Драмы и комедии

ВРАТА БЕССМЕРТИЯ Фантастическая комедия в четырех картинах

БОРИС ПЕТРОВИЧ ДОБРЫЯН — геронтолог.

ВЛАДИМИР ФЕДОРОВИЧ ОБОДОВСКИЙ — генетик.

ПАВЕЛ АНТОНОВИЧ БОБРОВИЧ — экономист.

КЛАВДИЯ ПЕТРОВНА КУДРИЦКАЯ — медик.

АЛЕКСАНДР ПАВЛОВИЧ ВАРАКСА — филолог.

ИВАН КИРИЛЛОВИЧ ЗМИТРУК — физик, пожилой человек.

КУЗЬМА ЗАХАРОВИЧ АДАМЕЙКА — немолодой кандидат наук.

ГЕНКА — младший научный сотрудник.

НАТАША — младший научный сотрудник.

МАРИНА СЕРГЕЕВНА — жена Добрыяна.

МЯКИШЕВА — профсоюзный работник.

СИДОРОВИЧ — рабочий, ударник коммунистического труда.

АЛЕНА МАКСИМОВНА — колхозница-пенсионерка.

СКОРОСПЕЙ — старый знакомый Добрыяна.

ДОЖИВАЛОВ — пенсионер из военных.

КАРАВКИН — хозяйственник.

ВАСИЛИЙ ДОРОФЕЕВИЧ ТОРГАЛО — некто из бывших.

АВДОТЬЯ СТЕПАНОВНА ЗАСТРЕМИЛОВА — его знакомая.

АНТОНИНА ВАСИЛЬЕВНА — секретарь Добрыяна.

ГАРРИ БОЛДВИН — корреспондент.

ШУСТИК — шофер-левак.

ВАСЮК — бизнесмен по случаю.

ОДИН ИЗ ОЧЕРЕДИ.

БАНКИР.

АНТОН ИВАНОВИЧ.

МАДАМ.

ОН и ОНА.

Лаборатория Добрыяна.

Д о б р ы я н сидит в кресле, прикрыв лицо рукой, — то ли в дремоте, то ли в раздумье. Он счастлив. Осуществилась его мечта. Свершилось нечто такое, результаты чего теперь еще невозможно предвидеть. Душа его словно озарена необычным светом, наполнена чарующими звуками.

Открывается дверь, и в лабораторию входит Н а т а ш а. Увидев Добрыяна в таком состоянии, она на цыпочках выходит и прикрывает за собой дверь. Это отразилось в подсознании Добрыяна. Он пытается что-то вымолвить и открывает глаза. Исчезают чарующие звуки и свет. Все приобретает обычный вид, но очарование не проходит. Добрыян видит в зале людей и выходит на авансцену.

Д о б р ы я н. Люди!

Пауза. В зале тишина.

Я вас люблю.

Г о л о с и з з а л а. Мы вас — также.

Д о б р ы я н. Я принес вам благую весть. Свершилось чудо. Вот здесь, в лаборатории. Это — место моих страданий и радостей, сладких мечтаний и горьких разочарований. О чем я мечтал? О том, как продлить вашу жизнь. И вот вы можете себя поздравить. Наши многолетние исследования успешно завершены и результаты их признаны великим открытием.

Г о л о с с г а л е р к и. И сколько же мы будем жить?

Д о б р ы я н. Вечно. Да-да, товарищи, я не шучу. Нам удалось открыть закон бессмертия. Бессмертие! Кто о нем не мечтал! С тех пор как человек стал человеком, он не может примириться со смертью. Даже если видит труп подобного себе, он не верит, что все кончено. Не может быть, чтобы бесследно исчезло такое чудо, как человеческая жизнь. В утешение себе он изобрел миф о бессмертии души, который проповедуют почти все религии. Человек всегда стремится распространить свою жизнь за пределы физического существования. И он в той или иной мере достигает этого. Тем, что дает жизнь следующему поколению. Тем, что совершает добрые дела, благодаря чему его имя остается в памяти людей после его смерти. Но человеку этого мало. Он хочет жить физически, сам, своей персоной. Жить и никогда не умирать. (Наташе, которая только что вошла.) Как там наш бессмертный после процедуры?

Н а т а ш а. Все в порядке, Борис Петрович.

Д о б р ы я н (зрителям). Это моя помощница. Наташа. Младший научный сотрудник. (Наташе.) Садитесь. Ваша помощь мне еще будет нужна. (Зрителям.) Так вот, человек хочет жить и никогда не умирать. А кто же ему мешает? А мешает ему, ответите вы, закон природы, в силу которого все живое должно умереть. Все — от хлореллы до секвойи, от червя до академика. А действительно ли смерть является неизбежным концом нашего существования? От чего умирают люди? От холеры, от оспы, от туберкулеза, от тифа. Эти болезни медицина обуздала, и они не являются препятствием для бессмертия. А еще — от инфаркта, от инсульта, от рака. А кто умирает от этих болезней? Они одолевают организм подношенный, ослабленный, как опенки — гнилой пень. Значит, почву им подготавливает старение.

О б о д о в с к и й (из зала). А что такое старение?

Д о б р ы я н. Вот в этом и заключалась наша задача, Владимир Федорович: разгадать механизм старения. Разгадать и овладеть им.

О б о д о в с к и й (иронически). Всего только?

Д о б р ы я н (в тон ему). Да, всего-навсего. Жизнь, как вы знаете, это белковый обмен, происходящий в организме постоянно и беспрерывно. Но коварная природа, забирая у нас жизненную материю, дает нам взамен каждый раз то же самое, да немножко не то. Не той кондиции. В результате в клетках организма происходят необратимые изменения, препятствующие его полному обновлению. Вот мы и поставили себе цель — добиться, так оказать, справедливого обмена, чтобы наш организм, ничего не теряя, обновлялся на том же уровне. Тогда не будет старости и не будет так называемой естественной смерти.

Г о л о с с г а л е р к и. А неестественная будет?

Д о б р ы я н. Если вас раздавит автобус или испепелит атомная бомба, то вряд ли вы сможете рассчитывать на бессмертие.

К у д р и ц к а я (из зала). Но от естественной смерти вы нас избавите?

Д о б р ы я н. Вас, Клавдия Петровна, обязательно. По знакомству. Результаты наших исследований дают нам право ответить на это положительно.

В а р а к с а (из зала). Это похоже на мистификацию. Нет ли у вас, Борис Петрович, каких-либо доказательств?

Д о б р ы я н. Тема эта закрытая, Александр Павлович, поэтому я могу говорить здесь только о результатах, не раскрывая самого секрета. Коротко могу сказать, что мы добились этих результатов воздействием на белковые ферменты, управляющие всеми процессами обмена. А доказательства кое-какие есть. Наташа, покажите, пожалуйста, доказательство.

Н а т а ш а. А вот оно. (Ставит на стол клетку.)

Д о б р ы я н. Это крыса, товарищи. Белая, как вы видите. Самец. За долголетие мы его прозвали Мафусаилом. Если верить Библии, был такой долгожитель. Наш Мафусаил прожил четыре крысиных века, и ему давно уже пора умирать, а он — как огурчик. Шерсть блестящая, сам жизнерадостный, все органы и железы функционируют нормально. Дает полноценное здоровое потомство. Первое рожденное им поколение тоже прожило уже больше трех веков. Крысиных, конечно. И весь секрет в справедливом обмене, который нам удалось усовершенствовать.

К у д р и ц к а я. Может быть, вы нам и человека бессмертного покажете?

Д о б р ы я н. С человеком дело сложнее, Клавдия Петровна. У крысы короткая жизнь и быстрая смена поколений. На ней легче проследить. Но что касается обмена, так то ли у крысы, то ли у человека, принципиальной разницы нет. Между прочим, с людьми мы тоже проводим клинические исследования. О поколениях тут еще говорить рано, но за десять лет наши подопечные нисколько не постарели. Очень отрадно, что при этом не наблюдается никаких нежелательных побочных явлений.

А д а м е й к а. Значит, мы можем считать себя бессмертными?

Д о б р ы я н. Считайте на здоровье. А мы постараемся, чтобы это осуществилось.

Б о б р о в и ч (из зала). А не много ли наберется всех нас — бессмертных?

Д о б р ы я н (зрителям). Павел Антонович — экономист. У него своя точка зрения.

О б о д о в с к и й. Меня как генетика интересует другое…

Д о б р ы я н. Вот и дискуссия начинается. Прошу оппонентов сюда, в лабораторию. Павел Антонович, Клавдия Петровна, Владимир Федорович, Кузьма Захарович! Геннадий, вы же свой человек.

Бобрович, Кудрицкая, Ободовский, Варакса, Адамейка, Генка поднимаются на сцену.

Прошу всех садиться. Владимир Федорович, вы хотели что-то сказать.

О б о д о в с к и й. Говоря о бессмертии, вы, Борис Петрович, имеете в виду индивидуум и ничего не сказали о судьбе вида. Если индивидуум будет жить вечно, то как будет обстоять дело с эволюцией вида? Как будет обновляться род человеческий?

Д о б р ы я н. Я полагаю, что вы и ответите на свой вопрос.

О б о д о в с к и й. С одной стороны, будут рождаться новые поколения, а с другой — не будут умирать старьте. В одном обществе рядом с людьми новой генерации будут жить старые обезьяны.

А д а м е й к а. Это значит — мы.

О б о д о в с к и й. Будут жить старые обезьяны со своими старыми взглядами, привычками, предрассудками. Да еще будут плодить себе подобных.

К у д р и ц к а я. Ну, когда еще то будет.

А д а м е й к а. Будет или нет, а мы уже сегодня будем голову ломать.

О б о д о в с к и й. Голову ломать приходится. Бессмертие — это такая проблема, что мы должны думать в масштабе вечности. И за все человечество.

Г е н к а. Давайте все-таки жить прежде всего. А думать о виде… Для этого у нас будет целая вечность.

О б о д о в с к и й. Индивидуум решает спор в свою пользу: я хочу жить вечно, а человечество пусть вырождается.

К у д р и ц к а я. Да будем ли мы еще способны, как вы говорите, плодить себе подобных?

Б о б р о в и ч. А почему нет? Мафусаил же этих способностей не утратил.

К у д р и ц к а я. Рожать целую вечность — это, я вам скажу, тоже не большое удовольствие.

Б о б р о в и ч. Это ваша добрая воля: не хотите, не рожайте.

К у д р и ц к а я. Если у тебя все в норме, как у этого красавца (указывает на крысу), так куда ты денешься.

Б о б р о в и ч. Ясно. Будем равняться на Мафусаила.

А д а м е й к а. Когда бог сотворил Адама и Еву, он дал им наказ: плодитесь, размножайтесь, населяйте землю и господствуйте над ней. Будем жить по закону божьему.

Б о б р о в и ч. Уважаемые энтузиасты по части размножения! Я экономист. Могу увлекаться и романтикой, но свои романтические увлечения всегда проверяю статистическими данными. Вот и вам хочу подбросить несколько цифр. Клавдия Петровна, как часто женщина может рожать? Чрезмерно себя не обременяя.

К у д р и ц к а я. Я думаю, раз в три-четыре года может рожать.

Б о б р о в и ч. При условии, что люди не будут умирать и все взрослые женщины будут рожать раз в три-четыре года, за двадцать лет население увеличится в три раза.

Г е н к а. Это не страшно.

Б о б р о в и ч. Таким образом, за сто лет население нашей республики увеличится в двести сорок три раза и составит два миллиарда сто восемьдесят семь миллионов человек.

Г е н к а. Миллиарда!?

Б о б р о в и ч. Да, миллиарда.

В а р а к с а. Тут что-то не так.

Б о б р о в и ч. Все так, Александр Павлович. Возьмите девять миллионов нашего населения и помножьте на три в пятой степени. Получите искомое.

К у д р и ц к а я. А почему в пятой?

Б о б р о в и ч. Потому что в столетии пять двадцатилетий.

В а р а к с а (подсчитывает). Действительно — два миллиарда сто восемьдесят семь миллионов.

А д а м е й к а. И никуда не денешься.

Г е н к а. Еще, пожалуй, можно дышать.

Б о б р о в и ч. А чем я вас кормить буду?

Г е н к а. Синтетической микроколбасой.

Б о б р о в и ч. Два миллиарда костюмов где я вам возьму?

Г е н к а. Климат изменим, без штанов обойдемся.

Б о б р о в и ч. Тут и трусов не напасешься.

А д а м е й к а. Сдрейфил, товарищ начальник.

К у д р и ц к а я. Экономика, видно, не доросла еще до бессмертия.

Б о б р о в и ч. Так как — будем дальше размножаться?

Г е н к а. По силе возможности.

В а р а к с а. Какая уж тут возможность — десять тысяч душ на квадратный километр.

К у д р и ц к а я. Так что же делать?

Г е н к а. Товарищи! Есть выход!

Все с недоверием смотрят на него.

Вернемся к каннибализму.

О б о д о в с к и й. Юмор висельника.

Г е н к а. Так мы сразу убиваем двух зайцев: разрешаем проблему питания и регулируем рост населения.

