Дом подруги

Глава 23

Вивьен страшно обрадовалась моему появлению — впрочем, не исключено, что главную роль в этом сыграл миндальный торт. Лили было велено немедленно подавать чай. Я поразилась тому, как она выглядит — часть лба Вивьен и один глаз были покрыты желтоватой коркой.

— Идите сюда, Делия! — Она нетерпеливо поманила меня рукой. — Садитесь и рассказывайте все по порядку. Мне так все осточертело, просто передать не могу. Целыми днями умираю со скуки. Ах да, вы только посмотрите, что мне привез этот идиот Лоренс!

Она возмущенно ткнула пальцем в огромный, во всю стену, телевизор, занявший почти всю середину комнаты.

— А кто такой Лоренс?

— Отставной полковник. Живет в Данстон-Эбчерч. Вбил себе в голову, что влюблен в меня. Старый осел. — Тем не менее лицо ее довольно просияло. Она заулыбалась, но тут же жалобно сморщилась. — Этот опоясывающий лишай — сущее наказание. Лоренс рвался прийти меня проведать, так пришлось ему сказать, что я выгляжу сущим пугалом. Звезд с неба, конечно, не хватает, но какая-никакая польза от него есть — когда нужен партнер в бридж. И потом, он часто приглашает меня пообедать. Короче, Лоренс решил, что телевизор меня развлечет. Угадал, нечего сказать. Я честно пыталась его смотреть, но выдержала недолго. Чего стоят только одни эти бесконечные шоу для особо одаренных среди слабо развитых с их дурацкими вопросами, на которые способен ответить даже младенец?!

— Мин очень сожалеет, что не смогла выбраться к вам, но она с головой ушла в работу.

— Никому не нужное честолюбие! — фыркнула Вивьен. — Кому какое дело до этих занудных академических исследований? Можно подумать, кто-то их читает, кроме таких же книжных червей, да и то из чистой ревности — а вдруг, дескать, кто-то напишет лучше, чем я! Глупость какая-то!

Мне и в голову не пришло встать на защиту своей профессии. Да и потом, какие бы доводы я ей привела?

— Если Мин не одумается, то окажется у разбитого корыта. Держу пари, скоро Роберту все это надоест и он позволит окрутить себя какой-нибудь молоденькой дурочке — без академического образования, зато хорошо знающей, как нарисовать себе лицо и как удовлетворить мужчину в постели.

— Ну, не думаю, что Роберт на это способен.

Вивьен не ответила. Она нагнулась, чтобы прикурить, ее испытующий взгляд вонзился в меня как острый буравчик, и я поежилась, чувствуя себя на редкость неловко.

— Может, налить вам чаю? — предложила я. — Знаете, мы решили привести в порядок теплицы и оранжерею. Впрочем, наверное, Роберт вам уже говорил?

— Ах, это был мой любимый уголок! Конечно, летом там всегда было страшно жарко… да и пчел там хватало. Скажите, а оранжерея осталась на том же самом месте, что и прежде?

— Да. Мы только поменяли разбитые стекла. Почему бы вам не прийти посмотреть? Заодно и поможете нам. Вы ведь столько всего знаете. А свежий воздух вам не повредит.

— Не думаю, что у меня появится такое желание. — Вивьен не спеша стряхнула пепел с сигареты. — Воспоминания — страшная вещь, знаете ли… есть вещи, о которых вообще не хочется вспоминать, тогда для чего же мучить себя? И потом, — она коварно улыбнулась, — кажется, я догадываюсь, что происходит — вы с Робертом решили создать свой собственный маленький рай… эдакий безгрешный Эдем… разве нет? Словом, мне бы не хотелось вам мешать.

— О чем вы, Вивьен?! По-моему, у вас не на шутку разгулялась фантазия. Вот что значит долго сидеть в четырех стенах. Сразу в голову лезет бог знает что. Почему бы вам не прийти в Вестон-холл? Поужинаете с нами, заодно развеетесь.

— Что ж… неплохая мысль. Вивьен снова захихикала. — Представляю, как Роберт сейчас бродит по дому с таким потерянным видом, словно его лодка дала течь, а до берега сотни миль! И все потому, что вы ушли!

