Догадка Ферма

19 Эпилог

На следующий день после этих памятных событий, ближе к вечеру, внушительных размеров карета, впереди и позади которой ехал эскорт королевских гвардейцев, с шумом вкатилась во двор конторы Фронсаков.

Луи чувствовал себя лучше. Он уже встал с постели, и доктор Ренодо заверил, что через несколько дней позволит ему вернуться домой. А пока Гийома Бувье отправили в Мерси отвезти послание, которое написала под его диктовку Франсуаза де Лепинас.

Из окна родительской спальни, где Луи находился в обществе маркизы де Кастельбажак и ее компаньонки, он увидел, как из кареты выходит Туссен Роз, а затем кардинал Мазарини собственной персоной, которому низко кланяется отец. Нотариус устремился во двор, едва увидел эскорт королевских гвардейцев.

— Дамы, к нам гости, — сказал Луи.

Мсье Фронсак лично проводил министра и его секретаря в спальню. Обе женщины присели в глубоком реверансе перед кардиналом, Луи же из-за сломанных ребер сумел лишь слегка поклониться.

— Шевалье, — сказал прелат, одетый в охотничий костюм, — на сей раз я очень боялся потерять вас. — Чтобы позабавить дам, он заговорил с преувеличенным итальянским акцентом. — Но, как я вижу, вы находитесь в весьма приятном обществе, — улыбнулся он, взмахнув рукой.

Луи представил ему своих сиделок:

— Маркиза де Кастельбажак, сестра маркиза де Фонтрая, мадам де Лепинас, ее подруга. Именно они освободили меня, монсеньор.

— Мадам, — сказал министр, кланяясь маркизе, — если бы ваш брат был столь же предан королю, как вы, я перестал бы тревожиться о будущем этой страны.

— Не знаю, что ответить вам, монсеньор, — тихо произнесла Изабо д'Астарак. — Могу только поклясться, что буду отныне верна обоим.

Мазарини склонил голову и добавил:

— Мсье де Лион подробно рассказал мне о вашей роли в этом деле. — Затем он повернулся к Луи. — Шевалье, вы сделали гораздо больше, чем я ожидал от вас. Две шпионские сети, которые могли разрушить шансы Франции в Мюнстере, уничтожены благодаря вам, и мсье де Бриен пришел ко мне сегодня днем, чтобы рассказать о шифре, предложенном мсье де Ферма. Мсье Россиньоль заверил, что ему никогда не приходила в голову мысль о столь элегантной и столь надежной системе кодирования. Он собирается внести туда некоторые элементы собственного изобретения, но в любом случае мы теперь полностью обезопасили нашу дипломатическую почту.[95] Мой секретарь передаст вам вознаграждение. Однако я приехал не только для этого. Я рассказал о вашем мужестве и вашей преданности королеве. Она желает, чтобы вас представили ей. Итак, готовьтесь появиться при дворе через несколько недель.

— Это слишком большая честь, монсеньор, — пробормотал Луи, не ожидавший такой милости.

— Вовсе нет, шевалье. Королева обратится с личной просьбой к председателю де Мему, чтобы пожалованный вам титул маркиза был как можно быстрее утвержден парламентом. — Кардинал вновь повернулся к дамам. — Мне было очень приятно познакомиться с вами. Шевалье, рад служить вам. Мсье Фронсак, окажите любезность, проводите меня…

Министр вышел, обе дамы преклонили колени, а Луи поклонился так низко, как мог.

После ухода Мазарини Туссен Роз приблизился к Луи с письмом в руке:

— Это банковский билет, шевалье. Вы предъявите его Главному казначею, мсье де Ла Базиньеру, который оплатит его по первому вашему требованию. Кроме того, Его преосвященство на ближайшем королевском совете предложит внести вас в список получателей пенсии. Несомненно, две тысячи ливров в год.

В свою очередь он поклонился дамам и Луи, а затем ушел вслед за министром.

Луи развернул письмо. Действительно, это был билет на выплату десяти тысяч ливров.

Он вздохнул. Теперь можно будет купить земли, которые вызывали такое вожделение у Марго. Пенсия же, пусть и незначительная, лишней никогда не окажется, хотя он знал, что большей частью их не выплачивали или же погашали с большой задержкой, настолько острой была нехватка денег в государственном казначействе.

Гастон навестил Луи только на следующий день. Он воспользовался случаем, чтобы остаться на ужин. Помимо Гастона и семейства Фронсак, за столом сидели маркиза де Кастельбажак и мадам де Лепинас, которые сообщили, что завтра собираются уезжать. Главного клерка Байоля и управителя Ришпена не пригласили, поскольку Луи желал, чтобы все сказанное за ужином осталось между сотрапезниками. Прислуживать доверили только мадам Малле и Жаннете Бувье.

