Дурной расклад

Реанимация

Андрей нажал на кнопку.

— Пишем?

— Теперь да, — он взглянул на собеседника. Это был сухопарый мужчина, разменявший пятый десяток лет. Типичный интеллигент: прическа ежиком, лицо бороздят глубокие вертикальные морщины, на носу очки с затемненными стеклами. — Итак, Василий Дмитриевич, расскажите, пожалуйста, в чем заключается ваше изобретение?

Василий Дмитриевич неловко заерзал в кресле. Держался он подчеркнуто вежливо.

— Ну… гм. А вы потом будете редактировать?

— Да, уберу все лишнее.

Собеседник кивнул, похоже, его это успокоило.

— Ладно. В общем, после долгих лет исследований нам удалось изобрести… э-э, создать вещество, которое способно сохранять человеку жизнь при наступлении клинической смерти.

— Так, — Андрей черкнул в блокноте. — И что происходит с пациентами?

— Человек может находиться в пограничном состоянии часы, даже дни… Погодите.

Директор НИИ ослабил удавку галстука, отхлебнул чая из кружки. Побарабанил пальцами по крышке стола.

— Как вам известно, специфика работы нашего института заключается в том, что мы оказываем неотложную медицинскую помощь в тяжелых случаях. Это травмы, полученные в катастрофах, в боестолкновениях, ну и так далее. Помните взрывы в метро?

— Конечно.

— Ну вот. Пострадавших привозили в том числе к нам. Самых тяжелых. С обильными кровопотерями. С разорванными внутренними органами. И прочее в том же духе. Понимаете? В таком состоянии человек долго не протянет, если ему не оказать оперативную помощь. Поэтому в практике часты случаи… летальных исходов.

— Понятно.

— Ну да. Люди умирают, несмотря на наши усилия. Мы же все-таки не волшебники. Хотя очень стараемся.

— Само собой.

— Я постараюсь доступным языком, без терминов. Штука в том, что смерть человека — это определенный процесс. Мы думаем, что смерть наступает быстро: оп и все. А на самом деле она тянется какое-то время. Есть различные стадии смерти. И вот одна из них как раз называется клинической.

— А кома? — встрепенулся Андрей.

Врач усмехнулся:

— Это немножко другое. Но оба явления связаны.

— Ага, — Андрей снова углубился в блокнот.

— При коме человек теряет сознание и утрачивает внешние признаки жизни. Хотя продолжает жить. А при клинической смерти организм прекращает работать. Полностью. То есть останавливается, но некоторые органы работают по остаточному принципу. Это как двигатель, в котором выключили зажигание. Ротор продолжает вращаться какое-то время по инерции. Понимаете?

— Да.

— Кома — один из признаков клинической смерти. Но если человек впадает в кому, это вовсе не значит, что он умирает.

— Ясно.

— Этого достаточно?

— Хотелось бы больше подробностей, — улыбнулся Андрей. — Такое открытие…

— Да-да, конечно. Не каждый день приходится общаться с журналистами.

— Ну, так и что происходит с человеком во время клинической смерти?

Вскоре медик настроился на беседу и заговорил уверенным тоном про снижение давления, угасание пульса и остановку сердца. Андрей делал вид, что усердно записывает, хотя на самом деле прикидывал, сколько у него есть в запасе, прежде чем сюда набегут коллеги по цеху. Из закрытых каналов информация вот-вот попадет в открытый доступ. А к этому моменту нужно дать готовый материал.

Через некоторое время он уточнил:

— Значит, три минуты?

— Максимум шесть. Затем кора головного мозга умирает. — Василий Дмитриевич помолчал. — Но есть прецеденты. Полчаса, или даже час. Это зависит от различных факторов.

Он допил чай одним долгим глотком. Андрей пытался сосредоточиться на теме разговора, но его постоянно отвлекал слабый, чуть резковатый запах. Да, пахло больницей, но к обычным ароматам примешивался флер чего-то противно сладкого. Похожего на ацетон. Или кошачью мочу.

— Опишите, пожалуйста, ваш первый успех.

