Друзья, любимые и одна большая ужасная вещь. Автобиография Мэттью Перри

3 Багаж

Итак, я жил в состоянии вечного Дня сурка. Это мой любимый фильм, и вот по какой причине.

Каждый вечер я направлялся в Formosa Café на бульваре Санта-Моника в Западном Голливуде, где встречался с друзьями. Над входом висели две вывески: одна, под всеми хэдшотами, гласила, что здесь обедают звезды. Другая сообщала, что здесь разливают вино по бокалам, хотя мы пили тут не рюмками, а пинтами, квартами и галлонами — да и не вино, а водку.

Мы — это Хэнк Азария, Дэвид Прессман, Крэйг Бирко и я. Мы создали нашу собственную маленькую «Крысиную стаю».[12]

Впервые я встретил Хэнка, когда мне было шестнадцать. Мы оба оказались на канале CBS на прослушивании перед съемками пилотной серии «Магазинчика ужасов» с Эллен Грин. Нас обоих выбрали, так что в пилотной серии он играл моего дядю. Мы сразу поладили, и когда я покинул семейное гнездо и начал самостоятельную жизнь, то переехал в квартиру-студию, расположенную в его доме. К тому времени он уже был весьма забавным молодым человеком и много занимался озвучкой. Эта работа в итоге привела к тому, что он невероятно разбогател. Но в начале пути все, чего мы хотели, — это слава. А, нет, еще мы хотели девушек и опять-таки славы. Только это нас и волновало — по крайней мере, меня; я полагал, что известность как-то заполнит ту огромную дыру, которая продолжала во мне расти.

А пока слава была на подходе, я заполнял эту дыру алкоголем.

Я пил все время. Все годы обучения в колледже я провел в Formosa Café. На самом деле в том, что касается выпивки, я получил от нашего студенческого алкогольного сообщества диплом с максимальным средним баллом — 4.0. Любовь к алкоголю направляла всю мою жизнь, но поначалу я не осознавал, насколько сильно она мной управляла. Не осознавал, пока однажды вечером не вышел на прогулку со своей тогдашней девушкой, которую звали Габи. Габи писала материалы для прессы, делала массу другой работы и вообще могла стать для меня подругой на всю жизнь, но той ночью мы с ней и группой друзей пошли на какое-то «магическое шоу» в районе Юниверсал-Сити. Помню, я заказал какой-то фирменный напиток с крепким алкоголем, чтобы не спеша потягивать его, пока иллюзионист вытаскивал из шляп кроликов и делал другие подобные трюки. В конце концов эти бесконечные вереницы шелковых шарфов, которые он доставал из рукавов, нам порядком наскучили, и мы все направились обратно на квартиру к Габи, чтобы спокойно там отдохнуть. У Габи не было дома алкоголя, что, конечно, было совершенно нормально, но меня, 21-летнего парня, вдруг впервые охватило ползучее чувство тревоги. Я чувствовал, что моя кровь горит огнем, что мне надо еще выпить. Еще, еще выпить! Я не мог думать ни о чем другом.

Именно в ту ночь я впервые почувствовал, что одержим алкоголем. Я заметил, что никого больше ничуть не смутило отсутствие у Габи выпивки, но на меня действовала какая-то непреодолимая тяга к алкоголю, как будто я был маленьким кусочком железа, а рядом находился огромный магнит. Я был так напуган этой тягой и тем, что она действовала на меня и только на меня, что решил бороться и не искать больше в ту ночь никакой выпивки. Но какая-то сила не давала мне спать. Мне было некомфортно, я ворочался и ворочался, я стал беспокойным, раздражительным и недовольным — и оставался таким до тех пор, пока наконец не взошло солнце.

Что же со мной произошло? Что было не так? Почему только я в нашей компании жаждал очередной рюмки? Я не мог никому рассказать, что со мной происходит, потому что и сам этого не понимал. Думаю, что именно поэтому в течение многих лет мое пьянство (а точнее, его масштабы) оставалось тогда секретом для многих. Я был просто ребенком студенческого возраста, который тратил свои прекрасные годы на выпивку и женщин и смешил своих друзей и женщин. Что в этом особенного?

Никто не подозревал, что я пил в одиночку, это оставалось тайной. Сколько я выпивал, когда пил в одиночку? Это полностью зависело от моего возраста. В конце концов я добрался до этой, знаете, бутылки с ручкой для вечеринок — и в одиночку уговорил ее за два дня. Но что происходило в ту ночь «магического шоу», когда я чуть не сошел с ума? Что это было? Никогда за всю жизнь я не испытывал такого чувства. Почему я не мог думать ни о чем, кроме выпивки? Если вы в баре, то можете просто заказать еще один напиток… но если вы проснулись среди ночи и лежите без сна, жалея о том, что у вас в руке нет стакана… Для меня это было в новинку. Это было нечто другое. Это было ужасно. И это был мой большой секрет.

Десять лет спустя я прочитал в Большой книге Анонимных алкоголиков следующие слова: «Пьющие думают, что пытаются убежать от действительности, но на самом деле они пытаются преодолеть психическое расстройство, о существовании которого они не подозревали».

«Эврика!» — подумал я тогда. Хоть кто-то меня понимает! Но читать эти строчки было и прекрасно, и ужасно. Это означало, что я не один — были и другие люди, которые думали так же, как я. Но это также означало, что я стал алкоголиком, а значит, в один прекрасный день я должен был бросить пить — и не пить до самого конца своей жизни.

Но как же я тогда буду развлекаться?

Я долго никак не мог решить, нравятся ли мне люди на самом деле или нет.