Когда обе служанки удалились на кухню, Гастон рассказал о только что завершившемся допросе Шантлу. Допрос был предварительным и без участия писца. Шифровальщик признался, что послал записку Шарлю Мансье, назначив ему встречу в «Сосновой шишке». Там он представил Шарля де Бреша как финансиста, который ищет партнеров для участия в договоре по продаже восьми должностей контролеров винной продукции. Шантлу знал, что Мансье часто вступает в такого рода сделки.

— В «Сосновой шишке» они его напоили, — продолжал Гастон. — По дороге домой Бреш будто бы оглушил беднягу Мансье, а потом повесил на шнурке от галуна. Шантлу поклялся мне, что он не убийца. Преступление задумал Бреш. Он сказал Шантлу, что того подозревают, раз за ним установили слежку. Если придать убийству видимость самоубийства, дознаватели сочтут виновным Мансье, и расследование будет прекращено.

— Ты думаешь, он не лжет? — спросил Луи. — Бреш утверждал обратное. Он заверил меня, что именно Шантлу повесил беднягу Мансье.

— Не важно! Я объяснил шифровальщику, что его повесят, предварительно отрубив кисти. Он разрыдался от ужаса. Тогда я предложил ему нашу сделку. Он признает, что убил Мансье сам, и не будет упоминать Бреша. Взамен я обещал, что добьюсь для него вечной ссылки на галеры. Он отказался, будучи убежден, что сможет защищаться, обвинив Бреша, и, очевидно, не поверив мне на слово. Тогда я отправился к мсье Мельяну. Именно поэтому я не смог прийти вчера. Генеральный прокурор уже встречался с Лионом и Сегье. Он обещал мне прислать выбранного им прокурора. Им оказался мсье Амио. Сегодня утром мы вместе пришли допрашивать Шантлу. Прокурор заявил, что в своем ходатайстве о возбуждении дела не станет упоминать Бреша и потребует самой страшной кары для Шантлу, если тот не примет предложенные условия. В конечном итоге шифровальщик согласился не привлекать к делу Бреша и признать, что он один убил Мансье.

Значит, с горечью подумал Луи, Шарль де Бреш, наиболее виновный из всех, не понесет никакого наказания и останется на свободе.

Лишь гораздо позднее, уже вернувшись в Мерси, он узнал, что Шантлу приговорили к пожизненной каторге. Трое разбойников, нанятых Шарлем де Брешем, были повешены на Гревской площади в конце января мэтром Жеаном Гийомом, исполнителем смертных приговоров превотства и виконства Парижских. Во время этого поучительного зрелища дочь палача Матюрина всегда срывала аплодисменты, цепляясь за ноги повешенных, чтобы ускорить их смерть.

Герцог де Гиз вернулся в Париж в феврале 1644 года, чтобы парламент мог вновь допросить его по поводу дуэли. Заключение королевских слуг[96] оказалось для него вполне благоприятным. Зато Мориса Колиньи решили арестовать: его сочли виновным, поскольку именно он бросил вызов.

Герцог вновь поселился в своем дворце. Ему, конечно же, рассказали о неприятном происшествии, случившемся в его отсутствие. Несмотря на это, де Гиз сохранил дружеские чувства к маркизу де Фонтраю. А вот дела Колиньи были совсем плохи. Гангрена поразила всю его руку, и он, отказавшись от ампутации, 21 мая скончался.

29 июля 1644 года Господь призвал к себе и папу Урбана VIII, Маффео Барберини. Его братьев и племянников изгнал из Рима Джованни Баттиста Памфили, ставший папой Иннокентием X.[97] К этому времени Ферранте Паллавичино был уже казнен в Авиньоне.

Луи вернулся в Мерси в пятницу, последовавшую за его освобождением из дворца Гизов. Карету сопровождали Гийом и Жак Бувье. Маркиза де Кастельбажак и мадам де Лепинас отбыли в Тулузу за два дня до этого. Покинули дом и мсье дю Валлон со своими мушкетерами. Пьер Фронсак посетил Главного казначея, чтобы предъявить дарованный Мазарини чек, и ему тут же выплатили всю сумму в серебряных экю.

В Мерси Луи на сей раз с радостью погрузился в повседневные мелкие хлопоты хозяина замка, тем более что в его распоряжении оказались дополнительные десять тысяч ливров. Он мог теперь оплатить строительные работы и подумать о расширении своего поместья.

