Драмы и комедии

КОРЕНЕВИЧ НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ — командир стрелкового полка, майор, 35 лет.

НАТАЛЬЯ — его жена, 28 лет.

ПЕРЕГУД БОРИС ПЛАТОНОВИЧ — лейтенант-разведчик.

ДУБОВЕЦ — заместитель политрука.

ШУМЕЙКО — заведующий библиотекой, техник-интендант второго ранга.

РЫБНИКОВ — комиссар полка, батальонный комиссар.

РОДНЫЙ — боец-разведчик.

БОНДАРЕВ — сержант-разведчик.

КОМАНДУЮЩИЙ АРМИЕЙ — генерал-майор.

КУЗНЕЦОВ — командир артдивизиона, капитан.

ВЕРА — военфельдшер.

СОЛОМАТИН — боец-разведчик.

КОВАЛЬЧУК — телефонист.

ДЕЖУРНЫЙ ПО ЧАСТИ — лейтенант.

РАНЕНЫЙ БОЕЦ.

ВРАЧ.

ПОСЫЛЬНЫЙ.

ИОГАНН — немецкий солдат.

НЕМЕЦКИЙ ОБЕР-ЕФРЕЙТОР.

БОЙЦЫ, КОМАНДИРЫ, ИХ ЖЕНЫ, НЕМЕЦКИЕ СОЛДАТЫ.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Фойе красноармейского клуба. Справа — входная дверь. Слева — маленькая — ход на сцену. В передней стене две двери для входа в зал. Когда открывается левая дверь, через нее видны часть эстрады и передние ряды стульев, на которых сидят бойцы, командиры, несколько женщин. В фойе пусто. В зале идет концерт красноармейской самодеятельности. Слышны звуки струнного оркестра.

Дверь отворяется, и из зала в фойе входит лейтенант П е р е г у д. Он, видимо, ждет кого-то; ходит по фойе, то и дело посматривая то на часы, то на входную дверь. Входит Н а т а л ь я. Перегуд, обрадованный, подходит к ней.

П е р е г у д. Добрый вечер, Наталья Николаевна!

Н а т а л ь я. Добрый вечер! (Здоровается.)

П е р е г у д. А я боялся — думал, вы уже не придете.

Н а т а л ь я (с иронией). Чего же вы боялись?

П е р е г у д. Вы же сегодня должны петь.

Н а т а л ь я. А вы что — распорядитель вечера?

П е р е г у д. Нет… но мне хотелось послушать вас и… повидать.

Н а т а л ь я. Ах, вот что! (Шутя.) Я не знала этого, а то пришла бы пораньше.

П е р е г у д. Смейтесь, я все стерплю.

Н а т а л ь я. Терпи, казак, атаманом будешь.

П е р е г у д. Где уж там! Хоть бы за выслугу лет вы мне когда-нибудь ефрейтора присвоили.

Н а т а л ь я. Моего тут нет?

П е р е г у д. Нет.

Н а т а л ь я. Как пошел с утра, так и до сих пор нет. Ждала, думала — придет. Из-за него и на вечер опоздала.

П е р е г у д. Днем он был на тактических занятиях в первом батальоне.

Н а т а л ь я. Что ж, пойдем послушаем.

П е р е г у д. Там теперь струнный оркестр. Вы его слышали на репетиции. Давайте лучше присядем.

Н а т а л ь я. Что же мы будем сидеть вдвоем в пустом помещении? Подумают — влюбленные. (Садятся.) Вы обещали мне книгу, молодой человек. Принесли?

П е р е г у д. Извините, Наталья Николаевна. Сегодня не имел ни минутки времени. Ее, кажется, уже вернули в библиотеку. Завтра я доставлю вам на квартиру.

Н а т а л ь я. Вы осмеливаетесь даже на такой подвиг? А как на это посмотрит майор?

П е р е г у д. Его не будет дома.

Н а т а л ь я (насмешливо). Ага, я вас понимаю.

П е р е г у д. Бессердечная вы женщина: открываете все мои хитрости. Ну, так признаюсь: мне приятно было бы встретиться с вами где-нибудь, чтобы нам никто не помешал. Я хотел бы многое вам сказать.

Н а т а л ь я. Книгу вы мне достаньте, а остальное… давайте лучше не надо.

П е р е г у д. Почему? Вам это неприятно?

Н а т а л ь я. Это опасно.

П е р е г у д. Для вас?

Н а т а л ь я. И для вас тоже. Должна вам напомнить, что майор из пистолета за двадцать метров в пятачок попадает. Что за удовольствие вам класть голову на подступах к такой старой крепости?

П е р е г у д. Неужели он и вправду ревнует вас?

Н а т а л ь я. Страшно.

П е р е г у д. К кому же он вас может ревновать?

Н а т а л ь я. Ко всем, с кем я встречаюсь и разговариваю без его разрешения.

П е р е г у д. И ко мне?

Н а т а л ь я. К вам, может, в первую очередь.

П е р е г у д. К сожалению, у него нет для этого никаких оснований.

Н а т а л ь я. Я в этом уверена: вы — мальчик скромный, и с вашей стороны ему ничто не угрожает.

П е р е г у д. Наталья Николаевна!.. Не дразните меня, а то возьму сейчас и выложу все, что у меня на душе.

Н а т а л ь я. От этого никому не будет беды. Детская душа чиста.

П е р е г у д. Вы издеваетесь надо мной… Считаете меня нахальным мальчишкой.

Н а т а л ь я. Не мальчишкой, а хорошим парнем, и хочу, чтобы вы таким остались.

П е р е г у д. Разве я предлагаю вам что-либо плохое?

Н а т а л ь я. Вы замышляете покушение.

П е р е г у д. На вас?

Н а т а л ь я. На своего командира полка.

П е р е г у д. Неужели!

Н а т а л ь я. Ну, как же… мы ведь с вами будем встречаться с глазу на глаз? Так ведь?

П е р е г у д. Допустим, что так.

Н а т а л ь я. Чтобы он не знал?

П е р е г у д. Лучше, если бы не знал.

Н а т а л ь я. Это ж и есть сговор двух против третьего. Причем этот третий — честный человек. Николай Петрович ведь честный человек, правда?

П е р е г у д. Бесспорно.

Н а т а л ь я. А если двое замышляют покушение против честного советского человека, то эти двое — плохие люди… негодяи и злоумышленники.

П е р е г у д. Это мы с вами?

Н а т а л ь я. Я-то еще нет, а вот вы подбиваете меня на это.

П е р е г у д. Но я ведь никакого злодейства не замышлял. Мне просто приятно и хорошо, когда я с вами. Вы же не всегда такая…

Н а т а л ь я. Какая это такая?

П е р е г у д. Такая… колючая. Вы умеете быть доброй и искренней, и тогда я, кажется, положил бы вам голову на колени и слушал бы вас без конца.

Н а т а л ь я. Скажите, пожалуйста! Ну ничего, это пройдет.

П е р е г у д. Никак не проходит, Наталья Николаевна. Я вас даже во сне часто вижу.

Н а т а л ь я. Я тут не виновата. Это в вас говорит ваша молодость. Только зачем вам снятся старые бабушки, когда кругом столько молодых девушек? Вы найдете себе такую, которая по-настоящему оценит ваши чувства.

П е р е г у д. Благодарю вас за совет, милая бабушка. Наиздевавшись, вы, кажется, еще и женить меня собираетесь?

Н а т а л ь я. Чтобы избавить вас от кошмарных снов. И чем скорее вы это сделаете, тем лучше. Не ждите, пока ваше сердце зачерствеет.

П е р е г у д. А это бывает?

Н а т а л ь я. Бывает с некоторыми.

П е р е г у д. А я уже раз было чуть-чуть не женился, Наталья Николаевна.

Н а т а л ь я. Чуть-чуть не считается.

П е р е г у д. И девушка была у меня. До сих пор ношу ее карточку с собой. (Достает карточку.) Вот она.

Наталья рассматривает карточку.

Хорошая девушка была.

Н а т а л ь я. И что же, она умерла?

П е р е г у д. Хуже — с ума сошла.

Н а т а л ь я. Что вы говорите!

П е р е г у д. Да. Сошла с ума и вышла замуж за другого.

Н а т а л ь я. Ах, бедный парень! У него девушку отняли. Неудачник!

П е р е г у д. И кто отнял, Наталья Николаевна? Мой лучший друг.

Н а т а л ь я. Как же это у вас получилось?

П е р е г у д. Кончали мы вместе десятилетку. Я все ей Блока да Есенина читал, а она смотрела на луну и вздыхала. А когда я в военное училище уезжал, мы поклялись перед этой самой луной, что, пока она светит на небе, будем верны друг другу.

Н а т а л ь я. Ну и дальше?

П е р е г у д. А дальше — поехал я в военное училище, а девушка осталась одна и сильно по мне скучала. Тогда ее стал утешать мой друг, студент физмата. Он был старше меня и потому более практичен: не читал ей Есенина, а убеждал математическими выкладками.

Н а т а л ь я. И что же?

П е р е г у д. Ну, и убедил.

Н а т а л ь я. Так переубедил, что она и клятву нарушила?

П е р е г у д. Нет, клятвы она не нарушила.

Н а т а л ь я. Она же клялась перед луной.

П е р е г у д. Тогда луна не светила. Это злодейство совершилось в темную осеннюю ночь. (Пряча карточку.) А хорошая была девушка.

Н а т а л ь я. Была да сплыла.

П е р е г у д. Сплыла.

Н а т а л ь я. Так вам и надо.

П е р е г у д. Почему?

Н а т а л ь я. Потому, что вы растяпа. За хорошее надо бороться.

П е р е г у д. Надо, это правда. А я пустил дело на самотек и за это сильно наказан.

Н а т а л ь я (насмешливо). Теперь я вас понимаю.

П е р е г у д. В каком смысле?

Н а т а л ь я. У вас друг девушку отбил, так вы хотите на своем командире полка отыграться?

П е р е г у д (обиженный). Вы злая. Я же к вам с открытой душой.

Н а т а л ь я. Больше не буду. Только не надо допускать, чтобы вас все обижали. Вы же, кажется, разведчик?

П е р е г у д. Разведчик.

Н а т а л ь я. Тем более. Вы должны быть дерзким и смелым. Может, не раз придется смотреть в глаза смерти.

П е р е г у д. Если бы у нее глаза были такие, как у вас, так я бы с наслаждением смотрел.

Н а т а л ь я. Кажется, мой совет пошел вам на пользу. Вы решили быть дерзким с места в карьер.

П е р е г у д. Снова не угодил?

Н а т а л ь я. У нее не такие глаза. У нее большие и черные. Вам не страшно?

П е р е г у д. Теперь нет, а там — не знаю. Когда я думаю о войне, то одного боюсь больше всего — чтобы мне не было страшно. А что, думаю, если меня на поле боя одолеет такой страх, что не хватит воли пересилить его? Я же еще не знаю, что такое свист пуль и разрывы снарядов.

Н а т а л ь я. Вот за майора я спокойна. Он родился, чтобы быть воином.

П е р е г у д. А за меня?

Н а т а л ь я. Вы также честно умрете, если понадобится, но вам тяжелее будет расставаться с жизнью — вы ее больше любите.

П е р е г у д. И вам было бы жаль меня?

Н а т а л ь я. Немножко.

Перегуд берет ее руку и целует.

А порохом пахнет. У меня такое ощущение, как бывает в летний день перед грозой. Солнце жжет, жара, а из-за горизонта уже движется синяя туча, и ухо уже ловит глухой, далекий рокот. Сердце тогда замирает в тревоге.

П е р е г у д. Это в деревне, когда сено убирают.

Н а т а л ь я. У вас из родни есть кто-нибудь?

П е р е г у д. Есть мать и сестра замужняя. В колхозе под Борисовом.

Н а т а л ь я. У вас, должно быть, хорошая мать?

П е р е г у д. Разве мать может быть плохой?

Н а т а л ь я (с грустью). А я не помню своей матери. При мачехе росла.

Из двери, ведущей на сцену, выходит Ш у м е й к о.

Ш у м е й к о. Куда вы пропали, Наталья Николаевна? Вам выступать сейчас.

Н а т а л ь я. Еще не пропала, товарищ Шумейко. Вы как раз пришли вовремя и спасли.

Ш у м е й к о. Это все он (взглянув на Перегуда) виноват. Придется доложить командиру полка, что срывает вечер. Пожалуйста, Наталья Николаевна. Ваш партнер там страшно волнуется. (Берет ее под руку и ведет за кулисы.)

П е р е г у д идет в зал, не закрыв за собой дверь, видны передние ряды стульев и угол эстрады. В фойе входят К о р е н е в и ч и Р ы б н и к о в. За ними лейтенант — д е ж у р н ы й п о ч а с т и.

К о р е н е в и ч (дежурному). Усилить патруль — от четвертой роты. Сами не спите, чаще проверяйте.

