Долг

О МОЕМ НАРОДЕ

Сюжет заключает в себе, по существу, одно определенное понятие, однако понимание его и толкование многолико. Если смотреть на сюжет исключительно как на голое действие или, конкретнее, — цепь событий, то, думается мне, положение многих современных писателей достойно сожаления. Окинем мысленным взором мир художественной литературы. Из пережитых человечеством событий много ли осталось скрытым от зоркого взора писателя? Порою не кажется ли нам, что все более или менее значительные события запечатлены на бумаге и чувства исчерпаны? И все-таки писатели продолжают писать книги, а читатели с таким же упоением продолжают читать. Чем объясняется подобный перманентный процесс? Где найдет литература неиссякаемый живой родник сюжета? Много ли осталось этих нетронутых родников? А не подстерегает ли со временем нас довольно унылая перспектива, когда мы, писатели, вынуждены будем волей-неволей повторять друг друга, идти по исхоженной уже, проторенной тропинке наших с вами более счастливых предшественников? Вопросы эти не такие уж праздные. Однако я считаю, что современного писателя зовет к письменному столу вовсе не какое-нибудь сногсшибательное событие, никем доселе не описанное, а, скорее всего, очень важная, осенившая его вдруг, взволновавшая душу художественно-социальная проблема. То, что литература, как вообще всякое искусство, ищет и находит сюжет только в общественно-социальном опыте человечества, — аксиома, не требующая доказательств. Известно, что и социальный опыт общества — не постоянное, раз и навсегда определившееся, а, наоборот, вечно меняющееся, развивающееся, обновляющееся, вечно молодое явление. Возьмем различные события, сопутствующие человеку всю его жизнь, ну, хотя бы детство, юность, старость, любовь, ненависть, горе и радость, взлет или падение — все они, как вечный психологический процесс, оставались в той или иной степени неизменными, одинаково неизбежными, неотвратимыми во все эпохи и века. И только сугубо социальные причины, взбудораживавшие вдруг души людей и вызывавшие определенные активные психологические изменения у индивидуума, были каждый раз, в разные времена, иными. Каждое поколение человечества имело свой социальный опыт, свою, только ему свойственную духовную биографию, отличавшуюся как от предшествовавших, так и от последующих поколений.

Разве мое поколение не отличалось от предшествующего поколения? А с нынешним молодым поколением, несмотря на то что живем под одним небом, ходим по одной земле, сколько случаев, когда расходятся наши вкусы, понимания, порою и взгляды. Тут не приходится обижаться: законы жизни неумолимы, они не ведают ни жалости, ни пощады.

Кстати, как раз мое поколение, юные души которого успели опалиться пламенем войны, выдвинуло из среды разных народов и литератур немало летописцев и писателей. Война — это самое большое социальное событие для всех нас. И многие из нас сразу взялись за перо. И хотя герои этой войны, находясь в горниле страшной битвы, испытывали и страх, и смерть, мужество и трусость, горечь поражения и радость победы, то есть переживали в точности так, как и герои предшествующей войны, переживали в одинаковой мере все ситуации и всю гамму самых разнообразных й острых чувств, однако ставить между этими героями знак равенства невозможно. Повторяю: при всей схожести внешней обстановки, схожести психологических условий в том и другом случае сохранять одно — особенность духовной атмосферы. И фактор, определяющий особенность духовной атмосферы, и есть тот самый социальный опыт, который непременно накладывает свой отпечаток на то или иное поколение.

Каждое поколение человечества дает как бы отчет следующему поколению о своем социальном опыте. Оно испытывает потребность поделиться своими сокровенными порывами и раздумьями. II это понятно. Ибо нет ничего вечного под луной, человек, каким бы хозяином ни чувствовал себя, в конечном итоге знает, что он всего-навсего гость, и как только кончается отмеренный ему куцый вершок жизни, рано или поздно покидает этот бренный мир. В ком не заглохло гражданское чувство, тот непременно задумывается и о будущем. Скажу более конкретно: если бы у художника не было жгучей потребности поделиться своим социальным опытом, своей духовной сущностью с грядущим поколением, то, вероятно, человечество давно и безвозвратно потеряло бы всякий интерес к художественной литературе.

Как известно, было время, когда эстетическое влияние художественного произведения имело власть и замыкалось лишь в пределах какого-нибудь одного языка и одного народа. Поэт общался со своими читателями лишь на своем родном языке. Тогда и книга выглядела вроде как своеобразным завещанием одного поколения другому. В наше время связь между нациями и народами невероятно обогатилась и приобретает разнообразие форм. Книга стала многоязычным, общительным и интересным собеседником, живым посредником, связывающим народы, страны, даже далекие континенты. Благодаря книге сейчас мы в состоянии без особого труда познать историю, быт, обычаи, нравы, политику, духовный склад ранее неведомых нам народов.

Явление это отрадное, неоценимое, особенно для тех литераторов, которые долгие годы оставались вне поля зрения мирового читателя. К примеру, мой народ, трудная жизнь и долголетняя история которого веками протекала в продымленной юрте кочевника, ныне, благодаря прославленной эпопее Мухтара Ауэзова, прорубил себе окно в большой оживленный мир.

Я допускаю, что для литераторов иных национальностей, быть может, поиск сюжета стал серьезной проблемой. А для нас, казахских писателей, такой проблемы пока не существует. Более того, в ближайшем будущем она вроде бы даже не предвидится. Многовековой социальный опыт нашего народа, его необъятный духовный мир — почти не тронутая целина. Народ с необыкновенным упорством и мужеством не однажды вынес самые тягчайшие удары судьбы, не раз стоял он прямо на грани катастрофы, и мы, теперешнее поколение казахов, с гордостью и радостью осознаем: маленький народ, стойко выдержав испытания, сумел все-таки сохранить свое национальное единство.

