнул на кровать, полежал минуту или две, после чего встал и вышел глотнуть свежего воздуха.
– Привет, – сказала Анна, подходя вплотную к разделительной перегородке.
Он протянул руку навстречу ее руке, их пальцы переплелись.
– Ты был у Константина?
– Да, посидел немного. Уколы отменили, так что теперь его слегка колбасит.
– Жалуется?
– Господь с тобой! Это не человек, а терминатор. – Дэймон устало навалился на парапет. – И как мне могло показаться, что он похож на Ларри? Ни черта он не похож.
– Ну, разве что, внешне… – протянула Анна. – Самую малость.
Стоя под звездами, которые в кои-то веки не прятались за тяжелыми серыми тучами, они смотрели с надеждой и страхом в одну и ту же сторону – в сторону Бруга.
– Скоро наступят дни Самайна, – услышала Анна прерывистый шепот. – Тогда раскроются чудесные холмы по всей Ирландии, и я опять увижу своего кровного брата, своего друга.
– Думаешь, Мак Ок разрешит тебе повидаться с ним?
– Разрешит, куда он денется.
– Он очень хитер. Не верь ему.
– Перестань. Что может случиться?
Анна крепче сжала его руку.
– Сам знаешь. Он пообещает тебе встречу с твоим другом, заманит в Бруг и оставит там навсегда.
– Это вряд ли. Я не так красив, как Лоренс. А Энгус Ок уводит в свой Сид только очень красивых людей.
– Ты красивый мужчина, Дэймон, – сказала Анна, чуть не плача. – И я знаю, что он охотится за тобой. Он заманит тебя в Сид, предложит еды и питья, и ты никогда уже оттуда не выйдешь.
– Чему быть, того не миновать, – философски изрек Дэймон. – Но пока я здесь, советую этим воспользоваться.
С присущим всем сексуальным фантазиям наивным бесстыдством она мгновенно представила его раздетым, раскинувшимся на постели в сладкой истоме. Самодовольная улыбка… голос, хриплый от предвкушения…
– Иди сюда, – прошептала она, отступая на шаг, чтобы дать ему возможность перебраться через ограждение.
Он придвинул ее к стене, с бесцеремонностью уличного насильника запустил руку ей под свитер.
– Итак, малышка, чем ты собираешься порадовать меня?
– А чего ты хочешь?
– О-о!.. – Он рассмеялся. Блеснули белые зубы. – Чего-нибудь поистине ужасного. Гнусного, непристойного. Такого, что приличной девушке и в страшном сне не приснится. Согласна?
– Не знаю, – пискнула она, извиваясь в жадно тискающих ее руках.
– Это не ответ. – Дэймон втащил ее в комнату и швырнул на кровать. – Ты что, телевизор не смотришь? Тебе положено отвечать «да, мой господин», «слушаюсь, мой господин». Но только не таким тоном, каким ты обычно говоришь «подожди, я хочу зайти вон в тот магазин» или «подержи мою сумку, у меня шарфик развязался». – Смеясь, он стянул с нее джинсы вместе с кружевными трусиками. – Ну-ка, попробуй… Нет, так не годится. Заставь меня поверить в то, что ты боишься, иначе придется напугать тебя по-настоящему.
– А тебя? Тебя когда-нибудь пугали по-настоящему? – спросила она, уже понимая, что сделает все, что от нее потребуется.
– О да, моя ненаглядная. И не только те, кто желал мне зла.
Еще один прыжок во времени на пять с лишним лет назад…
Тихо, тихо, на черепашьей скорости он подъехал в кромешной тьме к условленному месту. Верхушки деревьев покачивались, перешептываясь, дивясь человеческой глупости, тщете человеческой, жалким попыткам противостоять повсеместной и вопиющей бессмысленности бытия. Гравий похрустывал под колесами. Звезды печально кружили в разверстой ледяной пасти космоса, и вечный этот танец вызывал приступы неврастении у отдельных обитателей инфицированных белковой жизнью планет.
Дэймон вышел из машины и остановился, не зная, что делать дальше. Огляделся при свете фар. Пустая дорога, непролазные заросли по обочине. Телефон оттягивал карман рубашки. Может, он позвонит? Черт, где же его искать?
– Ларри, – тихо позвал он в темноту. – Это я, старина.
И замер, почувствовав сталь у виска.
– Да, это ты. Наконец-то. Как же я мечтал об этой минуте!
Безумный смех Ларри был тем самым звуком, от которого рушились крепостные стены, и вывернутые с корнем вековые деревья рядами ложились на землю, точно трава под косой батрака.
– А ты поверил мне, да? Поверил джанки?
– Да, – ответил Дэймон, хотя от страха так свело гортань, что слова с трудом находили дорогу на свет божий.
– Поверил психопату?
– Да.
Дэймон стоял посреди дороги со стволом у виска, кровь стыла у него в жилах, а в голове не было ни единой мысли.
– Поверил убийце?
– Да.
Сухой щелчок возвестил о том, что пистолет поставили на предохранитель.
– Вера твоя спасла тебя.
Неловким движением без размаха Ларри зашвырнул пистолет в траву. Слышно было, как он приземлился с коротким стуком.
– Если бы ты немного подумал, старина, ты бы догадался, что я встречу тебя именно так.
Глубоко вздохнув, он привлек Дэймона к груди, словно утраченную и вновь обретенную возлюбленную.
– Да, это ты. С ума сойти можно. – Отстранился, заглянул ему в лицо. – Знаешь, чем мы сейчас занимаемся? Ищем проблемы на свою задницу. Утром Сидни обнаружит исчезновение наследника…
– Утром мы будем уже далеко, – Дэймон кашлянул, прочищая горло. – Садись в машину.
– У тебя есть план?
– Да.
Ларри восторженно прищелкнул языком.
– Я тебя обожаю, Дэй.
Дэймон улыбнулся одной стороной рта.
– Я знаю. Да, вот еще что… – Он извлек из кармана телефон. – Если у тебя есть такой же, выкинь его. Немедленно.
И забросил телефон в кювет. Ларри без вопросов последовал его примеру.
Уже перед выездом на скоростную магистраль он спросил:
– Паспорт у тебя с собой?
– Да. Паспорт и четыреста долларов. А что? Мы собираемся пересечь границу штата?
– Угадал.
Ларри присвистнул.
– Доверься мне, старина, – сказал Дэймон, некстати вспомнив о своем решении бросить курить. – Человек, которого ты только что пристрелил, имеет право на малую толику доверия.
Вот это был испуг так испуг. Почище того, что ему довелось испытать в полицейском участке Хоторна. Позже, в конце лета, и уже не в Калифорнии, а в Неваде. Тогда ему, по крайней мере, не приходилось опасаться за свою жизнь. А Ларри… Ларри был непредсказуем как торнадо.