Задание завуча

Симка от радости был на седьмом небе. Отец Кости приглашает его участвовать в походе! Симка ликовал. После того, как он с изумлением увидел себя на экране, после того, как ребята в классе стали иначе, с уважением разговаривать о ним, он просто влюбился в Костиного отца. И теперь дядя Аркадий берет его в поход. И во сне такого Симке не снилось!

— Это же в сто раз лучше, чем в лагере! — уверял Симка. — Там только и слышишь: стой, куда, зачем, нельзя!

Гринька охладил его восторги:

— Думаешь, отец его, — кивнул на Костю, — даст тебе разгуляться? Держи карман шире! Еще почище скомандует!

— А как же иначе! — горячо вмешался Костя. Его задело, что Гринька говорит об отце с осуждением. — В походе без порядка разве можно? Что получится: я вдруг купаться захочу, ты на дерево полезешь, а Сима пойдет по ягоды? Ералаш получится. А так не должно быть. Отец точный маршрут наметил. По дням расписал. Вчера до поздней ночи над картой сидел. Отправляемся седьмого, а возвращаемся двадцать первого. Две недели. День в день.

— Понял, нарушитель, какая дисциплина! — Гринька потянул Симку за нос. — Не разгуляешься.

— А я и не собираюсь нарушать. — Симка погладил свой прыщеватый и сразу покрасневший нос. — И рюкзак понесу самый тяжелый, и хоть двадцать километров пройду. А вот посмотрим, как ты порядок не нарушишь. Не очень-то любишь подчиняться.

— Может, и смотреть не придется, — независимо сказал Гринька. — Еще подумаю, идти ли в этот поход. — Костя тревожно взглянул на него. — Думаете, великая радость — рюкзак тащи, дрова на костер собирай. Комары там зажрут.

Симка прыснул со смеху:

— Кость, слышишь — комара испугался!

Гринька цыкнул на него:

— Закрой отдушину, клоун цирка! Понимал бы что! Есть люди, для которых комар или клоп страшней милиционера… Ладно, некогда мне, пойду. В школе увидимся. Еще не завтракал.

Насчет трудностей походной жизни Гринька, конечно, лукавил. Ни комаров он не боялся, ни длинных переходов с рюкзаком за спиной. Только не мог же он, как ошалевший от радости Симка Калач, сразу сказать об этом. Приглашают — спасибо. Подумает, посоветуется. Интересно, например, что Вавилон скажет. И потом не все ясно. Кисель что-то о сестренке намекал. Девчонка она, правда, забавная, но если и ее берут в поход — это же смех. Детский сад…

Ждать хозяина квартиры завтракать усатый парень, видимо, не посчитал нужным. Когда Гринька пришел домой, то значительная часть оставшихся продуктов исчезла. Даже подивился про себя: ростом невелик, худ, а ест за троих.

— Долго гуляешь! — уколол Гриньку взглядом усатый и отодвинул роман «Отверженные», который Гринька положил ему вчера на диван.

— А разве нельзя гулять? — чуть оробев, спросил Гринька.

— Дело хозяйское. Но раз пошел узнать, зачем дружок стучал спозаранку, то сразу и доложи.

— На рыбалку собирался, — потупившись, сказал Гринька. Говорить сердитому парню о предполагавшемся походе ему почему-то не захотелось. Ответил, и ладно. Чего он привязался!

— Харч кончается. — Усатый достал из кармана десятку и положил на стол. — Колбасы килограмм возьмешь. Любительской. Сыру полкило. Чаю две пачки. Водку тебе дадут?

— Не знаю.

— Скажешь, что матери на компресс…

Все заказанные продукты Гринька купил без всяких хлопот. А с водкой вышла неприятность. Пожилая продавщица не только не отпустила ему алкогольный товар, но даже и пригрозила милиционера позвать. А уж наговорила всего! И как, мол, не стыдно ему, еще молоко на губах не обсохло, а водку покупает, и куда смотрят родители, и с таких вот, сопливых, преступники начинаются. Как ошпаренный выскочил Гринька из магазина.

«Пусть сам покупает!» — раздраженно думал он, шагая к дому.

— Тютя! — обругал его квартирант и, не считая, сгреб сдачу в карман. — Попросил бы кого-нибудь.

