До особого распоряжения

Вскоре занял должность командира эсэсовской роты, а потом стал начальником военного отдела

Туркестанского комитета и соответственно заместителем Вали Каюм-хана.

На совести Баймирзы Хаита - сотни жизней. Он участвовал в карательных экспедициях в Польше,

Чехословакии, Югославии, Франции.

После войны с помощью Вали Каюм-хана Баймирза Хаит закончил Манчестерский университет, стал

«доктором». Он часто разъезжал по странам Европы и Азии, участвовал в конференциях

«востоковедов», тюркологов, антикоммунистов.

Вскоре Баймирза Хаит начал жаловаться соотечественникам на свое положение в «великой борьбе»

против коммунизма.

В апреле 1974 года Хаит был участником конференции «Антикоммунистической лиги» в Нью-Йорке.

- Все нации, - говорил он, - приехавшие на конференцию, вышли со своими флагами, с лозунгами,

организовали демонстрацию. От нас я был один. Мы относимся безразлично к национальному

движению. Никто нам не оказывает помощи.

О своей личной жизни Хаит тоже плакался соотечественникам.

Эмигрант А. Агзамов, вернувшийся на родину, вспоминал о встречах с Баймирзой Хаитом, передавал

его жалобы:

- Я занят уходом за своими детьми. Помогаю жене в оформлении ее врачебной документации. Только

когда дети уложены спать, имею возможность заниматься научной работой... Пишу труды о Туркестане.

Кому были нужны его труды?

Даже близкое окружение распадалось. Уходили из жизни его соратники. Уходили страшно, не по-

человечески...

Мулла Туркестанского легиона Касым Иноятов (Касым Хаксивар) умер в своей комнате. Труп лежал

целую неделю. И никто не хватился проповедника, который так усердно призывал верующих к борьбе

против большевиков.

Рузи Назар, бывший заместитель Баймирзы Хаита в Туркестанском комитете, был отъявленным

интриганом и доносчиком. После войны вместе с доктором Жаббором Рахими он занялся коммерцией -

стал выпускать шоколадные конфеты.

Однажды Рахими получил из ГДР письмо. Ничего особенного: заказ на конфеты. Но на конверте была

марка с портретом Тельмана. Рахими показал конверт своему компаньону. Рузи Назар сообщил о такой

подозрительной «переписке» американской разведке, с которой он уже давно сотрудничал.

Рахими стали вызывать на «беседы». Испуганный вызовами, Рахими ночью убил жену молотком, а

себе сделал смертельный укол.

Так шел к своему концу Туркестанский комитет.

Но после войны его руководители еще мечтали о борьбе. Они разъезжали по стране, где нашли приют

эмигранты, вели среди них подрывную работу, восстанавливали против родины.

Вали Каюм-хан и Баймирза Хаит совершили паломничество в Мекку. Но мало кто знал, что и Каюм-

хан и Баймирза по пути выполняли в странах Востока задания иностранных разведок.

Мне хотелось бы еще раз вспомнить статью Айбека «Лжец-попугай».

Статья посвящалась «деятельности» Баймирзы Хаита, якобы обеспокоенного судьбами

мусульманских народов, их культурой и литературой.

«Б. Хаит в течение ряда лет специализируется по клевете на народы Средней Азии, особенно на их

современную жизнь.

Разумеется, Б. Хаит не одинок. Успехи республик советского Востока вызывают ненависть у

буржуазных идеологов. А страх рождает ложь.

Клевета, однако, тоже требует «убедительного оформления». И вот для этого и пускают в ход

отщепенцев, изменников родины, титулуя их «докторами» и «профессорами» и спекулируя их

восточными именами и фамилиям.

Словом, пускают в ход хаитов...»

НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА

Город был взбудораженным, тревожным, настороженным...

188

И не надо присматриваться к людям, чтобы понять их беспокойство или озабоченность. За тысячи

километров прогремел московский салют. . Но его хорошо услышали в Азии.

До открытия банков, куда обычно заходили не спеша, степенно, с чувством собственного достоинства,

теперь толпились, покусывая губы, перебирая четки потерявшие прежний лоск господа.

Не очень уверенно вступали в солидные конторы колониальные чиновники, уже по-настоящему

чувствуя недоброжелательные взгляды местных жителей.

В городе стали появляться эмигранты из Европы. Они надеялись здесь, за тридевять земель, найти

спокойный уголок, отсидеться, выждать более удобный момент, когда можно будет вновь потянуться к

счастью.

В банках, на биржах, в конторах самых различных фирм горячо спорили о новой, третьей мировой

войне.

Но более трезвые головы понимали, что пушки не скоро заговорят. . Борьба с Советами будет пока

носить совсем другой характер. Сейчас по тайным тропам вновь двинутся агенты и диверсанты.

Авантюристы всех мастей поднимут крик о гибели цивилизации, об угрозе человечеству, которую

несут большевики. Пусть все это бездоказательно. Но кто в базарной суматохе начнет вдумываться и

проверять факты, о которых надрываются дервиши!

Надо отойти от базара, отдохнуть от сутолоки, подумать о своих делах. Не каждый человек сумеет

сразу так поступить. Некоторые до позднего часа толкаются, очумев от криков и цен, от ругани и

уговоров... А потом являются домой с пустыми руками...

Махмуд-беку хотелось просто походить по улицам города, постоять у солидных учреждений,

посмотреть на этот растревоженный улей. Но Аскарали приказал лежать.

Вновь богатый отель с пышным названием «Тадж-Махал». Далеко отсюда знаменитый памятник

индийской архитектуры. Однако хозяин не проиграл, выбрав это название. В «Тадж-Махале» живут

состоятельные, уважаемые гости.

- Нам будет здесь легче работать... - сказал Аскарали.

Изменился за последнее время «преуспевающий коммерсант». Он только кажется бодрым, а на

самом деле очень устал. Возможно, даже болен.

- Ну как? Ты только представь Берлин. Обгорелый труп Гитлера... Берлин! И почти над каждым

балконом белый флаг. Представь! - Аскарали расхаживал по номеру, потирал ладони, потом, резко

повернувшись, садился у постели Махмуд-бека. - Представь! Помнишь, как писал Гафур Гулям в сорок

втором? Хотя откуда ты помнишь. Ты даже не знаешь... Слушай...

Аскарали часто читал стихи древних поэтов. Но Махмуд-бек даже не представлял, каким чудом его

друг узнавал о новинках современной литературы.

- Слушай! - повторил Аскарали. И он торжественно прочитал:

Тяжесть листьев промерзших с дерев упадет,

И под шелест весеннего сада

Время грозного горя и тяжких невзгод

Канет в бездну кромешного ада, -

Будет праздник на улице нашей.

Аскарали снова поднялся. Провел ладонью по белым, совершенно белым и поредевшим волосам,

пригладил их и твердо объявил:

- Мы сегодня устроим праздник.

Махмуд-бек, облокотившись, хотел подняться.

- Нет! Нет! Ты будешь лежать. Мы сюда пододвинем стол. Вот так... Здесь сяду я. Здесь - Фарида.

Ясно? - Он не ждал ответов Махмуд-бека. Аскарали двигал шикарную европейскую мебель с такой

небрежностью, словно все это происходило в караван-сарае. - Сейчас Шамсутдин принесет бутылку

водки. Ох, как я ее доставал! Целая операция! Посложнее твоих!

Нет. . В его словах и движениях теперь уже не было усталости.

- Мы сегодня даже не вспомним о том сброде, с которым ты встречался. Не будем вспоминать! Не

будем работать. Сегодня устроим праздник... Понимаешь... - И он крикнул в сторону соседней комнаты: -

Фарида!

Она вошла, с трудом скрывая беспокойство. Аскарали - хороший человек. Фарида уважает его. Но не

случилось ли еще чего-нибудь?

- Фарида! Сейчас я вызову официанта. Он принесет самый вкусный обед «Тадж-Махала». И мы будем

праздновать. Ты не против?

Она улыбнулась:

- Нет, Аскарали-ака. Это очень хорошо! А то вы сидите днем и ночью. Сидите, говорите.

- Мы будем вместе говорить. Совсем о другом. И выпьем! Выпьем за праздник! За нового человека,

который скоро родится в этом городе.

Фарида, смутившись, опустила голову.

- Я пока там побуду, Аскарали-ака... - тихо попросила она.

- Конечно. А я вызову официанта.

Она торопливо ушла в соседнюю комнату. Наклонившись к Махмуд-беку, Аскарали тихо произнес:

189

- Выпьем за нового человека! Понимаешь, Махмуд-бек. Ведь на нашей улице праздник... Самый

большой праздник! На фронте полагалось сто граммов водки. Их ты получишь по праву. И я... После

боя...

- А перед боем? - улыбнулся Махмуд-бек.

- Бой почти кончился. Наш, - серьезно сказал Аскарали. - Почти...

- Что-нибудь еще? - спросил Махмуд-бек.

- Об этом - завтра! А сегодня - праздник... И ни слова о делах!..

Он подошел к двери и нажал кнопку, над которой был нарисован силуэт человека с подносом.

Разбор поездки Махмуд-бека завершился.

- Хорошо, если бы Джанибек сделал вылазку на нашу территорию. Это стало бы его концом... Но если

даже он и не решится, то провалы агентов, которых он пересылает, будут его провалом... - сказал

Аскарали.

- Как поступил Адхам? - вспомнил Махмуд-бек.

Аскарали пожал плечами:

- Хотелось бы верить твоим предположениям. Но... подождем немного. А теперь?

- Я слушаю... - невольно поднялся Махмуд-бек.

Аскарали вновь выглядел усталым, озабоченным. Это был совершенно другой человек, не похожий на

вчерашнего.

- Слушай... - сказал Аскарали спокойно, рассудительно. - Слушай, мой дорогой Махмуд-бек. Война

кончилась. Ты имеешь полное право уехать сегодня или завтра. Врач советует лечиться в Италии. Но у

нас ведь не хуже курорты. Хотя бы даже из-за Фариды нельзя пускаться в такой дальний путь.

