У нас было три игральных автомата.
Первый автомат. Три барабана. Изображения: семерка, вишенка, лимон, колокольчик и стопки с надписью BAR — от одного до трех. Второй почти такой же. Но вместо лимонов арбузы. Третий — покер.
Снизу металлические корытца. Они выгнуты так, что если падает хотя бы одна монета, раздается звон как от чего-то увесистого, а если падает десять, звон усиливается и кажется, что их бесконечно много и это звенящий водопад монет.
Опускание ручки происходит как серьезное движение, сопровождаемое механическим звуком. Барабаны встают на место тяжело и последовательно, карты выкладываются с шелестом. Когда выбрасываются монеты, автомат ревет, ликует и мигает.
Наверное, внешне так же устроена работа за заводскими аппаратами, а по ожиданию — блуждание по рудникам.
На экранах есть центральная линия, по ней и считываются комбинации. Если выпадает хоть одна вишенка, ставка как минимум возвращается. Если придут три колокольчика, машина в оргазмическом порыве выплюнет кучу звенящих монеток. Есть еще несколько сочетаний: бары, тройки лимонов и на них похожие. А три семерки не придут.
Азарт появляется от повторений и чередований. Как искры от трущейся материи или плотское удовольствие от однообразного движения тел. Если бы карты выкладывались сразу, без шуршаний, не было бы затягивающего ритма, провоцирующего ожидание. Самое приятное в игре — секунды ожидания, пока еще результат не раскрыт и он может оказаться каким угодно. Могут быть лимоны, колокольчики, семерки или ничто. Потоки комбинаций сливаются в шепот, в послание, звучащее на непонятном языке. Каждый следующий ход — высказывание мерцающей машины. Ты сидишь и слушаешь весь этот торжественный бред, надеясь расслышать хоть что-то знакомое.
Работа оказалась ненапряжной. Проблем ни с кем из посетителей не было, за редким исключением. Изредка кто-то напивался и буянил, приходилось выставлять на улицу. А так приходили одни и те же, и они прекрасно знали, что это место принадлежит дяде Сереже, а я работаю на него.
Работали мы вчетвером. Сменщик — тоже когда-то тренировался у Гнома, крепкий, коренастый. И две барменши, тоже сменяющие друг друга. Моя смена почти всегда приходилась на смену Иры.
Что про нее рассказать? Секс с Ирой случился в третью смену. Удивительно, насколько все было спокойно и бесстрастно. Уже после я стоял, смотрел в окно и понимал, что если выйду на улицу и меня собьет машина, Ира не обратит на это внимания. Или таки посмотрит в окно и закроет руками лицо? Я ей полностью безразличен, как впрочем и она мне. Просто так вышло. Затем это повторилось еще несколько раз. И напоминало не любовную игру, а посещение тренировки, привычную физическую работу, которую совершаешь с непонятной целью. В отличии от того случая со Светой. Тогда было все по-другому: мы сплелись как укуренные змеи на убитой хате, в хохоте и страсти, и после я вспоминал детали снова и снова, ее холодные стройные ноги с комариными укусами и запах ее волос, перемешанный с запахом анаши. И Света иногда поглядывала с легкой ухмылкой, напоминая о том случае. Да, Ира и Света — две служанки царевны. После знакомства с Ирой подумал, что теперь у меня будут отношения со всеми служанками из той книги, перелистывал страницы, пытаясь разобрать, сколько их всего. А это непонятно. Две точно, а на остальных страницах — в таких позах, что лиц не разобрать, это могли быть они же.
У нас все время играло радио. Каждый час они повторяли одни и те же песни. И так до ночи. Ночью ставили что-то необычное. Интересно было ловить ощущение, что час назад, два часа назад, было то же самое. И по свету, и по звучанию, и по людям. Час назад те же люди сидели за автоматами, Ира так же стояла за барной стойкой, я находился в том же месте.
Теперь о наших постоянных посетителях. Прежде всего, Коля-таксист. Он заезжал почти каждую ночь, скидывал одну и ту же сумму. Говорил, что ожидание падающих монеток заменяет ему бухло. Баба Валя — сухая обезумевшая старушка. Она сплавляла пенсию за пару дней, а остальные дни месяца ходила и побиралась у вокзала, при этом почти каждый день подходила к нашему окну посмотреть на огоньки. Паша-комерс — самый дерганый, по поведению напоминающий Леонида, только более агрессивный. Мог орать на автомат, ходить вокруг и недовольно зыркать. Остальные — не такие постоянные.
Казалось, что заработать хотел только Паша-комерс, а для Коли и бабы Вали это были нервные ритуалы, без которых они не могли обходиться. На второй месяц я попробовал раз не пустить бабу Валю, чисто из жалости, чтобы она сохранила деньги. Она села у окна и начала жутко скулить. Лучше пустить. Зашла, выбросила треть пенсии, ушла.
Один раз бабе Вале выпали три колокольчика. Монеты со звоном падали, автомат ликовал, а баба Валя подпевала. Сгребла монетки, положила в стаканчики, демонстративно и важно. Получила деньги и ушла. Пришла на следующий день.