— Тогда, — медик застенчиво улыбнулся, — нам, можно сказать, повезло. Как раз получили экспериментальную партию «Амброзии-303», мы хотели поработать на безнадежных больных, ну, отказники, знаете, как их обычно называют…

— «Овощи».

— Да. Мы оформили все документы. Но даже не успели начать тесты. Это произошло года полтора назад. Летом. Привезли мужичка. Получил разряд из будки — сунул руку в оголенные провода. Четверть поверхности тела в ожогах. Бригада действовала стандартно — реанимировали прямо на месте. Честно говоря, надежды, что выкарабкается, не было: у человека оказалось слабое сердце. Пока наши ребята возились, практикантка, дурочка, перепутала препараты и вместо адреналина использовала «Амброзию». Всадила ему три куба.

Василий Дмитриевич посмотрел в окно.

— К жизни они его не вернули. Но и смерть тоже не наступила. Его доставили в институт и подключили к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Спустя два часа после травмы. Он был холодный как селедка. Думали, надолго впал в кому. А потом…

Андрей впервые отвлекся от блокнота и внимательно посмотрел на собеседника.

— Он встал, ночью. Хотел пойти домой. Еле остановили. Мы разобрались, что к чему дня через три. Девчонка все боялась, что привлекут, но обошлось. Все были очень встревожены, институт гудел как улей. Ведь если предположить, что мы нашли вакцину от смерти, это откроет немыслимые, фантастические горизонты для современной медицины. Да вы только представьте, какие возможности для смертельно больных, инвалидов, людей с опасными условиями труда. Это идеальный препарат для реанимации. Но оставалось совершенно не понятно, как он работает. Короче, после того товарища «Амброзию» мы очень долго вводили только мышам.

Андрей отложил блокнот.

— Полагаю, без особого успеха?

— Совершенно верно.

— Они умирали?

Впервые сквозь непроницаемую маску профессионализма на лице Панкратова проступила растерянность.

— Они складывались внутрь. — Он легонько хлопнул в ладоши. — Пух! Как бумажные пакеты. Как шарики. С громким таким хлопком.

— Почему?

Василий Дмитриевич ковырнул поверхность стола ногтем.

— Потому что были живыми. Звучит странно, но как раз ничего удивительного здесь нет. Наоборот, все очень даже логично. Все дело в энтропии. «Амброзия» каким-то образом останавливает распад, превращает хаос обратно в порядок. Полное надругательство над вторым законом термодинамики, но это факт. И если препарат поворачивает процесс умирания вспять, то что же он сделает с живым организмом?

Андрей попытался представить. Не вышло.

— На мертвых мышах не пробовали?

— Я не хочу об этом говорить.

Андрей заинтересовался:

— Что-то получилось?

Ответом ему был ледяной взгляд из-за дымчатых очков.

— А потом вы попытались во второй раз, с людьми.

— Да. Был перелом основания позвоночника. Никаких шансов. Парня могло спасти только чудо. И мы ввели ему полтора куба «Амброзии».

— Успешно?

— Относительно. Он все равно умер, но гораздо позже. Мы тогда не учли потерю крови и шок. Стыдно признаваться, но медицина строится на горьком опыте множества ошибок.

— Научный поиск?

— Ну да, ну да.

Они побеседовали еще примерно с час. Пожимая на прощанье руку Панкратову, Андрей сказал:

— Это будет эксклюзив.

— Не сомневаюсь.

— Не подскажете, где тут туалет?

— Прямо по коридору, потому налево, там увидите. Выход сможете найти?

— Да, вполне. Спасибо, Василий Дмитриевич.

— Всего.

Андрей вышел в коридор. Насвистывая, прогулялся по корпусу, запоминая расположение палат и кабинетов. Осмотрел план здания, эвакуационные выходы. Сделал пару снимков. И только после этого зашел в туалет. Кто-то с кряхтением возился в кабинке. Пока Андрей делал свои дела, дверь снова хлопнула.

За секунду до удара шестое чувство завопило об опасности, но было слишком поздно.