Н а т а ш а. Какое же это бессмертие, если тебя сожрут?

Г е н к а. Почему же меня? Того, кто повкуснее.

К у д р и ц к а я. Вы циник, молодой человек. Даже шутить так, и то непристойно.

Г е н к а. А что мне делать, если такая ситуация?

Б о б р о в и ч. Можно ведь по-иному регулировать рост населения.

Г е н к а. Например?

Б о б р о в и ч. Есть разные способы.

А д а м е й к а. Стерилизация?

Б о б р о в и ч. А хоть бы и так.

Г е н к а. Спасайся, кто может!

А д а м е й к а. Так, может быть, с вас и начнем, Павел Антонович?

В а р а к с а. Борис Петрович только что подарил нам бессмертие, а вы хотите лишить радости жизни.

Д о б р ы я н. Это нецелесообразно и по другой причине. Бессмертие возможно только при условии, если все эндокринные железы функционируют нормально.

Г е н к а (указывает на крысу). Как у него.

Д о б р ы я н. Совершенно верно.

А д а м е й к а. Так что берегите свои эндокринные железы, Павел Антонович.

Б о б р о в и ч. Наконец, и рожать можно не в четыре года раз, а, скажем, в пятьдесят.

К у д р и ц к а я. Что там еще с тобой станется за пятьдесят лет.

А д а м е й к а. Чего доброго, технология изменится. Фабричным способом начнут людей производить. А здесь ведь речь идет о кустарных изделиях. Таких, как мы с вами. Как им обеспечить бессмертие.

Д о б р ы я н. Опять же я должен предупредить. Бессмертие — дело весьма тонкое. Грубое вмешательство в физиологические процессы организма может все испортить.

В а р а к с а. С вашим предложением, Павел Антонович, нельзя согласиться и по моральным соображениям. Мы хотим жить вечно, а потому отказываемся давать жизнь себе подобным. А может быть, те, что не появятся на свет по нашей вине, были бы во сто крат талантливее нас.

Б о б р о в и ч. Ну что ж, вы — биологи, вы — социологи, вы и решайте. Рожайте, как вам угодно, а мне ясно одно: на всех бессмертия не хватит.

А д а м е й к а. Кому же хватит, а кому нет?

Д о б р ы я н. Решать это будем не мы.

А д а м е й к а. А кто?

Д о б р ы я н. Вероятно, какая-то высокая инстанция.

А д а м е й к а. Словом, да здравствует бессмертная крыса, а у нас по бороде текло, да в рот не попало.

В а р а к с а. Это трудно себе представить, товарищи, но вскоре роковая черта разделит людей, в том числе и здесь присутствующих, на бессмертных и простых смертных.

А д а м е й к а. Вот жил человек, работал и ни о чем не думал, а теперь такое чувство, словно тебя к смертной казни приговорили.

Д о б р ы я н. Почему же именно вас, Кузьма Захарович?

А д а м е й к а. Видите ли, Борис Петрович… Человек я уже немолодой, железами особенно похвастать не могу, а новых же вы мне не вставите.

Д о б р ы я н. К сожалению. Не имею такой возможности.

А д а м е й к а (с сарказмом). Хорошо хоть, что меня стерилизовать не надо.

К у д р и ц к а я. Разрешите мне немного пофилософствовать, Борис Петрович.

Д о б р ы я н. Пожалуйста, Клавдия Петровна. Момент самый подходящий.

К у д р и ц к а я. Вот вы говорили, Александр Павлович, о морали. Правильно. Эгоизм — это отвратительное явление. Но что такое эгоизм? И что такое вообще мораль? Вероятно, при бессмертии мы будем вкладывать в это понятие не совсем то, что вкладываем теперь. У бессмертного общества будет своя мораль, соответствующая его интересам. Теперь мы, например, с почтением относимся к старости. Но старость же у нас не вечная. Мы щадим и бережем старого человека, зная, что он от нас скоро уйдет. Но посадить себе на шею на веки вечные миллионы старых, нетрудоспособных людей — вряд ли это будет в интересах общества. Поэтому люди, находящиеся в таком состоянии, мне кажется, и претендовать не должны на бессмертие.

А д а м е й к а. Значит, на мыло. Падающего толкни, как сказал один несознательный человек.

К у д р и ц к а я. Дорогой Кузьма Захарович! Я ведь не вас имею в виду. Вы — прекрасный человек, и я ничего против не имею, если вы будете жить вечно. Я по поводу морали… В том смысле, что это понятие историческое. Возьмем, к примеру, брак. Теперь мы заботимся о том, чтобы прочной была семья. Если муж с женой расходятся, мы стараемся их примирить. Так что же, и от бессмертных мы будем требовать нерушимости брака? Да за тысячу лет может и опротиветь тебе твой напарник.

Д о б р ы я н. Вы, Клавдия Петровна, в такие философские дебри завели нас, что и не выбраться.

Г е н к а. У меня, Борис Петрович, более актуальный вопрос. Что будет, если я, простой смертный, женюсь на бессмертной Наташе?

Н а т а ш а. Спроси еще, пойду ли я за тебя.

Г е н к а. Допустим, что ты посоветуешься с мамой и согласишься.

Д о б р ы я н. Придет время, вы состаритесь и умрете, а Наташа подыщет себе другого.

Г е н к а. А что будет с нашими детками?

Д о б р ы я н. В наших исследованиях, как вы знаете, первое потомство Мафусаила живет уже больше трех веков. Будем надеяться, что и ваши детки будут бессмертны. Но их еще надо иметь. Что можно оказать в заключение нашей беседы? Всем нам стало ясно — это с цифрами в руках доказал Павел Антонович, — что, как он выразился, бессмертия на всех не хватит. И тут возникает вопрос: как делить людей на бессмертных и смертных? Кто это будет делать? Чем руководствоваться?

В а р а к с а. Пусть народ скажет свое слово.

Д о б р ы я н. Один критерий для меня ясен. Это состояние организма. Старость, к сожалению, процесс необратимый. Его можно приостановить, но нельзя повернуть вспять. Если человек переступил определенную грань, тут ничего не поделаешь. Так что вы, Клавдия Петровна, напрасно беспокоились насчет стариков. Их участь решила сама природа. Наша задача — продлить их жизнь насколько возможно, позаботиться, чтобы старость не была для них тяжелым бременем; создать условия, чтобы они могли поделиться своими знаниями, своим богатым жизненным опытом с теми, кто пришел им на смену. Но и нестарые далеко не все вместятся в возможные пределы. И кто-то должен производить такой отбор.

З м и т р у к (входит, отдувается). Привет бессмертным! (Пожимает всем руки.)

Д о б р ы я н. Сам бог принес вас сюда, Иван Кириллович.

З м и т р у к. Я что-то не заметил, чтобы он меня нес. Сам взбирался на третий этаж.

Д о б р ы я н. У нас тут сложные проблемы возникли.

З м и т р у к. Проблемы, проблемы… Мне свои покоя не дают!

К у д р и ц к а я. Элементарные частицы беспокоят?

З м и т р у к. Да, элементарные. А я вот и с элементарными не могу управиться.

Д о б р ы я н. Как вы думаете, Иван Кириллович, можно всем обещать бессмертие?

З м и т р у к. А что оказало ваше совещание?

Б о б р о в и ч. Десять тысяч человек на квадратный километр. Правда, это через сто лет.

З м и т р у к. Веселая перспектива. И вовсе не такая далекая.

Д о б р ы я н. Мы тоже считаем, что это невозможно.

З м и т р у к. И несправедливо было бы. Даровать бессмертие бюрократу, тунеядцу, вору, бандиту — да разве вы ради них совершали свой подвиг?

Д о б р ы я н. А кто будет отделять овец от козлищ?

З м и т р у к. Люди. Пусть сами люди назовут достойных бессмертия. В конечной инстанции это может быть какой-нибудь комитет. Скажем, Комитет по делам бессмертия. По-моему, неплохо звучит. Так что в скором времени мы все предстанем пред ваши ясные очи, Борис Петрович.

Д о б р ы я н. Почему же пред мои, Иван Кириллович?

З м и т р у к. А кого же нам еще искать? Сами заварили бессмертную кашу, сами и расхлебывайте. Если у меня спросят, я только вас буду рекомендовать.

Д о б р ы я н. Страшно, Иван Кириллович.

З м и т р у к. А вы чувствуйте себя, как председатель жюри, которое присуждает бессмертие тому, кто его заслужил.

Д о б р ы я н. А других обрекает на смерть.

З м и т р у к. На смерть обрек их сам господь бог, который еще Адаму оказал: «Ты есть прах. Из земли взят и в землю возвратишься».

Д о б р ы я н. Я мог избавить их от смерти и не сделал этого.

З м и т р у к. Я вам сочувствую. Решать судьбы миллионов — это дело нелегкое.

Б о б р о в и ч. У Бориса Петровича щекотливое положение. Председатель жюри сам себе премии не присуждает.

З м и т р у к. Вы о бессмертии самого автора?

Д о б р ы я н. Второго бессмертия я все равно не открою, так какой смысл наделять меня вечной жизнью?

К у д р и ц к а я. Наделал делов и — будьте здоровы! Нет, голубчик! Мы еще не знаем, чем обернется это бессмертие. А что, если придется вернуться в первобытное состояние? Так как мы без вас?

Д о б р ы я н. Если уж на мою долю выпадает возглавлять это судилище, так я предпочел бы делать это с чистой совестью, как лицо незаинтересованное.

З м и т р у к. Давайте же будем насиловать совесть Бориса Петровича. Умирать же он не сегодня собирается. Народ и о нем окажет свое слово. Я, Борис Петрович, хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Лично я не сомневаюсь в серьезности ваших исследований, но есть люди, и довольно высокого ранга, для которых ваша крыса не является убедительной.

Д о б р ы я н. Для них крыса — это вредный грызун и разносчик заразы, увидев которого, их жены лезут на стулья и поднимают визг.

З м и т р у к. Я профан в этом деле, но кое-кто считает, что переносить крысиные качества на человека неправомерно.

Д о б р ы я н. Как вы сами хорошо знаете, Иван Кириллович, науку делают не ранги, а ученые-специалисты, которые знают, что можно переносить, а чего нельзя.

З м и т р у к. Прошу прощения. Я просто хотел предупредить, что с этой стороны могут прощупывать вас ваши оппоненты.

Д о б р ы я н. Спасибо, Иван Кириллович. Но у нас насчет этого есть заключение компетентных органов.

З м и т р у к. Желаю успешно внедрить ваше бессмертие в наше пока что смертное тело. (Прощается и уходит.)

За ним уходят остальные, кроме Добрыяна.

Д о б р ы я н (зрителям). Вот так, дорогие товарищи. Не можем мы всем вам обеспечить бессмертие. Земля не выдержит. Да не все и достойны его. Придется вам самим решать, кто его заслужил.

Квартира Добрыяна. Утро. Настойчиво звонит телефон. Входит М а р и н а С е р г е е в н а, берет трубку.

М а р и н а С е р г е е в н а. Слушаю. Борис Петрович еще не проснулся. Да, не выспался… Ему всю ночь звонили… Да, по поводу бессмертия. Вы тоже? Позвоните, пожалуйста, позже… Прошу прощения, товарищ генерал, но я не могу его будить… Это вы здорово придумали. (Кладет трубку.)

Д о б р ы я н (входит). Кто там еще?

М а р и н а С е р г е е в н а. Генерал. Бессмертия требует.

Д о б р ы я н. Какой такой генерал?

М а р и н а С е р г е е в н а. Видно, отставной какой-нибудь. Времени у него много. Говорит, буду звонить, пока не добьюсь.

Д о б р ы я н. Тяжелый случай.

М а р и н а С е р г е е в н а. Поспал бы еще. Сам скоро ноги протянешь из-за этого бессмертия.

Д о б р ы я н. Кому-нибудь оно пригодится и после меня.

М а р и н а С е р г е е в н а. Еще бы!

Слышен телефонный звонок.

Вот, пожалуйста!

Д о б р ы я н (берет трубку). Слушаю. Да. Я вас слушаю, товарищ генерал… Встал… с вашей помощью. Говорите, пожалуйста, спокойнее, я ничего не разберу. Я бессмертие не распределяю… Я открыл закон, но не распоряжаюсь судьбами людей… Допускаю, что вы — самый лучший из генералов, но не мне в этом разбираться… Возможно, встретимся… Генерал-майор Доживалов? Да, да… Ну я рад, что у нас в запасе есть такие боевые генералы… Будьте здоровы. (Кладет трубку.) А почерк вроде не генеральский.

М а р и н а С е р г е е в н а (подходит к мужу, треплет ему волосы). Может, вздремнешь еще?

Д о б р ы я н (смотрит на часы). В институт надо. Ты не представляешь, что там делается.

М а р и н а С е р г е е в н а. Боря, неужели это правда?

Д о б р ы я н. Что?

М а р и н а С е р г е е в н а. Что мы будем жить вечно.

Д о б р ы я н. Кто-то будет.