- Из-за Фариды? - весело переспросил Махмуд-бек.

- Из-за нее тоже...

- А еще?

- Подвились первые эмигранты из Европы. Те, кто сотрудничал с немцами. Конечно, Туркестанский

комитет будет продолжать действовать. Эмигранты много о нем знают. Знают о ближайших планах.

- Мне надо с эмигрантами встретиться?

- Они сами будут искать возможности встретиться с тобой.

- Может, переехать на квартиру?

- Нет, - решительно сказал Аскарали. - Здесь хорошая прислуга. На вызовы «Тадж-Махала»

моментально откликаются лучшие врачи. Живи здесь. Дня через два ты будешь выходить. Я сделаю все,

чтобы о тебе узнали в эмигрантских кругах.

- Хорошо, Аскарали.

- А Фариду успокой. Вы действительно скоро, очень скоро вернетесь на Родину. - Аскарали поднял

ладонь: - И все! И теперь никакие твои уговоры и доводы не подействуют. В Центре принято

окончательное решение.

Они замолчали.

- Ты давно пробовал писать стихи? - неожиданно спросил Аскарали.

- Бывало... - сознался Махмуд-бек. - Но не записывал.

- Ты еще...

- Не надо, Аскарали... - понял друга Махмуд-бек. - Сам знаешь, что над стихами надо работать

каждый день. Теперь вряд ли что получится. Давно я ушел от литературы. Очень давно. Кажется, прошла

жизнь.

- Жизнь... - согласился Аскарали и машинально пригладил свои редкие белые волосы.

Они встретились в знойный день в небольшом ресторанчике.

- Здесь делают хороший кофе... - сказал Аскарали. - А я так тебя и не приучил.

- Да. Равнодушен. А вот зеленый чай сейчас бы... И... - мечтательно произнес Махмуд-бек.

- Горячую самаркандскую лепешку. И виноград... - подсказал Аскарали.

- Не дразни...

- Скоро сядешь в какой-нибудь чайхане.

- А ты? - серьезно спросил Махмуд-бек.

- И я... Куда я денусь. Ты знаешь, сколько мне лет?

- Не задумывался, - сознался Махмуд-бек.

- И не надо...

В ресторанчике было прохладно и тихо. Официант в мягких остроносых туфлях двигался неспешно,

появляясь неожиданно и всегда вовремя.

- Я больше в «Тадж-Махал» не зайду, - перешел к делу Аскарали. - Так лучше. К тебе уже

присматриваются. Живи, как подобает усталому и больному человеку.

Махмуд-бек отпил глоток черного густого кофе. Невольно вспомнился караван-сарай, первая встреча

с «преуспевающим купцом», с человеком, который направлял работу Махмуд-бека, приходил на помощь,

был всегда рядом.

- Ты оказался прав: Адхам явился с повинной. Он выложил всю информацию, которой ты его снабдил.

Хороший, честный парень... - Помолчав, Аскарали продолжил: - И главное, кроме некоторых эмигрантов

190

с тобой будет искать встречи Баймирза Хаит, важная фигура в Туркестанском комитете, бывший

эсэсовец.

- Он здесь?

- Пока нет. Пока собирается... Надо узнать об их планах. А потом - домой. Сразу же! Не ожидая

приказа.

Они допили кофе.

- Ну, что же, простимся... - вдруг сказал Аскарали.

- Как? - не понял Махмуд-бек.

- Я уезжаю. До встречи на родной земле.

- Как же?

- Уезжаю. Надо. Я должен успеть довести одно дело до конца. За тебя я теперь спокоен. - Он положил

перед Махмуд-беком книгу: - Это тебе... «Бустон» Саади. Одна из редчайших рукописей. Посмотри на

работу каллиграфов.

- Такой подарок... - смутился Махмуд-бек.

- Бери, бери. Читай. У тебя скоро будет на это время.

Махмуд-бек не мог, да и не имел права, спрашивать: куда торопится Аскарали, какие дела и где его

ждут.

Прощались скупо, почему-то торопливо. Аскарали обнял Махмуд-бека, похлопал его по спине, словно

успокаивая.

- Мы увидимся... там... у себя? - спросил Махмуд-бек.

- Конечно, конечно, - ответил Аскарали.

Пряча глаза, он зашагал к двери и лишь на пороге обернулся, махнул рукой.

Смутная тревога долго не давала покоя. Обычная фраза: я должен успеть. Но в ней Махмуд-бек

почувствовал совсем другой смысл. Он допил остывший кофе и машинально стал листать рукопись в

богатом кожаном переплете. Перевернул несколько страниц. На этих книгах но многих странах Востока

люди гадают. Первая строка на открытой странице удивила, даже потрясла своей томностью: «Ты

мудростью войну предотвращай...»

Аскарали делал это всю жизнь. Всю свою жизнь.

...Махмуд-бек узнал о смерти друга через несколько месяцев. Аскарали никогда никому даже слова не

сказал о тяжелой болезни. Продолжались бесконечные дела и поездки до самой последней минуты

редкой, удивительной жизни.

Шамсутдин не любил шикарные комнаты «Тадж-Махал». Он терпеливо ждал, когда Махмуд-беку и

Фариде надоест разгуливать по мягким дорогим коврам, сидеть на европейских стульях за столом,

покрытым хрустящей белоснежной скатертью.

Шамсутдин неловко чувствовал себя в этой обстановке. Получив задание, он старался побыстрее

покинуть отель. При встрече с Фаридой Шамсутдин с тоской смотрел на нее: почему она не вытащит

Махмуд-бека из этой роскоши в нормальный дом. Не прикоснись ни к чему, следи за каждым своим

шагом... А вдруг испачкаешь дастархан, оставишь следы на ковре.

Но и Шамсутдин порой понимал: пока Фариде нужно находиться здесь.

Шамсутдин являлся к Махмуд-беку с новостями. В город приезжали из Европы узбеки, таджики.

Многие из них бросались искать своих соотечественников. Было о чем поговорить, поспорить. Было о

чем вспомнить...

Махмуд-бек еще не бывал в кварталах эмигрантов. Но туркестанцы знали, что он вернулся в город.

Расспрашивали Шамсутдина о здоровье господина, передавали пожелания и приветы. Сегодня

Шамсутдин сообщил Махмуд-беку, что его очень хочет видеть Азими.

- Кто это такой?

- Культурный человек, - коротко ответил Шамсутдин.

- Почему ты так решил? - улыбнулся Махмуд-бек.

- Он - доктор. Был советским доктором, военным. Сдался в плен к немцам. Жил... Говорит, хорошо

жил.

- Чего же приехал сюда? Нашим помогать?

- Помогать? - переспросил Шамсутдин и задумался. Потом решительно заключил: - Не будет

помогать.

- А об этом как ты догадался?

- Он лечит одного, берет деньги.

- Ясно! - сказал Махмуд-бек. - Он хочет со мной увидеться?

- Да, господин. Очень... Он хочет вас пригласить на свадьбу.

Свадьба... Это уже интересно. Значит, соберутся люди. Самые разные. Обязательно возникнут

разговоры и о прошлом, и о будущем.

- Пусть заходит. . - разрешил Махмуд-бек.

- Нам этот человек пригодится... - деловито сообщил Шамсутдин.

- Чем?

- Доктор! - поднял указательный палец Шамсутдин. - Настоящий! В Ташкенте учился. А вам нужен...

- Здесь у меня есть хороший врач.

191

- Ему надо платить... - рассудительно проговорил Шамсутдин. - А это свой...

- Но он тоже берет деньги.

- С вас не будет брать... - уверенно сказал Шамсутдин.

И вдруг какая-то невероятная, совсем неожиданная мысль мелькнула в голове Махмуд-бека. Он даже

испугался этой мысли. Попытался от нее отделаться. Но она настойчиво беспокоила, заставила его

сорваться с места, зашагать вокруг стола.

- Что с вами? - удивился Шамсутдин.

- Ничего, ничего... - ответил Махмуд-бек. - А ты передай... этому доктору, что я очень хочу его увидеть.

«Это свой!» Может действительно свой. Тот самый, кто должен приехать сюда, в мир еще опасных

врагов. Кто должен заменить его, Махмуд-бека. Свой! Свой!

Нет. . Азими действительно сдался в плен при первом удобном случае. До создания Туркестанского

легиона он мотался по гитлеровским концлагерям. Он узнал голод и холод. Его били... От смерти спасла

профессия врача, а затем согласие служить фашистам.

- Звери... - с неприкрытой злостью сказал Азими. - Я к ним пришел с поднятыми руками. А они...

Какой-то краснощекий солдат ребром ладони полоснул меня по шее. Как ножом. «Я же доктор... - кричу

по-немецки. - Настоящий доктор». А он, собака, мне в лицо: «Ты азиат. Мы вас уничтожим». - Азими взял

чашечку, отпил глоток кофе. - Собаки бешеные.

Рука заметно дрожала. Видно, это честолюбивый, гордый человек. В Красной Армии он занимал

обыкновенную должность: был хирургом, приходилось работать днем и ночью. Он считал, что способен

на более почетные дела, достоин более высокого звания; чем капитанское.

- Так им и надо... Подохнут, как собаки! - заключил Азими.

Ясно... Азими сразу же отошел от немцев. Он бросился в азиатские страны. В Турции нашел невесту.

Привез девушку сюда, в чужую страну. Почему же не остался в Турции?

- Как наши живут в Мюнхене? - спросил Махмуд-бек.

- Научились у немцев... - с прежней злостью ответил Азими.

- Не очень дружно?

Азими усмехнулся:

- Сейчас расскажу. Я заходил к ним в комитет. Видел все... Разрешите закурить? - Азими покосился на

закрытую дверь соседней комнаты: - Ваша жена, как я слышал...

- Ничего... - сказал Махмуд-бек. - Здесь можно. Курите.

