Догадка Ферма

9 Четверг, 12 ноября 1643 года

Луи и Гастон явились во дворец Ле Телье на улице Ришелье в семь утра. Их ожидал лакей. Он безмолвно проводил их в залу для приемов на втором этаже. Там уже находились, помимо самого Мишеля Ле Телье, граф де Бриен и Антуан Россиньоль. Но Кольбер отсутствовал.

Приветствия были короткими. Обоим министрам не терпелось узнать все подробности невероятного нападения, случившегося накануне. Ле Телье тут же заговорил об этом:

— Мсье Фронсак, мсье Кольбер известил меня вчера вечером о смерти Клода Абера, который вместе с бандой сообщников пытался убить вас. Что именно произошло? Вы считаете, он и есть наш шпион?

— Подозреваем, мсье, — объяснил Луи, — но у нас нет никаких доказательств. Мой друг, комиссар де Тийи, проводил его вплоть до жилища: это постоялый двор, куда ходят одни голландцы, что само по себе не может служить уликой. Правда, он регулярно играл на крупные суммы в «Азаре», игорном доме мадемуазель де Шемро. Но и это поддается объяснению: люди, одаренные в области чисел, часто верят, что способны раскрыть математические законы, которые действуют в азартных играх, и порой пытаются применить их с целью обогащения. Как бы там ни было, мы посетили «Азар» и увидели его там. Опознал ли он во мне человека, которого представил им мсье Россиньоль? И моего друга Гастона как того, кто следил за ним? Мы этого никогда не узнаем, но одно не подлежит сомнению: именно после нашего визита он предпринял попытку убийства.

— В таком случае виновность его очевидна, — жестко заявил Ле Телье. — Должно быть, он подумал, что у вас есть доказательства его измены, и нанял банду разбойников, чтобы выследить и расправиться с вами.

— Это была не просто банда разбойников, мсье, — вмешался Гастон, покачав головой. — Имеется ведь еще убийство Шарля Мансье, замаскированное под самоубийство. Кроме того, ранее пытались устранить и меня.

— Об этом я ничего не знал, — сухо произнес Ле Телье. — Такого рапорта мне не подавали…

— Это я попросил Гастона не писать его, — вмешался Луи. — Нам не хватает еще очень многих деталей, мсье! Вот что произошло: комиссара де Тийи заманили в ловушку, оглушили ударом по голове и связали. Я же все время искал его. И, в конечном счете, обнаружил и освободил от пут. Но мы так и не выяснили, кто организовал эту западню.

Луи не хотел упоминать мадемуазель де Шемро. Она сбежала, и их враги, узнав, что ее разыскивают, могли бы избавиться от нее. Между тем у них оставался лишь один след — Прекрасная Блудница и ее брат. Однако Луи понимал, что, если Ле Телье проявит излишнее любопытство, придется сказать ему правду.

— Когда и где это произошло? — спросил министр.

— В воскресенье, на приеме во дворце Аво, мсье. Я нашел связанного Гастона на конюшне заброшенного дома.

— Припоминаю, вы действительно искали своего друга, — вмешался изумленный донельзя Бриен. — Никогда бы не подумал, что на вас посмеют напасть именно там!

— Ловушку устроили весьма умело, мсье, — продолжал Луи. — Без сообщников тут уж точно не обошлись. Вот почему я думаю, что Клод Абер стал всего лишь орудием в руках дерзкого преступника. Возможно, он крупно проигрался? Возможно, ему внушили, что я подозреваю его? Какими бы ни были причины, он оказался весьма податлив.

— Почему же вы ничего не рассказали нам? — возмутился Ле Телье.

— Мы условились, что я буду вести расследование по собственному разумению, мсье. Я подумал, что разоблачение шпиона почти ничего не дает нам. Мне хотелось подняться выше, добраться до нанимателя. Впрочем, этого хотели и вы.

— Теперь у вас имеются необходимые улики? — осведомился Бриен.

— Нет, мсье. Но если наши противники будут знать, что я продолжаю дело, быть может, у меня появится другая возможность.