М а р и н а С е р г е е в н а. Мы-то уж, наверное, будем.

Добрыян молчит.

Подумать страшно. Вечность… Это как безбрежный океан… Плывешь, плывешь, а конца все нет… И никогда, никогда не будет…

Д о б р ы я н. Похоже.

М а р и н а С е р г е е в н а. А что делать?

Д о б р ы я н. Не понимаю.

М а р и н а С е р г е е в н а. Занятие какое-то надо иметь.

Д о б р ы я н. Будем жить, так и занятие будет.

М а р и н а С е р г е е в н а. Вечно обед тебе готовить?

Д о б р ы я н. Обед готовить будет кому.

М а р и н а С е р г е е в н а. Значит, мне и этого не останется? Для большой жизни и дело нужно большое… Чтобы всего захватило.

Д о б р ы я н. Это правильно.

М а р и н а С е р г е е в н а. Давай подбирать мне специальность.

Д о б р ы я н. Выбирай, какая тебе нравится.

М а р и н а С е р г е е в н а. Времени много, любой можно овладеть.

Д о б р ы я н. И не одной.

М а р и н а С е р г е е в н а. А что, если надоест плыть?

Д о б р ы я н. Куда?

М а р и н а С е р г е е в н а. В безбрежность. Так опротивеет, что невмоготу?

Д о б р ы я н. Я не знаю, может ли так быть.

М а р и н а С е р г е е в н а. Тогда за борт, в пучину? В другую вечность?

Д о б р ы я н. Это будет уже антивечность.

М а р и н а С е р г е е в н а. Но буду я иметь на это право?

Д о б р ы я н. Думаю, что будешь. Но зачем такие мрачные мысли? Давай лучше о чем-либо другом.

М а р и н а С е р г е е в н а. Деток бы нам теперь… Нет нашего Валерика. Это сколько бы ему было уже!

Д о б р ы я н. Двадцать четыре.

М а р и н а С е р г е е в н а. Кем бы он мог быть, как ты думаешь?

Д о б р ы я н. По возрасту мог бы уже аспирантом быть.

М а р и н а С е р г е е в н а. Может, и внук был бы уже.

Д о б р ы я н. Мог быть и внук.

М а р и н а С е р г е е в н а. Побоялась я больше рожать. Сначала жилось трудно, а потом думалось — поздно. Старость нагрянет, а дети малые. Теперь и в самом деле поздно. А сколько у нас могло быть внуков, правнуков, пра-пра-пра-правнуков. И все бессмертненькие.

Д о б р ы я н. Не растравляй себя, Мариша.

М а р и н а С е р г е е в н а. А может, еще не поздно? Может можно вернуть мне жизненную силу? Ты ведь знаешь тайну всех этих секреций.

Д о б р ы я н. К великому сожалению, ничего сделать нельзя. Здесь как в юриспруденции: закон обратной силы не имеет.

М а р и н а С е р г е е в н а. Почему бы тебе раньше не открыть этот закон?

Д о б р ы я н. Раньше не получилось. Для некоторых еще совсем не поздно.

М а р и н а С е р г е е в н а. Боря, что ты сказал!

Д о б р ы я н. Я говорю, что он еще сослужит службу людям.

М а р и н а С е р г е е в н а. Мне страшно, Боря.

Д о б р ы я н. Мариша, что с тобой?

М а р и н а С е р г е е в н а. Я совсем забыла. Для меня поздно, а для тебя же не поздно.

Д о б р ы я н. О чем ты говоришь?

М а р и н а С е р г е е в н а. У тебя еще могут быть и пра-пра-правнуки.

Д о б р ы я н. Так что из этого следует?

М а р и н а С е р г е е в н а. Но у тебя их не будет. Из-за меня.

Д о б р ы я н. Поверь, что мне не до пра-пра-пра… И меня это вовсе не волнует.

М а р и н а С е р г е е в н а. Меня волнует. Меня вечно… Страшно подумать, какое значение теперь имеет это слово! Меня вечно будет мучить совесть.

Д о б р ы я н. Вечно ты выдумаешь себе какую-нибудь проблему.

М а р и н а С е р г е е в н а. Это ты ее выдумал.

Д о б р ы я н. Что бы там ни случилось, в наших отношениях ничего не изменится. Поскольку это зависит от меня, конечно. Кто-то звонит. Открой, пожалуйста! (Уходит в соседнюю комнату.)

М а р и н а С е р г е е в н а. Может быть, почтальон. (Выходит в переднюю. Оттуда слышен ее голос.) А, Наташа! Добрый день! Раздевайтесь.

Входит Н а т а ш а.

Н а т а ш а. Борис Петрович дома?

М а р и н а С е р г е е в н а. Боря, это Наташа. (Наташе.) Рано он вам понадобился сегодня.

Н а т а ш а. Важное дело, Марина Сергеевна.

Д о б р ы я н (входит). Что-нибудь случилось?

Н а т а ш а. Случилось, Борис Петрович.

Д о б р ы я н (встревожен). С Мафусаилом что-нибудь?

Н а т а ш а. Со мной.

Д о б р ы я н. Наташа, милая, что ж такое?

Н а т а ш а. Один великий ученый открыл закон бессмертия.

Д о б р ы я н. И что же дальше? Меня пугает ваш тон.

Н а т а ш а. И это многое перевернуло вверх дном.

Д о б р ы я н. У вас есть новая идея?

Н а т а ш а. Есть идея, Борис Петрович.

Д о б р ы я н. Мариша, извини, пожалуйста!

М а р и н а С е р г е е в н а. Закрытая тематика? (Шутя грозит пальцем.) Ох, раскрою я когда-нибудь эту тематику! (Уходит.)

Н а т а ш а. Она в самом деле ревнует?

Д о б р ы я н. Меня? К вам? Да что вы! Разве вы не знаете Марины Сергеевны?

Н а т а ш а (оглядываясь на дверь). Не услышит?

Д о б р ы я н. Вы какая-то странная сегодня.

Н а т а ш а. Закрытая тематика.

Д о б р ы я н. Марина Сергеевна это понимает.

Н а т а ш а. Совершенно секретно. Прежде всего от нее.

Д о б р ы я н. Хватит вам меня интриговать.

Н а т а ш а (заметно волнуется). Хватит так хватит… Хорошо, что оба мы — биологи. Это облегчает мне задачу.

Д о б р ы я н. Я готов слушать. Вы уже достаточно меня подготовили.

Н а т а ш а. Я пришла, чтобы предложить вам себя.

Д о б р ы я н. Это как же понимать? В качестве объекта исследования?

Н а т а ш а. В качестве вашего вечного спутника.

Д о б р ы я н (смущен, протирает очки). Боюсь, что я вас неправильно понял.

Н а т а ш а. Если боитесь, значит, поняли.

Добрыян совсем растерялся.

А говорили, что подготовлены.

Д о б р ы я н. Признаюсь… это так необычно… Я не ожидал…

Н а т а ш а. От меня такого нахальства? Вы меня не знали, Борис Петрович. Вы просто меня не замечали. Вы видели только вашу крысу. А рядом с ней какое-то безликое и бесполое существо в белом халате. А что у него под халатом, этим вы не интересовались.

Д о б р ы я н. Ну, я приблизительно представлял…

Н а т а ш а. Что под этим халатом бьется живое, горячее сердце. Сто двадцать ударов в минуту.

Д о б р ы я н. Мне казалось, что пульс у вас нормальный.

Н а т а ш а. Сердце — это, конечно, чепуха. Гипербола, синекдоха, одним словом — метафора. Во всяком случае, не в нем дело. А в чем, вы сами хорошо знаете. Хоть мы и хомо сапиенс, но и в нас бушует тот самый инстинкт продолжения рода, что и в крысе.

Д о б р ы я н. И сапиенс, выходит, ни при чем?

Н а т а ш а. При чем. Но об этом после. Теперь я хочу довести до вашего сведения, что этот заложенный во мне могучий инстинкт избрал объектом вас.

Д о б р ы я н. И давно?

Н а т а ш а. Еще до бессмертия. С тех пор, как я стала с вами работать.

Д о б р ы я н. А что же он до сих пор не заявлял о себе?

Н а т а ш а. Бессмертие! Оно сняло все препоны.

Д о б р ы я н. Но вы же знаете, что вакансия занята, а совместительство запрещено.

Н а т а ш а. Вы решили укрыться от меня за этим шатким барьером? Этот барьер что-нибудь значил до бессмертия, а теперь утратил все свои значение.

Д о б р ы я н. Наконец, мой возраст…

Н а т а ш а. Бросьте, Борис Петрович, хвататься за соломинку. Я слежу за состоянием вашего здоровья. Знаю все ваши анализы, кардиограммы и заключения эндокринологов, все ваши биологические качества и физиологические возможности. Я знаю, что в порядке эксперимента вы обследовались на предмет бессмертия. Результаты обследования меня вполне удовлетворяют.

Д о б р ы я н. Оказывается, вы всесторонне вооружены.

Н а т а ш а. Без этого такую крепость не возьмешь. Теперь нам необходимо выяснить один кардинальный вопрос.

Д о б р ы я н. А именно?

Н а т а ш а. Могу ли я рассчитывать на вашу откровенность?

Д о б р ы я н. Постараюсь. Откровенность за откровенность.

Н а т а ш а. Как вы смотрите на меня как на особу другого пола?

Д о б р ы я н. Стараюсь не смотреть.

Н а т а ш а. А если бы не боялись?

Д о б р ы я н. Если бы я был Мафусаилом…

Н а т а ш а. Вы хотите сказать, что у Мафусаила нет зарегистрированной жены?

Д о б р ы я н. По-моему, это немаловажное обстоятельство.

Н а т а ш а. Прежде всего о вашем законном браке… Я на него не покушаюсь. Не требую развода. Не подстрекаю вас подсыпать мышьяку Марине Сергеевне или сжить ее со света иным способом. Марина Сергеевна — милая женщина, и пусть она живет, сколько ей господь бог запланировал. При бессмертии мои молодость останется со мной. Но ей для чего бессмертие? Чем она его заслужила? И какая польза обществу от того, что она не умрет? Молодой она уже не станет. Детей вам народить не сможет. А вас привяжет к себе на веки вечные. А вы же могли бы подарить человечеству талантливых, может быть даже гениальных потомков — детей, внуков, правнуков. Своей вечной преданностью старой бабе вы лишаете общества такого чудесного дара. Какая же это мораль? Это старые мещанские предрассудки, а не мораль бессмертного общества. Правильно о морали говорила Клавдия Петровна: многое будет выглядеть совсем по-иному. Я долго над этим думала и вот… пришла к вам.

Д о б р ы я н. Что касается бессмертия Марины Сергеевны, то вы упустили из виду одно важное обстоятельство. Помните, я говорил, что бессмертие возможно только в том случае, если все эндокринные железы функционируют нормально. К сожалению, Марина Сергеевна уже переступила этот рубеж. Я ей об этом не говорю и вас прошу не проговориться.

Н а т а ш а. Но если откроется возможность, вы все сделаете для Марины Сергеевны.

Д о б р ы я н. Я не вижу такой возможности.

Н а т а ш а. Значит, одно препятствие отпало. Во всяком случае, отпадет со временем.

Д о б р ы я н. Дело, однако, в том, что нам еще никто бессмертия не присудил.

Н а т а ш а. Это касается меня. С вами этого не может быть.

Д о б р ы я н. Почему не может быть? Я уже заявил в одной высокой инстанции, что не претендую на бессмертие.

Н а т а ш а. Кокетничаете, профессор. Это на вас не похоже.

Д о б р ы я н. Я совершенно серьезно.

Н а т а ш а. Абсурд. Люди захотят видеть своего кумира вечно живым.

Д о б р ы я н. Будут и такие, что захотят видеть меня мертвым.

Н а т а ш а. Это кто же?

Д о б р ы я н. Те, кому будет отказано в бессмертии. Наконец, я и сам могу отказаться, если бремя окажется не под силу мне.

Н а т а ш а. Бросил людям кость, а сам в кусты? Так, выходит?

Д о б р ы я н. Нельзя от меня требовать больше, чем я могу.

Н а т а ш а. Вы можете сделать меня бессмертной?

Д о б р ы я н. Я не раздаю бессмертия по знакомству.

Н а т а ш а. Значит, обрекаете на смерть?

Д о б р ы я н. Милая Наташа? Вы так меня ошеломили, ошарашили, огорошили, что я вам ничего более разумного сказать не могу.

Н а т а ш а. Развратная девка предлагает вам свои услуга. И вас это шокирует. Так это надо понимать?

Д о б р ы я н. Ну кто скажет, что вы развратная? Ни одного пятнышка я не замечал на вашей нравственности. Но строй мыслей у нас, видимо, разный. Вы живете уже завтрашним, а я сегодняшним, а может, и вчерашним. Мне ваше предложение кажется странным, экстравагантным, рассуждения чрезмерно рациональными.

Н а т а ш а. Что же, до свиданья, благочестивый старче! Простите, нарушила ваш покой. Пора кормить проклятую крысу.