Когда я вернулась, на кухне не было ни души, только один Вильям с потерянным видом лежал на диване, который перетащили сюда специально для него. Он так и не оставил попыток овладеть искусством изображать лошадей. Вот и сейчас перед ним стояла репродукция известного портрета кисти Ван Дейка, изображавшая короля Карла Первого верхом на лошади. Я принялась чистить на ужин картошку, и разговор, естественно, вертелся вокруг живописи и тех целей, которые она преследует.

— Странно, что король выглядит таким маленьким. Наверное, это оттого, что сама лошадь просто громадная. Да и полотно тоже. Интересно, это Ван Дейку пришла в голову мысль показать короля таким крохотным, чуть ли не карликом, как вы думаете? Ну, я хочу сказать, может, он намекал, что Карл явно не дорос до того, чтобы быть королем.

— Не знаю… никогда не думала об этом. Впрочем, он действительно был небольшого роста. Футов пять с небольшим примерно.

— Он кажется таким невеселым.

— Кто кажется невеселым? — поинтересовался Роберт, заглянув на кухню.

— Карл Первый.

— Мой любимый король, — улыбнулся Роберт.

— Это потому, что тебе его жаль? — спросил Вильям.

— Ммм… может быть. Хотя… знаешь, он хоть не был таким тупым и грубым животным, как остальные английские короли. И потом, он любил красивые вещи. После него осталась великолепная коллекция картин.

Краем уха прислушиваясь к их разговору, я обмазала окорок горчицей и посыпала коричневым сахаром [23]. Спустя какое-то время, улучив удобный момент, Роберт подошел ко мне.

— Я не могу позволить ему вернуться в эту ужасную школу, — понизив голос, пробормотал он. — Не могу взять такой грех на свою душу. Лучше уж возьмусь вести эти ужасные счета.

— Можно еще что-то продать. Насколько я понимаю, после смерти вашей матушки здесь все будет принадлежать вам, не так ли?

— Да.

— Ну, я, конечно, не специалист, но кое-какие вещицы явно принадлежат к эпохе Мин. А это как-никак шестнадцатый век. Кроме того, вы можете продать его не в частную коллекцию, а в какой-нибудь музей.

— Я прошу извинить меня за то, что случилось сегодня вечером.

Я с тревогой метнула взгляд на Вильяма, но он, похоже, задремал.

— Не стоит. Забудьте об этом.

— Как вы можете так спокойно об этом говорить? — с горечью пробормотал Роберт. Он отвернулся. Лицо его было таким печальным, что у меня невольно сжалось сердце. — Неужели для вас это легко?

— Нет. Нелегко. И я тоже не знаю, как смогу это вынести.

Рука Роберта легла на мою руку. Но он тут же убрал ее, поскольку скрипнула дверь и в кухню заглянула Элли.

— Эй, может быть, кто-нибудь покатает меня на лодке? Вы же обещали!

— Идет.

Элли радостно схватила отца за руку, и лицо Роберта посветлело. Он улыбнулся.

— Беги скажи маме, что мы едем кататься на лодке, а Вильям спит один на диване в кухне.

Элли стремглав кинулась наверх.

— Поехали с нами, — предложил Роберт, умоляюще глядя на меня с высоты своего роста. — Послушайте… мне просто хочется побыть с вами. И потом, с нами ведь будет Элли.

— Ладно, согласна. Только подождите, пока я поставлю окорок в духовку.

Лодка, которую Джордж Прайк все-таки собрался починить, была очаровательным старомодным яликом. Кроме деревянной скамейки для гребцов в ней были еще сиденья для пассажиров со спинкой, отделанной кованым железом и мягкими подушками. Роберт взялся за весла, и лодка легко заскользила по воде.

— Смотрите, лебеди! — воскликнула Элли. — Подплывем к ним, хорошо?

— Давайте как-нибудь устроим пикник на острове, — предложила я. — Когда будет хорошая погода.

— Ближе подъехать нельзя, — объявил Роберт. — Смотрите!

— О, папа! — от восхищения Элли захлопала в ладоши.

Возле пары белоснежных лебедей сновали четыре пушистых серых детеныша. Роберт, опустив весла в воду, удерживал лодку на месте, пока мы с Элли любовались семейством лебедей.

— А вот еще один… сидит на спине у своей мамы! — воскликнула Элли. — Ах, как жалко, что Вильям их не увидит! Бедняжка, вот не повезло! Интересно, а можно их приручить?