— Возможность? Уж лучше сразу известите нас о своей кончине! — фыркнул Бриен. — Вы понимаете, насколько вам повезло? Думаете, фортуна еще раз защитит вас? Я и предположить не мог, что кто-то осмелится покушаться на вашу жизнь и жизнь мсье де Тийи! Полицейского комиссара!

— Вы уверены, что именно Клод Абер был шпионом? — более спокойно спросил Ле Телье.

— Думаю, да, — без колебаний ответил Луи.

— И вы можете также объяснить смерть Шарля Мансье?

— Да, мсье. Дело наверняка произошло следующим образом: Абер обнаружил, что за ним следят, и решил, что его подозревают. Вместе с сообщником — вероятно, нанимателем — он подпоил Мансье, а потом повесил его, чтобы смерть походила на самоубийство. Я должен был сделать вывод о его виновности, настолько ситуация выглядела очевидной: Мансье будто бы опасался ареста и потому покончил с собой. Однако меня эта инсценировка не убедила, о чем я сообщил служащим Антуана Россиньоля. Абер перепугался и организовал, возможно, по требованию нанимателя, на меня покушение.

— Ваши суждения представляются вполне разумными, — одобрительно произнес Ле Телье. — Однако для меня вполне достаточно того, что предатель больше не в состоянии вредить нам, даже если это и стоило жизни несчастному Шарлю Мансье. Каково ваше мнение, Россиньоль?

— У нас всегда будут враги, стремящиеся украсть наши шифры, мсье, — ответил тот. — Разоблачение нанимателя или нанимателей ничего не даст.

— А как же справедливость, мсье? — с негодованием воскликнул Гастон. — Даже если забыть о случившемся со мной или о нападении на Луи, беднягу Мансье все-таки убили! Вашего родственника! Разве преступники не должны понести наказание?!

Наступило молчание, потом Ле Телье повернулся к комиссару.

— Клод Абер посещал дворец мадемуазель де Шемро, — сказал он. — Между тем вчера вечером мне сообщили, что «Азар» закрыт, а сама мадемуазель де Шемро уехала в провинцию. Я прекрасно помню, что видел ее на приеме у графа д'Аво. Она как-то связана с этой историей?

Гастон посмотрел на Луи, и взгляд его не ускользнул от военного министра.

— Мы этого не знаем, мсье, но мой друг действительно намеревался допросить ее, — осторожно ответил Луи.

Ле Телье вздохнул и покачал головой:

— Вы ступили на опасную почву, господа. У мадемуазель де Шемро бесчисленное множество друзей, а сама она собирается выйти замуж за Главного казначея. Не имея доказательств, вы просто наживете себе кучу врагов. Кроме того, дальнейшее расследование угрожает жизни мсье Фронсака. Меня это не устраивает, Его преосвященство также этого не желает. Мсье Россиньоль прав, всегда найдутся люди, которые будут пытаться выведать наши секреты, как мы пытаемся раскрыть их тайны. Это игра. Большая игра! Полагаю, мсье Фронсак, вы успешно справились с доверенной вам миссией. И дело это считаю законченным. Согласно нашему уговору, я пришлю вам банковский билет на десять тысяч ливров. Что до вас, мсье де Тийи, королеву известят о том, что вы сделали для нее.

— Значит, мы никогда не разоблачим нанимателей и убийц Мансье! — печально произнес Гастон.

— Разумеется, это достойно сожаления, но шифровальная служба отныне в безопасности. Именно этого мы и желали.

Луи несколько раз отрицательно покачал головой, желая выразить свое несогласие.

— Я не уверен, что шифровальная служба теперь в безопасности, мсье, — заявил он. — Многие шифрованные депеши были украдены, сколько именно, никто не знает. Располагая элементами шифра, которые имелись в них, и, возможно, частью реестров, талантливый человек сумеет разгадать, интерпретировать недостающие элементы реестра и, таким образом, прочтет наши будущие послания. Ведь именно это произошло с кодом Марии Стюарт, не правда ли, мсье Россиньоль?

— Такое действительно возможно, мсье Россиньоль? — встревожился Бриен.

