КТО СМЕЕТСЯ ПОСЛЕДНИМ Комедия в трех действиях, шести картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ГОРЛОХВАТСКИЙ АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧ — директор института геологии.

АННА ПАВЛОВНА — его жена.

ЧЕРНОУС АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧ — профессор.

ТУЛЯГА НИКИТА СЕМЕНОВИЧ — научный сотрудник.

ЛЕВАНОВИЧ — секретарь парткома.

ВЕРА — младший научный сотрудник.

ЗЕЛКИН — младший научный сотрудник.

ЗИНА ЗЕЛКИНА — его жена, секретарь.

ТЕТЯ КАТЯ — уборщица.

НИКИФОР — дворник.

НЕИЗВЕСТНАЯ ЖЕНЩИНА.

ЧЕЛОВЕК В ФОРМЕ НКВД.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Вестибюль учреждения.


Т е т я К а т я (выходит из дверей директорского кабинета. За нею Никифор). Фу!.. Хорошо, что ты вовремя подоспел, а то б я одна этот стол и не сдвинула.

Н и к и ф о р. Это, брат, стол! Кабы мне в прежнее время такой кусок земли, хозяином был бы!

Т е т я К а т я. Новый поп — новые молитвы! У того директора, бывало, один столик, два кресла и все. А у нового этакий столище, да еще на столе финтифлюшек всяких понаставлено — тоже небось денег стоят.

Н и к и ф о р. А что ему — жалко казенных денег? Не из своего кармана платит.

Т е т я К а т я. Два дивана кожаные, мягкие. И на что они? Неужто он лежа работать собирается?

Н и к и ф о р. Деликатной, должно быть, породы. Боится, как бы на твердом мозолей не насидеть.

Т е т я К а т я. И вот скажи ты… Скоро год, как я на этом месте, а не могу понять, что здесь люди делают? Кузнец, скажем, кует в кузнице, — след остается, учитель детей учит — след есть, а тут люди чего-то работают, работают, а работы этой не видать.

Н и к и ф о р. Дела не делают, хоть и от дела не бегают.

Т е т я К а т я. Может, и не бегают, да толку-то никакого. Все камни какие-то, кости перебирают, песок пересыпают.

Н и к и ф о р. Это они землю изучают.

Т е т я К а т я. Как это — землю?

Н и к и ф о р. А так, что как поглядят на эти кости, так сразу скажут, сколько земле лет и как она выглядела, когда молодою была.

Т е т я К а т я. Плетешь ты невесть что! Думаешь, ежели баба, так уж и поверю всякой ерунде.

Н и к и ф о р. Спроси у Черноуса. Он человек — не смотри, что сурьезный, а коли разговорится, послушать любо. Расскажет, и где когда-то море было, и почему его теперь там нет, и какие животные жили миллионы лет тому назад, и как они поедали друг друга. Так в точности расскажет, будто сам был при этом.

Т е т я К а т я. А в том институте, что на Широкой улице, так собак полно. Там с ними всякие штуки проделывают, опыты производят. Моя соседка там уборщицей, — так рассказывает, будто не дают, чтоб эти собаки ртом ели, а просверлили дырки в боку, да и вливают пищу им туда.

Н и к и ф о р. Ну, это кто к какой науке способен. Одни землю изучают, а другие скотину.

Т е т я К а т я. Да дырки-то зачем сверлить?

Н и к и ф о р. Как зачем? Надо же хоть одним глазом поглядеть, что там в середке творится.

Т е т я К а т я. Так неужто ж им не хватает тех дырок, что собаке бог дал?

Н и к и ф о р. Это тебе кажется, что хватает, а им, видишь, мало… Заболтался тут с тобой, а у меня еще двор не убран.

Т е т я К а т я. Уберешь, никуда твой двор не денется.

Н и к и ф о р. Директор придет, нахлобучку даст.

Т е т я К а т я. Часто твой директор на двор заглядывает! У него другим голова забита. Вчера вечером с Зиночкой за город катил на такси, так аж пыль столбом.

Н и к и ф о р. С нашей Зиночкой?

Т е т я К а т я. А то с какой же?

Н и к и ф о р. Гляди ты! У него ж и своя женка гладкая.

Т е т я К а т я. Гладкая, видно, приелась, к шершавой его потянуло.

Н и к и ф о р. А Зелкин как же?

Т е т я К а т я. А что Зелкин… Только ходит на цыпочках да подслушивает, кто что говорит. А что директор с его женой забавляется, так он этого не видит.

Н и к и ф о р. Видит, да виду не показывает. Что ж этакий цыпленок сделает директору? А тому приволье тут, как щуке в пруду. Все так и гнутся перед ним: «Товарищ Горлохватский! Товарищ Горлохватский!» А этот Горлохватский так задрал нос, что и не достать. Один Черноус его не боится. Этот сам понимает в науке не меньше его.

Т е т я К а т я. Съест и Черноуса.

Н и к и ф о р. Гляди, как бы не подавился.

Т е т я К а т я. Попомнишь мои слова. Съест, как съел уже Муравицкого. Так подстроит, что тот не будет и знать, откуда что взялось.

Н и к и ф о р. Черноуса тоже голыми руками не возьмешь. Очень ученый человек. Книжки печатает свои, студентам лекции читает, для пионеров и журнал пишет. Написал, говорят, какую-то книгу важную, так даже в Москву послал. Это, брат, голова! (Берет метлу и уходит.)


Тетя Катя кончает вытирать пол. Входит В е р а.


В е р а. Добрый день, тетя Катя.

Т е т я К а т я. Добрый день! Вера Михайловна! Вот ранняя пташка. Всегда первая!

В е р а. Александра Петровича еще нет?

Т е т я К а т я. Какого вам? Ведь у нас их двое — директор и Черноус.

В е р а. Мне Черноуса.

Т е т я К а т я. Никак вы жить без него не можете?

В е р а. Жить-то могу, а работать без него мне было бы трудно.

Т е т я К а т я. Это вы при нем науку проходите?

В е р а. Да.

Т е т я К а т я. И на что вам, молоденькой девушке, эти старые кости понадобились?

В е р а. Кости у него старые, а душа молодая.

Т е т я К а т я. Кто про бобы, а кто про горох! Я про те кости, что в шкафах.

В е р а (смеется). А я думала — про Александра Петровича. Мы с Черноусом костями не занимаемся, это Горлохватский их перебирает. А наше дело — мел, глина, известь, фосфориты: Александр Петрович — главный землекоп, а я ему помогаю.


Входит Л е в а н о в и ч.


(Шутливо.) Что, нагрузку несешь?

Л е в а н о в и ч. Несу.

В е р а. Я же знаю, что ты обо мне не забываешь. Говори скорее, в чем дело?

Л е в а н о в и ч. Дело в том, что надо в подшефной части лекцию прочитать.

В е р а. О чем?

Л е в а н о в и ч. Просят рассказать им о прошлом нашей планеты.

В е р а. Так это ты мне поручаешь?

Л е в а н о в и ч (шутливо). Хотел поручить тебе, да боюсь, что бойцы больше будут на тебя смотреть, чем слушать.

В е р а. Когда это ты научился комплименты говорить?

Л е в а н о в и ч. А это разве комплимент?

В е р а. Самый настоящий. Секретарю парткома это как будто и не к лицу.

Л е в а н о в и ч. Даю слово в дальнейшем говорить с тобою только директивами. Но кого же мы все-таки пошлем лекцию прочитать?

В е р а. Может, Горлохватского? Пусть берет своих мамонтов в мешок да идет рассказывать.

Л е в а н о в и ч. Говорил с ним. Отказывается, говорит — очень занят.

В е р а. Я бы этого не сказала.

Л е в а н о в и ч. Может, старика?

В е р а. Черноуса?

Л е в а н о в и ч. Ага! Хотя он, кажется, не очень любит выступать.

В е р а. С речами… А про землю рассказать — это он охотно. У него это получается как сказка.

Л е в а н о в и ч. Так ты передай ему, что я просил его съездить в часть. Может, не откажется?

В е р а. Поворчит немного, что от работы оторвали, а потом и сам будет доволен…

Л е в а н о в и ч. А о времени я извещу. (Собирается уходить.)

В е р а. Как твой торф?

Л е в а н о в и ч. Кончаю лабораторные исследования.

В е р а. Говорят, что ты из него чуть ли не торты собираешься делать.

Л е в а н о в и ч. Торты — что! Я собираюсь изготовлять более важные вещи.

В е р а. Например?

Л е в а н о в и ч. Например, спирт и еще много чего.

В е р а. Спирт? Так ты же самогонщик!

Л е в а н о в и ч. Приходи, угощу! (Уходит.)

В е р а. Вот, тетя Катя, молодой парень, а скоро профессором будет.

Т е т я К а т я. А теперь все молодые — умные, на то вас и учат.

В е р а. И на чем вырос! На торфе!

Т е т я К а т я. Всюду растут — на торфе, на глине. На песке — и то растут. Такой уж у нас климат.

В е р а. Хороший климат, тетя Катя, советский!

Т е т я К а т я. Я же и говорю! А почему это он работает там, а распоряжаться ходит сюда?

В е р а. У нас одна партийная организация, а он секретарь, вот и ходит по партийным делам.

Т е т я К а т я. Вон идет ваш землекоп. (Берет тряпку и отходит в сторону.)


Входит Ч е р н о у с.


В е р а (встав в позу, говорит торжественно-шутливым тоном). Привет главному землекопу, охранителю сокровищ старушки земли. Вид у вас бодрый и вдохновенный. Не удалось ли вам взломать еще один из сундуков старой бабуси?

Ч е р н о у с. К сожалению, нет! Раньше для этого мне надо выпросить у Горлохватского две тысячи рублей.

В е р а. Ух, ведро холодной воды! А что, не даст, думаете?

Ч е р н о у с. Нужно, чтобы дал, иначе мы не закончим изысканий в районе Рудни.

В е р а. Из Москвы ничего не получили?

Ч е р н о у с. Нет! (Тете Кате.) Катерина Ивановна, почты сегодня еще не было?

Т е т я К а т я. Нет, не было.

В е р а. Ага, задело за живое! Провалилась ваша работа.

Ч е р н о у с. Дразнится, а у самой душа в пятках.

В е р а. А мне-то что?

Ч е р н о у с. Как это — что? Ваша особа тут тоже замешана как будто.

В е р а. А я отмежуюсь. Скажу, что никакого участия в работе не принимала, что профессор хочет спрятаться за спину младшего сотрудника.

Ч е р н о у с. Нет уж, извините! Вместе работали, вместе и отвечать будем. От этого вам никак не отвертеться.

В е р а. Да, от вас-то трудно отвертеться. Вчера Зелкин вертелся, вертелся, и ничего не вышло.

Ч е р н о у с. Как он себя чувствует? Не видели его сегодня?

В е р а. Нет, еще не видела. Думаю, что неважно.

Ч е р н о у с. Выступать с таким научным докладом — это безобразие. Одни трескучие фразы и абсолютно ничего конкретного. Не использовал даже того материала, который ему дан почти полностью обработанным. И кого он хотел обмануть?

В е р а. Самого себя.

Ч е р н о у с. Наверное, злится на меня?

В е р а. Я думаю! Такую баню вы ему задали.

Ч е р н о у с. Я ведь ему добра желаю.

В е р а. Едва ли он способен это оценить.

Ч е р н о у с. Может быть, я слишком резко выступил? Надо будет поговорить с ним.

В е р а. Я считаю, что вы очень хорошо выступили, и нечего вам извинений просить.

Ч е р н о у с. Не извинений, а разъяснить ему в более спокойной обстановке.

В е р а (показывая на Тулягу, который вошел). А вот еще один уважаемый землекоп! Что с вами, Никита Семенович? Чем вы так взволнованы?

Т у л я г а. Меня так напугали, что я опомниться не могу.

В е р а. Кто же вас так напугал?

Т у л я г а. Уж и не знаю, говорить ли?

В е р а. Если вы нам не доверяете, так и не говорите.

Т у л я г а. Не в том дело, что я не доверяю…

В е р а. Так в чем же?

Т у л я г а. Скажешь — а после пойдут разговорчики, и наживешь неприятность.

В е р а. Ну, так не говорите.

Т у л я г а. Но я хотел бы посоветоваться с вами, — что делать?

В е р а. Так посоветуйтесь!

Т у л я г а. Но и советоваться небезопасно… Боюсь, что пойдут всякие слухи.

В е р а. И так страшно и этак страшно. Всегда вам чего-нибудь страшно, Никита Семенович. Лучше уж не говорите, а то еще больше бояться будете. (Черноусу.) Пойдемте Александр Петрович?

Т у л я г а. Постойте, товарищи!


Вера и Черноус останавливаются.


Я же не знаю, что мне делать… Может, все-таки посоветоваться с вами?

Ч е р н о у с (с усмешкой). Это уж вы сами решайте.

Т у л я г а (отважившись). Странное происшествие, знаете… Иду это я по улице, вдруг обгоняет меня какой-то мужчина… Обгоняет и… (Не решается сказать.)

В е р а. И… что?

Т у л я г а. Не знаю, говорить ли?

В е р а (смеется). Так вы хоть нас отпустите, Никита Семенович, если не можете решиться! (Намеревается уйти.)

Т у л я г а. Минуточку, товарищи! Я сейчас… Но я прошу, чтобы вы об этом никому пи слова.

Ч е р н о у с. Да ладно уж, Никита Семенович!

Т у л я г а. Так вот… Обгоняет он и глядит мне прямо в лицо.

В е р а (насмешливо). Ну? Неужели в лицо?

Т у л я г а. Нет, вы послушайте! Раз оглянулся, второй раз оглянулся и третий раз оглянулся. А потом остановился и спрашивает: «Скажите, говорит, ваша фамилия не Подгаецкий?» Тут я весь и затрясся. «Нет, говорю, я не Подгаецкий, я — Туляга!»

В е р а. А он что?

Т у л я г а. «Извините, говорит, очень уж похожи. Я когда-то в Воронеже, говорит, встречал такого типа!» — и пошел.

В е р а (иронически). И пошел! Скажите, пожалуйста. Это действительно страшно!

Т у л я г а. Но это еще не все. Когда я входил в институт, он еще раз оглянулся на меня.

В е р а. А если и еще раз, так чего ж тут страшного?

Т у л я г а. Нет, это-таки страшно. В Воронеже действительно был когда-то Подгаецкий — деникинский полковник.

В е р а. А вы-то тут при чем?

Т у л я г а. А я в то время тоже был в Воронеже.

В е р а. Полковником?

Т у л я г а. Нет, я был учителем гимназии.

В е р а. Так мы же это знаем.

Т у л я г а. Но вы не знаете, что этот полковник был похож на меня как две капли воды.

В е р а. Ну и что?

Т у л я г а. Этот человек может сказать, что в институте работает деникинский полковник.


Черноус и Вера смеются.


Нет, это совсем не смешно! Документов того времени у меня нет — чем я оправдаюсь?

Ч е р н о у с. Да бросьте вы! Это все пустые страхи!

Т у л я г а. Так, по-вашему, нечего бояться?

В е р а. Идите, Никита Семенович, работайте и не бойтесь.

Т у л я г а. Правда, не бояться?

В е р а. Не бойтесь. Я никому не скажу, что вы деникинский полковник.

Т у л я г а (даже присел). Тсс! Вы с ума сошли! Разве можно этим шутить!

В е р а (смеясь). Ах, трусишка вы, трусишка!


Расходятся по своим комнатам. Т у л я г а возвращается и подходит к тете Кате.


Т у л я г а. Катерина Ивановна! Вы, пожалуйста, никому не рассказывайте про этот разговор, а то еще за правду сочтут.

Т е т я К а т я. Разве этому кто поверит? Какой вы полковник!

Т у л я г а. Ай-яй! Не произносите этого слова! Я вас прошу!

Т е т я К а т я. Простите, Никита Семенович! Больше не буду.


Т у л я г а уходит. Входит З и н а.


З и н а. Александра Петровича нет еще?

Т е т я К а т я. Вашего еще нет!

З и н а. Почему — моего?

Т е т я К а т я. У нас два Александра Петровича, так ведь с Черноусом вы никаких дел не имеете, а подписывает бумажки вам Горлохватский.

З и н а. Ой, тетя Катя! Я не знала, что вы такая злая.

Т е т я К а т я. Какая же тут злость, товарищ Зелкина? Я же верно говорю: вы секретарь, а он директор, так как же вы без него можете обойтись или он без вас?

З и н а (уходя в комнату, шутливо грозит пальцем). Ладно, ладно, ехидная женщина, я вам это припомню.

Т е т я К а т я (одна). Кто поросенка украл, у того в ушах пищит. Я и не думала ей шпильку подпускать. (Возится с чем-то в углу.)


Неслышно входит З е л к и н. Оглядывает коридор, замечает тетю Катю.


З е л к и н (неожиданно). Добрый день, тетя Катя!

Т е т я К а т я (испуганно). Тьфу ты, нечистая сила! Простите, товарищ Зелкин. Это вы так меня испугали…

З е л к и н. Я ведь только поздоровался.