У людей есть потребности, они лгут, обманывают, воруют или, того хуже, хотят говорить о себе. Алкоголь был моим лучшим другом, потому что никогда не говорил о себе. Он просто всегда был рядом, как немая собака у ног; он смотрел на меня снизу вверх, всегда готовый выйти на прогулку. Он отводил от меня много боли. Когда я был один, я был одинок, но когда я был среди людей, я тоже был одинок. Алкоголь улучшал фильмы, совершенствовал песни, он и меня делал лучше. С ним мне становилось комфортно там, где я находился. Мне больше не хотелось куда-то тащиться. Зачем? Он заставлял меня довольствоваться общением с той женщиной, которая у меня есть, вместо того чтобы постоянно задаваться вопросом: «А была бы моя жизнь лучше, если бы я встречался с кем-то другим?» Алкоголь избавлял меня от ощущения того, что я был аутсайдером в своей собственной семье. Он, пусть и ненадолго, убирал стены, которые меня окружали (кроме одной), и давал мне возможность контролировать свои чувства и тем самым управлять своим миром. Как друг, он всегда был со мною рядом. И я был уверен, что без него сойду с ума.

И, кстати, это действительно так: без него я бы сошел с ума.

Он заставлял меня становиться совершенно другим человеком. Отказаться от него? Это казалось невозможным. Научиться двигаться вперед по жизни без него — это все равно что на весь день задержать дыхание. За все это я всегда буду благодарен алкоголю. Он окончательно привел меня в состояние разумности.

Малкольм Глэдвелл утверждал, что если человек занимался одним делом десять тысяч часов, то он становится в этом деле экспертом. Благодаря алкоголю я стал экспертом в двух областях: теннисе 1980-х годов и пьянстве. Но для спасения жизни важна только одна из этих тем…

Сами угадайте какая.

Когда мне хотелось почувствовать себя менее одиноким среди людей, я обращался к Хэнку Азарии, Дэвиду Прессману или, в конце концов, к Крэйгу Бирко.

Интересно, что однажды в сериале «Беверли-Хиллз, 90210» мне довелось сыграть роль человека по фамилии Азариан.

Приглашение в девятнадцатую серию из двадцати двух серий первого сезона далось мне непросто. К тому времени, когда я сыграл роль Роджера Азариана, теннисной звезды Беверли-Хиллз и сына жестокого бизнесмена, сериал «Беверли-Хиллз, 90210» еще не достиг статуса культурного феномена. Но темы, затронутые в этом эпизоде (подростковая депрессия, самоубийства и неспособность к обучению), выделяют сериал как шоу, которое не будет уклоняться от подлинных проблем, каким бы развлекательным оно поначалу ни казалось.

Эпизод, названный «Апрель — жестокий месяц» — по строчкам из стихотворения Т. С. Элиота, начинается с того, что я стучу по теннисному мячу, демонстрируя хорошую для Канады спортивную форму, а также сильные и хлесткие форхэнды (удары справа), агрессивные бэкхэнды (удары слева) и виннеры (удары навылет) — словом, я показываю, что действительно могу играть. Я даже использовал такой ностальгический элемент, как деревянную ракетку вроде той, с которой играл Бьорн Борг. Это была ракетка компании Donnay с маленькой головкой, так что в одной из сцен мне удалось легко разбить ее сильным ударом. Актер Джейсон Пристли, который исполнял роль Брэндона Уолша, заметив мою плохо завуалированную ярость, даже спросил меня, сколько ракеток я ломаю за неделю, и я в этой очень жизненной сцене ответил ему: «Это зависит от того, кого я вижу на той стороне корта».

Почему-то я не мог избежать лестничных клеток, даже когда играл вымышленного персонажа в телешоу. К концу эпизода я поделился сценарием с Брэндоном, напился, приставил пистолет к своему лицу и оказался в запертой палате психиатрической клиники. Из всего этого я переигрывал только в эпизоде с пистолетом, а во всех остальных четко следовал методу Станиславского.

Мне не было еще и двадцати двух лет. В течение нескольких лет я был приглашенным актером, снимался в разных сериалах, иногда меня брали на съемки в качестве приглашенной звезды.

Но главное — я работал. Мой первый большой прорыв в работе случился, когда я прошел кастинг для фильма «Второй шанс», хотя мой успех был омрачен сообщением о том, кто не прошел этот кастинг.

Я до сих пор считаю, что во «Втором шансе» была отличная задумка: сорокалетний мужчина по имени Чарльз Рассел погибает в аварии судна на воздушной подушке (такое случается постоянно) и попадает на собеседование в офис Святого Петра. О решении там сообщают цветом: если вновь прибывший озаряется золотистым светом, то он попадет в рай, если красным — то в ад. Но что происходит, если для вновь прибывшего загорается синяя лампочка (как это и произошло с мистером Расселом)? А это значит, что «наверху» не понимают, что с ним делать. В данном случае святой Петр решает отправить его обратно на землю, чтобы он встретился там с собой пятнадцатилетним и заново провел его через жизнь, стараясь принимать лучшие решения. Таким образом, к тому времени, когда в свои сорок лет он снова сядет в судно на воздушной подушке и умрет во второй раз, для него свет на входе изменится с синего («мы не знаем, что с вами делать») на золотистый («добро пожаловать в вечность»). А теперь скажите, можно ли придумать более совершенный замысел для сценария фильма, в котором сыграют отец и сын? И мы с отцом должным образом прошли прослушивание! А потом произошла катастрофа: мне дали зеленый свет на исполнение роли подростка, который закончил свою жизнь с синим цветом, а папе вообще никакого света не дали.