Повторения и чередования выстраиваются так, что можно просидеть несколько часов, сплавляя средства совсем понемногу, но в итоге все равно ничего не останется — это дело времени, а не везения.
Когда под утро возвращался домой, в голове продолжали звучать сыплющиеся монеты и вой автоматов. Они же переходили в сны и становились постоянным навязчивым звучанием. Днем мне часто снилось то же, что происходило ночью. Мельтешения колокольчиков, лимонов, семерок и шелест раскладывающихся карт. Те же люди, те же звуки.
За эти месяцы я сам не бросил ни одной монеты в автоматы. Что-то запрещало. Как с книгами на хате. Когда вернулись туда с Ласло, я потянулся к ним, но что-то одернуло. Показалось, что это линия раздела, жизнь сильно изменится, если посмотрю. Так и здесь, если сыграю хоть раз, во мне поселится другая личность, и никаких шагов обратно не останется. Уже была понятна жизнь этих автоматов, казалось, что чувствую все их ритмические конвульсии и моменты, когда они должны разразиться звенящими водопадами. Дело даже не в том, что я что-то выиграю или проиграю, а в том, что войду с ними в тесное соприкосновение.
Ведь я ни разу не играл в автоматы, но казалось, что играл очень много. И этот запрет касается встречи со старым знакомым. Если сыграю хоть раз, вспомню ненужное, дремлющее прошлое.
Отец сказал, что я устроился на работу для идиотов. Быть охранником где-либо — самая тупая работа. В общем-то да.
5 декабря. День ключей. Когда шел на работу, обратил внимание, что на заборе около старого дома появилась надпись Massive Attack. Кто-то взял баллончик и написал красной краской на черно-сером фоне — криво и быстро. А когда пришел, в баре суетились менты. Утром кто-то выбил окно и бросил в бар гранату. Явно кто-то сознательный и сострадательный, он подождал, когда мы уйдем и бар опустеет. Сразу подумал, что Паша-комерс.
Приехал дядя Сережа, недовольно походил среди раскрошенного стекла, поговорил с ментами, сказал, что сегодня будет веселый вечер. Веселый вечер — дядя Сережа с друзьями поедет гулять в лес.
Ласло ходил в дырявых кроссах по выпавшему снегу, кашлял, останавливался. Я ему что-то вынес из своей теплой одежды. Он рассказывал, как зимой снег переходит в духоту, чем белее на улице, тем тяжелее дышать внутри. Зима в больнице отличается от другого времени давящим теплом.
Надпись Massive Attack связана со взрывом в баре. Как она может быть связана? Но так подумалось. Ласло тоже подтвердил и сказал, что это день ключей.
Дни ключей — это когда ключи высвечиваются. Так-то они постоянно присутствуют, но остаются незаметными. Ты проходишь мимо надписи на стене полуразрушенного дома и не связываешь ее с происходящим вокруг. А в эти дни надпись проступает и заставляет обратить на себя внимание.
Ласло пытались пристроить в психиатрический пансионат навсегда, но что-то не складывалось с бумагами. Его отец бесился из-за сложившейся ситуации, ходил по социальным и медицинским инстанциям, договаривался. Место в пансионате не так просто получить. Надо неофициально проплачивать. Отец вроде даже и проплатил. Собралась комиссия, Ласло внезапно как-то на редкость разумно пообщался, и она, несмотря на его богатый опыт пребывания в больницах, не решилась определить его в пансионат. Здесь у Ласло несмотря ни на что была своя комната, одна на всю жизнь, и он не хотел переезжать в пожизненное заключение.
Дальше было полгода какого-то бреда. Бар так и не открылся. С Аладдином пересеклись всего пару раз. Как будто в жизни возник туман и поглотил полгода. Я занимался ничем.
18 июля. Мне восемнадцать лет.
Приснилось, что иду по двору, рядом с домом. Там большая собака, прикидываю, как ее обойти. А она даже не перемещается, а вспыхивает то там, то там. Никак ее не обойти, она может вспыхнуть рядом в любой момент. Все же прохожу к своему подъезду. А подняться по лестнице непросто, нужно цепляться за железки на перилах, лестница, ведущая к квартире, изогнута. Вообще это не первый раз снится. Ни тревоги, ничего, просто мерцающая собака во дворе, странная лестница. Каждый раз просыпаюсь, так и не дойдя до своей квартиры во сне.
Пришел на кухню, уставился в окно. То же самое, что только что видел во сне, только с другой стороны. И во сне все золотистое, всегда если не лето, то теплая осень, и не ночь, а особое время. Если собрать вместе все время, что я провел, глядя в это окно, может получиться немалое ожидание.
Отец тоже зашел на кухню, спросил, чего не сплю, сел рядом. Сколько мы так молча просидели? Затем он тихо как задорная тень нырнул в комнату и вернулся уже с другим выражением лица — в мгновение помолодел. Он принес шесть колод карт, взял два коробка спичек, лежащих рядом с плитой, высыпал на стол, а колоды с прежней ловкостью перетасовал. Спросил, помню ли я, как играть в двадцать одно. Конечно, помню. Ну вот, блэкджек не намного сложнее.