Р ы б н и к о в. Сосед не дремлет, и нам спать не положено.

К о р е н е в и ч. Передайте всем командирам рот и начальникам команд, что я приказал получить на складе полный комплект боеприпасов.

Д е ж у р н ы й. Занятий завтра не будет?

К о р е н е в и ч. Нет, будет выходной. Все подразделения должны привести себя в полную готовность на случай, если будет подана команда «шагом марш».

Д е ж у р н ы й. Есть, товарищ майор.

Р ы б н и к о в. Всем политрукам и их заместителям завтра в десять ноль-ноль собраться тут, в клубе.

Д е ж у р н ы й. Есть, товарищ комиссар. Можно идти?

К о р е н е в и ч. Ступайте.

Д е ж у р н ы й поворачивается и, отбивая шаг, идет к двери.

А сюда мы, кажется, попали к шапочному разбору.

Р ы б н и к о в. Что, концерт окончен? Не беда, танцы будут.

К о р е н е в и ч. Как раз работа для нас с тобой.

Р ы б н и к о в. А что мы — старики? (Заглядывает в дверь.) Народ сидит, чего-то еще ждет.

К о р е н е в и ч. Шумейко вышел. Сейчас что-нибудь отколет.

Ш у м е й к о (с эстрады). Товарищи, мы подошли к последнему номеру нашей программы. Последнему по порядку, но не по качеству. Вы сами знаете, что на десерт подают самые вкусные вещи.

Р ы б н и к о в (вполголоса). Давай компот.

Ш у м е й к о. Сейчас Наталья Николаевна и заместитель политрука Дубовец споют белорусскую песню «Не щебечут пташки».

Аплодисменты.

Р ы б н и к о в. Войдем послушаем?

К о р е н е в и ч. Я уж дома наслушался.

Р ы б н и к о в. Твоя ж родная, белорусская, и певица не чужая.

К о р е н е в и ч. Я люблю народную песню в натуре. А это уже не то: под рояль поют, под аплодисменты, взявшись за ручки, кланяются. Бывало, с девушками на завалинке — вот это были песни.

Р ы б н и к о в. Не представляю тебя певцом да еще с девушками на завалинке.

К о р е н е в и ч. Пел, брат. И песни были, и девушки были. А какие замечательные песни были! Давай послушаем здесь.

Р ы б н и к о в. Боишься, чтобы Наталья Николаевна с тона не сбилась, увидав тебя? Ну, не будем ее конфузить.

Садятся возле открытой двери. На сцену выходят Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а и Д у б о в е ц.

Н а т а л ь я и Д у б о в е ц (поют).

Р ы б н и к о в. А неплохо.

Н а т а л ь я и Д у б о в е ц (поют).

Р ы б н и к о в. Совсем неплохо.

К о р е н е в и ч. Похоже на панихиду.

Р ы б н и к о в. Ты же муж, разве ты можешь оценить?

Н а т а л ь я и Д у б о в е ц (поют).

Песня окончилась. В зале громкие аплодисменты, возгласы: «Браво! Бис!» Вместо певцов выходит Ш у м е й к о.

Ш у м е й к о. Уважаемая публика напрасно волнуется. Певцы так ошеломлены вашими аплодисментами, что не опомнятся до следующего раза. Ваши руки достаточно поработали, теперь дадим работу вашим ногам. Через пять минут танцы.

Счастливая и взволнованная, выходит из-за кулис Н а т а л ь я. Из зала в фойе быстро входит П е р е г у д. Он не заметил, что тут сидят майор и комиссар, и идет навстречу Наталье Николаевне.

П е р е г у д (пожимает ее руку). Поздравляю… Поздравляю, Наталья Николаевна. Я слушал с большим наслаждением. Хорошо, очень хорошо.

Н а т а л ь я (чувствует себя неловко от похвал Перегуда и от взгляда мужа, губы которого сложились в ироническую усмешку). Ну, вы тут не беспристрастны. Все знают, что вы любите белорусские песни.

П е р е г у д (не выпуская ее руки). Но особенно, когда их поете вы.

Р ы б н и к о в (выручая Наталью). Руку оторвешь.

Перегуд быстро поворачивается на голос комиссара, сконфуженно выпускает руку Натальи и издали здоровается с командиром полка и комиссаром. Наталья подходит к Кореневичу.

Ах, Наталья! Ах, разбойница! А до сих пор скрывала. (Здоровается.)

Н а т а л ь я. Что я от вас скрывала?

Р ы б н и к о в. Талант.

Н а т а л ь я. Вы вот моего мужа скрывали от меня, и я его целый день не видела.

Р ы б н и к о в. Ваш муж никуда от вас не убежит. Вы подали голос, и он сразу же тут как тут.

Н а т а л ь я (Кореневичу). Неужели ты и в обед не мог хоть на минуту прийти?

К о р е н е в и ч. Должно быть, не мог, если не пришел.

Н а т а л ь я (трогает его за плечо). А мне думается, что ты это нарочно делаешь, мне назло.

К о р е н е в и ч. Я ж целый день только и думаю, как бы причинить тебе какую-нибудь неприятность.

Н а т а л ь я. Ты знаешь, Коля, какая это тоска! Сиди целый день и смотри в окно, скоро ли он появится.

К о р е н е в и ч. Пора уже тебе привыкнуть к этому.

Н а т а л ь я. Слышите, что он говорит! Привыкнуть… Я ведь не думала, что к этому нужно привыкать. Я ждала, что это как-нибудь изменится.

К о р е н е в и ч. Как это оно может измениться? Наивная ты женщина.

Входит д е ж у р н ы й п о ч а с т и.

Д е ж у р н ы й. Товарищ майор, вас вызывает командир дивизии. (Комиссару.) И вас, товарищ батальонный комиссар.

Р ы б н и к о в (встает). Вот мы с тобой и потанцевали.

К о р е н е в и ч. Хватит тут и без нас любителей натирать пол. (Взгляд в сторону Перегуда.) Ноги легкие, голова такая же — почему им не прыгать!

Н а т а л ь я. Коля, ты не зайдешь за мной?

К о р е н е в и ч. Я не знаю, когда освобожусь.

Н а т а л ь я. Тогда я тебя ждать не буду, пойду одна.

К о р е н е в и ч. Чего же тебе ждать? Я, может, и до утра задержусь. (Пошел.)

Н а т а л ь я (направилась было за ним). Коля!

Кореневич остановился.

Ну как я… не очень плохо? Тебе не было стыдно за меня?

К о р е н е в и ч. Это ты о чем?

Н а т а л ь я. О моем выступлении.

К о р е н е в и ч. Тебя же на бис вызывали, руки пожимали, почему ты у меня спрашиваешь?

Н а т а л ь я. А может, мне твое слово дороже всяких бисов.

К о р е н е в и ч. Прости, у меня нет времени. Видишь, вызывают. (Пошел.)

Н а т а л ь я (вслед, чуть не со слезами). Даже доброго слова пожалел для меня (садится), потому что для этого у него нет времени.

П е р е г у д (подходит). У кого это нет времени?

Н а т а л ь я. У майора Кореневича.

П е р е г у д. У него действительно нет времени. Командовать полком…

Н а т а л ь я. Вот и адвокат нашелся.

П е р е г у д. Извините.

Н а т а л ь я. А мне будто легче оттого, что он хороший командир полка? Я тоже мечтала о каком-то своем, хоть и небольшом месте в жизни. (Словно сама с собою.) И как еще мечтала. Целую ночь не спишь, бывало, и мысли унесут тебя далеко-далеко в будущее. И в такой роли себя представляла и в этакой… И о славе мечтала. Думаете, нет? Мечтала. Какой бы, думала, подвиг совершить, чтобы меня не забыли люди, чтобы и после моей смерти вспоминали меня с почетом и благодарностью? Человек ведь хочет жить и после смерти… в своем потомстве, в своих делах. Счастлив тот, кому это удается… (Смолкла в задумчивости.)

П е р е г у д (тихо). Говорите.

Н а т а л ь я. И о нем мечтала, о моем спутнике. Старалась представить себе черты его лица, его голос, его походку. Среди многих тысяч мужчин старалась угадать того, кто будет мне ласковым другом и опорой в жизни; с кем плечо к плечу пойду к какой-то еще не ясной мне, но большой цели. И вот я встретила его, тогда еще командира роты. Наивная девушка, у которой в голове одни лишь грезы, представила, что это он, тот самый герой, который поведет меня к желанной цели. За его сдержанностью, мне казалось, кроется большая душа, которая не хочет раскрываться перед каждым, которая раскроется только мне одной, когда между нами не будет никаких преград. И вот прошла я с ним уже значительный отрезок жизненного пути… Правильнее — не с ним, а за ним, как его тень. Я стала придатком своего мужа, командира полка. Мне страшно, когда я подумаю, что до самой смерти должна жить вот так, отблеском его света. Где же мои идеалы? Что сталось с моими мечтами? Они осыпались, как пустоцвет… (Пауза.) Простите. Наболтала я вам, сама не знаю чего.

П е р е г у д. Мне вас жаль, Наталья Николаевна.

Н а т а л ь я. Не надо, Борис Платонович. Это так, минута слабости. Не с кем мне поделиться, вот я и выбрала вас своей жертвой.

П е р е г у д. Я никогда не думал, что вы так страдаете. Мне казалось, что он вас любит.

Н а т а л ь я. Может, и любит, разве его поймешь? Он никогда не говорит об этом. Может, это любовь такая странная. Он, должно быть, считает, что поскольку жена, так сказать, проведена приказом и зачислена на все виды довольствия, то никакие разговоры больше не нужны. Ей остается лишь исполнять свои обязанности. Вот я и выполняю эти обязанности. Выполняю терпеливо и добросовестно, стараясь не нарушить статута семейной службы. Больше, кажется, от меня ничего и не требуется.

П е р е г у д. Вы можете заняться своим любимым делом. Если я не ошибаюсь, вы мединститут окончили?

Н а т а л ь я. Не окончила. Только перешла на четвертый курс, как его сюда перевели.

П е р е г у д. А разве нельзя продолжить учебу?

Н а т а л ь я. Поехать без него? Он не разрешит.

П е р е г у д. А без разрешения?

Н а т а л ь я. Пойти на разрыв?

Входят Ш у м е й к о и Д у б о в е ц.

Вы нам танцы обещали, товарищ Шумейко, где ваш духовой оркестр?

Ш у м е й к о. У духового оркестра не хватает духу начинать без вас.

Н а т а л ь я. Выдумываете. Вы всегда так: что не доделаете, так языком договорите.

Ш у м е й к о. А я вам сейчас докажу, Наталья Николаевна, что оркестр давно готов и только вас ждет.

Н а т а л ь я. Докажите.

Шумейко открывает дверь в зал. Зал подготовлен для танцев. Вдоль стен на стульях сидят военные и женщины. К а п е л ь м е й с т е р стоит перед оркестром, готовый взмахнуть палочкой.

Ш у м е й к о (Наталье). Ну, разве я не правду сказал? (Капельмейстеру.) Товарищ капельмейстер! Наталья Николаевна танцевать хочет.

Н а т а л ь я. Хватит вам болтать.

Капельмейстер кивнул головой и взмахнул палочкой. Полились мерные звуки вальса.

Ш у м е й к о (кланяясь). Пожалуйста, Наталья Николаевна!

Взгляды всех, кто сидит в зале, направлены на Наталью. Ей неловко.

Н а т а л ь я (Перегуду). Что ж, примем вызов этого насмешника?

П е р е г у д и Н а т а л ь я пошли в зал.

Ш у м е й к о (Дубовцу). Как ты думаешь, до чего этот парень допляшется?

Д у б о в е ц. А что ты видишь в этом особенного?

Ш у м е й к о. Особенного ничего, но как на это посмотрит майор?

Д у б о в е ц. Майор может спокойно командовать полком.

Ш у м е й к о. Значит, плохо ты знаешь майора. Он не знает покоя с того времени, как женился.

Д у б о в е ц. Она не такая женщина.

Ш у м е й к о. Как раз такая.

Д у б о в е ц. Что это значит?

Ш у м е й к о. Это значит — красивая, умная. А он ревнив. Этого достаточно, чтоб отравить себе жизнь.

Д у б о в е ц. Странно.

Ш у м е й к о. Как ни странно, а факт.

Д у б о в е ц. Отсюда вывод?

Ш у м е й к о. А вывод такой: если хочешь спокойно прожить на свете, не бери красивой жены. С ней одни неприятности. Возьми какого-нибудь крокодила, чтоб на него и глянуть никто не захотел, и будешь самым счастливым мужем на свете: и она тебя будет любить, и ее — никто.

Д у б о в е ц. Ты и вправду нашел секрет семейного счастья. Надеюсь, что как старший товарищ ты мне в этом и пример покажешь.

