До особого распоряжения

В «Гранд-отеле» жили почти одни иностранцы. Махмуд-бек осторожно шел по мягким, дорогим

коврам, подавляя желание остановиться и как следует осмотреться по сторонам. Трудно сразу

привыкнуть к богатой обстановке, к развязным, шумным американцам, к сдержанным англичанам, к

смущенным таким окружением восточным купцам.

Купцы с удовольствием бросились бы в первый попавшийся караван-сарай и наслаждались бы

обычной сутолокой, жирной едой, привычными соседями.

Неловко себя чувствовали купцы... Но надо потерпеть несколько дней. Потом и они смогут рассказать

землякам о роскоши, в которую довелось им окунуться. Купцы давали слишком щедрые чаевые.

Официанты и слуги кланялись, но особого почтения и страха не испытывали, как, например, перед

англичанами.

Много десятилетий страной правила Великобритания. И в таких гостиницах, как «Гранд-отель»,

конечно, были установлены законы «доброй старой Англии». Это только в военное время законы

нарушались появлением шумных или очень робких посетителей.

Фарида боялась выходить из номера. Она даже боялась прикоснуться к дорогой мебели, к черному

непонятному аппарату, который называли телефоном.

Ее поведение веселило Махмуд-бека. Он показывал на сверкающую отделку ванной, словно фокусник

крутил краны... И свежая, чистая вода, совсем не похожая на ту мутную из арыков и водоемов, хлестала

по мрамору.

Завтрак, обед, ужин приносил молчаливый слуга на широком подносе. Он ловко расставлял посуду,

раскладывал ножи, вилки, ложки... И так было много этой посуды, что не только Фарида, но и Махмуд-бек

терялся.

- Ничего, - смеялся он, - привыкнем и к такой жизни.

А Фарида с тоской смотрела на мужа. И был в главах один и тот же вопрос: когда мы поедем домой, в

Самарканд.

Махмуд-бек старательно избегал очередного разговора с Фаридой.

Но в «Гранд-отеле», в дорогом двухкомнатном номере, где не было слышно чужих шагов и стояла

непонятная, даже пугающая, чужая тишина, она ночью заплакала. Прижавшись к мужу, Фарида не

смогла сдержать слезы, ее била мелкая дрожь.

Все было у нее в жизни за это короткое время. Она видела Махмуд-бека молодым, стройным

человеком. Видела его в цепях, старым и больным... Они жили в тесных глинобитных домах с земляным

164

полом... А эти белоснежные простыни, мягкая постель, эти ковры и молчаливый слуга ее испугали. Она

почувствовала новую угрозу над жизнью любимого человека.

- Уедем! - сквозь слезы шептала она. - Уедем отсюда! Мне нельзя... больше...

- Почему? - насторожившись и не понимая последней фразы, спросил Махмуд-бек.

- Нельзя. У меня будет ребенок...

Она сообщила об этом торопливо и, повернувшись, уткнулась в подушку. Махмуд-бек гладил

открытые плечи и ласково успокаивал:

- Все будет в порядке. Все будет хорошо… Только успокойся! Только успокойся!

На следующий день пришел Аскарали. Фарида с надеждой посмотрела на старого друга: что он

скажет, Аскарали был весел. Он обнимал Махмуд-бека, хлопал его по спине.

- Совсем молодцом стал. Совсем богатырь...

Махмуд-бек и в лучшие времена был худощав, невысок ростом - словом не выглядел богатырем. Но

похвала друга ободрила его: значит, все в порядке, значит, ему предстоит довести дело до конца. Фарида

разочарованно вздохнула и ушла в спальню, прикрыв за собой дверь.

- Обедал? - спросил Махмуд-бек и потянул руку и звонку.

- Все! Все в порядке. Я, к сожалению, на несколько минут.

- Опять на несколько...

- Да. О твоем приезде сегодня же станет известно среди эмигрантов. У нас больше не будет времени

как следует поговорить. - Аскарали положил на стол пачку газет. Махмуд-бек невольно потянулся к ней. -

Потом. Я оставлю. Там, кстати, есть номер журнала «Милий Туркистон». Тебе будет любопытно узнать,

чем живет Туркестанский комитет в Берлине. Это уже шестидесятый номер...

- Развернулись...

- Узнаешь... - односложно ответил Аскарали. - Итак...

- Я еду через две недели. Этот срок определил молодой вождь.

Аскарали вытащил карту.

- Показывай.

- Меня будут ждать в селении. Вот здесь. Человек из его племени. - Махмуд-бек замялся. -

Шамсутдина придется оставить с Фаридой.

Аскарали непонимающе смотрел на друга.

- Тут. . - покраснев, как мальчишка, пробормотал Махмуд-бек. - Дело в том... У нас, наверное, будет. .

- Сын! - не сдержался Аскарали. - Вот и хорошо! Замечательно!

- Тише! - умоляюще прошептал Махмуд-бек, глазами показывая на дверь спальни.

Аскарали кивнул, поднял ладонь: понимаю, понимаю.

- Ничего, - сказал он. - Снимем здесь квартиру. Или отправить? Ну, в Турцию...

- Не поедет. . - уверенно сказал Махмуд-бек.

- Тогда будет ждать здесь. А ты пойдешь один. У тебя, надеюсь, будет сильный, преданный спутник.

- Да... Молодой вождь не должен подвести.

- Значит, через две недели? - зачем-то переспросил Аскарали.

- Через две... Сойдет снег в горах. Сейчас дороги закрыты.

- Через неделю, - вдруг твердо заявил Аскарали.

- Почему?

- Потому что здесь... - Аскарали показал на карту. - Вот здесь... Фирма «Моррисон» строит

водохранилище. Здесь живут и наши туркестанцы. Совсем рядом. Фирма не только строит. Кое-кто из

работников фирмы занят подбором кадров для заброски к нам. Кого-то они, кажется, нашли. Возьми его

с собой. Доведи до Джанибека.

- Придется...

- Ну вот и все. Я тоже буду ждать тебя. А сейчас из всей этой пачки можешь посмотреть одну газету.

По торжествующему тону Махмуд-бек понял, какой подарок ему преподнес Аскарали.

Махмуд-бек быстро нашел «Правду». На первой странице был приказ Верховного

Главнокомандующего. «...Войска 8-го и 2-го Украинских фронтов овладели столицей Австрии Веной...»

- А как выглядит салют? - спросил Махмуд-бек.

- Не знаю... - сказал Аскарали. - Наверное, красиво.

Махмуд-бек жадно читал сообщения из городов страны. И вдруг - Самарканд... Завод «Красный

двигатель» перевыполнил план... Фамилии комсомольцев. Наверное, совсем молодые ребята.

Сколько прошло минут? Сколько часов? Махмуд-бек увидел протянутую руку Аскарали. Друг

осторожно отнимал газету:

- Все! Все!

- Я потом уничтожу! - поклялся Махмуд-бек.

- Мне будет спокойнее, если я ее унесу... Все!

Короткая встреча с Родиной. Именно - все! Через неделю снова степь. Сигнальные костры. У костров

будут ждать новые, незнакомые люди...

Один из инженеров фирмы «Моррисон» сам пришел в поселок эмигрантов. Он искал встречи с

Махмуд-беком.

165

В маленькой комнатке шел разговор о судьбах мира, о большой, страшной войне. Инженер заглянул в

открытую дверь. Недалеко от дома плясало пламя костра.

- Видите, без конца человек подбрасывает саксаул в огонь. Иначе даже чаю не вскипятишь...

И он, довольный сравнением, засмеялся.

- Надо подбрасывать... - согласился Махмуд-бек.

Начало серьезному разговору было положено.

- Мы о вас немного знаем, - сказал инженер. - Поэтому я так смело пришел к вам.

Махмуд-бек опустил голову.

- Один вы не сможете долго удерживать огонь.

- Не смогу... - опять согласился Махмуд-бек.

- Вам нужна помощь сильных друзей.

- Они нас часто подводили.

- Увы! - развел руками инженер. - Такова жизнь. Иногда люди подводят не по своей воле.

- Бывает.

- Вы с моими друзьями уже встречались, - деловито продолжал инженер. - Думаю, что наша дружба

продолжится.

- Хорошо бы...

- Вы идете в горы?

Махмуд-бек промолчал.

- Это, конечно, ваше дело. В него мы не вмешиваемся...

Они всю жизнь, всю долгую историю вмешивались в чужие дела. Об этом Махмуд-бек тоже

промолчал.

- Возьмите человека, - попросил инженер. - Помогите перебраться через горы туда, к Советам.

- Я подумаю...

- Подумайте, - спокойно согласился инженер.

Как и предполагал Махмуд-бек, инженер оставил деньги на «святое, великое дело».

Проводник не высказал удивления, что с ними пойдет третий человек. Он беспрекословно подчинялся

Махмуд-беку, выполняя приказ молодого вождя.

- Будет труднее... - сказал он. - К Живому Богу его не следует вести.

- Ты прав, - ответил Махмуд-бек.

Третий путник догнал Махмуд-бека через день.

- Я от «Моррисонов», - представился парень.

Махмуд-бек видел его в поселке мельком. Он даже не подумал, что выбор падет на этого тихого,

ничем не приметного парня. За всю дорогу парень не проронил ни слова, даже старался не смотреть на

Махмуд-бека, будто пытался скрыть свою неприязнь.

Насколько хорошо Махмуд-бек стал разбираться в людях, тот парень, кажется, решил перехитрить

своих «Моррисонов». Ему просто нужно отсюда уйти. Нужно добраться до родной земли.

Это пока было только предположение.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

О положении на фронте в последние месяцы Великой Отечественной войны я получал информации

из местных газет, от сведущих людей. Но о том, что происходит в тылу, в моей республике, я знал очень

мало. Сведения до меня доходили редко, особенно в тюрьму.

Впоследствии по газетам прошлых лет и особенно из поездок по Узбекистану я мог представить, какие

огромные работы велись во всех уголках родного края.

В тяжелый 1943 год Узбекистан приступил к строительству одной из крупнейших в СССР

гидроэлектростанций - Фархадской ГЭС.

Вот короткое сообщение в одном из номеров республиканской газеты:

«Усилиями молодежных бригад был подготовлен котлован, потребовавший выемки 100 тысяч

кубометров земляных работ и кладки свыше 20 тысяч кубометров бетона».

Примеры высокого патриотизма, стойкости и воли приводятся в коротких информациях.

На строительство Нижнебозсуйской ГЭС пришел Алимджан Карабаев. В боях с немецко-фашистскими

захватчиками комсомолец лишился зрения. Никакие уговоры не могли изменить решение Алимджана.

Он настоял на своем и получил работу по выемке земли.

В сводках о сборе хлопка указывались сотни фамилий комсомольцев и коммунистов, сдавших в 1944

году по 10 000 и более килограммов «белого золота». Это при ручном сборе.

Поэт Султан Джура, которого я хорошо знал в юности, погиб за освобождение Белоруссии. Он

присылал с передовой в Узбекистан стихи о весне, о людях, которые помогают фронту своим трудом.

Так в эти тяжелые годы жила моя республика.

ГОРНЫЕ ТРОПЫ

Они поднимались неторопливо...

166

Цокали копыта маленьких лохматых лошадей. Неказистые на вид животные были выносливыми,

чуткими. Не обращая внимания на клокочущую воду, которая пенилась тут же рядом, на стремительные,

жутковатые обрывы, лошади находили надежный путь. Полностью доверившись их чутью и

осторожности, дремал в седле проводник. Дремал как-то странно. Он сидел прямо, вытянувшись, ни разу

не покачнулся и не склонил голову.

Проводнику лет двадцать пять. Он, наверное, вырос в седле и не впервые пускается в такой долгий,

опасный путь.

На перевалах едва заметные извилистые тропки расползались в разные стороны. Не было случая,

чтобы проводник задумался хотя бы на минуту. Он точно, безошибочно выбирал нужную. Махмуд-бек

хотел спросить, в который раз тот идет к Живому Богу, но удержался.

Проводник разговаривал мало. А о делах вообще молчал. Он понравился Махмуд-беку с первого дня

знакомства, когда внизу, в небольшом поселке, они вместе покупали этих лошадей. Выбирал проводник.

Он не хлопал лошадей, не трепал их гривы, не рассматривал зубы, а просто погладил одну по шее и

остался доволен:

- Хорошие... - коротко определил проводник. - Надо покупать. - Потом спросил о цене и, услышав

ответ, опять коротко сказал: - Надо платить.

Хозяин, получив деньги, бережно спрятал их в поясной платок, прочитал молитву и пожелал путникам

счастливого пути. Потом передал завернутый в грязноватую тряпицу солидный комок местного сыра.

Проводник, вероятно, почувствовал недоумение Махмуд-бека по поводу этой сделки, прошедшей

несуетно и быстро.

- Здесь честные люди, - позже объяснил он. - Хорошие люди. Не такие, как в городе. Эти лошади

стоят ваших денег.

Третий спутник молча выложил нужную сумму за свою лошадь. Расплачивался он небрежно, будто

всю жизнь так ловко орудовал солидными ассигнациями.

- Хозяин даже не пересчитал деньги, - потом вспомнил проводник. - Он тоже привык верить людям.

Молодой вождь дал Махмуд-беку не только сильного, опытного, но и умного проводника.

- Не слишком ли медленно мы двигаемся? - однажды спросил Махмуд-бек.

- Мы идем вслед за весной... - ответил проводник. - Она в горах не спешит. .

Он даже сам не почувствовал, сколько поэзии было в его ответе.

Травы упрямо, но с какой-то опаской, еще не доверяя первым теплым лучам, пробивались, лезли из-

под камней, из угрюмых, сырых расщелин. А дальше уже покачивались голубоватые, синие, желтые

цветы. Краски становились сочными, яркими... По торопливым ручьям, по бешеному рокоту небольших

пенистых речек проводник определял, что творится там, на высоте. Весна настойчиво и все смелее

будила этот край.