Мишель Ардуэн начал восстанавливать мост через Изьё и заготавливать доски для колеса, которое будет направлять воду в замок. Луи попросил его прикинуть, во что обойдется постройка мельницы.

Он также заехал вместе с Марго к аббату Руайомона. Тот, в самом деле, готов был уступить за четыре тысячи ливров луг и несколько пашен хорошей земли — при условии, что ему позволят бесплатно пользоваться мостом. Таким образом, монахи смогли бы вновь заняться обработкой полей, лежащих по ту сторону Изьё.

Луи согласился, оговорив свои условия: проход по временному мосту каждый совершает на свой страх и риск, когда же появится новый каменный мост, пеаж будет взиматься по-прежнему. Аббат не стал возражать против мостовой пошлины.

Наконец, Луи решил купить Жюли два новых платья, причем одно из них парчовое, которое она наденет, если им действительно предстоит явиться ко двору. Себе он приобрел шелковый камзол, туфли с позолоченными пряжками и шляпу с плюмажем.

Он также попросил плотника, друга Мишеля Ардуэна, изготовить мебель, которая станет необходимой, как только завершится строительство новых крыльев замка: кровати, шкафы, столы и стулья.

И еще он заказал у Луизы Муайон картину.

Луи написал Блезу Паскалю, чтобы объяснить, не вдаваясь в детали, каким образом исчезло доказательство теоремы Ферма. Паскаль огорчился, но не рассердился, ибо продолжал поддерживать регулярную переписку с Фронсаком. В посланиях своих они затрагивали как религиозные, так и научные темы. Например, Паскаль сообщил Луи о трудностях, возникших при создании его механического калькулятора, от которого он отказался в 1652 году.

Луи переписывался также, хотя не столь регулярно, с Пьером де Ферма, который так и не прислал ему новый текст своего доказательства. Магистрат был поглощен деятельностью советника и не придавал особого значения математическим трудам, которые, однако же, являли собой важный этап в развитии науки.

Несомненно, Пьер де Ферма намеревался сделать систематическое изложение своих идей, как только завершит юридическую карьеру. Поэтому он не откликнулся на настоятельные просьбы Паскаля и Мерсена прислать доказательство теоремы Диофанта, равно как и многие другие работы!

В 1665 году он внезапно заболел и через несколько дней умер. Его сын собрал заметки и письма отца, а также комментарии к «Арифметике», которые опубликовал в 1670 году. В этом сочинении Пьера де Ферма представлено сорок восемь наблюдений или теорем, которые он будто бы сумел доказать.

Эйлер занялся первой из них, но только в 1993 году английский математик Эндрю Уайлс открыл доказательство последней:

«Куб никогда не может быть суммой двух кубов, четвертая степень никогда не может быть суммой двух четвертых степеней, и в целом ни одна степень, превосходящая вторую, не может быть суммой двух аналогичных степеней».

В 1646 году Шарль де Бреш, на какое-то время исчезнувший из Парижа, вновь открыл книжную лавку на площади Мобер. Неподалеку от него вскоре завел свое торговое дело продавец перчаток и духов, который сдружился с ним.

В июне того же года между двумя коммерсантами вспыхнул спор, и перчаточник вонзил шпагу в грудь книготорговцу.

Убийцу доставили в Гран-Шатле, куда сразу же поступил приказ о его освобождении. Распоряжение подписал Джулио Мазарини.

Никто в квартале не знал перчаточника, пока тот не открыл свою лавку. И потом больше никто о нем ничего не слышал. Известно было лишь, что зовут его Гандуччи.

Мазарини не отличался кровожадностью, однако всегда стремился покарать тех, кто нападал на его друзей.

10 мая 1644 года мадемуазель де Шемро вышла замуж за мсье де Ла Базиньера, что окончательно оградило ее от всяких преследований, ибо Главный казначей являлся весьма важной фигурой.

Но это был всего лишь брак по расчету, и Прекрасная Блудница быстро обзавелась любовником. Им стал ее сосед, Партиселли д'Эмери, генеральный контролер финансов, который в скором времени занял кресло суперинтенданта. При его поддержке она вновь появилась при дворе, к великой радости своего супруга! Парижане, любители позубоскалить, сочинили по этому поводу куплет:

Однако новоиспеченная мадам де Ла Базиньер добилась куда большего. Ее любовник, став суперинтендантом финансов, сумел убедить сына старьевщика, разбогатевшего на налоговых договорах, иными словами, откупщика, получившего должность королевского секретаря и возведенного в дворянское достоинство, выдать свою дочь замуж за Шарля де Барбезьера. Эта девушка, Мадлен Табуре, принесла мужу в приданое четыреста тысяч ливров и имение Тюрни в Бургундии.

