Дом подруги

Глава 14

Собираясь к Чарльзу на обед, я вымыла и тщательно уложила волосы и сменила толстую куртку на пальто из белого кашемира. Потом влезла в чистые джинсы, почистила туфли и привела в порядок ногти. Учитывая мой скудный гардероб, это было самое большее, что я могла сделать.

День выдался чудесный — холодное зимнее солнце заливало мерцающим светом заснеженные холмы, а небо было таким пронзительно-голубым, что на него больно было смотреть. В свете дня Майлкросс-парк производил ошеломляющее впечатление — на несколько миль вокруг я не заметила ни одной сломанной изгороди, ни одного неубранного поля — даже кусты выглядели приглаженными и прилизанными, словно кто-то прошелся по ним расческой! Не успела я подъехать, как Горас уже открыл дверь.

Я поздоровалась. Глядя на меня сквозь толстые линзы очков, он вежливо улыбнулся в ответ. Потом снял с меня пальто — так бережно, словно это была пелерина из соболей, — и провел меня сначала в студию, а оттуда — в зимний сад и оранжерею.

— Как красиво! — вздохнула я, восхищенно оглядываясь по сторонам. Чего тут только не было! Лилии, гиацинты, амариллисы, орхидеи, какие-то совсем уже экзотические растения, которых я и названий-то не знала! — Все так современно… и в то же время чудесно сочетается с остальным домом.

— Это все заслуга Чарльза — оранжереи и зимний сад строились по его проекту. Чтобы сохранить единство стиля, он приказал, чтобы окна и двери тут были точно такие же, как в доме. Это его самое любимое место. Наверное, потому, что здесь все время свет. Чарльз очень скучает по Южной Африке — говорит, что в Англии ему темно и тесно. Может быть, шабли? Чарльз попросил передать вам извинение, если он немного опоздает, и составить вам компанию.

Подметив его неожиданное оживление, я решила, что Горас, должно быть, искренне восхищается Чарльзом.

— А вот и я. Десять минут — и я к вашим услугам, — весело бросил вошедший в эту минуту Чарльз. — Прошу прощения, меня задержал очень важный клиент. Позвонил без предупреждения, так что пришлось ехать. Если бы не вы, Диана, я бы ни за что не решился удрать от него так скоро.

Сегодня он выглядел совсем иначе. Так мне, во всяком случае, показалось. Загар, покрывавший его лицо, стал как будто темнее, и от этого Чарльз казался старше. На нем были бриджи для верховой езды, рубашка с расстегнутым воротом и черный пуловер из мягкой шерсти. Увидев меня, он улыбнулся, и я вновь подпала под очарование этого человека. Взяв из рук Гораса бокалы, он улыбнулся и подал один мне.

— Не замерзнете, если я предложу пообедать здесь?

Он махнул рукой в сторону столика, где уже стояло два прибора.

— Что вы! Здесь так чудесно! И потом, знаете ли, если уж я выжила целую неделю в Вестон-холле и не превратилась в снеговика, то теперь мне ничто не страшно. Сейчас я, кажется, отдала бы все на свете за возможность понежиться в горячей ванне.

Чарльз захохотал.

— Настоящий английский загородный дом, верно? Когда меня в первый раз пригласили туда на обед, я был вынужден незаметно удрать из-за стола и достать из машины свитер, иначе я попросту умер бы от холода.

— Главная прелесть Мин в том, что она видит все свои огрехи, но ничуть не расстраивается. Она никогда не злится, не раздражается и не комплексует. Напротив, она совершенно счастлива и весела, как птичка.

— Да, именно это я и имел в виду — ее совершенно не заботит, что о ней думают. Поэтому, несмотря на то, что кормят там отвратительно, и на жуткий холод, я с большей радостью приму приглашение пообедать в Вестон-холле, чем в любом другом доме Ланкашира. Кстати, вы давно знаете Мин? Наверное, познакомились в Оксфорде?

И пока Горас бесшумно накрывал на стол, расставляя тарелки с нежнейшими фрикадельками из ягненка, вазочки с салатами и сыр, я рассказала Чарльзу все, начиная с того самого дня, когда впервые увидела Мин и взялась ее опекать. Чарльз замечательно умел слушать. Казалось, ему было интересно все вплоть до мельчайших подробностей. Стоило мне мимоходом упомянуть о ссоре, после которой мы не виделись почти пятнадцать лет, как он вцепился в меня мертвой хваткой и не отставал, пока не вытянул из меня эту историю, к тому же во всех деталях.