Ш у м е й к о. Все, брат, крокодила никак не найду. Глянь вот (показывает в зал), кого ты тут возьмешь? Все красавицы, одна в одну. Был один крокодил, так и того взял командир второй роты. (Смеются.)

Входят Н а т а л ь я и П е р е г у д.

Что ж вы, Наталья Николаевна?

Н а т а л ь я. Хватит. Домой пора.

Ш у м е й к о. Повеселитесь еще. Тем временем, может, и товарищ майор вернется.

Н а т а л ь я. Он, видно, задержится.

П е р е г у д. Позвольте вас проводить.

Н а т а л ь я. Благодарю. Я сама дойду. Вы еще потанцуйте.

П е р е г у д. Как прикажете.

Н а т а л ь я (подчеркнуто). Вот так и приказываю.

П е р е г у д (грустно). Есть — потанцевать.

Н а т а л ь я (подает руку Перегуду, потом Шумейко). До свиданья.

Ш у м е й к о (прощаясь). Мне Перегуд говорил, что вы интересуетесь одной книжкой.

Н а т а л ь я. Борис Платонович обещал мне достать ее.

Ш у м е й к о. Эта книжка в библиотеке.

Н а т а л ь я. Так ее можно получить?

Ш у м е й к о. Библиотека сейчас закрыта.

Н а т а л ь я. А ключ-то, вероятно, у вас?

Ш у м е й к о. Ключ-то у меня. (Достает из кармана ключ.) Вот он.

Н а т а л ь я. Что ж, может, вы сделаете такую любезность и принесете мне эту книжку?

Ш у м е й к о. Извините, Наталья Николаевна, разве попозже немного. Теперь я не могу отлучиться. А то, если хотите, вот вам ключ… Можете сами взять.

Н а т а л ь я. Я не найду.

Ш у м е й к о (в сторону Перегуда). Он вам поможет.

Н а т а л ь я (берет ключ). Благодарю. (Перегуду.) Помогите, Борис Платонович.

П е р е г у д с радостью идет за ней.

Ш у м е й к о. Видел, как он засиял?

Д у б о в е ц. А это хорошо, когда человек любит.

Ш у м е й к о. А если напрасно?

Д у б о в е ц. Даже если напрасно. Тогда, знаешь…

Ш у м е й к о. Знаю. Давай не будем. Давай лучше потанцуем.

Идут в зал, приглашают дам и присоединяются к танцующим. В разгар танцев откуда-то с улицы донесся сигнал боевой тревоги. Танцоры, прислушиваясь, неподвижно застыли. Глядя на них, замер с поднятой палочкой капельмейстер и стих оркестр. Тогда звуки тревоги наполнили фойе и зал. Б о й ц ы и к о м а н д и р ы ринулись в дверь. За ними стали поспешно выходить ж е н щ и н ы. Через минуту зал опустел. Входит К о р е н е в и ч. Он остановился в дверях и прислушался к тишине. Хотел уйти, потом передумал, вошел в зал. Заглянул на сцену. Вернулся в фойе.

К о р е н е в и ч (про себя). Что за черт!

Входит Ш у м е й к о, издали козыряет майору.

Вы Натальи Николаевны не видели?

Ш у м е й к о. Она где-то здесь. Пальто ее на вешалке.

К о р е н е в и ч. Одна? Что ж она тут делает?

Ш у м е й к о. Там еще плащ какого-то лейтенанта.

К о р е н е в и ч. Найдите мне ее.

Ш у м е й к о выходит за дверь. Кореневич поворачивается к плакату, который висит на стене, и смотрит в одну точку. С улицы доносятся торопливая команда и топот сапог. В фойе входит Н а т а л ь я с книжкой в руках, за нею П е р е г у д. Кореневич резко поворачивается и впивается глазами в Перегуда. Перегуд вытягивается и опускает руки по швам.

К о р е н е в и ч. Вас, товарищ лейтенант, сигнал боевой тревоги не касается?

Перегуд молчит.

Почему вы не в подразделении?..

П е р е г у д. Виноват, товарищ майор. Я с Натальей Николаевной… Я не хотел ее одну оставлять.

К о р е н е в и ч. Та-ак. Причина весьма уважительная. Вам поручено охранять этот важный объект, и вы не могли сойти с поста.

П е р е г у д (обиженный). Я без поручения…

К о р е н е в и ч. Что же, это вполне по-рыцарски. Только рыцарство лучше всего показывать на поле боя, а не возле юбки.

Н а т а л ь я (укоризненно). Коля!

П е р е г у д (оскорбленный). Есть показывать рыцарство на поле боя. Разрешите идти?

К о р е н е в и ч. Идите.

Перегуд поворачивается и, отбивая шаг, идет к двери.

Рыцарь…

Н а т а л ь я. Зачем ты его так?

К о р е н е в и ч. Прошу в мои служебные дела не вмешиваться.

Н а т а л ь я. Это дела житейские.

К о р е н е в и ч. Я прошу объяснить, что все это значит.

Н а т а л ь я (зло иронизируя). Виновата, товарищ майор. Это значит, что я без вашего разрешения поговорила с человеком.

К о р е н е в и ч. Позоришь меня перед всем полком.

Н а т а л ь я. Никак нет, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Хахаля себе завела.

Н а т а л ь я. Никак нет, только приятеля, товарищ майор. Разрешите идти? (Идет к дверям.)

К о р е н е в и ч (разгневанный). Стой!

Наталья останавливается.

Дрянь!

Н а т а л ь я. Рыцарство лучше всего показывать на поле боя.

К о р е н е в и ч. Говори, что ты тут с ним делала?

Н а т а л ь я. Попросила, чтобы зашел со мной в библиотеку, помог книжку найти.

К о р е н е в и ч. Так я тебе и поверил.

Н а т а л ь я (мягко). Глупый, потому и не веришь.

К о р е н е в и ч. Глупый — это правда. Обманутый муж всегда дурак. (После паузы.) Проститься пришел… Вот и простился… Обняла меня жена на дорогу…

Н а т а л ь я (встревоженно). Что, эта тревога… это серьезно?

К о р е н е в и ч. Полк выступает, значит — серьезно.

Н а т а л ь я (подходит к Кореневичу и берет за рукав). Так что же мы делаем? Коля! Прости мне, глупой.

К о р е н е в и ч. Отойди. Противна ты мне!

Н а т а л ь я. Не как жена прошу я у тебя прощенья. Как жена я не виновата перед тобой. Я виновата в том, что, зная твой несчастный характер, не остереглась и дала тебе повод для подозрения.

К о р е н е в и ч. Что ж, может, еще встретимся когда-нибудь… Тогда разберемся во всех тонкостях… А теперь — не время. (Собирается уходить.)

Н а т а л ь я. Так и уйдешь? И… не попрощаешься? И не скажешь ничего?

К о р е н е в и ч. Не могу я говорить с тобою.

Н а т а л ь я. Мы не должны так расстаться. Я пойду с тобой… Мы поговорим. Я же люблю тебя…

К о р е н е в и ч (твердо). Не надо. Я хочу оставить здесь и твою любовь и свой позор. Там я хочу быть свободным от всего этого. (Идет к двери.)

Н а т а л ь я (с болью). Безумец… Несчастный… Несчастный безумец.

К о р е н е в и ч уходит.

Какой нелепый и печальный конец! Неужели конец? (Кидается к двери, открывает, кричит.) Коля, Коля! (Уходит.)

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Землянка — командный пункт командира полка. Справа — вход, завешенный плащ-палаткой. В углу возле двери — железная печь. Вдоль стен — две кровати. В левой половине — стол на вбитых в землю сосновых кольях. Возле стола — узенькая скамейка. На столе горит свеча.

На кровати за столом сидит комиссар Р ы б н и к о в. Перед ним разостлана топографическая карта и лист исписанной бумаги. Перед Рыбниковым стоит заместитель политрука Д у б о в е ц.

Р ы б н и к о в (оторвавшись от бумаги). Присядь, товарищ Дубовец, я сейчас.

Д у б о в е ц. Ничего, товарищ комиссар. (Подходит к печке и, присев, поправляет дрова.)

Комиссар снова наклоняется над бумагой. Время от времени слышны глухие удары орудий. Иногда эти звуки более сильны, тогда с потолка землянки на стол сыплется песок, и комиссар смахивает его рукавицей или сдувает с бумаги и карты.

Р ы б н и к о в (зовет). Ковальчук!

К о в а л ь ч у к (входит). Я вас слушаю, товарищ комиссар.

Р ы б н и к о в. Связался с командиром полка?

К о в а л ь ч у к. Первый батальон не отвечает.

Р ы б н и к о в. А его после боя видел кто-нибудь?

К о в а л ь ч у к. После боя — не знаю, а когда шел бой, он был с первым батальоном. Сам звонил сюда, спрашивал, где вы. Я сказал, что на левом фланге.

Р ы б н и к о в. Обязательно надо связаться.

К о в а л ь ч у к. Телефонист пошел на линию. Еще не вернулся.

Р ы б н и к о в. Как свяжетесь, доложите мне.

К о в а л ь ч у к. Есть, товарищ комиссар.

Р ы б н и к о в (взглянув на Ковальчука). Все. Можете идти.

К о в а л ь ч у к. Говорят, товарищ комиссар, что в первом батальоне много раненых.

Р ы б н и к о в. Кто это говорил?

К о в а л ь ч у к. Ездовой второй роты. Он тоже раненых возил. Санитарные машины не справлялись.

Р ы б н и к о в. Есть раненые, товарищ Ковальчук.

К о в а л ь ч у к. А деревню не взяли?

Р ы б н и к о в. Возьмем, товарищ Ковальчук… Не сегодня, так завтра.

К о в а л ь ч у к (вздыхает). Лучше бы сегодня, товарищ комиссар. (Выходит.)

Р ы б н и к о в. Как в вашей роте настроение, товарищ Дубовец?

Д у б о в е ц. Спрашивают, почему так случилось.

Р ы б н и к о в. А вы что отвечаете на это?

Д у б о в е ц. Я говорю, что немец тут сильно укрепился и его сразу не возьмешь.

Р ы б н и к о в. Сегодняшнее наступление — это фактически разведка боем. Сегодня многое прояснилось, завтра будет легче.

Д у б о в е ц. Некоторые немного приуныли.

Р ы б н и к о в. Это понятно. Чаще говорите с людьми. Расскажите о наших успехах на других участках фронта. Вот свежие газеты. Тут перечисляются трофеи наших войск на Калининском фронте. Приятные цифры. И эпизоды яркие. В своем полку также найдете немало примеров героизма. Надо немедленно выпустить боевой листок. Только никаких слез, никаких жалостливых слов. Смерть героя не угнетает живых, а зовет их к новым подвигам. Вот как это надо подать.

Д у б о в е ц. Понимаю, товарищ комиссар.

Р ы б н и к о в. Идите, работайте. Когда вернется политрук, скажите, чтобы пришел ко мне.

Д у б о в е ц уходит. Входит К о р е н е в и ч с рукой на перевязи, за ним В е р а.

А, наконец… Я уже беспокоился. Звонили из штаба дивизии. Предупреждали, что к нам едет командующий армией. Да ты что? Ранен?

К о р е н е в и ч. Немного зацепило… Чепуха.

Р ы б н и к о в. Это правда, Вера?

В е р а. У товарища майора сквозное пулевое ранение левого предплечья.

К о р е н е в и ч. А ты по-латыни загни, так оно еще страшнее будет. (Комиссару.) Врет. Никакого сквозного ранения. Под кожей прошла. (Вере.) Ты свободна.

В е р а. Начальник санчасти приказал мне доставить вас на медпункт.

К о р е н е в и ч (строго). Товарищ военфельдшер! Я вам приказываю: отправляйтесь на свое место!

В е р а (прикладывает руку к головному убору). Есть отправиться на свое место!

К о р е н е в и ч. Идите!

В е р а поворачивается и уходит.

Иначе от тебя не отвяжешься. (Садится возле стола и приспосабливает раненую руку.)

Р ы б н и к о в. Тебе, может, в самом деле следовало бы лечь в госпиталь?

К о р е н е в и ч. Ну, а как же! Натворил, так теперь самый раз смываться. Пускай другой расхлебывает.

Р ы б н и к о в. А в чем там дело?

К о р е н е в и ч. На дзоты напоролись.

Р ы б н и к о в. Что ж эти дзоты… сегодня выросли?

К о р е н е в и ч. Были и раньше, но нам с тобой немец не сказал об этом.

Входят к о м а н д у ю щ и й а р м и е й и его а д ъ ю т а н т.

К о м а н д у ю щ и й. Здравствуйте!

К о р е н е в и ч и Р ы б н и к о в (встают). Здравствуйте!

К о м а н д у ю щ и й. Вы — командир полка?

К о р е н е в и ч. Я, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Докладывайте, товарищ майор, как вы выполнили приказ командования.