Т е т я К а т я. Спасибо вам за такое здоровканье! И почему вы, товарищ Зелкин, ходите вечно так, как будто у вас не ноги, а кошачьи лапы?

З е л к и н. О моих ногах вы не беспокойтесь!

Т е т я К а т я. Я о себе беспокоюсь, а не о ваших ногах.

З е л к и н. Скажите, Александр Петрович пришел?

Т е т я К а т я. Который вам нужен — еще нет!

З е л к и н. А какой есть?

Т е т я К а т я. Черноус.

З е л к и н. А кто еще есть?

Т е т я К а т я. Все есть.

З е л к и н. Верочка пришла?

Т е т я К а т я. Пришла.

З е л к и н. Вероятно, первая?

Т е т я К а т я. Первая.

З е л к и н. Сидела на диване и ждала Черноуса?

Т е т я К а т я. Сидела и ждала.

З е л к и н (подмигивая). Не влюбилась ли она?

Т е т я К а т я. Вы лучше глядите, как бы ваша жена не влюбилась!

З е л к и н. Вы за мою жену не беспокойтесь, она в хороших руках.

Т е т я К а т я. В чьих это?

З е л к и н. В моих, конечно. Вот в этих.

Т е т я К а т я. Ха-ха-ха!..

З е л к и н. А что вам смешно? Это какие-то неприличные намеки. Вы, если имеете что сказать, так говорите прямо.

Т е т я К а т я. Никаких намеков! Я над вашими руками смеюсь, что они такие маленькие.

З е л к и н. Вы, может быть, намекаете на то, что моя жена вчера с кем-то на машине каталась? Так это — ложь. Вчера вечером моя жена была тут и работала. И я прошу вас сплетен не распускать!

Т е т я К а т я. А я про машину вам и не говорила.

З е л к и н. Одним словом, бросим этот разговор. Если узнает про ваши сплетни Горлохватский, так он вас с работы выгонит.

Т е т я К а т я. За что? Я же ничего и не говорю, это вы сами.

З е л к и н. А о чем они разговаривали?

Т е т я К а т я. А я разве знаю? Машина только мелькнула…

З е л к и н. Да я не про то! Вера с Черноусом о чем разговаривали?

Т е т я К а т я. Я не слушала.

З е л к и н. Нехорошо так, тетя Катя! Мы ведь с вами всегда друзьями были.

Т е т я К а т я. Правда, я не вслушивалась, о чем они разговаривали.

З е л к и н. О директоре ничего не говорили?

Т е т я К а т я. Нет.

З е л к и н. А обо мне?

Т е т я К а т я. И о вас ничего.

З е л к и н. Неужели же они больше ничего не говорили?

Т е т я К а т я. Говорю же вам, что ничего. Только Туляга рассказывал, как у него на улице какой-то мужчина спросил — не Подгаецкий ли его фамилия?

З е л к и н. А он что? Испугался?

Т е т я К а т я. Ужас как перепугался. Говорит, что был деникинский полковник Подгаецкий, очень похожий на него.

З е л к и н. А может быть, он в самом дело какой-нибудь полковник?

Т е т я К а т я. Кто?

З е л к и н. Туляга.

Т е т я К а т я. Да бросьте вы! Я его знаю давно, еще до того, как он в Воронеж выехал. Он и в армии-то никогда не был.

З е л к и н (занятый какими-то своими мыслями). Интересно, интересно… Вы мне, тетя Катя, всегда рассказывайте что-нибудь такое… свеженькое. Я очень люблю слушать. (Уходит.)

Т е т я К а т я (одна). Гляди, падкий какой до бабьих сплетен! У самого уши большие, ходи да подслушивай!


Входит Н и к и ф о р.


Н и к и ф о р. Идет.

Т е т я К а т я. И пусть идет.

Н и к и ф о р. Я зашел предупредить, как бы беспорядку у тебя какого-нибудь не оказалось.

Т е т я К а т я. А какой у меня может быть беспорядок? Подметено, вытерто. Что еще нужно?

Н и к и ф о р. Да, ты баба исправная! Ну, я пошел… (Уходит.)


Входит Г о р л о х в а т с к и й. Снимает пальто и шляпу и отдает тете Кате.


Г о р л о х в а т с к и й. Как живем, тетя Катя?

Т е т я К а т я. Ничего, живем помаленьку.

Г о р л о х в а т с к и й. Почему — помаленьку?

Т е т я К а т я. Ну, так говорится.

Г о р л о х в а т с к и й. Надо шибко жить.

Т е т я К а т я. А как это — шибко?

Г о р л о х в а т с к и й. А так, чтоб аж ветер свистел в ушах. Работать надо вовсю. Вот как я, например, — отдохнуть минуты не имею.

Т е т я К а т я (в сторону). Заработался бедный! (Горлохватскому.) Ну, вчера вы наверное отдохнули малость?

Г о р л о х в а т с к и й. Откуда вы знаете?

Т е т я К а т я. Я видела, как вы с женой за город ехали на машине.

Г о р л о х в а т с к и й. Жена силком от стола оторвала, чтоб немножко проветрился.

Т е т я К а т я. Мне раньше казалось, будто ваша жена черная, а она, оказывается, блондинка.

Г о р л о х в а т с к и й (смущенно). Блондинка? Как блондинка?

Т е т я К а т я. Ну, блондинка, я же видела вчера.

Г о р л о х в а т с к и й. А может быть, и в самом деле блондинка. Значит, она это самое… (крутит рукой около волос) приблондинилась, а я и не заметил. (Смеется.) Так впрягся в работу, что даже не заметил, как жена волосы покрасила. Вот смешно! (Смеется.)

Т е т я К а т я. И верно — смешно. Вы думали — черные, а они светлые, как у нашей Зиночки.


Оба смеются, понимая друг друга.


Г о р л о х в а т с к и й. Вы только не рассказывайте никому, что я цвет волос жены перепутал, а то смеяться станут.

Т е т я К а т я. А мне что? Путайте себе.

Г о р л о х в а т с к и й (успокоившись). По-моему, тетя Катя, вы лишнюю площадь подметаете… сверх нормы.

Т е т я К а т я. Измерить бы, может, и лишнюю.

Г о р л о х в а т с к и й. И не меряя видно. Напишите маленькое заявление, а я наложу резолюцию, чтоб вам зарплаты прибавили.

Т е т я К а т я. Спасибо. Я за секреты денег не беру.

Г о р л о х в а т с к и й. Вот как! (Роется в кармане.) Папиросы забыл. Как же я работать буду?.. Тетя Катя, вот вам деньги, принесите мне две пачки папирос.

Т е т я К а т я. Ладно! (Берет деньги и уходит.)

Г о р л о х в а т с к и й (причесываясь перед зеркалом). Ну и шельма баба! Так отрезала!


Входит ч е л о в е к в ф о р м е Н К В Д.


Ч е л о в е к в ф о р м е. Скажите пожалуйста, могу ли я видеть Володю Прокоповича?

Г о р л о х в а т с к и й. Володю Прокоповича? А кто он такой?

Ч е л о в е к в ф о р м е. Мой брат. Передайте ему, пожалуйста, что брат из района приехал, пусть он сюда выйдет.

Г о р л о х в а т с к и й. У нас такого нет.

Ч е л о в е к в ф о р м е. Постойте. Ведь это институт биологии?

Г о р л о х в а т с к и й. Вы ошиблись. Это — институт геологии, а институт биологии находится на Широкой улице. Номер дома я вам не могу сказать.


В одной из дверей показывается голова З е л к и н а.


Ч е л о в е к в ф о р м е. Значит, на Широкой? Ну, спасибо, теперь уж я его найду. (Уходит.)

З е л к и н (подходит к Горлохватскому). Зачем он приходил?

Г о р л о х в а т с к и й (как бы нехотя). Интересуется некоторыми личностями.

З е л к и н. Кем, если не секрет?

Г о р л о х в а т с к и й. Не только секрет, а государственная тайна. (Уходит к себе в кабинет.)

З е л к и н. За кого же это берутся?.. Упоминалась Широкая улица… Кто же там живет из наших? (Наморщив лоб, старается припомнить, потом вынимает из кармана блокнот и поспешно перелистывает.) Александр Петрович Черноус — Широкая, двадцать три. Вот тебе и выдающийся ученый! Допрыгался, голубчик! Жаль только, что это случилось не перед моим докладом. (К тете Кате, вошедшей с папиросами.) Тетя Катя, новость слышали?

Т е т я К а т я. Нет, не слышала. А что такое?

З е л к и н. Нельзя говорить.

Т е т я К а т я. Я никому не скажу.

З е л к и н (оглядывается по сторонам, шепчет). Нашего Черноуса… (Дальнейшее говорит шепотом в самое ухо.) Приходили недавно…

Т е т я К а т я (удивленно). Что вы говорите!

З е л к и н. Молчок! Про это знаю только я да еще один человек.

Т е т я К а т я. Ай-яй-яй! И кто бы мог подумать! Такой, кажется, человек! Просто даже не верится. (Идет в кабинет директора.)

З е л к и н (один, берет телефонную трубку). Петя… Ты еще ничего не слышал про нашего Черноуса?.. Крышка… Еще нет, но сегодня или завтра, наверное… Ага, узнавали адрес. Это пока между нами… Будь здоров! (Набирает другой номер.) Саша, это ты? Сообщаю тебе новость… Наш Черноус засыпался… Нет, он еще на работе, но уже все равно, что и там… Если бы не знал, так не говорил бы! (Вешает трубку. Приоткрывает одну из дверей, выходящих в коридор.) Зина! Иди-ка на минутку сюда.


Входит З и н а.


Ты это где была вчера с Горлохватским?

З и н а. Ты же знаешь — где.

З е л к и н. Я-то знаю… На машине каталась…

З и н а. Кто тебе сказал?

З е л к и н. Тот, кто видел.

З и н а. Глупости! Бабьи сплетни.

З е л к и н. Зинка, запомни. Ежели что, так я тебя задушу вот этими самыми руками… Я сейчас же пойду к Горлохватскому и устрою скандал. (Направляется к двери.)

З и н а. Пойди, пойди! Он тебе такое устроит, что и из института вылетишь!

З е л к и н (остановился). Хотел тебе рассказать интересную новость, да раз ты такая — не скажу.

З и н а. Зелочка, скажи, миленький!

З е л к и н. Государственная тайна.

З и н а. Могила, никому не скажу!

З е л к и н. Нашего Черноуса… (Оглядывается и шепчет на ухо.)

З и н а (делая большие глаза). Ну-у?!

З е л к и н. Это знаю только я и еще один человек.

З и н а. Ай! Надо же Лиде позвонить! Она с Черноусовой дочкой дружит.

З е л к и н (так, чтобы Зина слышала). А Горлохватскому я все-таки устрою скандал! (Делает вид, что направляется в кабинет.)

З и н а (махнув рукой). Иди, иди! Я погляжу, как ты пробкой вылетишь оттуда!

КАРТИНА ВТОРАЯ

Кабинет Горлохватского.


Г о р л о х в а т с к и й (закурив папиросу, говорит тете Кате, которая взялась за дверную ручку). Вы мне что-нибудь сказать хотите, тетя Катя?

Т е т я К а т я. Я спросить хотела, да не решаюсь.

Г о р л о х в а т с к и й. О чем же вы спросить хотели?

Т е т я К а т я. Правда ли это, Александр Петрович, что про нашего Черноуса говорят?

Г о р л о х в а т с к и й. А что про него говорят?

Т е т я К а т я. Ну… вы же знаете. Говорят, будто его скоро у нас не будет.

Г о р л о х в а т с к и й. А кто вам сказал?

Т е т я К а т я. Товарищ Зелкин. Говорит, уже приходили за ним.

Г о р л о х в а т с к и й. Зелкин? (Пауза.) Вероятно, он знает, если говорит.

Т е т я К а т я. Вы же лучше знаете?

Г о р л о х в а т с к и й. Если бы я что-нибудь и знал, так вам бы не сказал. Про это говорить нельзя.

Т е т я К а т я. Ага! Так, значит, правда! (Уходит.)

Г о р л о х в а т с к и й (один). Пошла писать! Интересно поглядеть, как этот почтенный ученый трепыхаться будет. (Встал, прошелся по комнате, подошел к столу, взял в руки одну из костей мамонта.) Кости проклятые!.. Что я с вами буду делать? Дожил, товарищ Горлохватский, нечего сказать! Костями обложился, палеонтологом стал. А раньше, бывало, Горлохватскому банкеты, Горлохватскому, овации Горлохватский мог любого в бараний рог согнуть… И вдруг — кости! Согни ее, проклятую, если хочешь! Запихнули меня приятели в эту дыру. И специальность такую удружили, с которой никуда не сунешься, — палеонтология. Это значит: сиди, Горлохватский, и не рыпайся, а то можешь и нас оскандалить. Сидеть-то тут тихо… Да Горлохватский сидеть не привык — вот в чем вся беда!


Стук в дверь.


Что ж, сделаем вид, будто мы занимаемся научной работой! (Раскладывает на столе кости, раскрывает книги.)


Входит З е л к и н.


З е л к и н. Простите, Александр Петрович, что я вам думать помешал.

Г о р л о х в а т с к и й (будто с усилием отрываясь от работы). Я вас слушаю, товарищ Зелкин.

З е л к и н. Проворонили, Александр Петрович! Ах, как мы проворонили! Нам давно надо бы было его прощупать.

Г о р л о х в а т с к и й. Простите, я что-то не понимаю… Что проворонили? Кого прощупать?

З е л к и н. Вы меня прекрасно понимаете, Александр Петрович, и знаете, о ком я говорю. От меня трудно скрыть что-либо. Мне достаточно было услышать одно слово, как я сразу же догадался, о ком шла речь.

Г о р л о х в а т с к и й. Я вам ничего не говорил!

З е л к и н. Мне и говорить ничего не нужно, мне и так все известно. Я даже знаю причины.

Г о р л о х в а т с к и й. Какие же причины?

З е л к и н. Брат за границей — раз. (Загибает палец.)

Г о р л о х в а т с к и й. Брат?

З е л к и н. Да, родной брат.

Г о р л о х в а т с к и й. А еще что?

З е л к и н. Геологическую разведку собирается производить в пограничном районе — два! (Загибает второй палец.) К братцу тянет, понимаете?

Г о р л о х в а т с к и й. Все?

З е л к и н. Нет, не все! Книга его вредительская — три! (Загибает третий палец.)

Г о р л о х в а т с к и й. Какая книга?

З е л к и н. А та, которую он в издательство сдал.

Г о р л о х в а т с к и й. Чем же она вредительская?

З е л к и н. Залежи фосфорита показаны там, где их очень мало, и не показаны самые богатые. Приберегает для кого-то, понимаете?

Г о р л о х в а т с к и й. И вы можете это доказать?

З е л к и н. Пусть он раньше попробует доказать, что это неправда.

Г о р л о х в а т с к и й. Гм!.. Как же вы — знаете такие важные факты и молчите? Хотите, чтобы и вас потянули вместе с ним?

З е л к и н. Боялся раньше. А теперь, раз уж за него взялись, я молчать не стану. Насчет брата — у меня имеется человек, который напишет. Про фосфориты и про разведку в пограничном районе я сам шепну в издательстве и на геофаке, где он лекции читает… И в Москву ведь послал какую-то свою работу. Ждет ответа, а того не знает, что сейчас ему дадут ответ… А что он про вас говорит, если бы вы знали!.. Тулягу как ученого он ставит выше вас.

Г о р л о х в а т с к и й. Что ж, может быть, этот Туляга и в самом деле имеет большие познания.

З е л к и н. Познания-то он имеет, да что толку. За всю жизнь ни единой строчки не напечатал. Боится. Всего он боится. Ходит и трясется. Говорят, будто он был у Деникина полковником.

Г о р л о х в а т с к и й. Ну, где уж ему!

З е л к и н. Верно, верно! Сегодня на улице один человек узнал его. Так он теперь ни жив ни мертв ходит!

Г о р л о х в а т с к и й (смеется). Трусливый он, это верно! Полковник! Ха-ха-ха!..


В кабинет с ворохом всяких покупок вваливается А н н а П а в л о в н а. З е л к и н исчезает.


А н н а П а в л о в н а. Вот полюбуйся, ирод, на свою жену! Что я тебе — грузовик, чтобы это все на себе таскать?

Г о р л о х в а т с к и й. Кто ж тебя заставляет?

А н н а П а в л о в н а. Вы слышали? Еще недоставало, чтоб меня заставляли детей своих одевать! (Кладет покупки на стол.) Жоржику пальто нужно? Нужно! Штаны ему нужны? Тоже нужны! Славику одеяло надо? И без этого не обойтись! (Ставит на стол медный таз.)

Г о р л о х в а т с к и й. Ты что, с ума сошла?

А н н а П а в л о в н а. Как это — с ума сошла? А, что ж, я варенье в шляпе твоей варить буду?

Г о р л о х в а т с к и й. Так зачем же на стол? Тут же работать надо. Я просто не понимаю, зачем ты все это сюда принесла?

А н н а П а в л о в н а. И еще принесу! И ванночку принесу, и примус, и посуду кухонную. Не поволоку же домой на себе.