Д о б р ы я н. Почему — проклятую?

Н а т а ш а. Возможно, что с этого дня я ее возненавижу.

Д о б р ы я н. Подумайте, что вы говорите! Вам доверили такое важное дело…

Н а т а ш а. Крысе бессмертие, а мне подыхать?

Д о б р ы я н. Наташа, вы меня пугаете.

Н а т а ш а. Ага, испугались? Не бойтесь, не отравлю. (Уходит.)

Д о б р ы я н (ходит по комнате). Ну и Наташа! Вот и знай, что у нее под халатом.

М а р и н а С е р г е е в н а (входит). Ты чем-то взволнован.

Д о б р ы я н. Тут мне Наташа проблемку одну подбросила.

М а р и н а С е р г е е в н а. Она девушка сообразительная.

Д о б р ы я н. Более, чем ты можешь представить.

М а р и н а С е р г е е в н а. Вот бы кого тебе в бессмертные спутники.

Д о б р ы я н. Да что это такое сегодня!

М а р и н а С е р г е е в н а. Чего ты? Я всегда говорила, что она мне нравится.

Д о б р ы я н. Давай оставим это. Есть дела более актуальные.

М а р и н а С е р г е е в н а. Самое актуальное теперь для тебя — позавтракать. А то побежишь натощак.

Д о б р ы я н. Стакан чаю.

М а р и н а С е р г е е в н а (идя на кухню, посмотрела в окно). Народ чего-то собрался. Д о б р ы я н. Может, подбили кого?

М а р и н а С е р г е е в н а. Сюда чего-то смотрят. Руками машут.

Д о б р ы я н. Не пожар ли?

М а р и н а С е р г е е в н а. На пожар не похоже. Вроде приветствуют кого-то.

Д о б р ы я н. Пусть приветствуют. Пойду одеваться.

В передней слышен звонок.

М а р и н а С е р г е е в н а. Еще кто-то. И позавтракать не дадут. (Выходит в переднюю, через минуту возвращается.) Какой-то мужчина. Говорит, по весьма важному делу, от которого зависит его и твоя судьба.

Д о б р ы я н. Что там еще такое? Покушение? Диверсия? Чепуха какая-нибудь. Пусть заходит.

К а р а в к и н (входит). Здравствуйте, Борис Петрович! Поздравляю вас с великим открытием! Моя фамилия — Каравкин. А ваша — у всех на устах. (Кивает на окно.) Видели, что делается? Еле пробился к вашей двери.

Д о б р ы я н. А что там такое?

К а р а в к и н. Не там, а здесь. Вы же бессмертие изобрели. Сегодня об этом по радио передавали.

Д о б р ы я н. Вот оно что!

М а р и н а С е р г е е в н а. А я и радио не включала.

К а р а в к и н. Вот они и собрались.

Д о б р ы я н. Что, манифестация назначена?

К а р а в к и н. Ничего не назначено. Сами пришли. Вас приветствовать. А вернее — боятся, чтобы не опоздать. Думают, что бессмертие тут уже в пакетиках раздают. По полкило на рыло.

Д о б р ы я н. Что же мне надо делать?

К а р а в к и н. Ничего вам не делать. Вы уже сделали. Пусть они покричат. Это все в вашу пользу. Чем больше крика, тем больше славы. А мы с вами поговорим о сем, о том.

Д о б р ы я н. Вы намекали, что мне что-то угрожает?

К а р а в к и н. Вам угрожает смерть.

Д о б р ы я н. Как и всем смертным.

К а р а в к и н. Нет, как бессмертным.

Д о б р ы я н. Объясните, пожалуйста.

К а р а в к и н. Скажите, бессмертные люди будут есть пить?

Д о б р ы я н. Ну, конечно.

К а р а в к и н. Если будет что.

Д о б р ы я н. А почему же не будет?

К а р а в к и н. Вы можете выдумать бессмертие, но килограмм мяса для бессмертного вы же не выдумаете.

Д о б р ы я н. Будет бессмертие, так будет и материальная база.

К а р а в к и н. Так я же и есть база.

Д о б р ы я н. Не понимаю.

К а р а в к и н. Я — заведующий базой. И я их должен кормить.

Д о б р ы я н. Так они же будут бессмертными. А вы?

К а р а в к и н. Что за вопрос! Вы сделаете меня бессмертным.

Д о б р ы я н. Вы в этом уверены?

К а р а в к и н. Это в ваших интересах. Зачем вам брать какого-нибудь сопляка, когда есть опытный работник, который на этом деле собаку съел?

Д о б р ы я н. Собака — это, видно, не самое большое, что он съел.

К а р а в к и н. Ну, быка съел. Подумаешь! Так я же миллион народа кормлю. Будет миллиард, так и миллиард буду кормить. И вы на этом не потеряете.

Д о б р ы я н. Вы и мне подбросите что-нибудь?

К а р а в к и н. У вас будет все, что душе угодно. О семье тоже можете не беспокоиться.

Д о б р ы я н. Семья у меня небольшая. Правда, собака есть.

К а р а в к и н. Есть о чем говорить!

Д о б р ы я н. Здоровая. Мяса жрет — только давай.

К а р а в к и н. Если вы любите забавляться охотой и у вас будет целая псарня, так и ей хватит.

Д о б р ы я н. Есть, наверно, люди, что и теперь пользуются вашими услугами?

К а р а в к и н. Ну, услуга за услугу. Без этого не бывает. Вас, правда, нет в числе моих клиентов, но кто же знал, что вы станете такой знаменитостью.

Д о б р ы я н. Какая же услуга от меня требуется?

К а р а в к и н. Ну, что вы можете… Бессмертие. У меня и рекомендация есть. (Вынимает бумажку.) Пожалуйста.

Д о б р ы я н (читает). «Уважаемый Борис Петрович! Я думаю, что в вечное странствование по жизни нужно прихватить Каравкина. Нам, бессмертным, он весьма пригодится». Чья это подпись?

К а р а в к и н. Это пишет Антон Федорович.

Д о б р ы я н. А кто такой Антон Федорович?

К а р а в к и н. Как, вы не знаете Антона Федоровича?

Д о б р ы я н. Признаюсь, не знаю.

К а р а в к и н. Так я вам скажу, что вы много теряете.

Д о б р ы я н. Так… Значит, вы считаете, что своими добрыми делами заслужили бессмертие?

К а р а в к и н. Вот же и Антон Федорович вам пишет. Только прошу иметь в виду, что мне нужны опытные помощники.

Д о б р ы я н. Так их тоже в бессмертные?

К а р а в к и н. А что же делать?

Д о б р ы я н. И много их у вас?

К а р а в к и н. Вот тут заявление и небольшой список.

Д о б р ы я н (берет в руки список). Многовато… И все Каравкины?

К а р а в к и н. Не все… Но есть немного. Это все хорошие работники.

Д о б р ы я н. Каравкина Мария Захаровна. Год рождения… Ей сколько же лет?

К а р а в к и н. Это моя бабушка. Ей под девяносто. Но нельзя же обижать и старушку.

Д о б р ы я н. Леонид Каравкин… Это тоже работник?

К а р а в к и н. Будущий. Внук это. Ленька. Шестой год ему. Но не сомневайтесь, он весь в дедушку.

Д о б р ы я н. Что же мне делать с вашим заявлением?

К а р а в к и н. Напишите резолюцию.

Д о б р ы я н. Какую?

К а р а в к и н. Напишите, чтобы крепко было. Ну скажем: обеспечить бессмертие в первую очередь.

Д о б р ы я н. Пусть будет крепко. (Пишет.)

К а р а в к и н (берет бумажку). Большое вам спасибо. С умным человеком приятно дело иметь. (Читает резолюцию.) Что!? Пошел? Куда пошел?

Д о б р ы я н. Там написано.

К а р а в к и н. К чертовой матери?

Д о б р ы я н. Да. К чертовой матери. Вместе с бабушкой и внучком.

К а р а в к и н. Так, может быть, и с Антоном Федоровичем?

Д о б р ы я н. И с ним тоже.

К а р а в к и н. Хорошо же… Мы еще встретимся.

Д о б р ы я н. Я только об этом и мечтаю.

К а р а в к и н уходит.

Фу, какая мерзость!

М а р и н а С е р г е е в н а. Мерзость тоже хочет быть бессмертной.

Д о б р ы я н. Что, народ еще не разошелся?

М а р и н а С е р г е е в н а. Нет. Как будто прибавилось даже. Может, тебе надо выйти?

Д о б р ы я н. К ним?

М а р и н а С е р г е е в н а. Хотя бы на балкон.

Д о б р ы я н. И что делать?

М а р и н а С е р г е е в н а. Скажи что-нибудь.

Д о б р ы я н. Обещать всем бессмертие? Это будет обман. Обещать только избранным? Это значит разочаровать, вызвать возмущение остальных.

М а р и н а С е р г е е в н а. И не выйти нехорошо.

Д о б р ы я н. Не знаю, что я буду говорить. (Выходит на балкон.)

За сценой гул толпы, приветственные возгласы.

Небольшая площадь в городе. Справа — здание поликлиники. В очереди люди — больше всего среднего возраста — с пузырьками, баночками, коробочками.

Г о л о с и з р е п р о д у к т о р а. Уважаемые граждане! К вашим заявлениям о зачислении в бессмертные должны быть приложены анализы: крови, мочи, желудочного сока, справки о состоянии желез внутренней секреции: щитовидной, зобной, поджелудочной, а также печени, почек, гипофиза. Просьба также представить характеристики с места работы. Чтобы удостоиться бессмертия, необходимо иметь не только чистые анализы, но и чистую совесть.

О д и н и з о ч е р е д и. Словом, не трать, куме, силы, спускайся на дно.

Ш у с т и к. Что, совесть не в порядке?

О д и н и з о ч е р е д и. Совесть как совесть… С железами надо разобраться. Еще гипофиз какой-то выдумали.

Ш у с т и к. Сам не разберешься, жену попроси. Она отберет, что ей надо.

О д и н и з о ч е р е д и. И зачем человеку столько желез! (Уходит.)

Ш у с т и к (окинув взглядом очередь). Сколько их здесь! И все в бессмертные лезут. Здорово, Банкир!

Б а н к и р. Не приставай.

Ш у с т и к. Не стесняйся, здесь все свои.

Б а н к и р. Заткни гавкало, говорю!

Ш у с т и к. В бессмертные подался?

Б а н к и р. А почему бы и нет?

Ш у с т и к. Бессмертие — это тебе не магазин, так просто не влезешь.

Б а н к и р (грозит кулаком). Ну, сволочь! (Уходит.)

Ш у с т и к (машет рукой). Пишите! (Идет дальше вдоль очереди.) Антону Ивановичу мое почтение!

Антон Иванович отворачивается, показывая свое нежелание разговаривать.

О, да вы поправились. Чтобы не сглазить, килограммов на двадцать, если не больше.

А н т о н И в а н о в и ч. Это не ваше дело.

Ш у с т и к. Да я ничего. Дай вам бог и дальше. Только, говорят, в бессмертие дверь узкая. С таким животиком и застрять можно.

А н т о н И в а н о в и ч. Я сейчас милиционера позову.

Ш у с т и к (с упреком). Милиционера… Эх, Антон Иванович! А помните, как я вас возил? Как мы с вами рыбку глушили, зайчиков на машине гоняли. А теперь — милиционера. А кого он хватать должен — тот милиционер?

А н т о н И в а н о в и ч. Такого блатняка, как вы.

Ш у с т и к. Я уже схвачен. Схватили, в автоинспекцию завезли, права отобрали, — скачи здоров! А у вас же, Антон Иванович, все впереди. Но бессмертный комитет — он ведь строгий. Слышали, что по радио передавали? Ему все на стол выкладывай: печенку, селезенку, почки. Насчет почек я не сомневаюсь: они у вас как у быка. А вот совесть… А ее ведь тоже придется на стол выложить.

А н т о н И в а н о в и ч. Чтоб ты провалился, выродок проклятый! (Уходит.)

Ш у с т и к. Еще одного доконал. (Стучит себя в грудь.) Вот бы кого председателем комитета избрать! (Присматривается к очереди.) А ну, кто тут еще мои знакомые?

Все опасливо оглядываются.

Пардон, мадам! Мы с вами где-то встречались.

М а д а м. Встречались.

Ш у с т и к. А где? Хоть убей, не помню.

М а д а м. В милиции.

Ш у с т и к. Замнем этот неприятный разговор. Желаю вам счастья в бессмертии. Вспомните там обо мне грешном. (Раскланивается и отходит.)

Входит В а с ю к с бутылкой в руках.

В а с ю к (осторожно оглядывается). Моча для анализов! Кому моча для анализов! Свеженькая. Сто граммов на рубль.

Ш у с т и к. Покажи, покажи! Чем это ты торгуешь?

В а с ю к. Во! Продукт первой необходимости. Своего производства.

Ш у с т и к. Местная промышленность. И как бизнес?

В а с ю к. Четвертую бутылку продаю.

Ш у с т и к. Да у тебя что… Фонтан забил?