- Я только одну сигарету.

А сигареты английские. И Азими к ним привык. Он стал рассказывать о работниках Туркестанского

комитета, о дрязгах, интригах, скандалах.

- Мы так на них надеемся... - сказал Махмуд-бек.

- Зря! - почти выкрикнул гость. - Зря! Они подведут.

- Но мы же не можем одни?

- Почему? - поднял брови Азими. - Вы же чувствуете, что происходит в мире. Вы знаете, с кем надо

дружить.

- Знаю...

- И я выбрал свою дорогу. Скажу вам, это уже не секрет: со вчерашнего дня я - майор. Приглашен в

колониальную армию. Разумеется, как врач.

Возможно, когда-нибудь Азими разочаруется и в новых хозяевах. Сейчас у него довольное, сытое

лицо. И в эти минуты он забыл о гитлеровцах. Откинувшись на спинку стула, он небрежно вертел

изящную пачку «Честер-Фильда» и говорил о будущем.

Азими, как и многие другие, пока даже не представлял, что его новые хозяева очень скоро будут

вынуждены покинуть эту страну. Так решит народ...

Многое изменится и здесь, на Востоке, после войны.

Большинство эмигрантов давно не бывали на такой щедрой, богатой свадьбе. Вначале гостей

смущало присутствие трех европейцев. Но те вели себя с подчеркнутой простотой, обращались с

эмигрантами, как с равными. Почтительно выслушали молитву.

Один из европейцев (и, конечно, не случайно) оказался рядом с Махмуд-беком.

Азими старался не смотреть в их сторону. Но, вероятно, сейчас для хозяина на его собственной

свадьбе было главным: состоится ли знакомство Махмуд-бека с сотрудником разведки той самой

колониальной армии, где Азими уже получил чин майора.

Знакомство состоялось.

Махмуд-бек был счастлив от встречи с офицером - образованным, знающим Восток человеком. И они,

Махмуд-бек и майор Харбер, говорили о судьбах мусульман, эмигрировавших из Средней Азии.

Офицер разведки был озабочен этими судьбами. Он считал своей первейшей обязанностью оказать

несчастным людям помощь и содействие. Хорошо, если бы Махмуд-бек, один из лидеров туркестанской

эмиграции, выбрал более удобное время для дальнейшего разговора. Махмуд-бек заверил Харбера, что

такое время у него есть.

- Азими проводит вас ко мне, - уже откровенно сказал офицер.

192

- Хорошо... - согласился Махмуд-бек. - Но боюсь, что счастливчик Азими еще укатит в свадебное

путешествие.

- Сейчас не время для увеселительных прогулок, - строго напомнил майор Харбер.

У него было смуглое, восточное лицо. Но странно: над темно-карими глазами щетинились густые

рыжие брови.

«Подкрасил их, что ли...» - невольно подумал Махмуд-бек.

Разговоры за столом становились все оживленней. И откуда-то из угла двора, где разместился народ

победнее, вырвался резкий голос:

- А что ждать? Новой такой свадьбы? Когда она будет? Не все умеют продавать свою душу, свою

совесть.

Рыжие брови даже не вздрогнули. Другие солидные гости, с которыми сидел Махмуд-бек, тоже

попытались не обратить внимания на разгневанного человека, на откровенную горячую речь. Махмуд-бек

не мог повернуться и хотя бы мельком взглянуть на гостя, который нарушил торжественную,

праздничную обстановку. На человека, который уже не мог больше молчать.

Через неделю Азими заехал к Махмуд-беку.

- Вас ждут. . - напомнил он и тревожно спросил: - Ничего не изменилось?

- У меня? - улыбнулся Махмуд-бек. - Разумеется, нет. Это нужные люди.

- Самые нужные люди, - подчеркнул Азими.

- Кажется, наша последняя надежда, - сказал Махмуд-бек.

Азими промолчал. Он еще раз убедился в своей правоте: надо пробиваться к британскому берегу.

- Одну минуту, - извинился хозяин.

Он зашел к Фариде. Она лежала бледная, тяжело дыша, то и дело вытирая капли пота.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил Махмуд-бек.

- Все хорошо. Только жарко...

У Фариды пересохли губы и очень бледное лицо. Только глаза, голубые, большие глаза не

изменились.

- Мне надо уйти, - сказал Махмуд-бек.

- Идите. Все хорошо...

- Если что случится, вызови прислугу. Вторая кнопка. Они вызовут врача. Ты поняла?

- Поняла.

Он пожал влажную ладонь.

- Отдыхай... Придет Шамсутдин, пусть меня подождет. Поняла?

- Поняла. Идите. Все хорошо...

С жизнью и работой Махмуд-бека Садыкова они были хорошо знакомы. Офицер начал конкретный

разговор о программе дальнейшей деятельности антисоветских организаций.

- Разобщены... Мы вас поддержим только в том случае, если вы сможете вести настоящую,

действенную борьбу. Если вы начнете ее немедленно.

- Советский Союз вышел победителем из большой войны, - сказал Махмуд-бек. - А мы пока... - Он

развел руками.

Офицер промолчал, потом подвинул пачку «Честер-Фильда»:

- Курите, - предложил он.

- Я не курю, - слабо улыбнулся Махмуд-бек. - К сожалению, здоровье мне не позволит по-настоящему

заняться работой, которую вы планируете.

- А какую мы... планируем? - ответил с улыбкой майор Харбер.

- Вы не будете заниматься мелкими делами, - сказал Махмуд-бек.

- В этом вы правы. А по поводу вашего здоровья мы знаем. Да... Вам следует подлечиться.

- Хочу пока поехать в Турцию.

- Не плохо. Но вы еще в силах помочь нам. Найти подходящих людей, опытных, здоровых, преданных

вашему делу.

- Еще в силах, - согласился Махмуд-бек. - Но люди стремятся отойти от борьбы. Я же сказал, что

Советский Союз победил сильную державу.

Харбер подошел к шкафу, открыл дверцу и вытащил стопку газет.

- Здесь есть советские. Из некоторых материалов можно почерпнуть нужную информацию. Скудные

пайки. Тяжелые условия. Непосильный труд. Есть фотографии разрушенных городов... Можно с твердой

уверенностью сказать, что страна не скоро встанет на ноги. Средняя Азия вынуждена кормить и одевать

жителей этих разрушенных городов... Почему мусульмане должны это делать? Почему мусульмане не

могут позаботиться о своих братьях, которые живут в нищете здесь, в чужих странах?

Широкие, обдуманные планы. Целая программа идеологической обработки туркестанских эмигрантов,

подготовки из них диверсантов, агентов, создание новых антисоветских организаций.

- Мы желаем вам хорошего здоровья, - на прощание сказал офицер. - Но если... - он недоговорил. -

Мы с радостью встретимся с человеком, которого вы пришлете к нам...

- На всякий случай я подберу... Увы! - вздохнул Махмуд-бек. - Все может случиться.

Они расстались в полночь.

193

У входа в отель Махмуд-бека ждал встревоженный Шамсутдин.

- Фарида в больнице, - почему-то шепотом сообщил он. - Отвезли вечером.

Махмуд-бек ворвался в вестибюль, подбежал к стойке, за которой стоял, весело поблескивая зубами,

портье.

- Все в порядке, господин Махмуд-бек. - Он кивнул на телефонный аппарат: - Я справлялся через

каждые десять минут. Я сделал все, как вы просили... - Портье знал, что последует хорошее

вознаграждение за новость. - Совсем недавно... - он посмотрел на часы, - пятнадцать минут назад у вас

родилась дочь. Мы желаем, чтобы она была самой счастливой.

- Спасибо... - Махмуд-бек прислонился к стойке. - Спасибо. Она должна быть счастливой.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

Я читал путевые очерки моих друзей, побывавших на ЭКСПО-67. Меня очень заинтересовали такие

строки:

«Дождь в Монреале начинается неожиданно. Надо же, 16 июля в День Узбекистана с утра пошел

мелкий, похожий на осенний, дождь. Не испортит ли он праздника?

Мы приехали на выставку в девять часов и оказались далеко не первыми посетителями. Поезда

метро, сотни автобусов, экспресс, соединяющий острова, на которых расположилась выставка,

привозили все новых и новых гостей.

Мы расположились под огромным, застывшим в легком полете козырьком павильона. Переводчики,

экскурсоводы... Пожалуй, все работники павильона собрались здесь. У них хорошее настроение.

Подумать только! Сразу столько советских людей! Они засыпали нас вопросами, будто не были на

Родине несколько лет.

Осторожно, смущенно откашливаясь, сетуя на дождь, без конца отряхиваясь (Удобно! Можно спрятать

глаза!), подходят приехавшие из Нью-Йорка посетители... Нет! Они не забыли родную речь... Они вчера и

позавчера были на концертах узбекских артистов. Но и в Штатах, и здесь, на празднике, они чужие.

- Как выглядит Ташкент?

- А что на Шейхантауре?

Никто из нас тактично не касается главного вопроса: каким ветром их сюда занесло.

Разговор вначале сдержанный, далекий от главного, основного.

Но вот сверкнули слезы. Водителю автобуса из Нью-Йорка Ахмаду Ходже пятьдесят лет. Его

мальчишкой увезли родители в тридцатые годы в Турцию. О чем он говорил? Конечно, об одном:

посмотреть бы на родную землю, поклониться ей.

Другому нужно немного - кусочек хан-атласа. Он взял бы этот кусочек в могилу.

Вот третий... Он начинает разговор о наших профессиях. Мы отвечаем, что среди туристов есть

инженеры, врачи, преподаватели, рабочие, писатели.

- Ну, а вы кто? - спрашиваем мы.

- Я простой человек...

Собственно, это видно по его скромному костюму.

Приезжие торопятся сфотографировать узбекских артистов, подготавливают магнитофоны: нужно все

записать. Главное - песни, музыку.