— Да, мсье, вполне возможно. Не существует шифра, который нельзя раскрыть, и при наличии нескольких элементов всегда можно определить целое. Томас Филипс действительно сумел разгадать шифр Марии Стюарт, однако используемые мною коды гораздо сложнее тех, что применяла королева Шотландии.

— Я этого не оспариваю, мсье Россиньоль, — сказал Луи, — но полагаю, основания для тревоги все-таки есть. Я обсуждал этот вопрос с бароном де Монтозье, только что вернувшимся из Германии, который, как вы, вероятно, знаете, обладает большими познаниями в науках. От него я узнал, что некто сумел разгадать шифр Рантцау и его генерального штаба. Я бы очень хотел допросить этого человека и выяснить, какими приемами он пользовался, но Рантцау приказал повесить его. Тогда я спросил мсье Монтозье, можно ли создать код, который не поддается расшифровке, даже если часть его становится известной. Он сказал мне, что только гениальный математик способен на такое, и посоветовал обратиться к отцу Мерсену из францисканского монастыря.

— Что вы думаете об этом, Россиньоль, не химера ли подобный код? — спросил Ле Телье, который, как военный министр, прекрасно знал о происшествии с кодом Рантцау.

— Нет, монсеньор, я часто думал об этом. У меня недостает таланта и познаний в науке чисел, чтобы создать такой код.

Ле Телье помолчал, обдумывая услышанное, и никто не нарушил тишину.

— Мерсен передаст в Рим все, что узнает от вас, Фронсак. Какие у вас основания доверять ему? — возразил он.

— Вы правы, монсеньор, но вы, как и я, знаете, что сделал при других обстоятельствах отец настоятель францисканского монастыря для кардинала Мазарини.

Явно обескураженный этим замечанием, Ле Телье молчал, не находя аргументов против довода Фронсака.

Из присутствующих только Ле Телье знал, что несколько месяцев назад, когда Луи преследовали убийцы, нанятые герцогиней де Шеврез, он нашел убежище в монастыре францисканцев. Именно отец настоятель с помощью отца Нисрона помог ему внедриться в банду герцога де Бофора и предотвратить убийство Мазарини.

— Что вы скажете ему, если я разрешу вам встретиться с ним? — наконец проговорил министр.

— Мерсен поддерживает отношения с самыми выдающимися в Европе специалистами в науке о числах. Вероятно, он мог бы назвать мне кого-нибудь из них, кому я изложу свою идею.

Ле Телье отрицательно покачал головой:

— Мерсен слишком силен для вас, мсье Фронсак. Он пошлет вас к одному из своих друзей, и если тот предложит особенный или необычный код, об этом сразу же узнает Святой престол!

— Это игра, мсье, вы сами так сказали. И я в ней участвую. Мерсен способен обмануть меня, но и я могу обмануть его. Вы уверены, что он непременно возьмет верх? Кроме того, последнее слово принадлежит мсье Россиньолю, если я привезу ему решение задачи. Чем мы рискуем?

Ле Телье взглядом вопросил Бриена, который, обдумав предложение, неторопливо кивнул. Потом он посмотрел на Россиньоля. Глава шифровальщиков сделал то же самое.

— Хорошо, пока что вы меня убедили, шевалье, — вздохнул министр. — Делайте то, что считаете нужным, и, если получите какой-нибудь результат, мы еще раз все обсудим.

В карете, направлявшейся в Гран-Шатле, Гастон не скрывал недовольства:

— Нанимателем Абера может быть только брат мадемуазель де Шемро. Это он напал на меня, и он же хотел расправиться с тобой при помощи сестры. Это очевидно! Имея приказ Ле Телье, я мог бы найти ее, схватить и покончить с этим шпионским гнездом. Но брат с сестрицей на свободе, и они вновь примутся за старое.

— Ты, несомненно, прав, но и Ле Телье можно понять. У нас нет других доказательств, кроме нашего слова, а у них могущественные друзья. Быть может, ты что-нибудь обнаружишь, осматривая трупы разбойников, которые я велел отвезти в Шатле.