Васюк шепчет что-то Шустику на ухо. Оба смеются.

Ну и ну! Неиссякаемый источник.

В а с ю к. Кому мочу для анализа?

На сцену с противоположных сторон входят Т о р г а л о и З а с т р е м и л о в а.

Т о р г а л о. Добрый день, Авдотья Степановна!

З а с т р е м и л о в а. Здравствуйте, Василий Дорофеевич!

Т о р г а л о. Давно я вас не видел.

З а с т р е м и л о в а. Где вам на меня смотреть. На молодых заглядываетесь.

Т о р г а л о. Ох есть еще на что посмотреть. С юных лет влекла меня к вам неведомая сила. Семен отрезал мне пути-дороги.

З а с т р е м и л о в а. Умер, бедняга.

Т о р г а л о. Пухом ему земля. Вы тоже о бессмертии беспокоитесь?

З а с т р е м и л о в а. Я еще хотела бы пожить. Вечно не вечно, а годков с тысячу не мешало бы.

Т о р г а л о. Что ж, если железы позволяют…

З а с т р е м и л о в а. Железы, слава богу, в порядке.

Т о р г а л о. А я вот сомневаюсь. (Рассматривает пузырек на свет.) Цвет мне не нравится. Эритроциты чего доброго.

З а с т р е м и л о в а. Могу поделиться.

Т о р г а л о. Боюсь. Может, тут колдовство какое-нибудь.

Оба смеются.

Так что ж, Авдотья Степановна. Может быть, наши тропки теперь сойдутся? Семен, бедняга, уже не помешает.

З а с т р е м и л о в а. А ваша Анна Михайловна? Разве тоже?..

Т о р г а л о. Нет, еще шевелится. Но бессмертие ей противопоказано. Скоро развяжет мне руки. Так что ж, мне вечно так бобылем и прозябать?

З а с т р е м и л о в а. Вечность… Ее еще надо иметь.

Т о р г а л о. Думаю, что все будет в порядке. Если и подведет какая-нибудь железа, так по старому знакомству за меня есть еще кому слово замолвить. И записочку дадут, если потребуется.

З а с т р е м и л о в а. А мне вместо железы вы тоже записочку покажете?

Т о р г а л о. Можете не сомневаться, Авдотья Степановна. Тут без всякого обмана.

З а с т р е м и л о в а. Да я не беспокоюсь. Это не трудно и проверить.

Т о р г а л о. Так договорились?

З а с т р е м и л о в а. Не будем спешить, Василий Дорофеевич. Впереди ведь целая вечность.

В а с ю к. Кому мочу для анализов? Папаша, а у вас не тот цвет.

Т о р г а л о. Вы слышите! Он тоже заметил. Что вы скажете!

З а с т р е м и л о в а. Парень здоровый. Тут с эритроцитами, видно, все в порядке.

Т о р г а л о с В а с ю к о м отходят в сторонку. Застремилова становится в очередь.

Входят О н и О н а.

О н. Что здесь такое?

О н а. Очередь в вечность.

О н. На тот свет?

О н а. На этом организовали. Ты разве не слышал? По радио передавали.

О н. Болтали что-то.

О н а. И нам бы следовало подумать.

О н. Сюда становиться?

О н а. А что? Ради вечности ведь.

О н. Да тут полвечности в очереди простоишь.

О н а. Отказываешься от бессмертия?

О н. Так сюда? С пузырьками? Разве твой старикан не раздобудет оправки о наших железах?

Приемная Добрыяна.

Г е н к а (входит). Мама моя — что творится!

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. А что?

Г е н к а. Столпотворение вавилонское. Своя своих не познаша. Нет того коллектива, той семьи, где бы люди не выясняли, кому жить вечно, а кому долго не артачиться и богу душу отдавать.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Мои соседи целую ночь шуровали. Он — кандидат в бессмертные, а она — бухгалтер и какая-то у ней недостача обнаружилась. Недостачу она покрыла, а пятно-то осталось. Так его бессмертие и улыбнулось.

Г е н к а. Так он что?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. «Ты, говорит, меня живьем в могилу кладешь». «Вот и хорошо, — говорит она. — Вместе лежать будем». А так задрал бы нос и пошел бессмертную искать.

Г е н к а. Есть у меня пара знакомых. Голубки. Поклялись любить друг друга до самой смерти. А вышло, что она в бессмертные попала, а он за барьером остался. Так как ей теперь любить до смерти, если она бессмертная?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Значит, до его смерти.

Г е н к а. Но как звучит такая клятва: « Я буду любить тебя до твоей смерти»?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Так что же голубки?

Г е н к а. Подали заявление в комитет по делам бессмертия. Просят: туда или сюда, но чтобы вместе.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Значит, она бессмертием пожертвовала?

Г е н к а. Выходит.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Вот это любовь!

Г е н к а. А потом раскаиваться будет.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Что будет потом, никто не знает, но это — благородно, человечно, красиво.

Г е н к а. Заварил Борис Петрович кашу. Теперь, видно, и сам не рад.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Почему не рад? Величайшее открытие всех веков, как же тут не радоваться?

Г е н к а. Открытие-то открытие, но что с ним делать?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Это пускай другие думают. Он свое сделал.

Г е н к а. Выпустил джинна из бутылки, с которым никто справиться не может. Пришел уже?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Пришел. Запыхавшись, галстук на боку, пуговицы в пиджаке повырваны…

Г е н к а. Бессмертные? На ура подбрасывали?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Смертные напали.

Г е н к а. За галстук брали?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Из машины вытащили: давай бессмертие, а то мы вытряхнем из тебя твою бессмертную Душу.

Г е н к а. Вот она — голгофа великого открывателя. Раньше бы на костер поволокли. Вот и сделай добро людям.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Добро это у них по усам текло. Это ведь люди как бы второго сорта.

Г е н к а. Смертники? Как мы с вами?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. А вы разве не попали в бессмертные?

Г е н к а. Недопрыгнул. Говорят, болтуны там не нужны.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Вы же помогаете Борису Петровичу.

Г е н к а. Люди алмазы добывают, но это не значит, что они могут их в карман класть.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Я вот думаю — а что, если такой бессмертный вдруг свихнется.

Г е н к а. Например?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Мало ли что. Пить начнет или развратничать.

Г е н к а. Я думаю, таких убивать будут.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Что вы! Какой ужас!

Г е н к а. А что с ним делать? Сам он не умрет. А кому нужен вечный пьяница или развратник?

Слышен звонок из кабинета Добрыяна.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Видно, отдышался. Пойду хоть пуговицы пришью. (Уходит.)

Г е н к а (один). Вот тебе и бессмертие! Досрочно умрешь от такого бессмертия.

Н а т а ш а (входит). Ждешь?

Г е н к а. Думал зайти, да, видно, не стоит. Не в настроении наш шеф.

Н а т а ш а. А что с ним?

Г е н к а. Напали на него. На улице.

Н а т а ш а. Побили?

Г е н к а. Попугали. За галстук подержали.

Н а т а ш а. Побьют еще.

Г е н к а. Не сомневаюсь.

Н а т а ш а. А я думаю зайти.

Г е н к а. Тебе можно. Бессмертной с бессмертным есть о чем поговорить. Проблема вечности, как никак…

Н а т а ш а. Для меня уже решена.

Г е н к а. И что?

Н а т а ш а. Дуля с маслом.

Г е н к а. И тебе дуля? Знаешь что, Наташа… Давай плюнем мы на это синтетическое бессмертие. Поженимся, народим кучу детей, дети — кучу внуков, внуки — кучу правнуков, — вот тебе и бессмертие.

Н а т а ш а. Банально.

Г е н к а. Неромантично, зато здорово.

Н а т а ш а. И скучно.

Г е н к а. Ну, я бы не оказал. Занятие веселое. (Пытается ее обнять.)

Н а т а ш а (отталкивает). Пошляк. (После паузы.) Я о другом думаю.

Г е н к а. О чем это, интересно?

Н а т а ш а. Бессмертного Мафусаила я вырастила?

Г е н к а. Ну, не ты одна.

Н а т а ш а. Я за ним ухаживаю.

Г е н к а. Так и что?

Н а т а ш а. А то, что бессмертие у меня в руках.

Г е н к а. Как это?

Н а т а ш а. А так.

Г е н к а. Отравишь?

Н а т а ш а. Я его выпущу.

Г е н к а. Так он же все равно останется бессмертным.

Н а т а ш а. В этом все и дело. Знаешь, сколько он самок может оплодотворить?

Г е н к а. Я думаю! Бессмертному все они будут на шею вешаться.

Н а т а ш а. Тысячи. И каждая будет давать бессмертное потомство. Три раза в год. По семь-десять крысят. И все бессмертные. И все хотят жрать.

Г е н к а. Так они же все сожрут.

Н а т а ш а. Все и всех.

Г е н к а. Что за дикая фантазия!

Н а т а ш а. Захочу, и станет реальностью.

Г е н к а. Да ты кто?… Демон? Сатана в мини-юбке?

Н а т а ш а. Слабак твой сатана.

Г е н к а. Герострат какой-то там храм сжег, так и то его целые века проклинают, а ты хочешь все человечество крысам окормить.

Н а т а ш а. И не будет кому меня проклинать.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а (входит). Ну, молодые люди! Можете идти, откуда пришли. Борису Петровичу сегодня не до вас. К нему целые делегации в очереди стоят.

Н а т а ш а. А я все равно прорвусь.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Через мой труп, Наташенька.

Г е н к а. Она и по трупам может шагать.

Кабинет Добрыяна. Кроме него — Д о ж и в а л о в, К а р а в к и н, Т о р г а л о, З а с т р е м и л о в а.

Д о б р ы я н. Слушаю вас.

Д о ж и в а л о в. Мы насчет бессмертия.

З а с т р е м и л о в а. Заявления подавали.

Т о р г а л о. И анализы тоже сдавали.

Д о ж и в а л о в. Пришли за результатами.

Д о б р ы я н. Результатов еще нет.

Д о ж и в а л о в. Три недели прошло.

Д о б р ы я н. Комитет по делам бессмертия еще не рассматривал. Я один таких вопросов не решаю.

Д о ж и в а л о в. А я думал, среди ученых нет бюрократов.

Т о р г а л о (примирительно). Ну, видно, такой порядок. Дело серьезное.

З а с т р е м и л о в а. А все же вы нам скажете что-нибудь?

Д о б р ы я н. Я уже сказал. Комитет рассмотрит — тогда…

Д о ж и в а л о в. Пока тот комитет рассмотрит, так и ноги протянешь.

К а р а в к и н. Можно ли надеяться?

З а с т р е м и л о в а. Надежда хоть есть какая-нибудь?

Т о р г а л о. Надежды юношей питают, отраду старцам подают.

З а с т р е м и л о в а. Мы хоть и не старцы, но хотели бы быть юношами.

Д о ж и в а л о в. Ну, это все мура. Вот что, товарищ академик, или как вас там… Пока не скажете, не уйдем отсюда.

Д о б р ы я н. Даже так?

Д о ж и в а л о в. Ага, вот так.

Д о б р ы я н (дает каждому листок бумаги). Напишите, пожалуйста, вашу фамилию, имя и отчество. (Нажимает кнопку.)

Входит А н т о н и н а В а с и л ь е в н а.

Антонина Васильевна! Поищите, пожалуйста, сведения на этих товарищей. (Забирает бумажки у посетителей.)

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а берет записки и уходит.

Значит, бессмертными хотите быть?

В с е (дружно). Хотим.

Д о б р ы я н. И что же вы там будете делать… в бессмертии?

З а с т р е м и л о в а. Жить.

Т о р г а л о. Вечно жить.

Д о ж и в а л о в. И не тужить.

Д о б р ы я н. Это значит — есть, пить?

З а с т р е м и л о в а. Без этого не проживешь.

Д о б р ы я н. Пользоваться благами культуры?

Д о ж и в а л о в. Конечно. Чтобы со всеми удобствами. Газ, ванна, раздельный санузел.

Д о б р ы я н. И кто же все это будет доставлять?

Д о ж и в а л о в. Мы — пенсионеры.

З а с т р е м и л о в а. Заслуженный отдых.

Д о б р ы я н. Значит, вечный отдых?

Т о р г а л о. Как положено.

Д о б р ы я н. Говорят, вечный отдых только на кладбище бывает.

Д о ж и в а л о в. Во дает академик!

Д о б р ы я н. Бессмертные — это здоровые, трудоспособные люди.

Д о ж и в а л о в. Так что? Вечно вкалывать?

Т о р г а л о. И пенсии не будет?

Д о б р ы я н. А зачем здоровому человеку пенсия?

Д о ж и в а л о в (свистит). Вот тебе и на!

З а с т р е м и л о в а. Выходит, не туды хата.

Т о р г а л о. Значит, запрягайся в ярмо и тяни вечно?

З а с т р е м и л о в а. Без передышки.

Д о б р ы я н. А говорят ведь, что труд — это органическая потребность человека. Вы разве ничего не слышали о радости творческого труда?