— Они хотят снимать тебя. И не хотят снимать меня, — сказал отец, когда услышал эту новость. Наверное, я бросил на него непонимающий взгляд: «В конце концов, я же получил огромную роль, даже если ты ее не получил». Наверное, на моем лице настолько отчетливо сочетались скорбь по нему и радость за себя, что он сказал:

— Мне что, повторить? Они хотят видеть тебя. И не хотят меня.

Если оставить в стороне обиды отца, то дела у меня шли неплохо. Меня взяли в первое в моей жизни телешоу. Я зарабатывал пять штук в неделю. Мне было семнадцать лет. Мое эго зашкаливало. Я-то думал, что я полное дерьмо — такое, каким в конце концов оказался «Второй шанс». В том сезоне он занял 93-е место из девяноста трех шоу, попавших в рейтинг. В последних девяти эпизодах (после начальных тринадцати) все идеи, связанные с синей лампочкой, были забыты, и сериал просто стал следовать за мной и моими приятелями в различных наших приключениях. Теперь уже было совершенно не важно, что шоу заняло девяносто третье место из девяноста трех. Главное — что кому-то важному я понравился настолько, что он построил вокруг меня новое шоу! Конечно, это только увеличило мое эго до космических масштабов и, возможно, настроило меня впоследствии на дальнейшие успехи.

Мой отец справился с этой новостью так: он не посмотрел ни одной серии этого шоу, кроме самой последней. Думаю, у него были на это свои причины.

После этого я начал получать различные «гостевые» роли, а два года спустя пробился в еще один сериал, на этот раз в тот, где главную роль играла Валери Бертинелли. Сериал под названием «Сидней» рассказывал о подвигах героини Валери в качестве частного сыщика (!), а я играл ее болтливого брата. Собственно говоря, это и все, что вам нужно знать об этих тринадцати эпизодах; «Сидней» был закрыт в середине сезона. Впрочем, несмотря на то что этот сериал не смог зажечь публику, я никогда не забуду две вещи, связанные с «Сиднеем».

Во-первых, адвоката (он же любовник героини Валери) в этом сериале сыграл актер Крэйг Бирко. Почти сразу же после встречи с Крэйгом на съемочной площадке я позвонил Хэнку Азарии и сказал: «Он звучит как мы!» Это была самая высокая похвала, которую я мог кому-то дать. Но прежде чем описывать, как здорово сыграл Крэйг, я должен рассказать вам еще одну вещь о сериале «Сидней». Во время съемок я безумно влюбился в актрису Валери Бертинелли, которая в то время явно находилась в проблемном браке и с удовольствием принимала знаки внимания и обожания от двух самых забавных парней на планете.

Валери Бертинелли! Эти семь слогов когда-то взволновали каждую частичку моей души (и не только души).

В начале 1990-х не было никого привлекательнее Валери. Мало того что она была ошеломляюще красивой и жизнерадостной — у нее был такой великолепный, заливистый, очаровательный смех, что мы с Крэйгом готовы были слушать его целыми днями. Теперь, когда мы с ним прошли кастинг, у Валери появились два новых клоуна, с которыми можно было поиграть, и мы с головой погрузились в свои новые роли. Нам троим было очень весело.

Но для меня сниматься в сериале «Сидней» и дурачиться с Валери было больше чем просто развлечением — тут было дело посерьезнее. Во время работы мне приходилось скрывать свою любовь к ней, а это было чрезвычайно трудно (впрочем, такое случалось со мной еще не раз). Моя любовь была сокрушительной; мало того, моя избранница была, как говорится, совсем не в моей лиге. В это время она была замужем за Эдди Ван Халеном, одним из самых известных рок-певцов на планете. В тот период, когда мы снимали «Сидней», рок-группа Эдди Ван Халена была погружена в работу по выпуску череды из четырех альбомов, каждый из которых оказывался на вершине чартов. Думаю, в то время, в конце 1980-х — начале 1990-х годов, они были самой популярной группой в мире, а Эдди — величайшим рок-гитаристом планеты.

Мне легко удавалось уламывать женщин на секс, потому что я умел их смешить. Но я всегда знал, что умение быть забавным стоит в этом деле на втором месте после музыки. (Я считаю, что у музыкантов в этом деле тоже есть своя иерархия: на первом месте здесь идут басисты, потому что они флегматичны и круты, а их пальцы двигаются нежно, но энергично [исключение — Пол Маккартни; думаю, он никогда не был в этом деле лидером]. За басистами идут ударники, потому что они все сильные и выносливые; затем гитаристы, потому что умеют выдавать причудливые соло. И только потом, как ни странно, идут солисты, которые все время находятся впереди, ближе к публике, но никогда не выглядят в полной мере сексуальными, потому что им приходится запрокидывать голову и обнажать коренные зубы, чтобы взять высокую ноту.) Впрочем, каким бы ни был реальный порядок в этой классификации, я знал, что сильно отстаю от Эдди Ван Халена. И не только потому, что он был музыкантом, а значит, заведомо имел больший сексуальный потенциал, чем забавный клоун. Он уже был женат на объекте моего желания!

Здесь важно отметить, что мои чувства к Валери были настоящими. Я был всецело ею очарован — можно сказать, я был одержим ею и строил сложные фантазии о том, что она уйдет от Эдди Ван Халена и проживет остаток своих дней со мной. Мне было девятнадцать, и я жил в однушке на углу бульвара Лорел Каньон и бульвара Бёрбанк (заметьте, этот жилой комплекс назывался Club California). Впрочем, фантазии и первая любовь ничего не знают о недвижимости, равно как не имеют ни малейшего впечатления ни о чем реальном.

Конечно, у меня не было ни единого шанса.

