Дом дневной, дом ночной

СТРИЖКА ВОЛОС

Мы с Мартой сидели на деревянных ступеньках террасы. Р. заготовил настойку хрена на самогоне, и этим зельем я натирала ей руки.

Марта старая. Кожа на кистях у нее нежная и гладкая, вся в коричневых пятнышках. Ногти — белые, как будто безжизненные, словно она никогда не работала руками. Я нащупывала под кожей тонкие косточки, которые утолщались в суставах. Именно там у Марты болело, ревматизм — это мороз, поселившийся в теле. Вероятно, поэтому она все время мерзла, даже сейчас, когда начиналась жара. Марта неизменно носила одну и ту же кофту с длинными рукавами, а под ней еще серое платье. Воротничок платья весь обтрепался и вытерся на шее. У настойки был резкий и забористый запах. Он перебивал благоухание цветочной клумбы. Я втирала настой в Мартину кожу до тех пор, пока он не впитывался, пока не проникал в ее руки, растапливая своим теплом сковавший тело лед.

По дороге ехала телега с навозом. Мужчина шел рядом и смотрел на нас. На мгновение запах хрена смешался с душком навоза.

Потом мы пили чай, у которого был вкус всего, что нас окружало. Марта взглянула на мои волосы и спросила:

— Как это у тебя получается, что они так ровно подстрижены? Посмотри на мои.

И запустила пальцы в свои совершенно седые пряди. Они и в самом деле были неровные — сразу видно, что Марта стриглась сама. Наверное, прилаживалась между двумя зеркалами, когда постоянно путается левое с правым. Я встала и принесла машинку «Филипс», полученную Р. в подарок на Рождество. И показала, как ею пользоваться, установила лезвия и длину, на которую можно стричь. Блеклые глаза Mapты посматривали то на машинку, то на мою голову, и вдруг она заявила, что хочет постричься.

Ну что ж, хорошо. Я протянула шнур в прихожую и включила вилку в розетку. Установила лезвия. Марта двумя пальцами показала в воздухе пустое пространство — такой длины следовало оставить ей волосы. И тут же посыпались первые прядки, легкие, белые, как птичий пушок. Марта стряхивала их с кофты на пол. Когда я закончила, у нее на голове топорщился серебристый мягонький ежик. Мы обе поглаживали его рукой, взад-вперед. Марта внезапно залилась смехом, а я — шутки ради — всунула ей этот «Филипс» и подставила свою голову. Марта стригла вначале неуверенно, потом все смелее. Мои темные волосы падали рядом с ее светлыми. Когда же я захотела выбросить сметенные с террасы волосы, Марта сваляла их в светло-серый шарик и отправилась закапывать в цветник. Мы вернулись на наше место на крыльце и еще несколько раз потрогали друг у друга стриженые головы.

Солнце медленно исчезало с террасы. Каждая наступающая минута отличалась величиной тени на дощатом полу. Тень ползла и наконец добралась до наших спин и разделила наши тела на две половины — темную и светлую. А затем неощутимо и безболезненно поглотила нас.