На привалах лошади возбужденно встряхивали лохматыми гривами, жадно раздувая ноздри, тянулись

к свежей траве. За зиму им надоело хрустеть сеном.

Трава была напоена весенними ливнями, соками пробудившихся гор. Махмуд-бек сорвал несколько

травинок, сжал пальцами и почувствовал, как скользнули капли...

Портил настроение третий спутник. Чувствовалось, что он не нравится и проводнику, хотя тот

открытого неудовольствия ни разу не высказал.

На привалах спутник устраивался в сторонке, разворачивал свой узелок с продуктами. И почему-то,

хотя никто его не торопил, жадно ел, запивая холодной водой жирную баранину.

А проводник молча разжигал костер, в потемневшем кумгане кипятил чай. Покосившись на Махмуд-

бека и словно получив его молчаливое согласие, он подносил пиалу угрюмому, странному юноше.

Разве так люди ведут себя в длинной, опасной дороге! Смешной человек... Он так может погибнуть,

если останется один. И никому не нужна его баранина. Смешной... От чая отказывается.

Казалось, что все это хочется проводнику высказать вслух. Но он никогда не вмешивается в чужие

дела, да еще в присутствии старшего, в присутствии человека, которому он обязан служить.

- Как тебя зовут? - спросил Махмуд-бек у странного спутника.

Тот испуганно замигал. Он боялся, что за первым вопросом мог последовать второй, третий...

- Адхам, - прошептал он.

- Узбек?

- Да.

- Почему же ты забыл обычаи своего народа? - вздохнул Махмуд-бек.

- Какие? - растерянно спросил Адхам.

- Эх ты... Разве об обычаях народа рассказывают. Их от матери, от отца перенимают.

Адхам опустил голову:

- Я не помню ни матери, ни отца.

Махмуд-бек взял у проводника пиалу с чаем, выплеснул его, налил свежего, горячего и спокойно

предложил:

- Выпей чай, Адхам, уже становится прохладно.

Юноша поднялся, нерешительно шагнул к Махмуд-беку и взял пиалу.

Третью ночь они провели в горах. Махмуд-бек чувствовал, как ноет правая нога. Его врач

предупреждал: опасаться сырости.

167

- Поселки впереди будут? - спросил Махмуд-бек.

- Мы их обойдем, - просто объяснил проводник.

- Почему?

- Там сейчас много чужих людей.

Махмуд-бек понял, о ком говорит проводник. Но что здесь делают англичане, американцы?

Проводник пнул ногой первый попавшийся камень.

- Собирают кусочки вот от таких. От скал тоже...

Конечно, не хотелось бы встречаться с чужими людьми. Но вместе с тем следовало взглянуть на этих

«геологов», на их работу. Слишком близко они подходят к границе.

- Знаешь что, - сказал Махмуд-бек, - пойдем через поселки.

- Хорошо, хозяин, - согласился проводник, - там дорога лучше.

Дорога была такой же трудной, еле заметной. Но к вечеру они почувствовали запах дыма, услышали

далекое, приглушенное блеяние овец. У огромного валуна проводник остановил группу.

- Видите! - показал он камчой вперед.

Махмуд-бек ничего не видел. Он смотрел до рези в глазах, но перед ним вставал лишь туман.

- Что там? - спросил Махмуд-бек.

- Человек. В руках дурбин. - Проводник засмеялся: - Я раньше верил, что в дурбин можно все увидеть.

Через горы... А мы сейчас так пройдем, что англичанин не заметит нас.

О силе обыкновенного бинокля проводник, наверное, слышал от памирцев. Здесь рождались легенды

о волшебных свойствах дурбина, через стеклышки которого можно увидеть даже сказочную страну. По-

разному называется эта страна у язгулямцев, ваханцев, шугнанцев, сарыкольцев. Одни называют страну

Шаполь, другие - Шапот, третьи - Шпал.

- Ты видел... ее? - улыбнулся Махмуд-бек.

- Не-е, - протянул проводник. - Я вижу очень далеко без дурбина. Нет такой страны...

- Она есть, - сказал Махмуд-бек.

- Где? - весело спросил проводник.

- У каждого своя, родная.

Проводник пожал плечами. Адхам слышал весь разговор, но даже не повернулся.

О какой стране думает он? Неужели юноша действительно ждет той минуты, когда перейдет границу?

Несколько раз Махмуд-бек замечал, как Адхам жадно рассматривал границу, привставая на стременах.

За долгие годы на чужбине Махмуд-бек часто провожал людей на советскую сторону. Какой бы

выдержкой и храбростью они ни отличались, подходя к границе, выдавали себя беспокойством,

тревожным состоянием. Вот и Адхам так же выдает себя. Он очень хочет вырваться из чужого мира. Но

Махмуд-бек не может еще поверить этому юноше.

Адхам может, конечно, пригодиться. Как он старательно запоминает каждое слово Махмуд-бека. Пусть

запоминает. .

Возможно, пока Махмуд-бек спустится с гор, его молодой спутник выложит все чекистам о скрытых

тропах, о становище Джанибека-кази.

Пусть запоминает. .

Нога болела. Проводник заметил это по лицу Махмуд-бека.

В теплом, пропахшем дымом доме с низкими законченными потолками было уютно и спокойно.

- Я позову мулло.

У памирцев мулло - просто грамотный человек. Он, конечно, может и прочесть молитву, и оказать

действенную помощь.

Мулло был нестарым и, видно, знающим человеком. Он осторожно стал толочь две драгоценные

горошинки в глиняной пиале. Потом добавил какие-то травы, налил горячее молоко, всего несколько

капель. И стал натирать ногу Махмуд-беку. О своем лекарстве мулло ничего не сказал, но Махмуд-бек

догадался, что в снадобье был змеиный яд.

- К утру пройдет. . - коротко сказал мулло. И только после этого прочитал молитву.

Утром мулло даже не спросил о самочувствии больного. Он был уверен, что ночь прошла

благополучно, гость может двигаться дальше, по своим делам.

- Я вот принес вам... - сказал мулло и протянул кусочек бересты памирской березы.

На ней было нацарапано несколько слов молитвы. С такими амулетами можно часто встретить людей

в горах.

Махмуд-бек серьезно принял амулет и спрятал его на груди.

Щедрую плату мулло долго не хотел брать, но Махмуд-бек настоял на своем. Снова послышалась

молитва, а на прощание мулло деловито, как хороший врач, посоветовал:

- Избегайте простуды. В горах не надо ночевать.

Проводник ничего не возразил. Он задумался: успеют ли они до ночи дойти до следующего

поселения. Мулло объяснил, как лучше и быстрее добраться.

- Там есть чужие люди? - спросил проводник.

- Их сейчас много... - вздохнул мулло. - Что поделаешь?

Махмуд-бек понимал местный язык. Здесь, на Памире, многие диалекты относятся к

восточноиранской языковой группе.

168

- Давно появились чужие люди? - спросил он.

- Появились... - неопределенно ответил мулло и, простившись с гостями, ушел.

Проводник сумел незаметно вывести Махмуд-бека и Адхама из поселка. Уже за поселком Адхам

попросил:

- Можно мне вернуться?

- Что случилось?

- Я только взгляну на тех... ну... на пять минут. - У него были какие-то свои соображения.

Вскоре Адхам догнал Махмуд-бека.

- Те? - спросил Махмуд-бек.

Адхам вздрогнул от неожиданного вопроса.

- Из «Моррисонов»?

- Да... Один бывал у нас, там, внизу... - сказал Адхам.

Больше он не вспоминал о чужих людях. Итак, фирма «Моррисон» пытается надежно обосноваться в

горах.

И Адхам больше, чем думал Махмуд-бек, знает о делах и людях этой фирмы.

В полдень они подошли к роднику. Лошади очень хотели пить. Почувствовав воду, они замотали

гривами. Но у родника были люди, шло пиршество. Недавно, часа два назад, здесь зарезали барана.

- Мазар... - коротко объяснил проводник и выжидающе посмотрел на Махмуд-бека: что будем делать?

Конечно, неплохо остановиться рядом. Все равно эти люди пригласят на обед, да благотворительное

угощение.

- Мазар... - повторил проводник.

Обычно так называют священную могилу, мавзолей на могиле. Махмуд-бек слышал, что у памирских

исмаилитов мазаром может служить и дерево, и родник. Разумеется, именно из этого родника пил Али,

зять пророка Мухаммеда. А может, он, Али, обожествляемый исмаилитами, создал родник.

- Остаемся... - сказал Махмуд-бек.

Проводник не ошибся. Он знал местные обычаи. К путникам двинулся самый старый человек и

пригласил добрых людей разделить скромное угощение.

Куски баранины были мягкими, сочными. Чай, вскипяченный вместе с молоком, помогал успешно

управляться с обильным обедом. За всю дорогу Махмуд-бек еще ни разу так вкусно и сытно не ел. Это

был ханский обед. И давали его простые, незнакомые люди. У них большая беда и большая просьба к

Али. А путники, разделив угощение, помогут донести молитвы до пророка.

Не хотелось уезжать от родника, подниматься вновь в неудобное, осточертевшее седло.

Грело солнце, ласковое и доброе. Подложив руки под голову, Махмуд-бек задремал. Во сне он видел

белое легкое облачко, которое будто зацепилось за вершины, медленно, величаво поплыло над краем,

где слегка гнулись, шелестели тополя. А за деревьями лежали ровные, аккуратные квадраты полей. Этот

край совсем близко, еще пять-шесть дней пути.

Ах, если бы Махмуд-бек был на месте Адхама, он давно загнал бы лохматую лошадку. Но Адхам

пытается скрыть свое нетерпение. Он ловит каждое слово Махмуд-бека и все с большим интересом

поглядывает по сторонам. За короткое время встретилась третья группа чужеземцев. Теперь не было

сомнения: идут изыскательские работы. Вероятно, когда-нибудь хорошая дорога проляжет вместо этих

троп к границе советской Средней Азии.

Адхам, видно, понял, насколько важны сведения о стратегической дороге чужеземцев. Не ради горных

племен и народностей старается иностранная фирма.

Махмуд-бек при Адхаме переспрашивал названия населенных пунктов. Проводник знал эти названия

на местных диалектах и на языке страны. Так будет легче в случае надобности на любой карте

проложить трассу будущей дороги.

Сейчас три всадника продолжали двигаться по узким тропам. По таким узким, что проводник, прежде

чем ступить на тропу, сложив ладони рупором, кричал:

- Остановись! Остановись!

И если оттуда, с другой стороны тропы, не следовало ответа, он взмахивал камчой и лошадки

уверенно двигались дальше. Так он предупреждал неожиданных путников, которые могли двигаться

навстречу.

В далеких, пустынных горах однажды они встретили человека в старом, залатанном халате. Под

халатом у него была спрятана винтовка. Но даже оружие не делало путника воином. Жалкий,

оборванный человек осмотрел Махмуд-бека с восхищением. Особенно задержал взгляд на крепких

великолепных сапогах. Такую обувь он видел нечасто.

Махмуд-бек попросил проводника угостить случайного встречного путника. Тот вытащил черствую

лепешку и кусок баранины. Человек был голоден. Но он не набросился на угощение, принял его с

достоинством, завернул в поясной платок.

Махмуд-бек протянул деньги, кивнул на стоптанные сапоги, потрепанный халат.

- Купишь там, внизу.

- Спасибо, господин, - ответил путник. - Не надо. Их отнимут бандиты. Моя дорога дальняя. -

Поклонившись, он шагнул к тропке и тоже крикнул: - Остановись!

169

Только эхо повторило это слово. Путник пошевелил губами, прочитал первые строки молитвы и

зашагал дальше.

- Здесь есть бандиты? - спросил Махмуд-бек.

- Где их нет, хозяин... - вздохнул проводник.

- А мы?

- Нас они не тронут. А он... - проводник кивнул на Адхама. - Он один не дошел бы. У него есть деньги.

Проводник по-прежнему был недоволен тем, что к ним присоединился Адхам. Молодой вождь

племени решил больше не связываться с такими людьми, как Адхам. Но, увы, Махмуд-бек дал согласие.

И он должен подчиниться.

Это был хороший дом, крепкий и теплый. Вдоль стен тянулись глинобитные нары, разделенные на

отсеки. На них памирцы сидят и спят. Слева от входа - находятся малые нары. А напротив - большие.

Они занимают все пространство стены. Махмуд-бека и Адхама усадили на почетное место, ближе к

очагу.

Хозяин подал на глиняном блюде жареные зерна пшеницы - ритуальное угощение памирцев. И в то

же время сытная пища. Ее когда-то в старину давали ослабевшим людям, прошедшим долгий путь.

Махмуд-бек вспомнил, что у киргизов эти зерна называются бадрак. Есть легенда, как вождь выдавал

своим людям, одолевшим очередной перевал, по зернышку. Именно одно зернышко помогало

преодолеть и следующий перевал.

Зерна оказались вкусными. Махмуд-бек, с удовольствием похрустев ими, осматривал комнату с

низким потолком. Хорошо бы сейчас лечь на эти нары, вытянуть затекшие ноги и как следует выспаться.

Однако еще далеко до блаженных минут. Предстоит неспешный разговор.

В длинных цветистых фразах, конечно, промелькнут интересные факты, имена. На прямой,

конкретный вопрос при таких встречах никогда не получишь ответа. Вопросы насторожат хозяина. Да и

этот неторопливый разговор возник не сразу: хозяин хлопотал у очага.

- Ош... - не скрывая гордости, сообщил он проводнику.

Он имеет возможность сварить для гостей ош - суп с лапшой, приготовленной из бобовой муки, одно

из самых богатых и вкусных угощений у памирцев. Пусть люди знают, в каком они оказались доме!