Но была одна ночь… Я оказался дома у Валери и Эдди — просто болтался там и смотрел на Валери, пытаясь ее рассмешить. Когда это удавалось, я чувствовал себя трехметровым гигантом. Уже за полночь стало ясно, что Эдди несколько перебрал в радостном и неоднократном общении с плодами виноградной лозы. В конце концов он отрубился — конечно, не прямо рядом с нами, но все же… Это был мой шанс! Если вы, дорогой читатель думаете, что у меня на самом деле не было никаких шансов, то вы сильно ошибаетесь: у нас с Валери состоялся долгий и тщательно проработанный сеанс поцелуев, а потом это случилось — и, похоже, она чувствовала то же, что и я! Я сказал ей, что давно мечтал об этом, и она ответила, что тоже… Увы — в конце концов наше пребывание на небесах завершились, я запрыгнул в свою черную Honda CRX и направился обратно в свой Club California с таким стояком, что им можно было бы подпирать Пизанскую башню, и с головой девятнадцатилетнего оболтуса, до краев заполненной мечтами о жизни, которую я проведу с объектом моей привязанности, если не сказать одержимости.

На следующий день я рассказал обо всем этом Крэйгу Бирко, и он дал очень нужный мне совет, который вернул меня к реальности, — хотя я не был готов принять этот совет.

— Будь осторожен, — сказал он.

Я подумал, что он просто ревнует, и стал готовиться к следующему рабочему дню, но на этот раз уже с Валери в качестве моей новой девушки.

Но следующий рабочий день прошел совершенно не так, как я ожидал. Валери не упомянула о том, что произошло, и вела себя так, как и должна была вести, — как будто это был обычный день. Я быстро понял намек и тоже сыграл ту роль, которую должен был сыграть, но в душе я был опустошен. После этого я провел в слезах не одну ночь, а днем в основном отсыпался с похмелья в своем крошечном трейлере или часами наблюдал за тем, как роль Крэйга становится все масштабней, поскольку героиня Валери все сильнее проявляла к его герою любовный интерес — в сериале все было сделано для очень грустного и разочарованного тинейджера. Шоу было очень плохим, и я был благодарен судьбе за то, что через четыре недели после той роковой ночи «Сидней» прикрыли и мне больше не пришлось видеть Валери.

Она, конечно, не сделала ничего плохого, но то, что я видел ее каждый день и делал вид, что у меня все хорошо, очень напоминало мне те времена, когда я должен был каждый день так вести себя с матерью в Оттаве, Канада.

Меня всю жизнь привлекали недоступные женщины. Не нужно иметь степень психолога, чтобы понять, что это как-то связано с моими отношениями с матерью. Моя мать могла очаровать любую компанию. Я отчетливо помню, как лет в шесть находился в каком-то модном бальном зале, и когда туда вошла моя мама, то все головы в зале повернулись в ее сторону. Я очень хотел, чтобы она в эту минуту повернулась и посмотрела на меня, но она была на работе и не могла этого сделать. А мне понадобилось всего тридцать семь лет, чтобы это понять.

Наверное, именно с тех давних пор я хотел научиться искусству вызывать такие «повороты». Почему? Потому что, как только происходил такой «поворот», я уже мог начинать смешить женщину и заставлять ее хотеть меня в сексуальном смысле. Но сразу после секса наступала реальность, и я понимал, что совсем равнодушен к этим женщинам. Они становились доступными и потому больше меня не интересовали. Тогда я обращался к другим женщинам, чтобы вернуться в исходную ситуацию и попытаться заставить их тоже сделать такой «поворот». Вот почему я переспал с таким количеством женщин: я пытался воссоздать свое детство — и на этот раз победить.

В то время я, конечно, ничего этого не знал и просто думал, что с моими женщинами почему-то все идет не так. А оказалось… Сюрприз, сюрприз для всех — у этого актера, у этого канадского мальчика, оказывается, были серьезные проблемы с мамой!

Но тогда мне было девятнадцать, и жизнь, как у всех, быстро пошла своим чередом. Годом позже Эдди Ван Хален выпустил альбом, метко названный For Unlawful Carnal Knowledge, (F.U.C.K.), а я вернулся к попыткам клеить женщин в Formosa Café, стараясь организовывать «повороты» как можно чаще.

Иногда это срабатывало, иногда нет. Но каждый раз я старался завершить свои дела к 01:40, чтобы поспешить в ближайший винный магазин, добрать водки и продолжать пить до глубокой ночи. Я сидел дома, опорожняя бутылку за бутылкой (в конце концов дошел до той, что с ручкой), смотрел разные фильмы, в том числе «До свидания, дорогая», и даже ленту Майкла Китона «В трезвом уме и твердой памяти». Смотрел и пил до тех пор, пока не отрубался, как гитарист Эдди Ван Хален. Иногда в мой мозг закрадывалось сомнение — не огромное, но все же: «А зачем ты напиваешься каждую ночь?» Но такая мысль быстро смывалась содержимым следующей рюмки.

И каждый день после попойки мне удавалось затащить себя на обед с Крэйгом Бирко. Я и по сей день считаю его человеком с самым острым умом комического склада, которого я когда-либо видел. Я-то думал, что только я обладаю таким умом, ан нет, первый номер здесь явно числился за Крэйгом Бирко. Вскоре Хэнк Азария стал самым богатым в нашей компании, потому что с 1995 года начал озвучивать «Симпсонов». Итак, мне было суждено стать самым известным, а Дэвид Прессман как актер вынужден был остаться на вторых ролях (как и его отец Лоуренс Прессман). Но зато Дэвид был среди нас самым бесшабашным и любил дикие выходки: мог, например, вбежать голым в супермаркет с криками: «У меня ужасные проблемы, кто-нибудь, пожалуйста, побрейте меня!» — а потом столь же быстро выбежать. (У него это хорошо получалось даже тогда, когда ему было уже за сорок; я иногда присоединялся к нему в этих актах публичного раздевания, но ушел из этого «большого спорта», когда мне было около тридцати и я почувствовал себя взрослым.)