Г о р л о х в а т с к и й. Так ты бы извозчика взяла.

А н н а П а в л о в н а. Спасибо за совет! Как же, ты три тысячи в месяц получаешь, чтобы я на извозчиках разъезжала. И сам снесешь — не надорвешься!

Г о р л о х в а т с к и й. Если бы ты знала, Нюрочка, как ты мне мешаешь.

А н н а П а в л о в н а. И всегда буду мешать. Я тебе давно говорю: у тебя должна быть машина.

Г о р л о х в а т с к и й. Где же я ее возьму?

А н н а П а в л о в н а. Где хочешь! Вон Соня Спивак по всему Киеву разъезжает на мужниной машине.

Г о р л о х в а т с к и й. Нюрочка, прошу тебя, не напоминай ты мне про Киев! Я и так рад, что сухим из воды вышел. Я же тебе объяснял, что во всем этом учреждении нет ни одной машины.

А н н а П а в л о в н а. Значит, такое учреждение! Зачем ты лез сюда? Найди такую должность, чтобы можно было жить, как люди живут.

Г о р л о х в а т с к и й. Зачем лез… Припрет, так нехотя полезешь.

А н н а П а в л о в н а. Но теперь-то уж не припирает? Все обошлось хорошо.

Г о р л о х в а т с к и й. Надо обдумать, за что прежде взяться.

А н н а П а в л о в н а. За ум возьмись! У тебя же какой-то диплом имеется, что ты — ученый. Так ты и добивайся по ученой линии.

Г о р л о х в а т с к и й. Диплом… Ты же знаешь, как мне эта бумажка досталась?

А н н а П а в л о в н а. На бумажке же не написано, как она тебе досталась.

Г о р л о х в а т с к и й. Чтобы чего-нибудь добиться, как ты говоришь, по ученой линии, надо научные труды иметь, а не бумажку.

А н н а П а в л о в н а. Так напиши труды. Кто же тебе мешает?

Г о р л о х в а т с к и й. Подумай, Нюра, что ты говоришь! Возьму я, к примеру, кости хотя бы этого мамонта. (Показывает кость.) Напишу какую-нибудь чепуху, так ведь Черноус мне слова вымолвить не даст, на смех подымет. Тогда потеряешь и ту должность, которую имеешь.

А н н а П а в л о в н а. Что там у тебя за Черноус такой?

Г о р л о х в а т с к и й. Это такой Черноус, который все эти кости, может быть, знает как свои пять пальцев. Тут надо осторожно действовать, с умом.


Входит З и н а.


З и н а. Это надо отослать, Александр Петрович. Подпишите, пожалуйста! (Подает бумагу.)

Г о р л о х в а т с к и й. Давайте! (Подписывает.)


Зина пренебрежительно оглядывает покупки, потом забирает бумаги и уходит. Горлохватский из-за спины жены посылает ей воздушный поцелуй.


А н н а П а в л о в н а. Это что за краля такая?

Г о р л о х в а т с к и й. Так… мелочь… секретарь, Зина Зелкина.

А н н а П а в л о в н а. Что-то ты поглядываешь на эту мелочь, как кот на сало.

Г о р л о х в а т с к и й. Это тебе показалось.

А н н а П а в л о в н а. Смотри, как бы не оказалось! Я не погляжу, что ты ученый.

Г о р л о х в а т с к и й. Брось, Нюра! Разве я решусь на что-нибудь такое? Я ведь твой характер знаю.

А н н а П а в л о в н а. Не решаешься, не решаешься, да наконец и решишься. Я тебя знаю. И зачем тебе вообще держать такую около себя?

Г о р л о х в а т с к и й. Как же — около себя? Просто работает в учреждении, как и все.

А н н а П а в л о в н а. Мужчин тебе мало?

Г о р л о х в а т с к и й. А женщинам куда же деваться?

А н н а П а в л о в н а. Куда хотят. Незачем им околачиваться возле чужих мужей.

Г о р л о х в а т с к и й. Странно ты рассуждаешь, Нюра! Неужели же всех женщин с работы прогнать?

А н н а П а в л о в н а. В других местах как хотят, а тут я не потерплю!

Г о р л о х в а т с к и й. Ты так меня можешь оскандалить.

А н н а П а в л о в н а. И оскандалю! Я насчет этого баба шальная. Вот расскажу, что ты в Киеве выделывал… Пусть не достанется ни мне, ни другой!

Г о р л о х в а т с к и й. Тише ты!.. (Боязливо озирается.) Я скажу лучше уборщице, чтобы она тебе помогла отнести. (Приоткрыв дверь.) Тетя Катя, подойдите-ка сюда!


Входит т е т я К а т я с пакетом в руках.


Почту принесли? Положите на стол. А сейчас помогите занести ко мне на квартиру эти вещи!


А н н а П а в л о в н а и т е т я К а т я уходят.


(Берет конверт и разрывает.) Снова напоминание. (Читает.) «Напоминаем вам в третий раз о необходимости дать о себе следующие сведения. Первое — ваша научная специальность; второе — какие печатные труды вы имеете? Третье — над чем работаете в данный момент?» Ах, черт!.. Выходит, что надо писать научную работу… Какую?.. Открыть, скажем, новый вид доисторического животного. Это было бы интересно… Сделать так, чтобы Туляга и даже сам Черноус были тут к моим услугам… на их спинах в большие ученые въехать. Хребтины у них здоровые, головы умные — пусть стараются, ежели хотят на свете жить! (Пауза.) В монастырь меня сюда сослали приятели. Не оправдал доверия. Нет, дорогие, рано вы Горлохватского в монастырь сослали!.. Я докажу, на что я способен… Я в этом монастыре так спутаю все карты, что свой своего не узнает. Тогда вы поймете, чего стоит Горлохватский!


Телефонный звонок.


(В трубку.) Слушаю… Горлохватский… Про Черноуса? А кто спрашивает? С геофака?.. Я вам ничего определенного не могу сказать… Зелкин звонил?.. Он имеет нюх на такие дела… Поинтересуюсь. Это Зелкин знает лучше меня. Проверю… Будьте здоровы! (Положил трубку.) Надо подлить масла в огонь! (Набирает номер.) Издательство? Кто у телефона? Передайте трубку лично директору. Драчик? Здорово, Ваня! Горлохватский говорит. У тебя там в кабинете, кажется, люди?.. Попроси всех выйти. Секретный разговор будет. Готово? Так вот в чем дело… Вы, кажется, издаете книгу Черноуса? А ты знаешь, что он — вредитель? Да, мой сотрудник Зелкин установил, что книга написана вредительски… Зелкин расскажет тебе все подробности. За ним и еще кое-что числится… С Черноусом говорить не стоит. Спрашивать у врага, действительно ли он враг, — это смешно… Так это между нами пока что… До свидания! (Кладет трубку.) Ну, посеял, дай бог урожай собрать! А если что-нибудь такое — Зелкин ответит. (Начинает разбирать почту. Разрывает конверты, пробегает глазами. Взяв очередной конверт, читает вслух.) Александру Петровичу Черноусу. Из Москвы. Верно, отзыв на его работу… Интересно, интересно! (Разрывает конверт и смотрит на подпись.) Так и есть, профессор Аникеев пишет. (Читает.) «Уважаемый Александр Петрович! Предварительное ознакомление с вашей работой дает нам основание заявить, что она имеет не только научное, но и глубоко практическое значение». (Все более углубляется в письмо.) «Эти наши соображения подтвердились вашей выдающейся работой…» Гм! Вишь ты! (Думает.) «Уважаемый Александр Петрович!..» А чем же я не Александр Петрович? Самый настоящий, хоть в паспорт погляди… Уважаемый? Уважаемый так уважаемый! Против этого я тоже не буду возражать. Научной работы, правда, у меня еще не имеется… но она будет… Да! Скоро будет… (Решительно складывает бумажку.) Очень благодарен вам, уважаемый профессор Аникеев. Такая бумажка мне пригодится. А Черноусу она — как мертвому кадило! (Услышав стук в дверь, поспешно прячет письмо.) Войдите!


Входит Ч е р н о у с.


(С широким жестом.) А, милости просим, Александр Петрович!

Ч е р н о у с. Вы один? А мне показалось, что вы разговариваете с ком-то.

Г о р л о х в а т с к и й. А это, знаете, такая у меня привычка. С детства… Люблю декламировать, когда один остаюсь. «Брожу ли я вдоль улиц шумных, вхожу ль во многолюдный храм…» Помните? Здорово! Декламирую вот так сам себе, и под эту декламацию всякие такие хорошие идеи приходят в голову, легче работается… Садитесь, рассказывайте, что новенького? Как живем, работаем?

Ч е р н о у с (садится). Хорошо живем, Александр Петрович.

Г о р л о х в а т с к и й. Слышал, слышал. В Москву послали, а мне и не показали. Ах, какой нехороший.

Ч е р н о у с. Простите, Александр Петрович, как-то оно вышло, действительно, нехорошо. Мне даже совестно перед вами.

Г о р л о х в а т с к и й. Я не обижаюсь. Там, видимо, лучше меня сумеют оценить вашу работу.

Ч е р н о у с. Вот что-то ответа долго нет. Я начинаю беспокоиться…

Г о р л о х в а т с к и й. Вам-то что беспокоиться? Ваши знания и ваши способности достаточно известны. Я уверен, что ваша работа получит наивысшую оценку.

Ч е р н о у с. Потрудился я немало.

Г о р л о х в а т с к и й. Работаем мы, надо сказать, просто как лошади, извините за грубое сравнение. Порою дивишься, как человек может вынести столько работы. Жизнь так прекрасна, а мы не имеем времени ею наслаждаться. А старость не ждет. Она, подлая, помаленьку, неслышно подкрадывается. Вон и у вас уже серебро на висках.

Ч е р н о у с. Есть-таки!

Г о р л о х в а т с к и й. Пожертвовали бы вы, Александр Петрович, один вечерок да пошли бы мы с вами в ресторанчик, выпили бы там по маленькой и поговорили бы как люди. Иногда так хочется услышать теплое слово друга.

Ч е р н о у с. Где там ресторанчик! Времени нет. То университет, то для детей пиши. Ну, и своя основная исследовательская работа. Собираюсь маленькую экспедицию организовать. Хочу у вас денег просить.

Г о р л о х в а т с к и й. Целую экспедицию?

Ч е р н о у с. Не пугайтесь. Эта экспедиция будет состоять из меня и еще одной особы.

Г о р л о х в а т с к и й. Ну, это можно будет. Вы дайте заявочку, сколько это будет стоить, а я погляжу, что у нас там имеется.

Ч е р н о у с. Стоить немного будет!

Г о р л о х в а т с к и й. Да вы не скромничайте! А то я вас знаю: вы готовы пешком идти пятнадцать километров, лишь бы только на извозчике сэкономить.

Ч е р н о у с. А я боялся, что вы откажете.

Г о р л о х в а т с к и й. Ну, что вы!.. И Вера с вами поедет?

Ч е р н о у с. Без нее я как без рук!

Г о р л о х в а т с к и й. Хорошая девушка эта Верочка!

Ч е р н о у с. Славная девушка! Я просто рад, что имею такую помощницу.

Г о р л о х в а т с к и й. Глядите, Александр Петрович, не влюбитесь.

Ч е р н о у с. Что вы, батенька! Куда мне, старику!

Г о р л о х в а т с к и й. Я таких старичков знаю, которым девушки на шею вешаются.

Ч е р н о у с. У меня уже дочка такая, как она.

Г о р л о х в а т с к и й. У вас разве дочка взрослая есть?

Ч е р н о у с. Пединститут кончает.

Г о р л о х в а т с к и й. Вот как!

Ч е р н о у с. Да! Отличница.

Г о р л о х в а т с к и й. В папу уродилась.

Ч е р н о у с. Славная девчурка!

Г о р л о х в а т с к и й. Как звать вашу дочку?

Ч е р н о у с. Тамара.

Г о р л о х в а т с к и й. Хорошее имя — Тамара. Мне сразу Лермонтов вспоминается. А я, Александр Петрович, тоже работу пишу… Скоро заканчиваю.

Ч е р н о у с. Большая работа?

Г о р л о х в а т с к и й. Она не так велика, как интересна. Очень уж мне материал благодарный попался. Думаю кое-что новенькое сказать в своей области.

Ч е р н о у с. В палеонтологии?

Г о р л о х в а т с к и й. Да. Думаю организовать при институте сектор палеонтологии. Как вы смотрите на это?

Ч е р н о у с. Что ж, в добрый час!

Г о р л о х в а т с к и й. Думаю, что вы не откажетесь принять участие?

Ч е р н о у с. Смилуйтесь! Я ведь, можно сказать, профан в этой области.

Г о р л о х в а т с к и й. Как — профан? Этот же, например, материал вам знаком?

Ч е р н о у с. Ну, это кости мамонта. А покажите мне что-нибудь другое, я и не разберусь.

Г о р л о х в а т с к и й. А кто тут специалист в данной области?

Ч е р н о у с. Я таких не знаю. Специальность эта довольно редкая.

Г о р л о х в а т с к и й. Кого бы вы мне все-таки порекомендовали из работников института?

Ч е р н о у с. Затрудняюсь вам сказать. Вот разве Туляга. Раньше он увлекался палеонтологией.

Г о р л о х в а т с к и й. Жаль! Однако я от своего намерения не отступлюсь. Придется пригласить сюда на работу знакомых мне палеонтологов из других республик. Работа, которую я готовлю, будет первым кирпичиком в этом деле. Так и попрошу ее рассматривать как первую пробу.

Ч е р н о у с. Вы прямо меня заинтриговали. Если не секрет, какая тема?

Г о р л о х в а т с к и й. А вот этого я и не скажу… вам назло. Не люблю, знаете, афишироваться. Скоро кончу, зачитаю на совете, тогда критикуйте, пожалуйста! В вашем лице надеюсь увидеть судью строгого и справедливого.

Ч е р н о у с. Очень буду рад познакомиться с вашей работой.

Г о р л о х в а т с к и й. Мы с вами еще покажем себя, Александр Петрович! Головы у нас здоровые, руки сильные, знамя науки можем держать крепко.

Ч е р н о у с (вставая). Я о многом не мечтаю, Александр Петрович. Хоть немного сделать, но ценного.

Г о р л о х в а т с к и й. Скромничаете, скромничаете, дорогуша! А сами в знаменитости метите… Так заходите как-нибудь!

Ч е р н о у с. Спасибо!

Г о р л о х в а т с к и й. А деньги будут. Для вас из-под земли достану.

Ч е р н о у с. Большое спасибо! (Уходит.)

Г о р л о х в а т с к и й (один). А насчет девчурки надо все-таки позвонить… (Берет трубку.) Пединститут? Кого-нибудь из месткома… Секретарь? Очень хорошо. Я хочу предупредить вас. Там у вас учится Тамара Черноус?.. Дело в том, что ее отец замешан во вредительских делах… Как это — она при чем? Значит, при чем, если я говорю… Да… Говорят из института геологии. У нас имеются достоверные данные. Наш сотрудник Зелкин расскажет вам все подробно. Он зайдет к вам… Пожалуйста! (Кладет трубку.) Ну вот, с Черноусом полный порядок. Книга его света не увидит, с работы его, надо думать, тоже отовсюду снимут. Одно спасение он будет видеть во мне. А Горлохватский не только с работы его не снимет, а, наоборот, наилучший его друг, чуткий и великодушный. Должен он быть мне благодарен за это? Не посмеет стать мне поперек дороги? Думаю, что не посмеет. Какой бы он ученый ни был, а и ему своя шкура дорога. Теперь примемся за Тулягу. (Открывает дверь в коридор.) Кто тут есть? Никифор! Скажите товарищу Туляге, что я прошу его зайти ко мне! (Закрывает дверь.) Сейчас дадим ход его познаниям.


Робко входит Т у л я г а.


Т у л я г а. Вы меня звали, Александр Петрович?

Г о р л о х в а т с к и й. Я, Никита Семенович, хотел сказать вам одну вещь, да не знаю — стоит ли. Собственно, я и говорить-то не имею права.

Т у л я г а (испуганно). Что-нибудь для меня неприятное?

Г о р л о х в а т с к и й. Не скажу, чтобы это было очень приятно для вас.

Т у л я г а (испуганно). Александр Петрович, родненький… Что такое?

Г о р л о х в а т с к и й. Приходили, спрашивали про вас.

Т у л я г а. Про меня?

Г о р л о х в а т с к и й. Да! Говорят, работает у вас тут некий Туляга. Человек невыясненный…

Т у л я г а (со страхом). Невыясненный?

Г о р л о х в а т с к и й. Не ведет ли он, говорят, тут какой-нибудь подрывной работы, и правда ли это, что он — деникинский полковник?

Т у л я г а. Полковник!

Г о р л о х в а т с к и й. Да!.. И фамилию полковника называли, да я позабыл.

Т у л я г а. Не Подгаецкий?

Г о р л о х в а т с к и й. Кажется, Подгаецкий.

Т у л я г а (хватаясь за голову). Ай-яй! Дошло-таки! Чтоб она провалилась со своим языком! Просил же не говорить никому.