По ромбам света на стене плясали тени веток. Это было первое, что увидел Андрей, когда очухался. Адская боль из затылка почему-то отдавалась в подбородке. Андрей попытался встать, но не смог — туловище было привязано к больничной койке. Он лежал в палате. Рядом, на соседних койках находился кто-то еще. Андрей застонал и понял, что рот ему заткнули тряпкой, явно не первой свежести. Подавив рвотный позыв, он попробовал расслабить веревку. Тянулись минуты, он вспотел, тяжело дышал, но смог лишь слегка выпростать левую руку.

Потом что-то справа зашевелилось. Андрей замер. Движение прекратилось. Вдруг парня охватило чувство ни с чем не сравнимого, необъяснимого, дикого ужаса. Он медленно повернул голову. В постелях лежали больные. Было слышно посапывание. Кто-то всхрапнул. Андрей хотел отвернуться, но что-то привлекло его внимание. Он долго вглядывался в темноту, но, сколько ни напрягался, не мог понять, что видит. На постели падал ровный серебристый свет от фонарей с автостоянки. И приглядевшись повнимательнее, Андрей увидел.

Все пациенты лежали с открытыми глазами.

Андрей слышал о таких вещах. Читал о лунатизме, сомнамбулизме, но при виде людей, лежащих в кроватях в одинаковых позах, глубоко сопящих и смотрящих немигающим взором в потолок, стало как-то не по себе. В этом было нечто неправильное, фундаментально неверное, так не бывает с нормальными людьми.

Снова шорох. Стараясь унять колотящееся под горлом сердце, Андрей чуть вытянул шею.

На одной койке у противоположной стены под капельницей лежал древний старик. Его кадык дергался, как поршень, всклокоченные волосы торчали в разные стороны. Распахнутые глаза пялились в потолок. Но смущало не это. Старик выставил тощие руки прямо перед собой, так что те торчали двумя палками с крючками-пальцами на концах. А второй пациент, мужчина помоложе, сидел на краю своей койки и, запустив пальцы в рот, размеренно работал челюстями. Угрюмые глаза вперились прямо в Андрея. Изо рта сочилось темное.

Парень резко откинул голову. Скрипнула кровать. Тянулись секунды тишины. Затем послышался новый скрип, тяжкое, медленное шарканье. Пациент, шатаясь, подковылял к его койке. Встал у самого края. Майка задралась, обнажая брюшко. Круглая бритая голова мужчины чуть наклонилась, притягивая к себе взгляд. Белесые глаза без зрачков тупо пялились на Андрея. Из них струилась вязкая жидкость.

Пациент медленно открыл рот. Блеснули золотые коронки. Во рту что-то шевельнулось, причем язык не смог бы двигаться так быстро. Пациент стал наклоняться. Первые вязкие капли упали на Андрея, который исступленно бился в своей ловушке, пытаясь вырваться. Пациент нависал над ним, с раскрытым ртом, грозя рухнуть всей своей тушей, и Андрей уже чувствовал густое зловоние, исходившее из его нутра, когда левая рука полностью освободилась. Расстояние сокращалось, что-то утробно зарокотало внутри этого человека. Андрей подавил панику, заставил себя сосредоточиться на распутывании узла. Капли густой слизи падали на его футболку, руки, шею. Вдруг пациент схватил обеими руками лицо Андрея и потянул к себе. Тогда Андрей отбросил руку к прикроватной тумбочке, нащупал там что-то тонкое и длинное и с размаху всадил это в глаз пациенту. Глаз лопнул. Белесая жидкость сиропом потекла по щеке. Пациент отпустил Андрея и отшатнулся назад, размахивая перед собой руками, как слепой. Пока он метался по палате, натыкаясь на койки, Андрей наконец-то распутал узел, и выскочил из капкана. Пациента он больше не интересовал — тот ощупывал торчащий из глаза карандаш. Зубы его механически клацали.

Парень обошел опасность и выскочил из палаты, закрыв за собой дверь.

Только в коридоре он позволил себе опуститься на колени и слегка отдышаться. Футболка была мокрой от слизи. Андрей стянул ее с себя, оставшись в одной майке. Вдруг что-то глухо ударилось о дверь палаты изнутри. Андрей вскрикнул. За дверью послышалась возня, удары послабее. Вскоре все стихло.

Надо было убираться подальше.

Больница казалась вымершей.