Очень хотелось спать... Махмуд-бек старательно разглядывал комнату. Надо было заставить себя

отвлечься чем-нибудь. Заплакал ребенок. Его колыбель, грубоватая, но, видно, прослужившая не одному

поколению, стояла почти рядом.

Хозяин открыл дверь и кого-то позвал. Вошла женщина с миской, в которой был толченый,

просеянный сушеный навоз. Она ловко одной рукой подняла ребенка, уложила на нары. Из колыбели

собрала влажный навоз, заменила новым, осторожно, равномерно высыпав его из миски. Навоз,

вероятно, впитывает влагу, согревает ребенка.

Так же молча женщина ушла. Ребенок несколько раз пискнул и засопел.

Скрипнула дверь. Вошел благообразный, медлительный старик.

- Халифа, - шепнул проводник и торопливо поднялся с нар.

Халифа - важная фигура в поселке. Он не только священнослужитель, но доверенное лицо кира -

главы религиозной общины исмаилитов.

С хозяином халифа обменялся рукопожатием. После чего хозяин поцеловал каждый свой палец

правой руки. Гостей халифа поприветствовал обычным поклоном.

Разговор начался с незначительных тем - с погоды, с цен на базарах, которые, как праздники, бывают

очень редко. И к поездке на базар люди готовятся несколько месяцев. Такая подготовка шла сейчас и в

этом горном селении.

Только часа через полтора, когда подали ош, халифа сообщил Махмуд-беку, что его - наверное, его! -

разыскивает человек. Этот человек шел за ними из долины... И, конечно, может подождать до утра, если

так будет угодно господину, занятому важным делом, как он слышал, решившим навестить Живого Бога.

Махмуд-бек спокойно отпил из миски обжигающий ош, качнул головой. Да, пожалуй, встречу с

человеком можно отложить до утра. Не этими мирскими делами заняты его сердце и голова. Однако...

- Человек проделал длинный путь. Было бы большой неучтивостью откладывать встречу.

- Да... - согласился халифа.

- Да... - подтвердил хозяин.

Но никто не кинулся звать нового гостя. Все наслаждались похлебкой, с присвистом тянули тонкие

ниточки бобовой лапши. Хозяин был щедрым человеком. Он угощал с подчеркнутой медлительностью. И

казалось, этим ниточкам лапши не будет конца.

Надо было терпеливо ждать.

Человек, проделавший долгий путь вслед за ними, шел с большой новостью.

Халифа прочитал молитву, пожелал гостям и хозяину дома спокойной ночи. Махмуд-бек, стараясь не

выдавать своего нетерпения, ждал, когда появится гонец.

Надо было вести какой-то разговор, заполнять пустыми словами это драгоценное время. Через

несколько минут скрипнула дверь. Парень, казалось, влетел в комнату. Увидев спокойных людей, он

смущенно потоптался, разглядывая комнату. Потом, прислонив винтовку к стене, поздоровался. С

проводником, как с человеком своего племени, он обнялся, спросил о самочувствии. Проводник усадил

гонца и вопросительно посмотрел на Махмуд-бека: здесь же чужие люди.

170

Хозяин уже занимался своим делом: перетаскивал посуду. Адхам понял неловкую паузу и поспешил

выйти из дому.

- Что случилось? - спросил проводник у своего земляка.

- Сейчас... - ответил гонец.

Ему нужно было восстановить в памяти весь рассказ, который он с большим вниманием выслушал от

вождя. Надо начать с этого рассказа, а затем сообщить главную новость.

Гонец слишком добросовестно выполнял поручение. Рассказ был длинным. Почти после каждой

фразы подчеркивалось: как сообщили порядочные люди, что видел один честный человек.

Из этого потока фактов и событий Махмуд-бек смог представить картину событий, которые произошли

после его отъезда из столицы.

К дому кази Самата подошла большая группа эмигрантов, которую возглавлял чайханщик. Люди

проклинали бывшего сподвижника Джанибека-кази, требовали, чтоб он убирался из города, не мешал

жить бедноте.

Расталкивая толпу, вскоре появились полицейские. Офицер, узнав, в чем дело, попросил всех

разойтись.

- Вы правы, - сказал он и махнул рукой на дом, - этот человек мешает всем жить. И нам...

Толпа притихла, расступилась. Кази Самата вывели из дому. Старик шел опустив голову, он не мог

смотреть людям в глаза, не мог у кого-нибудь просить защиты. Чайханщик увел толпу к Старому караван-

сараю.

- К Старому? - переспросил Махмуд-бек.

- Да, господин.

Махмуд-бек, кажется, догадался о причине появления гонца.

- Ну и что?

- В Старом караван-сарае искали еще одного человека. Искала и полиция.

- Не нашли? - прошептал Махмуд-бек.

- Не нашли, господин. Тот. Его зовут. . - гонец наморщил лоб.

- Усманходжа, - подсказал Махмуд-бек.

- Да, господин. Его зовут Усманходжа.

- Это просил передать вождь?

- Да, господин. Вождь просил передать, что Усманходжа бежал, и, наверное, к Джанибеку-кази.

Вот с такой новостью шел гонец. Пулатходжаеву удалось ускользнуть и на этот раз.

И он, вероятно, идет где-то сзади.

- Ты не слышал об этом путнике?

- Нет, господин. О том, где вы проходили, я слышал.

- Через сколько дней Усманходжа может быть здесь? - спросил Махмуд-бек у проводника.

Он ожидал конкретного ответа, который успокоил бы его: через два, через три дня. Проводник

подозрительно молчал, опустив голову.

- Здесь горы, хозяин… - неопределенно сказал проводник.

Они замолчали. Надо было принимать решение. Надо было немедленно двигаться дальше.

- Ты знаешь горы хорошо, - сказал Махмуд-бек, - могут ли нас обогнать? Прийти к Джанибеку

первыми?

Проводник продолжал молчать.

- Ну? - торопил Махмуд-бек.

- Я хорошо знаю горы... - задумчиво проговорил проводник. - Но ведь могут найтись люди, которые

знают лучше.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

«К середине 1924 года на левобережье Вахша оперировало более десятка басмаческих шаек. Их

возглавлял Ибрагим-бек - узбек из локайского племени Исан Ходжа, бывший конокрад, назначенный

эмиром бухарским «главнокомандующим войсками ислама» в Восточной Бухаре». Так пишет в своих

воспоминаниях «Ранние зори Таджикистана» (1968 г.) участник гражданской войны в Средней Азии М. С.

Топильский.

В его книжке я встретил имена некоторых курбаши, которым удалось уйти за рубеж. Многие из них

продолжали строить планы о вторжении на советскую территорию. А разработка таких планов

начиналась еще в двадцатые годы, когда «воины» того же Ибрагим-бека, как и других курбаши, были

выброшены за пределы нашей страны.

Еще раз обращусь к книге Ю. А. Полякова и А. И. Чугунова «Конец басмачества». Вот что они пишут о

положении Ибрагим-бека в 1929 году в соседней стране:

«Однако реализация планов вторжения на советскую территорию затруднялась вследствие позиции

официальных афганских властей. В соответствии с условиями советско-афганских договоров афганское

правительство запретило басмачам осуществлять антисоветские вылазки с территории Афганистана.

В связи с этим Ибрагим-бек собрал новое совещание с участием 200 басмаческих курбаши, где им

была дана установка - до особых указаний границу не переходить.

171

...Тем временем втайне от афганских властей англичане продолжали снабжать басмачей оружием и

боеприпасами. 20 июня в 3 часа ночи из английского консульства в Мешхеде в сопровождении двух

сотрудников отправились на территорию Афганистана пять машин под иранскими флагами с оружием и

боеприпасами, предназначаемыми для басмачей».

Известно, чем кончились попытки Ибрагим-бека и других курбаши вторгнуться на территорию нашей

страны.

Однако еще сохранялись вооруженные банды, которые продолжали получать помощь со стороны

иностранных разведок и в тридцатые и в сороковые годы.

Мы должны были знать о планах этих банд, где бы они ни прятались: на чужой территории, в горах

или в пустыне.

ЖИВОЙ БОГ

О нем ходили легенды... И трудно было отличить, где правда, а где невероятный вымысел,

рожденный безудержной фантазией исмаилитов.

Ага-хану приписывались великие дела, безграничная доброта к верующим, забота о племенах,

разбросанных в горах.

Ага-хану прощались мирские забавы и грехи. О них даже не говорили, не вспоминали. Ну и что, если

он пускается в дальний путь, в какой-то непонятный Лондон? Значит, нужно. Ну и что, если он женился

на англичанке? Значит, нужно.

За длинную дорогу Махмуд-бек услышал от проводника несколько самых достоверных историй. Эти

истории Махмуд-беку рассказывал еще старый вождь в тюремной камере. А вождь сам был свидетелем

многих событий.

Однажды люди большого горного племени принесли много золота. Они построили огромные весы. И в

присутствии верующих попросили Ага-хана взойти на одну чашу весов. На другую положили золото... Так

этот драгоценный металл, которым определили вес Живого Бога, стал сразу дороже в десятки раз, чем

он стоил совсем недавно, полчаса назад.

Золото продавали граммами верующим, богатым людям. Горное племя получило огромную прибыль.

К Ага-хану трудно пробиться бедному человеку. Но иногда добреет Живой Бог и разрешает пропустить

первого же посетителя.

- Что у тебя? - спросил Ага-хан одного бедняка.

- Вот! - показал бедняк свои лохмотья. - Не знаю, как дальше жить.

- Жить надо... - посоветовал Ага-хан.

- Но как? - опять спросил бедняк.

- Очень просто. Я тебе помогу.

- Я за этим и пришел, владыка... - поклонился бедняк.

- Встань! - приказал Живой Бог. - Возьми вон ту чашку и принеси мне воды.

Бедняк немедленно выполнил незначительную просьбу.

Ага-хан взял чашку, отпил один глоток. Присутствующие при этой церемонии замерли.

- Теперь возьми чашку. Иди... Ты будешь богатым и счастливым.

Осторожно, опасаясь пролить хотя бы каплю воды, которая отныне стала святой, бедняк вышел с

глиняной чашкой в вытянутых руках.

Слух о святой воде опередил бедняка. За каждую каплю ему предлагали бешеные деньги, дорогие,

редкие вещи. В свой поселок человек вернулся на хорошем коне, в дорогой одежде, с деньгами. Он вез с

собой остаток воды на донышке чашки. И эта вода охраняла его от самых дерзких бандитов.

В поселке люди приходили смотреть на чашку, на святую воду. И конечно, приходили не с пустыми

руками.

О благе своих подопечных Живой Бог не думал. Но Махмуд-бек знал, что с ведома Ага-хана и при его

помощи банда снабжается иностранным оружием. Ага-хан держит под своим контролем все тропы,

ведущие к советской границе. Именно с ведома Живого Бога живет и процветает шайка Джанибека-кази.

Ага-хан служит Великобритании. Любой свой поступок он может оправдать перед верующими.

Может. . Но не будет. Разве Бог обязан перед кем-нибудь оправдываться?

Без благословения, без разрешения Ага-хана нельзя ничего сделать в горах Памира. И даже с

опытными проводниками Махмуд-бек не сможет добраться до становища Джанибека.

Какая-нибудь случайность, например шальная пуля или просто камень, приостановят движение

маленькой, никому не известной группы.

Ага-хан должен знать планы этой группы.

Поселок, где возвышался огромный, неуклюжий дворец Ага-хана, был прикрыт горами от злых ветров.

Здесь находилась широкая базарная площадь, на которой тосковало несколько упрямых продавцов.

Настоящий базар здесь бывает два раза в год. С гор спускаются люди. Они продают и покупают, а

точнее, меняют вещи и продукты, запасаются самым необходимым на долгую зиму, на рабочее лето.

Махмуд-бек и Адхам остались в маленьком пустом караван-сарае.

- Сидите здесь, - предупредил проводник.

В поселке каждый новый человек хорошо заметен. И нужно ли шляться по базарной площади,

обращать на себя внимание жителей и верующих, пришедших на поклонение к Ага-хану.

172

- Был бы Живой Бог здоровым и в хорошем настроении... - прошептал, словно молитву, проводник.

Он потоптался у двери, смущено поглядывая на Махмуд-бека.

- В чем дело? - спросил Махмуд-бек.

- Хозяин, до Живого Бога трудно дойти. Там столько слуг! Охрана! Меня пропустят, но долго буду

идти...

Махмуд-бек вытащил деньги, отсчитал несколько ассигнаций.

- Английские? - спросил проводник.

- Да, настоящие английские.

- Их любят они... - сообщил проводник и, спрятав деньги, ушел добиваться для Махмуд-бека приема у

Живого Бога.

Адхам покосился на дверь и, расстелив халат, решил лечь. Он избегал оставаться наедине с Махмуд-

беком. Адхам старался не выказывать своих чувств к этому человеку, но и не умел их прятать.

Единственным спасением для Адхама были привалы и ночевки. Он притворялся усталым, ложился и

моментально закрывал глаза.

Сейчас Махмуд-бек не дал ему повернуться к стене.

- Хотелось бы увидеть Живого Бога? - спросил он.

- Интересно, - не очень уверенно ответил Адхам. Он старательно сворачивал рукава халата,

подкладывая их в изголовье.

- Владеть огромным краем... - покачал головой Махмуд-бек. - К тому же люди на тебя молятся...

Адхам не поддерживал разговора. Плохо, если он задержится у Джанибека на несколько дней. Его

могут раскусить, и не вырвется парень на родную землю. Да и Махмуд-бек не сможет ему помочь. И

сейчас он мог только рассказать Адхаму о могущественном Ага-хане, который так поддерживает их,

бедных мусульман. Адхам слушал его с большим вниманием. Он, видимо, старался запомнить факты,

населенные пункты, людей, которые встречались с Живым Богом перед уходом к Советам.