Г о р л о х в а т с к и й. А вы кому-нибудь по секрету рассказывали свою биографию?

Т у л я г а. Поверьте, Александр Петрович, что все это выдумка от начала и до конца. Я полковником никогда не был.

Г о р л о х в а т с к и й. Ну, может, подполковником. Дело же не в этом.

Т у л я г а. И подполковником не был.

Г о р л о х в а т с к и й. А зачем же вы у Деникина были?

Т у л я г а. А я не у Деникина был, а в воронежской гимназии учителем был…

Г о р л о х в а т с к и й. А я вас, помнится, видел где-то на фотографии в полковничьей форме.

Т у л я г а. Вы, наверно, видели полковника Подгаецкого. Он был похож на меня.

Г о р л о х в а т с к и й. Иначе говоря, ваша настоящая фамилия — Подгаецкий. Вы тут под чужим именем?

Т у л я г а. Что вы, Александр Петрович! Я и на свет родился Тулягой. И деды и прадеды мои были Туляги.

Г о р л о х в а т с к и й. Значит, вы у Деникина были под чужой фамилией?

Т у л я г а. И там я был Туляга. Я ж говорю, учителем был.

Г о р л о х в а т с к и й. Как же вы из Белоруссии и вдруг там очутились?

Т у л я г а. От немцев бежал. Когда немцы в пятнадцатом году Барановичи заняли, так я и переехал.

Г о р л о х в а т с к и й. Ну, эти сказки рассказывайте своей бабушке. Никто им не поверит.

Т у л я г а. Как же мне это доказать? К кому обратиться? Научите, Александр Петрович!

Г о р л о х в а т с к и й. Докажите своей работой.

Т у л я г а. А как же с полковником быть?

Г о р л о х в а т с к и й. Это мы без вас выясним.

Т у л я г а. Значит, только работой?

Г о р л о х в а т с к и й. Работой и поведением. А что касается работы, то я предлагаю вам заняться палеонтологией.

Т у л я г а. Палеонтологией? Почему палеонтологией?

Г о р л о х в а т с к и й. Я хочу, чтобы вы работали под моим непосредственным наблюдением.

Т у л я г а. Что же я буду делать под вашим наблюдением?

Г о р л о х в а т с к и й. Мы с вами будем писать научную работу.

Т у л я г а. Мы с вами? Вдвоем?

Г о р л о х в а т с к и й. Да! Вы напишете, а я прочитаю, проверю. Потом мы ее зачитаем на совете, опубликуем…

Т у л я г а. За нашими подписями?

Г о р л о х в а т с к и й. Нет! Вы ж понимаете, что ставить свою фамилию рядом с вашей мне неудобно.

Т у л я г а. Значит, только за моей подписью?

Г о р л о х в а т с к и й. Нет, только за моей.

Т у л я г а. Значит, напишу работу я, а считаться она будет вашей?

Г о р л о х в а т с к и й. Это совсем не важно, чьей она будет считаться. Важно, чтобы эта работа не пропала для общества. Фамилия ваша может ее скомпрометировать.

Т у л я г а. Ага, понимаю… Только я хотел спросить у вас, не будет ли это… подлостью?

Г о р л о х в а т с к и й. Вы забываетесь, господин полковник!

Т у л я г а. Извините, я имел в виду не вас. Я говорю, не будет ли это подлостью с моей стороны?

Г о р л о х в а т с к и й. Ну, ваша сторона меня мало интересует. Скажите, вы согласны так работать?

Т у л я г а. Разрешите мне подумать.

Г о р л о х в а т с к и й. Две минуты! (Прошелся по комнате.) Я знаю, что вы думаете. Вы думаете: а что, если рассказать про это секретарю парткома Левановичу или же Вере? Правда, думаете так?

Т у л я г а. Признаюсь, такая мысль приходила мне в голову.

Г о р л о х в а т с к и й. Так выбросьте ее из головы. Она вас погубит. Свидетелей у вас нет, никто вам не поверит, а поверят мне. И мне нетрудно будет доказать, что это клевета, вылазка деникинца. Тогда держитесь! Стоит мне только снять трубку, позвонить — и ваша песенка спета.


Туляга сидит подавленный.


Ну как, согласны?

Т у л я г а (угнетенно). Согласен.

Г о р л о х в а т с к и й. Давно бы так! А теперь насчет работы… Я думаю, что нам эта дрянь не подойдет… (Показывает на кости мамонта.) Мамонты теперь стали чуть ли не домашними животными. Надо отыскать что-нибудь новое.

Т у л я г а. Новое тут трудно найти.

Г о р л о х в а т с к и й. Найдете, вы только поищите получше. А я объявлю, что пишу работу на тему: «Новый вид ископаемого животного». Договорились?

Т у л я г а (слабым голосом). Договорились. (Уходит угнетенный.)

Г о р л о х в а т с к и й (один). Готов! Теперь из него хоть веревки вей.


З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

В вестибюле Н и к и ф о р и т е т я К а т я. Ч е р н о у с ходит взлохмаченный. Он временами жестикулирует, будто разговаривает сам с собою.


Ч е р н о у с (останавливается). А он не говорил, скоро придет?

Т е т я К а т я. Не говорил. (Никифору, когда Черноус отошел.) Видеть не могу, как он мучается.

Н и к и ф о р. Еще бы не мучиться! Каждый бы мучился! (Уходит.)


Тетя Катя громко вздыхает.


Ч е р н о у с (останавливается против тети Кати). Что с вами, Катерина Ивановна? Почему вы так вздыхаете? Несчастье какое-нибудь случилось?

Т е т я К а т я. Мне вас жалко, Александр Петрович.

Ч е р н о у с. Зачем же по мне вздыхать. Я ведь не умер.

Т е т я К а т я. Умер человек, так уж один конец. Все умрем. А такого не дай бог ни одному хорошему человеку.

Ч е р н о у с. Да ведь ничего такого со мною не случилось. Я вот и на работу пришел.

Т е т я К а т я. Не до работы вам. Я ведь вижу, не слепая…

Ч е р н о у с. Это все злые люди мне подстроили. (Снова ходит.)


Из дверей выходит З и н а и натыкается на Черноуса.


З и н а (отскочив в сторону). Ой! Извините, Александр Петрович!

Ч е р н о у с. А чего извинять? Вы ни в чем не виноваты.

З и н а. Нет, я… Просто я испугалась… Я не думала, что встречу вас здесь.

Ч е р н о у с. Вы думали, что больше меня не встретите? Понимаю…

З и н а. Будто покойника встретила. Брр. (Приколола к доске объявление.)

З е л к и н (входит). Что это за объявление?

З и н а. Прочитай.

З е л к и н (читает). «…состоится доклад директора института геологии А. П. Горлохватского на тему «Новый вид ископаемого животного». Вот это ученый! Сразу солидный вклад. Не то, что Черноус: десять лет все какие-то глины да фосфориты исследует.

З и н а. Вон слоняется как тень.

З е л к и н. Не понимаю, почему Горлохватский либеральничает. Давно бы пора с ним распрощаться.

З и н а. Жалеет… Чувствительная душа у Александра Петровича.

З е л к и н (ревниво). Особенно к тебе.

З и н а. Зелочка, опять ревнуешь? Вот я скажу Александру Петровичу, так он тебя отучит.

З е л к и н (сердито). Шутки эти ты на своей спине почувствуешь.


З и н а уходит, захлопывая дверь перед его носом. Зелкин подходит к телефону, берет трубку и разговаривает, как будто ничего не произошло.


Петя?.. У нас скоро доклад интересный… Про новый вид ископаемого животного… Наш директор Горлохватский… Точно не знаю… Что-то выкопал… Человек он солидный, уж коли выкопает… Очень интересно… Ну, пока! (Уходит.)

В е р а (входит). Ну как, Александр Петрович, раздобыли деньги на экспедицию?

Ч е р н о у с. Мне не до экспедиции, Вера Михайловна!

В е р а (удивленно). Почему?

Ч е р н о у с. Меня, кажется, во вредители зачислили.

В е р а. Что это значит? Как это случилось?

Ч е р н о у с. Я и сам не знаю, как это случилось. Вчера лег как честный советский гражданин, а сегодня встал, гляжу — что-то неладное. Некоторые знакомые не узнают меня, при встрече на другую сторону улицы переходят.

В е р а. Может, это вам все кажется?

Ч е р н о у с. Сегодня меня не допустили читать лекции на геофаке. Это мне уж наверное не кажется. Декан, имевший любезность меня об этом уведомить, был не призраком, а реальным деканом, уважаемым Михаилом Денисовичем.

В е р а. Да не может быть!

Ч е р н о у с. Может быть, Вера Михайловна! Я сегодня в этом убедился. Книжку мою не пустили в печать. Тоже скажете — не может быть?

В е р а. Слушайте, это ведь не шутки!

Ч е р н о у с. Я думаю… Какие уж тут шутки!

В е р а. А причины? Вы пробовали узнать, что за причины?

Ч е р н о у с. Пробовал… Ничего не вышло… Бормочут что-то невнятное, глаза в сторону отводят… Ничего не разберу. Одно мне ясно сказал директор издательства: «Заберите рукопись, она нам не нужна!»

В е р а (расстроенная). Но вы ведь за собой никакой вины не чувствуете?

Ч е р н о у с. Какая же вина? Вот тут я сам, тут и моя работа — у всех на виду.

В е р а. И связей у вас никаких таких не было?

Ч е р н о у с. Я уже и сам старался вспомнить. Не было…

В е р а. Черт знает что такое! С этим ведь надо бороться. Нужно найти виновного.

Ч е р н о у с. А он, подлец, хитрый, — молчит и не отзывается. Как тут его найдешь?

В е р а. А найти надо.

Ч е р н о у с. О, если бы нашелся! Я бы ему, негодяю, в глаза плюнул.

В е р а. А он бы утерся и снова за свое. Нет, мы расправимся с ним более сурово.

Ч е р н о у с. Но для этого надо бросить работу и заняться этими грязными сплетнями, тратить время, трепать нервы. Мне это ужасно неприятно!

В е р а. Верно, я об этом и не подумала. Вам надо работать. Я сама за это возьмусь, а вы работайте.

Ч е р н о у с. Вы?

В е р а. Да, я! Думаю, что вы дадите на это свое согласие.

Ч е р н о у с. Не дам!

В е р а. Почему? Вам приятно быть в таком положении?

Ч е р н о у с. Неприятно, но я не желаю, чтобы и вы попали в такое же положение.

В е р а. Как это?

Ч е р н о у с. Вас могут обвинить в связях с врагом и исключить из партии.

В е р а. Так вы же не враг.

Ч е р н о у с. Но это, видите, надо доказать.

В е р а. Так выходит, что пока вы будете доказывать, я должна стоять в стороне и спокойно смотреть, как честного советского человека топят негодяи? Нет, извините!

Ч е р н о у с (растроганно). Очень благодарен вам! Я рад, что рядом со мной близкий человек, который готов мне помочь. Это для меня огромная моральная поддержка. Ибо я хоть и стараюсь быть бодрым, но мне все-таки тяжело. Я вам еще не все сказал. Враг нашел самое чувствительное место в моем сердце — он хочет с дочерью меня разлучить.

В е р а. А что такое с Тамарой?

Ч е р н о у с. Пришла сегодня из института…

В е р а. Исключили?

Ч е р н о у с. Не исключили, но, очевидно, какой-то разговор был. Пришла в слезах. Спрашивает в каких это я вражеских делах запутался? А это же дочь, Вера Михайловна. Поверьте, что это не пустое слово. Покойница оставила ее маленькой, в голод, в разруху. Я на руках ее носил. Ее детский лепет тоску от меня отгонял. Я радовался, видя, как она росла, развивалась, становилась сознательным человеком… (Умолк, расстроенный.)


З е л к и н просовывает в дверь голову и подслушивает.


В е р а (кладет Черноусу руку на плечо). Успокойтесь, Александр Петрович. Успокойтесь, не горюйте! Я пойду к Тамаре, я ей все объясню. Я буду часто к вам приходить. Вы не только не потеряете дочери, а у вас их будет две: позвольте и мне считаться вашей дочерью.

З е л к и н (в сторону). Любовницей!

Ч е р н о у с. Вы давно для меня как дочь.

В е р а. Работая вместе с вами два года, я привыкла к вам, как к родному, полюбила вас.

З е л к и н (в сторону). Честного человека не нашла полюбить.

Ч е р н о у с. Спасибо вам за дружеское слово!

В е р а (шутливо). Так принимаете меня за дочку?

Ч е р н о у с. От всей души.

В е р а. Давайте же вашу руку, Александр Петрович, и не будем печалиться.

Ч е р н о у с. Вашу честную руку! (Горячо пожимает и неожиданно целует ей руку.)


Вера сконфузилась.


Извините — от души!

З е л к и н (в сторону). Старый распутник!

В е р а. Так вы теперь куда?

Ч е р н о у с. Думаю дождаться Горлохватского и с ним поговорить; может быть, он что-нибудь знает.

В е р а. Подождите, я сегодня же поговорю с Левановичем, вот только в лабораторию зайду. Этого нельзя откладывать. А к Тамаре забегу вечером… часов в восемь.


Ч е р н о у с идет в комнату, Вера — к выходу.


З е л к и н (идет ей навстречу). Добрый день, Вера!

В е р а. Добрый день. (Проходит мимо.)

З е л к и н. Что же вы… Не хотите, чтоб я пожал (подчеркнуто) вашу честную руку?

В е р а (останавливаясь). Что это?

З е л к и н. Ничего. Вы же слышите.

В е р а. Подслушивали?

З е л к и н. А разве у вас секреты какие с Черноусом? Я и не знал, что вы избрали себе в доверенные такого человека.

В е р а. Не посоветуете ли мне избрать вас?

З е л к и н. Это дело вашего вкуса и… партийной совести.

В е р а. Вот как?

З е л к и н. А как же вы думали?

В е р а. Ладно, мы еще поговорим об этом! (Ушла.)

З е л к и н (один). Ясно, что поговорим. Вылетишь из партии, тогда поговоришь. К Тамаре она пойдет! Видел я, с какой Тамарой ты целовалась. (Уходит в свою комнату.)


Входит Т у л я г а, останавливается у объявления.


Т у л я г а. Назначен день моего позора… Один подлец будет публично присваивать себе труд другого, а другой подлец, проклиная в душе, будет ему аплодировать. Позор, позор!

Г о р л о х в а т с к и й (входит). Ну как моя работа?

Т у л я г а. Ваша работа подвигается, Александр Петрович!

Г о р л о х в а т с к и й. А именно?

Т у л я г а. Материалы подбираю.

Г о р л о х в а т с к и й. Долго копаетесь. Я уже день назначил. К этому сроку должно быть готово.

Т у л я г а. Постараюсь. Только не слишком ли это смело: новый вид ископаемого?

Г о р л о х в а т с к и й. Об этом не беспокойтесь. Смелость — это уже мое дело, а ие ваше. Вы только предлог найдите!


Т у л я г а уходит.


З е л к и н (входя). Александр Петрович, новость!

Г о р л о х в а т с к и й. Сплетня или правда, признавайтесь.

З е л к и н. За кого вы меня считаете?

Г о р л о х в а т с к и й. За Зелкина.

З е л к и н. Мне это даже обидно!

Г о р л о х в а т с к и й. И интересная новость?

З е л к и н. Пальчики оближете.

Г о р л о х в а т с к и й. Ну, выкладывайте! Только быстро, а то времени нет.

З е л к и н. Вера живет с Черноусом.

Г о р л о х в а т с к и й. Как это — живет? Я знаю, что не умерла.

З е л к и н. Ну, как вам сказать…

Г о р л о х в а т с к и й. Скажите как-нибудь.

З е л к и н. Ну… скажем, как я с Зиной.

Г о р л о х в а т с к и й. Это еще не страшно!

З е л к и н. Как не страшно? Вы хотите сказать, что я… что мы…

Г о р л о х в а т с к и й. Я хотел сказать, что это, вероятно, выдумка.

З е л к и н. Как это — выдумка? Я сам видел.

Г о р л о х в а т с к и й. Где же вы видели?

З е л к и н. Тут, в коридоре. Целовались. Свидание назначили сегодня в восемь часов вечера, когда Тамары дома не будет.

Г о р л о х в а т с к и й. И это правда?

З е л к и н. Правда. Я считаю, что ей в партии не место.

Г о р л о х в а т с к и й. Строгий вы человек… А сам беспартийный.

З е л к и н. Извините, тут тесная связь с врагами, бытовое разложение, разврат…


Входит Ч е р н о у с. З е л к и н исчезает.


Ч е р н о у с. Я вас давно жду, Александр Петрович!

Г о р л о х в а т с к и й. Чем могу служить, дорогой Александр Петрович? Очень жалею, что заставил вас ждать. Важное совещание было, не мог уйти…

Ч е р н о у с. Я к вам с просьбой… Помогите найти выход из тяжелого положения, в которое я попал по чьей-то милости.

Г о р л о х в а т с к и й. А что такое с вами случилось? Все, что от меня зависит, я сделаю.

Ч е р н о у с. Я больше не читаю лекций на геофаке.