Что он мне рассказал?
В общем, по всей стране начали появляться казино. Их открывали и обычные комерсы, и братва. В целом легально и без особых рисков. За последний год они проросли как грибы в лесу. И мелкие на пару столов, и мощные — с кучей работников.
Основные игры — рулетка, покер и блэкджек. В рулетке можно играть на том, что броски не сильно различаются, и ставить на только что выпавшее. Ну и еще когда случаются счастливые часы и сектора становятся особо ценными. В покер лучше играть, если ты не один за столом и у вас налажена система маячков. А блэкджек — другое: сухое, скучное и возможное.
Главная работа — считать вышедшие карты. После каждой раздачи колода меняется, а с ней меняется и общая стратегия. Есть мягкие и жесткие раздачи и колоды. Тузы смягчают все. Считать карты несложно, у каждой есть маленькое значение, ты складываешь все, что видишь. Если получается теплая колода, повышаешь ставки, если холодная — играешь налегке. Подогретая колода дает неслабые ожидания.
Момент, позволяющий оценить, есть ли выигрышная стратегия — сарендо на туза. Есть ли возможность уйти в половину ставки, если у раздающего выпал туз. Если можно, то все тип-топ. При правильной и хладнокровной игре ты рано или поздно выйдешь в плюс.
Спросил, почему казино не понимает, что при четкой игре оно окажется в проигрыше. Отец ответил, что счетчиков по стране еще не так много и про них не все знают. В любом случае, их выигрыш не сравним с проигрышем бухих комерсов. Рано или поздно начнется выискивание счетчиков, их перестанут пускать, начнут рассылать их данные. А пока этого нет. Приходишь, работаешь, уходишь. Главное — никакого азарта, сухой счет, без нервяка, будто ты не играешь, а грузишь коробки на рынке.
28 декабря. Отец достал свой старый пиджак, сказал, чтобы я примерил. Подошло. Надо взять паспорт, в техникуме могут спросить. Расспросим про вступительные экзамены. Мы поехали на электричке, затем на автобусе. Прорвались через перемешанный снег с грязью, подошли к большой гостинице с прозрачными стенками на первом этаже. Отец сказал, что ему дальше нельзя идти, он останется ждать здесь, сколько надо. Скорее всего это займет часа три-четыре.
На первом этаже, сразу за сидящими строгими людьми, открылся неоновый коридор, а дальше тяжелая дверь. Показал паспорт. Уже есть восемнадцать, все нормально. Они все записали. Фиолетовый рентген повсюду. И мерцание. Как в баре. Только больше и тяжелее.
В окошко при входе я протянул все деньги, что дал отец.
Там было два стола с рулеткой, один с покером, один с блэкджеком. Я сел за последний, покидал мелкие ставки. Колоды вскоре обновились. И я начал считать. Триста двенадцать карт, колода меняется с каждой раздачей, то нагревается, то остывает, на каждом уровне есть своя четкая стратегия, и никакой суеты. Сложность здесь в том, что надо помнить довольно большие таблицы стратегий, каждую для своего счета колоды. Ну это надо зазубрить, как непонятное стихотворение в школе. И дальше строго его придерживаться.
Рядом потел и просаживал нажитое толстый комерс в полосатом пиджаке. В рулетку и даже в покер можно играть, как чувствуешь, вполне может получаться, а в блэкджеке все настолько зажато и сухо, что если не понимаешь происходящего, будешь проигрывать.
Вскоре комерс слил все, что у него было, ушел ворча и шатаясь.
Через четыре часа у меня был на руках выигрыш, примерно равный трехмесячной зарплате на рынке. Не жуткая сумма, но все же. Молча собрал все выигранное, обменял обратно на деньги.
Отец встретил на том же месте, где мы расстались, спросил, ну как. Ну как? Никогда бы не подумал, что деньги можно так легко заработать.
Понятно, чем мы занимались с отцом следующие месяцы? Ездили по небольшим городкам, играли в разных казино. Если я и проигрывал, то немного, обычно выходил в плюс. Отец был одним из первых людей в стране, кто попал в списки. Когда приезжали в город, где его знали, он сам не играл, а ждал, когда я сыграю. В столице открылась сеть казино, в которой правила блэкджека оказались более продуманными, без сарендо. Туда мы не заходили — нет смысла.
Раньше не мог даже представить, что разные казино так сильно отличаются друг от друга. По правилам, устройству столов. Даже игроки в рулетку отрабатывают эти различия. Бывают несбалансированные столы, и опытные люди выстраивают сектора, делают ставки за мгновение до закрытия. Не все хозяева небольших казино регулярно тестируют столы. И серьезные игроки это сразу замечают.
Счетчики узнавали друг друга быстро. По четкой и правильной игре. Заметил, что у некоторых системы счета слегка отличаются, видимо, они по-другому оценивают выбывшие карты. У кого лучше, у кого хуже — непонятно, главное выходить на дистанции в общий плюс, в районе одного процента.
Сколько же в казино паслось откровенных неадекватов. Бухие, нервные, дерганые, плачущие, бледные, ставящие на все подряд. Молчаливые люди суровой наружности, скидывающие напряжение через игру — бандиты всех мастей. Старушки с тетрадками, с рисунками рулетки, со списками магических чисел. В полнолуние в полночь семь раз подряд на красное.