К о р е н е в и ч. Боевая задача полком не выполнена, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Почему вы не выполнили?

Кореневич молчит.

Что, у противника здесь много сил?

К о р е н е в и ч. Деревню защищают два батальона эсэсовцев, усиленные артиллерией и тяжелыми минометами.

К о м а н д у ю щ и й. А у вас что?

К о р е н е в и ч. У меня полк, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Плюс?

К о р е н е в и ч. Плюс дивизион артиллерии.

К о м а н д у ю щ и й. Плюс?

К о р е н е в и ч. Плюс рота танков.

К о м а н д у ю щ и й. Значит, дело не в силе. Силы у вас хватает. Может, фашисты храбрее наших бойцов? Может, у них чувство ответственности выше, чем у нас?

К о р е н е в и ч. Бойцы бились храбро.

К о м а н д у ю щ и й. Значит, дело не в бойцах. Тогда, выходит, в командирах? Но вы, я слышал, сами подымали людей в атаку.

К о р е н е в и ч. Подымал.

К о м а н д у ю щ и й. А как же это могло случиться? Полк крепкий и полного состава, бойцы и командиры храбрые, в атаку их ведет сам командир полка — и вдруг такой конфуз!

Кореневич молчит.

Да вы садитесь… Может, майор Пфуль, который командует эсэсовцами, более способен и опытен, чем вы? Может, он какой-нибудь особенный талант проявил в этом бою?

Кореневич молчит.

Я вижу, что вы готовы признать превосходство майора Пфуля.

К о р е н е в и ч. Нет, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Это было бы обидно и несправедливо. Майор Пфуль никакого особенного таланта не проявил. Он бил вас так, как бил бы каждый дурак на его месте.

К о р е н е в и ч. Я понимаю, в чем моя ошибка, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Это хорошо… Жаль только, что вы поздно поняли. А чтобы вам было яснее, я вызвал еще одного участника этого боя. (Адъютанту.) Командир дивизиона пришел?

А д ъ ю т а н т. Он здесь, ждет, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Пусть войдет.

А д ъ ю т а н т выбегает из землянки и через минуту возвращается с К у з н е ц о в ы м.

К у з н е ц о в. Товарищ генерал-майор, командир артдивизиона капитан Кузнецов по вашему приказанию явился.

К о м а н д у ю щ и й. Это ваша артиллерия грохочет, капитан?

К у з н е ц о в. Моя, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Сколько снарядов сегодня выпустили?

К у з н е ц о в. Полтора боекомплекта.

К о м а н д у ю щ и й. Поработали, значит?

К у з н е ц о в. Поработали, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. По кому же вы стреляли?

К у з н е ц о в (немного удивленный таким вопросом). По противнику, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Я думаю, что не по своим.

К у з н е ц о в. По переднему краю обороны противника.

К о м а н д у ю щ и й. Результат?

К у з н е ц о в. Противнику нанесен значительный урон.

К о м а н д у ю щ и й. Вы в этом уверены?

К у з н е ц о в. Уверен.

К о м а н д у ю щ и й. Какие же огневые точки вы уничтожили?

К у з н е ц о в. Этого я не могу сказать.

К о м а н д у ю щ и й. Почему?

К у з н е ц о в. Местонахождение огневых точек было установлено только приблизительно.

К о м а н д у ю щ и й. Ага, значит, вы воюете сегодня только приблизительно. Стреляете в белый свет. Думаете, что от одного вашего грохота противник побежит. Что же вы командира полка не попросили, чтобы он более точно указал вам местонахождение огневых точек?

Кузнецов смущенно посмотрел на Кореневича.

К о р е н е в и ч. Многие огневые точки выявились только во время боя.

К о м а н д у ю щ и й. Значит, вы наступали…

К о р е н е в и ч. Не имея точных данных о противнике.

К о м а н д у ю щ и й. Ну и наступили… собаке на хвост… А она кусается. Где же ваши глаза были? Ваша разведка?

К о р е н е в и ч. Мои глаза на этот раз подвели меня.

К о м а н д у ю щ и й (Кузнецову). Вы свободны, капитан. Надеюсь, что из нашей беседы вы сделаете для себя некоторые выводы.

Кузнецов поворачивается и направляется к дверям.

А вы не сделаете, так мы сделаем.

К у з н е ц о в (в дверях). Понятно, товарищ генерал-майор. (Уходит.)

К о м а н д у ю щ и й. Тычетесь, как слепые котята, в передний край обороны противника. А он вас бьет. И будет бить, покуда не научитесь воевать по-настоящему. Довоенный шаблон надо забыть. Это не маневры, майор. Тут пулеметы противника не обозначаются трещотками. И посредник не приедет с белой повязкой на рукаве, чтобы объявить, что вы победили. Тут посредником между вами и противником является сама смерть. Она подводит итоги боя.

Кореневич молчит.

Сколько людей вы сегодня вели в атаку?

К о р е н е в и ч. Батальон… Шестьсот человек.

К о м а н д у ю щ и й. Сколько вернулось?

К о р е н е в и ч. Четыреста восемьдесят.

К о м а н д у ю щ и й. А сто двадцать?

К о р е н е в и ч. Выбыли из строя, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Выбыли из строя… Родина доверила вам жизнь тысяч людей не для того, чтобы вы загубили их понапрасну. Кто ходил в разведку?

К о р е н е в и ч. Лейтенант Котельников.

К о м а н д у ю щ и й. Трус, должно быть?

К о р е н е в и ч. Я бы этого не сказал.

К о м а н д у ю щ и й. Значит, дурак. Гнать к чертовой матери! Подыскать для этого дела людей храбрых и способных. Есть у вас такие?

К о р е н е в и ч. Найдутся, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Надеюсь, что найдутся… Завтра вы должны иметь совершенно ясную картину обороны противника. Достать «языка»! О результатах доложить мне лично завтра в восемь ноль-ноль.

К о р е н е в и ч. Есть, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Командующий фронтом спрашивал у меня про ваш полк. Я сказал, что полк боевую задачу выполнит. Правильно я сказал?

К о р е н е в и ч и Р ы б н и к о в. Правильно, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. Расскажите всем бойцам, что вы дали слово выбить завтра противника из укрепленного пункта.

Р ы б н и к о в. Будет выполнено, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. А может, вам будет тяжело командовать? Вы, кажется, ранены?

К о р е н е в и ч. Позвольте мне остаться, товарищ генерал-майор.

К о м а н д у ю щ и й. А то подлечились бы.

К о р е н е в и ч. Обидно будет, если полк вступит на белорусскую землю без меня.

К о м а н д у ю щ и й. А вы — белорус?

К о р е н е в и ч. Белорус.

К о м а н д у ю щ и й. Вы еще успеете вернуться в строй.

К о р е н е в и ч. Могу не успеть.

К о м а н д у ю щ и й. Что ж, оставайтесь. Рад буду поздравить вас на белорусской земле. Будьте здоровы.

К о м а н д у ю щ и й и а д ъ ю т а н т уходят.

Р ы б н и к о в. Понятно?

К о р е н е в и ч. Понятно: мы с тобой — убийцы.

Р ы б н и к о в. Ну, это ты напрасно. Никто тебя убийцей не называет.

К о р е н е в и ч. Командир, который не все сделал, чтобы обеспечить успех боя, — убийца.

Р ы б н и к о в. Ты ж этого не хотел.

К о р е н е в и ч. Ты знаешь, чего я хотел. Я хотел бы нанести им такой удар, чтобы у них волосы стали дыбом. Я ведь каждый день вижу следы их кровавых злодеяний. Я представляю, что они делают там, на моей родине.

Р ы б н и к о в. Оказывается, и святое чувство ненависти к врагу надо уметь держать в рамках, дать ему разумное направление. Пар может и локомотив двигать и котел взорвать.

К о р е н е в и ч. Да, я поторопился, не проверил данных разведки. Положился на человека, а он оказался дрянью.

Р ы б н и к о в. Паршиво вышло, что и говорить. Но зачем терзать себя словами? Слова тут не помогут.

К о р е н е в и ч. Что же, я — болтун, по-твоему?

Р ы б н и к о в. А ты чего обиделся? Разве ты один отвечаешь за неудачу? А я кто ж, по-твоему? Полковой поп? Мне проповеди говорить, а тебе воевать? Мне больно не меньше твоего. И вина наша одинаковая.

Кореневич сидит понурый и суровый. Рыбников наблюдает за ним.

Вот что, Николай Петрович… Ты часок отдохни, а я пройду в первый батальон. Потом обмозгуем, как и что.

К о р е н е в и ч. Какой там отдых… Надо браться за работу. Ты иди, а я с начальником штаба займусь.

Р ы б н и к о в. Кого ты думаешь послать в разведку? Надеюсь, не Котельникова?

К о р е н е в и ч. Пошел он к черту. Я его и близко не подпущу к этому делу. Лучше сам пойду.

Р ы б н и к о в. Ты это не в бреду говоришь?

К о р е н е в и ч. А что? На себя я могу надеяться больше, чем на кого-либо.

Р ы б н и к о в. А полком кто будет командовать завтра?

К о р е н е в и ч. Я и командовать буду.

Р ы б н и к о в. Ты не будешь командовать.

К о р е н е в и ч. Почему?

Р ы б н и к о в. Тебя убьют в разведке.

К о р е н е в и ч. Так и каждого могут убить.

Р ы б н и к о в. Каждого не убьют, а тебя убьют.

К о р е н е в и ч. Почему как раз меня? Не понимаю.

Р ы б н и к о в. Там же ползать надо, а ты разве поползешь?

К о р е н е в и ч (вспомнив про раненую руку). Тьфу ты, черт!

Р ы б н и к о в. Да и ни к чему тебе лезть туда, где и без тебя обойдется. В полку найдутся для этого люди.

К о р е н е в и ч. Кого ты предлагаешь?

Р ы б н и к о в. Лейтенанта Перегуда.

К о р е н е в и ч. Ты думаешь?

Р ы б н и к о в. А почему нет? Разведчик. И, по-моему, неплохой. Каждый день бывает на переднем крае и постоянно ведет наблюдение за противником. Я не знаю, почему ты не даешь ему более важных поручений.

К о р е н е в и ч. Видишь… Я считаю его человеком недостаточно серьезным. Может, я ошибаюсь. В моем положении такая ошибка возможна.

Р ы б н и к о в. А какое твое положение?

К о р е н е в и ч. Была одна глупая история, про которую мне не хочется говорить.

Р ы б н и к о в. Что за история?

К о р е н е в и ч. Я из-за этого человека потерял любимую женщину.

Р ы б н и к о в. Какую женщину? Когда это было?

К о р е н е в и ч. Я из-за него жену потерял.

Р ы б н и к о в. Вот это для меня новость! Насколько я помню… Нет, ты что-то выдумываешь.

К о р е н е в и ч. Потерял, брат. Вот и писать не хочет.

Р ы б н и к о в. Не знает, куда писать. Теперь многие не пишут.

К о р е н е в и ч. Не потому… Расстался я с ней плохо… Чуть ли не навсегда. Оскорбил, обругал.

Р ы б н и к о в. Жаль, очень жаль. Наталья Николаевна — золотая женщина.

К о р е н е в и ч. Золото нравится и другим.

Р ы б н и к о в. Разве между ними что-либо было?

К о р е н е в и ч. Не знаю. Довольно того, что могло быть. Тогда, под горячую руку, я не сдержался и сделал глупость.

Р ы б н и к о в. Он может подумать, что ты его из ревности затираешь.

К о р е н е в и ч. А если его убьют в разведке, что она может обо мне подумать? Но дело не в этом. Личные соображения тут не могут иметь места. Дело идет о чести полка.

Р ы б н и к о в. Так я вызову Перегуда.

К о р е н е в и ч. Если ты считаешь, что это наилучшая кандидатура…

Р ы б н и к о в (подходит к двери). Посыльный! К командиру полка.

В дверях появляется п о с ы л ь н ы й.

П о с ы л ь н ы й. Я слушаю вас, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Позовите мне из разведроты лейтенанта Перегуда.

П о с ы л ь н ы й. Есть позвать лейтенанта Перегуда. (Уходит.)

К о р е н е в и ч. Глупо все вышло.

Р ы б н и к о в. Ты мне никогда ничего не говорил.

К о р е н е в и ч. Разве об этом приятно говорить? Да и время не такое, чтобы жаловаться на свои болячки. Это сегодня так пришлось, что нельзя было не сказать. Обиднее всего, что ни разу и не поговорил с ней по-человечески. Она и не знает, что я за человек. Так и будет думать, что прожила восемь лет с бревном.

Р ы б н и к о в. Поговоришь еще, Николай Петрович.

К о р е н е в и ч. Жива ли, неизвестно. Ты же знаешь, где я ее оставил. А если и жива, так говорить со мной не захочет.