— Можешь попробовать. Если приезжать сюда и кормить их каждый день, то постепенно они привыкнут и станут приплывать за хлебом.

— Ой, давайте, а? Папа, а можно мне тоже погрести немного?

— Хочешь попробовать? Тогда иди садись на скамейку рядом со мной и бери одно весло.

Естественно, лодка закружилась на месте. А Элли, подняв тучу брызг, принялась хохотать так, что выронила весло.

— Брысь! — шутливо скомандовал Роберт. — С такой греблей мы ни на сантиметр не сдвинемся с места. Лучше уж пускай Дэйзи гребет вместо тебя.

Мы с Элли поменялись местами, и я почувствовала острый укол вины. Само собой, это был просто предлог, чтобы сесть рядом, и мы оба это понимали. Я почувствовала, как Роберт прижался ко мне. Его сильная ладонь стиснула рукоятку весла. Я заметила, что он старался не слишком сильно налегать на него, чтобы я успевала за ним.

— Я замерзла, — вдруг сказала Элли.

Мы вернулись в лодочный сарай. Я почувствовала тепло, исходившее от руки Роберта, когда он помог мне выбраться на берег. Поставив лодку на место, возле небольшой пристани, мы медленно побрели к дому. Хэм, услышав нас, выбежала нам навстречу. Я вдруг вспомнила тропинку, по которой шла от станции, и мне отчаянно захотелось, чтобы он снова поцеловал меня, как тогда. Желание было таким острым и мучительным, что у меня задрожали губы.

— Элли, — попросил Роберт, — беги посмотри, где там мама. Мне не хотелось бы надолго оставлять Вильяма одного. — Элли послушно кинулась бегом к дому. Убедившись, что она исчезла за углом, Роберт потянул меня в тень изгороди.

— Дэйзи… простите меня, — шепотом начал он. Я не дослушала. Я обняла его за шею и подняла к нему лицо, и слова замерли у него на губах.

Не знаю, сколько мы простояли так. Любовь, настоящая любовь была так не похожа на то, что я раньше себе представляла. Сумерки мягко окутали нас своим покровом. Очнулась я, только услышав голос Мин.

— Хэм! Хэ-эм! Ужинать! Иди домой, глупышка, пора кушать!

— О нет, это невыносимо! — шепотом простонала я, и глаза мои наполнились слезами. — Я больше не могу!

Вырвавшись из его объятий, я, не оглядываясь, бегом бросилась к дому.

Воскресенье выдалось скучным. Было холодно, небо чуть ли не с утра затянуло тучами. Напомнив себе, что лучшее средство от всех бед и несчастий — это работа, я уселась за кухонным столом и честно трудилась над Пи-коком, пока не пришло время обеда. Напротив меня с шитьем устроилась Элли, а Вильям, лежа на диване, читал. Роберт возился в саду. Просто идеал семейной гармонии, хмыкнула я про себя. Около двенадцати Мин спустилась вниз.

— Пойдешь со мной кормить лебедят, мамочка? — спросила Элли. — Они такие хорошенькие! Ты должна обязательно увидеть их, пока они еще не выросли.

— Ммм, — рассеянно промычала Мин. Мне показалось, она не слушает. — Наверное, стоит отослать в издательство то, что я уже успела написать, и узнать, что обо всем этом скажет мой редактор. У меня такое чувство, что из всего этого можно сделать целую книгу, а отнюдь не какое-то там предисловие.

— А в какую школу я пойду на следующий год? — вдруг спросил Вильям. — Папа говорит, что в ту, прежнюю, я не вернусь.

— О боже! Самое время, чтобы что-то менять! — всполошилась Мин. Брови ее сдвинулись. — Лично я считаю, что тебе стоит на какое-то время вернуться туда. У Роберта просто бзик насчет этой школы! И потом, у нас просто нет денег, чтобы отдать тебя в другую. Так что ничего не поделаешь.

Я сразу заметила, как расстроился Вильям. И потихоньку рассказала Мин, какая мысль пришла мне в голову, когда я рассматривала фарфор, украшавший студию.

— Это нечестно. Сильно смахивает на воровство, знаешь ли, — нерешительно пробормотала Мин.

— Ну, это не совсем одно и то же, — возразила я самым миролюбивым тоном, на который была способна.