Андрей шел по пустому коридору где-то в закоулках НИИ и старался запомнить каждый поворот. В рюкзаке у него был припрятан халат: он планировал переодеться и затаиться до наступления ночи, чтобы лично увидеть пациентов, которым вкололи хваленый препарат.

И вот теперь все обернулось так. Ни рюкзака, ни халата.

Надо выбираться отсюда, пока есть возможность, шепнул внутренний голос. Тот, кто треснул его по башке, явно не собирался останавливаться на достигнутом.

Шаги по начищенному паркету отдавались коротким эхом. Но ему нужны было сделать чертовы фотографии. Журналист он или где? Но его потертый «Никон» сейчас там же, где и рюкзак.

Если удастся докопаться до сути, он проведет свое собственное журналистское расследование. Поднимет на уши всю больницу, все медицинское сообщество. Он уже видел заголовки своих будущих статей, интервью с самим собой: отважный журналист, искатель правды, вывел на чистую воду жуликов от медицины, ставивших античеловеческие эксперименты над беззащитными больными. Не для личной выгоды, а ради общего блага.

Так или нет?

Голова раскалывалась от боли.

В воздухе плавали ароматы от медикаментов, тянуло нечистотами и хлоркой из отхожего места. Кому-то принесли цветы, их густой запах смешивался с местными, образуя тошнотворный смрад. Андрей потянул носом: в общей гамме угадывался знакомый запах кошачьей мочи. Он встал на развилке коридоров. Один уходил рукавом к другому зданию, а второй рассекал корпус по центру. В его конце тускло горела зеленая лампочка с какой-то надписью. Он пошел туда, как мотыль на свет.

На двери висела табличка «Реанимация». Сразу за порогом располагался лестничный пролет. Коридор тянулся дальше по этажу, но здесь освещение было выключено. Андрей принюхался. Запах стал гораздо сильнее, но определить его источник пока не удавалось. Тогда он двинулся по темному коридору, прислушиваясь к каждому шороху. Где-то за углом бормотало радио — значит дежурная конторка медсестры близко. Андрей крался мимо палат, и ни в одной из них не горел свет. Более того, пространство окутала густая тишина. И тонкий писк радио лишь подчеркивал гнетущее давление. Проходя мимо одной из палат, он заметил, что дверь прикрыта неплотно, и в образовавшуюся щель можно заглянуть.

Что он и сделал.

Та же картина, что и в палате, откуда он сбежал. Спящие с открытыми глазами пациенты. «Овощи». Двое проявляли слабую активность: один бился головой об стену, а второй жевал вафельное полотенце.

Андрей двинулся дальше по коридору. В каждой палате, куда он по дороге заглядывал, происходило то же: потерянные люди невменяемого вида, которые могли бы с успехом украшать интерьер психушки, а не реанимацию. Во всем их внешнем виде, в движениях и позах читалось что-то дефективное. Словно они были сломанными игрушками, которые починили наспех.

Кто-то прошаркал сзади, и Андрей нырнул за дверь. Выждал, выглянул, убедился, что никого нет. Снова прислушался к аромату и определил, что тот явно исходил снизу, с первого этажа.

Андрей спустился по лестнице. Выглянув в коридор, он увидел, что вдоль стен стоят каталки с телами, прикрытыми простынями. Здесь начиналось царство смерти. Крадучись, он пошел на свет. До слуха донеслись обрывки разговора:

— …зачем ему жмуры, не понимаю.

— Какая разница. Сказал колоть, значит так надо.

— Оно понятно. Но зачем вкачивать препарат в мертвяка? Пустая трата денег.

— Может и нет. Ведь эта штука работает. Вон как паралитиков раскачала.

— Ага, как же. Эти уроды похожи на зомби из фильмов. Как глянут, сразу не по себе становится!

— Нас это не касается.

— Ну, знаешь, всему есть свой предел. Началось с коматозников, сегодня у нас мертвяки, а что будет завтра?

Андрей осторожно выглянул из-за угла. Люди в халатах устанавливали «систему» возле кровати с мертвецом. Тот казался спящим, но глаза его были открыты. И смотрели прямо на Андрея. Помещение было просторным — по бокам находились еще две кровати с телами, возле которых стояли такие же капельницы с розоватой жидкостью, которая размеренно капала из подвешенных ампул.