Р ы б н и к о в. А я убежден, что и она вот так где-то о тебе вспоминает. Поссорились… Подумаешь, дело большое! Мало ли что бывает. Почему вам снова не помириться?

К о р е н е в и ч. Может, и вспоминает. Она добрая, могла и простить!

Р ы б н и к о в. Сына бы вам или дочь. Они бы вас и помирили!

К о р е н е в и ч. Да все не до того было. Казалось, дети будут мешать, отрывать от работы. После войны умнее будем жить.

Р ы б н и к о в. Бесспорно. За это время люди много пережили и передумали. То, что раньше представлялось важным, разделяло людей, оказалось пустяком. Самое главное в человеке и для человека раскрылось теперь. Ну, я пошел, Николай Петрович.

К о р е н е в и ч. В первом батальоне… там комиссара нет?

Р ы б н и к о в. Я встретил, когда его везли.

К о р е н е в и ч. Возьми связного первого батальона. Он хорошо знает дорогу.

Р ы б н и к о в. Хорошо. (Уходит.)

Г о л о с П е р е г у д а. Разрешите войти, товарищ майор!

К о р е н е в и ч. Входите!

П е р е г у д (входит). Товарищ майор, лейтенант Перегуд по вашему приказанию явился.

К о р е н е в и ч. Хорошо. Вы обстановку на участке полка знаете?

П е р е г у д. Знаю.

К о р е н е в и ч. Хорошо знаете?

П е р е г у д. У меня все занесено на схему.

К о р е н е в и ч. Она при вас?

П е р е г у д. При мне.

К о р е н е в и ч. Покажите.

Перегуд достает из полевой сумки схему. Кореневич рассматривает.

Тут не все. Сегодня выявились новые точки. Зайдите к начальнику штаба и уточните.

П е р е г у д. Есть.

К о р е н е в и ч. Сегодня пойдете в разведку.

П е р е г у д. Слушаю.

К о р е н е в и ч. Задача — достать «языка». Срок — завтра шесть ноль-ноль. В восемь ноль-ноль я буду докладывать о результатах вашей разведки командующему армией. Задача трудная, но надеюсь, что вы с ней справитесь.

П е р е г у д. Справлюсь, товарищ майор.

К о р е н е в и ч (посмотрел на Перегуда внимательно и несколько иронически). Мне нравится ваша уверенность, если это не легкомыслие.

П е р е г у д. Постараюсь справиться, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. От успеха разведки зависит успех завтрашнего наступления.

П е р е г у д. Понимаю.

К о р е н е в и ч. И честь полка.

П е р е г у д. Понимаю.

К о р е н е в и ч. И ваша, товарищ Перегуд!

П е р е г у д. Это я тоже понимаю.

К о р е н е в и ч. Людей подберите себе в разведроте. Продумайте план операции и через три часа доложите мне.

П е р е г у д. Есть, товарищ майор. (Смотрит на часы.)

Г о л о с Ш у м е й к о. Разрешите войти, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Войдите.

Ш у м е й к о (входит). Товарища комиссара нет?

К о р е н е в и ч. Нет.

Ш у м е й к о. Ему письмо. (Подходит ближе к свету и перебирает пачку писем.)

К о р е н е в и ч. Ты все комиссару носишь. Хоть бы одно принес мне.

Ш у м е й к о. Вам еще пишут, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Чего врешь! Вон же оно. (Протягивает руку, чтобы взять письмо.)

Ш у м е й к о. Это не вам, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Как это не мне? Я ж по почерку вижу.

Ш у м е й к о. Это… товарищу Перегуду. (Отдает письмо Перегуду.)

К о р е н е в и ч (смущенный от неожиданности). Что же ты меня подводишь! Сказал — мне, а… выходит, ему.

Ш у м е й к о. Я не говорил, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Ладно, иди.

Ш у м е й к о уходит, Кореневич как бы рассматривает карту. Перегуд, взглянув на конверт, также смутился и положил письмо в карман.

П е р е г у д. Разрешите идти?

К о р е н е в и ч. Вы задачу поняли?

П е р е г у д. Все понял, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Задача трудная и… опасная. Придется рисковать жизнью.

П е р е г у д. Я знаю.

К о р е н е в и ч. Может, не слава, а смерть ждет вас там.

П е р е г у д. Что бы меня ни ждало, ваш приказ будет выполнен, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Если вы не готовы к этому, я даю вам право отказаться от выполнения моего приказа. Я пошлю другою.

П е р е г у д. Вы даете мне право быть трусом?

К о р е н е в и ч. Об этом никто не будет знать.

П е р е г у д. Может, вы дадите мне право быть предателем Родины?

К о р е н е в и ч. Я не хотел вас оскорбить, и волноваться вам не надо… особенно сегодня.

П е р е г у д. Можно идти?

К о р е н е в и ч. Идите.

Перегуд поворачивается и идет к двери. Кореневич секунду колеблется.

Минуточку, товарищ Перегуд.

П е р е г у д. Я вас слушаю, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Вы не скажете мне, где Наталья Николаевна?

П е р е г у д. Я не знаю.

К о р е н е в и ч. Не хотите сказать? Она вам пишет. Это письмо от нее.

П е р е г у д. Я еще не читал.

К о р е н е в и ч. Мне тяжело вас просить об этом, но я хотел бы знать, где она и что с нею.

П е р е г у д (вынимает письмо и смотрит на конверт). Тут указана полевая почта.

К о р е н е в и ч. Что же она… на фронте, что ли?

П е р е г у д. Видимо, на фронте.

К о р е н е в и ч. Та-ак…

Оба стоят в неловком молчании.

П е р е г у д. Сейчас… Может, я смогу сказать более точно. (Разрывает конверт.)

К о р е н е в и ч. Будьте добры.

П е р е г у д (пробежав глазами письмо). Она работает сестрой в прифронтовом госпитале.

К о р е н е в и ч. Обо мне не спрашивает?

П е р е г у д. Просит передать вам привет.

К о р е н е в и ч. А сама небось не напишет.

П е р е г у д. Она удивляется, что бы не отвечаете ей на письма.

К о р е н е в и ч. На письма? Да я их и в глаза не видал. Может, этот шалопут Шумейко теряет их где-нибудь. (Повеселев.) Значит, писала? Позвольте я запишу адрес.

П е р е г у д. Пожалуйста. (Дает ему конверт без письма.)

К о р е н е в и ч (записывает адрес). А замечательно она пела в тот вечер. Помните?

П е р е г у д. Помню, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Очень хорошо пела. И песня такая… душевная. (Отдает конверт.) Спасибо. Идите, готовьтесь! И… (пожимает руку) желаю вам успеха. Дела пойдут хорошо, так скоро на белорусской земле будем.

П е р е г у д. Скорее бы, товарищ майор. По знакомым стежкам легче будет продвигаться.

К о р е н е в и ч. У вас кто-либо остался там?

П е р е г у д. Мать и сестра.

К о р е н е в и ч. Ждут нас там. Ну, еще раз желаю вам успеха.

П е р е г у д козыряет и уходит.

К о р е н е в и ч. На славу или на смерть послал я паренька? Я должен был так поступить… А вместе с тем осадок на душе, как будто я сделал что-то плохое. Что ж, будь что будет. А парня заело. Теперь он на рожон полезет… Если умрет, мне ее тем более не вернуть… Он в ее глазах будет страдальцем и героем. И мертвый надо мной, живым, возьмет верх… Я думал, что рана совсем зажила, а разбередил — и снова больно. Однако надо взять себя в руки. Завтра бой. (Зовет.) Посыльный!

Входит п о с ы л ь н ы й.

Позовите ко мне начальника штаба.

Землянка Перегуда. Д у б о в е ц сидит возле самодельного столика, готовит боевой листок. Р о д н ы й подкладывает в железную печку дрова.

Р о д н ы й. Надо лейтенанту хлеб подогреть.

Д у б о в е ц. Подогрей, он сейчас должен прийти.

Р о д н ы й (достает из чехла лопатку, берет на нарах буханку хлеба и рубит ее лопаткой). Вот замерз! (Рубит.) Как камень.

Д у б о в е ц. С утра было тридцать пять градусов.

Р о д н ы й (кладет кусок хлеба на печку). Как только люди выдерживают! Нам если приходится переночевать на морозе, так мы же одеты… И валенки, и ватники, и подшлемники. А как же тому погорельцу, у которого ни хлеба, ни одежды, ни угла? И дети маленькие… Много людей погибнет.

Д у б о в е ц. О семье ничего не слышно?

Р о д н ы й. Пятьсот километров за фронтом — что о ней услышишь.

Д у б о в е ц. Многие вышли.

Р о д н ы й. Куда ей с ребенком! Жила в деревне. Пока поняла, что происходит, так и убегать некуда. Может, уже в земле.

Д у б о в е ц. У тебя кто — сын или дочь?

Р о д н ы й. Сын был… Павлик. Теперь ему было бы три года.

Пауза. Дубовец пишет.

Испортил он мне жизнь, чтоб ему пусто было.

Д у б о в е ц. Кому это?

Р о д н ы й. Адольфу Гитлеру. Я уже совсем было на дорогу выбился. Построил хату, сын подрос — жене можно было выходить в поле. И в колхозе дела пошли лучше. Можно жить по-человечески. А тут — на тебе, эта бешеная собака. Ох, если бы, кажется, он в мои руки попался!

Д у б о в е ц. Какую бы ты ему кару придумал?

Р о д н ы й. Расстрелять — это для него мало. Мучить — только себя поганить. Я бы его, сукина сына, в клетку посадил и — в зверинец. Пусть бы люди смотрели, как на чудовище, пока не подох бы.

Д у б о в е ц. Рядом с тигром.

Р о д н ы й. Тигру обидно будет. Что ж тигр — зверь как зверь. Ему так определено природой — кормиться мясом. Ему другого выхода нет. А когда человек становится зверем, это страшнее. Разве какой зверь пролил столько крови? А еще бросает листовки: переходите на нашу сторону, у нас новый порядок. Провались ты со своим порядком, гад поганый!

Д у б о в е ц. Наш порядок, выходит, лучше?

Р о д н ы й. Наш — это наш. Мы сами его установили. Если нехорошо, мы сами и поправить можем. А тут нашелся черт лысый со своим порядком.

Д у б о в е ц. Раньше некоторые и не чувствовали, как дорога им Советская власть.

Р о д н ы й. Мало ли чего раньше не чувствовал. Раньше по своей земле ходил и тоже ничего не чувствовал. Земля и земля, что тут такого? А теперь, если бы вернулся, так, кажется, целовал бы эту самую землю.

Входит П е р е г у д.

П е р е г у д. Что ты делаешь, Костя?

Д у б о в е ц. Готовлю боевой листок. Надо написать про героев.

П е р е г у д. Поручи кому-нибудь. Дело есть.

Р о д н ы й. Может, обедать будете, товарищ лейтенант?

П е р е г у д. Потом. Пойди позови ко мне Бондарева.

Р о д н ы й. Вот ваш паек, товарищ лейтенант. (Ставит на стол четвертинку водки.) Суп и хлеб на печке.

П е р е г у д. Ладно.

Р о д н ы й уходит.

Д у б о в е ц. Зачем тебя вызывал майор?

П е р е г у д. Ночью в разведку. Надо достать «языка».

Д у б о в е ц. Дело серьезное.

П е р е г у д. Если б ты только знал, от кого я сегодня получил письмо!

Д у б о в е ц. От девушки — по глазам вижу.

П е р е г у д. От Наташи.

Д у б о в е ц. От какой Наташи? Я такой не знаю.

П е р е г у д. От Натальи Николаевны.

Д у б о в е ц. Ах, вот что!

П е р е г у д. Вспомнила, понимаешь, не забыла. И слушай, что она пишет! (Достает письмо и читает.) «Работаю в госпитале. От одного раненого узнала ваш адрес. Рада, что вы живы-здоровы. Писала Николаю Петровичу, но он мне не ответил. Напишите мне о нем. Должно быть, он со мной распрощался навсегда. Бог с ним! Вы сами знаете, что я перед ним не виновата. Желаю вам счастья и здоровья. И ему также. Наталья Кореневич». (Дубовцу.) Вот, брат, какое письмо!

Д у б о в е ц. Письмо важное.

П е р е г у д. А дурень Шумейко дал мне его перед майором. Того словно кипятком ошпарили. И мне было страшно неловко.

Д у б о в е ц. Ну и что ж он?

П е р е г у д. Я думал, взорвется. Нет, сдержался. Но я видел, как это было ему трудно.

Д у б о в е ц. Все-таки он тебе зла не сделает.