В этот момент вошел Роберт и принялся молча мыть руки. Я бросила ему полотенце. Мин в это время прикуривала сигарету и не заметила, какое выражение было в его глазах, когда он протянул мне его обратно. Во всяком случае, я очень надеялась, что не заметила. Не думаю, чтобы Роберт понимал, что его лицо выдает его с головой.

— Пап, мама говорит, что мне придется остаться в той же самой школе, — дрожащим голосом вмешался Вильям.

— Что? Чушь! Ни в коем случае. Лучше уж я сам буду заниматься с тобой по вечерам, чем снова отошлю тебя в это ужасное место.

— В жизни не слышала ничего абсурднее! — фыркнула Мин, рассердившись по-настоящему. — Не понимаю, почему столько шуму из-за сломанной ноги?! Мальчишки вечно себе что-то ломают, так что из того?

— Но ведь он же мог убиться насмерть! Надеюсь, это для тебя достаточная причина? Лично я считаю, что это только первый звонок. Неужели ты не понимаешь, что подобная школа — не самое подходящее место для Вильяма? Между прочим, мне она с самого начала не понравилась… и сейчас я очень жалею, что еще раньше не забрал его оттуда.

— Ты не забрал его оттуда? А что, мое мнение в этом доме уже ничего не значит?

— О, не говори глупостей, Мин! — Кончик носа Роберта побелел от раздражения. — Естественно, такие вещи мы решаем вместе. Но ты все последнее время так занята, что просто ничего не замечаешь вокруг. Мне кажется, ты даже сейчас не отдаешь себе отчета в том, что происходит.

— Я не говорю глупости! Как у тебя язык поворачивается оскорблять меня просто потому, что я с тобой не согласна?!

— Это ведь ты сказала, что я сошел с ума. По-твоему, это не оскорбление? Господи, да ведь это смешно, наконец! Хватит, Мин, я вовсе не хочу ссориться. Но будет так, как я решил. И я остаюсь при своем мнении.

— Ах, так? Тогда я тоже! А ты можешь идти к дьяволу!

Она вылетела из кухни, с грохотом хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка. Дети уставились на Роберта круглыми от ужаса глазами.

— Не волнуйтесь, — вмешалась я. — Через пару минут мама уже забудет об этом, вот увидите. Просто она немного устала. И у нее душа не на месте из-за этой ее книги.

Вытащив из духовки блюдо с картофелем, я тщательно перевернула каждую, чтобы они не подгорели.

Роберт помог мне накрыть стол к обеду. Мы не разговаривали. Поколебавшись, я про себя решила, что в подобном случае сочувственное молчание будет лучше всего. И сама презирала себя за это. Дети принялись спорить из-за какой-то ерунды и очень скоро забыли об этой вспышке гнева. Вытащив великолепно подрумянившийся пудинг из духовки, я поставила его на край плиты, чтобы он не остыл, и отправила Элли сказать Мин, что обед готов.

— Мне так стыдно, дорогой, за весь тот вздор, который я наговорила. — Мин прямо с порога кинулась на шею Роберту, а потом мне. Глаза ее опухли и покраснели от слез. — Я была не права…

Странная смесь чувств — острого разочарования и радости одновременно — накрыла меня с головой. В конце концов радость победила, но эта победа была нелегкой.

В понедельник Мин и я завтракали в одиночестве. Роберт встал чуть свет и ушел скреплять проволокой изгородь на участке, где мы собирались высадить саженцы фруктовых деревьев. Дети были еще в постели.

— Я чувствую себя такой виноватой перед детьми, — пробормотала Мин, откусывая от тоста и затягиваясь сигаретой — все это одновременно. — Да, не слишком-то хорошая вышла из меня мать. Я совсем о них не думаю. То есть я их, конечно, люблю, но при этом как будто живу в своем собственном мире. Знаешь, я всю прошлую ночь ни на минуту не могла сомкнуть глаз. Все думала о том, что услышала от вас с Вильямом. Ты, наверное, не знаешь, но мы немного поговорили с ним прошлым вечером, пока ты возилась с ужином. Он признался, что частенько подумывал сбежать из дому. Только знал, что его все равно поймают и вернут обратно, а тогда все будет еще хуже. Дэйзи, честное слово, ни о чем таком я даже подумать не могла! Почему мои дети в школе чувствуют себя словно в тюрьме? Элли вечно травят, у нее нет ни одной подружки! А Вильям… Может быть, это я виновата… чему-то их не научила?