Очередь растет. Все павильоны выставки открываются в десять часов утра. Сейчас девять

пятьдесят. . К флагштоку направляете? группа узбекских артистов, людей, дарящих радость, песни,

доброе настроение.

Сейчас под звуки Гимна Советского Союза и Узбекской ССР они поднимут флаг Узбекской Советской

Социалистической Республики».

Я знал тех людей, оказавшихся за океаном, хорошо понимал их состояние. Некоторые из них, может,

на последние деньги помчались в Монреаль. Побыть один день в Узбекистане! Счастье, которое трудно

скрыть. Услышать музыку и песни родной земли! Узнать, какой она стала...

Этот край раньше выпускал кетмени, омачи, арбы, ткани кустарного производства, сундуки и

гончарную посуду. Вот и все... Старые книги сохранили такие сведения... А новые... По разным причинам,

к сожалению, они с трудом доходят за океан.

Так слушайте и смотрите, каким стал Узбекистан!

«Очередь час ва часом движется к эскалаторам. Люди поднимаются к нам, в наш мир, чтобы самим

разобраться в десятках вопросов: убедиться, понять. К вечеру мы присели отдохнуть у павильона.

Отсюда видно, как от берега Святого Лаврентия все еще подвигается очередь...

Ей, кажется, нет конца...

Были в этой очереди люди, которым особенно хотелось взглянуть на макеты новых городов, на

величественные машины и нежную радугу маргиланского шелка...

Кто-то из таких посетителей виновен перед родной землей, другие ошиблись, не сумели вовремя

разобраться в происходящих событиях, третьи - выросли на чужбине.

Так смотрите же, каким стал Узбекистан!»

ПОСЛЕДНИЙ ПЕРЕВАЛ

194

Муфтий Амин-аль-Хусейна хорошо знали на Востоке.

Эго был подвижный старик невысокого роста. Он очень походил на европейца: светлое лицо, зеленые

глаза, живые, любопытные за толстыми стеклами очков, светлая аккуратная бородка.

Он умело скрывал свое истинное лицо, этот энергичный агент, долгие годы выполнявший задания

гитлеровской разведки. Приход Махмуд-бека обрадовал муфтия.

- Я сам хотел вас найти... - сказал Амин-аль-Хусейн.

Махмуд-бек развел руками:

- Узнав о вашем приезде, я просто ждал более удобного часа для встречи с вами.

Деньги у Амин-аль-Хусейна еще были. Он снял хороший дом на тихой, но приличной улице. Муфтий

позвал слугу и вопросительно посмотрел на гостя:

- Наверное, чай?

- Лучше... - весело сознался Махмуд-бек.

- Да-да... - улыбнулся муфтий. - Мне приходилось встречаться с вашими соотечественниками. Они

никогда не пили кофе, но вынуждены были терпеливо держать чашечку на весу. Вот так... - Муфтий

хорошо изобразил неуклюжую позу какого-то туркестанца. - Да еще живот мешает, - рассмеялся муфтий.

- Я не смог привыкнуть к кофе.

- И не надо... Оставайтесь самим собой.

Кажется, этот незначительный разговор, непринужденность, которые были в поведении Махмуд-бека с

первой минуты появления в доме, понравились старику.

- А я все же выпью чашечку кофе, - сказал муфтий.

Он тоже решил быть искренним даже в мелочах.

Начался знакомый Махмуд-беку разговор о судьбах мусульман. Сколько раз он слушал озабоченные

и горячие речи! Смотрел на лица, туповатые и умные, злые и хитрые. Часто приходила мысль: почему

именно такому человеку захотелось взвалить на свои плечи огромную ношу, почему он беспокоится о

судьбе народа, которого не знает и никогда знать не будет.

Муфтий Амин-аль-Хусейн, он же - муфтий Амин-Палистини, считался одним из опытнейших

сотрудников гитлеровской разведки в арабских странах. Англичане несколько раз пытались схватить

муфтия. Но он ускользал буквально из рук. Пользуясь авторитетом среди верующих, Амин-Палистини

находил убежище в любом поселке, не говоря о крупных городах.

Разрабатывались специальные операции английской разведкой, или постоянные розыски, а муфтий

продолжал разъезжать по Востоку, выполняя задания Берлина.

Теперь Амин-Палистини прибыл в страну, где пока хозяйничала Великобритания. Снял видный дом в

центральной части большого города. Невероятная наглость. Откровенный вызов колониальным властям.

Или он ищет встречи с англичанами?

Махмуд-бек решил опередить события. Почему бы ему, Махмуд-беку, первому не представить

англичанам борца за «счастье мусульман»? Несколько дней назад из Мюнхена пришло письмо от Вали

Каюм-хана. Это было уже второе послание руководителя Туркестанского комитета.

Первое письмо президента носило общий характер. Вали Каюм-хан без конкретных ссылок на страны

и людей писал о начале новой борьбы против Советов. Он выражал уверенность, что в этой борьбе

примут участие тысячи «обездоленных туркестанцев», находящихся в Азии. «Готовьтесь к совместной

работе...» - заключал Вали Каюм-хан. Это не было приказом. Это было предложение, от которого, по

мнению президента, вряд ли кто откажется.

Второе письмо, короткое, деловое, сообщало о ближайшем приезде муфтия Амин-аль-Хусейна,

важной и нужной особы.

«Постарайтесь встретиться с этим человеком, - писал Вали Каюм-хан. - Подружитесь с ним...»

Они знакомы... Конечно, знакомы, хотя только по переписке.

- Я узнал о вашем приезде от уважаемого Вали Каюм-хана... - сообщил Махмуд-бек.

- Да-да. Это благородный человек... - туманно ответил муфтий. - Он много отдает сил нашему общему

делу.

Сейчас пойдет разговор о том деле, которое беспокоит муфтия Амин-аль-Хусейна.

Муфтий будто недавно вместе с Махмуд-беком присутствовал на встрече с офицером английской

разведки Харбером.

Те же мысли... Даже те же слова... Один враг - Советский Союз. Именно против него нужно вести

борьбу всеми средствами. И конечно, восстанавливать туркестанцев, оказавшихся в эмиграции, против

СССР, объединить все их силы в антисоветские организации.

- Мы пытались и будем пытаться, - сказал Махмуд-бек.

- Будем, - кивнул муфтий. У него ожили, засверкали глаза. Внешне же муфтий оставался спокойным,

говорил тихо, без восклицаний. - Если я найду общий язык с англичанами, - сказал муфтий, - мы сумеем

заняться настоящими делами.

Он, конечно, найдет общий язык. В этом можно не сомневаться. И Махмуд-бек заверил:

- Вас они должны хорошо встретить.

Муфтий задумался... Он погладил бородку. Конечно, есть риск. Возможно, Амин-аль-Хусейн так в свое

время насолил англичанам, что те не пойдут на примирение.

- Совсем недавно - было другое время. Я знаю, что вам пришлось много скитаться. Уходить от

преследования опытных разведчиков... - сказал Махмуд-бек.

195

- Уходил! - улыбнулся муфтий.

Он с удовольствием вспоминал тревожные дни. И конечно, знал, что о его делах слагаются легенды.

- Под Калькуттой меня пытался взять сильный человек, - не без гордости продолжал муфтий. -

Капитан Стоун. Ему оставалось сделать два шага. А я провалился... - Муфтий погладил бородку, качнул

головой. - В два раза моложе меня. Опытный человек. А я у него на глазах провалился сквозь землю. -

Ему стало весело. Он рассмеялся. Сейчас эта история муфтию казалась смешной. - Говорят, капитан

топал сапогами по полу. А пол был каменный...

Муфтий вздохнул и заговорил серьезно:

- Англичанам есть смысл сотрудничать с нами. Мы умеем работать.

- Вы умеете, - поддержал Махмуд-бек.

- Если англичане благосклонно отнесутся ко мне, - продолжал муфтий, - мы в ближайшее время

соберем съезд или конгресс мусульман. В большом городе. В Карачи, в Дели, в Стамбуле...

Эта была конкретная цель, из-за которой муфтий рискнул появиться на глаза англичанам...

Махмуд-бек предупредил Азими о приезде муфтия Амин-аль-Хусейна.

- Обстановка изменилась. Англичане должны принять муфтия.

Азими, не задумываясь, твердо ответил:

- Они примут его.

- Не сомневаюсь, - согласился Махмуд-бек. - Но у муфтия может быть личный враг.

- Какой... личный? - спросил Азими.

- У которого из-за муфтия могли быть неприятности в свое время. Надо узнать, не участвовал ли кто-

нибудь из сотрудников разведки в розысках муфтия.

- Узнать? - Азими удивленно посмотрел на Махмуд-бека. - Как узнаешь в разведке? Кто это сделает?

- Вы, Азими. Только вы, майор Азими. И это ваш долг - сберечь муфтия.

- Но...

- Давайте лучше вместе подумаем, как и с кем в первую очередь поговорить.

- С Харбером, - выпалил Азими.

- Да. Харбер давно на Востоке, - кивнул Махмуд-бек. - Правильно. Кстати, Харбер и будет заниматься

с ним. Но вдруг на пути встанет другой человек?

Махмуд-бек попросил узнать об офицерах, которые более года находились на Востоке.

Азими справился с этим заданием. Среди англичан был и лейтенант Стоун.

- Кажется, нашему муфтию ничего не грозит, - сказал Махмуд-бек. - Попросите Харбера принять

завтра этого почтенного человека. А я предупрежу муфтия. Он решился на встречу с англичанами.

- И правильно сделал... - одобрил Азими.

Лейтенант Стоун был взбешен. Он уже написал третий вариант рапорта об отставке. И в третий раз

порвал лист бумаги. Сложил стопкой клочки перед собой.

Бессмысленное занятие... Надо теперь, как принято у них, сжечь эти клочки. Никто его не отпустит из

армии. Да еще унизят. Харбер сказал:

- У вас полное непонимание сложившейся обстановки. Вы бросаетесь по анонимному телефонному

звонку арестовывать человека, о котором мы уже давно все знаем.