П е р е г у д. Он честный человек. Но если бы я проявил какую-либо слабость, ему, вероятно, было бы приятно почувствовать свое превосходство: я, говорит, даю вам право отказаться от выполнения моего приказа… Нет, товарищ майор. Кровь из носа, а приказ ваш я выполню! И не потому, что затронута моя честь мужчины и воина, а потому, что это приказ Советской Родины; потому, что это приказ моей Белоруссии — измученной, окровавленной, которая борется из последних сил; потому, что это приказ моей старой матери, которую, может, в это время фашисты вздергивают на виселицу. Знаешь, Костя, ночами я часто думаю о ней. И тогда она является передо мною, как живая. Я вижу ее морщинистое лицо, вижу протянутые ко мне дрожащие руки. А за ней я вижу тысячи, десятки тысяч старческих и детских рук. Все они тянутся ко мне. Я вижу посиневшие губы, которые шепчут мне: «Спаси! Мы погибаем!» И мне тогда становится нехорошо. Мне очень больно, что я так мало сделал, почти ничего не сделал для их спасения. Просто страшно, Костя. Эти протянутые дрожащие руки, эти посиневшие губы — они готовы благословить нас, но они готовы и проклясть нас страшным предсмертным проклятием, если мы не придем к ним на помощь. Перед их лицом, перед их великими му́ками бледнеют все наши обиды, все наши личные переживания и чувства, как бы сильны они ни были.

Д у б о в е ц. Ты хорошо говоришь, Боря. У меня, знаешь, даже мурашки пошли по телу. Но ты очень возбужден. Тебе надо спокойно обдумать все, как следует.

П е р е г у д. Ничего. Это мне поможет. По дороге сюда я прикинул уже, как буду действовать. Ты мне тоже поможешь.

Д у б о в е ц. Всем, чем могу.

П е р е г у д. Только ты туда, за проволоку, не поползешь. Я сам пойду. Возьму с собою Родного и Бондарева. А ты возьми человек десять лучших хлопцев, я тебе покажу место, где расположишься, и будешь наготове. Если фашисты станут нас преследовать, выручай.

Д у б о в е ц. Хорошо. Так я могу идти готовить людей?

П е р е г у д. Обожди, вместе пойдем. Ты еще вот что не забудь сделать. От того места, где ты будешь, до немецкого блиндажа метров полтораста. Прикинь, сколько времени пройдет, пока мы доползем, и тогда постарайся привлечь чем-либо внимание часового. Так нам легче будет справиться с ним.

Д у б о в е ц. Будет сделано.

П е р е г у д. Только не надо стрелять. А то подымешь тревогу, провалишь все дело.

Д у б о в е ц. Я что-нибудь придумаю. Спою что-либо.

П е р е г у д. Возьми ракетницу. Как услышишь выстрелы в нашей стороне, дай сигнал: красная ракета — «Иду на помощь», синяя — «Веду бой, не могу прийти».

Д у б о в е ц. Хорошо, буду помнить.

Входят Р о д н ы й и Б о н д а р е в.

Б о н д а р е в. По вашему приказанию явился, товарищ лейтенант.

П е р е г у д. Кто это явился?

Б о н д а р е в. Я, сержант Бондарев.

П е р е г у д. А-а, Бондарев. Есть дело, товарищ Бондарев. Ты мне нужен.

Б о н д а р е в. Я слушаю вас, товарищ лейтенант.

П е р е г у д. Пойдешь со мной в разведку?

Б о н д а р е в. Как прикажете.

П е р е г у д. Приказывать не буду. Хочешь сам — иди, а то буду искать другого.

Б о н д а р е в. Зачем же другого? Разве я отказываюсь?

П е р е г у д. Дело серьезное. Надо достать фашиста.

Б о н д а р е в. Живого?

П е р е г у д. А дохлый зачем нам нужен?

Б о н д а р е в. Да они все еле живые: замерзли.

П е р е г у д. Нам лишь бы языком ворочал, а там — черт с ним. Командующий приказал: достать «языка». Спрашивает командира полка: «Есть у вас такие орлы, которые доставят мне живого немца?» «Есть», — отвечает командир полка. А орлы эти, выходит, мы: я да вы. Нам доверили это дело. Что ж, мы пойдем и доложим: товарищ майор, мы не орлы?

Б о н д а р е в (смеется). Орлы и есть.

П е р е г у д. Не боишься? Нам придется лезть в самое логово.

Б о н д а р е в. Если бояться, то и воевать нечего. Тогда ложись и лапки кверху. Пусть фашист делает с тобой что хочет.

П е р е г у д. Правильно.

Б о н д а р е в. Он, бандит, пришел в чужой дом и не боится, а я в своем должен его бояться? Нет, в своем доме я уж ему морду набью.

П е р е г у д. А ты, землячок, что скажешь на это?

Р о д н ы й. У землячка и спрашивать нечего. Ему и бог велел.

П е р е г у д (Дубовцу). Борисовский, белорусская бульба.

Р о д н ы й. Хоть бы одним глазком глянуть, что там теперь делается.

П е р е г у д. Плохо там, браток. Очень плохо.

Р о д н ы й. Хоть бы остались живы.

П е р е г у д. Разобьем врага и вернемся в свою родную Борисовщину. А друзьям своим споем:

Родный украдкой смахивает слезинку.

Б о н д а р е в. А хаты-то и нет: фашист спалил.

Р о д н ы й. Будем мы, будет и хата. Только одно — вернуться бы.

П е р е г у д. Ну, хлопцы, теперь за дело! Подготовиться как следует. Проверить гранаты, чтоб были наготове. Затворы в винтовках промыть керосином и насухо вытереть, чтобы не застывали. Взять ножницы для резки проволоки, взять палаточную веревку и кусок какой-нибудь тряпки — фашисту на соску. Может, санки взять? Как вы думаете?

Б о н д а р е в. А зачем, товарищ лейтенант?

П е р е г у д. На плечах тяжело будет тащить.

Р о д н ы й. Приволокем, лишь бы взять. А с санками будет неудобно.

П е р е г у д. Тогда все. Как только стемнеет — пойдем. Ночи теперь светлые. Надо хорошо маскироваться. Идите к старшине и получите у него пятнадцать маскхалатов.

Б о н д а р е в. Есть, товарищ лейтенант.

Р о д н ы й и Б о н д а р е в уходят.

П е р е г у д. Ну, теперь надо подкрепиться. Подай мне эту слезу.

Дубовец подает четвертинку.

Тебе налить немного?

Д у б о в е ц. Не хочу, я пообедал уже.

П е р е г у д. Чокнуться же я должен с кем-нибудь?

Д у б о в е ц (подставляя чашку). Тогда чуть-чуть.

П е р е г у д. Да я много не дам, не бойся. (Наливает в чашки Дубовцу и себе.) Выпьем, Костя!

Д у б о в е ц. За что пить будем?

П е р е г у д. За женщин, которые нас помнят.

Д у б о в е ц. Которые нас любят.

П е р е г у д. Постой, не забегай вперед. Я еще этого не сказал. Воздержимся пока что от этого слова.

Д у б о в е ц. Как хочешь. Тебе виднее. Одним словом — за Наталью Николаевну.

П е р е г у д. За милую, чуткую, добрую Наталью Николаевну. И еще за одну женщину, которая меня помнит, и любит, и никогда не забудет: за мою маму! (Пьет и закусывает куском сала. Достает из сумки письмо.) На, брат! Только тебе доверяю. Если что, напиши ей, Наталье Николаевне. Напиши, что… Ну, да ладно… Ты меня понимаешь, сам напишешь, что надо. Вот еще карточка… Не надписана… Это ей тоже. Сам надпишешь… Эх, друг! (Хлопает Дубовца по колену.) Хороший ты хлопец. Давай мы с тобой поцелуемся. Потом некогда будет. (Целуются.) А теперь пошли!

Надевают шапки и выходят.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Зима. Светлая ночь. Опушка леса. Деревья, изуродованные артиллерийским огнем. Справа — немецкий блиндаж. Зрителю видна его задняя часть. В перспективе — снежное поле с черными пятнами воронок, обрывки проволочных заграждений. Кое-где угадываются очертания неубранных трупов. Из трубы блиндажа вьется едва заметный дымок. Возле блиндажа — ч а с о в о й. Он закутан в лохмотья, из-под которых видно немецкое обмундирование. Уши обвязаны платком, сверху — пилотка. Часовой ходит от блиндажа к дереву, что посредине сцены. Ему, видимо, холодно, он постукивает ногой об ногу, иногда пробует пробежать, потом останавливается, какое-то время прислушивается. Успокоившись, снова начинает ходить от блиндажа к дереву и обратно. Вот он взошел на перекрытие блиндажа, склонился над трубой, и его лицо расплывается в улыбке: тепло. Дым лезет в глаза, он жмурится и отворачивает лицо в сторону.

Слева выползает белая фигура. Это П е р е г у д. Он остановился, припал к земле и слился с ней. Видно лишь, как от частого дыхания приподымаются его плечи. Осторожно поднял голову и осмотрелся. Заметил часового и не сводит с него глаз. Улучив удобный момент, он по-пластунски ползет к воронке и исчезает в ней. Осторожно высунул голову. Приоткрылась дверь блиндажа, из нее показалась г о л о в а о б е р - е ф р е й т о р а в пилотке. Он смотрит вверх.

О б е р - е ф р е й т о р. Ты, свинья! Так ты караулишь?

Ч а с о в о й. Очень холодно, герр обер-ефрейтор.

О б е р - е ф р е й т о р. Я тебя сейчас согрею!

Часовой сбегает с блиндажа вниз.

О б е р - е ф р е й т о р скрывается за дверью блиндажа. Часовой снова начинает ходить от блиндажа к дереву.

Перегуд машет рукой своим бойцам, чтобы шли к нему, а сам берет часового на мушку. Б о й ц ы ползут. Р о д н ы й влезает к Перегуду в воронку, а Б о н д а р е в становится за деревом. Часовой дошел до блиндажа и повернулся назад. Вдруг среди морозной ночи послышались звуки песни:

Часовой остановился и прислушался. Перегуд встает во весь рост и слушает, стоя за спиной у часового; потом подает знак, и Бондарев намеревается броситься на часового. Но часовой начал медленно поднимать винтовку к плечу. Не целясь, он стреляет в ту сторону, откуда слышится песня. Разведчики притаились в своих укрытиях.

Из дверей блиндажа выбегает о б е р - е ф р е й т о р.

О б е р - е ф р е й т о р (с тревогой в голосе). Кто тут стреляет?

Ч а с о в о й. Я, герр обер-ефрейтор.

О б е р - е ф р е й т о р. Почему?

Ч а с о в о й. Русс поет. (Показывает винтовкой в ту сторону, откуда слышится песня.)

О б е р - е ф р е й т о р. Дурак. Ты хочешь попасть в песню?

Ч а с о в о й (берет винтовку к ноге). Сколько мне осталось еще стоять, герр обер-ефрейтор?

О б е р - е ф р е й т о р (вынимает часы). Десять минут. (Еще с минуту прислушивается и, сплюнув, идет в блиндаж.)

Часовой идет к дереву, приставляет к нему винтовку и начинает греть руки, хлопая одну о другую. Потом он делает бег на месте, чуть подымая ноги в эрзац-валенках.

Песня, которая после выстрела умолкла было, вновь разлилась над снежной равниной:

Часовой прислушивается, потом передразнивает песню: «Тю-лю-лю-лю-лю, тю-лю-лю-лю-лю… Русс капут!» В это время Бондарев выскакивает из-за дерева и валит его на землю. Часовой пробует сопротивляться, но Бондарев уже схватил его за горло, крепко прижал к земле.

Б о н д а р е в. Врешь, сволочь! Русс не будет капут.

П е р е г у д. Тише, Бондарев!

К Бондареву подбегает Р о д н ы й. Он затыкает часовому рот и связывает ему руки. Перегуд наставил винтовку на дверь блиндажа, готовый уложить каждого, кто оттуда выйдет.

П е р е г у д (шепчет). Тащите! (Машет рукой в нужном направлении.)

Р о д н ы й и Б о н д а р е в, взяв часового под мышки, волокут его. Перегуд остается в воронке, готовый прикрывать их огнем.

Родный за сценой: «Товарищ лейтенант!»

Перегуд оглядывается, машет рукой, что означает «тащите дальше». Сам он еще минуту остается в воронке, а потом ползет за бойцами.

Через минуту из блиндажа выходит г и т л е р о в е ц с винтовкой. Это смена часового. Он также закутан в лохмотья; на минуту останавливается и присматривается, но ничего не видит.

Г и т л е р о в е ц (зовет). Иоганн! Где ты, Иоганн?

Он обошел кругом блиндажа, подошел к дереву и увидел что-то на снегу. Поднял — это пилотка Иоганна. Гитлеровец посмотрел на следы и все понял. С пилоткой, в руках он бросился в блиндаж, и через минуту оттуда выскочили с автоматами и винтовками с о л д а т ы во главе с о б е р - е ф р е й т о р о м. Они побежали по следу наших разведчиков.