Г о р л о х в а т с к и й. Почему?

Ч е р н о у с. Сняли, не доверяют.

Г о р л о х в а т с к и й. Ха-ха-ха! Шутите, коллега!

Ч е р н о у с. Мне вовсе не до шуток.

Г о р л о х в а т с к и й. Значит, вы серьезно?

Ч е р н о у с. Абсолютно серьезно.

Г о р л о х в а т с к и й. Так это же безобразие!

Ч е р н о у с. Я с вами согласен. Только это еще не все безобразие: мою книжку тоже не пустили в печать.

Г о р л о х в а т с к и й. Это уж совсем свинство. Какая же причина?

Ч е р н о у с. В том-то и дело, что я ничего не могу добиться. Все окружено такой тайной, что они и сами не знают, в чем я виноват.

Г о р л о х в а т с к и й. Дорогой мой, так что же вы молчите? Позорят ваше честное имя, а вы молчите! Нет, это никуда не годится. Ведь этак сегодня вас, а завтра меня могут ошельмовать и вывести из строя.

Ч е р н о у с. Могут.

Г о р л о х в а т с к и й. И какая же, извините, сволочь могла вам такую пакость учинить?

Ч е р н о у с. Действительно! Поглядишь вокруг — кажется, все люди такие честные, сознательные… Не на кого и подумать.

Г о р л о х в а т с к и й. А может… Вы, Александр Петрович, проверили себя как следует? Во всем?

Ч е р н о у с. Как это? Я не понимаю.

Г о р л о х в а т с к и й. Я в том смысле, что, может быть, в вашей биографии имеется какая-нибудь зацепка, ну — самая такая пустяковина, которая могла бы послужить поводом для сплетен. Вы меня простите, Александр Петрович, я прямо, по-дружески говорю.

Ч е р н о у с. Десять раз передумал я всю свою жизнь и могу сказать положа руку на сердце — ни в чем не виноват.

Г о р л о х в а т с к и й. Я в этом и не сомневался. Теперь я совсем спокоен за вас и… за себя. Вы ведь сами понимаете, что и я тут рискую кое-чем. Если бы я был перестраховщиком, как другие, то мог бы предложить вам подать заявление об уходе. Но я далек от этой мысли. Мы с вами будем работать, невзирая ни на какие сплетни.

Ч е р н о у с. Я высоко ценю ваше великодушие.

Г о р л о х в а т с к и й (останавливается около объявления). Вот жду с трепетом, что вы на это скажете? (Показывает на объявление.) Надеюсь, что вы меня не угробите.

Ч е р н о у с. Думаю, что для этого не будет никаких оснований.

Г о р л о х в а т с к и й. А как ваша экспедиция, Александр Петрович?

Ч е р н о у с. Так вот, видите, заминка вышла.

Г о р л о х в а т с к и й. А вы не обращайте внимания. Неприятно все это, я сам понимаю, но за работой и неприятности забываются. Тем более что у вас такой милый помощник. Вы с нею все горе забудете.

Ч е р н о у с. Ей, бедняге, тоже неприятно все это, но держится она геройски и меня подбадривает. Славная девушка. Ну, благодарю вас за поддержку! (Уходит.)

Г о р л о х в а т с к и й (один). «Славная»! Гляди, старый черт! Губа не дура. Тебе теперь не до девушек будет, дорогуша!


Входит Л е в а н о в и ч. Г о р л о х в а т с к и й уходит.


Л е в а н о в и ч (тете Кате). В какой комнате Вера Михайловна?

Т е т я К а т я. Идите вон в ту дверь.

Л е в а н о в и ч. Она там одна?

Т е т я К а т я. Нет, там еще есть народ.

Л е в а н о в и ч. Вызовите ее сюда. Скажите, что секретарь парткома Леванович просит на минутку.

Т е т я К а т я. Товарищ Леванович, заступитесь за Черноуса. Жаль человека. Чует моя душа, что напрасно возвели на него эту напасть. Не может быть, чтобы такой хороший человек — и против народа. Это кто-то набрехал на него.

Л е в а н о в и ч. Будьте спокойны, тетя Катя, честных людей мы в обиду не дадим. Разберемся, в чем тут дело.

Т е т я К а т я. Так позвать сюда Веру Михайловну?

Л е в а н о в и ч. Да, да, позовите!


Т е т я К а т я идет за Верой. Леванович читает объявление о докладе. Входит В е р а.


Что за доклад? Ты не знакома?

В е р а. Нет! Он пока держит в секрете.

Л е в а н о в и ч. Не мешало бы познакомиться.

В е р а. Ты за этим меня и позвал?

Л е в а н о в и ч. Нет, я хотел спросить, слышала ли ты что-нибудь про Черноуса?

В е р а. Слышала, что на него возвели какой-то поклеп, и собиралась к тебе идти.

Л е в а н о в и ч. Хорошо, если поклеп.

В е р а. Что ж тут хорошего?

Л е в а н о в и ч. Я хочу оказать — хорошо, если все это неправда.

В е р а. Что «это все»? Ему же ничего не говорят.

Л е в а н о в и ч. Говорят, что у него за границей родственники, с которыми он поддерживает связь.

В е р а. Двоюродный брат, с которым он никакой связи не имеет.

Л е в а н о в и ч. Откуда ты знаешь, что не имеет?

В е р а. Он мне говорил, и я не имею оснований ему не верить.

Л е в а н о в и ч. Еще ходят слухи, что у него в работах нашли какое-то вредительство.

В е р а. В каких работах?

Л е в а н о в и ч. Может быть, в последних.

В е р а. Я эти работы знаю. Они написаны на основании тех материалов, в подготовке которых я сама принимала непосредственное участие.

Л е в а н о в и ч. А если он и тебя вокруг пальца обвел?

В е р а. Что ж я, полено березовое? Ни бе ни ме не смыслю?

Л е в а н о в и ч. А какую оценку в Москве получила его работа?

В е р а. Ответа еще нет.

Л е в а н о в и ч. Может быть, там обнаружили что-нибудь?

В е р а. А я тебе докажу, что все это — вранье. Завтра же поеду в Москву и привезу отзыв.

Л е в а н о в и ч. Я тебя пока не посылаю.

В е р а. Сама поеду. (Запальчиво.) Что, не доверяешь? И меня во вредительстве подозреваешь?

Л е в а н о в и ч. Да не кипятись ты!

В е р а. Буду кипятиться! Обвинение во вредительстве — это не пустяки.

Л е в а н о в и ч. Вот потому-то, что дело это серьезное, надо в нем спокойно разобраться.

В е р а. По-моему, ты не с того конца начал разбираться. Надо сперва поинтересоваться, откуда идут эти сплетни.

Л е в а н о в и ч. А я хочу с двух концов сразу — быстрее будет. Вот узнал, что ты принимала участие в этой работе, и мне уже легче стало. А откуда слухи идут — тоже разузнаем. В Москву кому-нибудь действительно придется съездить. Об этом мы еще поговорим.


Входит Ч е р н о у с.


Л е в а н о в и ч. Добрый день, Александр Петрович! (Пожимает ему руку.) А мы с Верой Михайловной о вас только что говорили. Значит, и книжку вашу не пустили в печать?

Ч е р н о у с. Не пустили.

Л е в а н о в и ч. О чем ваша книжка?

Ч е р н о у с. О фосфоритах.

Л е в а н о в и ч. Вы можете мне дать рукопись дня на два? Я хотел бы ознакомиться.

Ч е р н о у с. Пожалуйста.

Л е в а н о в и ч. Вы, говорят, в Москву послали какую-то работу?

Ч е р н о у с. Послал. О полезных ископаемых на территории БССР.

Л е в а н о в и ч. Ответа еще не получили?

Ч е р н о у с. Нет! Давно жду.

Л е в а н о в и ч. Так вы и не знаете, откуда на вас такая напасть.

Ч е р н о у с. Не знаю! Как снег на голову.

Л е в а н о в и ч. А в институте работать вам не препятствуют?

Ч е р н о у с. Нет, пожаловаться не могу.

Л е в а н о в и ч. Какие у вас отношения с Горлохватским?

Ч е р н о у с. Самые наилучшие.

Л е в а н о в и ч. Ну что ж, работайте… Я думаю, что скоро эти тучи рассеются. Выясним, в чем тут дело. А рукопись, если вас не затруднит, пришлите мне завтра в соседний корпус, шестнадцатую комнату.

Ч е р н о у с. Я прошу, товарищ Леванович, принять меры, чтобы это недоразумение поскорее разъяснилось. Дело в том, что на основании моих данных Госплан проектирует постройку новых заводов. Если работа останется скомпрометированной, строительство может сорваться.

Л е в а н о в и ч. Я это знаю. Я буду просить, чтоб назначили авторитетную комиссию, которая сможет установить ценность вашей работы и выяснить всякие иные обстоятельства.

Ч е р н о у с. Это лучше всего!


Л е в а н о в и ч выходит на улицу. Ч е р н о у с и В е р а идут в комнату. Входит неизвестная ж е н щ и н а.


Ж е н щ и н а (тете Кате). Скажите, директор института здесь?

Т е т я К а т я. В кабинете.

Ж е н щ и н а. Говорят, у вас есть работа для машинистки?

Т е т я К а т я. Спросите, может, и есть.

Ж е н щ и н а (охорашиваясь перед зеркалом). Он у вас не очень строгий? Ничего, что я потревожу?

Т е т я К а т я. Ничего!

Ж е н щ и н а. Я-то немного слышала про него. (Подходит к кабинету и собирается постучать.)


Дверь открывается, выглядывает Г о р л о х в а т с к и й.


Можно к вам, товарищ директор? У вас, говорят, есть работа для машинистки?

Г о р л о х в а т с к и й. Извините, у меня неотложное дело. Зайдите через полчаса. Тетя Катя, скажите Зелкиной, чтобы она пришла ко мне с бумагами.

Т е т я К а т я. Сейчас! (Идет за Зелкиной.)

Ж е н щ и н а. Зелкина… Это та, Зиночка. Поглядим, что за птица!


З е л к и н а с бумагами проходит в кабинет директора.


Ничего особенного в ней нет. Только слава, что Зелкина.


К дверям кабинета подходит З е л к и н.


З е л к и н (тянет дверь за дверную ручку). Заперто.

Ж е н щ и н а. Он занят.

З е л к и н. С кем это он занят?

Ж е н щ и н а. С Зелкиной. Не скоро, видно, освободится.

З е л к и н. Почему вы так думаете?

Ж е н щ и н а. Много бумаг понесла.

З е л к и н. А вы уверены, что это Зелкина?

Ж е н щ и н а. Так ее называли. А вообще, я не знаю… Слышала кое-что про нее.

З е л к и н. Что же вы про нее слышали?

Ж е н щ и н а. Глупости! Не стоит повторять.

З е л к и н. Должно быть, говорят, что она с Горлохватским гуляет?

Ж е н щ и н а. Может, это и неправда. Мало ли что говорят.

З е л к и н. А муж тут работает и ничего не знает?

Ж е н щ и н а. Почему — не знает? Он, говорят, такой шептун и сплетник, что без него ни одна кляуза не обходится. Знает, только поделать ничего не может.

З е л к и н. Это неправда. Если бы он знал, так он бы тут разнес все на свете. Я ведь его знаю… Чем они там заняты так долго? (Наклоняется и хочет поглядеть в замочную скважину.)

Ж е н щ и н а. Ну и ну! Вот этого я от вас не ожидала.

З е л к и н (огрызаясь). Чего не ожидали?

Ж е н щ и н а. Чтобы вы в щелку подглядывали.

З е л к и н. А вам-то что до этого?

Ж е н щ и н а. Некрасиво!

З е л к и н. Тьфу ты, надоедная! Вот пристала! (Уходит.)

Ж е н щ и н а. А еще мужчина! Надо иметь выдержку, гражданин!


Входит А н н а П а в л о в н а и направляется к двери кабинета.


Занят, не принимает.

А н н а П а в л о в н а. С кем же он так занят?

Ж е н щ и н а. С Зелкиной.

А н н а П а в л о в н а. С Зелкиной?

Ж е н щ и н а. Да!

А н н а П а в л о в н а. И давно он занят?

Ж е н щ и н а. Я минут двадцать уже сижу.

А н н а П а в л о в н а. А что она за особа такая, что он при ней не принимает?

Ж е н щ и н а. А вы разве ее не знаете?

А н н а П а в л о в н а. Откуда же мне знать?! Я тут не работаю.

Ж е н щ и н а. Женщина, говорят, приятная.

А н н а П а в л о в н а. Ну и что же, что приятная?

Ж е н щ и н а. С приятной женщиной приятно и время провести.

А н н а П а в л о в н а. Позвольте! Но ведь он женатый!

Ж е н щ и н а. Ну и что же?

А н н а П а в л о в н а. Так ведь у него есть жена. На что же ему какая-то Зелкина?

Ж е н щ и н а. А жена, говорят, ужасная ведьма.

А н н а П а в л о в н а. Это ложь! Я слышала, что она довольно красивая женщина.

Ж е н щ и н а. Говорят, день и ночь пилит его. А он как вырвется, так и ищет утехи с другими.

А н н а П а в л о в н а. Ах, паскудник! Я ему такую утеху дам, что он век не забудет! (Кидается к двери.)

Ж е н щ и н а (спохватившись). Ай, что я наделала! Ведь это жена! (Убегает.)

А н н а П а в л о в н а (стучит кулаками в дверь). Открой! Открой! Открой, бесстыжие твои глаза! Все равно я до тебя доберусь! (Стучит.) Доберусь, ирод, никуда не денешься! (Стучит в дверь изо всех сил.)


Прибегают т е т я К а т я, З е л к и н и другие с о т р у д н и к и.


Г о л о с а. Что такое? Что случилось?

А н н а П а в л о в н а. Давайте скорее ключ! Несчастье случилось!

З е л к и н. Тетя Катя, ключ от французского замка! Скорее ключ давайте!

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Кабинет Горлохватского.


Г о р л о х в а т с к и й (мечется по кабинету). Черт возьми! Влипли мы, что называется. Слышите, как бушует моя ведьма?

З и н а. Может быть, лучше открыть?

Г о р л о х в а т с к и й. Боюсь, что от вашей завивки тогда ничего не останется.

З и н а. Неужели драться станет?

Г о р л о х в а т с к и й. Можете не сомневаться. По этой части я уже имею опыт.

З и н а. Так что же делать?

Г о р л о х в а т с к и й. А я, думаете, знаю? (Подходит к окну.) Во дворе никого нет! Попробовать в окно выскочить?

З и н а. Зимою в окно?

Г о р л о х в а т с к и й. Во время стихийного бедствия люди не разбирают — зима или лето, а опасаются кто как может.

З и н а. А я что буду делать?

Г о р л о х в а т с к и й. И вы тоже.

З и н а (в ужасе). В окно? Ни за что не полезу.

Г о р л о х в а т с к и й. Тогда оставайтесь здесь, я один полезу. (Берет портфель и направляется к окну.)

З и н а (в панике). Не останусь! Она меня съест! (Плачет.)

Г о р л о х в а т с к и й. Бросьте вы скулить! И без вас тошно! (Смотрит в окно.) Стойте! Вон Туляга идет из лаборатории. Мы, кажется, спасены! (Открывает окно и кричит.) Товарищ Туляга!.. Товарищ Туляга! Никита Семенович! Сюда на минутку! Лезьте в окно! Лезьте, лезьте, не стесняйтесь!


Появляется г о л о в а Т у л я г и.


Т у л я г а. В чем дело, Александр Петрович?

Г о р л о х в а т с к и й. Вы мне нужны. Лезьте сюда, в комнату.

Т у л я г а. Зачем же? Я ведь могу в дверь…

Г о р л о х в а т с к и й. Лезьте, я вам говорю!

Т у л я г а. Как-то неловко — люди увидят.

Г о р л о х в а т с к и й. Я вам приказываю, господин полковник!


Т у л я г а послушно влезает в комнату.


Побудьте с этой женщиной, вот и все, что от вас требуется.

Т у л я г а (дрожа). Ничего не понимаю, Александр Петрович! Хоть зарежьте…

Г о р л о х в а т с к и й. Вы были с нею. Меня тут совсем не было. Закройте за мною окно… Теперь понимаете?

Т у л я г а. Признаться, не совсем.

Г о р л о х в а т с к и й (шипит). Господин полковник! Не прикидывайтесь дурачком!

Т у л я г а. Понимаю, Александр Петрович. Все понимаю!

Г о р л о х в а т с к и й. Давно бы так. (Вылезает через окно на улицу.) Туляга закрывает за ним окно.

Т у л я г а (разводит руками). Ничего не понимаю! Растолкуйте хоть вы, товарищ Зелкина.

З и н а (вытирая слезы). Сейчас вас будут бить.

Т у л я г а. Меня? За что же меня бить?

З и н а. Вон уже дверь открывают…


Широко раскрываются двери. В кабинет врывается А н н а П а в л о в н а. За нею о с т а л ь н ы е. Все на мгновение остолбенели, увидев Тулягу с Зиной. Потом гнев Анны Павловны сменяется приступом смеха.