Из глубины коридора раздался шум и крики. Андрей бросился под каталку. Из дальнего конца по всему пролету санитары тащили крохотную старушку — та тонко верещала, упиралась, била здоровенных мужиков своими птичьими лапками. Когда дверь в приемный покой захлопнулась, высокий сиплый голос сказал:

— Все. Выписали бабку.

Грянул хохот. Люди в белом окончили работу и удалились. Повисла электрическая тишина. Пикали приборы. Прошла не одна минута, прежде чем Андрей смог выползти из своего убежища. Он подошел к кроватям поближе, чтобы увидеть все собственными глазами. Мертвый мужчина напоминал рыхлую кучу плоти с торчащими глазами и дыркой вместо рта. Как же он жалел, что сейчас нет под рукой фотоаппарата!

Обычный труп: мертвая плоть, когда-то заключавшая в себе жизнь. И зачем-то подсоединенная к системе с загадочным препаратом. Андрей хотел перейти к следующей койке, но заметил в глазах пациента что-то странное. Он наклонился чуть ниже, пытаясь разглядеть то место на глазу, где должна была находиться радужная оболочка. Сейчас она напоминал кляксу, застывшую на поверхности белка — бесформенную, мутноватую, лишенную четкости. Там, на дне глаза искрилось что-то…

Резко стало холодно. Перепад произошел мгновенно.

Вдруг мужчина захрипел. Скрюченные руки взметнулись, хватая воздух в считанных сантиметрах от Андрея. Бледное лицо заколыхалось, под кожей заиграли желваки, какие-то бугры, совершенно не свойственные анатомии лица. Мужик бурлил, как каша на огне. Из распахнутой дыры рта выпростался пупырчатый лиловый язык. Андрея парализовало от ужаса. Взгляд его метнулся на соседние койки.

На одной из них стояла женщина. Ее неестественно длинные руки змеились вдоль туловища и сползали вниз к ногам извивающимися щупальцами. Женщина улыбалась беззубой трещиной рта, тянувшейся от уха до уха, а ее склизкие руки тянулись по полу к ногам Андрея.

Неимоверных усилий парню стоило сохранять молчание. Он попятился, стараясь не выпускать тела из виду. Третьим трупом оказалось какое-то суставчатое существо без головы, зато с пятью или шестью конечностями, чередующимися без всякого порядка. Из дыры на животе раздались прерывистые квохчущие звуки. Существо спрыгнуло с койки и быстро побежало к парню.

Андрей секунду стоял в оцепенении. Тело не хотелось слушаться. Разум не хотел распознавать весь этот бред как реальность. С нарастающей паникой он наблюдал за приближением руконогого человеческого страшилища. Логика подсказывала, что всего этого не может быть. Глаза утверждали обратное. Наверно, так сходят с ума, краем сознания подумалось ему.

Он бросился наутек.

Не оглядываясь.

Из фельдшерской вышел санитар. Андрей не тормозя, выпалил:

— Беги!

Санитар, конечно же, ни черта не понял. Спустя две или три секунды позади раздался истерический визг. Затем звуки ударов. Сразу после — вопль боли. Звук, с каким газировку тянут из стакана трубочкой. Снова удары, очень много и дробно, шипение и что-то похожее на кудахтанье. Андрей взлетел по спасительной лестнице наверх. Перепрыгивал через три ступеньки. Звуки слегка отдалились, но он даже не сомневался, что тварям не составит труда нагнать его. Раздались новые крики, удары и грохот. Шум нарастал. Очутившись на втором этаже, Андрей побежал к соединительному коридору.

Затормозил, скользя по инерции.

Выбрались! Путь к спасению был отрезан. Коридор впереди заполнили пациенты. «Овощи» стояли плотно, бок о бок. Бельма глаз немигающе изучали его. Распахнутые рты сочились слизью.

Они бросились к нему, расталкивая друг друга. Один упал, но напиравшие сзади быстро преодолели эту преграду. У Андрея подогнулись колени. Накатила вторая волна ужаса, совсем как в палате. Желудок свернулся в комок. Сзади, с лестничной клетки послышалось кудахтанье. Андрей соображал ровно секунду. Потом бросился обратно к лестнице — на третий этаж. Краем глаза увидел внизу белесые извивающиеся щупальца на перилах.