— Там попросишь! Она все видит. Как заорала! Хорошо, что милиции не было.

— Черт с ней! Переговею… А интересная эта книженция! — Усатый впервые изобразил губами улыбку. — А Тернардье этот — ну сволочь!

Гринька два раза читал книгу и полностью разделял мнение квартиранта. Однако вступать с ним в беседу не захотел. Он и в школу ушел раньше времени, соврав, будто перед уроками у них должны состояться дополнительные занятия…

Войдя в класс, Гринька первым делом взглянул на стену, где обычно висит классная газета. Стенгазета и сейчас висела. Но старая, все с той же карикатурой на Г. Швырева, якобы оторвавшего у Нади Жмуркиной косу.

Неспешной походкой, насвистывая (надо же марку держать!), Гринька направился к своему месту. Возле Галкиной парты приостановился.

— Плохо работаешь, Чумакова. Ленишься. Такой материал тебе подкинул, а ты…

— Не радуйся. Рано. — Галка сидела, положив руки в кружевных манжетиках на парту.

— Значит, все-таки нарисуешь! — возликовал, Гринька.

— И без меня тебя нарисуют. Ой, Швырев, нарисуют! — И, не удержавшись, Галка добавила: — Была сейчас в учительской, слышала… По-моему, о-очень крупные неприятности ожидают тебя.

Расспрашивать о подробностях Гринька посчитал для себя унизительным. Крупные неприятности?.. Ерунда! Какие могут быть неприятности? Из школы не исключат. Кто за три дня до окончания учебы исключает! На второй год не оставят. Даже по английскому годовая выходит тройка. Мать вызовут в школу? На здоровье! Этого он и вовсе не боялся.

Тем не менее тревога поселилась в нем. Он пытался не думать о словах Галки, чинно сидевшей впереди. Пожевав зеленую промокашку, даже скатал тяжелый шарик и метким щелчком послал снаряд на вторую парту. Шарик застрял в ее кудрявых цвета соломы волосах. Розовыми пальцами Галка извлекла шарик из волос и брезгливо кинула на пол. И то, что она не обернулась, не посмотрела, кто бросил, почему-то окончательно испортило ему настроение.

В переменку Костя и Симка спустились к нему на второй этаж.

— Мощная идея! — сказал Костя.

— У Мишки Кабанова, — подхватил Симка, — настоящий шагомер есть!

— Идешь, — сказал Костя, — а он в кармане лежит и шаги считает!

— Покупайте, говорит, электронный пистолет, тогда махнемся. — Симка вытянул губы. — Покупайте! Девять рубликов.

— Я фонарик предложил, — вздохнул Костя. — От сети заряжается. Не хочет…

— Кисель да Калач — два дурака на одну букву! — Гринька уселся на подоконник: — Кому этот шагомер нужен!

— Интересно же, идешь, а он…

— Шаги по минутам можно считать. Перемножил — и готово. А фонарик в походе — первая вещь.

По коридору с куском мела и мокрой тряпкой в руках шла беленькая Галка.

— Швырев! — близко подступив к нему, сказала Чумакова. — За промокашку — спасибо!

— А ты видела? Это я?

— Видела. У тебя зеленая промокашка.

— Ну, я. Хочу и буду бросать!

— Но ведь и сдачи можешь получить. — И Галка выразительно подняла мокрую тряпку.

— Осторожнее, капнешь! — угрожающе сказал Гринька. — А то рассержусь и вместе с тряпкой в окно тебя выброшу!..

Чем бы закончилась эта горячая перепалка, за которой с любопытством и тайным восхищением Галкиной смелостью наблюдал Костя, неизвестно. Вдруг послышался низкий и мягкий голос:

— Швырев, ты, кажется, снова воюешь?

Перед ребятами стояла завуч Лариса Васильевна. Она покачала головой, и покачались ее пышные русые волосы.

— С девочкой воюешь… — чуть приоткрыв в улыбке зубы, добавила она. — Я сейчас занята, а на следующей перемене очень прошу тебя, Швырев, зайди ко мне в кабинет.

Когда Лариса Васильевна скрылась в толчее коридора. Галка без жалости посмотрела на красного и будто вспотевшего Швырева.