Махмуд-бек говорил медленно, повторяя имена и даты, восхваляя Ага-хана, Джанибека - всех, кто

решил посвятить жизнь «освобождению» Туркестана. Неожиданно прервав рассказ, Махмуд-бек

нахмурился и недовольно сказал:

- Разболтались мы. Пойди отыщи хозяина. Пусть готовит хороший ужин.

Ага-хан был удивительно тучный, с красным лицом, с маленькими, внимательными глазками. О своей

вере Живой Бог не распространялся. Он заговорил о судьбе народов Востока, о беспощадной борьбе с

неверными.

Ага-хан старался быть предельно сдержанным, говорил коротко, весомо. Но порой он забывался. И от

волнения еще больше краснел, терял свой величественный, как подобает богу, вид.

Он рад был приезду Махмуд-бека Садыкова, ближайшего помощника муфтия Садретдин-хана. Вести

о делах этих людей дошли до его скромной обители... Но...

Ага-хан должен высказать свое мнение о неумелой работе антисоветских организаций, о тех ошибках,

которые совершались в течение многих лет.

- Вам надо было держаться за японцев... - горячо говорил Живой Бог. - Япония могла возглавить

движение на Востоке. У них был опыт. Они еще в прошлом веке перестроили свою разведку по

немецкому образцу. Великий разведчик Вильгельм Штибер по просьбе японцев сумел организовать одну

из лучших в мире тайных служб.

- Мы пытались с ними связаться... - воспользовавшись короткой паузой, сообщил Махмуд-бек.

- Вы не воспользовались их помощью в полной мере, - оборвал Ага-хан. - Здесь, в соседних странах,

японцы создали общество «Черный океан». У него была одна цель - подрывная работа в Средней и

Центральной Азии. В Шанхае «Колледж Тунь Веня» имел четыре тысячи студентов. Они пригласили

Курбан-Али, знатока тюркских языков. Вот как тянулись японцы к мусульманам! В самой стране, в

Японии, стал процветать ислам. Тридцать тысяч человек приняли эту веру...

Встречал Махмуд-бек этих людей. Приходилось с ними работать. Ага-хан, наверное, располагал и

такими сведениями.

Он был недоволен, что руководители мусульманских организаций шарахаются от одних хозяев к

другим. Да и среди этих руководителей идут вечные дрязги из-за власти.

- В Берлине ваши дела очень плохие. - Ага-хан прищурился, провел ладонью по красным, пухлым

щекам. Зачем-то потер их. - Плохо в Берлине... - Он посмотрел на закрытую дверь, протянул руку к

низенькому столику и безошибочно выбрал одну из бумаг.

Махмуд-бек понял, что Ага-хан подготовился к встрече с ним.

- Это знакомо вам?

На бумаге был адрес: Берлин, Ноенбергштрассе, 14, телефон 176619. Туркестанский национальный

комитет.

- Знакомо... - ответил Махмуд-бек.

- Вы связаны с ними?

- Плохо. После смерти Мустафы Чокаева, по существу, связь оборвалась...

- Надо связаться. Надеюсь, этот комитет уйдет от немцев?

Махмуд-бек пожал плечами.

- Русские уже около Берлина... - как-то спокойно, рассудительно произнес Ага-хан.

173

- А Япония? - Махмуд-бек постарался этот короткий вопрос задать как можно спокойнее.

- Япония пока теряет свое значение. Но у мусульман есть искренние, старые друзья.

- Именно - старые...

На маленьком восточном столике лежат английские газеты. Слуги Живого Бога хорошо относятся к

бумажным английским деньгам. Это здесь, высоко в горах, где на базарной площади в самый шумный

день редко звучат монеты, идет только обмен товаров на продукты...

- Мы возлагаем большие надежды на старых друзей, - смиренно сказал Махмуд-бек.

- Если вы докажете на деле свою верность им, то... - Он покачал головой, давая понять:

мусульманские организации получат хорошую помощь в борьбе против Советов. - Одна война кончится,

другая начнется. Таков этот беспокойный мир. - Ага-хан поднял глаза к потолку.

В этом громоздком дворце трудились хорошие мастера. Такую тонкую резьбу по дереву Махмуд-бек

видел очень давно, еще в Самарканде. Живой Бог, наверное, шептал свою молитву.

- Все в руках пророка... - И уже деловито окончил: - Надо служить великой Британии...

Ага-хан устал. Вначале он настроился на длинную деловую беседу. Но выдохся. Устал.

Ему приятно, что руководители туркестанской эмиграции постепенно собирают силы под его крылом.

А главное, это нужно великой Британии. Ага-хан вытащил из-под стопки газет свою фотографию и

протянул ее Махмуд-беку. Он лениво пошевелил губами, благословляя Махмуд-бека на большие дела.

Прижимая фотографию к груди, Махмуд-бек поклонился.

В этом краю, диком и огромном, населенном неграмотными людьми, религиозными фанатиками,

самыми разными бандами, фотография Ага-хана была документом огромной силы, охранной грамотой,

пропуском на всех дорогах.

Махмуд-бек, как научил его проводник, вышел с фотографией в руках. Десятки людей, живущих

неделями в ожидании Живого Бога (хотя бы увидеть издали!), вставали на колени, кланялись

счастливому человеку.

Махмуд-бек с проводником прошли несколько шагов, не спеша, не обращая внимания на людей.

Наконец проводник прошептал:

- Теперь прячьте...

Теперь можно было прятать фотографию. Молва еще об одном счастливом человеке уже вылетела за

пределы поселка.

На краю базарной площади ютилась низкая закопченная харчевня. Люди, имеющие деньги, не могли

обойти это на вид неказистое здание. От одного запаха кружилась голова...

В харчевне орудовал ловкий, юркий японец. Он носился с грязной, промасленной тряпкой, одним

ловким движением руки вытирал длинный шаткий стол. Потом, отбросив тряпку, вырастал у плиты с

черным большим котлом.

В котле бурлил красноватый острый бульон. На плите поджаривались длинные тонкие ленточки

лапши, похожие больше на дунганский лагман.

Японец ухитрялся вовремя переворачивать (чтоб не сгорело!) это ювелирное изделие из теста,

схватывать на лету одной рукой глиняную миску, а другой - деревянный черпак. Он наливал бульон с

подчеркнутой небрежностью. Затем в касу ловко опускались вкусные, уже рыжеватые пряди лапши.

Никто толком не знал, как называется это аппетитное блюдо и когда оно появилось в закопченной

харчевне.

- Вкусно-о! - протяжно-ласково произносил японец.

В его заведении было что-то от японской кухни. Но хозяин давно понял, каким успехом пользуется у

памирцев ош - суп с лашпой. Наверное, так и родилось это острое, душистое блюдо. На радость

местным жителям.

Какая судьба занесла сюда, в горный край, этого человека? Японец, конечно, давно принял веру

исмаилитов.

Махмуд-бек знал таких людей. Японская разведка направила сотни своих офицеров под видом

врачей, поваров, парикмахеров, лавочников, грузчиков за рубеж. Подобные профессии давали

возможность ежедневного общения с населением, с гостями этих стран.

Совершенно искреннее почтение выказывал японец европейцам, занявшим основную часть длинного

деревянного стола. И не грязная тряпка мелькала перед глазами уважаемых посетителей, а полотенце.

Пусть не первой свежести, а все же полотенце...

Японец, разумеется, знал английский язык. В разгар беседы европейцев он слишком часто вырастал

за их спинами.

В углу харчевни лежали планшеты и полевые сумки.

- Эти люди не похожи на строителей, - сказал Адхам Махмуд-беку. Он с первой минуты косился на

планшеты.

Хозяин метнулся к новым посетителям с грязной тряпкой. Но вдруг замер. Какая-то доля минуты ушла

на то, чтобы с ловкостью фокусника заменить тряпку на полотенце. И откуда только японец его извлек?

Стол был чистым. Едят здесь аккуратно. Не уронят крошки, не прольют капли. Хозяин все-таки протер

гладкие потемневшие доски.

Посетитель пришел с проводником и, наверное, со слугой. Важный, а значит, заслуживающий

внимания гость.

174

Они долго, со вкусом наслаждались лапшой, тянули ее со свистом, причмокивая от удовольствия.

- Не строители, - повторил Адхам.

Его интересовало все: и рассказы Махмуд-бека о националистических организациях, о руководителях,

о их связях с чужеземцами, и эти деловитые европейцы, шныряющие в горах.

- Не строители... - наклонив голову, тихо ответил Махмуд-бек. - Они делают съемку местности. Делают

географическую карту. Потом расскажу...

За спиной угодливо появился японец. Он, конечно, знал местные диалекты, мог знать и фарси, и

пушту...

Махмуд-бек повернулся к японцу.

- Что еще угодно господину? - почему-то шепотом спросил хозяин харчевни.

- Чай...

- У меня есть хороший китайский чай. Из далекого Нанкина. Зеленый, душистый...

Японцу хотелось поговорить с Махмуд-беком, расположить хоть к недолгой беседе. Японец должен

знать все. И обо всех...

Надо доставить ему это удовольствие. Потом, после чая...

Европейцы поднимались. Шумные, довольные. Один из них вытащил кожаный бумажник. Вместе с

деньгами в бумажнике лежала и фотография Живого Бога.

Махмуд-бек мельком увидел знакомый снимок.

Даже эти люди, представители могучей державы, не могут обойтись без «охранной грамоты».

Столица Живого Бога особенно ничем не отличалась от других горных поселений. Здесь были низкие,

потемневшие дома, жалкий караван-сарай... Конечно, не каждое поселение может похвастаться базаром

и даже такой примитивной харчевней.

Ну, о дворце Ага-хана и говорить нечего.

Дворец громоздился у отвесной горы... Он будто врезался в скалы. Надежно прижимался к ним. У

дворца всегда толпились люди. Некоторые из них, застыв в молитвенных позах, часами ждали

появления Живого Бога.

Были здесь больные и нищие. В сторонке, не приближаясь к верующим, надвинув шапку почти на

глаза, чтобы скрыть выпавшие брови, с рыхлым белым лицом сидел прокаженный. Он лениво изредка

гремел железной банкой с камешками, предупреждая правоверных о своем присутствии.

Прокаженный притащился из далеких мест, надеясь на чудо, упрямо веря в это чудо. Ведь достаточно

Живому Богу прикоснуться к нему, как страшная болезнь уйдет, исчезнет навсегда.

Стражники указали прокаженному его место и строго предупредили не двигаться к дворцу. Ага-хан

редко выходил на площадь. Не очень часто принимал он и посетителей.

Махмуд-бек и Адхам видели, как европейцы с планшетами спокойно и решительно проследовали во

дворец. Слуги и стражники низко кланялись чужеземцам. А те даже не обратили на них внимания.

Разговор о картах еще не был окончен. Не все понял Адхам. Для чего и как делаются карты... Поэтому

вновь задал вопрос Махмуд-беку.

- На карте... На большом листе бумаги будет все видно. Какой высоты горы, где проходят дороги, где

живут люди, как называются эти места, - объяснил Махмуд-бек.

- Я видел у «Моррисонов». У инженеров, - сказал Адхам. - Так легче строить дорогу.

- А карты этой местности, - кивнул Махмуд-бек на горы, - пока еще нет. Прежде чем строить дорогу,

нужно сделать карту.

- Ага... - коротко сказал Адхам.

- Без карты, - добавил Махмуд-бек, - мы вдвоем пройдем. Проводник проведет. А войска не пройдут.

Нужна дорога.

- Куда... войска? - удивился Адхам.

- К границе Советов...

Адхам промолчал. Он отвернулся и стал рассматривать толпу людей у дворца Живого Бога. Важные

эти чужеземцы... Как они по-хозяйски вошли во дворец! А верующие, голодные, в лохмотьях, не сводят

глаз с проема дверей. Они будут или сидеть, или толкаться в толпе до тех пор, пока есть в кармане хоть

одна монета. Потом пустятся в долгий обратный путь. В своем поселке, окруженный родственниками,

близкими, соседями, человек перескажет истории о делах Живого Бога, которые он слышал у дворца.

Добавит кое-что от себя, и родится еще одна легенда о могуществе Ага-хана.

Проводник вернулся в караван-сарай, покосился на Адхама и замер.

- Рассказывай... - разрешил Махмуд-бек.

- Как вы приказали, хозяин, - начал проводник, - я разговаривал с японцем.

- Кто он?

- Он давно здесь... Очень давно. Его знал еще мой отец. Японец там, в темноте, кажется молодым. Но

живет давно. Молится Живому Богу. И, наверное, все о нем знает.

- Для чего?

- Он о всех знает, - добавил проводник.

- Для чего? - опять спросил Махмуд-бек.

- Ему все надо знать, - туманно ответил проводник. - Такой он человек.

175

- Обо мне спрашивал?

- Я сам сразу сказал. Как вы учили. Но он все равно спрашивал. А я молчал. Только говорил, что вы

сказали.

- Кто-нибудь бывает здесь из туркестанцев?

- Бывают. На базаре... Приходит узбек из Гульташа.

- Кто такой?

- Его зовут Акбар. Я его тоже знаю.

- Откуда?

- Зна-аю... - уклончиво ответил проводник. - Бывают и другие. От Джанибека.

Юноша опустил голову, стал рассматривать свои стоптанные, порыжевшие сапоги. Врать он не умел.

Наверное; совсем недавно ему довелось ходить к границе. И неведомый Акбар вместе с тихим,

услужливым японцем были причастны к какому-нибудь делу.

- Японец знает Акбара?

- Он всех знает, хозяин... - не поднимая головы, повторил проводник.

Пока не надо продолжать этот разговор. Его следует отложить до более удобного времени.

- Что японец сказал о людях Пулатходжаева?

