Дополненная реальность. Сетевая игра

Глава 3 Купец второй гильдии

Машина унеслась очень быстро, еле развернулась на ухабистой неасфальтированной дороге. Пашка, поржав от души, полез в телефон.

«Квест пройден! + 5000 баллов!»

К большой радости завсегдатая окрестных погостов, в сорок восьмом задании оказалось не только имя Разумовского Демьяна Тимофеевича, но и GPS-координаты его могилы. Найти что-то тут самому в темноте, очевидно, не получилось бы.

За изъятие образца сулили десять тысяч очков. Скорее всего, в конце этой квестовой линии Пашка из минусов выкарабкается.

Да, темнота. Когда таксист скрылся, она стала очень явной. Половина луны в небе почти ничего не освещала.

На кой ляд игрухе могильная земля и кому на этот раз нужно будет её подкидывать?

Так ли верно Пашка считает, что это — благие дела?..

А Слава Марципанников тоже шатался по кладбищам? И кому помогал особой землёй он? В помогающего Славу было очень трудно поверить. Что, если его направляли к плохим покойникам, с плохими свойствами?..

Где-то далеко в деревне залаяли собаки.

Пашке не нравились ночные кладбища.

Блин, на фига эта жесть⁈

Он загрузил Алису рулить навигацией. Под её звонкие «поверните налево» и «прямо десять метров» было как-то спокойнее.

Кладбище оказалось старым и запущенным. А могила Разумовского была прямо очень-очень древней на вид. На ней с трудом различалась выбитая в камне и сливающаяся с ним, забитая грязью надпись:

'Здесь покоится прахЪ

Симбирской губернии 2й гил. купца

Демьяна ТимофЪеевича

РАЗУМОСКОГО

Род 2 января 1742 г.

Сконч 23 мая 1863 г.'

Вот это, блин, древние мощи. О таком в Кудажлейке расспрашивать точно никакого толка нет. Значит, можно будет отсюда сразу домой ехать. Общественный транспорт он, кажется, уже не потянет.

Последние бабки на таксо уйдут, бля.

Порыв ветра получился какой-то особенно пронизывающий, и стало Пашке муторно. Месяц в небе словно бы ухмылялся над его наивностью: влез, не пойми во что, и радуется, думает, всё ему будет простенько. Думает, ночью на деревенском кладбище бояться вообще некого.

А может, прилогу, блин, покойнички разработали. И через землю оживают. Или ещё что. Лежит там, млять, Разумовский под камнем в своём истлевшем гробу и интерфейс для обновления программирует. Ручки скелетированные потирает.

Пашка выругался. Вот вообще не время было дичь всякую думать.

Подобрав какую-то ветку, он выскреб из-под основания памятника земли с запасом и сунул в заготовленный на автовокзале Ульяновска пластиковый пакет. Потом сфоткал всё-таки надгробие, ни на что особо не рассчитывая. Это расследование как пить дать упрётся в тупик. Да и так ли оно надо. Сейчас есть проблемы поактуальнее. Новые, сука, пользователи.

Пашка сглотнул.

Начало ему казаться, что сзади кто-то наблюдает.

Залез быстро в приложение такси и заказал машину, только что-то, блин, было непохоже, что она быстро приедет. Вообще не искалась. И на фига было того мужика пугать? Ну сказал бы, что к бабуле своей заехал, днём не успел, а потом уезжает… Нет, надо было выёбываться…

Далёкие кудажлейские собаки опять подбавили антуража. Стараясь не смотреть по сторонам, Пашка вошёл в «Квестовые задания».

«49. Помести землю в подушку Евгении Андреевны Мирошниченко. Награда — 40 000 баллов».

— Это ещё кто⁈ — хлопнул глазами Пашка.

Офигеть, заданьеце! А почему не Иванову Ивану Ивановичу⁈

И вот тут нечто испугало Пашку настолько, что очнулся он только на полпути бегом к Кудажлейке потому, что уже просто не мог больше нестись, не разбирая дороги. При следующем взгляде на экран телефона Соколов-младший отчётливо увидел:

'49. Помести землю в подушку Евгении Андреевны Мирошниченко. Награда — 40 000 баллов.

Это девушка, которая продаёт пауков, Паш'.