З е л к и н (Зине). Так вот ты с кем, негодница?

З и н а. Отстань! (Отталкивает его и, пробираясь сквозь толпу, уходит.)

З е л к и н. А с вами, любезный, я сейчас рассчитаюсь! (Подступает с кулаками к Туляге.)

Т у л я г а (закрыв лицо руками). Что вы от меня хотите, товарищ Зелкин?

З е л к и н. Я тебе покажу, старый развратник! (Хочет ударить его.)


Входит Г о р л о х в а т с к и й с портфелем.


Г о р л о х в а т с к и й. Что тут такое происходит? В чем дело?

А н н а П а в л о в н а (подбегает к нему). Ой, Шура, если бы ты видел, что тут было!

Г о р л о х в а т с к и й. Да тут и сейчас безобразие!

А н н а П а в л о в н а. Зелкину вот с этим (показывает на Тулягу) застали тут.

Г о р л о х в а т с к и й. Фу, какая гадость! Другого места не нашли.

А н н а П а в л о в н а. А женщина какая-то здесь сидела в коридоре, так выдумала, что будто это ты с Зелкиной.

Г о р л о х в а т с к и й. Что это за женщина?

А н н а П а в л о в н а. Черт ее знает, незнакомая. Такая языкастая баба. Да она тут где-то… (Оглядывается.) Нет, удрала уже…

Г о р л о х в а т с к и й. Никифор, задержи ее там! Черт знает что! С улицы сброд всякий лезет в кабинет. Сплетничают, развратничают! (Туляге.) Ну, и вы тоже… Старик ведь! Постыдились бы! В учреждении, да еще в моем кабинете, позволять себе такие вещи!

Т у л я г а. Александр Петрович!.. Это безжалостно… Вы же сами знаете…

Г о р л о х в а т с к и й (грозно). Ничего я не знаю, товарищ Туляга! Хотя мне и следовало бы знать, откуда у вас такие замашки.


Туляга часто моргает глазами и кусает губы.


Ну, ладно, товарищи. Я думаю, что мы будем великодушны и простим ему на этот раз, взяв слово, что больше он ничего подобного себе не позволит. Надеюсь, что сор из избы выносить не будете, чтобы это не легло грязным пятном на наше учреждение. Прошу спокойно разойтись и работать! (Украдкой от жены говорит Туляге, который выходит последним.) Полагаю, что у вас хватит ума не болтать об этом!


Все расходятся. Остаются Горлохватский и Анна Павловна.


Г о р л о х в а т с к и й (жене). Ну, что ты скажешь на это? Ха-ха-ха! (Хохочет все громче.)

А н н а П а в л о в н а. Такой тихоня, размазня! Кто бы это мог подумать! Ха-ха-ха!

Г о р л о х в а т с к и й. Седина в бороду, а бес в ребро.

А н н а П а в л о в н а. А та сплетница сказала, что это ты с Зелкиной закрылся. Я чуть весь дом не разнесла!

Г о р л о х в а т с к и й. Ах-ах-ах! Как это нехорошо! И всегда вот так… Насплетничает тебе какая-нибудь баба, а ты, не проверив, с когтями на меня кидаешься.

А н н а П а в л о в н а. Ну, довольно! Мир! (Обнимает его и целует.)

Г о р л о х в а т с к и й (треплет ее по плечу). Бедовая ты у меня, Нюра!

А н н а П а в л о в н а. А как твоя научная работа?

Г о р л о х в а т с к и й. Работа почти готова. Вот гляди, какой у меня тут научный аппарат.

А н н а П а в л о в н а (нежно). А как машина? Скоро будет?

Г о р л о х в а т с к и й. Подожди… Потерпи малость. Будет тебе белка, будет и свисток.


Стук в дверь.


Войдите!


Входит Л е в а н о в и ч.


А-а! Наконец и партийное руководство вспомнило о нас грешных. Пора, давно пора, а то мы без руководства можем тут и ошибок наделать!


А н н а П а в л о в н а выходит.


Ты слышал, какую штуку отмочил сейчас Туляга?

Л е в а н о в и ч. Туляга? По-моему, он не способен ни на какие штуки.

Г о р л о х в а т с к и й. И я так думал. Однако в самом деле — в тихом омуте черти водятся. Несколько минут назад его накрыли с Зелкиной в моем кабинете.

Л е в а н о в и ч. Да что ты!

Г о р л о х в а т с к и й. Вот тебе — и что ты.

Л е в а н о в и ч. Ни за что не поверю.

Г о р л о х в а т с к и й. Спроси у людей. Я тут ему при всех проборку давал, а он стоит и только глазами хлопает.

Л е в а н о в и ч. Не подозревал у него таких способностей.

Г о р л о х в а т с к и й. У нас тут разных талантов хватает.

Л е в а н о в и ч. Скажи, ты не знаешь, что такое с Черноусом?

Г о р л о х в а т с к и й. А я хотел у тебя узнать, что с ним такое.

Л е в а н о в и ч. Но ты же слышал что-нибудь?

Г о р л о х в а т с к и й. Ходят какие-то слухи. Будто вредительство в его работах обнаружили, опять же связи какие-то…

Л е в а н о в и ч. Ты не проверял, откуда эти слухи?

Г о р л о х в а т с к и й. Это значит: ничего не делай, только проверяй! А работу за меня кто будет писать? Туляга?

Л е в а н о в и ч. Удивительная беспечность! Его отовсюду с работы сняли, а тебе хоть бы что!

Г о р л о х в а т с к и й. Прикажешь и мне его снять? Я не перестраховщик! Проверим, тогда видно будет.

Л е в а н о в и ч. Как же ты мыслишь себе эту проверку?

Г о р л о х в а т с к и й. Надо назначить авторитетную комиссию, которая должна выехать на места, где он производил геологические исследования.

Л е в а н о в и ч. Так кто же, по-твоему, в эту комиссию должен войти?

Г о р л о х в а т с к и й. Боюсь, что мне, как директору института, от этого не отвертеться. Ты же меня не освободишь?

Л е в а н о в и ч. Допустим, что нет. А еще кто?

Г о р л о х в а т с к и й. Можно еще Зелкина. Ну, и Тулягу.

Л е в а н о в и ч. И сколько времени займет эта проверка?

Г о р л о х в а т с к и й. Около года.

Л е в а н о в и ч. Что?!

Г о р л о х в а т с к и й. В зимних условиях делать ничего нельзя, за лето нам только-только управиться. Придется ведь заново производить бурение.

Л е в а н о в и ч. Это значит: сорвать весь план работы института и держать целый год под подозрением Черноуса.

Г о р л о х в а т с к и й. Что ж поделаешь! Доверять ему теперь особенно не приходится. Пусть копается тут под моим наблюдением.

Л е в а н о в и ч. Я говорил с Верой. Она головой ручается, что это поклеп.

Г о р л о х в а т с к и й. На это она имеет свои причины.

Л е в а н о в и ч. Она с ним вместе работает.

Г о р л о х в а т с к и й. Больше того: ведь говорят, что она с ним живот.

Л е в а н о в и ч (недоверчиво смотрит на Горлохватского). Ты это проверил?

Г о р л о х в а т с к и й (смеется). Вот чудак? Как же я могу проверить? Они меня в это время не приглашают.

Л е в а н о в и ч (пытливо). А может быть, это выдумка?

Г о р л о х в а т с к и й. Может быть, и выдумка. За правильность слухов не ручаюсь. Наконец, ты сам можешь убедиться: сегодня в восемь часов вечера у них свидание на квартире Черноуса.

Л е в а н о в и ч (подозрительно). Откуда у тебя такие сведения?

Г о р л о х в а т с к и й. Сведения достоверные, можешь не сомневаться.

Л е в а н о в и ч. Тут у тебя такое творится, что сам черт не разберет. Натыкаешься на сюрпризы там, где их совсем не ждешь.

Г о р л о х в а т с к и й. Такое наследство я получил. Чистка нужна. С некоторыми работниками придется распрощаться.

Л е в а н о в и ч. А заменить кем?

Г о р л о х в а т с к и й. Заменим! У меня имеются на примете хорошие работники, которые охотно пойдут ко мне работать, если им обеспечить надлежащие условия. Вот я только от работы немножко освобожусь, тогда мы с тобой наведем тут порядок. Мне не первый раз этим заниматься.

Л е в а н о в и ч (в раздумье). Порядок тут и верно придется навести!

Г о р л о х в а т с к и й. Между прочим, я двадцать второго доклад читаю на ученом совете. Приходи послушать.

Л е в а н о в и ч. Я в твоих мамонтах ничего не смыслю.

Г о р л о х в а т с к и й. Я пишу так, чтобы всем было доступно. Для масс ведь пишу. Это будет пробный камень и для Черноуса. Возможно, что он попытается очернить мою работу, и скомпрометировать меня как советского ученого. Тогда мы его и разоблачим.

Л е в а н о в и ч (в сторону). Вот ты куда гнешь! (Горлохватскому.) Думаешь, что он рискнет на это?

Г о р л о х в а т с к и й. Если он в самом деле враг, то прорвется, иначе быть не может.

Л е в а н о в и ч. А мы его, шельму, за ушко да на солнышко!

Г о р л о х в а т с к и й. Как миленького!

Л е в а н о в и ч. А если он не «прорвется», а похвалит твой доклад?

Г о р л о х в а т с к и й. Так я же не утверждаю, что он обязательно враг. Может и похвалит.

Л е в а н о в и ч. А ловко ты придумал! Это же может очень здорово получиться! Любопытно! Придется прийти!

Г о р л о х в а т с к и й. Так придешь?

Л е в а н о в и ч. Обязательно! Ну, пока! (Уходит.)

Г о р л о х в а т с к и й (один). Проверяльщик выискался! Я, брат, такие очки наставлю, что тебе и черное белым покажется. Не таких за нос водили!


З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ПЯТАЯ

Коридор. Входят Ч е р н о у с и В е р а с газетой в руке.


В е р а. «Правду» сегодня читали?

Ч е р н о у с. Еще не читал.

В е р а. Тут вам поддержка.

Ч е р н о у с. Мне? Какая поддержка?

В е р а. Про вас говорится.

Ч е р н о у с. Про меня? Покажите!

В е р а. Вот тут.


Черноус берет газету и начинает читать.


Прочитайте вот этот абзац.

Ч е р н о у с. Тут говорится о неправильном исключении из партии коммунистов, а я, как вам известно, беспартийный.

В е р а. Честный и преданный, а таких враги народа тоже пытаются ошельмовать.

Ч е р н о у с. Это верно.

В е р а. Давайте дальше читать. Я тоже еще не все прочла.


Садятся и сосредоточенно читают.


Ч е р н о у с (прочитав). Именно. Они так и делают. Как это сразу становится понятным.


Входит З е л к и н. Он ступает неслышно, чтобы подойти и что-нибудь подслушать.


В е р а (не оглядываясь). Не беспокойтесь, товарищ Зелкин, у нас никаких секретов нет.

З е л к и н. Я и не беспокоюсь.

В е р а. Идите лучше почитайте, что тут про вас пишут.

З е л к и н. Про меня? Где это?

В е р а. Да вот хотя бы этот абзац прочитайте.

З е л к и н (прочитав, поморщился). Шутки шутками, а у нас тоже имеются клеветники.

В е р а. Вы говорите истинную правду.

З е л к и н. Например, наша тетя Катя очень любит языком потрепать.

В е р а. «А он украдкою кивает на Петра».

Г о р л о х в а т с к и й (входит, издалека еще размахивает газетой). Приветствую, товарищи! Поздравляю с выдающимся документом! Читали?

В е р а. Читаем.

Г о р л о х в а т с к и й. Прямо пальцем показывают нам на двурушников и всяких прохвостов. Нам остается только руку протянуть и за шиворот схватить. Тут он весь, как на ладони! Вообразите теперь положение этого самого подлого двурушника! Идет он по улице, и ему кажется, что все на него пальцами показывают: «Вот карьерист! Вот двурушник! Вот клеветник!» Он старается надеть маску честного советского человека, но грозная рука возмездия уже занесена над ним, вот-вот сорвет маску и выставит его на суд, на позор, на всеобщее презрение. Круг около него сужается все больше и больше. Те люди, которые раньше перед ним боялись пикнуть, теперь поднимают голову и готовы на весь свет закричать, что он за человек. Его жалкая душонка ушла в пятки. Он ищет себе щелочку, чтобы спрятаться, но грозный голос гремит над самым его ухом: «Дудки, гражданин Зелкин! Нигде ты от нас не укроешься!»

З е л к и н (испуганно). Что вы, Александр Петрович?

Г о р л о х в а т с к и й. Ха-ха-ха!.. Не пугайтесь, я шучу…

Ч е р н о у с. Да вы прямо артист, Александр Петрович!

Г о р л о х в а т с к и й. Бросил теперь, а когда-то играл в драмкружке.

В е р а. Вы так мастерски разыгрываете, как будто и родились для этой роли.

Г о р л о х в а т с к и й (переходя на серьезный тон). Да, товарищи, за двурушников и клеветников мы теперь возьмемся по-настоящему. Если приглядеться, то и в своей среде мы найдем таких. Им теперь не поздоровится! (Направляется к двери кабинета, потом останавливается.) Александр Петрович, можно вас на минутку?


Черноус подходит к Горлохватскому, тот отводит его в сторону.


Ч е р н о у с. Чем могу служить?

Г о р л о х в а т с к и й. Я просто хотел спросить, как ваше дело, да при всех неудобно.

Ч е р н о у с. Все так же.

Г о р л о х в а т с к и й. Ничего, не падайте духом! Вот я только немного от работы освобожусь, доклад прочитаю и тогда сам займусь вашим делом.

Ч е р н о у с. Я буду вам весьма признателен!

Г о р л о х в а т с к и й. А работу свою я уже закончил, Александр Петрович.

Ч е р н о у с. Ну, поздравляю вас!

Г о р л о х в а т с к и й. Спасибо! Думаю, что вы этим не ограничитесь, а придете послушать.

Ч е р н о у с. С большим удовольствием.

Г о р л о х в а т с к и й. И покритикуете меня как следует. Признаться, я вас побаиваюсь немножко.

Ч е р н о у с. У меня к вам самые наилучшие чувства.

Г о р л о х в а т с к и й. Так поддержите?.. Ваше слово для меня много значит, хоть я и получил уже отзыв из Москвы от Аникеева.

Ч е р н о у с. Получили уже?

Г о р л о х в а т с к и й. Да! Закончил я свою работу давно, но не говорил об этом, ждал, что мне Москва скажет.

Ч е р н о у с. Ну, раз вы имеете отзыв Аникеева, тогда моя оценка для вас мало значит.

Г о р л о х в а т с к и й. Не говорите! Ваше мнение я очень высоко ценю. Итак, Александр Петрович, — дружба и взаимная помощь.

Ч е р н о у с. Благодарю За доверие! Такой момент для меня это много значит.

Г о р л о х в а т с к и й. Между прочим, вы теперь мало зарабатываете. Может быть, вы нуждаетесь в чем-нибудь?

Ч е р н о у с. Спасибо… Я к роскоши не привык.

Г о р л о х в а т с к и й. Вы меня простите, я ведь спрашиваю на правах друга: может быть, вам деньги нужны?

Ч е р н о у с. Очень благодарен, Александр Петрович! Пока что я могу обойтись, а если надо будет, тогда я к вам обращусь.

Г о р л о х в а т с к и й. А то я мог бы вам устроить какие-нибудь полтысчонки.

Ч е р н о у с. Искренне благодарю!

Г о р л о х в а т с к и й. Смотрите! Ежели что, обращайтесь прямо ко мне. Я всегда буду рад! (Уходит в свой кабинет.)

Ч е р н о у с (подойдя к Вере). Чудесный человек!

В е р а. Кто? Горлохватский?

Ч е р н о у с. Да! Он по-настоящему умеет позаботиться о живом человеке.

В е р а. Я тоже была о нем хорошего мнения.

Ч е р н о у с. А теперь разве нет?

В е р а. А теперь он мне кажется немного загадочным. Был один такой случай… Я не знаю, что и думать про него.

Ч е р н о у с. Вы чересчур строги к людям. Может быть, вас кто-нибудь в заблуждение ввел насчет него?

В е р а. Боюсь, как бы он сам не ввел нас в заблуждение.

Ч е р н о у с. Ну что вы! Я и мысли такой не допускаю!


Проходит Т у л я г а с «Правдой» в руках.


В е р а. А вот спросим у Туляги… Никита Семенович!

Т у л я г а. Я вас просил бы забыть о моем существовании.

В е р а. Я этого не заслужила, Никита Семенович. Извините, если так! А мы тут разговаривали с Александром Петровичем о Горлохватском и хотели спросить, что вы о нем думаете?

Т у л я г а. Что я о нем думаю?.. Чудесный человек!

Ч е р н о у с (Вере). Вот видите!

Т у л я г а. Свет обойдете, второго такого не найдете!

Ч е р н о у с. Я ей тоже говорил, что он необыкновенный человек.

Т у л я г а. Вот именно, необыкновенный! Искренний, душевный, готов с человеком последним поделиться.