— Стало быть, это и был ваш первый любовник?

— Ну… в общем, да. Хотя назвать его любовником как-то язык не поворачивается.

— Но ведь вы с Мин поссорились именно из-за него, верно? Так что придется называть вещи своими именами.

Я постаралась пропустить его замечание мимо ушей и принялась рассказывать, как жизнь столкнула нас снова спустя пятнадцать лет, как мы помирились и что произошло потом.

— Роберт, — задумчиво протянул Чарльз, — заложник собственной совести. Взялся за дело, которое явно ему не под силу, и живет в доме, который слишком велик для него. А у него, к несчастью, не хватает мужества что-то изменить.

— Ну, вы несколько преувеличиваете. Не думаю, что все так ужасно, как вы говорите. К тому же они с Мин счастливы вместе. Хотя он чем-то напоминает Гамлета… современного, конечно, — такой же мрачный.

— Честно говоря, последний раз я читал Шекспира еще в школе. Но насколько я его помню, да… похож.

— Вы не любите читать?

— Люблю. Но только не романы. Предпочитаю биографии или записки путешественников. Исторические хроники. Иначе говоря, то, что относится к реальным событиям, а не является плодом чьей-то фантазии.

— Помнится, это Карлейль когда-то сказал, что история — всего лишь вытяжка из сплетен и слухов. А биография — умелая подборка полуправды и полулжи. Все, что написано на бумаге, — уже выдумка. А беллетристика, в особенности хорошая, конечно, это правда, но только в рамках домысла.

— Ну вот, теперь вы станете читать мне лекции. Ого, вижу в глазах уже горит педагогический огонек! Впрочем, конечно, вы правы. Ладно, тогда можете считать, что я предпочитаю, так сказать, литературу, в основе которой лежит сухое изложение фактов. И вот вам факт первый: я нахожу вас необыкновенно привлекательной, Диана. А факт второй состоит в том, что через… — Чарльз кинул взгляд на часы. — …Меньше чем через четыре часа я улетаю в Южную Африку.

— А мне уже пора обратно в Вестон-холл, — поспешно пробормотала я.

С губ Чарльза сорвался смешок.

— Вы меня не так поняли. Я вовсе не предлагаю вам подняться наверх и заняться любовью. Просто до отъезда мне нужно еще заглянуть в паддок — посмотреть лошадей — и сделать кучу телефонных звонков. К тому же мне известно, — он накрыл мою руку своей, большой и сильной, — что вы… скажем так… очень робкая. Вы согласны?

— Не спешите с выводами, — буркнула я, выдернув свою руку. — Держу пари, вы уверены, что стоит вам только свистнуть, — и женщины толпами кинутся к вам со всех ног, теряя на бегу тапочки!

— Хотите упрекнуть меня в излишнем мужском тщеславии?

— Вы угадали. Вероятно, так оно и есть.

— Вероятно! — фыркнул он. — Ваша хваленая английская вежливость! Не хотите говорить прямо, поскольку вы у меня в доме и сидите за моим столом. Я угадал?

— Я вообще не люблю ссориться. И не люблю никого обижать.

— А я, значит, обидел вас, когда предположил, что секс внушает вам только страх? — Чарльз снова нежно, но крепко сжал мою руку в своих. — Простите, Диана. Больше я не стану вас дразнить. Но я знаю, как подобрать ключик к вашему сердцу. Знаю, как доказать вам, что мне можно доверять. Горас!

Горас появился, будто чертик из коробочки. «Впрочем, не исключено, что он просто подслушивал под дверью», — решила я.

— У вас найдется ненужная кулинарная книга?

Горас исчез.

— Горас готовит?! Вот уж никогда бы не подумала!

— Он великолепный повар! Между прочим, сегодняшний обед готовил именно он. И тот, прошлый, когда мы познакомились, тоже. Горас необыкновенный человек — он обладает и вкусом, и интеллектом… даже преподает в Оксфорде теологию. Не ожидали? То-то же! Советую вам как-нибудь с ним поговорить.