Раз на десятый почувствовал, что нет никакого волнения, что еду в казино на работу. Как когда-то ходил на рынок или в бар. Там не будет ничего непредсказуемого. Волны невезений похожи на плохую погоду. Нужно спокойно переждать, они закончатся, как заканчивается дождь на улице.
Вскоре возникла совсем неожиданная проблема. Мне пришла повестка в армию. Как раз шла война, и перспектива оказаться на ней не порадовала. Отец сказал, что это решается быстро и определенно. Поедем вместе в военкомат, он договорится с кем надо. От таких денег не отказываются.
Мы приехали пораньше. Здание из крупного камня, наверное еще из прошлого века. На улице стоял человек кожаной куртке, сапогах, с висевшим на шее то ли мелким магнитофоном или радиоприемником. Звучал какой-то военный гимн, тоже из старины. Он смотрел вдаль и проникновенно слушал. Подумалось, что он все время воюет, даже здесь, даже утром.
Товарищ майор. Так отец обратился к сидящему внизу человеку. Нам бы поговорить с главным. Майор спокойно посмотрел на нас, сказал, что надо записать паспорта, а главный нас уже ждет. Ждет? Ну да. Полковник ждет.
Мы прошли по узкому коридору. Отец постучался, улыбаясь зашел, я за ним. За столом сидел крепкий человек лет пятидесяти с суровым взглядом. Сразу понял, что знаю его, вернее не знаю, а встречал. Где? Да недавно, в казино. Он стоял у рулетки. Стало немного тревожно.
Мы сели напротив него. Отец без лишних церемоний достал конверт и протянул, проговорив при этом, что ценит работу военных и что государство недостаточно их бережет. Полковник раскрыл, пересчитал, затем положил деньги обратно в конверт и вернул отцу. Это просто поощрение и знак внимания, не стоит рассматривать как взятку. Само собой. Они уставились друг на друга. Полковник посверлил взглядом отца, затем меня. И первое, что он сказал, было «ты хорошо считаешь», а затем обратился к отцу.
— Вова, привет. Помнишь Ялту?
Отец побледнел, начал прокручивать конверт пальцами, как будто это карта.
— Я тебя искал тогда, связи поднял. Думал, кто это меня так ловко раскатал. Так это же Вова Инженер. А вот как жизнь свела. И сына ты хорошего воспитал. Видел на днях, как он играет. Молодец. Вы ко мне по какому вопросу?
Отец уперся взглядом в стол.
— Видимо, хочешь служить. Исполнять гражданский долг. Вы пришли об этом рассказать.
В комнате ведь не было окон. Я снова оказался там же. Серые стены, стол, лампа. Это та же самая комната, что была раньше. В этой комнате особое чувство времени. Может растягиваться и сжиматься. Будет непонятно, сколько времени прошло: пять минут или час.
— Нолик надо приписать к этой сумме. Тогда сможем обсудить и гражданский долг, и ценит ли государство наш тяжелый труд. Вы ребята способные. Справитесь. Три недели хватит? Хватит, конечно. Рад был снова повидаться.
Полковник встал и похлопал отца по плечу.
На улице стоял все тот же человек. Как стражник перед входом в пещеру. Слушал ту же музыку. Видимо, она у него по кругу крутилась на кассете.
— Вот сучара, а. Я этого гандона когда-то раскатал на югах. Ты его тоже встретил? Он старый игроман. Теперь по принципу пойдет, мстить будет. Ничего, соберем, бабло хоть и серьезное, но можно собрать. Надо в Москву сгонять. Там есть пара точек с хорошими правилами, можно по-крупному играть. Все легально. Они скоро просекут эти лазейки и прикроют. Поедешь?
Сказал, что поеду. А что делать? Можно и на войну, конечно, но лучше сначала попробовать в Москву.
Москву я видел только в телевизоре и во сне. Причем во сне — как кремлевскую стену, стоящую на берегу моря. Можно долго плыть на корабле, смотреть на пустой горизонт и в один момент заметить, что вот она — Москва. Красные стены рядом с водой. Представил, как мы приплывем, зайдем в огромные ворота, затем еще в одни, сядем за шикарным зеленым столом. Боярин в пышной шапке будет раздавать карты. У меня блэкджек. Пиковые туз и король. Хорошо. Вот тебе сундук с золотом. Мы снова сядем на корабль, поплывем обратно, с заработанным золотом и переполняющим чувством сложившегося приключения.
Поздно вечером мы все рассказали маме, как есть. Она заревела, сквозь слезы зашептала, что же это за мир такой, невозможно нормально жить. Мы ее успокоили, объяснили, что ничего страшного, мы не занимаемся ничем нелегальным.