— Вряд ли!

Помолчав, Гастон продолжил:

— Какое место занимают в этой головоломке мадам Муайон и ее брат?

— Трудно сказать, — ответил Фронсак, пожав плечами. — По словам Тальмана, мадам Муайон будто бы пользуется особым расположением Сервьена.

— Она его любовница?

— Нет, тут что-то другое. Они знакомы, это сомнению не подлежит. Но раз уж меня освободили от дела, нужно ли выяснять дальше?

— А твой книготорговец?

— Всего лишь книготорговец, у меня против него ничего нет.

Они вновь замолчали, на сей раз надолго, карета же тем временем застряла в заторе перед Пале-Роялем.

Когда экипаж вновь тронулся с места, Гастон спросил:

— Ты и вправду веришь, что шпионы, располагая украденными депешами и элементами реестра, способны взломать коды Россиньоля?

— Такое случалось, но Россиньоль очень силен, и, надеюсь, его система реестров окажется прочной.

— А как ты думаешь — можно действительно создать код, который не поддается расшифровке?

Луи пожал плечами в знак своего бессилия:

— Я хочу получить такой код. Сегодня попытаюсь увидеться с отцом Мерсеном. Если он не в состоянии или же не захочет мне помочь, вернусь в Мерси в конце недели.

Гастон вышел у Гран-Шатле, и карета вернулась в контору Фронсаков. Луи известил родителей, а также Жюли о конце расследования и скором возвращении домой. Ему оставалось изучить последний след и отправиться для этого в монастырь францисканцев, но, как он объяснил своим близким, эту цель можно осуществить и за пределами Парижа: если отец Мерсен назовет ему имена математиков, он спишется с ними и условится о встрече.

Не будучи вполне удовлетворенным, Луи считал, что неделя была плодотворной. Он решил проблему, которую поставили перед ним Ле Телье с Бриеном, и увозил домой десять тысяч ливров, которые — вместе с теми, что Ле Телье вручил ему в Мерси, — освобождали его от самых насущных финансовых забот.

За обедом он и Жюли долго обсуждали с родителями, как следует распорядиться этими деньгами. Одно было очевидным: большую часть следовало потратить на то, чтобы провести в замок воду. Тогда они смогли бы устроить у себя такую же ванную комнату, как во дворце маркизы де Рамбуйе. Но как поступить с остатком? Купить земли, которые желало продать аббатство Руайомон? Или обставить мебелью замок?

Жюли высказала небольшое пожелание. Перед тем как уехать из Парижа, она хотела бы взять с собой в Мерси еще одну книгу. У нее вызвали интерес «Галантные похождения герцога д'Оссона»: Шарль де Бреш дал ей посмотреть изданный Пьером Роколе томик, который Луи затем вернул ему.

Луи обещал жене зайти в лавку «Под эгидой Рима». С их новообретенным богатством он мог позволить себе купить несколько книг! Кстати, будет полезно приобрести что-нибудь по шифрологии и тайной переписке, если у книготорговца найдется такое.

Днем Никола отвез Луи в монастырь францисканцев.

Орден возвел несколько строений за Королевской площадью, в начале улицы Сен-Луи и поселил в Париже дюжину своих монахов. Произошло это при покойном монархе — прежде францисканцы размещали свои обители только в провинции.

Орден францисканцев был основан в Калабрии святым Франциском в XV веке. Устав ордена основывался на строгом соблюдении бедности. Сама конгрегация, считая себя самой ничтожной среди других религиозных орденов, стала именоваться «меньшими братьями», миноритами. Члены ордена посвящали все свое время молитвам, чтению и ученым штудиям.

Однако это самоуничижение не способствовало терпимости, и многие парижские францисканцы истово боролись против свободомыслия и религиозных реформ.

Венсан Вуатюр особенно боялся их с тех пор, как они выступили за учреждение святой инквизиции, вознамерившейся судить приверженцев Братства бутылки, членом которого он состоял. Это была небольшая группа писателей, вольнодумцев и искателей наслаждений, собиравшихся в таверне «Львиный ров» рядом с монастырем.

