От полустанка, на котором поезда стояли только две минуты, до «соцгородка» — или Ключеводска, названного так в угоду перестройке, — добраться можно было на автобусе часа за полтора, а если взять такси, то и быстрее. Ступив на знакомую платформу, залитую лужами и кое-где уже прихваченную наледью, Климов полной грудью вдохнул пахнущий сырой листвой и терпко отдающий хвоей воздух.
Горы начинались сразу же за зданием железнодорожной кассы и путевой службы, к которому вел ряд каменных ступеней.
Климов попытался взглядом отыскать тот горный кряж, за чьей громадой в небольшой теснине затерялся Ключеводск, но темные, разорванные ветром тучи цеплялись за вершины скал, накрывали влажным сумраком деревья. Дубы, чинары, клены вспыхивали в утренних лучах случайно прорывавшегося света и тут же гасли в тени наплывавших туч. Теплые деньки сходили на нет, уступая место слякоти и холодам.
Мордовороты, выпрыгнувшие из головного вагона, быстро пересекли пути и с явным усилием — плечи их оттягивали сумки — взобрались по откосу к черному «рафику», стоявшему неподалеку.
Теперь они поглядывали в сторону Климова, а может, поджидали амбала Сережу, которого он пропустил вперед, только бы не встретиться с ним взглядом!
Унижения, которым Климов подвергался в психбольнице, не давали уснуть ночами, ожесточенно требуя мести. Он и не думал, что настолько злопамятен.
Сделав вид, что торопиться некуда, да и вообще ему в другую сторону, Климов поднял воротник плаща, поправил шляпу и, проводив взглядом своего обидчика, севшего в «рафик», направился к стоянке такси.
Хрустко-влажная дорожка привела его к забитому горелой фанерой ларьку и газетному киоску с выбитыми стеклами. По небольшому пустырю ветер гонял пивную банку. На стоянке не было ни одного такси. Щит автобусного расписания валялся в луже. Мусор, грязь…
На черной от дождей дощатой лавочке сидел мужик в облезлой, во многих местах зашитой кожаной куртке. Один глаз у него заплыл в фиолетово-желтом синяке, и от этого казалось, что природа приклеила мужику слишком большие уши, да и те наобум — одно ухо выше другого. Ветер то и дело сбрасывал ему на лоб гривасто-длинные нечесаные космы. Он откидывал их, точно дятел, дергая затылком.
Увидев Климова, мужик достал из-под полы телогрейки морской бинокль и, явно рисуясь, окинув Климова нагло-задиристым взглядом, спросил:
— В гости или как?
— Да нет, — уклончиво ответил Климов. — Так, по делу.
— Ха! — Мужик скривился, поиграл-подкинул и поймал бинокль, глянул на присевшего с ним рядом Климова сквозь окуляры, усмехнулся: — И — херов, как дров! Ты бабу Фросю едешь хоронить.
Через минуту Климов уже знал, что нового его знакомого зовут Федором Дерюгиным, а можно обращаться просто Ибн-Федя, что приметы Климова ему дал Петр, а сам поехал к цыганам за негашеной известью.
— Ремонт затеял? — поинтересовался Климов и двинулся вслед за Ибн-Федей к обшарпанному трактору «Беларусь».
— Какой ремонт? — Федор посмотрел на Климова в бинокль, как смотрят на блоху.
Климов смутился:
— Я подумал, если известь, значит…
— Веник ты ореховый! — оторвал бинокль от глаз Федор и пригласил в кабину трактора. — Под бабу Фросю, чтоб не завоняла. Кстати, — он щелкнул пальцами по горлу, — у меня имеется. Помянем. Так, по махонькой, и двинем…
Климов согласно кивнул головой.