В тот момент, в тот самый момент, когда я рассказывал про счет карт, в дверь постучались. На словах «ты просто считаешь». Это был Ласло. Он спросил, может ли зайти посмотреть книги. Конечно. Мы позвали его за стол с нами. Мама все в тех же расстроенных чувствах за минуту все ему выложила зачем-то. Что мир так устроен, надо ездить по санаториям и обманывать, иначе тебя заберут на войну и убьют. Ласло испуганно посмотрел на меня, спросил, правда ли, что меня забирают на войну. Да никто никуда не забирает, просто обстоятельства неожиданно напряглись. Съездим в Москву и все разложится.
Прошли в комнату. Ласло залип на книге венгерских сказок на час. Перелистывал вперед-назад, разглядывал картинки. Ласло и птица. Начался ветер, птица укрыла Ласло своим крылом.
Затем он сказал, что поможет, и в Москву можно не ехать. Только мне надо познакомиться с одним алхимиком. С каким алхимиком? Хранителем сокровищ? Нет, просто влиятельным человеком. Надо сейчас пойти к нему, он уже спит, но все равно. Прямо сейчас пойдем и поговорим с ним.
Мы вышли в теплую ночь.
Теплая она или на самом деле холодная. Кто-то ночи считает, как колоды. Возможно, те, кто следит за прогнозом погоды. В центральных и южных частях Уэльса будет ясный день без осадков. А у нас приятная ночь. Пахнет сладкой гарью, карамелью. Кажется, по округе разведены костры, на которых запекаются изделия из сахара.
Мы пошли в сторону новостроек. За железную дорогу. В это время никаких поездов, рельсы дрожат чисто по памяти.
Поднялись на лифте на десятый этаж. Подошли к двери, позвонили. Послышались шаги, затем кто-то за дверью остановился, посмотрел в глазок. Не разобрав нас, спросил, кто там. Ласло ответил «я». Кто я?
Я.
Нам открыл полный человек лет шестидесяти, с сонными прикрытыми глазами, с клоками волос на отполированной голове, в ободранной майке и семейных трусах.
— Эдуард Петрович, это я, — сказал Ласло.
Мы зашли. Квартира — не как у Леонида, но похоже. Разбросанные обрывки газет, книги, изрисованные обои. Мы сели на кухне. Эдуард Петрович сразу спросил:
— Какой чай предпочитаете?
Ответил, что любой. Тогда он взял табуретку, сел напротив и сказал, что чай — это чай, любой — не чай, если уж пить, то настоящий, он сейчас заварит, правда, требуется время. Я сразу понял, что это какой-то знакомый Ласло из больницы.
— Ласло сказал, что это вы его назвали Ласло. Да?
— Да.
— Ласло сказал, что у вас есть ключи.
— Какие?
Они переглянулись. Ласло объяснил, что меня забирают на войну и нужно помочь. Эдуард Петрович ответил, что это не проблема, он поможет. Завтра утром надо приехать к нему, взять с собой все необходимое и ключи. Он заварил какую-то пахучую жидкость и сказал, что это и есть настоящий чай. Лучше выпью в другой раз.
— Ласло все объяснит. Не волнуйтесь. Приезжайте завтра. Не забудьте ключи.
Мы вышли на улицу. Спросил Ласло, кто это такой. Он ответил, что большой и важный человек. Мне нужно собрать необходимые вещи, взять паспорт, он будет ждать около моего дома завтра в восемь утра. Лучше объяснить родителям, что уезжаю на заработки в Москву на пару недель. Вскоре все решится. И еще важный момент. Хорошо бы взять с собой те книги.
— Ты ему все рассказал?
— Нет. Сам расскажешь, если захочешь. Просто сказал, что у тебя есть ключи. А он мне доверяет.
От слов Ласло всегда приходило это ощущение. Сначала казалось, что он несет полнейшую чушь. Но затем, когда останавливался мыслями и пытался осознать, что вообще происходит, возникало некое понимание, что это вовсе не чушь, а некий взгляд не отсюда. Он подглядывал за прошлым и будущим из другой точки, разбирался в якобы неважных правилах игры. Как сарендо на туза. Рассказать кому-нибудь правила блэкджека и отметить, что сарендо на туза решает что-то существенное. Никто не поверит.
Ночью я разбудил отца и сказал, что поеду в Москву один. Он поморщился, спросил, почему. Ответил, что чувствую необходимость. Это как испытание на взрослость. Отцу явно понравился ответ, он рассмеялся, ответил, что родительское благословение дает, а если не получится заработать, то что-нибудь еще придумаем, в конце концов и не такие деньги крутили. Он сел за стол, вырвал бумагу из блокнота и начал составлять список в дорогу. Адреса, название казино, телефоны людей, которые могут помочь в случае проблем. Все по памяти. Еще час он давал напутствия, рассказывал про столичных счетчиков, про отличия больших казино от мелких. В конце объяснил, где мне остановиться, там на окраине живет его старый приятель, у него большая квартира. Все получится.
Ласло стоял там же, где обычно — под окном. Мы молча пошли по утреннему району, на вокзал, сели в электричку. Куда едем-то? Куда-то. За окном утренняя дымка и узнаваемые обрывки. Куда-то едем. Вышли, сели на автобус. Вскоре подошли к воротам с охраной и надписью «Областная психоневрологическая больница № 1». Мы приехали в реальную дурку.
