Сходив в школу, Ходорков понял, что если дело дойдет до суда, а там будут сидеть такие знатоки, как Стеблов, то ведь и в самом деле, припаяют. Докажут, у них не заржавеет! А если еще и «тяжесть увечий» подтвердится? Ведь кроме травмы, нанесенной ударом, тот мужик мог ушибиться, упав на асфальт.
По опыту, пусть и не очень богатому, Иван знал: важное значение во всяких таких делах имеет характеристика. В первый раз на него характеристику написали, когда он пацаном в училище механизаторов поступал. Колхоз, конечно, был заинтересован, чтобы его приняли. И Анна Владимировна из отдела кадров, душевная женщина, расписала: «трудолюбивый, настойчивый, тянется к знаниям» — и еще на полстранички, он уже и не помнит что. Но и этих определений хватило, чтобы в краску смущения вогнать. «Еще подумают, что я и в самом деле такой, потом расхлебывайся». Э, да что говорить! Это очень важно, как о человеке отзовутся. Даже в третьем рейхе исключительное значение характеристикам придавали. В голове до сих пор вертятся знакомые по фильму и основательные, как бетонные блоки, формулировки.
1. К врагам относится беспощадно.
Ну, это, пожалуй, не про него. Какие у него враги? Это у эсэсовцев были враги. У него даже и друзей-то настоящих нет. Так, приятели, товарищи по работе или мелкокалиберные недоброжелатели.
2. В работе зарекомендовал себя незаменимым мастером своего дела.
Ну, вообще. Нет, он не палач, как те молодцы, про которых это сказано. Но, пожалуй, по смыслу, подойдет. На сегодняшний день он лучший в колхозе комбайнер.
3. Морально устойчив. Отличный семьянин.
Насчет этого вот что: если он и впредь на коне будет (смотри пояснение ко второму пункту), то и этот пункт автоматически допишут. А, в сущности, так оно и есть. Он для семьи старается. Для детей живет.
4. Связей, порочащих его, не имеет.
То же самое, что и предыдущее. Никто даже и не попрекнет, что он с вдовой переспал. Это так, семечки.
А в целом — он почти как Геббельс или кто там, из нордических. Вот, примерно из таких блоков и будет состоять характеристика на него по варианту № 1.
Но возможен и вариант № 2. Если он, Иван, вякнет что-нибудь не по делу, не угодит начальству, ведь запросто передернут. И все припомнят. И что машину зерна украл, а как же. И что со вдовой переспал. Тогда будет так:
1. Вор.
2. Развратник.
3. Полностью разложившийся тип.
Про вдову все знают. Одна жена не знает. Или не хочет знать. На конфликт не хочет идти. У нее сил на это нету. А про машину зерна наверняка знают. Когда он чуть живой после круглосуточной работы приехал домой на кратковременный отдых, то первым делом спросил у Галины:
— Зерно-то в амбар перетаскали?
— Да-да, мы с Ваняткой управились.
— Никто не заметил?
Она помолчала, припоминая.
— Уже когда рассвело, по задней дороге бригадир проехал.
— Ну???
— Но он даже не остановился.
— Так что ж вы такие нерасторопные, едрит вашу!.. А много в куче оставалось?
— Да нет, совсем маленечко… Может, не обратил внимания?
— Ага, то бы он там, по той дороге, ездил. Специально высматривал.
Галина у него простодырая. Но он-то знает, что у них тут своя негласная служба безопасности. И она не дремлет. Всякие там учетчики, сторожа, бригадиры — не убывает число их. Им даже выгодно, что он машину зерна украл. Теперь его на коротком поводке держать можно. Пока ты свой в доску и не возникаешь — вот тебе, Иван Михалыч, отличная характеристика и лицензия на воровство. Будьте любезны: тащите! А коли свой голос прорежется? Коли выступит против нынешних порядков?.. Тогда уже информация для вас, товарищ прокурор. Пожалуйте вам неопровержимые факты и второй вариант характеристики. Вон уголовник Мызин про однофамильца поминал, с которым, в случае чего, на соседних нарах «припухать» придется. У того тоже, видимо, на каком-то этапе с характеристикой не заладилось. И его лицензии лишили. А так-то, чувствуется, наш парень, смелый и бесшабашный. По русской народной поговорке действует: «Спать — так с королевой, тащить — так миллион».
Если прокурор начнется раскручивать… многое чего всплывет. Пашка Тютюнник попросил, чтоб и ему зерна завезли. Пожалел Иван беднягу, сыпанул и для Пашки. Так что даже могут даже групповуху припаять. Обвинить в подрыве экономической мощи ЗАО-колхоза. Можно у Стеблова и на этот счет проконсультироваться. Тот бы обстоятельно, с экскурсией в историю разъяснил. Напомнил, что раньше за «пять колосков» пять лет тюрьмы давали. А что дали бы за машину?.. Страшно подумать! Не иначе — вышку, или четвертовали бы.
И, уже бывало, Иван свое мнение высказывал. Чего стоит последнее «профсоюзное» собрание. День был дождливый, на работу никто не рвался и, когда начальство улетучилось, поговорили по душам.
— А вот в «Воскресенке» по тыще в день получают, — сказал тракторист Дитятко. — Мне свояк рассказывал. Они на новых комбайнах жнут: в костюмах и при галстуках.
— А домой приезжают — в робу переодеваются? — уточнил Иван. — В сарай-то идти.
— На кой им сарай, если по штуке в день.
— А почему у нас не так? — робко спросил моторист Звенягин. — Модель экономики, что ли, другая?
— Да какая разница, какая модель, — лепил своё Дитятко. — Там люди что при социализме лучше всех жили, что при капитализме. Все от руководителя зависит. Свояк говорил, что они на своего председателя молиться готовы.
— Да, хозяин — барин, — согласился Иван. — Хочет — коммунизм строит, а хочет — капитализм. Или даже рабство в отдельно взятой деревне.
— Господа, — торжественно обратился Дитятко к чумазым механизаторам. — А что если нашему директору импичмент объявить?
И опять, вперед всех, высказался Ходорков.
— Оно бы, конечно. Но ково вместо? Так-то Петрович в сельском хозяйстве разбирается, — сжал руку в кулак и решительно взмахнул. — Выпороть бы его, как нашкодившего пацана.
— И кто ж за это возьмется? — спросили мужики.
— А вот ко мне должен скоро подкатить атаман Борздун, Александр Исаевич. Ему и нагайку в руки!
Ни у кого эта предполагаемая акция сомнений не вызвала. Петрович сам был из казаков. Все помнили его отца, настоящего казака, ныне уже покойного. Дед Петр пользовался большим уважением. И не только как специалист кузнечного дела. По всем вопросам авторитетом слыл. Если что случалось, к нему на разборки шли.
Давно это было, но все помнили. В кузню явилась гулящая баба с сыном и пожаловалась, что забижают ее выблядка Валерика. Кузнец дал Валерику червонец: «А ну-ка сбегай в сельпо, купи себе конфет, пока я с твоей мамкой говорить буду». И никто больше Валерика пальцем не трогал. Сразу припоминали, что Валерику сам Петр Акимович деньги на конфеты выдал. Это был очень веский аргумент — ну, примерно, как освященный крест или партийный билет, кому что.
Да и ведь Владимира Петровича в председатели выдвинули на гребне отцовского авторитета. Конечно, выучился в институте, но не в этом дело. Мало ли у нас с дипломами тротуары метут…