Дoрoгoй дaльнeю

4. По пути на Голгофу

«Тойота» в России. На заводе японского концерна «Тойота» близ Петербурга сошел с конвейера первый автомобиль. Как заявил заместитель президента компании Акацуки Таванабэ, закрепиться на российском рынке мечтают все крупнейшие мировые компании. Наш корреспондент поинтересовался, сможет ли завод насытить рынок российских потребителей.

— Проблем нет, — любезно ответил господин Таванабэ. — Мы в кратчайшие сроки сможем поднять выпуск автомобилей до миллиона штук в год.

А на сомнение корреспондента, не скажется ли увеличение объемов производства на ухудшении качества продукции, господин Таванабэ с вежливой улыбкой ответил:

— Это как гениальность и злодейство. Для нас две эти вещи не совпадают по техусловиям.

Очевидно, г-н Таванабэ перед поездкой в Россию читал Пушкина, однако трудности обратного перевода не позволили ему точно выразить свою мысль. Остается только удивляться, с каким тщанием готовились японцы к внедрению в наши ареалы. Добавим к сказанному, что цена японского автомобиля, сделанного руками наших рабочих, составит порядка 40 000 долларов США.

Иван беспокойно заворочался на жестком сиденье бобика. Первая мысль, о награде за ударный труд, уютно спряталась. Вторая, насчет расплаты за драку, беспокоила все больше. Верно сказано: от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Он и не зарекался. Только бы скорее все выяснилось. Единственный раз в жизни попал в ресторан и такое отчебучил. Вон их директор, Петрович, наверно, не однажды бывал, и — как с гуся вода. А уж в «Тихие зори» наверняка заглядывал. Иван смутно припомнил, что там лестница на второй этаж вела. Наверно, в игорный зал или что-то вроде. Может, именно там председатель-директор и спустил кредит.

— Слышь, а Петрович в каком казине кредит просадил? — спросил он у водителя.

Костя покосился на него и пожал плечами, вроде в первый раз слышит.

— Ты же сам рассказывал, — напомнил Иван. — Когда День механизатора отмечали.

— Ничего я не рассказывал, — буркнул Костя.

— Ладно, не отказывайся. Все, как есть, выложил. И как в банк заезжали, и как Петрович пошел в казино с портфелем, полным денег, а вышел с пустым. Ты чего взад пятки? Другие ребята ведь тоже слышали.

— Вы перепутали, — заюлил Костя. — Это я не про нашего, в про того директора, который в соседнем колхозе. Так тот сейчас под судом. А наш-то на свободе.

— Всех их пересажать надо, — пробурчал Иван.

И тут же прикусил язык. Не в его положении такое болтать. У них служба информации хорошо поставлена. Всяких там шестерок, прихлебателей больше, чем работяг. И опять призадумался. Для чего все-таки его с комбайна выдернули? Вполне возможно, что городские пожаловали. Не захотели сами по грязи мотаться, вот и послали в поле деревенского ишачка.

— Все-таки скажи, Костя: зачем меня вызвали?

— Мне не докладывали.

— Слушай, а посторонних лиц в конторе ты не заметил?

— Да там много всякого народу болталось.

Не хочет говорить. Одно из двух: или действительно ни черта не знает, или приказали молчать.

Переднее стекло в машине то мутнело от грязи и осадков, то очищалось после маха дворников. Костя продолжал молчать. Но попозже соизволил заговорить сам.

— Не знаю, для чего ты понадобился. Но только Суслопаров уж того. Суперприз, ключи от машины, — язвительно проговорил Костя. — Раскатил губу. Да у нас кандидатов не меряно. Я в нашей «брехаловке» читал, что тебя даже в масштабе района на второе место отодвинули.

Вот это новость. Иван еще не слышал.

— И кто ж меня отодвинул? — обескуражено спросил он.

— Алексей Овечкин из Вознесенского колхоза.

— Как Овечкин? — удивился Иван. Он тоже слышал об этом Овечкине и лично был с ним знаком. — Его ж в больницу прямо с поля увезли! С прободением язвы!

— Доработался, — буркнул водитель.

А Иван подумал: «Наверно, туфта. Выставили однофамильца». И еще подумал, что Костя завидует. Хотя, что завидовать-то? Костя ушлый мужик и машиной недавно обзавелся, затратив минимум усилий. Подженился на одинокой женщине, старше его, которой родственники пригнали из-за границы «Ауди». Теперь он даже в общественную баню на авто ездит. И прибыль с нее имеет. У одного парня жена в городе рожала. Сложные роды были, и когда парню сообщили, что закончились благополучно, он ночью загорелся ехать. «Три штуки», — определил цену Костя. Почему так дорого? А как на такси. За туда и назад, плюс ночной тариф. Пару раз съездили проведать, а в третий раз — мать с дитём забрать. Вернувшись домой, молодая мать обнаружила, что дома шаром покати: ни продуктов питания, ни отложенных денег, и только счастливый муж в наличии, так и не протрезвевший за эти дни.

У Ивана та же мечта: заиметь хорошую машину. Свой первый приз — Москвич-412, он получил еще при советской власти. Ну, тогда еще совсем молодой был — пахал, как вол, да и характеристики имел отличные. Как же, демобилизованный воин, оказавший интернациональную помощь народам Афгана.

— Всё одно без машины не останусь, — сказал Иван, оставляя последнее слово за собой. — Ну, с призом если обломится, так премию за уборочную дадут. Да бычка ближе к зиме зарежем…

Две пятилетки, пока у власти был дирижер симфонических оркестров, страдавший недержанием мочи, призы не разыгрывали. Одним только светлым явлением запомнились те тусклые, тяжелые годы. Точнее, двумя: Катя и Ванька родились. Вопреки всем бедам и невзгодам, на рождении детей настаивали самый старый и самый малый члены семьи. Мать-покойница утверждала, что один ребенок это вовсе не ребенок, и обещала хоть пятерых еще вынянчить. А первая дочь, Ленка, сестренку или братика очень хотела. Купите, и все тут. Не машину, не новое платье, а именно ребеночка. «Да вон у тебя кукла Катя есть» — отговаривали ее. «Не хочу куклу, хочу настоящую живую Катю!» Настырная была. Она и сейчас настырная. Сидела днями и ночами — учила, и поступила, куда хотела.

И вот сейчас-таки вернулись к прежним поощрениям. Покумекали, покумекали в верхах, ничего не придумали, как только перенять из прежней системы. Платят-то мало, так хоть призы теперь снова миражом маячат в конце каждого убранного поля. Крепко тряхнуло на колдобине, и он прикусил язык. Припомнил, что натворил в городе. Награда ли его ждет? Ой, ли!

Одну гиблую низинку с разбитой дорогой объехали по стерне. Потом пришлось преодолевать лесок, который не объедешь: и слева, и справа зябь. А в леску еще от прежних дождей дорога не просохла. Застряли в луже. Костя безуспешно газовал, раскачивая машину взад-вперед. Иван вылез подтолкнуть. Плюхнулся сапогами в грязь, толкал из всех сил, а про себя думал: «Кажись, сам себя в тюрьму подталкиваю».