Даже речь потерял, когда понял, что Эдуард Петрович — главврач. По виду и дерганым движениям он гораздо больше походил на постоянного пациента. Эдуард Петрович встретил нас у себя в кабинете в строгом белом халате. Добро пожаловать. Нас вместе отведут в «двадцатку». Нормально? Ласло ответил, что нормально. Колеса по желанию, если захочу отдохнуть, то без проблем, а так можно и выплевывать, никто в двадцатке за этим не следит.
Ну, добро пожаловать. Предстоит интересное путешествие. Это как длинный поезд с разными вагонами, внутри каждого вагона своя жизнь, мы будем в двадцатом. Там проводницы, чай в стаканчиках, запах движения.
Эдуард Петрович сказал, что после всего он напишет мне такую бумажку, что никакой военкомат и близко не подпустит, еще и группу можно будет получить, все-таки бесплатный проезд и небольшая пенсия.
Двадцатка — это. Опять же, стоит ли все это описывать в деталях. Удивительно, как можно жить и не подозревать, что неподалеку за стеной складывается такой мир.
Ласло знал об этом мире все, и его тоже все знали. Там внутри своя река, озеро, лес, системы окон, взглядов. Распределение работ по столовой. Палаты с вязками. Дед, собирающий на полу зубы как ягоды. Колдун под двумя одеялами. У всех по одному, а у него два.
Дверь ординаторской была распахнута, за столом сидела очень симпатичная медсестра. Ласло махнул головой в ее сторону и спросил, узнаю ли я ее. Та самая, что пахнет морем и сексом. Она принимала документы в техникуме. Сначала хотел на автомате ответить «это же не она», но резко сложилось иное ощущение, ответил, что узнаю. С ней нельзя начинать романтику, она откусывает голову тем, кто в нее влюбляется. Опасная.
Эдуарда Петровича слушались все. Когда он заходил в отделение, санитары, медсестры и врачи затихали. Он перемещался размашистыми шагами, его халат развевался волнами как рыцарский плащ. Первая же наша беседа впечатлила. Он попросил рассказать о себе все, что считаю нужным, начиная с первых воспоминаний. Я рассказал про тот самый Новый год и темно-бордовых ощущениях. Затем про отца, про карты. Пожалуй, это был первый раз в жизни, когда меня кто-то так внимательно слушал и задавал вопросы, касающиеся деталей. На второй встрече он расспросил про время, как я его вообще понимаю, про память, про волю. Память уходит в прошлое, воля в будущее, где они встречаются? К третьей встрече я понял, что нужно рассказать про картинки в книгах, никто иной мне не объяснит происходящее. Я принес книги и молча протянул. Он живо их взял, раскрыл, проговорив: «А вот и ключи». Это кто? Это Аладдин, он бандит, мы дружили одно время, это Жасмин, живет у нас на районе, а Джинн приехал с юга. А это кто? Ира и Света, у нас были отношения. А это моя возлюбленная, у нас еще все впереди.
Эдуард Петрович раскрыл венгерские сказки, увидел Ласло и захохотал. Там была картинка, где Ласло встречает бедного крестьянина на дороге и дарит ему волшебное зерно, из которого прорастают нескончаемые колоски. Главврач вскочил, махнул рукой, чтобы шел за ним, мы подбежали к закрытой палате. Там в окошке сидел человек, очень похожий на того крестьянина. Даже не похожий, а именно он.
Вернулись в кабинет. Как это все объяснить? А зачем объяснять? Просто так принято: все объяснять, сводя к простым законам.
Рассказал про те странные трипы, про «иные интонации», «Продиджи», новый дом. Эдуард Петрович на это сказал, что есть люди хитрой чувствительности, и кислота в моем сознании способна сплести опасные гнезда, лучше ее не принимать.
На следующую нашу беседу Эдуард Петрович позвал Ласло, сказав, что он уже давно здесь не как пациент, но как друг и соратник. Они вместе ищут разбросанные ключи и рады, что теперь я с ними. Что мне оставалось рассказать? Про утро субботы, 17 сентября, про сон, про озеро. А дальше про свадьбу. Во всех деталях. Раскрыл книгу про царевну и положил перед ними. Ласло сказал, что она тоже меня ищет, и однажды мы встретимся. Эдуард Петрович покивал. Как ищет? Просто чувствует, что ее кто-то так сильно любит, и ищет. Сама потом все расскажет. Она понимает, что у нее была вторая свадьба, алхимическая, но не может прояснить, с кем и когда. А оказывается, тогда, у озера, с тобой. То, что ты был ребенком — ничего не значит, ты мог вообще еще не родиться, или она могла не родиться, а свадьба уже произошла. Это ведь вопрос времени.
Поинтересовался, какие ключи они уже нашли. Эдуард Петрович оживился, ответил, что теперь его очередь рассказывать.
— С чего бы начать?
Он подошел к полке с книгами. Взял одну из них, в цветастой обложке, с надписью «Энциклопедия восточного театра». Открыл на странице с закладкой.
«Человек просыпается в пустом мире. Нет ничего и никого. Он вспоминает последние дни и понимает, что сам виноват в том, что все исчезло. И он не помнит имен. Как что называлось, как кого звали. Ему кажется, что все появится снова, если он вспомнит имена. Мир нужно искать внутри памяти».
