Урядник, как мы и договаривались в своей переписке, прибыл рано утром в имение деда. С ним были пятеро, трое полицейских и два человека в партикулярном платье, другими словами, в обычной гражданской одежде.
Я первым вышел на крыльцо, так как не участвовал в разговорах, а больше слушал.
— Дмитрий Фёдорович Тарасов, помещик, и Савва Сигизмундович Телецкий, купец и маг, — представил мне урядник своих спутников в гражданском, — А я смотрю, вы изрядно развернулись. Не ожидал, право слово не ожидал, — удивлённо качал головой урядник, по мере того, как из усадьбы выходили вооружённые люди, а со стороны конюшни к ним стали подводить осёдланных коней.
При виде военной формы на обоих братьях Ганнибалах и на паре наших соседей, урядник подтянулся, принимая бравый вид и преисполнился почтения. А купец, из его сопровождения, лишь присвистнул, когда оглядел собирающийся отряд.
— Этакой силой и городишко какой впору на шпагу брать, — довольно громко шепнул он своему соседу. Неужто и вправду с нами целый генерал с гусарским подполковником будут!
Кавалькада и в самом деле случилась знатная. К Павлу и Петру Исааковичам прибыли слуги в количестве четырёх человек, Лошаков, если что — аж целый генерал в отставке, был с сыном и их егерем, четверо дворян, из соседей — помещиков тоже взяли с собой по одному сопровождающему, явно из бывших служивых, и со мной был дядька, вооружённый кирасирским ружьём и пикой. По его словам, он тем и другим владеет неплохо, так что дед охотно вооружил моего слугу из своих нескромных запасов.
Мне же была доверена пара кавалерийских пистолетов, весьма неплохой работы.
Со слов урядника разбойничья ватага расположилась верстах в двадцати от нас, неделю назад захватив небольшой отдалённый хуторок, где раньше проживало четыре семьи пасечников.
Мужиков варнаки перебили, а баб и детишек оставили в живых. Один-то оголец и сумел убежать, упав в ноги первому встречному полицейскому.
Местечко тати выбрали глухое, вдали от дорог и других поселений, а самих пасечников вряд ли кто хватится до окончания сезона.
Я уже оценил, как уверенно мой Пушкин держится в седле. Мне даже думать не приходилось, тело само работало, выдавая в нём достаточно опытного наездника.
Наш отряд шёл на рысях. Люди все в возрасте, никто лишнего не лихачества себе не позволяет, и в галоп не срывается. Многие успели с французом повоевать, оттого ведут себя почти беззаботно, наслаждаясь погодой и компанией. Даже в разговорах на ходу особого напряжения не чувствуется.
Тот же Лошаков уже успел всех соседей на бал пригласить, который он устраивает на следующих выходных в честь дня рождения дочери.
Да-да, той самой Лошаковой, из-за которой Пушкин, в моей истории, чуть с Павлом Исааковичем дуэль не устроил, даром что девица была дурна собой. Но Павел Исаакович, прекрасно понимая, что шансов у молодого Пушкина против него, боевого офицера, не так-то и много, сумел всё свести к шутке. Недоразумение разрешилось через десять минут объятиями и плясками.
Затем дядя тут же выдал экспромт:
— Хоть ты, Саша, среди бала
— Вызвал Павла Ганнибала;
— Но, ей-богу, Ганнибал
— Ссорой не подгадит бал!
А Пушкин… А что Пушкин — поэт потом творчески переложил эту историю в «Евгении Онегине»:
— Поэт конца мазурки ждет
— И в котильон ее зовет.
— Но ей нельзя. Нельзя? Но что же?
— Да Ольга слово уж дала
— Онегину. О боже, боже!
Вот мне было сначала непонятно: подумаешь, пошла танцевать с другим. Стоит ли из-за этого стреляться? Разгадка таилась в котильоне — бальном французском танце. В пушкинскую эпоху приглашение на котильон считалось сигналом окончательного выбора дамы. И если та соглашалась на котильон, значит, была не против.