Д о ж и в а л о в. Товарищ академик, или как вас там! Не нужно громких слов. Скажите коротко: так или нет.

К а р а в к и н. А я на пенсию не собираюсь. Готов трудиться, как и теперь. Хоть себе и вечно.

Д о ж и в а л о в. Раскололся.

Д о б р ы я н. Мы с вами как будто встречались.

К а р а в к и н. Встречались. Тот список я подсократил. Бабку вычеркнул, бог с ней.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а приносит сведения.

Д о б р ы я н (берет одну карточку). Каравкин Михаил Трофимович?

К а р а в к и н. Да, это я.

Д о б р ы я н. Я ведь вам уже сказал.

К а р а в к и н. Ничего вы мне не сказали.

Д о б р ы я н. Тогда, при встрече.

К а р а в к и н. Что вы мне сказали? Вы послали меня к чертовой матери.

Д о б р ы я н. А дальше некуда.

К а р а в к и н. Вместе с Антоном Федоровичем. Я ему еще не говорил.

Д о б р ы я н. А вы скажите.

К а р а в к и н. И скажу.

Д о б р ы я н. Обязательно скажите. (Берет другую карточку.) Застремилова Авдотья Степановна.

З а с т р е м и л о в а. Это я.

Д о б р ы я н. Клеветали на честных людей.

З а с т р е м и л о в а. Я помогала разоблачать преступников.

Д о б р ы я н. А они реабилитированы.

З а с т р е м и л о в а. Так я тут при чем?

Д о б р ы я н. Вы тут действительно ни при чем. Вы еще помогали своему мужу…

З а с т р е м и л о в а (не дав договорить). На то он и муж. Как не помочь родному человеку?

Д о б р ы я н. Помогали ему умирать.

З а с т р е м и л о в а. Может быть, я его отравила?

Д о б р ы я н. Создали ему для этого благоприятные условия. Я думаю, что ваши услуги бессмертным людям не понадобятся. (Берет следующую карточку.) Доживалов Константин Андреевич.

Д о ж и в а л о в. Я самый и есть.

Д о б р ы я н (вспоминает). Доживалов… Фамилия примечательная. По-моему, вы мне звонили.

Д о ж и в а л о в. Звонил. Но звонка, оказывается, мяло.

Д о б р ы я н (читает). «Майор интендантской службы. В запасе». Помнится, вы говорили — генерал-майор.

Д о ж и в а л о в. А так бы вы со мной и не разговаривали.

Д о б р ы я н. «Уволен за…»

Д о ж и в а л о в. Не надо. Нечего копаться в грязном белье.

Д о б р ы я н. Тем более что его тут достаточно. (Берет последнюю карточку.) Торчало Василий Дорофеевич.

Т о р г а л о. Торгало. Не Торчало, а Торгало. Это я.

Д о б р ы я н. Гм… Тут какая-то биологическая загадка.

Т о р г а л о (обеспокоенный). А что такое?

Д о б р ы я н. Скажите, ваш отец — битюг или рысак?

Т о р г а л о. Как это рысак? Человек.

Д о б р ы я н. Сомневаюсь. Почему же у вас моча конская?

Т о р г а л о. Что за чепуха!

Д о б р ы я н. Анализ показывает.

Т о р г а л о. Вот сукин сын, обормот!

Д о б р ы я н. Как видите, уважаемые граждане, если можно вас так назвать, шансы на бессмертие у вас весьма слабые.

Т о р г а л о. Так что же, нам так и умирать?

Д о б р ы я н. Не сразу. Тем более что здоровье у вас, можно сказать, лошадиное. А придет время, умрете, как и все смертные.

Д о ж и в а л о в. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит?

Д о б р ы я н. Это мое личное мнение. Окончательно скажет комитет по делам бессмертия.

П о с е т и т е л и, не прощаясь, уходят.

Входит А н т о н и н а В а с и л ь е в н а.

Видели бессмертных? Стараешься для добрых людей, а тут всякая дрянь лезет. И ведь пролезет, чего доброго. Как вы думаете, Антонина Васильевна?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Это от вас зависит, Борис Петрович.

Д о б р ы я н. Подключит еще какого-нибудь Антона Федоровича…

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Я бы сама пролезла, если бы могла.

Д о б р ы я н. Вы? Нет. Вы не пролезете. Куда вам! У вас же нет Антона Федоровича.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Зато у меня есть Борис Петрович.

Д о б р ы я н. Э-э… Плохой человек этот Борис Петрович. Скупой. Жалеет бессмертия даже своим хорошим знакомым.

Приемная Добрыяна.

Из кабинета вываливаются Д о ж и в а л о в, К а р а в к и н, Т о р г а л о, З а с т р е м и л о в а.

З а с т р е м и л о в а. Все раскопали. Всю подноготную.

Т о р г а л о. Тут в лоб не возьмешь.

Д о ж и в а л о в. А о какой это он моче говорил?

З а с т р е м и л о в а. Жулик один…

Т о р г а л о (заметив Наташу, толкает Застремилову в бок. Наташе). И вы за бессмертием?

Н а т а ш а. Я по делу.

К а р а в к и н. Так вы что? Может быть, здесь работаете?

Н а т а ш а. Работаю.

Д о ж и в а л о в. С этим крокодилом?

К а р а в к и н. С Борисом Петровичем?

Н а т а ш а. Я ему помогаю.

З а с т р е м и л о в а. Значит, бессмертная.

Н а т а ш а. Такая же, как вы.

К а р а в к и н. Так вы, может быть, и к этой крысиной знаменитости имеете доступ?

Н а т а ш а. Я за ним ухаживаю.

Т о р г а л о. И препараты разные вводите ему?

Н а т а ш а. Это он сам.

К а р а в к и н. Знаменитость?

Н а т а ш а. Борис Петрович.

Д о ж и в а л о в. Не доверяет.

Т о р г а л о. Все, вероятно, в сейфе, под замками?

К а р а в к и н. А вы бы не могли как-нибудь того…

Н а т а ш а. Чего это — того?

К а р а в к и н. Ну, когда он отвернется, взять незаметно.

Д о ж и в а л о в. Себе бы в ягодицу пырнули и нам понемногу.

Н а т а ш а. Чего же вам пырнуть? Синильной кислоты или цианистого калия?

К а р а в к и н. Что лучше действует.

Д о ж и в а л о в. Чтобы сразу.

Н а т а ш а. Значит, цианистого калия.

Т о р г а л о. Она издевается. Это же яд.

Д о ж и в а л о в. Вы нам яду?!

З а с т р е м и л о в а. Это она со зла.

Т о р г а л о. Обидно, конечно. Для других старается, а самой умирать придется.

Д о ж и в а л о в. Вам обидно и нам обидно, так надо эту обиду выместить.

Н а т а ш а. Как это?

З а с т р е м и л о в а. А так: если не мне, так никому.

Д о ж и в а л о в. Этого крысиного молодца за хвост да об угол.

К а р а в к и н. Зачем об угол? Пырнет этого самого, что нам предлагала…

Т о р г а л о. И все бессмертие.

Д о ж и в а л о в. Липа.

К а р а в к и н. Шарлатанство.

Н а т а ш а (с иронией). Идейка! Как она пришла вам в голову?

Д о ж и в а л о в. А что? Неплохая. Если не мне, так и никому.

Кабинет Добрыяна.

Д о б р ы я н (на стук в вверь). Да. Заходите!

Входят М я к и ш е в а и С и д о р о в и ч.

М я к и ш е в а. Здравствуйте, Борис Петрович! Мы от профсоюзной организации. Моя фамилия — Мякишева. Нина Владимировна. А это — наш активист, ударник коммунистического труда, Николай Григорьевич Сидорович.

Д о б р ы я н. Очень приятно. Садитесь, пожалуйста.

М я к и ш е в а (становится в позу). Глубокоуважаемый Борис Петрович! Разрешите мне от всей души поздравить вас — великого ученого, славного сына нашего народа, с открытием закона бессмертия, которым вы осчастливили человечество. От всего сердца желаем вам доброго здоровья и долгих, долгих… Да что я говорю! Простите, это по инерции. Желаем вам вечной счастливой, безоблачной жизни и еще больших… Но что может быть больше!.. Одним словом, низкий, низкий вам поклон за ваш бессмертный научный подвиг и разрешите вас поцеловать. (Целует Бориса Петровича, Сидорович пожимает ему руку.)

Д о б р ы я н. Большое вам спасибо, Нина Владимировна. Вы меня растрогали. Садитесь, пожалуйста.

Все садятся.

М я к и ш е в а. Великий вы подвиг совершили, Борис Петрович. Да вот беда — не укладываемся мы в лимиты.

Д о б р ы я н. К сожалению, не только у вас такое положение.

М я к и ш е в а. Чудесные люди, ударники коммунистического труда, а мы вынуждены им отказывать, делить на достойных и недостойных. А они все достойны.

Д о б р ы я н. Так что же делать?

М я к и ш е в а. Вот мы и пришли посоветоваться с вами — что делать?

Д о б р ы я н. А я тоже не знаю.

М я к и ш е в а. Нельзя ли увеличить лимит на бессмертных?

Д о б р ы я н. Лимитами я не распоряжаюсь, Нина Владимировна. Вы это сами хорошо знаете.

М я к и ш е в а. Но ваше мнение, ваши рекомендации… С ними ведь считаются.

Д о б р ы я н. Я не имею права давать необоснованные рекомендации. Вы знаете, что такое демографический взрыв?

М я к и ш е в а. Слыхала. Это когда люди расплодятся в неимоверном количестве.

Д о б р ы я н. Вот именно — в неимоверном. Если пустить это дело на самотек, так их за сто лет расплодится в нашей республике два миллиарда сто восемьдесят семь миллионов. Вас это устраивает?

М я к и ш е в а. Меня это расстраивает, Борис Петрович. Если бы вы видели, что в коллективах делается. Пусть вот Николай Григорьевич скажет.

С и д о р о в и ч. Поделило бессмертие людей, Борис Петрович. Нас, так называемых бессмертных, горсточка, а их ведь вон сколько! И обидно им, конечно. Более сознательные вида не показывают, а все равно нет прежней теплоты в отношениях. Есть такие, что и не скрывают своей обиды. Другой и шпильку подпустит. Дает ему мастер деталь обработать, а он: «Такая сложная! Это не для смертных. Вон бессмертному дай». И так неловко себя чувствуешь, будто виноват перед ним.

Д о б р ы я н. Ну, а если вас премируют, а его нет, так вы тоже виноватым себя чувствуете?

С и д о р о в и ч. Премия — дело другое. Сегодня я получил, завтра он. А здесь же на веки вечные. И в семье тоже… Жена какими-то чужими глазами смотрит. И меня разные мысли одолевают. О вечном думаю. Умрет жена, дети умрут, а я все буду жить и жить. Непонятно как-то. Один я буду? Вероятно же, не один. Другая будет… И дети… Может быть, бессмертные. А эти? Через каких-нибудь сто-двести лет я, может быть, и забуду, какие они были. Вот и думаю… Ночами не сплю. Шел с Ниной Владимировной к вам насчет лимитов, а как услышал, что счет на миллиарды идет, так и язык не поворачивается. Так вот я и думаю: а нужно ли мне это бессмертие? Жил я спокойно, работал, люди меня уважали, никто косо не смотрел на меня. Останусь я лучше таким, как и был. И детей приласкаю, как раньше, и жена не будет смотреть, как на марсианина. Как думаете, Борис Петрович, имею я право отказаться от бессмертия?

Д о б р ы я н. Ну конечно. Но этим не решается проблема. Вы откажетесь, а другие ведь не откажутся. Есть такие, что за горло берут: давай бессмертие, душа из тебя вон! Значит, все равно останутся смертные и бессмертные. А с ними и проблемы.

М я к и ш е в а. Так вы нам ничего и не посоветуете?

Д о б р ы я н. К великому сожалению.

Мякишева и Сидорович встают и прощаются.

С и д о р о в и ч. Я свою проблему разрешил. Пришел сюда бессмертным, а ухожу нормальным человеком.

Д о б р ы я н. Я даже не знаю, радоваться мне вместе с вами или печалиться. Скорее всего — печалиться.

М я к и ш е в а и С и д о р о в и ч уходят.

С к о р о с п е й (входит. С наигранной фамильярностью). Благословение дому сему.

Д о б р ы я н (встает из-за стола, идет навстречу). Добрый день, Степан Тарасович!

Обмениваются рукопожатиями.

Прошу, присаживайтесь.

Садятся.

Чем могу служить?

С к о р о с п е й. Ну, зачем же так официально! Какая там служба. Ехал мимо, дай, думаю, заверну на огонек, поздравлю старого друга. Ты, говорят, такого тут натворил…

Д о б р ы я н. Натворил… хлопот людям. Вы не представляете, сколько разных проблем возникает в связи с этим открытием.

С к о р о с п е й. Да что это ты — вы, вас, вам. Мы ведь, можно сказать, старые друзья.

Д о б р ы я н. Пожалуй, слишком уж старые.