- Никто не приходил еще, хозяин. А другой дороги нет.

- А вдруг нашли... - улыбнулся Махмуд-бек.

- Нельзя... - серьезно заверил проводник, - Сразу за поселком начинается овринг - навесная дорога

над пропастью. Только здесь можно пройти в Гульташ.

Махмуд-бек промолчал.

- Только здесь, - повторил проводник. - Другие дороги длинные. Много нужно времени.

- Японец не обманывает?

- Не-ет. . - не очень уверенно протянул проводник. - Я дал, как вы приказали, ему деньги.

Он, казалось, успокаивал этим сообщением Махмуд-бека. Но сам, видно, не мог отделаться от

сомнений. Слишком уж старательно рассматривал свои сапоги.

- Я сейчас приду. Вы отдыхайте. Рано утром пойдем через овринг. . - сказал проводник и стремительно

вышел из комнаты.

Адхам нарочито медленно укладывался. Ему хотелось поговорить с Махмуд-беком.

В караван-сарае комнаты с земляным полом, пропитанные вечной сыростью. Сухие травы,

служившие подстилкой, уже слежались. Адхам ворошил их, пытаясь устроить более удобную постель.

Трава ломалась, несмотря на то что была влажной.

- Что такое овринг? - спросил Адхам.

В неуютной, сырой комнате, совершенно пустой, неприятно молчать. Махмуд-бек замер у маленького

окошка, рассматривая пыльный двор. Зачем-то потрогал сухой фитиль коптилки, которая стоит на

подоконнике. Ее давно не зажигали. Здесь останавливались бедные люди, не имеющие возможности

тратиться на несколько капель масла или керосина.

- Овринг? - рассеянно переспросил Махмуд-бек. - Это, говорят, страшная штука. Я еще не ходил по

такой дороге.

- Срываются люди? - задал вопрос Адхам.

- Не слышал. Пожалуй, больше на нервы действует.

Повернувшись, Махмуд-бек посмотрел на истрепанные стебли травы и посоветовал:

- Сходи, Адхам, к хозяину. Пусть даст сухой травы. Да и масло в коптилку нальет. Жутковато в этой

комнате.

- Хорошо, господин.

Побыть бы одному. Не дает покоя мысль о японце, о каком-то Акбаре, о не понятном ему молчании

проводника.

Тянется между ними ниточка. Едва заметная, едва ощутимая. Когда и кого они здесь проводили?

Побыть бы одному...

Но раздались шаги. Оживленный, в ожидании хорошей выручки, шел хозяин с пахучим снопом сухой

травы. Другой сноп тащил Адхам. Этот запах сразу же перебил стойкую сырость, напомнил об осенних

лугах.

Схватив запылившуюся коптилку, хозяин стремительно выбежал. Махмуд-бек так и не разглядел его

лица.

Вернувшись, тяжело дыша, хозяин торжественно объявил:

- Будет гореть... - Но сам не зажег коптилку. Сэкономил спичку.

Махмуд-бек опять повернулся к окну. Адхаму не понравилась этакая пренебрежительная поза.

Пропало желание продолжать начатый разговор.

Адхам шелестел сухой травой, взбивал ее, как курпачу - теплое, стеганое одеяло, раскладывал халат.

Но сейчас было не до него. Японец и Акбар. И, конечно, проводник...

- Почему, господин, вы так боитесь Пулатходжаева и его людей? Кто он такой? - спросил вдруг Адхам.

Махмуд-бек остановился над Адхамом и спокойно произнес:

- Я не боюсь Пулатходжаева, хотя он очень опасен. И в этих горах он сможет расправиться со мной.

- У вас есть картинка с Живым Богом... - Адхам не скрыл усмешки.

176

- Он не посчитается с Живым Богом, - сказал Махмуд-бек. - Ни с каким богом не посчитается.

- Все-таки боитесь?

- Не хотел бы его увидеть, - сознался Махмуд-бек. - Но дело не в этом.

- А в чем же?

- Он может много причинить зла людям.

- Людям? - уже открыто усмехнулся Адхам. - Людям... - И он повернулся к стене. - Отдыхайте,

господин. Завтра трудная дорога.

- Да... Трудная... - согласился Махмуд-бек и снова подошел к окну.

Японец, Акбар, проводник...

Не заснет, пожалуй, Махмуд-бек, пока не узнает у проводника о человеке, который еще недавно мог

уйти через границу.

Проводник вернулся с каким-то свертком.

- Это хорошее мясо... - объяснил он. - Жареное. Можно долго нести в горах.

- Дал японец?

Проводник кивнул: японец.

- А еще кого ты видел?

- Спрашивал слуг, хозяина, стражников у дворца: никто не проходил. Мы первые идем за весной.

- Чужие люди обязательно должны зайти к Живому Богу? За его картинкой?

- Обязательно. Дальше без нее трудно идти...

Махмуд-бек вздохнул: все ясно...

Проводник, помолчав, отрицательно покачал головой:

- Не ясно, хозяин.

- Почему?

- Картинку Живого Бога можно было получить раньше. И год назад, и два года назад.

- Ты о чем думаешь? - тревожно спросил Махмуд-бёк.

- В нашей дороге всегда надо думать, хозяин... - Проводник посмотрел на спящего Адхама, на ворох

сухой горной травы и уже спокойно добавил: - Сейчас надо отдыхать, хозяин. Завтра будет очень трудно.

Мы должны к вечеру прийти в Гульташ. Нигде останавливаться нельзя. С вашей ногой совсем будет

плохо. Надо отдыхать...

- Надо... - поддержал Махмуд-бек.

Но сможет ли он заснуть.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

Японская разведка в тридцатых годах проявляла большой интерес к «мусульманским делам».

Одним из специалистов, своеобразным советником в японской разведке был мулла Курбангалиев.

Старательно работал «знаток тюркских языков» Курбан-Али.

В 1962 году увидела свет книга английского разведчика Рональда Сета «Тайные слуги». Автор

называет несколько фамилий, приводит даты и документы, свидетельствующие о широкой программе

«объединения мусульман», которой решила заняться Япония.

При активной помощи слушателей шанхайского «Колледжа Тунь Веня» осенью 1933 года в Маньчжоу-

Го был проведен панисламистский конгресс. С большой речью на конгрессе выступил ярый националист

Гияс Исхаки.

Сразу следует сказать несколько слов и об этом «деятеле». Сын деревенского муллы, он стал

сотрудником татарских газет, выпускал книги, активно участвовал в делах эсеров.

Исхаки носился с идеей создания нового мусульманского государства «Идель-Урал-Штаты» («Волго-

Уральских Штатов»). Потом, разумеется, бежал за рубеж. Сотрудничал с японской разведкой. В 1938 году

созвал «съезд» мусульман, призывал их к объединению, предсказывал новую войну. При Гитлере Исхаки

стал издавать журнал «Идель-Урал» (контроль издания и ассигнования принадлежали Розенбергу).

Японская разведка привлекала к работе и других националистов.

В Токио был приглашен Абду-Рашид-Казы Ибрагимов, уроженец Сибири. В молодости он много

странствовал, получил духовное образование в Медине. Позже вернулся в Россию, редактировал в

период 2-й Государственной думы бульварную газету «Сирко». И даже выпустил книжечку «Как обратить

японцев в ислам».

Но он был сам одним из тех, кого разведка Японии прибрала к рукам.

Японская разведка приняла участие в создании реакционных обществ «Пробуждение великой Азии»,

«Белый волк», «Черный океан», «Туран» и другие.

Отделения некоторых обществ находились в Китае, Индии, Персии, Турции, Афганистане и других

странах.

Буржуазные националисты, готовые продать родную землю в любые руки, принимали участие в

создании этих обществ.

ДЕНЬ ПОБЕДЫ

177

Он решил поговорить с проводником немедленно. Возможно, в этом поселке придется задержаться и

выждать удобное время для встречи с хозяином харчевни.

Махмуд-бек не представлял, как он подойдет к японцу. Этот хитрый человек сложит на груди руки и

будет кланяться. Попробуй выжать из него нужные сведения. Бесполезное занятие...

Но и откладывать разговор с проводником нельзя. Махмуд-бек осторожно поднялся. Взглянул на

Адхама, который, повернувшись к стене, по-мальчишески сладко посапывал.

Через грязное окно в комнату с трудом пробивался рассвет.

Весенние рассветы - ранние. Махмуд-бек, пораженный, застыл на пороге. Снежные вершины

отливали нежными синеватыми красками... А ниже, где-то совсем рядом, просыпалась торопливо,

радостно буйная зелень. Даже тесный грязный двор караван-сарая сейчас выглядел иным. В горах

потянулась несмелая, но свежая травка.

Проводник уже накормил и напоил лошадей. Сейчас он внимательно осматривал седла, сбрую.

Добросовестный, честный парень. Еще вчера он отводил глаза в сторону, опускал голову. Возможно, он

связан словом, клятвой. Но Махмуд-бек многого от него не потребует.

- Хозяин, все готово, - сообщил проводник, - сейчас будет еда. Вон...

Под котлом билось пламя, жадно пожирая прошлогодний кустарник. За всю дорогу Махмуд-бек ни

разу не вмешивался в его дела, и сегодня не из-за лошадей и завтрака так рано поднялся.

- Надо было бы поесть в харчевне... - сказал Махмуд-бек.

- Очень рано, - ответил проводник.

- Попросить японца...

Проводник пожал плечами.

- Или японец хочет, чтобы я быстрее ушел?

- Ему... все равно... - не очень уверенно ответил проводник.

Махмуд-бек провел ладонью по лохматой, спутавшейся гриве коня. И конь благодарно кивнул

головой.

- Выносливые, - сказал Махмуд-бек. - Выдержат весь путь?

- Выдержат, хозяин.

- Ты осенью последний раз был здесь?

- Да...

- До снега?

- Да, хозяин. Еще до снега...

Наверное, надо поговорить е парнем откровенно. Да тот и сам уже понял, куда клонит Махмуд-бек.

- Ты знаешь, что я был в тюрьме вместе с вождем твоего племени? - спросил Махмуд-бек. - И

молодой вождь обещал, что ты будешь верно служить мне.

- Я служу, хозяин, - растерянно произнес проводник. - Что еще надо?

- Мне надо знать о том человеке, которого ты вел. Он встречался здесь с японцем?

- Мы обедали вместе...

- И все?

Проводник наморщил лоб.

- Нет, - сказал он. - Потом на другой день тот человек рано утром пошел в харчевню.

- В такое время? - спросил Махмуд-бек.

- Да...

- Но в харчевне еще ничего не готово.

- Я ему сказал. А он говорит, что хочет посмотреть, как японец делает тесто.

Махмуд-бек невольно улыбнулся. Проводник ответил тоже улыбкой. Он понимал, насколько наивен

был повод для встречи. Человек идет к границе, будет ее переходить. Напряженное состояние не

покидает его все дни... До кулинарных ли рецептов?

- Он был очень смелый? - спросил Махмуд-бек.

- Он уже начинал болеть. Он говорил, что в это время ему всегда плохо. То холодно, то жарко.

- Малярия?

- Да, малярия. Так сказал доктор в Гульташе...

- Тоже японец?

Проводник удивленно замигал глазами и кивнул:

- Да, японец. Вы знаете о нем?

- Слышал, - небрежно сказал Махмуд-бек и спросил: - Ты проводил того человека?

- Мне надо было возвращаться домой. До снега оставалось очень мало.

- Он успел уйти?

- Не знаю, господин. Он очень болел.

- А сейчас смог бы уйти?

- Наверное, смог. Уже пять - семь дней назад там можно было пройти через перевал.

В щели и трещины скал умело, с удивительной точностью вбиты колья. На кольях не очень прочный

настил из хвороста, камней, земли. Это и есть овринг - участок горной тропы, которая тянется вдоль

отвесной скалы.

178

Махмуд-бек и Адхам молча наблюдали, как проводник, поглаживая по шее, словно успокаивая, вел

первого коня. Потом вернулся за вторым. За третьим. Он словно доказывал, как прочна и удобна эта

шаткая дорога. На всякий случай он подбодрил:

- Четыре-пять манов выдержит. .

Ман на Памире чуть больше 35 килограммов.

Махмуд-бек и Адхам пошли, изредка касаясь ладонями отвесной скалы, ощущая ее вечный холод.

Солнце сюда не заглядывает, постоянно стекают тонкие, почти невидимые, ручейки... Где-то тает снег, и

вода находит трещинки среди плотных камней.

Казалось, искусственная тропка пружинисто прогибается под ногами, испытывает нервы.

- Как, Адхам? - спросил Махмуд-бек.

- Хорошо, господин... - с показной лихостью ответил юноша.

Вечером их ждет Гульташ. А там еще один переход. И все. Парню становится труднее скрывать свое

нетерпение. Скоро... Очень скоро он будет дома. Не наделал бы глупостей у Джанибека-кази. Надо будет

настоять, чтобы Адхама сразу же переправили через границу.

Джанибек... Как он встретит Махмуд-бека? Что дошло в эти дикие горы о нем, о муфтии Садретдин-

хане, о размолвке с Пулатходжаевым?

Махмуд-бек уже убедился: вести из долины, несмотря на грозные перевалы, каким-то чудом

просачиваются в горы. Пусть по капле... Будто вода через плотные, покрытые зеленым лишайником

скалы.

Махмуд-бек неожиданно поймал себя на мысли: он тоже с нетерпением ожидает конца пути. Пугает

ли неизвестность? А кого и когда она не путала... И, услышав предложение проводника отдохнуть,

Махмуд-бек искренне отказался:

- Пошли до Гульташа! Лишь бы выдержали лошади.

- Выдержат. . - сказал проводник.

Маленький караван вновь пополз в горы. Вновь зацокали копыта послушных, выносливых животных.