К счастью, не все францисканцы отличались такой суровостью, и один из самых заметных священнослужителей парижской общины даже превратил монастырь в центр научной жизни столицы.

Мерсен был математиком и выдающимся ученым. В своей келье он принимал лучших мыслителей Европы. Вокруг него образовался кружок молодых талантливых священников, таких как отец Нисерон, знаток анаморфозы и оптической иллюзии, или отец Дирон, специалист в области механики и духового оружия.

Луи познакомился с отцом Нисероном, когда заинтересовался знаменитым духовым мушкетом, созданным отцом Дироном по заказу Ришелье. Луи сохранил единственный экземпляр этого ружья, стрелявшего свинцовой пулей совершенно беззвучно и убивавшего загадочным образом.

Вновь ему довелось встретиться с отцом Нисроном, когда он нуждался в помощи, и францисканцы тогда спасли ему жизнь. Правда, это было в их интересах: отец Нисрон признался, что в борьбе за власть, разгоревшейся в королевстве после смерти Людовика XIII, его орден предпочел итальянца Мазарини испанским святошам, которых поддерживали герцогиня де Шеврез и герцог де Бофор. Если бы последние одержали верх, герцог Энгиенский захватил бы власть, опираясь на армию. Не лучше ли, чтобы Францией управлял кардинал, нежели развратник и атеист, верно?

Однако после поражения заговора Важных Фронсак больше не встречался с отцом Нисроном: он просто отправил ему письмо с благодарностью.

Когда сторож открыл ворота, Никола направил карету в передний двор монастыря. Луи оставил Гофреди в карете — старый солдат с рукой на перевязи настоял, что поедет вместе с ним, и, назвав свое имя брату привратнику, попросил сообщить о своем приезде отцу Нисрону.

Никто из них не заметил мальчишку, который следовал за каретой от самой конторы. Юнец уселся на тумбу на углу улицы Парк-Рояль и стал ждать. И, в свою очередь, не обратил никакого внимания на старого пьемонтского трубочиста, который шел за ним по пятам, с растрепанной метлой в руках и скребком на поясе. Итальянец занял тумбу на углу улицы Сен-Луи.

Это был необычный трубочист. Временами, особенно в присутствии женщин, он издавал клич своего цеха:

Когда же к нему обращались, чтобы предложить работу, он неизменно отвечал с итальянским акцентом, что его уже наняли.

Как и в прошлый раз, привратник попросил Фронсака подождать в диковинной длинной и узкой зале, примыкавшей ко двору. Теперь Луи уже знал, что пейзажи, изображенные на четырех стенах, были анаморфозами, иными словами, удлиненными изображениями, которые менялись в зависимости от угла зрения. Желая скоротать время, он стал прогуливаться вдоль стен, и постепенно пейзаж превратился в Марию Магдалину, проливающую слезы в пещере.

Он забавлялся, таким образом, пока не появился молодой священник с тонзурой, худое лицо которого обрамляла черная бородка.

— Мсье шевалье! — воскликнул монах с радостной улыбкой. — Стало быть, вам по-прежнему нравятся мои занятные перспективы?

Мужчины дружески расцеловались. Хотя они были едва знакомы, между ними странным образом возникла обоюдная симпатия.

— Я был счастлив узнать о ваших успехах, Луи, — добавил отец Нисрон.

— Благодаря вам, отец мой, и благодаря вашему ордену.

— А сейчас — визит вежливости? — спросил монах, обняв Луи за плечо и увлекая в сад, находившийся по другую сторону залы.

— Не только, отец мой. По правде говоря, я приехал просить совета и, возможно, даже кое-что еще.

Нисрон кивнул и ровным тоном предложил:

— Если я могу вам помочь…

— Речь идет о логической задаче. Хотите узнать, в чем дело?

— Конечно!

— Предположим, отец мой, я располагаю неким шифрованным документом, в котором каждый элемент заменен другим элементом. Ловкий человек, несомненно, сумел бы обнаружить в этом коде скрытые реальные элементы, особенно если часть из них попала бы к нему в руки, не правда ли?