Сидя на согнутых в коленях ногах посреди неасфальтированной дороги, ведущей к старому кладбищу, в далёкой от дома Ульяновской области, не находящий сил уже ни бежать, ни дышать, объятый сакральным страхом, Пашка всё-таки открыл жуткую игру. И той пронзительно-интимной, панибратской приписки в ней больше не было.

Показалось?

Конечно, не показалось!

Сердце до режущей боли колотилось о рёбра. В бок словно бы снова всадили отвёртку. Глаза жгли слёзы.

А почему, собственно?

Игруха колдовская. Игруха вообще из Пашки натурального убийцу сделала. Игруха чё хочешь может вытворить.

Почему так испугало обращение по имени? Это сиюсекундное уточнение после заданного на пустынном кладбище вопроса?

Кто-то следит за ним постоянно.

За каждым его шагом, за каждой мыслью.

Или что-то…

Следит и использует Пашку в своих целях. Его и других.

Сколько кладбищ уже обошли Марципан, Пуп и прочие неведомые пользователи?

У этого же точно, точно не благие помогательные цели осчастливливания неудачников, блин! Вот тут, тут и сейчас Пашка понял это наверняка.

Звонок матери вывел его из какого-то полутранса. И хотя она не ругалась, но спрашивала о том, когда Пашка вернётся и где он, очень настойчиво. Снова подчеркнула, что ей можно сказать правду.

Пашка в этот момент оглянулся на очертание кладбища вдали, а потом задрал голову к полумесяцу в ночном небе.

Угу. «Да я в соседней области, около сельского погоста на дороге сижу, скоро домой поеду».

Скажи ей, как же.

— Нам нужно будет серьёзно поговорить, Паша, — прибавила другая мама, не услышав никаких ответов. — Меня вызывают в школу из-за твоей выходки. Я бы хотела сначала услышать объяснения от тебя, чтобы понимать, как себя вести. Не по телефону, конечно.

— Я… только часа через четыре буду, — пробормотал Пашка. А про себя добавил: «И то, если такси поймается».

Другая мама вздохнула.

Сомнения одолевали младшего Соколова не зря: отдышавшись до конца и повторив попытку, он просидел на дороге ещё с полчаса, так и не получив результатов. А потом встал и уныло поплёлся к деревне.

Какая-то залётная машина зацепилась только в половине третьего ночи. К этому моменту уже изнемогающий Пашка доплёлся до Кудажлейки, от всей души мечтая купить воды, только в такое время деревня спала мёртвым сном.

Уже в такси, после первой заправки, где удалось раздобыть на почти последние деньги попить и нагрести хот-догов, уставший сверх меры Пашка понял, что его что-то ещё и в самой могиле Разумовского смущает.

Жуя четвёртую сосиску подряд, он разбил выданную свинку, свернул приложение и открыл фотку. Всмотрелся в витиеватые, плохо различимые, старинные буквы. А потом замер.

Деду был сто двадцать один год⁈

Пашка приблизил кадр. Нет, тут наверняка «1742» и «1863», не кажется.

Может, опечатка? Эта… овыбивалка по камню, блин. Не может же такого быть…

И стало опять Пашке муторно.

Дома он был только в семь часов утра. И хотя спал некоторое время в таксишке, а состояние получилось какое-то зомбиобразное. В таком начинать акцию по тыренью телефонов точно нельзя.

Другая мама собиралась на работу.

Внимательно осмотрев сына и в особенности мрачный взгляд бросив на его руки с забитой под ногти грязью, она сказала, что в школу сегодня идти Пашке не стоит, и попросила обязательно её дождаться.

Сил думать не было, и Пашка завалился спать.

И вот тут нагрянул Лавриков, хотя теперь был он совершенно уже ни к чему.

— Ты б хернёй не страдал, ПалАндреич. Ты за собой следи, а к другим лучше не суйся. Ты б не считал себя самым умным, а то так прилетит, что мало не покажется. Телефоны чужие ломать вздумал? А ну как тебе кто что-то поломает, и вовсе даже не телефон? Ты вроде пацан не тупой, хотя, конечно, и не особо острый, но уж до того, что разработчиков не обыграешь, мог бы додуматься. Апокалипсиса в мире никакого не настанет, будь покоен. Человечество в эту игру многие столетия играется. И это, Паш, личный выбор каждого. Систему ты не сломаешь, силёнок не хватит. И ты уже вляпался. И потому мой совет: пользоваться тем, что дают, пока можешь. До самой смерти. А то потом будешь локти кусать, как всё феерично просрал. У тебя выбор только использовать или нет. Потому что ты подписал… м… лицензионное соглашение. Подписал ведь? Не читал? Зря не читал, хотя навряд ли бы что понял своим приземлённым умишкой, потому даже и неважно. Ты, Паш, после той галочки уже разменная монета. Ты не тупи. Ты попользуйся бонусами. Потому что начнёшь ерепениться, так твой пользовательский период просто раньше истечёт. А там дальше не особо приятно всё, лучше поверь мне на слово. Так что растягивай и получай удовольствие.