— Господи, я даже представить себе не могла… Но как же тогда… а я-то думала, он секретарь или дворецкий, встречает гостей, ведет дом и все такое…

— Обычное дело. Но, уверяю вас, Горас нисколько не считает себя униженным, когда принимает у гостей пальто. То, что он думает, принадлежит только ему, и всех пальто в мире не хватит, чтобы помешать ему это делать.

— Расскажите мне о Горасе. Только быстро, а то он сейчас вернется.

— С шестнадцати лет Горас кочевал из одной психиатрической лечебницы в другую. И при этом, заметьте, он никакой не псих — напротив, он чрезвычайно талантлив, один из умнейших людей, которых я знаю. Но нормальная жизнь не для него — он просто не в состоянии держаться в установленных для обычных людей рамках. Первый раз он слетел с катушек накануне выпускных экзаменов. И сразу после Оксфорда угодил в психушку, где и провел почти три года. Я познакомился с ним на испытаниях для охотничьих собак. Угадайте, чем он там занимался? Продавал флажки в пользу местной лечебницы. Мне с первого же взгляда стало понятно, что он человек незаурядный. И к тому же очень несчастный. Мы разговорились. Короче, я предложил ему работу, и Горас согласился. Он начал с того, что убирал двор, мыл машины, подметал, чистил ботинки. Мне хотелось увидеть своими глазами все, на что он способен. Прошло совсем немного времени, и он уже начал заправлять тут всем. Правда, нервная система его все еще в неважном состоянии. У него до сих пор случаются срывы, но зато он знает, что тут он в безопасности. И что я отношусь к нему с уважением.

Мне вдруг вспомнилось, как Чарльз уверенными, спокойными движениями оглаживал бившую копытами Астарту. Наверное, примерно так же он успокаивал и Гораса. Интересно, это случайное совпадение или Чарльз каким-то внутренним чутьем выискивает слабые места, чтобы доказать свое искусство подчинить себе любого, будь то человек или животное?

— О чем задумались, Диана? У вас такой серьезный вид… уж не о Горасе ли? Считаете, что его зависимое положение в моем доме служит для него источником страданий? Уверяю вас — он свободен. Я не стану задерживать его, если он захочет уйти. Возможно, это будет своего рода освобождением, но не от меня, а от него самого. И он в любом случае останется моим другом. Равным мне, если хотите.

Он почти угадал. Примерно об этом я и думала. От неожиданности я могла только растерянно хлопать глазами. К счастью для меня, в эту минуту вернулся Горас. С вежливым поклоном он положил передо мной книгу. Я бросила взгляд на обложку — Элизабет Дэвид. Французская деревенская кухня.

— О Горас, спасибо большое. Это именно то, что нужно! — в полном восторге вскричала я. — Так я могу ее взять? На время, конечно.

— Я не часто ею пользуюсь. — Теперь, когда мне была известна история его жизни, я почувствовала в нем напряжение, которое он, впрочем, весьма удачно маскировал неторопливой манерой говорить и размеренными, какими-то механическими движениями. — Правда, большинство рецептов относятся к таким блюдам, которые лучше готовить в больших количествах. А тут я готовлю обычно для одного Чарльза. А если он дает обед, тогда, как правило, требуется что-нибудь более изысканное.

— Понимаю. Зато для Вестон-холла это подходит как нельзя лучше. Как жаль, что у зеленщика в Грейт-Своссере никогда не бывает чеснока! Ничего страшного. Как-нибудь обойдусь и без него. Большое спасибо, Горас.

— Господи, до чего же не хочется уезжать! — В глазах Чарльза мелькнула искренняя досада. Горас снова выскользнул за дверь. Впрочем, чем вызвано его беспокойство, долго гадать не пришлось. — Постарайтесь не влюбиться в кого-нибудь до моего возвращения, хорошо?

— Вас, между прочим, не будет всего две недели. И потом, в кого я могу влюбиться?

Я встала из-за стола, собираясь уходить. Чарльз поднялся вслед за мной. И вдруг обнял меня за плечи — как в прошлый раз, когда мы вошли в конюшню. Я вся напряглась и окинула его таким взглядом, от которого у него кровь должна была застыть в жилах. Не знаю, почему он вдруг заулыбался. А потом, склонившись ко мне, поцеловал меня — сначала в одну щеку, потом в другую.

— Я провожу вас до машины.

Горас, держа в руках мое пальто, уже ждал у дверей. Он помог мне его надеть, а потом вдруг протянул мне две головки чеснока.