— Дайте разобраться. Ваш документ, наверное, представляет собой одну из этих шифрованных депеш, в которых одну букву заменяют другой?

— Допустим. Теперь представьте, что я хотел бы получить шифр, который никто не сможет раскрыть. Как вы думаете, можно придумать способ, механизм, не подчиняющийся правилам теории вероятностей?

Нисрон сделал гримасу, затем улыбнулся.

— Это интересная проблема. Знаете ли вы, что мои анаморфозы — также некий способ сокрыть истину?

— Именно поэтому я приехал просить совета у вас. А, кроме того, мне сказали, что отец Марен Мерсен — великий математик, к тому же знакомый с самыми одаренными в его науке людьми королевства. Мне очень хотелось бы обсудить с ним эту проблему.

— В самом деле, отец Мерсен способен подать хороший совет, — признал Нисрон, поглаживая свою бородку. — Полагаю, спрашивать об истинной причине ваших разысканий бесполезно?

— Спросить-то вы можете, однако вот ответить я не смогу, — с легкостью отшутился Луи.

Нисрон на мгновение заколебался, а затем предложил гостю:

— Пройдем через церковь. Большой двор, который служит нам внутренней галереей, находится с другой стороны.

Они вошли через маленькую дверь в церковь и обогнули хоры. Затем отец Нисрон открыл еще одну дверь, и Луи увидел перед собой второй квадратный сад, окруженный аркадами. Широкий коридор под аркадами был внутренней галереей монастыря.

— Не могли бы вы подождать минутку, шевалье? — спросил монах.

Нисрон направился в другой конец галереи, где стояли два монаха в рясах из грубой плотной шерсти. Один из них повернул голову в сторону Луи, пока Нисрон о чем-то говорил ему. Фронсак узнал точеные черты лица, тонкие усы и короткую бородку отца настоятеля. Он уже встречался с этим человеком, который внешне очень напоминал кардинала де Ришелье.

Когда Нисрон умолк, отец настоятель неторопливо двинулся навстречу гостю.

— Мсье Фронсак, — предложил он, подойдя настолько близко, что мог не повышать голоса, — не хотите ли пройтись вместе со мной?

Луи кивнул, и они безмолвно направились в противоположный конец коридора с аркадами.

— Известно ли вам, мсье Фронсак, что внутренние монастырские дворы имеют четырехугольную форму, потому что четыре галереи символизируют четыре райских реки?

— Я знаю, отец мой. Реки эти называются Фисон, Геон, Хиддекель и Евфрат. Я учился в Клермонском коллеже.[62]

— Стало быть, вам известно, что вы прогуливаетесь сейчас по земному воплощению Эдема, — улыбнулся отец настоятель. — Вы способны солгать в столь священном месте?

— Солгать? Конечно, нет, отец мой. Но утаить правду — возможно! — улыбнулся в ответ Луи.

Отец настоятель остановился и, смеясь, взглянул на Луи:

— Узнаю воспитанника иезуитов! Но вы, по крайней мере, откровенны. Готов допустить, что это своего рода добродетель… Кто вас послал, шевалье?

— Никто, просто я пытаюсь разрешить некую задачу.

— Что вам известно об отце Мерсене? Разве вы не знаете, что он весьма догматичен? И значение для него имеет только католическая римская вера? Зачем же станет он помогать вам, коли вы сами признались отцу Нисрону, что считаете превосходной книгу этого ужасного Антуана Арно?

— «О частом причастии»? Вы правы, в этом пункте мы расходимся. Но я знаю также, что отец Мерсен защищал Галилея, тогда как римская церковь его осудила. И я знаю, что отец Мерсен всегда сражался с такими лженауками, как алхимия и астрология. Люди — сложные существа, отец мой, вам это должно быть хорошо известно, и хотя я не знаком с отцом Мерсеном, уверен, что истина для него важнее догмы.

Отец настоятель мягко кивнул, подтвердив слова Луи:

— Мерсен сделал даже больше: он перевел и издал «Механику» и «Диалоги» Галилея, хотя эти сочинения совсем недавно подверглись яростным нападкам со стороны нашей церкви.