— Знаешь, согласно статистике, около четверти всех детей чувствуют себя в школе несчастными. Такие свойства характера, как чувствительность, слишком развитое воображение, скромность или сдержанность, поглощенность собой, обычно не принадлежат к числу тех, которые могут снискать популярность, в особенности если речь идет о закрытой школе.

— А что касается Элли, я не думаю, что это так уж серьезно. Скорее всего, проблема исчезнет, когда она похудеет. Толстые девочки в ее возрасте особенно уязвимы, разве не так?

— Ну, благодаря тебе эта проблема, похоже, скоро будет решена. Знаешь, я так благодарна тебе. Ты даже себе не представляешь!

Я улыбнулась ей — лживая, вероломная подруга, Яго в женском обличье. Но Мин по-прежнему оставалась грустной.

— Роберт всегда с насмешкой относился к моим материнским чувствам. Но сейчас, после смерти Джеральда, он как будто отдалился от меня. — Мин не смотрела мне в глаза. Казалось, она хочет что-то сказать, но не знает, какие для этого выбрать слова. — Он теперь всегда усталый… даже не помню, когда мы в последний раз занимались любовью.

В моих глазах ничего не блеснуло — во всяком случае, очень надеюсь на это. Впрочем, даже если бы это случилось, Мин все равно бы ничего не заметила, поскольку именно в этот момент прикуривала еще одну сигарету. Я невольно отметила, что она курит больше обычного. Средний палец правой руки у нее даже стал желтым от никотина.

— Ну, конечно, он тебя по-прежнему любит! Что за глупости?!

— Знаешь, если честно, я теперь даже в постели думаю больше о том, что написала сегодня и о чем буду писать завтра. Я уже приступила к заключению, — похвасталась она. — Так легко мне давно уже не писалось, а все благодаря тебе. Я дала себе слово — как только закончу книгу, тут же займусь Робертом и детьми. Наверное, надо немного больше дорожить друг другом.

Появление Элли положило конец этому разговору. На ней была шерстяная водолазка и юбка жуткого горчичного цвета — и то и другое было явно ей велико.

— Это твои вещи? — удивленно вытаращила глаза Мин.

— Может, купим тебе что-нибудь в Уинкли? — предложила я. — Эта юбка того гляди с тебя свалится.

Элли улыбнулась. Вошла миссис Баттер. Сегодня на ней был зеленый фартук в крупный белый горох и белый шифоновый шарф вокруг головы. Волосы она на этот раз выкрасила в пунцовый цвет, и они полыхали, словно факел, так что даже смотреть было больно.

— Доброе утро, леди. Малость поздновато для завтрака, не так ли? Но лучше уж яблочко переспелое, чем недоспелое, так говорят. Никак, собрались куда-то, мисс Фэйрфакс? Уж больно вы аккуратно прибрались с самого-то утра!

— Спасибо, миссис Баттер. Да, хочу свозить Элли в Уинкли — покажу ее окулисту, а потом заодно пробежимся по магазинам. Может, вам нужно что-нибудь купить?

— Нет, моя дорогая, хотя все равно спасибо. Я уже заглянула в лавочку, перед тем как явиться к вам, купила себе к ужину немного ветчины. Жаль, не знала, что вы едете в Уинкли, а то непременно попросила бы вас. А то для меня видеть миссис Пиклс — просто нож острый. Вот ведь женщина — хуже не бывает!

— Да что вы? Не могу сказать, что она мне нравится… не слишком умна, конечно, да и скуповата, а так ничего особенного, — удивилась Мин, налив миссис Баттер кофе.

— А вот вы послушайте! При мне сегодня к ней заглянул этот бедняжка, ну, тот, кого они кличут Полоумным Гарри, так миссис Пиклс просто зверем накинулась на парня. Ух, как я разозлилась, даже сказать не могу! Эй ты, говорю я ей, какое ты имеешь право обижать мальчонку, даже если у него мозги малость набекрень?! Да и не полоумный он вовсе — говорит чудно, это верно, да ведь как же иначе, когда рот у него кривой. Да дергается все время, и ноги чахлые, словно веточки, так ведь и это не беда, не виноват же он. Как эта напасть называется… никак не упомню.