Я поблагодарила его с искренним чувством. В ответ он улыбнулся на удивление безразличной улыбкой. Чарльз проводил меня до «лендровера». Не знаю, что он собирался мне сказать, но двигатель взревел так, что я все равно бы его не услышала, поэтому он только помахал мне вслед. Всю обратную дорогу лицо Чарльза стояло у меня перед глазами. Закончилось это тем, что я пропустила нужный мне поворот, и пришлось возвращаться. Загнав «лендровер» на место, я вошла в дом. Мин поджидала меня на кухне.

— Знаю, что для чая еще не время. Но я просто умираю от любопытства. Ну, выкладывай, как все прошло? Рассказывай! Правда, Чарльз до ужаса сексапильный?

— Послушай, Мин, умерь свой пыл. Что-то у тебя разгулялось воображение. А ты не пробовала сама забраться к нему в постель — ну, просто для того, чтобы удовлетворить свое любопытство?

— Увы… у меня нет ни единого шанса. Он влюбился в тебя с первого взгляда.

— Ну, это ты зря. Чарльз просто очарован тобой. Но он считает, что это у него нет ни единого шанса, поскольку у вас с Робертом такой счастливый брак, ну и… и переключился на меня — ведь я-то не замужем. Во всяком случае, мне так кажется.

Мин хитро покосилась на меня поверх своей чашки.

— Если ты рассчитываешь, что я попадусь на эту удочку, то можешь сразу забыть об этом. Считаешь меня полной идиоткой, да? Глядя на Чарльза, я замечаю, что у него точь-в-точь такой же взгляд… как будто его шарахнули чем-то тяжелым по голове. А если ты этого не видишь, то ты просто хладнокровна, как… как я не знаю кто!

— Да нет, я вовсе не отрицаю, что мужчины могут терять голову и совершать разные глупости из-за любви к женщине. Просто я считаю, что любовь и секс — не одно и то же.

— Ну, не знаю… может, маленький сексуальный эксперимент кому-то только на пользу… и наш брак с Робертом лишь выиграл бы, решись я… Но, вообще говоря, насколько я могу судить, супружеская неверность еще никому не пошла впрок. Скажи, а тебе кто-нибудь изменял? Я имею в виду — кто-то, в кого ты была влюблена?

— Все мои немногочисленные романы заканчивались примерно одинаково. — Я заметила в глазах Мин жадное любопытство и, смилостивившись, решила открыть ей правду. — Дело в том, что я не большая охотница до всего этого. Ну, я имею в виду секс. У меня всякий раз возникает какое-то странное чувство… как будто меня изнасиловали, что ли… не знаю. И мужчина из любовника превращается во врага.

— Дэйзи, милая! Господи, как это ужасно! Но какая же ты все-таки смелая, что решилась это признать. Я никому не скажу — ни единой душе, клянусь! Даже Роберту.

Я рассмеялась:

— Похоже, у тебя нет никаких тайн от Роберта. Я угадала?

— Вообще говоря, да. Я привыкла рассказывать ему все… только он почти никогда не слушает. О господи, значит, тебе не нравится заниматься любовью! А мужчины, конечно, всякий раз бесятся, да?

— Иногда. А иногда говорят, что это, дескать, не так уж важно. Но потом все равно начинаются дурацкие расспросы… выдвигаются не менее идиотские объяснения, и все такое. В конце концов, наступает такой момент, когда у меня лопается терпение. И я указываю ему на дверь. Или он сбегает сам. А иногда следует предложение руки и сердца — просто ради того, чтобы доказать, что любовь может все. Только я знаю, что на самом деле это не так.

— Но тогда для чего ты в таком случае ложишься с ними в постель?

— Потому что я оптимистка. Так сказать, живу надеждой.

— Но неужели ты действительно никогда никого не любила?!

— Не совсем так. Я искренне привязана к Питеру… беда только в том, что сам он предпочитает мужчин, так что это не считается. А что касается любви… да, бывает, конечно, что я влюбляюсь — на пару дней, иногда даже на неделю или две, в общем, ненадолго. И не важно, насколько сильно я увлечена, — все равно все кончается одним и тем же. Меня просто трясет от бешенства, когда мужчина начинает настаивать на каких-то своих «правах».