- Знаете? - удивился лейтенант.

- Знаем, что он в городе. И ждем, когда он явится к нам. Сам явится. А теперь я должен извиниться

перед ним.

- Извиниться? - побагровел лейтенант.

- Да... Он нужен нам.

- Я гонялся за этой сволочью несколько суток. Старый лис выскользнул из капкана. С меня сняли

капитанские погоны. А теперь перед ним надо извиняться! - Стоун от бешенства задыхался. Он рванул

воротник кителя.

- Лейтенант. . - строго сказал Харбер. - Что с вами? Возьмите себя в руки.

Стоун поправил воротник, щелкнул каблуками и вышел из кабинета майора Харбера.

...Сейчас клочки бумаги (все что осталось от рапорта!) он сложил в бронзовую пепельницу и поджег.

Лейтенант смотрел на маленький огонек. Ничего, он подождет удобного случая. Он когда-нибудь

прихлопнет этого старого лиса.

И Харбер даже не успеет поднять в удивлении свои рыжие, похожие на свиную щетину брови.

Встречи последних дней не были такими напряженными, не требовали больших усилий. И все же

Махмуд-бек устал. Сейчас он понял, что устал вообще. Нужен какой-то длительный отдых. Нужно на

время отойти от дела.

На время...

Эта формулировка показалась смешной. О каком отпуске может идти речь! Каким будет отдых?

Махмуд-бек представил себя в кресле, в уютной комнате, с хорошей книгой в руках... Он давно не

читал... За эти годы родилась и выросла новая литература в его родной республике. Изданы сотни книг.

Махмуд-бек зажег лампу и сел за низенький столик. Положил перед собой стопку бумаги.

По вечерам ему казалось, что вновь родятся строки. Он пробовал писать. Однако утром эти стихи

ничем не радовали. Беспомощные рифмы. Ни одного удачного поэтического образа. Он рвал страницы.

Возможно, стихи когда-нибудь придут. Еще не наступило его время...

196

И сегодня Махмуд-беку хотелось, чтобы на белой бумаге торопливо побежали строки. Обязательно о

красоте гор, об их спокойствии, величии. О перевалах, за которыми вырастали новые, снежные вершины.

Махмуд-бек не заметил, как появилась первая строка, за ней - другая. Еще одна... Еще...

Какая редкая, великая судьба...

И жизнь в тревожных днях не уставала...

Кончался бой...

За ним опять борьба.

За перевалом снова перевалы...

Пройти не споткнуться,

Не устать.

Не обращать вниманья

На метели...

А новый перевал встает опять,

Пока в туманной дымке

Виден еле-еле...

Тихо скрипнула дверь. Вошла Фарида. Увидев Махмуд-бека, склонившегося над столиком, она

нерешительно остановилась.

- Я помешала вам? - виновато спросила Фарида.

- Нет. . - Он отодвинул бумагу и поднялся навстречу жене. - Я хотел зайти. Но боялся потревожить.

- Она спит, - улыбнулась Фарида. - Удивительно спит.

- Что же удивительного в ее сне? - тоже улыбнулся Махмуд-бек.

- Она спокойно спит, - сказала Фарида. - Очень спокойно. Я даже не знала, что так можно спать.

- Ты знала... - вздохнул Махмуд-бек. - Просто забыла. Это я виноват.

При тусклом свете лампы видны морщинки у глаз. Фарида заметно похудела. Он провел пальцем по

ее лицу, едва касаясь этих морщинок.

- Только я виноват. .

- Не-е-ет. . - протянула она. - Вы не можете быть в чем-нибудь виноваты. Все хорошо. Все очень

хорошо. Здесь рядом, в соседней комнате, спит наша дочь.

- Давай посмотрим на нее, - прошептал Махмуд-бек.

- Только тихо! - Фарида приложила палец к губам. - Очень тихо.

Махмуд-бек, придерживая Фариду за локоть, пошел к двери.

Баймирза Хаит заправил салфетку за воротничок сорочки, осмотрел ресторан и похвалил:

- Ничего, красиво, уютно...

- Я жил в этом отеле. Здесь удобно, - поддержал Махмуд-бек.

Обедали они не спеша. Говорили о пустяках. Но в то же время присматривались друг к другу.

Баймирза Хаит, вероятно, в душе был разочарован, увидев уставшего, больного, очень худого человека.

Махмуд-бек сказал несколько лестных слов в адрес Туркестанского комитета, работники которого

делают все возможное, чтобы сплотить силы эмигрантов.

- Дел достаточно... - солидно согласился Баймирза Хаит.

Он в модном, светлом костюме, подтянутый... За салфеткой спрятался элегантный, неяркий галстук.

Здоровый, энергичный, с хорошими манерами Баймирза провел по волнистым темным волосам, слегка

коснулся белоснежного воротничка сорочки, будто хотел удостовериться: все ли в порядке. В его

движениях проскальзывала знаменитая немецкая аккуратность.

«Быстро он усвоил их манеры...» - невольно подумал Махмуд-бек.

У доктора Азими Махмуд-бек видел фотографию. Строй туркестанских легионеров в помятой,

мешковатой форме. Перед ними в легком пальто, с открытой головой выступал Вали Каюм-хан. Позади

президента, отступив на шаг, в эсэсовской форме, сложив руки на груди, небрежно стоял Баймирза Хаит.

Фуражка надвинута на лоб.

В этой форме Баймирза очень походил на европейца. Он и сейчас с гладко выбритым светлым лицом

больше похож на англичанина. Только глаза восточные, темные...

Баймирзу Хаита не удивил стилизованный шикарный ресторан «Тадж-Махал». Он давал понять

Махмуд-беку, что привык «к светской жизни». Не путался в ножах и вилках, умел не замечать официанта

в ярком тюрбане, который скользил за спиной.

Махмуд-бек уже догадался, что серьезного, нужного разговора сегодня не будет. Баймирза Хаит не

кинется в спешке обсуждать вопросы национального движения.

Сейчас он говорил о Востоке, о его природе, музыке, о старом, добром, неторопливом Востоке, где

шумят красочные базары... А в полдень поднимаются дымки над глинобитными домиками. И каждый

человек уже влез в свой мир, в свои собственные дома. Этот человек с удивлением прислушивается к

стуку кольца на калитке. Хотя ничего особенного в таком стуке нет. . Просто идет сосед, чтобы скоротать

самое утомительное время - «шоми гарибон» - время тоскливого одиночества. Еще день не кончился, а

ночь пока не наступила... И длинные минуты тянутся слишком медленно.

В Европе такого не бывает. Европа бурлит, клокочет, она в делах, в настоящей борьбе.

197

Что же хочет Баймирза Хаит? Растревожить Восток? Потрясти за плечи эмигрантов, дремавших в

непонятном сне?

Руки у Баймирзы крепкие, хотя и холеные. Эти руки умеют держать оружие.

Обед закончился... Махмуд-бек расплатился, и Баймирза Хаит, свернув салфетку, положил ее на стол,

поднялся, машинально одернул полы длинного пиджака. Привычка военного человека. Так, наверное,

Баймирза одергивал китель эсэсовского офицера.

Гость решил прогуляться по городу.

Центральная улица Баймирзе Хаиту понравилась. Много машин. Навстречу попадаются английские

офицеры, чиновники.

- Приятное впечатление, - произнес гость. - А какое настроение у местных жителей?

Баймирза, как и Махмуд-бек, наверное, заметил мужчину, вынужденного уступить дорогу английскому

офицеру. Мужчина прижался к стене и, повернув голову, посмотрел вслед офицеру. Как сверкнули глаза у

человека в рваной одежде! Как напряглось сильное, крепкое тело. Словно он подготовился к прыжку.

Жаль не видно рук: они за спиной. Кулаки, наверное, сжаты...

- Настроение? - переспросил Махмуд-бек. - В стране не очень спокойно.

- Не спокойно? - хмыкнул Баймирза. - Здесь армия, хорошая полиция.

- Это стало раздражать людей. Национальное движение растет. Очень заметно растет. .

Махмуд-бек специально употребил популярный термин: национальное движение. Совсем другой

смысл сейчас был в этих словах.

- Им несут цивилизацию. Им дают возможность... - Баймирза запнулся и не очень решительно

закончил: - Им дают возможность приобщиться к мировой культуре.

Баймирза сам понял, что эти высокопарные слова прозвучали не очень убедительно. У него

испортилось настроение.

Они свернули на маленькую улочку. У стены старого дома сидел нищий музыкант. Мелодия его песни

была печальной, протяжной.

- Похож на наш дутар... - сказал Махмуд-бек.

- Да, что-то есть... - рассеянно ответил Баймирза.

Струны надрывно стонали о тяжелой доле. Небольшая толпа, окружившая музыканта, замерла. Ей

была понятна грустная мелодия.

У музыканта черное сосредоточенное лицо. Он шевельнул губами, словно вспоминая нужные слова.

И вот запел… Глуховатый, низкий голос. Песня о блуждающем путнике, которому судьба щедро

подарила дороги. Но судьба не беспокоилась, чтобы у одной из дорог весело журчал, ручей, у другой -

поднялось бы густое, доброе дерево. Где-то есть ручьи и деревья, но почему они не попадаются

путнику?

Махмуд-бек перевел Баймирзе несколько строк:

Кто раздаривает эти дороги,

Кто придумал их, столько тысяч?

Перестану бродить...

Проведу себе воду,

Посажу для себя и детей

Самые высокие деревья...

Если я не выберу себе дорогу,

Кто побеспокоится обо мне,

Кто побеспокоится обо мне,

о моем народе…

- Интересная песня... - сказал Махмуд-бек.

Он специально сделал неточный перевод. В песне не было строки: «О моем народе». Было проще:

«О моих детях».

Но именно этот неточный перевод по-своему подействовал на Баймирзу.

- Босяки! - проворчал он.