— Спастический паралич, — вполголоса подсказала Мин, поставив перед миссис Баттер кружку с кофе.

— Спасибо, милочка. Вот-вот, в точности, как вы сказали. А она, эта грымза старая, кричит, не трожь, дескать, тут ничего, косорукий идиот! И всех, значит, обслуживает, а бедного парня — в последнюю очередь. Нет уж, думаю, так дело не пойдет. Сначала обслужи Гарри, говорю я ей. А он-то все понял! Поворачивается ко мне, кивает, улыбается — спасибо, говорит, значит! Стыд и позор так поступать с беднягой, вот, что я вам скажу! И неправильно это, чтобы грехи отцов пали на головы их несчастных детей!

— Что вы имеете в виду? — удивилась Мин. — Что же такого сделал его отец?

— Ох и так уж я разболталась, дорогая. Так что помолчу лучше. Слишком длинный язык до добра не доведет. Как и слишком любопытные уши.

— О нет, договаривайте! Раздразнили мое любопытство, а теперь на попятный. Ну, пожалуйста, миссис Баттер! Мы никому не скажем!

— Отыщи-ка мне тряпку, которой я вытираю пыль, деточка, — попросила миссис Баттер, обернувшись к Элли. И как только та ушла, повернулась к нам. — Все говорят, — понизив голос, начала она, — что Полоумный Гарри — сынок вашей свекрови от того художника, с которым она, значит, познакомилась, когда приезжала в цыганский табор. Да вы его знаете… Господи, никак не упомню его имени! За его картины нынче тысячи отваливают, так я слышала. Ну, тот, что еще всякие непристойности рисует, от которых порядочных людей прям-таки с души воротит.

— Джонни Имс, вы хотите сказать?

— Во-во, точно! Он самый и есть.

— Не может быть! — ахнула Мин. — Не могу в это поверить! Но… ведь тогда получается, что Роберт и Полоумный Гарри Хинд — сводные братья!

— М-да… Что ж, думаю, нам пора, а то не успеем вернуться к чаю, — заторопилась я, решив поскорее удрать, пока миссис Баттер не успела переключиться на другую тему. — Не пора ли снести вниз Вильяма, как ты думаешь?

— О господи, совсем про него забыла! — всполошилась Мин. Они с миссис Баттер поднялись к нему, продолжая оживленно болтать.

В Уинкли мы приехали почти за час до того времени, которое нам назначил окулист. В соседнем доме я обнаружила небольшой магазинчик. Зайдя в отдел, где продавалась детская одежда, я купила Элли пару брюк.

— Раньше мне почему-то никогда не покупали одежду, которая была бы мне по возрасту, — призналась Элли. По ее лицу, сплошь покрытому подсыхающими болячками, расползлась блаженная улыбка. — Мама покупала мне взрослые вещи, а потом их ушивала. Просто даже поверить не могу, что это мое!

Она благоговейно любовалась в зеркале своим отражением.

— Ты выглядишь просто сногсшибательно! Ну, а теперь как насчет этого платья? Нужно же купить тебе что-нибудь нарядное для предстоящего вечера!

— Ой, конечно! А… а оно не очень дорогое? — опасливо спросила Элли, разглядывая темно-синее платье без рукавов, которое я сняла с вешалки. — Держу пари, мама рассердится.

— Ну-ка надевай! — велела я.

Элли послушно влезла в него. Платье сидело чудесно — в нем она выглядела лет на двенадцать. Оно было коротким, и теперь, когда ноги у нее заметно похудели, эффект оказался потрясающим.

— Разве оно тебе не нравится? Если нет, так и скажи, подберем что-нибудь еще.

— Ой, Дэйзи! Какая я счастливая!

В результате, мы купили платье, пару темно-синих колготок под него и еще пуловер, чтобы носить его с новыми брюками. После чего, обвешанные пакетами, отправились к окулисту.

Доктор Вудс, офтальмолог, смерил меня суровым взглядом и буркнул, что Элли следовало уже давным-давно проверить зрение. Потом поманил меня пальцем и показал натертую кожу у нее за ухом.

— Это случилось, потому что очки, которые носит Элинор, уже давно малы для ее лица. Нельзя же являться на прием раз в год, — с упреком в голосе отчитывал меня он. — Скорее всего, девочка носит их просто слишком подолгу. А это не дело. Она должна надевать очки только когда читает. В конце концов, близорукость у нее не настолько большая, чтобы носить их постоянно.