Неровная местность, редкие кусты, ямы. Слышны автоматные и отдельные винтовочные выстрелы. Входит Р о д н ы й, с ч а с о в ы м на плечах. Он сильно устал.

П е р е г у д (за сценой). Ложись!

Родный кладет часового на снег, сам ложится за куст и изготовляется к стрельбе. Отстреливаясь, на сцену выбегает П е р е г у д, за ним Б о н д а р е в.

Смотри, Бондарев, чтобы не обошли слева. (Выбирает удобное место для стрельбы и ложится.)

Б о н д а р е в (всматривается). Куда прешь, гад! (Целится и стреляет.)

П е р е г у д. Ты, Родный, береги пленного, чтобы не убили. Оттяни его в лощину.

Родный подползает и оттягивает часового в лощину. Тот крутит головой и что-то мычит.

Р о д н ы й. Ну, ну, свинья вшивая! Чего еще? Тебя на руках носят, а тебе не нравится. Вот как пырну сейчас! (Нацеливается штыком.) Лежи камнем. (Ползет на свое место).

П е р е г у д. Бондарев, много их там?

Б о н д а р е в. Не могу сосчитать, товарищ лейтенант, они движутся. Мертвых сосчитаем. (Стреляет.) Вот уже два.

П е р е г у д. Держись, хлопцы! Сейчас подмога будет.

Б о н д а р е в. Нам бы только до лесочка добраться, а там мы дома.

Р о д н ы й. Справа синяя ракета, товарищ лейтенант.

П е р е г у д. Наша. Это Дубовец. Костя, Костя…

Б о н д а р е в (приподнимается и всматривается). Видишь ты, какой прыткий! Вот я тебя успокою. (Целится с колена и вдруг выпускает из рук винтовку, валится на землю.)

Перегуд и Родный не замечают этого.

Р о д н ы й. Вот они… Хотят обойти справа.

П е р е г у д. Бей их, Родный! Пришпиливай к земле.

Р о д н ы й. Залегли.

П е р е г у д. Вот и хорошо… Сейчас понесешь, а мы с Бондаревым будем прикрывать. Фашиста обязательно надо доставить в штаб.

Р о д н ы й. А тяжелый, чтоб он подох. Сразу взял — ничего как будто, а потом как протащил по снегу, так аж дух захватило.

П е р е г у д. Говорил я санки взять… Как у тебя там, Бондарев?

Ответа нет.

Бондарев! Ты жив или нет? Посмотри, Родный, что с ним.

Родный подползает к Бондареву и трогает его за ногу.

Р о д н ы й. Бондарев… Бондарев… Братец мой, чего же ты молчишь? (Заглядывает ему в лицо.) Товарищ лейтенант!

П е р е г у д. Ну что там?

Р о д н ы й. Нет Бондарева.

П е р е г у д. Как нет? А где же он?

Р о д н ы й. Мертв.

П е р е г у д. Может, только ранен?

Р о д н ы й. Нет, товарищ лейтенант, не дышит. (В сторону фашистов.) Гады проклятые! Сволочи! (Стреляет.)

П е р е г у д. Не зарывайся, осторожно, товарищ Родный. Мы за Бондарева еще отомстим. Возьми у него патроны и гранаты.

Родный снимает с Бондарева ремень с подсумками, берет гранаты, целует мертвого друга и отползает.

Вдвоем мы остались с тобой, Родный.

Р о д н ы й. Вдвоем, товарищ лейтенант.

П е р е г у д. Что будем делать?

Р о д н ы й. Будем держаться, покуда не подойдет Дубовец.

П е р е г у д. А ракета была синяя?

Р о д н ы й. Синяя.

П е р е г у д. Это нам не подходит, Родный.

Р о д н ы й. Мы еще можем и отойти, покуда они нас не окружили.

П е р е г у д. А как же фашист? С ним мы не отойдем.

Р о д н ы й. Фашиста я сейчас прикончу.

П е р е г у д. Подожди! Не надо… С чем же мы придем к командиру полка? Бондарева потеряли, «языка» не привели, боевой задачи не выполнили… Что он нам скажет? Скажет: «Трусы вы! Убежали и приказа не выполнили!» Ты хочешь, чтобы тебя считали трусом?

Р о д н ы й. Не хочу, товарищ лейтенант.

П е р е г у д. И я не хочу.

Р о д н ы й. Но что же делать?

П е р е г у д. Бери фашиста и волоки в штаб.

Р о д н ы й. А вы как же?

П е р е г у д. А я останусь. Я буду вести огонь, чтобы дать тебе дойти до леса.

Р о д н ы й. Одного вас они наверняка убьют.

П е р е г у д. Это не скоро будет. (Раскладывает вокруг себя гранаты.) Ты успеешь выйти из-под огня. Доложишь майору, что его приказ выполнен.

Р о д н ы й. Они вас возьмут в плен и замучают.

П е р е г у д. Я им живой не дамся.

Р о д н ы й. Выйдут патроны и гранаты, тогда они и возьмут.

П е р е г у д. У меня еще наган есть. (Достает из кобуры наган и кладет за пазуху.) Живым они меня не возьмут.

Пауза.

Слышны винтовочные выстрелы немцев.

Почему ты не идешь, Родный?

Р о д н ы й. Я не могу бросить вас одного.

П е р е г у д. Ты должен это сделать, иначе мы не выполним боевого задания.

Р о д н ы й. Променять вас на этого паршивого фашиста?

П е р е г у д. Фашист должен быть на командном пункте. От этого зависит успех завтрашнего наступления.

Р о д н ы й. Гад я буду, если брошу на погибель своего командира.

П е р е г у д. Я тебе приказываю, товарищ Родный!

Р о д н ы й. Не могу я выполнить такой приказ.

П е р е г у д. Я тебя застрелю, если не выполнишь.

Р о д н ы й. Лучше я умру.

П е р е г у д. Ты умрешь как изменник, который на поле боя не выполнил приказа своего командира.

Р о д н ы й. Товарищ лейтенант! Братец мой родной! Не приказывай ты мне этого! (Плачет.)

П е р е г у д. Так надо, Родный. Иди, а то поздно будет.

Р о д н ы й (вытирает слезы). Нате вам и мои гранаты. (Подползает к Перегуду и кладет возле него свои гранаты.) Прощайте, товарищ лейтенант!

П е р е г у д. Прощай, Родный!

Р о д н ы й (подползает к часовому). Ты смеешься, гад поганый? Рад, что я плачу? Смейся, сволочь! Все равно все вы подохнете. Гитлер капут! Геринг капут! Фашист капут! (Пригибаясь, тянет часового в кусты.)

П е р е г у д (один, всматривается). Ползут… Смерть моя ползет… Опоздали. Теперь ты можешь взять только мою жизнь.

Н е м е ц (кричит). Русс, сдавайся!

П е р е г у д. Погоди, не спеши. (Бросает гранату, в ответ раздается несколько выстрелов. Припадает к земле и берет следующую гранату.)

Н е м е ц (кричит). Русс, бросай оружие!

П е р е г у д. Сейчас брошу. (Кидает гранату.)

Тишина. Фашисты больше не стреляют.

Не вкусно?

К Перегуду слева сбоку ползет г и т л е р о в е ц. Он подполз совсем близко и, когда Перегуд стал на колено, чтобы снова бросить гранату, кидается на него сзади и валит на спину. Перегуд старается выбраться из-под него, но тот крепко лег ему на грудь.

Г и т л е р о в е ц (хрипло в сторону). Вальтер, скорее сюда!

Перегуд, выхватив штык из ножен гитлеровца, ударил его в бок. Сбросив с себя обмякшего часового, он вскочил на ноги. Вбегает в т о р о й с о л д а т и стреляет, Перегуд оседает на землю. С о л д а т, оглянувшись, стреляет куда-то влево и убегает.

Вбегают б о й ц ы во главе с Д у б о в ц о м. Они преследуют фашистов. За сценой слышны крики «ура» и шум боя.

Дубовец входит с автоматом в руках. За ним боец.

Д у б о в е ц. Мы опоздали. Вон там кто-то лежит. Должно быть, наш. Посмотри, Соломатин, кто это.

Б о е ц (подходит и смотрит мертвому в лицо). Бондарев.

Д у б о в е ц. Убит?

С о л о м а т и н (припадает ухом к груди). Убит.

Д у б о в е ц (идет дальше). А вот еще двое… Один фашист и один наш. Это Перегуд. (Наклоняется над Перегудом.) Боря, ты жив?

Перегуд не отвечает.

С о л о м а т и н. Где уж там! У них рукопашная была. (Поднимает штык.) Штыком орудовал фашист.

Д у б о в е ц (всматривается в Перегуда). Рана огнестрельная.

С о л о м а т и н. Так это лейтенант пырнул его. А где же наш третий? Должно быть, остался там, за проволокой.

Д у б о в е ц. Такие люди погибли! И зря. Придем с пустыми руками.

Перегуд тихо застонал.

Он жив. (Наклоняется над Перегудом.) Боря! Что же ты, друг? Плохо тебе?

П е р е г у д (шепчет). Плохо.

Д у б о в е ц. Потерпи, братец. Сейчас мы тебя доставим… Подвел я тебя, Боря. Опоздал. Прости. Мне и самому туго было.

П е р е г у д. Костя!

Д у б о в е ц. Что, Боря?

П е р е г у д. Жить хочу.

Д у б о в е ц. Ты и будешь жить.

П е р е г у д. Не умру я?

Д у б о в е ц. Что ты, Боря! Зачем тебе умирать? Мы с тобой еще повоюем.

Входит К о р е н е в и ч.

К о р е н е в и ч (машет рукой назад). Стой там! Подготовиться к отражению контратаки.

К Кореневичу идет Дубовец, чтобы доложить.

(Предупреждая Дубовца.) Что у вас тут?

Д у б о в е ц. Немцев отбросили, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Я уж роту прислал вам на выручку. Слышу — стрельба. Напоролись, думаю, надо выручать. Что еще?

Д у б о в е ц. Есть потери… боевая задача не выполнена.

К о р е н е в и ч (машет на него рукой). Ничего вы не знаете. Где Перегуд?

Д у б о в е ц. Тяжело ранен. Вон он.

Кореневич направляется к Перегуду. Перегуд видит командира полка и хочет приподняться.

К о р е н е в и ч. Лежите, не шевелитесь. (Становится на колени и наклоняется над Перегудом.) Как вы себя чувствуете?

П е р е г у д (шепчет). Товарищ майор, ваш приказ выполнен.

К о р е н е в и ч. Родный мне доложил. Спасибо. (Наклоняется и целует Перегуда. Зовет.) Вера!

В е р а (за сценой). Я вас слушаю, товарищ майор.

К о р е н е в и ч. Носилки сюда!

Подбегают В е р а и д в а с а н и т а р а с носилками.

Возьмите лейтенанта на перевязочный пункт. Сами доставите его в госпиталь. Вы мне отвечаете за него.

В е р а. Есть, товарищ майор.

Санитары кладут Перегуда на носилки.

К о р е н е в и ч. Осторожно!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Палата в прифронтовом госпитале. В палате человека четыре б о л ь н ы х. Посреди палаты стол и стулья. На одной из кроватей сидит р а н е н ы й с перевязанной ногой. Рядом с ним костыли, в руках газета. На соседней кровати П е р е г у д в халате.

П е р е г у д. Стонет все.

Р а н е н ы й. Это тот, в углу.

П е р е г у д. У него, кажется, кость раздроблена.

Р а н е н ы й. Да. А я тоже думал — останусь без ноги, но обошлось. Доктор говорит, что, может, даже и хромать не буду. Вот на фронт вряд ли попаду снова. Жалко. Хотел бы я видеть их последние судороги.

П е р е г у д. Я-то еще надеюсь увидеть.

Р а н е н ы й. У тебя другое дело. Через какие-нибудь две недели ты будешь совсем здоров.

П е р е г у д. Скорее бы на фронт. Там у нас пошли теперь неплохие дела. Даже в армейской газете пишут про наш полк. Читали сегодня?

Р а н е н ы й (просматривая газету). Это где же тут?

П е р е г у д. Вот здесь. (Показывает пальцем.)

Р а н е н ы й (читает). «Часть, которой командует майор Кореневич, безостановочно гонит врага на запад. Вчера неожиданным налетом подразделения товарища Кореневича снова выбили фашистов из двух населенных пунктов. На поле боя противник оставил более четырехсот трупов и много оружия. В этом бою майор Кореневич был ранен, но не оставил командного пункта, пока операция не была закончена».

П е р е г у д. Это мой командир полка.

Р а н е н ы й. Видно, боевой.

П е р е г у д. Боевой.

Р а н е н ы й. С боевым командиром и воевать легче.

Входит Н а т а л ь я.

Н а т а л ь я. Ну, больной, собирайтесь, машина ждет.

Р а н е н ы й. Уже?