— Понятно… Значит, пока длится прелюдия, все нормально? Поцелуи и все такое тебя не раздражает? Иначе говоря, ты становишься на дыбы, только когда дело у вас доходит до постели? Или мужчины оскорбляют твое эстетическое чувство? Ты ведь просто помешана на прекрасном… и всегда была, даже в детстве. Ты так и не рассказала, что же все-таки было между тобой и Чарльзом?

— Что было? Да ничего не было. Пообедали, и все.

— Разве он тебе не нравится?

— Да нет… нравится, конечно. Если честно, даже больше, чем хотелось бы. Просто… как бы это сказать… не доверяю я ему, и все.

— Ох, жаль, не увижу финала всей этой истории! Так и представляю себе, как он, сжав тебя в объятиях, властно впивается в твои губы… Проклятие, кажется, меня опять занесло! Нет, ну, какая несправедливость, в самом деле?! Почему все самое интересное всегда достается тебе?!

— Потому, что у тебя и так уже есть все, что нужно для счастья любой нормальной женщине. Дети, муж, к которому ты до сих пор питаешь искреннее чувство. Давай вернемся к такому прозаическому вопросу, как чай. Одно я знаю совершенно точно — я готова просто расцеловать Чарльза за эту кулинарную книгу. Итак, посмотрим, что там у нас есть? Как насчет оладушков? Или вот…

Разговор сам собой свернул на день рождения Элли. И тут, спохватившись, я высказала идею, которая пришла мне в голову в лодочном сарае — а что, если привести его в приличный вид и отдать в полное распоряжение Элли?

— Одно меня тревожит… не хотелось бы, чтобы девочка оставалась одна в лесу, да еще когда где-то поблизости бродит Джордж Прайк. Мне кажется, этот тип порой бывает просто опасен. Да и что удивительного, когда он сидит в оранжерее и часами разглядывает порнуху? Мало ли что…

Блинчики имели головокружительный успех. Элли, набив полный рот, принялась объяснять, что на обед осталась без пудинга — дескать, он был с яблоками, да еще нечищеными — так что Мин, сжалившись, разрешила ей съесть сразу два блинчика. Всем остальным досталось по три — кроме меня, поскольку я и так с трудом могла дышать после сытного обеда. Роберт вернулся домой усталый, но блинчики, казалось, вернули его к жизни. Развеселившись, он даже изобразил в лицах, как их директор во время ежегодного бала, выпив больше положенного, отчаянно отплясывает с выпускницами.

— Над чем это вы так хохочете? — поинтересовалась Мин, спустившись на кухню как раз в тот момент, когда Роберт, довольно смеясь, опустился на стул. Ей пришлось подойти к телефону. — Между прочим, я бы сейчас тоже с удовольствием посмеялась. Ох, звонила Уинифрид Экклс — напоминала о весенней благотворительной распродаже. Обычно ее устраивают в начале февраля. Честно говоря, так и не поняла, чем весенняя распродажа отличается от зимней. Естественно, я все забыла.

— Можешь точно вспомнить, что тебе поручили?

— Ну, во-первых, я должна стоять за стойкой… это как раз самое простое. Кроме того, я должна была еще отыскать дома что-то совсем уродливое и абсолютно ненужное и попытаться продать это кому-нибудь из обитателей Данстона. Нет, вы только подумайте — всучить какую-нибудь дрянь да еще скрягам, каких свет не видел!

— Может, давай я испеку кекс или что-то в этом роде? Надеюсь, это их устроит? У Элизабет Дэвид есть великолепный рецепт кекса с шоколадом и миндальными орешками. Или тебе больше нравится кофейный?

— У Дэйзи новое увлечение. Теперь она по любому вопросу обращается к Элизабет Дэвид. Надеюсь, она не забыла отвести особую главу умению правильно чистить зубы на ночь? Потому что если нет, никому из нас не будет позволено отправиться в постель. Да, Дэйзи?

— Смейся, смейся, — терпеливо ответила я. — Посмотрим, что ты скажешь, когда шедевры кулинарного искусства из Вестон-холла заставят позеленеть от зависти всех местных кумушек. А теперь беги к себе и постарайся сделать что-нибудь полезное. Тем более что ты после обеда била баклуши.

— Правда? — заинтересовался Роберт. — А почему?

— Эээ… Дэйзи ездила в Майлкросс-парк. В общем, лучше спроси ее, пусть сама тебе расскажет.

И с этими словами Мин испарилась.