Было очень тихо. И вдруг неожиданно, постепенно нарастая, в этой тишине раздался рокот самолета.

Наконец он, небольшой, юркий, вынырнул из-за вершины, слегка качнул крыльями и снова скрылся

уже за другой вершиной.

Проводник восхищенно покачал головой.

- Как быстро... - И вздохнул: - Интересно...

Рокот постепенно стихал, и вот уже стал слышен только равномерный цокот копыт.

Махмуд-бек не успел осмотреться в комнатке караван-сарая, не успел умыться, как прибежал Акбар,

плотный, сильный мужчина, лет сорока. Он без стука ворвался в комнатку, раскрыв объятия, и, шагнув,

обнял Махмуд-бека.

- Это вы! Вы! Узбек! Кого аллах наконец-то послал в это проклятое место. Узбек! Скажите что-нибудь.

Дайте немного счастья услышать родные слова. - Несмотря на торжественную приподнятость его речи, в

ней была искренность. Акбар плакал. - Я единственный узбек. Единственный в Гульташе... - Он не давал

возможности Махмуд-беку даже ответить на приветствие. - Вы знали Барат-хана? Я его старший сын. Я

растерял своих братьев. Их четверо. Вы слышали о моем отце?

Махмуд-бек слышал и об этом жестоком курбаши.

- Я рад вас видеть, - наконец сказал Махмуд-бек.

Он действительно был рад такой встрече.

Акбар должен многое знать о путниках, которые здесь проходили, о становище Джанибека-кази.

Уже была полночь. Не хотелось ни есть, ни пить, ни разговаривать. Слипались глаза. Акбар подавал

на дастархан чайники, продолжал угощать нежданных дорогих гостей.

Адхам с трудом скрывал зевоту. Проводник не вникал в суть беседы и умудрялся на минуту-две

закрывать глаза.

- Заговорил я вас, заговорил, - наконец всплеснул руками хозяин. - Ай! Обо всем забыл, а вам надо

отдохнуть.

- Надо, - согласился Махмуд-бек. - Уже поздно...

- Нам рано вставать, хозяин? - спросил проводник.

- Нет. Мы завтра еще будем здесь.

- Хорошо, хозяин... - не высказал своего удивления проводник.

Что может задержать человека в Гульташе? Только болезнь. А Махмуд-бек неважно выглядит, устал

за эту дорогу. Он вновь поглаживает правую ногу. Наверное, опять разболелась. Адхам встрепенулся,

тревожно посмотрел на Махмуд-бека, потом на проводника:

- Мы завтра будем...

- Здесь, здесь, - спокойно произнес Махмуд-бек и, считая разговор оконченным, поднял перед лицом

ладони, чтобы поблагодарить аллаха за этот вечер, за этот ужин.

Хозяин вслух произнес молитву.

Дом у Акбара был большим, удобным, отличался от нищих, пустых жилищ памирцев.

Акбар, наверное, сумел увезти не только деньги и ценные вещи, но кое-что из добра, домашней

утвари, ковры. На коврах расстелили мягкие, почти новые курпачи, взбили бархатные подушки.

179

Махмуд-беку выделили отдельную комнату. В нишах стояли лаганы, касы, чайники, пиалы,

разрисованные искусными мастерами. Высилась горка из сложенных ватных курпачи, атласных и

шелковых. Все свидетельствовало о достатке, об умении жить и встречать гостей.

Гости в этом доме бывали. Из горячих, шумных рассказов Махмуд-бек понял, что у Акбара

останавливаются люди Джанибека. Спускается ли сюда сам курбаши?

Махмуд-бек расспросил о здоровье Джанибека, о его делах.

- Самого я видел давно. Три года назад, - ответил хозяин. - А его люди бывают, когда идут на базар. И

к нему иногда поднимаются.

Акбар, чувствуется, не сотрудничал с Джанибеком. Да и говорил о главаре банды без особого

почтения.

- Прошлогодний гость ушел? Как его здоровье?

Махмуд-бек задал два вопроса подряд спокойно, не высказывая особого интереса и в то же время

показывая свою полную осведомленность о последнем госте.

Хозяин, конечно, не был связан никакими клятвами.

- Ушел. Совсем недавно. Пять дней назад. Болел долго в прошлом году. Японец дома у себя держал.

Никого к нему не пускал. Тот, когда трепала малярия, много говорил. А поправился, уже перевалы

закрылись.

- До Джанибека можно было дойти? - спросил Махмуд-бек.

- В прошлом году? Можно... Не отпустил японец. Держал у себя.

Ясно, что это их человек. Японцам не хотелось на всю зиму оставлять своего агента в банде

Джанибека-кази. Сейчас агент только отдохнет перед уходом за границу. На это уйдет день-два, не

больше.

- В Гульташе все видно. Очень маленький город. А японец - хитрый. Следит за каждым новым

человеком. С кем встречается, куда ходит. Все хочет знать... - продолжал Акбар.

- Японец - наш враг.

- Враг? - удивился хозяин.

- Да...

- За англичан надо держаться, - шумно вздохнул Акбар. - Это хорошо. - Он любил их, англичан. Как и

его отец, Барат-хан. - Значит, тот гость...

- Да-да, Акбар-ака. Нам надо купить слугу японца. Надо узнать, что говорил гость в горячке.

- Слуга... - пожал плечами Акбар, сомневаясь, что простой памирец запомнил важные слова.

- Надо...

- Хорошо, - кивнул Акбар, - я постараюсь...

Махмуд-бек стал укладываться спать. Удобнее положил подушку.

- А вчера мы еще проводили гостей, - между прочим, сказал хозяин.

- Кого? - приподнялся Махмуд-бек.

- Они мало были. Кажется, братья... Один почти сумасшедший. Глазами сверкает, зубами скрипит.

Кого пугает? Не знаю.

- Другой?

- Другой обыкновенный. Его Шукуром звали. Умывался... Я видел шрам.

- На правом плече?

- Да... Вы их знаете, господин?

- Знаю...

Махмуд-бек опять поправил подушку

- Как они попали сюда?

- На самолете, господин. Как важные люди. Это же очень дорого.

- Братья ушли?

- Сразу. Они, наверное, уже у Джанибека. Скоро мы об этом узнаем.

- Как? - невольно вырвалось у Махмуд-бека.

- Дня через два люди Джанибека придут в Гульташ. Мы вместе пойдем на базар. Ведь скоро... - Акбар

стал но пальцам подсчитывать дни. - Скоро пятница. Там, у дворца Ага-хана, базар.

- Люди Джанибека придут обязательно?

- А как же! - воскликнул Акбар. - Следующий базар будет осенью...

Махмуд-бек потер лоб, глаза.

- Господин хочет спать? - услужливо спросил хозяин и, слегка наклонившись вперед, на цыпочках

осторожно вышел из комнаты...

За сытным, обильным завтраком шел ленивый разговор о жизни в горах. Поднимался ароматный пар

над большими кусками баранины с белым рыхлым салом. Баранина была приправлена какими-то

травами, и в прозрачном бульоне плавали темные точки тмина, барбариса.

Горячий наваристый бульон пили маленькими глотками.

После такого завтрака можно пускаться в любой трудный путь. Адхам с надеждой поглядывал на

Махмуд-бека. Можно понять его нетерпение. Два-три дня дороги, пусть самой сложной, - и он будет на

той, родной стороне.

180

Как себя поведет Адхам? Махмуд-бек почти уверен, что юноша бросится к советским пограничникам и

вскоре на следствии выложит все факты, имена, даты, которые он старательно запоминал в эти дни.

Так и не узнает Адхам, что за человек шел с ним, будет, наверное, всю жизнь считать злейшим врагом.

Хозяин часто вставал, внимательно осматривал дастархан и уходил в соседнюю комнату. Он

приносил новые лаганы, касы, тарелки с другими, еще более вкусными закусками - печенкой, хаспой -

горячими колбасками.

В завершение Акбар на вытянутых руках внес лаган с головой барана. Поставил лаган перед

почетным гостем и подал ему острый нож. Начался торжественный ритуал. Махмуд-бек отрезал кусочки

и раздавал своим спутникам. Завтрак явно затягивался. И Адхам уже не скрывал своего нетерпения. Он

начинал отказываться от угощений. Прикладывал руку к груди и клялся, что сыт, что уже больше не

может съесть ни одной крошки.

Хозяин вновь вышел, загремел чайником.

- Мы завтра пойдем... - наконец сообщил о своем решении Махмуд-бек.

- Почему? - не выдержал Адхам.

- Туда ушел человек. Японец послал. Пусть пока его переправят. Здесь можно лучше отдохнуть, чем у

Джанибека-кази, - объяснил Махмуд-бек.

Проводник на эти слова не обратил внимания: мало ли здесь ходит людей. Адхам вновь вытянулся.

Махмуд-бек заметил за ним эту странность. Так вытягиваются, замирая, школьники, когда слышат что-

нибудь интересное. Но ведь это может заметить и Джанибек. Слишком любопытным покажется парень.

- Завтра пойдем, - повторил Махмуд-бек.

Твердого решения он еще не принял. За сегодняшний один-единственный день нужно очень многое

сделать. Сумеет ли он?

Махмуд-бек плохо спал. Думал о предстоящих встречах. Десятки вариантов дальнейших действий,

рожденных ночью, сейчас казались наивными, примитивными. Он выглядел очень уставшим. И опять

болела нога. Может, сослаться на это? Должна быть одна, главная причина. И чем проще она будет

выглядеть, тем лучше. Он действительно не может с больной ногой двинуться дальше. Самое лучшее -

это сейчас, после завтрака, лечь отдохнуть.

Хозяин появился с чайником, бережно поставил его на стол. Но сам не сел. Он загадочно подмигнул

Махмуд-беку и снова вышел. Махмуд-бек медленно поднялся, кивнув спутникам: сейчас приду.

В соседней комнате хозяин радостно сообщил:

- Придумал. У меня есть дело к японцу. Пойду к нему. А его слугу пришлю к вам. Слугу можно купить.

Он любит деньги.

- Хорошо, Акбар-ака. Спасибо... Вы помогаете нашему общему делу.

Акбар наклонил голову. В «общее дело борьбы» ему не хотелось вмешиваться. Он жил в достатке,

спокойно. И эта жизнь его вполне устраивала. А «общим делом» пусть занимаются другие. Акбар будет

очень рад, если у них что-нибудь получится...

Слуга прикинулся простачком. Он делал вид, что ничего не понимает.

- Больного поил, кормил... Плохо ел.

- Когда больной терял сознание, он что-нибудь говорил? - спросил Махмуд-бек.

- Без сознания? - усмехнулся слуга. - Он бывал без сознания.

Махмуд-бек вытащил деньги и положил их перед слугой. Парень равнодушно посмотрел на

ассигнации.

- Английские... - объяснил Махмуд-бек.

Парень понимающе кивнул: вижу. Он набивал цену. Махмуд-бек положил еще три ассигнации.

- Что нужно знать господину? - деловито спросил слуга.

- Слова, которые ты слышал от больного. Он мог их говорить, когда трепала малярия.

- Были слова, - сказал слуга.

Лицо у парня спокойное, а глаза бегают. Как пуговки, черные, острые глазки. Перескакивают с

Махмуд-бека на дверь. Парню надо побыстрее уйти. Сделка состоялась.

- Какие?

- Я их не понял, господин.

- Но запомнил.

- Да, господин... Он часто повторял: Ош, Ассаке, Шамурад.

- Его так звали?

- Нет. . Его звали Турсун. А к Шамураду он шел. Но при чем здесь ош? - Слуга откровенно удивлялся. -

Он только два раза ел такой суп...

- Еще что говорил больной?

На лбу слуги появились морщинки.

- Только это я запомнил, - сознался он. - Другое не помню. Эти слова часто повторял. И еще... - Слуга

снова задумался. - Дядя хочет жениться. Дядя хочет жениться. Так повторял. И все... Называл женское

имя. Дядя хочет жениться... - Слуга растерянно заморгал. - Имя не помню...

Махмуд-бек перебрал с десяток женских имен. При каждом из них слуга задумывался, потом

отрицательно мотал головой.

- Нет. . Нет. .

181

- Ладно, - наконец сдался Махмуд-бек. - Иди. И для тебя будет лучше, если никто о нашем разговоре

ничего не узнает.

Пожалуй, этого предупреждения не надо было делать. Парень и сам рвался уйти. Он стремительно

вскочил, спрятал деньги за голенище сапога и, поклонившись, выскочил из комнаты.

Через полчаса пришел Акбар. Он тяжело сел, вытер рукавом лоб. И моментально снова выступили

капли пота. Хозяин дома сидел перед гостем не шевелясь, замерев, будто в молитве, тупо уставясь на

худое, усталое лицо Махмуд-бека.

- Что случилось? - спросил Махмуд-бек. - Японец догадался?

- Японец? - как-то странно переспросил хозяин. - Какой японец? А... японец... - Опять рукавом халата

вытер лоб. - Японцу не до нас, - наконец сообщил Акбар. - Плохо с ним. Лежит. А радио все работает,

кричит. .

Махмуд-бек смутно догадался о причине, которая свалила японца. «А радио все работает, кричит!»

Неужели?..

Он боялся поверить в эту долгожданную весть. Что же могло свалить резидента японской разведки,

человека, надо полагать, выдержанного?

- Значит. . - несмело начал Махмуд-бек.

- Да... - шумно вздохнул хозяин и вдруг закричал отчаянно, истерически, схватившись за голову

руками и покачиваясь: - Да! Русские взяли Берлин. Гитлера нет. . В Москве праздник.

Махмуд-бек рванулся к хозяину, схватил за плечи, потряс:

- Тише! Возьмите себя в руки.

- Я и так тихо жил! Тихо! - надрывался хозяин. - Они обещали, немцы! Все обещали! Столько лет!