С к о р о с п е й. На брудершафт, правда, не пили, но это можно поправить. Так что давай без церемонии. (Хлопает его по плечу.) Мы ведь даже учились вместе. Правда, на разных факультетах, но это не мешает нам быть друзьями.

Д о б р ы я н. Почти друзьями.

С к о р о с п е й. Почему же почти? Не почти, а так оно и было.

Д о б р ы я н. После наши дороги разошлись.

С к о р о с п е й. Не в разные же стороны.

Д о б р ы я н. Моя, можно сказать, пошла по горизонтали, а ваша по вертикали — все выше и выше. Вы ведь чуть не министерских вышин достигли.

С к о р о с п е й. Опять — вы! Как тебе не стыдно! Мы же договорились насчет брудершафта.

Д о б р ы я н. Прости. У меня как-то не получается.

С к о р о с п е й. Вершин определенных я достиг, это верно. До министра, правда, не дотянул.

Д о б р ы я н. Дотянешь. Еще дотянешь. С твоей-то хваткой…

С к о р о с п е й. Говорят, плохой тот солдат, который не мечтает быть генералом. А вот ты меня удивил. Ковырялся, ковырялся со своими крысами. Я думал — что там из той крысы выковыряешь? И вдруг — бессмертие! Рад за тебя. Молодец! А знаешь, я ведь думал о тебе. Часто вспоминал. Как он там, думаю. Может быть, трудности какие, помочь что-либо надо. И не позвонит, думаю, чудак. На квартиру бы зашел, если не хочет официально обращаться. Сам хотел выбрать время, приехать к тебе, да так и не удалось встретиться.

Д о б р ы я н. А мы встречались.

С к о р о с п е й. Где?

Д о б р ы я н. На улице. Просто нос к носу.

С к о р о с п е й. Неужели? И разговаривали?

Д о б р ы я н. Нет. Вы меня не узнали.

С к о р о с п е й. Не может быть!

Д о б р ы я н. Отвернулись в другую сторону. Что-то в витрине вас сильно заинтересовало.

С к о р о с п е й. Хоть убей, не помню. И давно это было?

Д о б р ы я н. Порядочно. Еще до бессмертия.

С к о р о с п е й. Прости, ради бога! Не подумай, что умышленно. Голова разными делами забита. Бывает, смотришь и ничего перед собой не видишь. Если бы родная жена встретилась, так не узнал бы.

Д о б р ы я н. Я понимаю. Такие масштабы… Разве каждого узнаешь?

С к о р о с п е й. Надеюсь, ты не обиделся на меня?

Д о б р ы я н. Это так… К слову пришлось.

С к о р о с п е й. Извини, что я у тебя драгоценное время отнимаю.

Д о б р ы я н. Так ведь не зря, я думаю. У вас, видно, дело есть.

С к о р о с п е й. Дело небольшое. Хотел напомнить, что у тебя есть друг, для которого когда-нибудь тоже придет время помирать.

Д о б р ы я н. А куда денешься?

С к о р о с п е й. Я думаю, заявление подавать не надо?

Д о б р ы я н. Заявления? Зачем заявление? Заявления не надо.

С к о р о с п е й. И так все уладится, говоришь?

Д о б р ы я н. Уладится. В общем порядке.

С к о р о с п е й. Да ты, оказывается, шутник.

Д о б р ы я н. Разве я сказал что-нибудь смешное?

С к о р о с п е й. В общем порядке… Значит, ты заставляешь меня в очередь становиться.

Д о б р ы я н. Боже избави! У меня и в мыслях не было заставлять. Как себе хотите.

С к о р о с п е й. Ты что, милый друг… Притворяешься или в самом деле такой… Не хочется мне употреблять крепкое слово.

Д о б р ы я н. Такой. Я такой.

С к о р о с п е й. Ну и ну! (Не прощаясь, уходит.)

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а (входит). Борис Петрович, там корреспондент добивается.

Д о б р ы я н. Какой еще корреспондент?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Иностранный какой-то. Телефон оборвал. Теперь в приемную приперся.

Д о б р ы я н. Никаких корреспондентов! От своих не отбиться.

Антонина Васильевна направляется к выходу и в дверях сталкивается с обвешанным аппаратами к о р р е с п о н д е н т о м.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а (преграждая вход). Нельзя!

К о р р е с п о н д е н т (прется и кричит). Корреспондент! Корреспондент!

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а (старается вытолкнуть его за дверь). Никаких корреспондентов!

К о р р е с п о н д е н т. «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост», «Ассошиейтед пресс!» (Врывается в кабинет.)

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а (теснит его опять к двери). Дудки, мистер-твистер! Не на ту напал.

К о р р е с п о н д е н т (протягивая руки, взывает о помощи). Мистер Добрыян! Мистер Добрыян! Одна секунда! Два слова! Я — Гарри Болдвин.

Д о б р ы я н (Антонине Васильевне). Пустите. Он вас измотает.

Б о л д в и н. О, спасибо! Очень спасибо! Я первый представляй вас на весь свет. (Настраивает кинокамеру.)

Д о б р ы я н (с жестом). Не надо.

Б о л д в и н. Почему? Я не понимал. Реклама — это в ваш интерес.

Д о б р ы я н. Это не в интересах дела.

Б о л д в и н. Я не согласен.

Д о б р ы я н. Не согласны, так прекратим наш разговор.

Б о л д в и н (хватается то за один аппарат, то за другой). Мистер Добрыян!

Д о б р ы я н. Сложите, пожалуйста, вашу аппаратуру вон туда… в уголок.

Б о л д в и н. Иначе?

Д о б р ы я н. Иначе придется вам уйти ни с чем.

Б о л д в и н (снимает аппараты и складывает в угол). Вот. Я разоружался. Никакой аппарат.

Д о б р ы я н. Я в этом не уверен.

Б о л д в и н. Что? (Хлопает себя по карманам, показывает на пуговицы пиджака.) Микрофон? Фотоаппарат? (Смеется.) Пожалуйста! (Снимает пиджак.) Раздеваться до стриптиз? Мисс позволял?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Нахал. (Уходит.)

Д о б р ы я н. Так что вас интересует?

Б о л д в и н. Сенсация века! Бессмертие! Вы лицензия уже продавал?

Д о б р ы я н. Нет, не продавал.

Б о л д в и н. Я могу рекомендовать покупатель.

Д о б р ы я н. Спасибо. В этом нет надобности.

Б о л д в и н. Вы знал, сколько вы стоил?

Д о б р ы я н. Товар не продажный, цены не имеет.

Б о л д в и н. Миллионы! Миллионы доллар!

Д о б р ы я н. Да и доллар пал в цене.

Б о л д в и н. Вы не хотел серьезно разговаривать на эта тема?

Д о б р ы я н. Тему следует переменить.

Б о л д в и н. Хорошо. Тогда для кого вы делал бессмертие?

Д о б р ы я н. Для добрых людей.

Б о л д в и н. Хорошо. А кто есть добрый люди?

Д о б р ы я н. Тут, видно, наши взгляды не совпадут.

Б о л д в и н. Коммунист — это добрый, а капиталист — это не добрый. Ему бессмертия не давать.

Д о б р ы я н. Капиталист обречен на умирание самой историей, и никто его не спасет.

Б о л д в и н. На политграмота я имел иммунитет.

Д о б р ы я н. Это между прочим… для сведения.

Б о л д в и н. У вас, я слышал, бессмертие распределяли на лимит. На тысяча голов десять бессмертные.

Д о б р ы я н. У нас в бессмертные могут попасть только лучшие из лучших.

Б о л д в и н. Коммунисты?

Д о б р ы я н. Не все. И не только коммунисты. В зависимости от того, чего человек стоит. А у вас как было бы?

Б о л д в и н. О, у нас тоже смотрел, сколько человек стоил. Только нет лимит. Свободный предпринимательство. Фирма покупал у вас лицензия, вкладывал капитал и организовал производство. Ты мне доллар, я тебе бессмертие, ты мне доллар, я тебе бессмертие.

Д о б р ы я н. Один доллар? Так у вас все могли бы стать бессмертными.

Б о л д в и н. О, вы наивно думал. Не один доллар. Много доллар. Бессмертие — это дорого.

Д о б р ы я н. А у кого нет много долларов?

Б о л д в и н. Тот будет умирал. Нет доллар — нет бессмертие.

Д о б р ы я н. Значит, бессмертными у вас были бы только хищники.

Б о л д в и н. Как раз по Дарвин. Естественный отбор: сильный выживай, слабый погибай.

Д о б р ы я н. Вы порочите имя славного ученого.

Б о л д в и н. А что? Нет?

Д о б р ы я н (смотрит на часы). У вас говорят: время — деньги.

Б о л д в и н. Я понимал такой намек. Скажите, вот этот, что грызет… как его?..

Д о б р ы я н. Крыса?

Б о л д в и н. Грыза, грыза… Я его хотел фотографировать.

Д о б р ы я н. Он отдыхает и просил не беспокоить.

Б о л д в и н. А насчет лицензия это ваш конец?

Д о б р ы я н. Конец. И… будьте здоровы.

Б о л д в и н. Бессмертие только для коммунист?

Д о б р ы я н. Я не имею времени повторять сказанное.

Б о л д в и н. Вы не есть очень любезный. А репортаж будет. Какой нужно. (Уходит.)

Д о б р ы я н. Какой нужен вашим хозяевам. Это мы знаем.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а (входит с почтой в руках, кивает ни дверь). Отделались?

Д о б р ы я н. С трудом. Прощупывал, нельзя ли меня купить.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. И много давал?

Д о б р ы я н. Миллионы сулил.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Придурок. (Кладет на стол ворох писем и телеграмм.) Вот… Еще вам прибавка.

Д о б р ы я н. И когда я все это просмотрю? (Садится и просматривает почту.) Ко мне больше никого нет?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Колхозница из подшефного колхоза. Пенсионерка.

Д о б р ы я н. Чего она хочет?

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а. Не сказала. Говорит, только самому академику скажу. Примете? У вас ведь скоро заседание.

Д о б р ы я н. Сегодня не приму, завтра приедет.

А н т о н и н а В а с и л ь е в н а уходит.

Входит К о л х о з н и ц а.

К о л х о з н и ц а. День добрый вам.

Д о б р ы я н. Добрый день. Проходите. Присаживайтесь.

К о л х о з н и ц а. Сидела. На машине два часа да тут, в вашем предбаннике, час.

Д о б р ы я н. Людей много приходит. Давайте познакомимся.

К о л х о з н и ц а. Я вас знаю. Вы приезжали к нам. Я из колхоза «Урожай».

Д о б р ы я н. А как вас зовут?

К о л х о з н и ц а. Фамилия — Лопата. Ну, пишут Лопато́. Так оно как будто деликатнее. А звать — Аленой. Алена Максимовна.

Д о б р ы я н. Так что вы мне скажете, Алена Максимовна?

А л е н а М а к с и м о в н а. Слыхала я, товарищ академик, что вы людей делаете бессмертными. И даже крыс. Радио передавало.

Д о б р ы я н. Так вы тоже хотите быть бессмертной?

А л е н а М а к с и м о в н а. Да нет, я не о себе. Я пожила уже, слава богу. Детей вырастила, внуки растут. Ну там после уже, если лекарства этого останется у вас на мою долю…

Д о б р ы я н. Так вы о детях заботитесь?

А л е н а М а к с и м о в н а. Дети мои — боевые. Один — тракторист, другой на ферме работает. Премии получают. На доске висят. Они сами добьются.

Д о б р ы я н. Значит, о внуках?

А л е н а М а к с и м о в н а. О них еще рано.

Входит А н т о н и н а В а с и л ь е в н а, открывает шкаф и берет какую-то папку.

Д о б р ы я н. Так чего же вы хотели?

А л е н а М а к с и м о в н а. Я как-то не решаюсь…

Д о б р ы я н. Раз уж вы решились прийти…

А л е н а М а к с и м о в н а. Товарищ академик-профессор! Родненький! Я очень прошу: сделайте мою коровку бессмертной.

Антонина Васильевна не удержалась от смеха.

Чего ты фыркаешь? Тебе в магазине готовое, а мне надоить надо. (Добрыяну.) Очень уж корова удачная. Если бы вы только посмотрели на ее вымя! Ведра полтора в день — это и не говори. Но уже немолодая. Года через четыре менять придется. А там какая будет, бог ее знает.

Д о б р ы я н. Задали вы мне задачу.

А л е н а М а к с и м о в н а. Я думаю, если крысу можно, человека можно, так и корову можно. Она же посредине между ними.

Д о б р ы я н. Вы правильно думаете. В принципе можно.

А л е н а М а к с и м о в н а. Мне не в принципе нужно, а в хлеву.

Д о б р ы я н. Людям ведь не только молоко, но и мясо нужно. А что, если все коровы будут бессмертными?

А л е н а М а к с и м о в н а. Я о всех не говорю. Мяса вон наш колхоз более тысячи этих самых центнеров сдал. Сколько это, если на пуды, я уж и не знаю. А мне и внукам молочко — первое дело.

Длинная пауза.

Так сделаете?