— Но ведь Элли все время ходит в очках! — ужаснулась я.

— Эти очки — исключительно для чтения! — терпеливо объяснил доктор Вудс.

— Элли, ты это знала?

— Да, конечно. Но я вечно их теряла, поэтому мама велела их носить. Конечно, многие вещи я лучше вижу без очков, особенно те, что вблизи.

«Ну, Мин, погоди!» — сердито подумала я про себя.

— Ну, как бы то ни было, теперь тебе уже нужны другие. Скажите, доктор Вудс, неужели ей обязательно нужно носить очки с этими кошмарными розовыми дужками?

Доктор Вудс смерил меня оскорбленным взглядом.

— Естественно, нет! Что за вздор! Только покупать дорогую оправу — пустая трата денег. Ведь ребенок очень скоро снова из них вырастет.

Я пропустила это замечание мимо ушей, и мы выбрали оправу темно-зеленого цвета со стеклами овальной формы, которые очень шли к ее лицу, делая его тоньше.

— С нынешнего дня будешь надевать очки, только когда читаешь! — отрубила я. — Кажется, у меня есть идея, — хмыкнула я, швырнув ее старые очки в сумку. — Давай сделаем тебе новую стрижку?

Ни одна волшебная сказка, где замарашка-служанка превращается в прекрасную принцессу или замурзанная секретарша — в светскую даму, не могла бы доставить мне большего удовольствия, чем то, которое я испытала, увидев, как преобразилась Элли. Волосы ее сначала вымыли хорошим шампунем, а потом подстригли так, что они едва доходили ей до подбородка. Жалкий, смахивающий на крысиный, хвостик, с которым она вошла в парикмахерскую, небрежно замели в угол. Слегка выступавшие уши Элли прикрыли волны каштановых блестящих волос. И она вдруг стала удивительно похожа на Мин. Судя по всему, стилист сразу понял, чего от него хотят.

— Так намного лучше, правда? Может, сделать тебе челку?

Мы согласились и на челку. И не прогадали — челка сразу сделала синие глаза Элли огромными.

— Никогда не замечала, до чего ты похожа на свою мать. Когда твои болячки сойдут, ты станешь настоящей красавицей.

Элли залилась краской. Мы отправились за овощами, и я заметила, как она украдкой заглядывается на себя в каждое зеркало, которое попадается нам по пути, кокетливо поправляет волосы и откровенно любуется собой.

Потом мы зашли в магазин для художников и, соблазнившись, купили Вильяму альбом под названием Рисунки из Жизни. После чего, усталые, но счастливые, отправились домой. Уже возле Данстон-Эбчерч мне вдруг в голову пришла одна мысль — притормозив, я предложила Элли переодеться в новые брюки с пуловером, чтобы поразить всех своим новым обликом.

Переглядываясь и пересмеиваясь, мы ввалились на кухню. Надо сказать, успех превзошел все наши ожидания.

— Ух, ты! — восторженно свистнул Вильям, первым заметивший наше появление.

— Неужто мои глаза обманывают меня? — простонал Роберт. — Кто это прекрасное юное создание? О нет, не может быть, чтобы это была мисс Элинор Вестон!

— Элли, бог ты мой! Ты выглядишь просто потрясающе! — ахнула Мин. — А твои волосы?! О Дэйзи! Ты настоящая волшебница!

— Это заслуга Элли — именно она сотворила это чудо, когда села на диету. Самодисциплина — великая вещь. И ведь она добилась своего — похудела, да еще как!

Усевшись на стул, который все по молчаливому согласию давно уже считали моим, я вдруг увидела на столе перед собой небольшой сверток. Глаза у меня полезли на лоб.

— Это мне? — Я удивленно огляделась.

Элли тряхнула волосами и зарделась. Развернув сверток, я увидела очаровательную подставку для яиц из китайского фарфора в виде лебедя.

— Я купила ее на рынке, пока вы разглядывали цветы, — смущенно прошептала она. — Это вам, Дэйзи. Спасибо вам за все…

Подняв глаза, я перехватила направленный в мою сторону взгляд Роберта. В нем было столько любви, что у меня все перевернулось внутри.