- Успокойтесь... Успокойтесь... - машинально повторял Махмуд-бек. Он думал о другом...

- Не могу! А-а-а! - бился в истерике Акбар. - Всему конец. Большевики в Берлине...

Он начал хлопать ладонями по щекам. Так поступают при известии о гибели близкого.

- Когда это случилось? - спросил Махмуд-бек.

- Вчера! Вчера! Девятого мая!

- Какую станцию слушал японец?

- Все станции! Все города! Весь мир кричит!

В комнату ворвался Адхам. За его спиной, вытянув шею, стоял проводник.

- А что же они врали! - крикнул хозяин.

Он бросился к одной из ниш. Достал из-под атласных курпачи несколько журналов «Ём Туркестон».

Махмуд-бек узнал сразу эти потрепанные издания. Наверное, не раз их листал хозяин дома, веря

щедрым обещаниям высокопарных статей, веря каждому слову журнала, на котором стояло: «Издатель и

главный редактор Вали Каюм-хан».

- Что же они врали...

Хозяин швырнул журналы в угол комнаты. Махмуд-бек собрал их, аккуратно положил на подоконник.

- Дорогой Акбар-ака! - сказал он. - Дорогой наш друг. . - Спокойный, торжественный голос

отрезвляюще подействовал на хозяина. Он поднял голову и печально посмотрел на гостя. - Борьба

продолжается! Мы были готовы к поражению немцев. Нас всегда поддерживали и будут поддерживать

англичане. Борьба продолжается. Завтра вот этот джигит, - он кивнул на Адхама, - уйдет к Советам. За

ним пойдут другие...

- Да-да... - прошептал Акбар. - Борьба продолжается.

В эти слова он сам не верил... Махмуд-бек повернулся, взял за локоть Адхама и вывел в соседнюю

комнату.

- Завтра утром пойдешь. На всякий случай должен знать, что совсем недавно, дня два, туда, к

Советам, пошел человек японца. В бреду он, вероятно, выдал свои явки: Ош и Ассаке... Имя - Шамурад.

Самого зовут - Турсун. Пароль: «Дядя хочет жениться». А вот на ком... Женское имя я не знаю. Но оно

есть. Так и скажешь, что забыл...

- Ясно, господин... - И юноша еще раз повторил явки, имя, пароль. - А вы, господин?

- Увы! - вздохнул Махмуд-бек. - Обстановка так изменилась, что мне надо побыть здесь. И нога. Нога

очень болит. . - Махмуд-бек говорил правду. Опять острая боль не давала покоя.

Адхам не хотел прекращать разговор. У него были еще вопросы.

- Господин, - обратился Адхам к Махмуд-беку, - как же, война окончилась. Большевики в Берлине...

Что мы можем сделать? - Он пытался говорить спокойно. Даже повернулся к нише, где стояла дорогая

посуда. Подошел к ней, провел пальцем по расписанному яркими цветами чайнику. Сразу же легла

полоска и ярче проступила краска.

- Война окончилась, - согласился Махмуд-бек. - Но, наверное, начнется подготовка к новой войне с

Советами. Вот и ты, и другие помогут готовиться к ней...

Адхам ничего не ответил. Он продолжал чертить полоски на посуде, покрытой пылью. Он очень

внимательно следил, как проступают цветы на фарфоре.

Махмуд-бек вышел во двор. Наступила ночь. Одна из вершин, с матовым мерцающим снегом, была

очень похожа на Айкар. Над этой вершиной повисли большие такие и, казалось, близкие звезды.

Словно искры салюта,

182

ко мне долетают,

Застывая над миром

сплошной тишины

Беспокойной, ликующей стаей

Из счастливой, любимой страны.

Очень давно так легко не рождались строки.

Махмуд-бек понял, что ему сегодня трудно будет заснуть. А если он заснет, то на рассвете

обязательно приснится Айкар, тот самый, по склонам которого, казалось, скатываются, радостно

сверкая, крупные звезды.

Подул легкий, на редкость нежный, ветерок...

За долгие годы на чужбине Махмуд-бек, кажется, впервые почувствовал его. Почему-то всегда

врывались лихие ветры пустыни и в дом, и в тюремную камеру... Надсадно, будто срывая непонятную

злость именно на нем, Махмуд-беке, ревел зимний ветер с колкими снежинками, перемешанными с

песком.

Откуда только брались эти ветры, жгучие, неожиданные, сильные, на пути Махмуд-бека: в пустыне,

глинобитных квартирах чужих городов, горах, эмигрантских становищах...

А ведь есть же такие тихие ветры весны, первых осенних вечеров, ветры, пропитанные цветом садов,

запахом гостеприимного очага...

Но их было так мало на чужой земле, в беспокойной, напряженной жизни Махмуд-бека! До обидного

мало. Даже не вспомнишь.

Махмуд-бек поднял ладонь: захотелось убедиться в спокойной беззаботности осеннего дыхания гор,

очень похожего на дыхание Айкара.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

Мне много пришлось читать листовок, маленьких газет, журналов, которые издавались различными

антисоветскими организациями.

Как-то быстро, стремительно умирали эти газеты и журналы. Иногда люди не успевали даже

запомнить их названия.

На солидную ногу пытались националисты поставить издание журнала «Милли Туркестон». Его

начали печатать еще в фашистской Германии.

Журнал влачил жалкое существование. И все меньше оставалось людей, которые верили

примитивным, полным нескрываемой злобы к советскому народу материалам.

В фашистской Германии вышли 62 номера. Распространялся журнал в основном в концентрационных

лагерях, среди военнопленных. Издание финансировалось и находилось под контролем Розенберга.

После войны появились новые хозяева. Опять в Туркестанском комитете было принято решение о

выпуске журнала. Стали готовить первый номер. В скобках указывалась и другая цифра - 63.

Следовательно, ничего не изменилось в линии журнала. «Издатель и главный редактор - Вали Каюм-

хан». Он выступил с передовой статьей «От 62-го до 63-го». Те же мысли, те же люди... И тот же

наборщик Исмаил Таджи-бай, ранее работавший в берлинской типографии комитета. Только теперь

номер делали в типографии Кельна, принадлежавшей тестю Баймирзы Хаита.

С одной из основных статей о «национальном государстве» выступил Эргаш Шермат.

После выхода журнала возник законный вопрос: как его распространить.

Один из эмигрантов, перебравшийся в Азию, рассказывал, что в Мюнхене журнал разошелся в

количестве 20 экземпляров.

Вали Каюм-хан заверил новых хозяев - англичан: журнал непременно расхватают в Турции,

Афганистане, Пакистане, Иране, в арабских странах. Но там разошлось по 10-20 экземпляров в каждой

стране. Англичане охладели к этой затее и перестали давать деньги.

Вали Каюм-хан, любивший поднимать шумиху вокруг каждого дела, предложил издавать журнал в

трех вариантах под литерами «А» - латинский шрифт, «В» - арабский шрифт, «С» - на английском языке.

Журнал делали с трудом. Номер выходил раз в 3 месяца, потом в 6 месяцев...

Вали Каюм-хан ездил собирать деньги в Турцию, Саудовскую Аравию. Потом обращался к эмигрантам

США и Западной Германии.

- Выпускать хотя бы один номер в год...

Но мало кто откликнулся на его призыв...

Одно из «мощных» изданий погибало. Отходили от журнала самые рьяные сотрудники. «Теоретик» и

«поэт», публиковавший стихи под псевдонимом «Булакбаши», - Эргаш Шермат уехал в США, стал

сотрудничать в радиостанции «Голос Америки». С появлением этого работника в узбекской редакции

радиостанции начались постоянные склоки. Эргаш Шермат отделался от старых сотрудников, подобрал

более молодых - сыновей эмигрантов. Но и с ними не смог ужиться.

В 1974 году «теоретик» и «поэт» вынужден был уйти сам из редакции радиостанции.

Старели, умирали и другие «деятели» «Милли Туркестон». Об этом журнале, как и о других изданиях,

стали забывать.

Позже в ФРГ стали рождаться журнальчики типа «Остеуропа» или «Сентрал Эшпетик джорнал».

183

«Сей последний, - писал в 1962 году Айбек в «Литературной газете», - издается еще и в Гааге.

Называет он себя «Международным журналом по языкам, литературе, истории и археологии Средней

Азии» и щедро представляет свои страницы Б. Хаиту, рекламируя его как «западногерманского

профессора, доктора философии».

Видный узбекский писатель так и назвал свою статью - «Лжец-попугай». В ней Айбек делает точный

вывод:

«На первый взгляд, можно подумать, что и журнал весьма солидный, и автор - не менее. Но такое

суждение было бы правильным, если б звание профессора определялось по степеням лжи».

Есть узбекская пословица: «Глупую загадку не загадывай, лживые слова не поддерживай».

Наверное, самые различные хозяева, издававшие подобные журналы, в конце концов сами доходила

до этой истины...

Ведь и эти журналы прекращали свое существование.

СОННЫЙ ПОСЕЛОК

Махмуд-бек не мог заснуть. Боль не давала покоя всю ночь. На рассвете он вынужден был

согласиться на предложение хозяина. Тот достал горошинку опиума и растворил в чае. Махмуд-бек

решительно залпом выпил это своеобразное снотворное.

- Нам ехать? - спросил Адхам.

- Подождите пока, - сказал Махмуд-бек.

- Хорошо, господин, - отвернувшись в сторону, глухо бросил Адхам и вышел из комнаты.

Из-за Махмуд-бека спать никто не ложился. Он долго растирал ногу, пытаясь успокоить боль.

- Попробуйте закрыть глаза... - посоветовал Акбар. - Сейчас должны уснуть.

- Не привыкну... к опиуму? - слабо улыбнулся Махмуд-бек.

- Так сразу не привыкают. . - серьезно ответил хозяин.

Он накрыл гостя одеялом и тоже вышел из комнаты. Махмуд-бек окунулся в странный плотный туман.

Этот туман наползал, обволакивал, мягко касался лица, нес непонятные, фантастические сны.

Вырастали чудовища. У них были теплые лохматые лапы. Чудовища, словно заигрывая, дотрагивались

до него лапами нежно, осторожно. И от этих прикосновений Махмуд-бек заснул. Сон был недолгим, но он

почувствовал себя бодрее. Боль немного успокоилась.

- Я позову японца... - решил хозяин.

Махмуд-бек взглянул на него и, соглашаясь, кивнул:

- Да... Без японца не обойтись. Я могу застрять у вас надолго.

- Вот и хорошо...

Хозяин хотел шагнуть к двери, но Махмуд-бек его остановил:

- Подождите... Мы вместе пойдем к японцу.

Осторожно ступая на больную ногу, Махмуд-бек двинулся по комнате. У шкафчика, в дверцах которого

поблескивали небольшие зеркальца, он остановился. Худое, небритое лицо... Колючая щетина скрывала

острые скулы. Глаза ввалились.

Как же он выглядел вчера, до этого короткого тяжелого сна? Махмуд-бек провел по щетине, невольно

усмехнулся.

От зеркал, по дверцам, отходили лучи: аляповатые листочки. Видно местный художник старался

угодить богатому хозяину, разрисовав старательно шкафчик, не жалея самых ярких красок. Усталое,

небритое лицо в этом диковатом обрамлении было немного смешным.

- Вы так щедро нас угощаете, дорогой Акбар. А вид у меня страшноватый...

- Пройдет, - успокоил хозяин. - Пройдет. Японец все сделает. Он умеет и ноги резать. Одного от

Джанибека привозили. Японец хорошо резал. Тот живой остался. С деревянной ногой теперь.

Неприятный холодок пополз по спине. Махмуд-бек еще ни разу серьезно не задумывался над

причиной болезни. Что с ногой? В который раз уже боль дает о себе знать так резко? Неужели гангрена?

- Японец все сделает. . - продолжал слишком откровенно и грубо успокаивать Акбар. - Только лежать

долго надо.

Лежать... Махмуд-бек качнул головой. Тогда он останется лежать в горах навсегда. Через несколько

дней братья Асимовы вернутся в Гульташ. Расправиться с больным человеком они смогут в считанные

минуты.

Лежать Махмуд-бек не имеет права. Надо немедленно возвращаться вниз, в город. Надо уточнить

расположение банды Джанибека и возвращаться. Любым путем. А сейчас так хотелось самому

послушать радио.

- Может, сюда позвать японца? - предложил хозяин.

- Нет. . Мы пойдем к нему. Так надо! - твердо сказал Махмуд-бек.

Этот японец ничем не отличался от своего земляка, хозяина харчевни в поселке Ага-хана. Такой же

юркий, худенький, с подобострастными поклонами, человечек. Он поблескивал стеклышками очков, за

которыми щурились близорукие глаза. Наверное, очки надо было давно заменить. Дешевенькая

металлическая оправа потерлась.

184

И одежда, и убранство комнаты свидетельствовали о бедности человека, которого судьба занесла

далеко от родной земли.

Японец не удивился приходу неожиданных гостей. Он ничему не удивлялся. То нервное потрясение, о

котором говорил Акбар, уже прошло. Вероятно, в день окончания войны его человек с новым заданием

перешел границу

Взглянув на правую ногу Махмуд-бека, японец понял причину появления этих людей. Он отвел

больного в маленькую комнатку, уложил на ветхий топчан и стал стягивать сапог.

- Сейчас, - на местном диалекте прошептал японец.

Он словно рассматривал сапог, хотел примериться, как легче снять его, и вдруг ловко и резко рванул.

Удивительная сила была в этих тонких, цепких пальцах. Махмуд-бек невольно ойкнул.

- Сейчас, - опять прошептал японец.

Он ощупывал красную, вздутую ногу, так же ловко примериваясь сжать в самом больном месте, чтобы

понять причину этой боли.

- Сейчас...