Знакомое слово... Очень знакомое! Как его любил повторять в свое время муфтий Садретдин-хан!

Баймирза повернулся, тронул Махмуд-бека за руку.

- Пойдемте, - раздраженно напомнил он. - Надо отдохнуть. Вечером у нас ответственная встреча.

Баймирза Хаит надеялся на более теплый прием. Он проделал огромный путь из Европы в Азию. О

его приезде англичане были оповещены. А Харбер скупо поздоровался и взглянул на часы.

Баймирза и Махмуд-бек опоздали на десять минут. А кто виноват в этом опоздании? Дурацкие

строгости... Неужели Харбер не мог дать точное указание охране? Баймирза и Махмуд-бек проторчали у

дверей особняка, как нищие просители, ожидающие приема влиятельной особы.

Харбер внимательно выслушал гостя, планы и задачи Туркестанского комитета. Да, он, Харбер,

получил указание о сотрудничестве с работниками комитета. И он, и его подчиненные готовы

немедленно приступить к конкретной работе.

Но в чем будут выражаться конкретные действия Туркестанского комитета здесь, на Востоке?

198

Баймирза Хаит был подготовлен к этому вопросу. Он толково, обоснованно изложил программу

создания организации, сплочения туркестанских эмигрантов, тщательного подбора агентов и

диверсантов, их обучения, в котором, несомненно, примут участие квалифицированные английские

специалисты.

Махмуд-бек много знал о делах и планах комитета. Но сейчас он услышал о новых шпионских гнездах

в Европе и Азии, фамилии, даты, цифры.

Туркестанский комитет разворачивал работу... Только комитету нужны солидные ассигнования.

Однако, если начнутся провалы, если, например, идеологическая обработка эмигрантов не принесет

желаемых результатов, англичане не будут серьезно заниматься делами комитета.

И Харбер был честен в своих скупых высказываниях. Он не разбрасывался щедрыми обещаниями. В

его словах была одна мысль: время покажет. Как только начнется работа, представители комитета на

Востоке получат необходимые ассигнования. Все что нужно.

Баймирза Хаит не знал, что делать. Это было не простое разочарование. Это была с трудом

скрываемая обида. Баймирза не мог поверить. Ему казалось, что сейчас он выйдет, пройдет по длинному

коридору вдоль плотно закрытых дверей, а за ним выскочит майор Харбер. Выскочит, догонит и вернет в

свой кабинет. Харбер извинится: его не так поняли, дела обстоят иначе. И вот пожалуйста, примите чек...

Баймирза Хаит встал и по привычке одернул пиджак.

Майор пожелал здоровья, успехов и плодотворной деятельности Туркестанскому комитету.

А что стоит фраза, пусть самая торжественная, но не подкрепленная долгожданным весомым чеком!

На этот чек Баймирза очень надеялся.

За ужином это был совсем другой человек. Он даже немного сгорбился. Он еще был под

впечатлением встречу с английским разведчиком.

- Конечно, новая война будет, - рассудительно сказал Баймирза Хаит. - Они без нас не обойдутся. Мы

будем нужны им особенно здесь, на Востоке. А пока... Пока придется искать других... друзей. - Ел

Баймирза лениво, без аппетита. - Очень нужны деньги. Возможно, мы с вами полетим в Карачи.

Он назвал и другие большие города - столицы азиатских стран.

- Завтра же полетим в Карачи, - схватился за спасительную мысль Баймирза. - Этот майор

совершенно не разбирается в сложившейся обстановке.

- Майор Харбер - опытный разведчик, - оказал Махмуд-бек, - и он выступал не от своего имени.

Разумеется, получена инструкция. Англичане будут давать деньги. Но на каждое конкретное дело. Они

щедро заплатят, например, за диверсию. А вообще... - Махмуд-бек развел руками. - Они никогда не

разбрасывались деньгами.

- Я же предлагал наш план...

- Вы правы. Но мы не очень твердо стоим на ногах. Поэтому с нами так... не слишком вежливо

обходятся...

- Не очень твердо... - рассеянно повторил Баймирза.

- Что с журналом? Я за последнее время видел два-три номера... - сказал Махмуд-бек. - И то

случайно. Что с ним?

- Неважно... - сознался Баймирза. - Нет денег. Мы не имеем связи с соотечественниками. Посылаем

по случайным адресам. Я для этого и приехал, чтобы установить связь с эмигрантами. Узнать, как вы

живете... И... - Он поднял голову. Внимательно посмотрел на Махмуд-бека. Трудно произнести вслух свое

признание. А надо... - И собрать здесь деньги на... нужды комитета. На издание нашего родного журнала.

Баймирзе не понравилось молчание Махмуд-бека. Долгое, томительное молчание. Махмуд-бек

старательно отрезает кусочек мяса. Он же не хочет есть. Для чего так терзает бифштекс...

Махмуд-бек отложил вилку и нож. Вытер ладони.

- Здесь трудно собрать деньги, - твердо сказал он. - Вы должны знать правду, Баймирза. Плохо живут

эмигранты.

- А в других местах? - нерешительно начал Баймирза.

- Я был почти во всех странах... Я в Азии живу очень давно, Баймирза. По-моему, всю мою жизнь. И

везде сталкивался с нищетой. А богатые хорошо обходятся и без борьбы. Они тратят деньги на другие

нужды. Они заняты только собой.

- Но... собрать состоятельных людей. Поговорить с ними... - не очень уверенно предложил Баймирза.

- Это можно, - согласился Махмуд-бек.

Он вернулся домой поздно. Фарида, как обычно в таких случаях, не спала. Она взглянула на мужа с

тревогой, но, увидев спокойное лицо, правда очень усталое, облегченно вздохнула.

- Вы будете ужинать?

- Нет, дорогая, - ответил Махмуд-бек. - Я ужинал в шикарном «Тадж-Махале» с почтенным

господином. - Махмуд-бек кивнул на дверь: - Она спит?

- Спит. .

- А кофе у нас есть? - неожиданно спросил Махмуд-бек.

- Есть... - ответила Фарида. - Но вы же...

- Сегодня надо выпить. Обязательно. Иначе моя голова расколется.

- Вы больны? - испугалась Фарида.

199

- Здоров! Здоров! - успокоил Махмуд-бек. - Она просто лопается. В ней столько слов... И каких слов!

- Стихи? - несмело спросила Фарида.

Махмуд-бек вздохнул и грустно ответил:

- Нет. . Пока не стихи. Но это очень нужные слова.

- Я сварю кофе. Сейчас...

- И побольше. А утром, когда придет Шамсутдин, меня обязательно разбудите...

- Вы же совсем не отдохнете.

- Скоро отдохнем, Фарида. Очень скоро... - горячо заверил Махмуд-бек.

Он взял ее ва плечи.

- Вы столько раз говорили, - вздохнула она.

- Я говорю в последний рае. А утром мы должны обсудить с Шамсутдином, кого пригласить в гости.

- В гости?

- Вечером будут гости. Будет и почтенный господин из Европы. Я с ними хочу проститься.

- Проститься?

Она ничего не понимала. Что твориться с Махмуд-беком? Кофе... Гости... И... прощание.

- В чем дело? - с трудом скрывая радость, спросила она.

- Дня через три мы уезжаем. Точнее, улетаем.

- Куда? - прошептала она.

- Домой... - тоже шепотом ответил Махмуд-бек. - Домой, родная.

Не только состоятельные люди должны прийти на встречу с Баймирзой Хаитом. Но, рассчитывая

устроиться где-нибудь в сторонке, лучше всего у забора, решили появиться бедные эмигранты. Очень

хотелось услышать от большого гостя: что же будет дальше, как жить, на что надеяться?

Свой дом, вернее, довольно обширный двор для этого сборища предоставил Азими. Недавно здесь

шумела редкая, веселая свадьба, а сейчас должен состояться серьезный разговор, который решит

судьбу туркестанских эмигрантов.

Решит ли?

Азими, конечно, был в курсе дела, как англичане обошлись с одним из руководителей Туркестанского

комитета. Даже обещаний о помощи, конкретных, деловых, не высказали.

Хозяин дома успел переговорить с Махмуд-беком о пользе их собрания.

- Конечно, на съезд наша встреча не похожа, - серьезно ответил Махмуд-бек. - Но комитет должен

знать о положении людей, заброшенных на чужбину.

- Заброшенных? - усмехнулся Азими. - Никто нас не забрасывал. Сами бежали. Да еще потянули за

собой всякий сброд. А этот сброд поднимает голову. В удобный момент и прирежет.

Махмуд-бек промолчал. Быстро, оказывается, Азими разобрался в обстановке.

- Не верю я в этот комитет, - продолжал Азими. - Нет у него своего лица, своей точной линии. Перед

Гитлером гнули спину, перед этой сволочью, которая ни с каким народом не считалась. На что

туркестанцы надеялись?

- Обещал вернуть землю, - пожал плечами Махмуд-бек. - Богатство...

- Фашисты? - Лицо у Азими изменилось. - Кому обещали? Кто был принят Гитлером? Чокаев? Вали

Каюм-хан? Баймирза? Их близко не подпустили к этому маньяку.

Азими сам надеялся на немцев. Но этого самолюбивого человека не хотели слушать. Его швырнули в

лагерь, в грязь.

- Гитлер сделал бы из нас рабов. Или уничтожил... - уже спокойнее, стараясь взять себя в руки, сказал

Азими.

Махмуд-бек и Азими встретили Баймирзу Хаита у ворот. Хозяин дома, взглянув на часы, при виде

гостя тихо проворчал:

- Немецкая аккуратность...

Баймирза рассчитывал увидеть во дворе нетерпеливых, ожидавших его эмигрантов, не скрыл

удивления: двор пока был пуст.

- Наши люди живут вне времени, - оправдался Махмуд-бек. - Не скоро соберутся...

- Пока посидим. Чай готов... - предложил Азими. Он заметно изменился. Появилось почтение к

представителю комитета. Даже услужливость сквозила в словах: - Пожалуйста, проходите, уважаемый

Баймирза-ака... В дом, в дом...