До сих пор никто не смешил меня так сильно, как Крэйг Бирко. Быть смешнее Хэнка, Дэвида и меня, вместе взятых, — такое было практически невозможно, но Крэйгу это удавалось. Быть смешнее Хэнка и меня (без Дэвида) — это тоже было делом неслыханным, но Крэйгу удавалось и такое. Бывало так, что мы шли куда-нибудь пообедать, и Крэйг говорил что-то настолько смешное, что даже через пятнадцать минут после окончания обеда, когда я уже ехал домой, мне приходилось останавливаться на обочине, потому что меня душил смех. И тут мимо проезжал Крэйг, который видел, как я смеюсь, и даже знал, почему. Для меня не было никого смешнее Крэйга. Никого!

Помимо стремления быть самым остроумным и забавным, еще одним источником нашей дружбы была жажда славы — мы все отчаянно хотели стать знаменитыми. У Хэнка, озвучивающего «Симпсонов», была самая прибыльная работа, но это явно была не карьера Аль Пачино, о которой он мечтал. Что касается меня, то я много снимался на телевидении, но там не было ничего, что хотя бы в отдаленной перспективе могло принести мне славу… Но слава, слава, слава — вот и все, что заботило каждого из нас. Паузы между ржачками (и после того, как мы заканчивали делиться последними историями о неудачных прослушиваниях или сценариях, которые мы читали и ненавидели), то есть более тихие моменты, были для нас наполнены глубоким беспокойством, тихой тоской и страхом, что мы никогда не преуспеем, что слава как-то ухитрится обойти нас стороной. Вокруг нас, четырех забавных молодых людей с сильнейшим эго, шутки летали, как шрапнель. Да, здесь шла битва — битва за славу.

Я твердо верил, что слава заполнит во мне ту пустоту, которую отказалась заполнять Валери. Теперь только мы с водкой пытались и не смогли решить эту, казалось бы, невыполнимую задачу. А когда слава меня наконец настигла… Вот к этому моменту мы и подходим.

Расскажу, как однажды я целовался с Дэвидом Прессманом — ну, или пытался поцеловаться, но в любом случае не собирался этого делать.

Когда нам было немного за двадцать, мы с ним и еще пара парней отправились на восток от Калифорнии, в Лас-Вегас, чтобы заняться там тем, чем всегда занимаются Лас-Вегасе. Денег у нас практически не было, но это обстоятельство еще никогда не останавливало четырех молодых идиотов, которые решили отправиться в Город греха. У меня в кармане было около двухсот баксов; мы вчетвером сняли комнату с двумя кроватями в мотеле, расположенном недалеко от бульвара Стрип. Я спал в одной кровати с Дэвидом; посреди ночи мне приснилась Габи, моя бывшая, и я стал медленно подкатываться к Дэвиду, бормоча что-то вроде «О, детка», «Ты так хорошо пахнешь» и «Все будет по-быстрому, обещаю». Он тоже благополучно спал, но его подсознание нашло в себе силы твердить: «НЕТ!», «Назад!» и «Да от…ись ты от меня!». В конце концов я поцеловал его в затылок, отчего мы оба вздрогнули и проснулись. Увидев на его лице ужас, я сказал: «Ой, забудь об этом» — и отскочил на свой край кровати.

Очевидно, нам всем был нужен отдых.

В тот первый вечер, когда мы сели за игровой стол, мне почему-то повезло и я выиграл $ 2600 в блэкджек. Это была самая большая сумма наличными, которую только держал в руках любой из нас.

Пришло время потратить ее — конечно, неразумно.

Я воздел руки к небесам и, как король, воскликнул: «Да я вас всех перетрахаю!»

Таксист отвез нас из города в место под названием Dominions, в котором, как он обещал, мы удовлетворим все наши потребности (по-видимому, он получал свою мзду за каждую группу молодых придурков, которых сумеет поселить в этих Dominions посреди пустыни). Человек с бычьей шеей пояснил нам, что для того, чтобы попасть в данное прекрасное заведение, кто-то из нас должен был выложить по крайней мере тысячу баксов. Поскольку я хорошо поработал за игровым столом, то эта привилегия досталась мне. На самом деле я выложил $ 1600 за одну бутылку шампанского. Так или иначе, в этот момент нас проводили в одну комнатенку, где каждого из нас ждала молодая леди.

Я подумал, что $ 1600, которые я уже потратил, хватит на то, что, как я надеялся, будет дальше, но я глубоко ошибался. На самом деле со мной вообще не хотели разговаривать до тех пор, пока я не выложу еще $ 300, что я и был вынужден сделать. Но прежде чем я смог перейти к завершающей части вечера, произошло следующее: в дверях моей комнатки появились Дэвид Прессман и двое других парней, каждый из которых нуждался в отдельной стипендии в размере $ 300. Когда их финансовые потребности были удовлетворены, я вернулся к своему делу. (Тогда мне было не до математики, но теперь я готов предоставить вам мои расчеты — на случай, если они вам понадобятся. Я начал с $ 200, потом выиграл $ 2600, выбросил $ 1600 за шампанское и выложил дополнительно по $ 300 за каждого из нас. Итого я потратил $ 2800 — все, что у меня было.)

Имея определенные финансовые обязательства, юная леди начала танцевать передо мной — правда, далеко, в другом углу комнаты. В целом она вертелась во вполне приемлемой манере, хотя и немного напоминала героиню Roxbury Girls, я уже был готов вывести наши отношения на новый уровень.