— Я знаю. И знаю также, что он опубликовал «Всемирную гармонию» и «Cogitata Physico-Mathematica», весьма ученые труды, — добавил Луи.

— Что же вам нужно от него?

— Одно только имя, вот и все. Имя несравненного математика или логика, который способен мне помочь.

Они сделали еще несколько шагов в полном молчании.

— Вы по-прежнему служите монсеньору Мазарини, шевалье?

Луи на секунду помедлил с ответом, а затем сказал:

— Я служу королю, отец мой. Как и вы.

— Если мы поможем вам, король узнает об этом?

— Несомненно, но ему всего пять лет, отец мой! Зато я позабочусь, чтобы об этом узнала регентша.

Они совершили почти полный крут по внутренней галерее и вновь подошли к поджидавшему их отцу Нисрону. Второй монах исчез.

— Не пойти ли нам к отцу Мерсену, сын мой? — с улыбкой предложил отец настоятель.

Они двинулись по длинному, темному холодному сводчатому коридору, и Нисрон, шедший впереди, остановился перед дубовой дверью, неотличимой от других.

Постучавшись, он вошел. Луи последовал за ним.

Он быстро огляделся вокруг. Келья, в которой они оказались, была большой, она превосходила размерами уже знакомую Луи келью Нисрона. Помимо крохотной дощатой постели, привязанной к стене, тут стоял огромный стол, занимавший почти все пространство и заваленный рукописями, бумагами, перьями. Посредине возвышалась большая чернильница.

Сидевший за столом маленький человек с живым взглядом совиных глаз, очень длинным лицом и округлой бородой щурился на них, ослепленный светом.

На стене за его спиной висел простой крест.

Перед столом стояли несколько сосновых табуретов и скамья.

Значит, подумал Луи, вот в этой спартанской комнате собираются самые знаменитые математики и физики, величайшие ученые западного мира! Из этой скромной кельи в течение двадцати лет разлетаются письма с предложениями, доказательствами, отчетами о выдающихся свершениях, которые сыграли важную роль в развитии наук и обновлении всей системы знаний в измученной войной Европе.

— Мерсен, — дружески обратился к монаху отец настоятель, — вы не могли бы уделить нам немного времени?

— Здесь мы перед лицом вечности, отец мой, так что устраивайтесь поудобнее, — иронически ответил ученый муж.

Каждый из вошедших сел на табурет.

— Мсье Фронсак стал завсегдатаем нашего монастыря, — начал отец настоятель. — В этом году посещал нас уже два раза. В первый раз он оказал нам услугу, во второй мы помогли ему. Мсье Фронсак — личность довольно загадочная, Мерсен. Он логик, который способен победить вас, но в то же время человек действия — сражался при Рокруа бок о бок с герцогом.

— В самом деле? — спросил Мерсен, с интересом подняв брови. — Вы знакомы с Энгиеном, мсье? Быть может, даже входите в число его друзей?

Тон стал ироническим и почти неприятным.

— Мсье Фронсак действительно принадлежит к близкому кругу Энгиена, — вмешался отец настоятель, не дав Луи возможности ответить. — И, странным образом, состоит при этом на службе у монсеньора Мазарини. Сегодня он приехал по собственной инициативе. Ему нужен ваш совет.

Наступило молчание. Как воспримет отец Мерсен подобные сведения? — с тревогой спрашивал себя Луи, ибо знал, что францисканцы ненавидели Энгиена за разврат и безбожие, а Мазарини — за его гибкость и прагматизм.

Мерсен предложил ему объясниться жестом скорее нелюбезным.

— Я приехал сюда, отец мой, по собственному делу, в связи с логической задачей, которая сильно меня занимает, — сказал Луи. — Речь идет о транспозиции. Чтобы скрыть истину или избежать нескромности, шифровальщики заменяют элементы, одни слова другими словами, одни факты другими фактами, однако в такой перестановке всегда существуют определенные правила. Из этого следует, что любая кодировка может быть раскрыта ловким человеком, размышляющим над различными вариантами замен.