В мехмонхане, уютной гостиной, был накрыт стол. Так сказать, для узкого избранного круга. Азими не

рассчитывал угощать даже чаем все сборище.

Вначале разговор был пустяковым. Азими и Баймирза Хаит прощупывали друг друга

незначительными репликами о жаре, ценах, порядках в этой стране.

- Здесь порядок сохранится, - твердо сказал Азими. - У наших друзей руки крепкие. - И вдруг, не

сдержавшись, грубовато напомнил: - А я вас впервые, Баймирза-ака, увидел в нашем лагере. Слушал

вашу речь...

Баймирзе Хаиту стоило большого, труда сохранить невозмутимый вид.

- Да, мы много ездили... Хотелось вытащить соотечественников из страшных, невыносимых условий.

- Да, вытаскивали, - многозначительно сказал Азими. - Думал я подойти к вам, поговорить...

Баймирза Хаит хотел что-то сказать, но счел нужным промолчать, отхлебнуть остывший чай.

200

Высокому гостю было не по себе. Этот выскочка Азими все-таки зарвался. Каким-то брезгливым

жестом Баймирза отодвинул пиалу. И тарелочку с халвой тоже отодвинул.

Спас положение слуга, который, почтительно склонив голову, доложил:

- Люди начали собираться.

- Хорошо! - сказал Азими.

А у Баймирзы Хаита настроение было совершенно испорченным.

Вновь с почтительно склоненной головой появился слуга. Нельзя было рассмотреть его лица. Только

по услужливым поклонам, легким движениям можно догадаться, что он молод. А вот насколько предан

хозяину - покажет время.

Слуга сумел заметить кивок головой, еле заметный кивок Азими, и, отступив в сторону, пропустил

величественного старика.

Вероятно, Азими дал указание, кого из гостей следует сразу ввести в мехмонхану. За европейским

столом пустовало несколько мест.

Старик оказался известным торговцем. Несколько лет назад он навещал муфтия Садретдин-хана,

слушал его многообещающие речи, приносил деньги, а потом исчез, махнул рукой на «святую борьбу»,

перебрался в эту страну и занялся более прибыльным делом.

Старик не узнал Махмуд-бека. Он со всеми учтиво поздоровался и сел на предложенный хозяином

стул.

«Ну из него Баймирза не выжмет пи гроша», - подумал Махмуд-бек.

Вошли хозяин ковроткацкой мастерской, еще один торговец и двое солидных, по неизвестных

Махмуд-беку людей, видно тоже из торговцев.

И опять разговор о делах в мире, о растущих ценах, налогах... Баймирза Хаит изнывал от этих пустых

слов. Он с тоской взглянул на Махмуд-бека. И тому пришлось прийти на помощь.

Махмуд-бек сказал о важной роли Туркестанского комитета, о заслугах таких преданных «святой

борьбе» людей, как Вали Каюм-хан и Баймирза Хаит, о новых планах комитета, которые потребуют

участия всех истинных правоверных.

Присутствующие слушали Махмуд-бека, но украдкой поглядывали на высокого гостя.

Баймирза, казалось, при лестных словах даже приподнялся над столом, расправил плечи. Но вскоре

почувствовал, что Махмуд-бек ничего существенного не сказал, не подтолкнул этих солидных, денежных

людей к деловому разговору.

Нужна существенная помощь комитету... Деньги, деньги и только деньги... Не пошлешь же этих

жирных, краснощеких на боевое дело... Можно послать молодых, здоровых, тех, кого нужно кормить и

одевать.

Баймирза сам решил приступить без всяких намеков к конкретному разговору.

Но старик торговец понял его намерение. Разгладив бороду, он степенно, взвешивая каждое слово,

заговорил о трудных временах:

- В банках паника. Деньги стали дешевыми. А золото мы раньше отдавали, когда на Гитлера

надеялись.

- Будет новая война, - напомнил Баймирза. - Против большевиков встанет весь мир.

Но старик твердил свое: плохие времена, все обнищали, надо подождать, как себя покажет Америка,

Англия.

Азими не вмешивался в разговор, но, взглянув на Махмуд-бека, кивнул в сторону двери: во дворе

нарастал шум. Видимо, с этой новостью, как всегда вовремя, появился слуга.

- Люди собрались! - объявил Азими и первым поднялся.

Все почтительно уступили дорогу Баймирзе Хаиту. И тот вновь расправил плечи и в сопровождении

состоятельных, уважаемых людей вышел на террасу.

Баймирза внимательно осмотрел переполненный двор, людей в довольно разнообразной, дешевой, в

основном потрепанной одежде и понял всю несостоятельность этой встречи. Просто очередная

пропагандистская речь, которая не даст никаких результатов. Он понимал, что в этом городе

туркестанских эмигрантов не так много. Но не ожидал, что состоятельные люди, с которыми он

встретился несколько минут назад, так с ним обойдутся.

Показная почтительность... Парадность...

Рядом с Баймирзой оказался мулла и протяжно, не очень искренне, как-то торопливо прочитал суру

из корана и, приподняв худые ладони к лицу, выдохнул:

- А-минь!

Разноликая толпа повторила вразнобой:

- А-минь! А-минь!

Пришло время выступать Махмуд-беку. Он, собственно, повторил те же лестные слова, которые

произносил несколько минут назад в адрес Баймирзы Хаита и Туркестанского комитета.

Речь Баймирзы была посвящена все той же борьбе за освобождение Туркестана, новой войне.

Махмуд-бек видел на лицах, особенно бедных эмигрантов, что не все слова, не все мысли Баймирзы

доходят до сознания.

201

Баймирзу просто рассматривали. Рассматривали его шикарный костюм, яркий галстук. Для бедных

людей это был совершенно чужой человек. А богатые, уже однажды связавшись с комитетом, на

старости лет не хотели бросаться в новую авантюру.

- Да, мы очень надеялись на Гитлера. Он дошел до Москвы. Оставался один бросок...

Баймирза сделал паузу, развел руками, давая понять, как подвел Гитлер.

И эту паузу нарушил чей-то громкий голос:

- Правда, что Москву защищали узбеки, таджики, туркмены?

Баймирза вздрогнул и стал разыскивать настороженным взглядом наглеца, осмелившегося перебить

его речь, да еще таким вопросом.

На какие-то секунды во дворе наступила небывалая тишина.

- Было, - глуховато произнес Баймирза Хаит, - есть еще отступники...

Но торжественность речи пропала. Представитель комитета невольно косился на рослого, видно,

грамотного, неглупого человека.

Баймирза уже без особого подъема рассказал о помощи Америки и Англии, о том, что на эту помощь

нужно отвечать делом, а не сидеть сложа руки.

Не выдержал Баймирза, упрекнул это сборище в бездействии.

И опять, воспользовавшись паузой, спросил уже знакомый голос:

- Америка, Англия даст нам работу, дом, хлеб?

Баймирза грубо ответил:

- Надо заслужить...

Концовка встречи с эмигрантами была скомкана, и Баймирза, простившись, резко повернулся и вошел

в дом. Странно, но за ним не поторопились двинуться солидные люди, кроме муллы. Солидные люди,

смешавшись с толпой, исчезли.

Баймирза сам налил холодного чая и жадно выпил. Потом с надеждой посмотрел на дверь. Но никто,

кроме молчаливого Азими, не вошел в мехмонхану.

- Пожалуйста, - учтиво показывая на дастархан, предложил хозяин. - Сейчас уже время обеда.

Он все-таки решил угостить гостя из Европы по-настоящему. Откуда-то доносился аппетитный запах.

Однако время обеда оттянулось, заглянул слуга и сообщил, что несколько человек желают поговорить

с господином Баймирзой Хаитом.

- Проси, - поморщился Азими.

Один за другим вошли четверо пожилых, но еще крепких мужчин. Махмуд-бек немного знал о них.

Были богаты, уважаемы. Сейчас, кроме злости, ничего у них за душой не осталось.

Азими смилостивился и приказал слуге подать горячий чай, а гостей пригласил за стол.

Заговорил один из них, словно боялся, что его перебьют или недослушают, заговорил резко,

отрывисто:

- Мы готовы служить нашему общему делу до последней минуты жизни. У нас есть сыновья, есть

родственники, есть связи в Стране Советов.

- Ваши имена, уважаемые? - спросил Баймирза и вытащил записную книжку.

А Махмуд-беку надо было эти имена запомнить.

- Мы ждем ваших указаний! - сказал обнищавший бай.

- Будут, будут. . - ответил Баймирза и задумался.

Видно, одна мысль не давала покоя.

- Что это за босяк сегодня кричал? - как можно небрежней спросил он.

- Закир... Воевал против немцев. Ранили. Попал в плен. Ненавидит фашистов и...

- Ну, - подбодрил Баймирза.

- И ваш... наш комитет. Говорит, обманывает простых людей.

Сошлись брови у Баймирзы.

- Такой человек не должен жить среди нас, - жестко сказал он.

- Это можно, - торопливо согласился бывший бай. - Это сделают мои сыновья.

- Вот и хорошо, - сказал Баймирза.

Каждая минута у Махмуд-бека была на учете. Шло оформление документов, были заказаны билеты.

Следовало через три дня выезжать из страны. Но появление Баймирзы добавило забот. Не все высказал

Баймирза в своих беседах. Выявляются новые факты, которые надо запоминать, а ночами записывать.

А тут еще история с эмигрантом Закиром.

Махмуд-бек попросил тоже замотанного Шамсутдина найти человека, который бы навел справки о

Закире и предупредил о грозящей опасности.

На другой день Шамсутдин, довольный, каким он всегда был после выполнения задания Махмуд-бека,

коротко объяснял:

- Да, Закир из Ташкента. Добровольно ушел в армию из школы. Воевал с немцами. Был ранен, попал

в плен. Пытался бежать. Его немцы пытали. Лагерь, где он был, освободили американцы. Домой не

пускали. Да и он сам побоялся. Американцы напугали. Вот оказался здесь.