— Что, черт возьми, тут творится? — я начал издалека.

— Что именно? — сказала она.

— Что? Мы собирались заняться сексом!!! — сказал я. — Я и так потратил тут целое состояние!

Потом она почему-то стала мне объяснять, что я могу расставить подушки на кровати как захочу.

— Это замечательно, и я в восторге от перспективы расставлять подушки! Правда в восторге! Но разве мы не должны сейчас заняться чем-то другим?

Я уже просил, если не умолял.

— А вы что, из полиции? — спросила она.

— Нет! — сказал я. Я постепенно начал задумываться, а не позвонить ли в полицию, чтобы сообщить о мошенничестве. — Я заплатил тебе все эти деньги. Мы договорились, что…

— Ой! — перебила она меня, — так это только за танец…

В этот момент стук в дверь предупредил меня о том, что всех моих приятелей постигла такая же незавидная участь. Поскольку к этому моменту у нас уже совсем не было денег, то мы, четверо озадаченных и ничего не получивших лузеров, вышли в густую тьму пустыни Мохаве и начали свой долгий путь обратно в мотель.

На следующий день один из моих друзей, Ник, все-таки сводил свою девушку в кино на фильм «Молодые стрелки́ 2» — это было уже кое-что. Но у настоящих молодых стрелков после этой поездки осталось только множество вопросов, на которые не было ответов.

В 1994 году Крэйг Бирко оказался в центре внимания из-за участия в пилотных проектах. Мы все бегали по кастингам последних ситкомов и драм, но все хотели заполучить именно Крэйга. Он явно продвигался по карьерной лестнице быстрее меня.

Кроме того, он выглядел намного лучше меня… Но хватит об этом — кому тут нужен рыдающий автор? Я должен был его возненавидеть, но смешное всегда побеждает, поэтому я решил продолжать его любить.

Мне было двадцать четыре года, но я уже пропускал 50 процентов прослушиваний. Как актер я уже плелся в хвосте очереди. Выпивка медленно, но верно побеждала в борьбе с прослушиваниями, и в конце концов дело дошло до того, что я уже никого особо не интересовал. В кино меня не брали, а роли, которые я получал на телевидении, вряд ли сияли на весь мир. Половина дня у меня уходило на похмелье, а оставшееся время — на обед или на сидение в Formosa Café. Однажды мой менеджер усадил меня и сказал, что актеры, которым я стремился подражать (Майкл Китон и Том Хэнкс), относились к кастингам так же, как и я. Но при этом они оба великолепно выглядели, а мой менеджер ежедневно получал нелицеприятные отзывы от директоров по кастингу и продюсеров о том, что я выгляжу ужасно.

Хэнк тоже начал переживать, что прожигает жизнь впустую, и перестал ходить в кафе Formosa Café на наши веселые обеды — он всегда очень серьезно относился к своему внешнему виду и к своей карьере.

Наверное, я не должен был удивляться, но я удивился, когда примерно в это то же время мне позвонил мой тогдашний бизнес-менеджер и сказал:

— Мэттью, у тебя закончились деньги.

— А вы почему не предупредили? — сказал я, испугавшись едва ли не до смерти. — А вам не приходило в голову, что за несколько месяцев вы могли бы меня об этом предупредить? Позвонить, сказать: «Знаешь, Мэттью, твои средства выглядят… немного анемичными». Вы что, ждали, пока я разорюсь?!

На другом конце провода повисла мертвая тишина. Похоже, для моего бизнес-менеджера идея о том, что следить за чьими-то доходами нужно до того, как их получатель разорится, оказалась совершенно новой концепцией.

К счастью, на этот раз у меня хватило сил на то, чтобы получить роль в каком-то ужасном пилотном проекте. Поговорив со своим теперь уже бывшим бизнес-менеджером, я обзвонил всех своих агентов и рассказал им, что у меня закончились деньги и мне нужна работа. Любая работа, какая угодно работа — но прямо сейчас.

Если, любезный читатель, ты думаешь, что именно так в моей жизни появились «Друзья», — остынь!

Следующий звонок привел меня в шоу, которое чуть не помешало мне завести «Друзей».

Фильм «L.A.X. 2194» представлял собой так называемую научно-фантастическую комедию о грузчиках, которые работают в международном аэропорту Лос-Анджелеса. На этом можно было бы и завершить знакомство с этим… фильмом, если бы не цифры в названии, которые придают делу новый поворот. Оказывается, действие этого фильма происходит в будущем, через двести лет, а прилетают в этот аэропорт инопланетяне. В шоу снимался Райан Стайлз в роли офис-менеджера — робота со странным акцентом. (Если говорить серьезно, Райан — уморительный комический актер, но зачем ему этот акцент?) А бедный я должен был в этом бардаке играть главную роль — служащего, ответственного за решение вопросов, связанных с багажом прибывающих инопланетян (как оказалось, их играли лилипуты в нелепых париках).

Если все это звучит для вас неутешительно, то знайте, что в действительности все было намного хуже. Для начала мне пришлось нацепить какую-то футуристическую рубашку. Несмотря на мои опасения (повторюсь, это была «комедия» о грузчиках, действие которой происходит через двести лет, а инопланетян играют лилипуты), пилотная серия принесла мне $ 22 500, так что на некоторое время выпивка и еда в кафе Formosa мне были обеспечены. Но было и еще одно обстоятельство: из-за того, что я был привязан к «L.A.X. 2194», я не мог участвовать ни в каких других шоу.