Отныне благополучие брата и сестры Барбезьер было обеспечено, тем более что Прекрасная Блудница вновь открыла притон в апартаментах нового супруга, за три дома от банка Тальмана. Омрачал эту картину лишь ее второй брат Франсуа, который стал ухаживать за молоденькой сестрой казначея и, в конечном счете, похитил ее, чтобы принудить к браку. Приговоренный к смерти парламентом, он спасся благодаря поддержке герцога Энгиенского, ставшего принцем де Конде, — тот доверил ему важный пост в своей армии.

Мы еще вернемся к этому, ибо бедный Франсуа Барбезьер все же закончит свои дни на эшафоте.

В апреле Луи вернулся в Париж. Мадам де Рамбуйе заболела, и Жюли хотела быть при ней. В первых числах месяца Луи пришел на помощь коадъютору Полю де Гонди и по этому случаю раскрыл его ужасную тайну.[98]

5 апреля 1644 года королева побывала на вечерней службе в францисканской церкви. Там она познакомилась с отцом настоятелем, отцом Мерсеном и отцом Нисроном. Луи Фронсак попросил Мазарини внушить регентше поговорить с монахами, дабы таким образом выразить свою признательность монастырю.

Дзонго Ондедеи стал в 1658 году епископом Фрежюса. Он будет одним из исполнителей завещания Мазарини.

Конференция в Мюнстере открылась 10 апреля 1644 года. Очень скоро французские полномочные представители Сервьен и д'Аво рассорились. У этих двух людей не было ничего общего.

Граф д'Аво выступал поборником партии святош, требующих сближения с церковью, тогда как Абель Сервьен оставался верен политике Ришелье и Мазарини.

Разногласия между ними достигли такой остроты, что Мазарини поставил обоих представителей под контроль третьего — герцога де Лонгвиля.

Однако при дворе Юг де Лион во всем поддерживал своего дядю, пользуясь расположением Мазарини и королевы. В конечном счете, он добился отзыва графа д'Аво, и конференцию в Мюнстере завершил один Абель Сервьен.

Вестфальский мирный договор был подписан в октябре 1648 года. Он определил новый раздел Европы. Франция получила все, что хотела: три епископства — Мец, Туль и Верден, весь Эльзас, кроме Страсбурга и Милуза, Бризах в Германии и Пиньероль в Пьемонте, а также независимость Соединенных провинций.

Империя оказалась расчлененной на более чем три сотни государств. Три конфессии — католическая, лютеранская и кальвинистская — обрели равные права. Это вызвало самые резкие возражения со стороны Святого престола, потерявшего значительную часть своего влияния, и Испании, которая продолжала воевать с Францией вплоть до подписания Пиренейского договора в 1659 году.

Граф д'Аво, вновь ставший суперинтендантом финансов в 1650 году, вскоре скончался, так и не дожив до завершения строительства своего дворца. Луи встретился с ним в конце 1644 года, приехав на несколько недель в Париж. Сдержав свое обещание, он рассказал обо всем, что с ним случилось и каким образом была разоблачена шпионская сеть в бюро Россиньоля. Но историю свою он изрядно подсластил, не упомянув ни о маркизе де Кастельбажак, ни о роли Юга де Лиона.

Абель Сервьен, в свою очередь, стал суперинтендантом финансов после Фронды. Эту должность он некоторое время делил с Никола Фуке.

Во время Фронды триумвират Ле Телье, Сервьен, Лион обеспечит продолжение политики Мазарини, даже когда тот окажется в изгнании.

При Людовике XIV Юг де Лион станет государственным секретарем по иностранным делам.

После отмены Нантского эдикта Луиза Муайон подвергнется преследованиям за свои религиозные убеждения, но до самой кончины в восемьдесят шесть лет сохранит протестантскую веру.[99]

В июле 1644 года Луи получил приглашение явиться ко двору вместе с супругой. Королева пребывала тогда во дворце Валь, в Рюэле, у герцогини д'Эгийон, племянницы Ришелье.

Луи Фронсака представили королеве в присутствии всего двора, и Мазарини произнес хвалебную речь в его честь.

Чуть позже, в саду, где были накрыты столы с закусками, королева подошла к Венсану Вуатюру, также приглашенному на этот прием. Поэт в это время находился в обществе Луи и его супруги Жюли.

— О чем вы думаете, мсье Вуатюр? — дружески спросила королева.

Поэт на мгновение смутился. Взглянув на Мазарини, который стоял в нескольких шагах и не мог их слышать, он продекламировал:

Анна Австрийская на мгновение задумалась, потом улыбнулась поэту и направилась к кардиналу Мазарини.