- Предупредил, что ему грозит смерть? - спросил Махмуд-бек.

- Он засмеялся...

- Как? - не понял Махмуд-бек.

202

- Просто засмеялся и махнул рукой. «Знаю, - говорит. Выставил свои ладони. Они у него крепкие. -

Вот, - говорит, - все пережили, а сила осталась. Да я не один, у меня много друзей. Мы сильны. Мы их

скрутим, фашистов, гадов». Так и сказал - фашистов.

И еще одна мысль пришла Махмуд-беку. Не все, наверное, высказал Баймирза Хаит о планах

Туркестанского комитета, А что, если их свести с муфтием Амин-аль-Хусейном?

На другой день Махмуд-бек и Баймирза посетили муфтия Амин-аль-Хусейна.

Бывший сотрудник гитлеровской разведки и бывший эсэсовский офицер нашли общий язык быстро.

Ни одного плохого слова о гитлеровцах они не сказали. У них были добрые воспоминания, сквозило

сожаление, что немцы так плохо кончили.

- Мы честно боролись против большевиков, - поспешил сказать Баймирза. - Мы делали все, чтобы

помочь немцам. Но и сейчас не оглядываемся растерянно по сторонам, мы продолжим борьбу.

Он говорил приподнято и решительно. Видно, хотел произвести доброе впечатление на муфтия... А

старик, конечно, все донесет англичанам.

- Дети мои, - ласково проговорил муфтий, - не стану скрывать, что я знаю о вашем неудачном визите к

майору Харберу. Это такой человек, который должен десять раз отмерить...

- А время идет, - не выдержал Баймирза.

- Время идет. . Сейчас начнется тщательная подготовка к новой войне. И англичане должны взвесить

все силы. На кого и какую делать ставку.

- Но ведь мы!.. - воскликнул Баймирза.

- Знаю, знаю, сын мой, о ваших планах. Кстати, майору Харберу вы доложили в общих чертах. Так

сказать, высказали политическую программу.

- Я думал, этого достаточно...

- Нет, сын мой, - покачал головой муфтий.

Он пил кофе осторожно, едва касаясь сухими, тонкими губами края изящной чашечки.

Баймирза забыл о своих европейских манерах. Не до них сейчас. Выпил остывший кофе залпом.

Лишь бы отделаться от этого аристократического угощения.

- Им нужны конкретные действия: пропаганда, идеологические диверсии, шантаж. Нужна подготовка к

войне, сын мой.

И Баймирза заговорил. Как перестраивается пропаганда - печать и радио, об активизации

идеологических диверсий, о возможности подготовки шпионов, о наличии подобных людей, о странах и

правительствах, которые всегда могут прийти на помощь.

Информация была довольно обстоятельной. Название городов, фамилий... Это все надо было

запомнить. И Махмуд-бек только молча кивал головой, словно подтверждая рассказ Баймирзы Хаита.

А надо запоминать, запоминать.

Махмуд-бек не знал, выдержат ли нервы на этот раз. Не подведет ли память...

Теперь он по-настоящему почувствовал, как устал и ослаб.

Махмуд-беку удалось поспать часа три. Фарида осторожно потрясла его за плечо:

- Там приехал какой-то английский солдат.

Посыльный сообщил, что майор Харбер очень извиняется, он знает об отъезде господина Махмуд-

бека, именно поэтому хотел бы с ним встретиться всего на несколько минут. .

- По чрезвычайно важному делу, - добавил посыльный и с сожалением посмотрел на заспанное лицо

Махмуд-бека.

Майор Харбер рассыпался в извинениях:

- Простите... Перед самым отъездом. У вас, наверное, столько дел...

- Я не думаю, чтобы вы беспокоили по пустякам, - улыбнулся Махмуд-бек.

- Не будем терять времени, - решительно сказал Харбер.

- Слушаю вас, господин майор.

- Мы проанализировали деятельность туркестанских эмигрантов... И вашу, господин Махмуд-бек, и

вашего учителя, уважаемого муфтия Садретдин-хана. Вы много сделали. Но к сожалению, были и

провалы.

Махмуд-бек знает, о каком провале вспоминает Харбер. Может, он тоже приложил руку к посылке тех

«гостей», которые должны были втянуть туркестанцев в переворот в соседней стране.

- Увы, были! - согласился Махмуд-бек. - Руководители эмиграции жили не очень дружно. Распри,

борьба за власть.

- Это мы знаем... Я о другом...

- О чем, господин майор?

- У нас возникло подозрение, что в вашей среде есть советский резидент.

Махмуд-бек растерянно посмотрел на майора.

- Да, - твердо заявил Харбер. - Мы не знаем, в какой соседней стране он живет. Но живет. .

- Что же делать? - прежним тоном спросил Махмуд-бек.

- Делать будете вы, - сказал Харбер. - Вам следует приложить все силы... Но раскрыть... Вы опытный

человек. На вас и надеемся. - И Харбер подвинул к Махмуд-беку конверт.

- Что это? - не понял Махмуд-бек.

203

- Это чек... Пока аванс. Как будет раскрыт резидент, вы получите еще такую же сумму... Берите,

берите... И доброго вам отдыха... И разумеется, работы...

Чек был на крупную сумму. И явно за голову Махмуд-бека.

Чек так и остался в Центре, в делах разведчика Садыкова.

Даже в самолете Махмуд-бек не мог отделаться от воспоминаний о событиях последних дней.

Конечно, встреча Баймирзы с эмигрантами не дала существенных результатов.

В последний день они снова бродили по городу. Гость в эту жару надел модный европейский костюм.

Махмуд-бек был в легкой местной одежде... Вначале Баймирза критически осмотрел белую широкую

поддевку. И даже усмехнулся: «Вам бы еще тюрбан!» А потом понял преимущества этой одежды.

Приходилось то и дело доставать носовой платок и прикладывать ко лбу, к шее.

Они двигались по центральной улице. Махмуд-бек предложил сфотографироваться. Баймирза так и

не дождался фотокарточки. Он улетел на следующий день в Карачи.

Посетит Баймирза и другие города... Но нигде ему не выпишут крупного чека, не соберут нужной,

крупной суммы денег.

Махмуд-бек больше не встретится с Баймирзой Хаитом. Останется только фотография. Статный

господин в светлом костюме. И он в местной одежде, худой, небольшого роста...

Махмуд-бек везет и другую фотографию, выпрошенную у доктора Азими. Доктор расстался с этим

снимком без сожаления.

- Только у наших воинов вид далеко не бравый, - усмехнулся он.

Азими решил, что снимок нужен для какой-нибудь пропагандистской цели. На фотографии застыл

строй туркестанских легионеров. Перед ними выступал Вали Каюм-хан. Поодаль от него в эсэсовской

форме стоял Баймирза Хаит.

Позже этот снимок появится в зарубежной печати... Тысячи эмигрантов узнают, что собой

представляют руководители Туркестанского комитета.

Доктор Азими, сославшись на занятость, не приехал провожать Махмуд-бека. Не было и других

эмигрантов. Махмуд-бек уезжал как-то тихо, незаметно.

Грустный разговор состоялся с Шамсутдином. Махмуд-бек предложил ему ехать с ним.

- Куда, господин?

- Сначала в Турцию... У меня же паспорт этой страны.

- Я вам нужен?

Махмуд-бек, помолчав, честно сказал:

- Я теперь буду только лечиться, ты же знаешь, Шамсутдин.

- Я знаю, господин, как вы устали. Но я не хочу знать, куда вы едете. Может, в Европу...

- Может, дорогой Шамсутдин, поеду в Европу. Если ты хочешь... - он недоговорил.

- Я вернусь назад, - сказал Шамсутдин, - туда, где с вами познакомился. Там меня ждут. Не

обижайтесь, господин.

- Это правда?

- Правда, уважаемый Махмуд-бек. Меня ждет невеста.

- Ты ничего не говорил о ней.

- А зачем? - вздохнул Шамсутдин и улыбнулся: - Некогда было.

- Я помогу тебе купить дом, немного земли. Ты тоже очень устал, Шамсутдин. Тебе надо тоже

спокойно пожить.

Шамсутдин ничего не ответил. Только наклонил голову.

...Самолет прорывался через облака. Вдали в тумане показались горы. Снег был и розоватым, и

голубым, и ярко-серебристым.

- Смотри, Фарида, как красиво!

- Красиво... - тихо ответила женщина.

Она еще не привыкла к самолету. Она еще не могла поверить в то, что произошло.

- Последний перевал... - сказал Махмуд-бек.

- Что? - не поняла Фарида.

- Я говорю, что за этими горами начнется земля, зеленая равнина. Потом город. Большой город. В нем

родилась твоя мать.

- А там? Дальше?

- Синее, теплое море. В это время оно совершенно синее...

И еще он хотел сказать, что за морем будет родная земля, родные люди. Самое светлое небо. И

самые красивые горы... Одна из вершин с удивительным названием - Айкар.

У него, Махмуд-бека Садыкова, в паспорте, выданном много лет назад турецким консулом, стоит и

этот псевдоним: Айкар Али... Консул выполнил просьбу Махмуд-бека: приказал записать в паспорт

псевдоним, который часто появлялся в разных документах самых разных стран. И когда звучало

знакомое, родное - Айкар Али, Махмуд-беку становилось легче, радостнее. Он хотел сказать жене об

этой вершине.

Правда, Махмуд-бек увидит Айкар не сразу. Но они все равно увидят Айкар - «Лунный снег».

Золотистые и розоватые краски на склонах горы. А внизу шумную, беспокойную речку.

Махмуд-бек молчал. Фарида, не отрываясь от иллюминатора, баюкала дочь. И пела. Тихо, без слов...

204

А он, Махмуд-бек, ведь никогда не слышал и даже не знал, что Фарида может петь...

205