А затем произошла катастрофа. Нет, я не о том, что «L.A.X. 2194» не продержался и один сезон. Это как раз слава богу. Случилось так, что именно в это время хитом сезона стал сценарий нового шоу под названием «Друзья как мы». Все, кто читал этот сценарий, говорили, что из него получится великолепное шоу. Я тоже прочитал этот сценарий и тут же позвонил тем же агентам, которые пристроили меня в этот «L.A.X. 2194».

— Вы должны включить меня в съемочную группу сериала «Друзья как мы», — сказал я.

— Не получится, — сказали мои агенты. — Ты повязан с этим шоу грузчиков багажа. Надеемся, ты уже примерил футуристическую рубашку и все прочее?

Я расстроился. Страшно расстроился. Когда я читал сценарий шоу «Друзья как мы», то мне казалось, что кто-то целый год меня преследовал, подслушивал мои шутки, копировал мои манеры, делал фотокопию с моего пресыщенного, но остроумного взгляда на жизнь. Особенно мне запомнился один персонаж… Нет, я тогда не думал, что смогу сыграть Чендлера, я и был Чендлером.

Но увы — я также был персонажем по имени Блэйн в этом самом «L.A.X. 2194»… «Да е-мое, они все что, шутят? Или я на этой планете главный неудачник?»

Ситуация же продолжала ухудшаться, потому что шоу «Друзья» уже превращалось в суперхит — все читали его сценарий, все ходили на прослушивания, и все, как мне казалось, решили, что роль Чендлера просто предназначена для меня. Были и такие, кто приходил ко мне домой с просьбой помочь им пройти кастинг. Некоторые проделывали долгий путь, чтобы сказать, что его должен играть я и только я. Хэнк Азария так хотел участвовать в этом деле, что дважды пробовался на роль Джоуи. Он сходил на прослушивание, его не взяли, хотя он умолял об этом, а потом пошел на прослушивание во второй раз, и его снова не взяли. (Позднее Хэнк в нескольких эпизодах сыграл роль человека, к которому питает романтический интерес Фиби, и получил за это премию «Эмми». Я снялся в 237 эпизодах и не получил ничего.)

В конце концов я практически наизусть выучил сценарий фильма «Друзья как мы», потому что много раз проходил его со своими приятелями. На самом деле было время, когда я просто разыгрывал перед ними роль Чендлера и просил использовать мои приемы на прослушивании — настолько я был уверен в том, что это был единственный правильный способ сыграть эту роль. И при этом я каждые три-четыре дня звонил своим агентам, умоляя дать мне шанс.

Что-то мы давно не вспоминали о Крэйге Бирко, первом таланте нашего городка. Однажды утром Крэйг пригласил Хэнка и меня позавтракать. Когда мы вошли в кафе, то сразу увидели Крэйга: он сидел за столом, на котором лежали два открытых сценария.

— Ребята, — начал Крэйг, — мне тут предложили два шоу… Оба будет снимать Джим Берроуз, крутейший режиссер Голливуда. Один фильм называется «Лучшие друзья», а другой…

Стой, не говори, не говори, ну пожалуйста, не говори…

— …а другой — «Друзья как мы»…

Ему предложили роль Чендлера! У меня произошел разрыв мозга.

— …И мне нужно, — продолжал Крэйг, — чтобы вы сказали мне, какое из них выбрать.

Моим первым побуждением было сказать ему, чтобы он шел куда подальше вместе со своими работами. Но он был моим близким другом; и я, и Хэнк были многим ему обязаны. В то утро мы принялись втроем читать эти два сценария, хотя сценарий шоу «Друзья как мы» я уже знал наизусть, и мне было совершенно ясно, какой из них выберет Крэйг. Мое сердце сжималось, потому что я знал, что Чендлер — это я, но и полным идиотом я не был. Я был подавлен… В конце концов мы оба посоветовали Крэйгу сниматься в шоу «Друзья как мы».

(Это напомнило мне реплику из той серии «Беверли-Хиллз, 90210» в которой я участвовал.

БРЭНДОН: А как насчет друзей?

РОДЖЕР: Друзья? Мой отец говорит, что это единственные люди, которым нельзя доверять.

БРЭНДОН: И ты всегда его слушаешь?

РОДЖЕР: Нет, не всегда.)

Обед подходил к концу, и Крэйгу пора было сообщить агентам о своем решении. Хэнк попрощался с нами и пошел в тренажерный зал, потому что он всегда ходил в тренажерный зал, а я пошел с Крэйгом искать телефон-автомат. (Да вы что, ребята, какие мобильники? Идет 1994 год!) Ближайший автомат стоял у магазина Fred Segal (этот магазин странным образом фигурирует в моем эпизоде «Беверли-Хиллз, 90210»). Крэйг бросил в автомат несколько монет, набрал номер и стал ждать. Наконец его соединили.

А потом я, стоя в шаге от Крэйга, услышал, что он выбирает ДРУГОЕ ШОУ! Твою же мать! Я не верил своим ушам. Тут я расстался с новым исполнителем главной роли в шоу «Лучшие друзья» и рысью помчался домой, чтобы еще раз попроситься на прослушивание в шоу «Друзья как мы».

Через несколько недель я зашел на съемки пилотной серии «Лучших друзей». У них все шло замечательно: и Крэйг был забавным, и получил он ту главную роль, которую очень хотел получить. У них получалось прекрасное милое шоу. А вот у нас… Последняя роль в пилотном сезоне 1994 года для шоу «Друзья как мы» так и не нашла своего исполнителя. А я все еще был привязан к этой гребаной разборке с багажом в далеком будущем!

Вы знаете, иногда бывает так, что у Вселенной есть планы на вас — планы, в которые вам трудно поверить… Весь мир чего-то от вас хочет, даже если вы сделали все возможное для того, чтобы закрыть себе этот путь.