— Это, в самом деле, мудрое и изящное суждение, — кивнул Мерсен, немного смягчившись, поскольку ему стало интересно.

— Итак, я задал себе следующий вопрос: возможно ли создать такой способ транспозиции, к которому были бы неприменимы правила теории вероятностей?

— И благодаря которому истину нельзя было бы открыть, верно?

— Именно так, отец мой.

— Многие интересовались этой проблемой, но решить ее не смогли, — улыбнулся Мерсен. — Я сам часто спрашивал о том, на что не знаю правильного ответа, в своей книге «Неслыханные вопросы, или Отдохновение для ученых мужей».[63] Ваш вопрос я бы включил туда без колебаний! Однако у меня есть на сей счет собственное мнение: не думаю, что это возможно, поскольку придуманное одним человеком всегда — рано или поздно — при желании раскроет другой.

Мерсен на мгновение умолк. Глаза его были полузакрыты, он размышлял. Пауза затянулась на целую минуту, затем монах взглянул на Луи и спросил:

— Вы знакомы с Этьеном Пасшалем, мсье?

— Нет, не думаю.

— Его называют также Паскалем, он комиссар по сбору налогов в Нормандии. Это выдающийся математик, я много раз принимал его здесь.

— Он сможет дать мне ответ? — воскликнул Луи, преисполнившись надежды.

— Конечно, нет! Но дайте мне договорить. У Этьена Пасшаля есть сын по имени Блез. Этот мальчик с детства выказывает поразительные способности к математике. Отец не хотел, чтобы Блез посвящал науке слишком много времени, пока не выучит латынь и греческий. Однако когда юному Блезу было тринадцать лет, Этьен Пасшаль обнаружил листок бумаги, на котором сын написал доказательство теоремы о том, что сумма двух углов треугольника равняется двум прямым углам. О дальнейшем он сам рассказал мне.

И Мерсен разыграл в лицах забавный диалог между отцом и сыном, заставляя слушателей улыбаться всякий раз, когда он менял тембр голоса:

— Что это, сынок?

— Простите, батюшка, я этим забавлялся в свободные от ученья дни.

— Ты хорошо понимаешь эту гипотезу?

— Да, батюшка.

— Где ты это все узнал?

— Прочитал у Евклида, батюшка. Я припрятал от вас шесть первых его книг.

Отец Мерсен продолжил более серьезным тоном:

— Тут Пасшаль одумался и разрешил сыну читать Евклида. В четырнадцать лет он даже привел его сюда, в мою келью. Я расспросил мальчика и пришел в восторг. В шестнадцать лет — то есть пятью годами раньше — Блез представил мне несколько сформулированных им теорем проекционной геометрии, в которых я разобрался с большим трудом. Потом Пасшали уехали в Руан, где Этьен купил должность сборщика налогов в Верхней Нормандии. Там Блез занялся созданием чудесной машины для арифметики. Поскольку его отец вынужден пересчитывать огромные суммы для расчета налогов, Блез вбил себе в голову, что с помощью зубчатых колесиков и пружинок можно с абсолютной точностью применять все правила арифметики.

— Как может это делать машина? — недоверчиво спросил Луи.

— Я не слишком хорошо все понял, мсье Фронсак. Нисрон объяснит вам лучше, поскольку он разбирается в механике. Сам я уяснил лишь то, что речь идет о механизме, который автоматически производит четыре арифметических действия. Кажется, Блез уже заканчивает эту машину: в свой последний визит он сказал мне, что скоро его отец будет без всякого труда подсчитывать налоги, которые должны уплатить люди!

— Если сборщики налогов обзаведутся машинами, — испуганно пробормотал Луи, — никто не сможет ускользнуть от их алчности!

— В самом деле, — усмехнулся Мерсен, — но сомневаюсь, что налоговые служащие когда-нибудь научатся пользоваться подобными машинами! Как бы там ни было, Блез Паскаль представляется мне тем человеком, которого вы ищете. Он приезжает завтра на три дня, чтобы поработать вместе с Нисроном над своей машиной. Хотите, я пришлю его к вам?