Н а т а л ь я. Уже.

Р а н е н ы й. А что тут собираться? Я готов…

П е р е г у д. Мне тоже собираться?

Н а т а л ь я. Хотите поскорее вырваться из моих рук? Нет, вы еще подождите.

П е р е г у д. Есть подождать.

Н а т а л ь я. У меня с вами еще разговор будет.

П е р е г у д. Серьезный?

Н а т а л ь я. Очень.

Р а н е н ы й (подходит на костылях к Наталье). Прощайте, сестра! (Жмет руку.) Благодарю вас за все хлопоты… Надоедал я вам часто…

Н а т а л ь я. Счастливо… Поправляйтесь поскорее и возвращайтесь добивать фашистов…

Р а н е н ы й. Обязательно. (Задерживает ее руку.) Эх, сестрица! Знаете, что я вам хочу сказать?

Н а т а л ь я. Что?

Р а н е н ы й. Завидую я вашему мужу.

Н а т а л ь я. Разве вы его знаете?

Р а н е н ы й. Я знаю его жену.

Н а т а л ь я. У вас получше будет.

Р а н е н ы й. Навряд ли. (Подходит к Перегуду.) Прощай, товарищ.

П е р е г у д. Прощай, браток.

Прощаются. Р а н е н ы й уходит.

И он тоже…

Н а т а л ь я. Ведь хочется человеку сказать на прощанье что-либо приятное. Подымите руку. (Ставит термометр.) Раненые — они капризны, как дети: и жалуются и ругаются, бывает. А обижаться на них нельзя. Иной переносит страшнейшую боль, вот и не сдержится, скажет грубое слово. А выписывается — благодарит, слезы на глазах. И эти слезы дороже мне всякой похвалы. Чувствуешь, что ты в самом деле была нужна человеку.

П е р е г у д. И он до самой смерти будет помнить вас. Глянет на следы своих ран и вспомнит.

Н а т а л ь я. Странное чувство у меня к моим раненым. Мне кажется, что мать должна чувствовать что-то похожее. Они ведь беспомощны, как дети. Его надо и покормить, и накрыть, и на другой бок перевернуть, и заговорить как-нибудь, чтобы он хоть на момент забыл о своей боли. А что у него борода и усы, так от этого еще больше жаль его.

П е р е г у д. У вас доброе сердце.

Н а т а л ь я. Не знаю. Мне самой приятно, что могу помочь.

П е р е г у д. Вы чувствуете себя счастливой?

Н а т а л ь я. Счастлива тем, что я нужный человек, что могу нести хоть крупинку тяжести, которая легла на плечи народа. Сначала очень было страшно. Наш военный городок разбомбили. Выскочила я ночью в одной рубашке и очутилась на большой дороге среди толпы людей… Несчастная среди несчастных. Ни родни, ни знакомых. У каждого свое горе, и всякому не до тебя. Триста километров прошла пешком, об одном думала: чтобы только выйти. А потом опомнилась — куда же я иду? Зачем? У меня же ни детей, ни семьи — одна. Неужели я не могу быть полезной на фронте? Тут я вспомнила, что когда-то училась в мединституте… И вот мне кажется, что я нашла свое настоящее место.

В р а ч (приоткрывая дверь). Наталья Николаевна, у вас сколько кроватей свободных?

Н а т а л ь я. Одна, да вот еще одна должна освободиться.

В р а ч. Прибывают раненые. Подготовьтесь.

Н а т а л ь я. Все будет готово, Михаил Борисович. (Перегуду.) Может, и знакомые будут. Все тяжелые с вашего участка попадают к нам. Это наш поток. Только они обычно в таком состоянии, что с ними и поговорить нельзя. Ну-ка, какая у вас температура? (Смотрит на термометр.) Все в порядке. Я думала, можно ли вас отправлять…

П е р е г у д. А вы не отправляйте, мне и тут хорошо. Оставьте меня здесь, Наталья Николаевна. При вас я скорее поправлюсь.

Н а т а л ь я. Не имею права.

П е р е г у д. Попросите начальника госпиталя.

Н а т а л ь я. Не позволит. Нам нужно принимать новых раненых. А вы поедете дальше, в тыл. Там быстрее поправитесь.

П е р е г у д. Не прогоняйте меня. Мне тяжело будет перенести…

Н а т а л ь я (шутя). Вам ничего переносить не придется. Санитары перенесут, что надо.

П е р е г у д. Разлуку с вами.

Н а т а л ь я. Ну, это пустяки. Это не угрожает вашей жизни. Тем более что температура у вас нормальная.

П е р е г у д. Вы снова начинаете издеваться, как когда-то.

Н а т а л ь я. Я и так долго терпела, пока поставила вас на ноги. Теперь хочу отвести душу.

П е р е г у д. Но так вы можете снова свалить меня с ног.

Н а т а л ь я. Если вы от немецкой пули не погибли, то от моих слов тем более.

П е р е г у д. Вы хотите быстрее избавиться от меня. Как выздоровею, тогда я сам поеду и даю слово больше не попадаться вам на глаза.

Н а т а л ь я. Я от вас такого слова не требую. С хорошими людьми не для того встречаешься, чтобы ими бросаться.

П е р е г у д. Спасибо. Вы мне хотели что-то сказать.

Н а т а л ь я. Хотела… (Пауза. Думает, как лучше начать этот деликатный разговор.)

П е р е г у д (обождав). Через час мы уже не поговорим.

Н а т а л ь я. Я хотела спросить: когда вы в последний раз видели его?

П е р е г у д. На поле боя, когда был ранен. Как сквозь сон помню, что он подходил ко мне.

Н а т а л ь я. Какой он теперь? Я даже представить не могу. Плохо мы с ним расстались в тот вечер.

П е р е г у д. А он вас любит.

Н а т а л ь я. Откуда вы знаете?

П е р е г у д. Когда Шумейко при нем отдал мне ваше письмо, ему это было очень больно. Жаль было смотреть на него. Ну, и я чувствовал себя так, будто украл у него что-то, а он поймал меня за руку.

Н а т а л ь я. Вы кое-что все-таки украли у него.

П е р е г у д. Что?

Н а т а л ь я. Частицу того чувства, которое принадлежало только ему.

П е р е г у д. Частицу… Мелкий воришка.

Н а т а л ь я. А совесть все-таки мучит?

П е р е г у д. Напрасно мучит. Я не могу вернуть украденное. Это не в моей воле.

Н а т а л ь я. Как бы я хотела примирить вас!

П е р е г у д. Мы помирились. Мне кажется, что он даже поцеловал тогда меня.

Н а т а л ь я. Это родина помирила вас. Я бы хотела вас помирить так, чтобы вы оба были в моем сердце и чтобы ни одному не было обидно.

П е р е г у д. Это невозможно.

Н а т а л ь я. Да, невозможно.

П е р е г у д. Значит…

Она молчит.

Я понимаю.

Н а т а л ь я. Не осуждайте меня, Борис Платонович. Вы хороший человек, и я вам благодарна за ваши добрые чувства ко мне.

П е р е г у д. Я хороший, но любите вы его.

Н а т а л ь я. Одно время мне казалось, что я смогу его не любить. Я старалась убедить себя, что не люблю его.

П е р е г у д. И что любите другого.

Н а т а л ь я. Да.

П е р е г у д. Вам это не удалось. Вы видно полюбили его еще сильнее.

Н а т а л ь я. Я знаю, что вам больно. Люди в таких делах большие эгоисты. Они заняты только собою и не замечают, что причиняют боль другим. Все пройдет, все заживет. Дайте руку и будем друзьями. (Берет его руку.)

П е р е г у д. Благодарю и за это. (Длинная пауза.) Он — герой, а я мальчишка. Он действительно герой. Сегодня снова пишут о нем в газете.

Н а т а л ь я. Что пишут?

П е р е г у д. Снова выбил немцев из двух населенных пунктов.

Н а т а л ь я. Я рада за него. (Берет газету и пробегает глазами. Встревоженная.) Он ранен!

П е р е г у д. Да.

Н а т а л ь я. Может, и тяжело.

П е р е г у д. Видно, не тяжело. Там говорится, что командовал до конца боя.

Н а т а л ь я. А только вчера я получила от него письмо. Оно меня взволновало и обрадовало. Тут он настоящий, такой, о каком я когда-то мечтала, каким угадывала в первые наши встречи. Он лучше, чем о нем думают, чем я думала, чем вы думаете. Я прочту вам. Я хочу, чтобы вы знали, что это за человек, и не думали о нем плохо. Можно?

П е р е г у д. Читайте.

Н а т а л ь я (читает письмо). «Прости, Наташа! Прости меня за хамство, за оскорбление, за муки, какие ты терпела из-за меня и которых я не замечал. Я считал себя человеком идейным, передовым, борцом за счастье людей — и проглядел живого человека, который жил, любил и страдал рядом со мной. Страдал от моего тяжелого характера, от моей нечуткости, часто нарочитой и напускной. Я тебя любил, но не умел сказать тебе теплого, ласкового слова, которое ты жаждала услышать от меня. Я теперь понимаю, как тебе тяжело и больно. За это время я многое понял. Душа твоя тянулась к теплу и ласке, а натыкалась на холодную стену. Тогда ты отвернулась от меня и пошла на случайный огонек. А я посчитал это за женское легкомыслие, за позор и оскорбление для себя. Я краснею, когда вспоминаю о нашем прощании. Если можешь, прости и забудь. Сегодня у меня радостный день: я ступил на родной порог, на нашу белорусскую землю, которая нас с тобою взрастила, на которой умирают в фашистской неволе родные и близкие нам люди. Я хотел бы, чтобы этот памятный день был днем нашего с тобою примирения. Если нам еще суждено жить вместе, мы будем жить так, чтобы жизнь была для нас в радость, а не в тягость. С этой надеждой в сердце я пойду дальше по своей родной земле, вырывая ее из рук врага. А если упаду, так буду падать так, чтобы как можно больше обнять ее своими руками. Вспомяни тогда меня добрым словом». (Вытирает набежавшие слезы.)

П е р е г у д (после паузы). Ясно, я тут лишний! А раз лишний, так и незачем болтаться у людей под ногами. Погрелся немножко у чужого тепла и топай дальше…

Н а т а л ь я. Я виновата перед вами, Борис Платонович. Простите меня, если можете. (Пауза.) Если тяжело ранен, он попадет к нам в госпиталь. (Смотрит в газету.) Это было вчера. Сегодня его могут привезти. (Волнуется.) Он может сейчас приехать.

П е р е г у д. Я понимаю: мое присутствие может его взволновать. (Уходит.)

Н а т а л ь я. Боже, как я волнуюсь! Мне думается, что с ним случилось что-то страшное. Командовал до конца боя. Значит, после боя не командовал. Значит, не мог. Хоть бы живым доехал. Я бы его выходила. Ночей бы не спала… Что ж я сижу? Кровати не готовы, а я сижу. Белье надо переменить. (Идет к дверям.)

Дверь раскрывается. Д в а с а н и т а р а держат носилки с раненым.

С а н и т а р. Куда положить больного?

Н а т а л ь я. Несите вон на ту кровать.

Санитары вносят р а н е н о г о. Его небритое лицо вытянулось, неподвижно. Наталья идет за носилками.

Н а т а л ь я. Нет, это не он… (Всматривается.) Он… Боже, как изменился! Он спит?

С а н и т а р. Должно быть, потерял сознание. Только что говорил, просил пить.

Н а т а л ь я (подходит к носилкам). Коленька, родной мой! Одолели они тебя, проклятые. (Прикладывает руку ко лбу.)

К о р е н е в и ч (раскрывает глаза). Наташа… Вот как… встретились… (Смолк.)

Н а т а л ь я. Что ж ты, родной мой? Тяжело тебе? (Берет руку, щупает пульс.) Он умирает… (Медленно оседает на кровать и припадает к груди умершего.)

Как виноватые, выходят на цыпочках с а н и т а р ы.

Вошел П е р е г у д, одетый в дорогу. Он стоит неподвижно и с грустью смотрит, как вздрагивают плечи Натальи.

П е р е г у д (тихо, после долгой паузы). Прощайте, Наталья Николаевна!

Н а т а л ь я (подняла голову, не понимая). Куда же вы? А-а… в тыл… Вас эвакуируют…

П е р е г у д. Туда, на его место.

Н а т а л ь я (хватает его за руку, страстно). Идите! Отомстите им, проклятым! За Родину! За него! За мое убитое счастье!

П е р е г у д. Я не могу заменить тебя, командир мой. Но пока сил моих хватит, я буду идти дальше по той земле, за которую ты отдал свою жизнь. Я не опозорю знамени полка, которым ты командовал. Клянусь тебе в этом. Прости и прощай навеки. (Целует умершего в лоб и выходит.)

З а н а в е с.

1943

Перевод Л. Раковского.