В е р а. Даже?

Т у л я г а. Больше того — даже любимую женщину готов уступить другому.

В е р а. Не слишком ли вы?..

Т у л я г а. Истинную правду говорю вам, поверьте моему опыту.

В е р а (удивленно). Вашему опыту?

Т у л я г а. Да, моему опыту.

В е р а. Расшифруйте, Никита Семенович, что это значит?

Т у л я г а. Потом, в другой раз.

В е р а. А скажите, что вы думаете о нем как об ученом?

Т у л я г а. А почему это мне первому надо о нем думать? Нет уж, спасибо, думайте сами!

В е р а. Как — первому? Мы же, чтобы думать, в очередь не становимся.

Т у л я г а (показывая на объявление). Вот послушайте доклад, тогда будете думать что вам угодно.

В е р а. Вы так говорите, как будто что-то знаете про этот доклад.

Т у л я г а. Ничего не знаю! (Идет к выходу.)

В е р а (иронически). Ужасно засекреченный человек!

Т у л я г а (возвращается; искренне). Знаете что… Лучше бы я умер на то время, когда будет читаться этот доклад.

Ч е р н о у с. Странное желание, Никита Семенович!

Т у л я г а. Выступать ведь придется. А это для меня хуже самой смерти!

Ч е р н о у с. Так не выступайте! Никто же вас не принуждает.

Т у л я г а. Не выступишь, он этого не простит.

В е р а (насмешливо). Положение у вас поистине безвыходное. Остается только тут же, под этим объявлением, лечь и умереть.

Т у л я г а. Есть еще один выход.

В е р а. Какой?

Т у л я г а. Но для этого смелость нужна, а ее у меня сроду не было.

Ч е р н о у с. Что же вы раньше времени страдаете, Никита Семенович? А может быть, доклад как раз будет такой, что мы выслушаем его с удовольствием?

Т у л я г а. Какой бы он ни был, я удовольствия от него иметь не буду.

Ч е р н о у с. Какие же причины вашего мрачного настроения?

Т у л я г а. Причины есть, Александр Петрович… Поверьте мне на слово!

В е р а. Знаете, что я вам серьезно посоветую, товарищ Туляга?

Т у л я г а. Что вы мне серьезно посоветуете?

В е р а. Плюньте вы на все эти страхи и будьте советским человеком!

Т у л я г а. Говорите — плюнуть на страхи?

В е р а. Плюньте!

Т у л я г а. А скажите, вы были когда-нибудь деникинским полковником?

В е р а. Нет, не приходилось.

Т у л я г а. Это и видно… (Пошел.)

В е р а (вслед). Никита Семенович!

Т у л я г а (останавливается, не оглядываясь). Я! Что вы еще хотели сказать?

В е р а. Я ведь не верю, что это вы были с Зиночкой.

Т у л я г а (быстро повернувшись). Как это вы не верите? Это все видели.

В е р а. А я все-таки не верю. Не могу поверить.

Т у л я г а (подходит к ней). И не верьте, Вера Михайловна!.. Я всегда думал, что у вас очень чуткая и добрая душа. (Растроганно пожал Вере руку.) Благодарю, благодарю!

В е р а (удивленно). За что же, Никита Семенович?

Т у л я г а. За чистые мысли, за честность! (Еще раз пожимает ей руку и быстро уходит.)

В е р а (глядя ему вслед). Странно!

Ч е р н о у с. Эта история с Зелкиной — действительно странная история.

В е р а. Весьма странная! Я думаю, не шантаж ли тут какой-нибудь?

Ч е р н о у с. На глазах у всех? Какой тут может быть шантаж?

В е р а. И все же есть тут какая-то загадка. Это видно из его слов. Однако же надо идти собираться. Сегодня я еду в Москву.

Ч е р н о у с. Значит, вы и на докладе Горлохватского не будете?

В е р а. Может быть, успею вернуться.

Ч е р н о у с. Жаль, если опоздаете. Доклад обещает быть интересным.

В е р а. Потом познакомлюсь. Ну, пожелайте мне всего наилучшего!

Ч е р н о у с. От души желаю!

В е р а. Ждите меня с радостными известиями… До свидания! (Уходит.)

Ч е р н о у с (один). Это бы мне было поддержкой. (Уходит.)

Т у л я г а (входит с газетой в руках). Вера Михайловна!.. Ее уж нет! Что же мне делать? Я же должен кому-нибудь сказать об этом. Это же он враг, а не я, — так пускай ему и страшно будет!


Входит Л е в а н о в и ч.


Л е в а н о в и ч. Добрый день, товарищ Туляга! (Здоровается за руку.) Как живем?

Т у л я г а. Похвастаться не могу, товарищ Леванович. Живу и сам себя не уважаю.

Л е в а н о в и ч. Что так?

Т у л я г а. Прочитал вот… (показывая газету) и стыдно мне стало.

Л е в а н о в и ч. Почему же вам стыдно?

Т у л я г а. Что я такой трусливый, никчемный человечишко, малодушный до низости.

Л е в а н о в и ч. Не слишком ли сурово вы бичуете себя?

Т у л я г а. Нет, не слишком! Вы еще не знаете, в чем дело.

Л е в а н о в и ч. Я догадываюсь, что вы хотите мне сказать, в чем это дело!

Т у л я г а. Именно хочу, да боюсь, что не поверите.

Л е в а н о в и ч. Говорите, поверю.

Т у л я г а. Если я, например, скажу, что знаю одного такого двурушника…

Л е в а н о в и ч. В чем же дело? Вы можете знать такого.

Т у л я г а. Что он — лжеученый, обманывает партию и советскую общественность, что он шельмует честных работников.

Л е в а н о в и ч. Бывают и такие! О них ведь и говорится в газете.

Т у л я г а. А если я, например, скажу, что он орудует в нашем учреждении?

Л е в а н о в и ч. Возможно, что я плохо знаю людей…

Т у л я г а. А если я скажу, например, что это наш уважаемый директор Александр Петрович Горлохватский?

Л е в а н о в и ч. Гм!.. У него, конечно, имеются недостатки, но боюсь, что вы тут немного преувеличиваете.

Т у л я г а. Ну вот, я ведь говорил, что вы не поверите! Еще меня клеветником назовете.

Л е в а н о в и ч. Вы сами понимаете, товарищ Туляга, что это — тяжкое обвинение. У вас, наверное, имеются какие-нибудь доказательства?

Т у л я г а. Конкретных доказательств нет! Я только знаю, что он неуч, в палеонтологии ничего не смыслит и не может отличить кости ископаемого от обычной коровьей кости.

Л е в а н о в и ч. А как же он работу пишет?

Т у л я г а. Не пишет он никакой работы!

Л е в а н о в и ч. Вот же объявление.

Т у л я г а. Батрака он себе нашел, тот ему пишет.

Л е в а н о в и ч. Не понимаю!

Т у л я г а. Я пишу ему работу.

Л е в а н о в и ч. Зачем же вы это делаете?

Т у л я г а. Потому что он меня принудил угрозами, а я испугался. При каких обстоятельствах, я вам потом расскажу. Теперь мне приходится или идти на подлость, или проявить мужество и разоблачить его.

Л е в а н о в и ч. Если это так, то мы его сразу же можем разоблачить. Я позову его сюда, и все разъяснится.

Т у л я г а. Э, нет! Он отопрется и глазом не моргнет. И я снова останусь виноватым.

Л е в а н о в и ч. Но вы же обязаны доказать ваше обвинение!

Т у л я г а. Вот что я вас попрошу, товарищ Леванович. Дайте мне слово, что вы не потревожите его еще несколько дней. Пусть он сделает доклад, который я для него пишу, — тогда сразу все станет ясным…

Л е в а н о в и ч (задумчиво). Гм… так… так… Что ж, пусть читает доклад… А я тем временем со своей стороны проверю некоторые факты. (Уходит.)

Т у л я г а (один, возвращается к дверям кабинета). Теперь-то я напишу научную работу! Насмеялся ты надо мной, обесславил перед людьми, посмеюсь же над тобой и я! Какое же для него придумать допотопное животное?.. Чтоб похоже было на него… (Открывает входные двери.) Товарищ Никифор, зайдите сюда на минутку.


Н и к и ф о р входит.


У меня к вам просьба.

Н и к и ф о р. Какая?

Т у л я г а. Найдите мне какую-нибудь кость.

Н и к и ф о р. Какую же вам кость?

Т у л я г а. Любую — свиную, коровью, только большую и не очень свежую.

Н и к и ф о р. А на что вам это?

Т у л я г а. Директор просил меня достать… для сравнения. Он пишет научный труд.

Н и к и ф о р. Так, может, одной мало? Я могу больше принести.

Т у л я г а. Хватит одной. Он такой большой ученый, что только взглянет на эту кость — и ему все ясно…

Н и к и ф о р. Гляди ты! А я думал — он так себе, как и все. Так я пойду поищу. (Уходит.)

Т у л я г а (вслед ему). Получишь ты у меня ученую степень!


Дверь открывается. Туляга отскакивает в сторону и принимает обычный приниженный вид. Входит Г о р л о х в а т с к и й.


Г о р л о х в а т с к и й. Ну как?

Т у л я г а. Все в порядке, Александр Петрович. В дополнение к моему материалу прислал мне приятель косточку, которая мне очень помогла. Благодаря ей мне удалось окончательно установить новый вид ископаемого.

Г о р л о х в а т с к и й. Что же это за ископаемое?

Т у л я г а. Это далекий предок одного нашего домашнего животного.

Г о р л о х в а т с к и й. Ну вот! А вы говорили, что ничего нового найти нельзя. Под моим руководством вы еще и не то найдете.

Т у л я г а. Однако я должен предупредить, что некоторые наши положения, наверно, будут оспариваться.

Г о р л о х в а т с к и й. Кем?

Т у л я г а. Черноусом, Левановичом и другими.

Г о р л о х в а т с к и й. Черноус мне сам признался, что он профан в этой области, а Леванович тем более: он ведь торфяник.

Т у л я г а. Вот как раз потому, что они с палеонтологией мало знакомы, им и будут казаться странными некоторые вещи.

Г о р л о х в а т с к и й. Не страшно! Мы им растолкуем. Вы выступите в прениях и рассеете все их сомнения. А что касается доклада, так от его качества зависит в первую очередь ваша судьба.

Т у л я г а. Мне напоминать об этом нет надобности.

Г о р л о х в а т с к и й. Тем лучше! Скорее кончайте, несколько дней осталось. (Уходит.)

Т у л я г а (один). Несколько дней до твоей гибели!

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Кабинет Горлохватского. За столом Г о р л о х в а т с к и й, Л е в а н о в и ч, З е л к и н а (пишет протокол), Ч е р н о у с, Т у л я г а, З е л к и н.


Г о р л о х в а т с к и й (продолжая доклад). Земные недра храпят в себе немало таких остатков ранней флоры и фауны. Это — живая книга природы. Приведенные в систему, эти остатки представляют собой ту чудесную, ни с чем не сравнимую лестницу Дарвина, по которой на протяжении сотен миллионов лет земная жизнь поднималась шаг за шагом все выше и выше, пока не достигла венца творения, каковым является современный человек. Правда, лестница эта не так стройна, как представляют себе люди, несведущие в данной области. Иногда у этой лестницы не хватает целой ступеньки или даже двух-трех подряд. Если какому-нибудь ученому удается найти и твердо укрепить такую ступеньку, то это является целым событием в палеонтологии. Мне, скромному работнику в этой области, тоже посчастливилось если не найти, то, по крайней мере, закрепить одну из таких ступенек. Дело в том, что в нью-йоркском Музее естествознания находится челюсть неизвестного ископаемого. По колоссальным размерам этой челюсти и по клыкам, сходным с бивнями мамонта, это животное можно было бы отнести к семье слоновых, но этому препятствует совершенно и полностью развитая система зубов, чего среди слоновых не встречается. Ученые вступили в спор. Одни из них относят животное к слоновым, а другие, основываясь на системе зубов, зачисляют его в разряд нежвачных парнокопытных. Однако позиция последних была до сих пор шаткой, поскольку никому до настоящего времени не удавалось найти другие части скелета и, прежде всего, кости конечностей, которые подтвердили бы их выводы. И вот, товарищи, эта скромная кость, которую вы видите, окончательно решает спор ученых палеонтологов. Кость эту доставил нам один знакомый натуралист, а одновременно с нею и описание тех костей, которые были найдены вместе с этой.

Н и к и ф о р (просунув в дверь голову). Можно послушать?

Л е в а н о в и ч. Можно!


Н и к и ф о р и т е т я К а т я входят и усаживаются около дверей.


Г о р л о х в а т с к и й (продолжая). Нам удалось установить, что эта кость является одним суставом пальца передней конечности того животного, о котором спорят ученые. Строение ноги этого ископаемого очень похоже на то, что мы видим у нашей свиньи. Только опиралось это животное при ходьбе не на два пальца, а на все четыре, из которых два крайних были немного меньше двух средних. Такой сильной опоры требовал огромный вес массивного туловища. Со времен, когда под влиянием неблагоприятных климатических условий становилось все меньше и меньше пищи, более крупные экземпляры начали вымирать из-за недостатка корма, выживали только самые мелкие, которым меньше требовалось еды. Вес туловища из поколения в поколение уменьшался, и наконец оно утратило в весе столько, что для его поддержания достаточно стало только двух средних пальцев на каждой ноге. Два крайние стали постепенно атрофироваться. Так образовались конечности нашей современной свиньи, у которой два пальца недоразвиты. Громадное это животное было всеядным, как о том свидетельствуют его зубы. Оно питалось травой, кореньями, плодами, которые ему нетрудно было достать с деревьев благодаря гигантскому росту. А когда ему попадались живые существа, оно охотно лакомилось и ими.

Т е т я К а т я. Может, оно и людей ело?

Г о р л о х в а т с к и й. Если они были недостаточно бдительными.

Л е в а н о в и ч. Тогда оно обходилось с ними по-свински.

Г о р л о х в а т с к и й. Совершенно верно!

Л е в а н о в и ч. Так делают, между прочим, не только допотопные свиньи, но и некоторые животные гораздо более позднего периода.

Г о р л о х в а т с к и й. Это — тема для специальных исследований.

Л е в а н о в и ч. Такие исследования кое-где ведутся, насколько мне известно.

Г о р л о х в а т с к и й. Возможно! Я не в курсе дела… Таким образом эта кость… (показывает на кость)


Черноус берет ее и разглядывает.


и другие материалы дают нам основание считать, что это гигантское животное частично похоже было на нашу свинью, а частично на мамонта, с которым, видимо, было в близком родстве.

Л е в а н о в и ч (насмешливо). Двоюродной сестрой ему доводилось!

Г о р л о х в а т с к и й (ему в тон). Возможно!.. Благодаря этому его с полным правом можно назвать исполинской или мамонтовой свиньей.

Ч е р н о у с. Как… Как вы сказали?

Г о р л о х в а т с к и й. Мамонтовой свиньей.

Ч е р н о у с. Любопытно, любопытно! (Кладет кость на стол.)

Г о р л о х в а т с к и й (настораживаясь). Что любопытно?

Ч е р н о у с. Все любопытно, от начала и до конца!

Г о р л о х в а т с к и й. На то и палеонтология!.. Так вот, товарищи, к какому выводу я пришел после всестороннего и подробного изучения этой кости.


Пауза.


(Левановичу.) Веди собрание, мне самому неудобно!

Л е в а н о в и ч. У кого будут вопросы к докладчику?

Н и к и ф о р. Можно мне взглянуть на эту кость?

Л е в а н о в и ч. Пожалуйста! (Передает кость Никифору.)

З е л к и н. Скажите, Александр Петрович, где вы нашли такой ценный материал для своей работы?

Г о р л о х в а т с к и й. Я уже говорил, кость эту доставил мне один знакомый натуралист.

Л е в а н о в и ч. Еще кто имеет вопросы?


Молчание.


Ч е р н о у с. Скажите, Александр Петрович, к какому периоду вы относите свою находку?

Г о р л о х в а т с к и й (гипнотизирует глазами Тулягу, ожидая от него помощи). К этому… как его… вот вылетело из головы. Город еще такой есть… К пензенскому!

Ч е р н о у с. Извините, к какому?

Г о р л о х в а т с к и й. К пензенскому.

Ч е р н о у с. Такого периода в геологии я не знаю. Вы, может быть, хотели сказать — к пермскому?

Г о р л о х в а т с к и й (немного сконфузившись). Видите, я считаю, что пензенский или пермский — это все равно!

Л е в а н о в и ч (с иронией). Конечно, Пермь от Пензы не так уж далеко!

З е л к и н (не поняв иронии). Это просто придирка к слову.

Ч е р н о у с. В таком случае докладчику очень повезло.

Г о р л о х в а т с к и й. Вы правы, мне попалась очень ценная находка.

Ч е р н о у с. Я в том смысле, что до этого времени ни единой свинье в пермский период проникать не удавалось.

Г о р л о х в а т с к и й. Это свидетельствует только о том, что исследованное мною животное очень древнего происхождения.