Когда Пашка проснулся, другая мама была уже дома. Наступил вечер. На телефоне нашлось много пропущенных сообщений и звонков от Толика с Пионовой. Но разобраться с ними Пашка не успел, потому что другая мама огорошила его окончательно.

— Хочу поговорить с тобой, как со взрослым, серьёзным человеком, — объявила она, предварительно принеся к его кровати стул и сев на него, сложив руки на коленях. — Человеком, который попал в беду, хотя отказывается это понимать.

Пашка так и отпрянул. Она что⁈ Она как⁈

— Пока тебе хорошо, кажется, что можно в любой момент остановиться, но чем дольше ты будешь себя обманывать, тем хуже будет потом.

Пашка неверной рукой нащупал телефон и украдкой навёл на другую маму камеру. Как пользователь она всё ещё не определялась.

— Это не игрушки. Это, наверное, весело и здорово, очень по-взрослому, и вообще окрыляет. Возможно, ты даже чувствуешь себя богом.

Ща как прилетит от игрухи обвинение в разглашении, и как деинсталлируется она, притом, что у всех Пашкиных недругов останется, как… Но он же ничего, ничего матери не говорил! Не намекал даже!!!

— Паша, это самообман, — продолжала другая мама внушительно. — И нужно с этим заканчивать. Через силу, стиснув зубы, но прямо сейчас. Будет плохо. Будет больно. Я постараюсь помочь. Как смогу. Но ты должен захотеть и сам. Иначе ничего не выйдет. Ты должен понять, куда это всё приведёт, если ты не остановишься. Мне сейчас тоже очень страшно, Паша. Намного страшнее, чем тебе. Ты-то уверен, что всё в порядке.

— Я не… — начал Пашка, но прикусил язык. Неразглашение. Потерять игру сейчас, когда она распространилась, нельзя.

Откуда и что именно другая мама поняла⁈ Что она может знать⁈

Как к этому отнесётся игруха⁈ Он же ничего, ничего не говори…

— Паш, наркотики — это очень, очень-очень плохо и опасно.

Он моргнул раз пять подряд, уставившись на другую маму во все глаза. Какие ещё…

— Какие ещё…

— Пожалуйста, не нужно мне лгать. Я очень тебя прошу. Я изо всех сил стараюсь держать себя в руках, хотя мне хочется кричать, выть и биться головой о стену. Не ругать тебя, — быстро прибавила другая мама. — От паники и беспомощности. Я знаю, что ты у меня умный мальчик. Я знаю, что мы с отцом были… не самыми лучшими родителями. И уже поздно исправляться, но я всё-таки постараюсь. То, что ты считаешь выходом, — это страшный тупик. Это никогда не принесёт облегчения. Это морок. Краткосрочный и ложный. Ты загубишь свой молодой организм, и свою жизнь следом. Наркотики — это очень большое и коварное зло. — Она помолчала. Пашка тоже онемел от неожиданности. У него в башке закрутились шестерёнки… Шляется где-то ночами, мало спит, изменился характер, грязь под ногтями, словно копал что-то в земле, взвинченность, поведение ебанутое, из серии обосраться на линейке, деньги ещё откуда-то взялись… она, наверное, его не просто наркошей, она его вообще барыгой теперь считает. Офигеть, приехали! — Я хочу, чтобы мы с тобой завтра сходили в гости к одному моему бывшему однокласснику, — снова заговорила другая мама. — Он был очень… перспективным мальчиком в школьные годы. Я постараюсь найти его старые снимки. Специально съезжу к маме, у неё должны были остаться фотоальбомы моей молодости. Он тоже думал, когда был чуть старше тебя, что в любой момент сможет остановиться. Я нашла его сегодня через соцсети специально и попросила о встрече. Я просто хочу, чтобы ты на него посмотрел. Не бойся, Юра не будет читать тебе нотации. Он всё ещё уверен, что всё контролирует. Ты просто поболтай с ним о том о сём. Подумай, хочешь ли ты вот так. Сделай это для меня, пожалуйста.