Тем же вечером, после того как дети отправились в постель, а мы перебрались в студию, Мин гордо объявила, что у нее для нас сюрприз. Честно говоря, в первую минуту я даже струхнула немного, решив, что она закончила книгу. Но Мин вытащила из ящика секретера какую-то бумажку и с ликующим видом помахала ею у нас перед носом. Это был чек на тысячу фунтов, и под ним стояла подпись Вивьен.

— Видите ли, мои дорогие, мне было так стыдно за тот жуткий скандал, который я закатила вчера, что я просто места себе не находила. И решила хоть чем-то загладить свою вину. Только сегодня утром я покаялась Дэйзи, что совсем забросила детей. А вот этого… надеюсь, этого хватит, чтобы заплатить за обучение Вильяма — хотя бы за один год. Вивьен дала мне слово, что станет платить за него до самого конца — вплоть до выпускных экзаменов. Сегодня утром я была у нее. У нас вышел долгий разговор.

— Дорогая, это просто невероятно! — воскликнул Роберт, только сейчас обретя дар речи. — Как это тебе удалось?

— Это наша маленькая тайна — Вивьен и моя, — туманно заявила Мин. — Нет, правда, дорогой, не спрашивай. Просто прими это как факт. Когда-нибудь я сама тебе расскажу. А теперь не сердись и не порти нам настроение.

Роберт, очевидно, придя к мысли, что с его стороны было бы нечестно приставать к жене, требуя объяснений, покорно отправился варить кофе.

— Я шантажировала ее, — понизив голос до едва слышного шепота, созналась Мин, как только мы с ней остались одни. — Пообещала, что все расскажу Роберту, если она не даст мне денег. И что Роберт, когда узнает обо всем, признает Гарри Хинда своим единоутробным братом.

— Господи, спаси и помилуй! И как она это приняла?

— Проглотила как миленькая. Ты же знаешь Вивьен. Такие вещи ее только забавляют. А потом засмеялась и сказала, что это честная игра. Раз я, мол, положила ее на лопатки, значит, ей платить.

Тут вернулся Роберт и положил конец нашему разговору. В этот вечер Мин просто лучилась счастьем и выпила по крайней мере в два раза больше, чем обычно.

— Ну, теперь я хоть не чувствую себя совершенно бесполезным существом, — гордо заявила она. — Всю жизнь я только и делала, что смотрела в рот другим. Сначала маме, потом Роберту. Ну, и, конечно, тебе, Дэйзи, пока мы с тобой учились в школе. Зато теперь, — язык у нее понемногу начал заплетаться, — теперь я надеюсь, что вы, о мои надежные защитники и покровители, не забудете об этом! И не дадите забыть мне. Это будет… как это сказать? Подпитывать мое самоуважение. Иначе толку от этого чуть.

— У меня кончились сигареты, — внезапно пробормотала она. И нетвердой походкой вышла из комнаты.

Кажется, за последние три дня это было чуть ли не в первый раз, что мы с Робертом остались одни. Но даже сейчас, корчась от мучительного чувства вины, я поймала себя на том, что умираю от любви. Попыхивая сигаретой, он не сводил с меня глаз.

— Конечно, я не имею права этого говорить, — очень мягко сказал он вдруг, — но я тебя люблю.

Так мы сидели, молча глядя друг другу в глаза, пока не вернулась Мин. В руках у нее были ее любимые французские сигареты — очень крепкие, цвета хаки, которые я привезла ей в подарок из Кембриджа. Лицо у нее было спокойное и немного печальное.

Позже, уже лежа в постели, я спросила себя, что более безнравственно — шантажировать Вивьен или продать без спроса принадлежавший ей фарфор? В конце концов я так и не смогла ответить на этот вопрос, хотя… что ж, способ, к которому прибегла Мин, позволил нам хотя бы сохранить фарфор. После этого мысли мои вернулись к моим собственным запутанным делам. Оправданий мне не было. Сказать по правде, я уже потихоньку начинала ненавидеть себя. И подозревала, что очень скоро моя ненависть обратится на Мин. Мне стало страшно. Вспомнить хотя бы, как я злорадствовала, отмечая каждый допущенный ею промах. Решено, подумала я, сразу же после званого вечера я уеду. На чужой беде счастья не построишь. И мы с Робертом никогда не сможем быть счастливы вместе, зная, какой это достигнуто ценой.