Наверное, не совсем справедливо было бы выделять из единой многотрудной истории народа какой-нибудь один из ее этапов. И все же последние пятьдесят лет имеют для нас совершенно особое значение. Ведь совсем еще недавно наши деды, гонимые нуждой, как перекати-поле злым ветром, кочевали по степи в поисках пастбища и воды для своего скота и вовсе не думали, не предполагали даже, что помимо заботы о скоте может быть какая-то иная жизнь, иные радости и более высокие цели, идеалы. Теперь, пожалуйста, обратите более внимательные взоры на нашу степь, на дела и помыслы обитающих там жителей. Я не говорю, что у нас нет больше трудностей и препятствий, которые следует преодолеть.

На мой взгляд, вот те главные темы, которые ждут активного творческого проникновения, осмысления и правдивого отображения.

Я уже говорил о том, что каждое поколение имеет, точнее говоря, приобретает свой социальный опыт. Однако этот опыт накапливается не только из событий и явлений, пережитых данным поколением. В конечном итоге оно имеет свое время, своего героя, свое мироощущение и свою систему взглядов. И в опыт поколения входят также его отношение к истории и его размышления, раздумья, волненья. Иначе говоря, тот поэтический объект, который писатель ищет для сюжета, вовсе не ограничивается какими-нибудь десятилетиями его жизни. Дыхание того морозного холода, пробиравшееся сквозь дырявые юрты нашего предка в ту далекую осеннюю ночь, не пронизывает разве и наши тела? Не потому ли мы иной раз ворочаемся всю ночь не смыкая глаз в своем уютном столичном доме? То есть нас не может в равной мере не волновать как прошлое, так и настоящее своего народа.

Хочу поделиться некоторым личным опытом из своей собственной практики. Скажу о том, как писалась книга, вернее, что послужило внутренним толчком, побудившим меня написать не другую, а именно эту книгу — «Кровь и пот».

Итак, представьте перед своим мысленным взором 1947 год, лето, выжженную палящим солнцем полынную степь Казахстана где-то на берегу Аральского моря. И еще представьте двадцатитрехлетнего молодого паренька. На недавней войне у него погибли отец и три родных брата отца. И этот молодой человек только недавно вернулся из армии. Он видел родной аул, обремененную нуждой мачеху и сестренку свою. Он видел овдовевших жен, и осиротевших детей, и не успевшие еще оправиться от войны рыболовецкие колхозы. Везде и всюду измученные люди, в основном старики, старухи, женщины и дети. И еще калеки войны. Что и говорить, было тяжело... Тоскливо. Однажды этот молодой паренек выехал в районный центр. Возница был стар и угрюм. Телега тарахтела, тряслась по неровной, в кочках и ямах пыльной дороге. Ехали молча час, другой, третий. Время от времени паренек слезал с телеги, снимал ботинки и по горячей пыли шел босиком за телегой. Куда ни кинешь взор, всюду простиралась безмолвная, побуревшая от зноя полынная степь. «Да-а, — думал он, — она, эта земля, всегда была вот такой невзрачной, скудной, безмолвной, но всегда бесконечно дорогой и милой тебе. А как стара и многострадальна она! По этой дороге прошли неведомые караваны человеческих поколений. Сколько кровопролитных войн, стремительных набегов самых свирепых полчищ — калмыков, монголов, джунгар, даже железных легионов Македонского перевидала и пережила она на своем веку. Эта земля пресыщена человеческим горем. Ведь на этой, именно на этой земле родились наши отцы, наши деды, прадеды. Вместе с ними рождались их мечты, вместе с ними и умирали. Они жили в нужде. Тоже пасли скот, ловили рыбу, женились, любили, ненавидели, боролись. Сколько слез матерей и вдов пролито на этой вот выжженной солнцем земле с момента сотворения мира. Сколько пота и крови пролито здесь твоими храбрыми предками. Кровь и пот, — думал паренек, невольно повторяя потрескавшимися губами про себя эти обжегшие вдруг душу его слова».

Вот тут-то впервые и пришла ему в голову мысль, что он должен когда-нибудь, если сможет, написать книгу о пролитой крови и поте своих предков. И эта книга теперь — хорошо ли, плохо ли — написана. Но не это сейчас главное. В данном случае меня интересовали не столько столкновения героев, кто кого когда-то искусно обманул или подло убил, то есть не последовательная цепь событий, сколько характеры и судьбы наших отцов и дедов. Что и говорить, нелегко писателю придумывать оригинальные, интригующие события. На мой взгляд, гораздо труднее и сложнее бывает вначале, еще в стадии обдумывания, когда писателю необходимо нащупать, уловить суть и сущность самого характера, этого живого двигателя всех событий. Чтобы создавать значительные произведения, недостаточно, конечно, успокоиться находкой оригинального характера, а надобно еще художнику уметь видеть социальную значимость этого характера. Только определенные социальные явления, отраженные в человеческом сознании и проявленные в характере, могут быть объектом произведения искусства. И потому для раскрытия сущности социальных явлений данного общества приобретает особую важность характер самого человека, точнее, правда и логика характера. По-моему, именно эта правда и логика характера приводят писателя к истинному сюжету. Так Пушкин, прежде чем раскрыть «онегинщину» в русском обществе, открыл вначале для себя самого Онегина.

Не скрою, иногда приходит в голову довольно странная мысль: что важнее, что главнее в процессе создания книги — первое чувство, первая вспышка, озарившая вдруг мысль писателя, или тонкое кружево — художественная деталь? В самом деле, что главнее: «земля наша, возникшая из хаоса, стихии, или та первая жизнелюбивая былинка, которая чудом пробивалась сквозь толщу твердыни»?