Ч е р н о у с. Для пермского периода, если я не ошибаюсь, характерны амфибии — животные, которые могли жить на суше и в воде, часто имели жабры и размножались путем кладки яиц.

Г о р л о х в а т с к и й. Вы, наверное, сами не раз наблюдали, как охотно наши свиньи валяются в грязных лужах. Это не что иное, как тяга к той самой стихии, в которой жили их давние предки. Я целиком допускаю, что у этих предков могли быть и жабры и что они могли…

Л е в а н о в и ч (иронически). Нести яйца?

Г о р л о х в а т с к и й. А тебе смешно? Сразу видно, что ты — торфяник, который глубже, чем на два метра, никогда в недра земли не заглядывал.

Л е в а н о в и ч (с усмешкой). Ты ошибаешься. Я временами так глубоко заглядываю, что могу докопаться и до мамонтовых свиней.

Ч е р н о у с. Вы еще сказали, что ваша свинья и людьми тоже питалась.

Г о р л о х в а т с к и й. Я сказал: возможно, что и лакомилась.

Ч е р н о у с. В том-то и дело, что невозможно, уважаемый Александр Петрович. Невозможно по той причине, что человек появился значительно позже. Следы его мы находим только в начале четвертичного периода. Это на много миллионов лет позже, чем жила ваша свинья.

Г о р л о х в а т с к и й. На этот вопрос я отвечу вам в заключительном слове… Вообще я вижу, что Александр Петрович относится к моим выводам с недоверием. Он находится еще в плену устарелых теорий в области палеонтологии. Но есть заслуженные люди науки, хоть и старые ученые, но с молодою душой, которые не усмехаются иронически, глядя на наши успехи, а радостно им аплодируют. Вот я имею отзыв о своей работе всем известного профессора Аникеева. Прошу ознакомиться! (Вынимает из портфеля бумажку и кладет на стол.)


Леванович читает ее внимательно, вертит в руках и кладет на стол. Бумажку берет Зелкин.


З е л к и н (читает). «Уважаемый Александр Петрович! Предварительное ознакомление с вашей работой дает нам основание заявить, что она имеет не только научное, но и глубоко практическое значение. У нас самих были подобные соображения, но мы не имели необходимых фактических данных. Тем более приятно констатировать, что эти наши соображения подтвердились вашей выдающейся работой. Есть, правда, некоторые проблемы, которые, очевидно, объясняются тем, что еще не весь необходимый материал вами собран. После детального ознакомления и сопоставления ваших данных с нашими мы пришлем вам подробную рецензию на вашу работу. С уважением к вам — профессор Аникеев».

Ч е р н о у с. Покажите, пожалуйста! (Читает про себя.) «Практическое значение»? Не понимаю. Ничего не понимаю!

З е л к и н. Тем хуже для вас!

Л е в а н о в и ч (иронически). Может быть, профессор имеет в виду разведение таких свиней в колхозах?

Г о р л о х в а т с к и й. Ну, что ты!

Л е в а н о в и ч. А что? Разве нельзя?

Г о р л о х в а т с к и й. Они ведь давно вымерли.

Л е в а н о в и ч (с иронией). Вымерли? Ах, черт возьми, очень жаль! А может быть, их можно как-нибудь снова возродить?

Г о р л о х в а т с к и й. Не думаю.

Л е в а н о в и ч. Ты в Киеве не пробовал этим заниматься?

Г о р л о х в а т с к и й (смутившись). В Киеве?.. Нет… я там в другом разрезе…

Ч е р н о у с. Странная проблема…

Л е в а н о в и ч. Да, подумайте, какая свинья! Больше слона, с жабрами и яйца несет.

Т е т я К а т я. И людей ест!

Л е в а н о в и ч. Людей есть мы ей не позволим…

Ч е р н о у с. Тут или я сумасшедший, или кто-нибудь другой.

З е л к и н. В таких случаях надо быть самокритичным! (Левановичу.) Позвольте мне слово!

Л е в а н о в и ч. Пожалуйста!

З е л к и н. Должен прямо сказать, товарищи, что от доклада уважаемого Александра Петровича я в большом восторге. Какой полет мысли! Какое смелое проникновение в глубь седых веков сквозь аллювии, дилювии, плиоцены, миоцены и всякие прочие напластования. Какова сила конструктивного мышления у Александра Петровича, которая дала ему возможность только на базе одной маленькой кости нарисовать нам яркий образ доисторического животного. Правда, осталось еще невыясненным, размножалось оно яйцами или чем-нибудь другим. Но разве же это самое основное? Самое важное в том, что чем бы там оно ни было, но оно все-таки размножалось, и жило, и дожило до нашего времени, и сегодня мы его видим, как живое, в образе Александра… Извините… образ его мы видим я Александре… Извиняюсь!.. в докладе Александра Петровича. А что касается позиции, которую намеревается занять профессор Черноус, то она нам совершенно понятна! Мы знаем корни этих настроений, и эти выпады для нас не являются неожиданными. Я считаю, что доклад Александра Петровича — это большой вклад в нашу науку. По докладу у меня имеется только одно небольшое замечание: мне думается, поскольку это животное по своему виду является чем-то средним между мамонтом и свиньей, а ростом все же приближается к мамонту, так его лучше было бы назвать не мамонтовой свиньей, а свинячьим мамонтом.

Г о р л о х в а т с к и й. Это вопрос спорный!

З е л к и н. В заключение я хочу от души поблагодарить — и думаю, что ко мне присоединятся все присутствующие, — поблагодарить Александра Петровича за то большое удовольствие, которое он доставил нам своим докладом! (Аплодирует.)

Л е в а н о в и ч. Кто еще желает высказаться?


Молчание.


Н и к и ф о р. Можно мне, товарищи?

Г о р л о х в а т с к и й (насмешливо). Разве ты тут что-нибудь понимаешь?

Н и к и ф о р. А почему ж, я кое-что могу сказать.

Л е в а н о в и ч. Пусть высказывается! (Никифору.) Говорите!

Н и к и ф о р. Слушаю я, товарищи, да и думаю, какую голову имеет наш директор! Я ведь, если бы сто лет думал, такого бы и не выдумал. Моя б голова не выдержала! Взять, скажем, обыкновенную кость, что под ногами валяется, поглядеть на нее и сказать, какие свиньи были миллионы лет назад! На это, действительно, ум требуется! А я, ежели мне за обедом кость попадется, просто обглодаю ее, как полагается, да в помойку! У меня-то и догадки не было, что, посидевши над этой костью, можно большим ученым стать!

З е л к и н (нравоучительно). Не всякая кость для этого годится!

Н и к и ф о р. Я это понимаю: и кость надо выбрать с умом. Вот, скажем, эту кость (показывает пальцем) я тоже видел и хотел ее на помойку выбросить…

Л е в а н о в и ч. Где вы ее могли видеть?

З е л к и н. Чушь порет!

Н и к и ф о р. Не чушь, товарищ Зелкин, а действительно видел. Тут товарищ Горлохватский сказал, что эту кость доставил ему один знакомый. А этого знакомого я знаю хорошо — это Цуцик ее приволок в коридор.

Г о л о с а. Что?

— Цуцик?

— Какой Цуцик?

— Что он говорит?

Н и к и ф о р. Собаку так зовут…

Г о р л о х в а т с к и й. Да он пьян, товарищи! Разве вы не видите? Иди лучше выспись, Никифор!

З е л к и н. Безобразие! Еле на ногах держится!

Н и к и ф о р (очень обижен). Кто? Я пьяный?

Г о р л о х в а т с к и й. Конечно, уж не я.

Н и к и ф о р. Товарищ директор! Чтоб я так завтра вас видел, как я видел сегодня пол-литра. Эх! Ладно! (Идет на место.)

Л е в а н о в и ч. Что ж вы… Больше не хотите говорить?

Н и к и ф о р. А!.. (Махнув рукой.) Не с моим умом лезть в эту науку. И так уж обругали…

Л е в а н о в и ч. Кто следующий?


Молчание.


Г о р л о х в а т с к и й. А вы, товарищ Туляга, разве не желаете высказать свое мнение?

Т у л я г а (неловко подымается). Я… нет… я… собственно говоря… Может быть, Александр Петрович раньше?

Л е в а н о в и ч. А вы независимо от Александра Петровича.

Т у л я г а. Что ж, если так… Я должен сказать, что доклад Александра Петровича я прослушал с большим интересом. Очень, очень оригинальный доклад! И метод исследования совершенно новый, никем доселе не использованный, и смелость. Вот что самое главное тут… Смелость. Этой заслуги у Александра Петровича никто не отнимет! А что касается названия, то считаю, что споры тут совершенно излишни. Мое мнение — лучше всего пользоваться общепринятыми латинскими терминами. Поскольку ученые, как уведомил нас докладчик, уже полемизировали об этом животном, то соответствующий термин, наверное, существует…

Г о р л о х в а т с к и й. По-латыни его тоже называют — исполинская свинья.

Л е в а н о в и ч (насмешливо). Это еще не совсем по-латыни.

Г о р л о х в а т с к и й. В переводе.

Л е в а н о в и ч. Нет, ты дай настоящую латынь. Интересно, как это звучит.

Г о р л о х в а т с к и й (переворачивает страницу доклада и читает). Свинтус грандиозус!


Черноус хохочет. Спрятавшись за его спину, смеется и Туляга.


Что за смех? Я вас не понимаю, Александр Петрович!

Ч е р н о у с. А я вас, Александр Петрович, теперь абсолютно понимаю. До этого дня я полагал, что имею дело если не с солидным ученым, то, по крайней мере, с порядочным человеком…

Г о р л о х в а т с к и й. Что вы этим хотите сказать?

Ч е р н о у с. Я хочу сказать, что вы — проходимец!

Г о р л о х в а т с к и й. Кто? Я?

Ч е р н о у с. Да, вы!

Г о р л о х в а т с к и й. Я, директор научного института, — проходимец?!

Ч е р н о у с. Это недоразумение, что вы директор института. Вы — проходимец и авантюрист!

Г о р л о х в а т с к и й (стукнув кулаком по столу). Я этого не позволю!

Л е в а н о в и ч (берет его за руку и усаживает в кресло). Успокойтесь! А вы, профессор, спокойнее говорите. Ваших доказательств мы еще не слышали.

Ч е р н о у с. Извините, я не могу спокойно говорить! Тут разве доказательства нужны, товарищ Леванович? Вы поглядите на эту кость! Это же кость самой обыкновенной свиньи, зарезанной месяц тому назад. Раскопки нашим почтеннейшим докладчиком производились не далее, как на заднем дворе ресторана «Европа». Ассистентом при этом был не кто иной как тот самый Цуцик, про которого тут говорил Никифор.

Г о р л о х в а т с к и й. Это вы подучили Никифора, да еще и напоили для храбрости. Товарищи, я прошу обратить внимание на это обстоятельство! Так действует враг!

Ч е р н о у с. Как бы вы меня ни обзывали, я вам не позволю опошлять советскую науку!

Г о р л о х в а т с к и й. Ого, какой тон!

Ч е р н о у с. Да-да, не позволю! Я ей лучшие годы своей жизни отдал… и никакие шарлатаны меня не запугают!

Г о р л о х в а т с к и й (Левановичу). Ну, не говорил я тебе, что враг не выдержит, прорвется? Скажи — говорил?

Л е в а н о в и ч. Говорил.

Г о р л о х в а т с к и й. Так что ты теперь скажешь?

Л е в а н о в и ч. А мы его сразу за ушко да на солнышко.

Г о р л о х в а т с к и й. Вот вам, товарищи, наглядный урок. Так действует враг! Весь город знает, что он враг. Отовсюду его прогнали, последний приют у него был тут… благодаря моей слабости, признаюсь! Но теперь мы покончим с ним одним ударом, беспощадно выбьем его ядовитые зубы, чтобы они нас больше никогда не смогли укусить! (Стукнув кулаком по столу.) Довольно нянчились!


Входит В е р а.


В е р а. Что такое? Тут какой-то скандал?

Л е в а н о в и ч. Это — прения по докладу товарища Горлохватского.

В е р а. Ничего себе прения, если до зубов дошло!

Л е в а н о в и ч. Профессор Черноус… не согласен с докладчиком.

В е р а. Так за это в зубы?

Г о р л о х в а т с к и й (Вере). Вы не в курсе дела, так и не вмешивайтесь!

Л е в а н о в и ч. А профессор Аникеев очень хорошо отзывается об этой работе. (Подает Вере бумажку.)

В е р а (взглянув на бумажку). Товарищи! Это же подлог, жульничество!

Л е в а н о в и ч. Как? Письмо фальшивое?

В е р а. Нет, но это письмо послано было профессору Черноусу. Я привезла копию. Вот — пожалуйста!

Г о р л о х в а т с к и й. Аа-а! Заговор против меня! Товарищи, это же любовница Черноуса! Товарищ Зелкин это знает.


Зелкин замялся и что-то пробормотал.


В е р а (Горлохватскому). Вы лгун и подлец!

Г о р л о х в а т с к и й. Нет, этого больше невозможно терпеть! Я позвоню, чтобы их сейчас же забрали! (Протягивает руку к трубке.)

Л е в а н о в и ч (кладет руку на трубку). Не волнуйтесь, уже звонили.

Г о р л о х в а т с к и й. Ты догадался сделать это раньше? Тем лучше!

Л е в а н о в и ч (решительно встает). Я считаю, что эту комедию пора кончать.

Г о р л о х в а т с к и й. И кончать так, чтобы она для некоторых стала трагедией!

Л е в а н о в и ч. Так оно и будет! (Остальным.) Прошу прощения, товарищи, что заключительное слово вместо докладчика придется сделать мне. Мы только что прослушали наилюбопытнейший доклад, подобного которому не слушала, вероятно, ни одна научная аудитория. В результате этого доклада перед нами во всей красе предстал образ свинячьего мамонта. Это допотопное животное оказалось весьма живучим, и некоторые его экземпляры дожили и до нашего времени. Животное это хотя и редкое у нас, но чрезвычайно вредное. Если его не взять за жабры — хорошо, что жабры, кстати, у него имеются, — если не взять за эти жабры, то такой свинтус грандиозус может наделать много вреда. Хорошо, если он один, а ведь за его спиной могут стоять еще более клыкастые. Бояться их, однако, не следует. Свинячьи мамонты могут жить только там, где им благоприятствует климат — в атмосфере трусливости, растерянности, подхалимства, политической слепоты. А там, где господствуют мужество, честность и большевистская бдительность, — они жить не могут и быстро вымирают. Пусть же знают все мамонтовые и немамонтовые свиньи: если какая-нибудь попробует пакостить в нашей советской науке, будем бить прямо по пятачку!


Горлохватский внезапно разражается хохотом.

Все удивленно смотрят на него.


З и н а. Какой ужас! Он с ума сошел!

Г о р л о х в а т с к и й. Ха-ха-ха!.. Здорово же я вас разыграл.

Т у л я г а (Черноусу). Как это — разыграл? Что он такое говорит?

Г о р л о х в а т с к и й. Ведь доклад-то я читал не свой, а вот этого деникинца. (Показывает на Тулягу.) Теперь вы убедились, что это за ученый!

Ч е р н о у с. Что такое?

З е л к и н. Я так и думал! Не может быть, чтобы вы, Александр Петрович, такую белиберду написали.

Т у л я г а. Товарищ Леванович, это же выходит совсем наоборот! Выходит, что я…

Л е в а н о в и ч. Не волнуйтесь, товарищи! Я знаю, что это не его доклад. (Показывает на Горлохватского.)

Г о р л о х в а т с к и й (осекся и завял). Ах, ты это знаешь?

Л е в а н о в и ч. Я еще и не то знаю! Я знаю, как вы пытались разложить на Украине один наркомат и оклеветать честных работников. Вам это не удалось. И тогда ваши дружки перебросили вас сюда с фальшивым дипломом. Тут, продолжая свою подлую работу, вы ошельмовали профессора Черноуса, терроризировали товарища Тулягу.

Г о р л о х в а т с к и й (говорит, чтобы прикрыть свою растерянность). Это поклеп! Я не позволю! Это поклеп!

Л е в а н о в и ч. Теперь, товарищи, вам ясно, что это за человек! О нем придется поговорить завтра более основательно. (Взгляд в сторону Зелкина.) А также и о некоторых его сподвижниках…


Гул возмущения. В с е расходятся, выражая жестами и выкриками свое возмущение.

Горлохватский стоит, опершись руками о стол и уставившись на злополучную кость. Т у л я г а с высоко поднятой головой проходит мимо него.


Н и к и ф о р (подходит к столу, показывая пальцем на кость). Можно выбросить?

Г о р л о х в а т с к и й (очнувшись). А?

Н и к и ф о р. Я спрашиваю — кость вам не нужна больше?

Г о р л о х в а т с к и й. К черту!

Н и к и ф о р (берет кость двумя пальцами и открывает форточку). Цуцик! Фью! Фью! Фью… На тебе назад твое добро! (Кидает кость за окно.) Притащил, сукин сын! Из-за тебя только неприятности человеку! (Хитро подмигивает тете Кате, и оба выходят.)


З а н а в е с.


1939


Перевод Е. Шварца.

Загрузка...