Д о б р ы я н. К сожалению, не могу.

А л е н а М а к с и м о в н а. Почему?

Д о б р ы я н. Сложный это вопрос, Алена Максимовна. Сначала с людьми надо разобраться. Тут думать и думать нужно.

А л е н а М а к с и м о в н а. С людьми — оно конечно. А с коровой же все ясно.

Д о б р ы я н. Это вам так кажется.

А л е н а М а к с и м о в н а. Так не можете?

Д о б р ы я н. Не могу, Алена Максимовна.

А л е н а М а к с и м о в н а (встает). Ну что ж… Придется жалобу писать.

Д о б р ы я н. На кого?

А л е н а М а к с и м о в н а. На вас.

Д о б р ы я н. Кому же вы будете жаловаться?

А л е н а М а к с и м о в н а. Правительству. Оно разберется, что в хозяйстве нужнее — коровы или крысы.

А л е н а М а к с и м о в н а и А н т о н и н а В а с и л ь е в н а уходят. Открывается дверь, и входит Н а т а ш а.

Н а т а ш а. Не прогоните?

Д о б р ы я н. Наташа! Рад вас видеть. Садитесь.

Наташа садится.

Как здоровье?

Н а т а ш а. Мафусаил здоров.

Д о б р ы я н. Я о вашем здоровье спрашиваю. Вы были так взволнованы…

Н а т а ш а. Было от чего. Потерять бессмертие — это не сумочку с деньгами.

Д о б р ы я н. Вы еще ничего не потеряли. Поработаете, люди вас оценят…

Н а т а ш а. Больнее всего, что я потеряла великого мыслителя, смелого открывателя, бога науки и увидела на его месте рядового обывателя, который обеими руками держится за подол старой бабы.

Д о б р ы я н. Вы меня не понимаете, Наташа.

Н а т а ш а. Я бы вас, конечно, поняла, если бы видела, что я вам противна.

Д о б р ы я н. Я этого не скажу. Но люди мы с вами разные.

Н а т а ш а. Даже противоположные в известном смысле.

Д о б р ы я н. У вас нет прошлого. Одно только будущее, куда вы и устремлены всем своим существом. Вы ничем не связаны и никому не обязаны. А меня держит за фалды мое прошлое. И мое настоящее. Отвернуться от него — это значит сделать несчастными близких мне людей.

Н а т а ш а. Да вы не беспокойтесь, Борис Петрович. Я не пришла вымогать у вас бессмертие. Ни на колени падать, ни насиловать вас не собираюсь.

Д о б р ы я н. Вот и хорошо. Значит, мы по-прежнему — друзья.

Н а т а ш а. Слышала, что вам и без этого не легко.

Д о б р ы я н. И не говорите. Письма, телеграммы, звонки… Ужас. (Берет со стола охапку писем.) Во, посмотрите! Клубок страстей. Прославления, научные суждения, угрозы, проклятия. Одни превозносят за то, что обессмертил человечество, другие проклинают за то, что большую половину его обрек на смерть. Как будто до этого они не были обречены.

Н а т а ш а. Вас даже побить хотели.

Д о б р ы я н. Это что! Мелкий эпизод в великой эпопее.

Н а т а ш а. Один из таких эпизодов может кончиться для вас плачевно.

Д о б р ы я н. Ради науки люди на кострах горели. А идея их жила. Побеждала. Бессмертие! За это не жаль жизнь отдать.

Н а т а ш а. Жизнь за бессмертие.

Д о б р ы я н. Да, это парадокс. Великий парадокс!

Н а т а ш а. Но это проблема тянет за собой десятки других.

Д о б р ы я н. Другие проблемы пусть другие и решают. Я дал людям бессмертие. Пусть они сами подумают, как им распорядиться. Сейчас тут соберутся специалисты. Послушаем их.

Н а т а ш а. Виновником всех бед все равно вас будут считать.

Д о б р ы я н. Что поделаешь. Такова моя судьба.

Н а т а ш а. А мне вас жаль.

Д о б р ы я н. Это очень великодушно с вашей стороны.

Н а т а ш а. Я хочу спасти вас. Избавить от всех этих проблем.

Д о б р ы я н (не придавая значения). Это в ваших силах?

Н а т а ш а. Думаю, что сил у меня хватит.

Д о б р ы я н. Самонадеянность молодости. Как бы вы глупостей не наделали.

Н а т а ш а. Это будет самое разумное, что можно сделать в такой ситуации. (Уходит.)

Д о б р ы я н. Что еще задумала эта неистовая девчонка?

К у д р и ц к а я (приоткрыв дверь). Можно?

Д о б р ы я н. Пожалуйста, Клавдия Петровна! Заходите!

К у д р и ц к а я. За мной тут целый выводок.

Д о б р ы я н. Ведите его сюда. Да и время уже.

Входят: К у д р и ц к а я, О б о д о в с к и й, Б о б р о в и ч, В а р а к с а, А д а м е й к а, Г е н к а.

Д о б р ы я н. Час пробил, товарищи… Просят нас высказать свое определенное мнение.

В а р а к с а. Определенное мнение о неопределенном положении.

Д о б р ы я н. Как это понимать, Александр Павлович?

В а р а к с а. Я имею в виду несбыточные мечты. Вроде вашего бессмертия, Борис Петрович.

Д о б р ы я н. Поскольку оно мое, так это уже не мечта.

В а р а к с а. Хвала вам и слава за ваше открытие, но кроме физиологии есть социология, мораль, этика, психология.

Б о б р о в и ч. И экономика.

Д о б р ы я н. Все это есть, дорогие товарищи, но есть же и люди, которые эти проблемы решают. Социология, психология — это ведь по вашей части, Александр Павлович.

В а р а к с а. Ходил, ездил, был в разных коллективах… И убедился: то, что мы предложили, — несправедливо и аморально. Барьер бессмертия разделил всех наших граждан на «лучших» и «худших», на достойных и недостойных. А между тем среди этих «худших» есть немало людей не менее достойных, чем те «лучшие». Да и действительно «худшие» могут стать еще «лучшими». Но врата бессмертия для них закрыты навсегда.

А д а м е й к а. «Так зачем тогда мне стараться быть лучшим» — скажет такой несознательный.

В а р а к с а. Барьер прошел по городам и селам, по коллективам и семьям, разделил отцов и детей, мужей и жен, не пощадил узы дружбы и любви.

Д о б р ы я н. Так что же, по-вашему, надо делать?

В а р а к с а. Не знаю. Моя проблема… Не моя, конечно. Я ни на какое бессмертие не претендую.

Д о б р ы я н. Почему же? Нам тоже будет вынесен приговор.

В а р а к с а. Я хочу сказать, что проблемы этики, морали — это проблемы вторичные. Они являются результатом того, что бессмертия на всех не хватает.

Д о б р ы я н. Это мы уже установили.

В а р а к с а. Значит, поневоле приходится делить людей на достойных и недостойных. А это оскорбительно для подавляющего большинства нашего общества.

О б о д о в с к и й. Считайте — человечества. Сегодняшняя наша проблема завтра станет общечеловеческой.

К у д р и ц к а я. Страшно подумать, как там будут делить на достойных и недостойных.

Г е н к а. Я думаю, что лицензий на бессмертие мы Рокфеллерам продавать не будем.

О б о д о в с к и й. На монополию рассчитываете? Для научных идей нет непроходимых рубежей.

Б о б р о в и ч. Давайте сперва у себя разберемся. Александр Павлович против барьера. Так что же — снять барьер? Вали в бессмертие, кто хочет? Тогда не только еды и воды — воздуха не хватит. Места на земле не хватит, чтобы разместиться. А впрочем, мы ведь уже говорили об этом.

К у д р и ц к а я. Борис Петрович, а может, не обязательно, чтобы женщины рожали раз в три-четыре года?

Д о б р ы я н. Конечно не обязательно. Только бессмертия я им тогда не гарантирую.

Б о б р о в и ч. Если вы не гарантируете, так они сами постараются застраховать себя от смерти.

А д а м е й к а. Конечно. Лучше сто раз родить, чем раз умереть, скажет другая несознательная.

К у д р и ц к а я. Это вам так кажется. Вы ведь не попробовали.

А д а м е й к а. У меня домашнюю работу жена выполняет.

О б о д о в с к и й. Ну, допустим, товарищи… Допустим, что им и вовсе не надо будет рожать. Они и так будут бессмертными. Так что из этого получится? Получится то, о чем я уже говорил. Индивидуум возьмет верх над видом и прекратится обновление рода человеческого. Мы обеспечим себе вечную жизнь за счет вечного обновления, за счет последующих поколений, которые могли бы появиться на свет, но не появятся, так как мы своим эгоизмом обрекли их на небытие.

Д о б р ы я н. Выходит, что…

О б о д о в с к и й. Выходит, что вы умертвили смерть, а мы теперь должны умертвить жизнь, будущее человечества.

Д о б р ы я н. Так что же вы предлагаете?

О б о д о в с к и й. Не надо убивать смерть — вот что я предлагаю. Все живое умирает и все возрождается для новой жизни Это непреложный закон природы, и человек не является исключением. Смерть — необходимое условие вечного обновления жизни. Не убивайте смерть. Пусть она живет.

А д а м е й к а. Да здравствует смерть! (Оглянулся.)

Все молчат, пораженные у слышанным.

Скажет другой несознательный.

О б о д о в с к и й. Да. Да здравствует смерть!

Все вскакивают.

Г е н к а (хватается за голову). Мама моя!

К у д р и ц к а я. Боже мой! Что вы такое говорите!

Б о б р о в и ч. Вот это решение проблемы!

Д о б р ы я н. Значит, я… Значит, все мои труды… Вся моя жизнь…

Вошедшая перед этим Н а т а ш а некоторое время наблюдала напряженную сцену. Теперь, держа за хвост мертвую крысу, проходит по сцене и кладет ее на стол.

Н а т а ш а. Мафусаил сдох.

Все онемели.

Д о б р ы я н (после паузы). Как это сдох?

Н а т а ш а. А так… Взял и сдох.

Г е н к а (кричит). Ты его отравила!

Н а т а ш а. Вскрой, проверь.

В а р а к с а. Товарищи! Что же это такое?

Д о б р ы я н. Погодите… Как же это он?.. Жил, жил, да вдруг сдох.

Н а т а ш а. А я их меняла. Один сдохнет, — я его выброшу а виварий, а оттуда другого беру.

Кто-то сдержанно засмеялся. За ним — другой. И уже разразился откровенный хохот.

Г е н к а (кричит). Неправда! Она врет!

Ободовский, смеясь, поднимает двумя пальцами крысу за хвост: «Вот, мол, доказательство». Г е н к а чуть не со слезами выбегает из кабинета.

А д а м е й к а. Вот и все бессмертие. И снова мы все равны. И никто не делит нас на бессмертных и смертников.

Б о б р о в и ч. Фф-у-у! Гора с плеч. А я все вычислительные машины в пот вогнал, подсчитывая.

К у д р и ц к а я. А счастье, казалось, было так близко.

О б о д о в с к и й. Всякое бывает в науке, но такое…

В а р а к с а. А вспомните философский камень, перпетуум мобиле. Тот же эликсир жизни.

О б о д о в с к и й. Это была детская наивность самой науки. Но теперь же она взрослая.

К у д р и ц к а я. А жаль все-таки. Жаль расставаться с золотой мечтой. И его жаль (кивает на Добрыяна.)

О б о д о в с к и й. Что же мы можем сделать.

В а р а к с а. Будем дальше мечтать.

Б о б р о в и ч. Этого нам никто не запрещает.

Все уходят, оглядываясь на Добрыяна. Он сидит, обхватив голову руками.

Н а т а ш а (вошла с клеткой в руках. Тихо). Борис Петрович!

Д о б р ы я н (не поднимая головы). Уйдите!

Н а т а ш а. Борис Петрович! Взгляните сюда!

Д о б р ы я н. Уйдите с глаз моих!

Н а т а ш а. Мафусаил живой.

Д о б р ы я н. Как это — живой?

Н а т а ш а. А вот он — наш миленький бессмертничек. Здоровенький, веселенький.

Д о б р ы я н (рассматривает мертвую крысу на столе). Так вы…

Н а т а ш а. Это другой. Я их обманула, чтобы они не терзали вас разными проблемами, которых никто решить не может.

Д о б р ы я н. Вы меня убили!

Н а т а ш а. Я вас спасла. Вас и в самом доле могли убить.

Д о б р ы я н. Что люди скажут! Невежда. Шарлатан. Авантюрист. Осел несчастный, ставший жертвой взбалмошной девчонки, которой наплевать на науку и на мой авторитет.

Н а т а ш а. А наукой мы будем заниматься и дальше. Спокойно, без нервозности. И я предлагаю вам свои услуги. Не беспокойтесь, не в качестве вашей вечной спутницы, а в качестве объекта исследования. Рядом с Мафусаилом. На человеке оно надежнее. А люди… (Целует его в лоб.) Люди пусть подумают тем временем, что им делать с бессмертием.

З а н а в е с.

1973

Перевод автора.