— Это сюжет традиционного спектакля, который ставят на одном из индонезийских островов. Удивительно вот что. Я слышал это от одного пациента почти слово в слово. Он об этом рассказывал как о своем глубинном переживании, в которое погружается снова и снова. Его выбрасывает туда в приступах. Он бродит по пустому миру и вспоминает имена. Я сначала услышал от него, затем прочел в книге. А дальше начало происходить примерно то же, что с тобой. Я расспрашивал своих пациентов о снах, видениях, необычных состояниях, и некоторые описывали сюжеты из восточных спектаклей. Здесь ключевое слово «спектакль». Ты сам рассказал о сомнении. Когда начинается «спектакль», когда заканчивается, никто не понимает. Идет ли он сейчас? Даже казалось одно время, что они разыгрывают меня, прочитали эту книгу и выдают прочитанное за свое. Я уже много рассказывал Ласло про сюжеты.
Ласло покивал, и сказал, что еще бы послушал. Эдуард Петрович предложил приходить ежедневно к нам в палату и рассказывать про один из спектаклей восточного театра. Как рассказчик сказок, как Арина Родионовна или Шахерезада. Перед сном, например. Конечно, это интересно.
На следующий вечер Эдуард Петрович зашел, улыбаясь, сказал «тук-тук, можно к вам». Как веселый доктор Айболит, немного приболевший сам. Сел рядом с нашими кроватями и стал рассказывать. О сюжетах, методах постановок, подготовке к костюмированным представлениям.
1 вечер. Человек возвращается с долгой войны в родное селение. Он хочет поскорее забыть военное время, заняться прежними делами. Никто не расспрашивает, где он был и как воевал. Он сам также не поднимает эту тему. Только однажды во время беседы со старым другом он понимает, что тот не знает, что была война. Это его крайне удивляет, ведь война коснулась всей страны. Дальше выясняется, что не только друг, но и все вокруг — никто не знает, что была какая-то война. Более того, никто не заметил его отсутствия, все считают, что он жил как жил и никуда не отлучался. Была ли война? Может быть, ее действительно не было, а может, это заговор селения, помогающий человеку забыть увиденные ужасы и вернуться к привычной жизни.
Во второй вечер картина повторилась. Новая история оказалась не менее содержательной.
2 вечер. История о человеческой жестокости. В одном селении случилась засуха. Жители решили, что в этом виновата женщина, живущая на окраине. Она колдунья. Одним днем все собрались, вывели ее на центральное место и подожгли. В ту минуту, когда женщина перестала дышать, с неба пошел дождь. Ликованию жителей не было предела. На самом деле небо заплакало от человеческой жестокости.
3 вечер. Любовь царя и куртизанки. Однажды царь переоделся в простолюдина и пошел по улицам своего города. В одном из мест он увидел куртизанку. Ее красота лишила царя речи, он онемел и как во сне пошел за ней. Когда к нему вернулся дар речи, решил не рассказывать ей о том, кто он на самом деле. Это начало повторяется во всех версиях истории. А вот продолжение варьируется. Царя и ее возлюбленную ждет немало приключений. Практически все остальные персонажи творят коварства и пытаются их разлучить. Как подруги куртизанки, завидующие ее участи, так и окружение царя. В итоге когда они сталкиваются с непреодолимыми обстоятельствами, в историю вмешиваются обитатели небесных миров, они ценят любовь, прощают все слабости и глупости и помогают разрешить ситуацию. Во всех версиях царь остается вместе со своей возлюбленной. Правда, момент вмешательства высших сил можно воспринимать и как перенос героев в пространство посмертного путешествия.
4 вечер. Этим вечером Эдуард Петрович рассказал об особом театре, распространенном на одном из островов. Ряды лесок, к которым прикреплены плоские фигуры. Чем-то напоминает настольный футбол, в котором игроки крутят ручки и управляют футболистами. Фигуры скользят и дергаются — больше ничего. Когда дергаются, у них болтаются части, например, ноги, и получается, что они танцуют. На лесках играют как на струнах, создавая из этих двух типов движений целые симфонии. Управляющих двое — с разных сторон. Они работают так, чтобы фигуры не перекрывали друг друга, были видны зрителю.
И еще о театре того острова. В дни приливов они выставляют на берегу большую конструкцию из бамбука, похожую на строительные леса. Со стороны суши натягивают ткань — получается сцена, направленная в море. В сумерках начинается спектакль. Девушки острова поют нежные песни, освещение выстраивается так, что на ткани появляются плавающие силуэты — развевающиеся плавники, формы, очертания которых похожи на корабли с пышными парусами. Медитативный теневой театр, растягивающийся от нескольких часов до целой ночи. Но где находятся зрители? Оказывается, эти спектакли играются для рыб. Основной сюжет и смысл песен — повествование о рыбьем рае, месте, в которое попадают души пойманных рыб. Этими спектаклями рыбаки острова показывают морским обитателям, что не стоит их бояться. Если попасть в сети, ничего страшного не произойдет, наоборот, начнется долгое приятное путешествие души, сопровождаемое протяжным пением. И это не только корысть и обман. Жители острова этими спектаклями также воздают благодарность рыбам за то, что они жертвуют свои тела ради пропитания. Эдуард Петрович сказал, что долго пытался понять, есть ли в спектакле конкретный сюжет. И понял, что присутствуют общие правила, из них и формируется сюжет, но он каждый раз разный. Этим песням матери с рождения обучают своих дочерей, а отцы и дяди раскрывают мальчикам мастерство производства и управления плавающими фигурами. Нет набора пьес, разыгрываемых во время спектакля, участники входят в общую медитацию и существуют спонтанно, поддерживая общий ритм. Это близко к жизни под водой — там тоже ничего не повторяется, нет резких движений, а если прислушаться, услышишь похожее пение.