— Мам… я не употребляю… наркотики… — выдохнул ошалевший Пашка.

— Ты не должен мне лгать. Я не стану запирать тебя дома, обещаю. — Она сглотнула и продолжила с трудом: — Я понимаю, что ничего не поможет, пока ты сам не поймёшь и не захочешь остановиться.

Здесь другая мама заломила руки и ненадолго замолчала, силясь с собой справиться.

— Просто поговори с Юрой, ладно? Сделай это для меня.

И она ушла на кухню, кажется, впервые после перепрошивки сгорбив плечи.

Пашка не желал говорить ни с каким Юрой. И не желал, чтобы его считали наркоманом, блин! Ну что за фигня ещё на его больную голову⁈

Люська хотела встретиться.

Мать, очевидно, хотела, чтобы Пашка дома сидел.

А ехать надо было к шизанутой паучьей Женьке, чтобы выбраться из минусов сраных. А завтра идти в школу и составлять список пользователей, вооружившись баллами. А потом придумывать план и нейтрализовать их. Как-нибудь.

А Лавриков пусть, блин, заткнётся со своими угрозами, скот этот Лавриков, вот что.

Не помешало бы к Зинке сходить и землю из подушки вынуть. И к Лосеву. С сорока тысячами на счету сможет позволить себе минуснуть немного за проваленную постоянную миссию.

Пашка глянул на часы — полседьмого вечера.

А как он, скажите, пожалуйста, будет паучьей продавщице подушку вспарывать, если у него баллов нет ей энергию отрубить? Это же целое дело. С фига ли ей так надолго его одного в комнате оставлять, даже если прийти типа за новыми покупками? Это же целый план нужен какой-то неипический.

И лучше его воплотить сегодня. Завтра последний школьный день, в пятницу только линейка эта мэрская. Лови потом всех, не пойми где, чтобы проверить, пользователи ли они. А надо ещё выяснить, где каждый живёт.

И что делать?

Может, с безумного Макса пример брать? Натянуть на башку мамкины колготки и отмутузить пользователей силой, а телефоны отнять и в Суре утопить? Поможет оно так?

Лавриков вот считает, что не поможет.

Пашка встал, переложил земельную подушку на кровать брата, оделся и пошёл на кухню. Слопал пару бутеров и прямо-таки поклялся другой маме, что не будет покупать или употреблять никаких наркотиков. Пришлось ещё и с Юрием этим неведомым встретиться пообещать, блин.

Отпускала мать его нехотя. И ещё казалось, что у неё красные и подпухшие глаза.

Пашка зарулил в «Пятёрку» и, побродив рассеянно, купил в итоге маникюрные ножнички и большую волшебную палочку из пластмассы с розовой звездой на конце. У палочки был полый стержень, полный мелких конфетных драже.

На улице Пашка драже выкинул, потому что они оказались отстойными, а в стержень засыпал землю из пакета. Спрятал в задний карман джинсов, под куртку, вместе с ножницами.

Денег у него осталось три тысячи двести рублей.

Кажется, придётся опять кого-то обчистить игрухой, исключительно на время, пока он занят купированием заразы. Потом, может, даже вернуть.

Чувствовал себя Пашка херово. В выполнимость плана (глобального, хотя и часть, посвящённая пластиковой волшебной палочке, тоже была сомнительной) верилось с трудом, но чёткая уверенность, что сделать что-то он просто обязан, росла.

К дому паучьей Женьки Пашка поехал на маршрутке и был где надо, только в начале девятого вечера. В переписке остался пароль от домофонной двери.

Покурив, понял он, что откладывать дальше нельзя. Поднялся на этаж.

Вдохнув и выдохнув несколько раз для храбрости, позвонил в дверь. Открыли не сразу, Пашка даже подумал, что стоило, наверное, лучше написать ей сообщение — вдруг не дома вообще? Но потом в квартире послышалась возня, и на пороге предстал высокий толстый мужик в семейных трусах и белой, чем-то заляпанной майке-алкоголичке.

— Здрасте, — растерялся Пашка. — А мне бы Женю.

Мужик нахмурил брови и почесал своё большое пузо.

— Девчонка, которая тут жила, съехала. Теперь я снимаю, пацан.