С Новым, 1994 годом!

Получилось так, что продюсер NBC Джэми Тарсес (о, милая волшебница, мне так тебя не хватает!) помогла перенести сериал «Друзья как мы» на канал NBC. По-видимому, с этой просьбой к ней однажды ночью в постели обратился ее тогдашний муж Дэн МакДермотт, продюсер Fox TV.

А еще поговаривают, что Джэми на это сказала: «Слушай, а не пора ли прикрывать шоу „L.A.X. 2194“?»

На что Дэн якобы сказал: «Да, оно ужасно. Начать с того, что речь там идет о каких-то грузчиках в 2194 году… Они носят футуристические жилеты…»

— Так значит, Мэттью Перри освободится? У него теперь безопасная вторая позиция? — сказала Джэми. (Это на голливудском языке означает «доступен». По иронии судьбы мы с Джэми начали встречаться только несколько лет спустя после того, как она развелась.)

А тогда… Через пару дней раздался телефонный звонок, который изменил всю мою жизнь.

«Завтра ты встречаешься с Мартой Кауффман. Это по поводу сериала „Друзья как мы“».

Вы можете мне не поверить, но это не ложь: я уже тогда знал, насколько гигантским станет дело, которое мы затеваем.

Марта Кауффман и Дэвид Крэйн были главными ответственными за то, что впоследствии превратилось в сериал «Друзья». На следующий день, в среду, я уже предстал перед ней в облике Чендлера. При этом я нарушил все правила: во-первых, не взял с собой ни одной страницы сценария. По правилам, когда вы обсуждаете сценарий, то должны иметь его с собой, потому что таким образом вы выражаете благодарность авторам и показываете, что начали над ним работать. Но к тому моменту я уже так хорошо знал сценарий, что… Конечно, у меня все получилось как нельзя лучше. В четверг я читал сценарий для людей из продюсерской компании и тоже хорошо справился с заданием, в пятницу читал для представителей телеканала — и тоже попал в точку. Потом мне говорили, что я читал отрывки несколько неожиданным образом и расставлял акценты так, как этого не делал никто другой. Я вернулся в Оттаву во времена братьев Мюррей; я получил роль, потому что заставлял людей смеяться там, где никто другой не мог этого сделать.

Я так подбадривал маму.

И родился Чендлер, который стал частью меня, и разделить нас уже невозможно.

Вот так в пилотном сезоне 1994 года был выбран последний актер. Им стал Мэттью Перри, исполнитель роли Чендлера Бинга.

Тот телефонный звонок из телефона-автомата у магазина Fred Segal и желание Крэйга быть звездой собственного шоу, а не участником ансамбля актеров, спасли мне жизнь. Не знаю, что было бы со мной, если бы Крэйг пошел другим путем. Не исключено, что это меня могли бы обнаружить на улице в центре Лос-Анджелеса: укол героина в руку, безвременная смерть…

Я бы точно подсел на героин. Я часто говорил, что прием оксиконтина превращает кровь в теплый мед. Но с героином, насколько я понимаю, ты весь превращаешься в теплый мед. Мне нравились ощущения от опиатов, но в слове «героин» меня всегда что-то пугало. И именно из-за этого страха я до сих пор жив. Есть два типа наркоманов: те, кто хочет подняться, и те, кто хочет упасть. Я никогда не мог понять кокаинистов — зачем кому-то чувствовать себя более присутствующим, более занятым? Я был депрессивным парнем, я хотел раствориться в своем диване и чувствовать себя прекрасно, снова и снова просматривая свои любимые фильмы. Я был тихим «зависимым», а не слоном в посудной лавке.

Конечно, без «Друзей» у меня могла бы сложиться карьера сценариста ситкомов — я уже написал пилотный проект под названием Maxwell’s House, и хотя к тому времени у меня были некоторые навыки сценариста, продать этот сценарий мне так и не удалось. Но кем я никак бы не смог стать, так это актером средней руки. В таком случае мне был бы не нужен героин: я бы просто начал пить. А съемки в «Друзьях» оказались настолько хорошей и веселой работой, что на время я забросил всю эту гадость. Я чувствовал себя как начинающий игрок, которого взяли на позицию второго бейсмена в профессиональный бейсбольный клуб New York Yankees. Я не мог похерить такое предложение. Я бы этого себе никогда не простил…

Когда вы зарабатываете миллион долларов в неделю, то просто не можете себе позволить выпить семнадцатую рюмку…

Недели за три до моего прослушивания в «Друзьях» я в одиночестве сидел в своей квартире на десятом этаже жилого комплекса Sunset and Doheny. Квартирка была маленькая, но вид из нее открывался отличный. Сидел и читал в газете про актера Чарли Шина. В заметке говорилось, что у Шина из-за чего-то там снова начались неприятности… Помню, как я подумал: «А ему-то какое дело, он же знаменит!»

И вдруг я с удивлением обнаружил, что встаю на колени, крепко закрываю глаза и молюсь. Никогда раньше со мной такого не было…

— Боже, — взывал я, — ты можешь делать со мной все что захочешь. Но, пожалуйста, сделай меня знаменитым!

Через три недели я прошел кастинг для работы в сериале «Друзья». Бог, безусловно, выполнил свою часть сделки. Но Всевышний, будучи Всемогущим, не забыл и первую часть этой молитвы.

Теперь, годы спустя, я вижу, что прославился, поэтому я не стал бы тратить всю свою жизнь на попытки прославиться. Для того чтобы понять, что овчинка не стоит выделки, вы должны стать знаменитым. Но никто из тех, кто остался неизвестным, никогда по-настоящему в это не поверит.