5 вечер. Миф о великой ночи. Однажды наступила ночь. Когда она пришла, никто ничего не заподозрил. Но утром, когда должно было взойти солнце, ничего не изменилось. Та же темнота. Люди ходили, удивлялись, спрашивали друг друга, что это такое. И на следующее утро так же. Через несколько дней старейшины собрались и попробовали отыскать причины происходящего. Они решили, что кто-то натянул на видимый мир покрывало. Чтобы снова стало светло, нужно доплыть до горизонта и сдернуть покрывало. Добровольцы отправлялись один за одним, сопровождаемые ликованием жителей, огоньками от факелов на берегу. Но как только они оказывались в полной темноте, на них нападал непреодолимый страх, и они поворачивали обратно. Конечно же, по общей драматургии должен был найтись кто-то, и это должна была быть девушка. Так и случилось. Увидев, что все отчаялись, дочь старейшины села в лодку пока никого не было на берегу и поплыла к горизонту. Что случилось дальше — непонятно. Утро наступило, свет снова появился, но обратно она не вернулась. Запуталась в гигантском темном покрывале? Похоже на метафорическое изложение истории женщины, умершей при родах. Этот сюжет лежит в основе одной из самых популярных пьес, разыгрываемых на сценах региона. Действие начинается глубокой ночью и заканчивается с наступлением утра. Утро драматургическое совпадает с утром естественным. Зрители оказываются внутри великой ночи, вместе с актерами надеются и провожают добровольцев к горизонту, выкрикивают напутствия, радуются приходу светлого времени суток.
Я вернулся домой с ценной справкой и массой удивительных впечатлений. Это было сильнее элитарного трипа. Скрывать от отца, где был, я не стал. Он молча выслушал, а затем задорно захохотал, сказал, что я повзрослел и начал разбираться в жизни. Действительно, справка сработала. Я принес ее в военкомат. Там был какой-то медосмотр, полковник сказал, что я симулянт и никто в такие загоны не поверит, врач при нем позвонил в больницу и поговорил с Эдуардом Петровичем. Да мне не то что на войну нельзя — вообще никуда нельзя. Я должен сидеть в больнице вместе с Ласло и слушать о спектаклях на островах. Полковник подошел и сквозь закрытый рот выжал что-то неприятное. Типа сучонок, ты еще попадешься, я тебя с говном смешаю и батю твоего. На это я ответил, что очень хочу на войну, прямо сейчас, умею стрелять, пусть не слушают психиатров и дают мне оружие. Проблема была решена.
Так и не понял, последние дни были «спектаклем», трипом, игрой или чем-то еще? Было бы прикольно, если нет, это чистая реальность. Выходишь из больницы, и начинается спектакль, а там внутри существуешь как есть. Там секси-медсестра оказывается самкой богомола, откусывает головы, пациентам снятся яркие представления с островов Фиджи, в конце коридора лес с растениями на подоконнике, черная-белая-серая луна, и все это — реальность как есть, не игровая. Никто тебя не обманывает, не выстраивает ложные впечатления, не заполняет тебя ненужными ожиданиями.
Проблема решена. Но не отменять же из-за этого запланированные московские гастроли. Отец сказал, что познакомит с интересными людьми, они играют в основном в покер, чистят большие казино. И еще сказал, что все это фуфло. Ты знаешь, что такое «интернет»? Нет. Ну вот. Скоро все будут играть, сидя у себя дома. Типа как в игровые приставки, только связанные между собой по всему миру. А кто будет раздавать? Кто-то будет. Если не видишь рук, как понять, что тебе не подкидывают карты, какие хотят? Непонятно пока что. А кто будет контролировать, что ты не созваниваешься с корешем, который сидит за тем же столом и вы не обсуждаете, какая у кого раздача? Тоже непонятно. Но как-то это будет организовано.
Отец объяснил, что всегда надо работать на опережение. Скоро счетчиков будет как дворовых котов, с ними начнут бороться, надо осваивать интернет. Вспомнил один случай, как крупье выкинул как бы по ошибке две карты, одну из них сразу отбросил, именно ту, которая ему не нужна — быстро и четко. Я тогда сделал вид, что ничего не заметил, было забавно, что такой простой и наглый обман возможен. Если все переместится в компьютерную игру, подобные обманы смогут совершаться каждую раздачу и никто их не разглядит.