— Держись. Намылят тебе за вчерашнюю прогулочку шею. Так что обойдешься и без моей сдачи. — И, держа перед собой мокрую тряпку, вполне удовлетворенная, Галка ушла в класс.

— Да-а, — протянул Симка. И ничего больше не сказал.

Краснота, заливавшая лицо Гриньки, медленно сходила.

— Ты не бойся, — сочувственно сказал Костя, — она не злая.

— А чего это я должен бояться? — Гринька наконец овладел собой. — Ничего я не боюсь. — И он показал сизому голубю, сидевшему на карнизе окна, кулак. — А Мишке вашему — вот, дулю! — И Гринька чуть преобразовал крепко сжатый, большой кулак. — Электронный пистолет захотел! И фонарик не отдавай. Нужен нам его шагомер, как рыбе зонтик!

Скрывая свое беспокойство (посещение кабинета завуча сулило мало хорошего), Гринька до самого звонка на урок разносил делягу Мишку и его несчастный, ни в чем не повинный шагомер.

К следующей переменке воинственности его значительно поубавилось, и в кабинет Ларисы Васильевны он вошел бледный, понурый, с опущенными в землю глазами. Весь урок переживал. Хотя и убеждал себя, что ничего страшного с ним сделать не могут, но мысли были только об этом. Вызвали бы его к директору — меньше бы волновался. Отругают, пристыдят, и все. А Лариса Васильевна — красивая, белозубая, спокойная, с ласковой улыбкой — смущала Гриньку, вызывала неясное и беспокойное чувство вины.

— Гриша, — выйдя из-за стола, сказала Лариса Васильевна, — мне очень неприятно это говорить, но ты сам вынуждаешь к этому. Я давно не видела Зою Николаевну такой расстроенной. До вчерашнего случая она никогда плохо не отзывалась о тебе. А вчера была просто потрясена твоим поступком. Сам-то как это можешь объяснить?

Вот этого Гринька каким-то подсознательным чутьем и боялся. Оказывается, переносить ругань и нотации куда легче, чем отвечать на вопросы. И если бы только отвечать «да», «нет» — в том-то и дело: просит объяснить. Не требует, а просит.

— Что же ты молчишь, Гриша? — Лариса Васильевна села рядом на стул. — Обидела тебя чем-то Зоя Николаевна? Чем?

— Не обидела, — тяжело, будто поднимая груз, вздохнул он.

— Настроение было плохое? Или тебе нужно было куда-то обязательно пойти?

На его дрогнувшем лице изобразилась такая мука, что Лариса Васильевна, словно сожалея, что затеяла этот разговор, легонько и ободряюще похлопала его по спине и сказала:

— Хорошо, хорошо, не будем… Но, Гриша, очень прошу тебя: будь мужчиной — подойди к Зое Николаевне и попроси прощения. Она человек очень впечатлительный, жизнь нелегко у нее сложилась. Я тебя прошу — подойди… Ну, — переменила она тему, — а что думаешь летом делать? Можем путевку достать тебе в лагерь.

— Я в поход пойду, — с неожиданной для самого себя легкостью, как о решенном, сказал Гринька. Ему даже захотелось рассказать об этом побольше, но помнил, что перемена короткая и рассказать не успеет. Да и стоит ли вообще? Однако Ларисе Васильевне самой захотелось узнать подробности. И Гринька сказал, что поход двухнедельный, по области. Кроме него будет Костя Киселев из шестого «А» и Калачев из того же класса.

— Трое известных «биологов», — улыбнулась завуч. — То-то вы в коридоре вместе стояли… А кто же командир в походе?

— Отец Кости.

— Да неужели? — радостно и совсем по-домашнему удивилась она.

Тут уж Гриньке пришлось выложить о затеваемом походе все, что знал. Правда, знал он пока немного, только от Кости. Но и этого рассказа хватило, чтобы звонок об окончании перемены застал его в кабинете.

И еще задержался на две минуты. Не виноват — Лариса Васильевна задержала.

— Было бы прекрасно, — говорила она, — если бы собрали небольшие гербарии. Листья, травы, цветы… Это будут полезные пособия для школы. А в сентябре сделаете отчет. Что видели, расскажете, что узнали нового. Покажете гербарии. А как же, — добавила Лариса Васильевна, — назвались биологами — отчитывайтесь на ученом совете!

Загрузка...