Выбежав на третий этаж, он чуть не сшиб медсестру.

— Уходите отсюда скорее!

Женщина заголосила и побежала вниз.

— Куда! — Андрей хотел остановить ее, но схватил пустоту. Потом огляделся. И вспомнил, что третий этаж занимали вспомогательные помещения. А еще — кабинет директора. Он прислушался. Где-то внизу раздавались вопли, звуки борьбы, влажных шлепков и это сводящее с ума кудахтанье.

Андрей побежал к кабинету руководителя. В холле перед приемной мерцал мягкий желтоватый свет. Взгляду его открылась странная картина.

На полу лежали женщины — медсестры. Все с закрытыми глазами, без признаков жизни и обнаженные по пояс. Их тела были выложены в форме звезды, в центре которой кто-то поместил тумбу с тазом, наполненным розовой жидкостью. Головы медсестер смотрели в центр, а между ног и тел кто-то желтым мелом расчертил линии и странные знаки. На грудях и лбах тоже блестело что-то нарисованное, но красным. Повсюду горели свечи.

Андрей заметил боковым зрением движение и успел увернуться. Что-то просвистело у самого уха. Раздался возглас разочарования. Андрей оглянулся. Нападавшим оказался сам Василий Дмитриевич. Выглядел директор необычно: тоже обнаженный, обляпанный кровью, с дикими, выкаченными из орбит глазами. В руках у него плясал костыль. Директор снова замахнулся. На этот раз Андрея охватила ярость. Перехватив костыль, он повалил директора на землю и угостил парочкой зуботычин. Лишившись оружия, Панкратов пополз к центру своего сооружения.

— Что здесь творится? — рявкнул Андрей.

Директор не ответил. На губах его заиграла безумная улыбочка. Вынув из кармана шприц, он быстро набрал из таза жидкость.

Андрею это совсем не понравилось. Перехватив костыль, он сказал:

— Эй! Ну-ка бросьте эту гадость!

Директор и не подумал. Вместо этого всадил шприц в грудь одной из медсестер. «Амброзия» ушла внутрь.

— Ша’мх ск’атлай’ссс’рем’скаааш! — прошипел Панкратов и сделал какой-то жест.

— Твою мать! Гребаный сатанист!

— Скаашс’Ка! — провозгласил Панкратов, сверкнув глазами.

Андрей не стал ждать развития событий и метнул костыль в директора. Деревяшка задела его по лицу и упала на бездыханное женское тело, свалив пару свечей. Удар как будто не произвел на Панкратова должное впечатление: он снова потянулся к тазу.

— Где мои вещи? — Андрей шагнул к директору, но тут что-то вцепилось в его ногу.

Это была медсестра. Изо рта у нее рвался лиловый, с присосками язык, который жадно потянулся к оголенному участку кожи на ноге Андрея. Парень рванулся. Хватка была мертвой.

Тем временем хихикающий, бормочущий на своем тарабарском языке Панкратов вкачивал «Амброзию» во вторую женщину. Андрей видел, как шея первой вспухает, словно распираемая изнутри огромным давлением, как из сосков на ее груди патокой сочится густая черная жидкость, а пупок расцветает хищным колючим цветком. И тогда Андрей решился на самый отчаянный поступок в своей жизни.

Он ударил каблуком свободной ноги по шее женщины. Плоть поддалась легко. Кожа лопнула, как кожура перезрелого фрукта, выплескивая наружу кровь и что-то белесое, копошащееся, словно выводок червей трупоедов. Обувь ушла в эту жижу по пятку. Хватка твари ослабла. Терять нельзя было ни секунды, и Андрей вырвался из цепких объятий.

Тем временем Панкратов реанимировал третью жертву. Вторая уже шевелилась, извиваясь как змея и принимая формы, не совместимые с человеческой анатомией. Андрей отскочил назад, наблюдая за этой жуткой картиной. Со стороны лестничной клетки доносился треск ломаемых перил. Что-то поднималось по ней, словно тесто, вспухающее на дрожжах. Что-то массивное. И Андрею совершенно не хотелось знать, как оно выглядит.