Махмуд-бек сжал зубы. Он приготовился выслушать самое страшное заключение. По лицу, по глазам

японца ничего не поймешь. Японец кивнул Акбару и вышел с ним в другую комнату. Они шептались

минуты три. Только после этого Акбар стремительно, не скрывая радости, метнулся к своему гостю:

- Все будет хорошо. Японец будет лечить.

- Сколько? - спросил Махмуд-бек.

- День-два... не больше. Но просит вернуться в большой город. Там нужно лечить. По-настоящему.

- Японец может включить радио?

- Я поговорю с ним.

Минут тридцать японец массировал ногу, втирал пахучую желтоватую мазь. Потом принес тряпку, от

которой шел пар. Прижал тряпку к ноге, подержал, словно испытывая терпение Махмуд-бека.

- Сейчас...

Закончив не очень сложную процедуру, он втащил небольшой приемник, батарею. Подключил ее к

приемнику. Все делал молча, спокойно, не обращая внимания на больного, не интересуясь его

самочувствием.

Приемник стоял рядом с топчаном. Махмуд-бек имел возможность крутить шкалу настройки.

Старенький, облезлый ящик. Но в него вмонтирована мощная аппаратура. Мигал зеленый огонек.

Двигалась шкала, раздался треск, обрывки заунывных песен, непонятной музыки, чужие слова... Все это

неслось в тесную комнатку через горы, через сотни километров. А японец, взглянув на Махмуд-бека,

только сказал:

- Сейчас...

Он ушел и не появлялся до полночи.

Махмуд-бек нашел советскую радиостанцию. Через треск и шум послышался знакомый миллионам

людей голос диктора. Передавали строгие строки акта о безоговорочной капитуляции немецко-

фашистских вооруженных сил.

Вошел японец. Прислушался к русским словам и показал на ногу.

- Сейчас...

Он выключил приемник: берег батарею. Ничего нового радио в ближайшее время не сообщит.

Японец оказался опытным знахарем. И чувствовалось, что он спешил отделаться от своего

неожиданного пациента.

Махмуд-бек понял: японцу не хотелось, чтобы он встречался с людьми Джанибека-кази, которые

скоро появятся в Гульташе. Именно в это время кто-нибудь приезжает на базар.

От денег японец отказался. Он приложил руку к сердцу и поклонился. Потом поправил очки и сказал:

- Сейчас...

Японец вернулся с небольшой баночкой желтоватой мази, показав на больную ногу, произнес:

- Надо...

Это было второе слово, которое услышал Махмуд-бек от японца. Все наставления и советы тот

передал Акбару. И основной совет: немедленно покинуть Гульташ, добраться до большого города. Лучше

это сделать самолетом.

- Возможно? - спросил Махмуд-бек у хозяина.

- Да... Нужны деньги и... карточка Ага-хана.

- Узнайте, когда будет самолет.

- Будет завтра, - ответил Акбар.

- Завтра я не смогу.

- А нога. Вдруг. . Японец предупреждал.

- Мне нужно увидеть людей Джанибека, - откровенно сказал Махмуд-бек. - Очень нужно. К нему я уже

не попаду.

- Смотря кто придет, - пожал плечами хозяин. - Из иных слова не выжмешь.

- Все равно надо подождать. Адхам с проводником пусть уйдут завтра.

Прощание с Адхамом было коротким.

185

- Будь осторожен, - сказал Махмуд-бек.

- Вы не пойдете, господин? - спросил Адхам.

- Нет. . Я болен.

- Вы не хотите встречаться с Джанибеком? - Адхам вызывающе смотрел на Махмуд-бека.

И в который раз Махмуд-бек не без тревоги подумал о дальнейшей судьбе юноши. Что с ним будет в

становище Джанибека? Кто предупредит Адхама об опасности?

- Присядь, Адхам, - предложил Махмуд-бек. - Присядь и послушай... - Махмуд-бек улыбнулся, по-

отечески заметил: - Если ты так будешь сверкать глазами при встрече с Джанибеком, он тебе отрежет

голову. Он умеет это делать. За одну минуту.

Адхам беспокойно оглянулся.

- Здесь ты в безопасности. Здесь пока за тебя отвечаю я. Там меня не будет. Там будут мои враги.

Даже мое имя может погубить. Ты просто шел с нами. И ты не любишь меня. Все! Об этом достаточно. У

тебя свои дела на той стороне. И я ничего не хочу о них знать. Не должен знать и Джанибек.

- Его дело переправить меня, - напомнил Адхам.

- Там он - хозяин, - вздохнул Махмуд-бек. - Мало ли что придет ему в голову. Ему может не

понравиться твой взгляд. Он у тебя бывает злым, настороженным. Пока будешь в становище - спи,

отдыхай. Впереди - трудная дорога. - Подумав, Махмуд-бек повторил: - Все! Доброго пути тебе.

Утром Махмуд-бек вышел проводить Адхама и проводника. Вначале решали деловые вопросы.

- Если мы не увидимся, лошадей можешь продать, - сказал Махмуд-бек проводнику. - А за помощь...

Он полез в карман. Проводник понял намерение Махмуд-бека и торопливо поднял руку:

- Нет! Нет!

Восклицание было таким искренним, что Махмуд-бек невольно смутился.

- Вы подождете меня? - спросил проводник.

Не хотелось его обманывать. Но и правду не мог сказать.

- Буду пока... здесь... - неопределенно ответил Махмуд-бек и крепко обнялся с проводником. А к

Адхаму только прикоснулся. Тот напряженно вытянулся. Даже голову чуть отклонил назад. Махмуд-бек

похлопал его по плечу:

- Доброго пути...

С вершин, поблескивающих вечным снегом, сползал рассвет. . Солнце пока пряталось где-то рядом.

Но розоватый свет уже заполнял чистое небо. И снег постепенно менял свой цвет.

Махмуд-бек не уходил со двора. Уже затих ритмичный цокот копыт. Возвращаться в дом не хотелось...

Надо подождать, когда величественно, спокойно над горным краем поднимется солнце. И тогда, прикрыв

глаза, подставить лицо первым мягким лучам.

Джамшид был сподвижником Джанибека-кази. Он еще совсем молодым парнем прислуживал

курбаши, таскался ва ним по чужим дорогам; первым начинал хохотать и хлопать себя по коленям при

самой глупой шутке бандита.

Джанибек этому парню, одному из своих многочисленных племянников, обещал богатую жизнь и

славу.

Шли годы... Джамшид взрослел, умнел, стал разбираться в делах, увидел и понял, на чем держится

авторитет прославленного Джанибека-кази.

Нигде не мог найти пристанища курбаши. Свою шайку, состоящую из родных и близких, он увел в

горы. Его мечтой было первым ворваться в долины Средней Азии, захватить обширную территорию,

стать владыкой городов и кишлаков. Эти города и кишлаки он заранее щедро разделил между

ближайшими помощниками.

Надо было только дождаться, когда гитлеровские войска войдут в Москву.

- А здесь - наше дело, - авторитетно заявлял Джанибек. - Мы первые спустимся с гор...

Слушал эти речи и Джамшид. Слушал и мечтал о будущей власти. Ему очень хотелось попасть в

Таджикистан. Например, в богатый город Ходжент. Он слышал, что большевики рядом построили

электростанцию, какие-то заводы.

А дядя дал всего два маленьких горных кишлака.

- Еще молод... - сказал Джанибек. И как мальчишку, потрепал грязной ладонью по щеке.

Джамшиду уже сорок три года. Всю свою молодость он отдал Джанибеку. Таскал ему чайники,

подавал пиалу, чистил сапоги, раскуривал чилим. В тайне от других бандитов Джамшид мял комочки

анаши, смешивал их с табаком.

О новой страсти Джанибека не говорили вслух, боялись вспыльчивого курбаши. Но разве утаишь от

людей и сладковатый дымок, и бессвязные речи, и мутные, бессмысленные глаза.

Чилим доверяли только Джамшиду. Он оставался по-прежнему мальчиком, слугой и в тридцать, и в

сорок лет. Особой почестью считалось, когда курбаши, накурившись, двигал чилим в сторону Джамшида.

Через несколько лет Джамшид уже с радостью и с большой благодарностью хватался за чилим.

Торопливо проводил рукавом халата по мокрому мундштуку и, прикрыв глаза, слушал клёкот воды,

затягивался...

В эти минуты он забывал о тоскливых, монотонных годах, проведенных в горах, о пропавшей жизни, о

той жалкой подачке, которую обещает Джанибек-кази в случае победы Гитлера.

Особой милостью за верную службу считалась и поездка на базар в поселок Ага-хана.

186

В третий раз такой милости удостоился Джамшид.

Прибыв в Гульташ, он поселился в доме Акбара. Небольшая группа рядовых бандитов расположилась

на ночевку в караван-сарае.

Акбар знал о страсти Джамшида. После ужина он с почтением преподнес новому гостю чилим.

У Джамшида было плохое настроение. Махмуд-бек, почтенный умный человек, рассказал о трудной

борьбе с Советами. Борьба еще будет продолжаться.

Русские в Берлине... Гитлер подох... На кого теперь надеяться? На самих себя?

Не такой дурак Джамшид, чтобы поверить в силы небольшой шайки Джанибека.

Джамшид жадно затянулся, прикрыл глаза и не спеша выпустил струйку дыма. Секунду он молча

наслаждался пьянящим зельем, потом благодарно кивнул хозяину. Акбар не пожадничал, положил в

табак хорошую порцию анаши.

После очередных двух-трех затяжек появилось желание продолжать разговор, поспорить, рассказать

какую-нибудь веселую историю. Только где взять эти истории? Скучно у них в горах.

- Разжирел Джанибек... - неожиданно сорвался Джамшид. - Уже головы не поворачивает. Только

бровью поводит, только глазами косит на тех, кто рядом. Слушает и все мимо ушей пропускает.

Наплевать ему на родных и друзей.

Сам Джамшид тоже отяжелел. С солидным брюшком, краснощекий. Но, как понял Махмуд-бек,

Джамшид обвиняет своего главаря не в тучности, а в зазнайстве.

Махмуд-бек высказал надежду, что когда-нибудь отряд Джанибека много сделает в борьбе против

большевиков.

- Когда? - зло прошептал Джамшид.

- Придет время.

- Мы стареем... А Джанибек посылал сюда вниз человека с золотом. У него в городе в банке есть

деньги.

- Наверное, хранит для вас, для будущей армии.

Махмуд-бек пил чай короткими глотками, наслаждаясь покоем, изредка поглаживая больную ногу.

- Для армии у нас все есть. Сейчас мы у Ага-хана получим новое оружие, динамит. .

- Зачем динамит? Вы живете спокойно.

- Осенью Джанибек думает спуститься вниз, к Советам.

- Сам?

- Так он и пойдет сам... - взорвался Джамшид. - Он наши головы подставит под советские пули.

Махмуд-бек похвалил осторожного опытного курбаши, который зря не будет посылать на гибель

людей.

- Зря? Он за это получит. От них! - куда-то в сторону резко махнул рукой Джамшид.

Конечно, от Джанибека требуют каких-то настоящих действий. Кто будет зря снабжать шайку оружием,

одеждой, продовольствием.

Джамшид тяжело сопел. Он выдержит разговор еще несколько минут. Потом его потянет в сон.

- У вас есть люди в горных кишлаках? Там, на той стороне. Мне надо послать своих. Я, конечно,

заплачу... Наверное, вы-то знаете?

- Есть... - с готовностью ответил Джамшид.

Он назвал горные кишлаки, имена людей с подчеркнутой небрежностью, давая понять Махмуд-беку,

что тот имеет дело не с рядовым бандитом, а с человеком, который сам, без Джанибека, может

заниматься большими делами.

Еще затяжка. Еще одна, слишком жадная... Она, наверное, доконает Джамшида. Толстоватые пальцы

вздрогнули, разжались, отпустили длинный, отполированный мундштук.

Махмуд-бек подхватил чилим и позвал хозяина. Взглянув на беспомощного Джамшида, Акбар

вздохнул.

- Погибает. . У них там, - он кивнул в сторону двери, - у них плохо. Если они не займутся настоящим

делом...

Махмуд-бек промолчал. «Настоящее дело» - вылазка на советскую территорию будет концом

Джанибека-кази и его шайки.

- Вы думаете вместе с ними ехать на базар? - спросил Махмуд-бек.

- Было бы хорошо, - виновато сказал хозяин.

Ему неудобно бросать Махмуд-бека в Гульташе. Но базары бывают редко. И ехать туда надо с хорошо

вооруженной группой. Так спокойней.

- Если бы вы подождали... - попросил Акбар.

- Нет. . Японец прав. Мне надо немедленно вернуться в город. - Махмуд-бек погладил больную ногу и

твердо повторил: - Очень надо достать место в самолете...

Деньги и фотография Живого Бога произвели впечатление на английского чиновника. Он пока

считался с суровыми законами горного края, с его властелином Ага-ханом.

На другое утро небольшой самолет поднялся с площади Гульташа, сделал круг над поселком.

Вон в той стороне, в двух днях пути, лежала родная страна. Там сейчас большой праздник... А он,

Махмуд-бек, вновь удаляется от Родины. С каждым часом все дальше и дальше.

187

Махмуд-бек повертел в руках билет. Потом карандашом записал опознавательные знаки самолета -

AAJLN - ORIEHT SKYFKE СНТЕК.

Так, на память записал...

Билет долгие годы хранился в бумагах Махмуд-бека, напоминая о самом счастливом дне, о

празднике, который он встретил в далеких горах... Рядом с родной землей.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

Один из руководителей туркестанского национального движения Баймирза Хаит в свое время, еще до

войны, был сельским учителем. Никто и не представлял, что он сделает такую «головокружительную

карьеру», предаст свой народ.

В 1942 году Баймирза Хаит в польской деревне Легионово закончил школу разведчиков армии рейха.