Пока Панкратов увлеченно совершал свой ритуал, за его спиной от упавшей свечи занялась занавеска. Андрей соображал не дольше мгновения. Сбегав в кабинет директора, он принес пачку бумаги и принялся поджигать листы от свеч. Бывшие медсестры шипели и шкворчали, словно сало на сковородке, но к огню приближаться опасались. Андрей сорвал со стен все плакаты, схватил все сброшенные с медсестер предметы одежды и побросал это в огонь, который жадно набросился на топливо. Потянуло дымом.

Андрей с тревогой смотрел в дальний конец коридора и быстро работал. Из директорского кабинета он вытаскивал все, что мог скормить огню. Шум приближался. Вскоре холл был наполнен горящими креслами, скамейками, кадками с растениями и всей утварью, которая могла бы гореть. Выстроив заградительный барьер, Андрей отсек себя от места «жертвоприношения» и остального пространства коридора. Панкратов бросился было на преграду, но отскочил назад. И вдруг в его глазах блеснула искра разума, вслед за ней растерянность, а потом — отчаяние.

Андрей смотрел на него поверх языков пламени.

— Он заставил меня! — выкрикнул Панкратов. — Это Он, Запредельный! Не дай ему…

Одна из тварей, принявшая форму розового моллюска бросилась на него и одним движением челюсти отхватила руку по плечо. Панкратов упал на колени, перевернул таз с розовой дрянью, а затем остальные чудовища присоединились к пиршеству.

По больничному коридору прокатился утробный рев.

Андрей посмотрел в сторону лестничной клетки и окаменел от ужаса.

На третий этаж вскарабкалось нечто, напоминающее гигантскую многоножку. Конечностями этому существу служили деформированные человеческие руки и ноги, а глазами — вытянутые на отростках головы. Продолговатое, скрученное в сплошной клубок щупалец, суставчатых лап, присосок и клешней, оно грузно вползало в коридор и потянулось к месту пожара. По потолку стелился дым, стало трудно дышать. Огнем занимались уже обои, пол и плинтуса.

Андрей бросился в кабинет директора. Как смог, забаррикадировался и, пока позволяло время, лихорадочно осмотрел все шкафы, полки и ящики. Ничего интересного. Едкий дым разрывал глотку. Вдруг прямо за дверью раздался душераздирающий утробный вопль, в котором не осталось уже ничего человеческого. Страшный удар обрушился на преграду. Хрустнуло дерево.

Андрей распахнул окно. В последний момент он схватил лежавший на столе ноутбук и, не раздумывая, выпрыгнул наружу.

Подробности сразу после спасения он помнил смутно. Вроде бы смог отползти к подъездным дорожкам. Левая рука онемела и согнулась, обнажая осколок кости. От потери крови кружилась голова. Прислонившись к стволу дерева, он наблюдал за тем, как огонь перекидывается от одного окна больницы к другому, и из форточек вьется поначалу тонкий, а затем все сгущающийся дым.

Прохожие что-то кричали сзади. Прежде чем потерять сознание, Андрей видел, как языки пламени пожирают крыло реанимации. Вырываются из лопнувших окон, лижут стены. Красный петух охватил крышу, радостно гудя на открытом воздухе. Издалека послышался вой пожарной сирены. Вдруг из окна выпрыгнула горящая фигура и большой каплей упала на землю.

Фигура подняла вверх руку, рука зазмеилась вопросительным знаком и распалась на фрагменты. Сквозь шум пожара донесся нечеловеческий вой.

Оклемавшись, Андрей тщательно изучил ноутбук Панкратова. Но к великому разочарованию, обнаруженные данные не имели никакой ценности. Обычные административные документы: отчеты, графики, таблицы. Ни слова об «Амброзии». Похоже, на официальном уровне такого исследования вообще не проводилось. Все, что удалось обнаружить Андрею, был удаленный в «Корзину» текстовый файл с несколькими, видимо, набранными в спешке словами.

Андрей снова и снова перечитывал их. Вот что было напечатано в документе:

В руках у него был пузырек с розовой жидкостью, выхваченный из капельницы в подвале.