Осваиваю понемногу местный этикет, бальные интриги и даже язык веера. Это только со стороны кажется, что у барышень и дам на руке он, как средство от духоты на шнурке болтается. Как бы не так! Та же барышня легко может им показать, что она готова к флирту, а то и чему более серьёзному, так и обрубить все надежды в её отношении, решительно отвергнув кавалера. С помощью веера барышня может и в любви признаться, и прощения попросить. А всё почему?
Этикет и требования морали, чёрт бы их побрал! Открыто говорить нельзя, а вот с помощью веера — почему бы и нет.
Так что, если желаешь быть ловеласом — будь добр, следи за веером своей избранницы внимательно. Долго позировать ей приличия не позволят, но мимолётный взгляд и одновременно поданный знак может о многом сказать.
Например, чтобы сказать своему поклоннику «да», даме требовалось приложить веер левой рукой к правой щеке, а чтобы категоричное «нет» — открыть его и приложить правой рукой к левой щеке.
И всё это сиюминутно, на лету. Малейшая невнимательность — и ты неправильно «перевёл» послание, отчего легко можно попасть в неловкое положение.
Вот не готов сказать, заинтересуют ли меня барышни так же сильно, как парочка дворовых девок у бабушки в имении. Про тех хоть мне точно известно, что они два раза в неделю в баню ходят, а как у барышень с гигиеной тела всё обстоит, кто его знает. Французская мода, повально сразившая русское дворянство, могла и на умах дворянок всерьёз сказаться.
Отчего меня это беспокоит, так это модные при французском дворе вошебойки…
Пикантная мелочь от французской культур — мультур…
Как по мне, так наши дворовые девки-то, те, что из крепостных, почище иных барышень, считающих себя благородными, будут. Это в буквальном смысле слова. Ибо моются они чаще и со вкусом, а не раз в пару месяцев своё нечто этак пикантно в тазиках полощут, и всё остальное влажным полотенцем проходят, завершая столь несложный гигиенический процесс.
И если говорить о мире, куда я попал, с точки зрения ощущений, то в первую очередь хочу отметить — он пахнет.
И для начала, в этом виноват мой обострённый нюх. В том смысле, что обоняние у этого тела такое, какого у меня в моей прошлой жизни ни разу не было. Я даже представить себе не мог, что человек, словно собака, может по запаху следа пойти. Полноценную собаку я, может быть и не замещу, но запахи различаю очень даже отчётливо. И да – местные дамы пахнут.
— Александр Сергеевич, вы поняли расстановку? — похоже, не в первый раз пробовал уже достучаться урядник о моего сознания.
— Извините, сильно отвлёкся. Оттого всё пропустил, — на голубом глазу выдал я версию, которую не вдруг проверишь.
— Было решено, что вы, со своим служкой, присоединяетесь к моему отряду.
— Да и Бога ради. У нас есть проблемы? — попробовал я поделиться с урядником своим благостным и позитивным настроением.
— Из хутора, что варнаки заняли, есть две дороги. Одна через чащобу, а вторая вдоль озера до реки. Сдаётся мне, что когда мы со стороны чащобы надавим, то их главари попробуют к реке уйти.
— Да ладно вам. С нами маги, у которых опыта боёв, как у Савраски блох.
— Александр Сергеевич, а вы в предчувствия верите?
— Не только верю, но и сам иногда могу что-то внятное предсказать, — обрадовался я коллеге по несчастию.
— Тогда будьте недалеко от меня и слугу своего берегите, — если что, урядник это сказал буквально за минуту до нашего разделения.
Наш отряд разделился на две части.
Мои дядьки и их соседи помчались вперёд, а мы, с урядником и его отрядом, поспешали в обход, чтобы перекрыть татям путь отступления вдоль озера.
Небезуспешно. Рвались по этому пути некие личности, и судя по тем артефактам, что были на них — далеко не простолюдины. Четверых только мне пришлось одолеть. Купец помогал, но он, как маг не особо силён оказался. Пытался пыль перед противниками поднять, да ямы у них под ногами вырыть. И лишь разок Шипами саданул, успев поймать на них одного из разбойников пусть и не до смерти.
Интересное дело, купец наш магичит с помощью необычного перла, но силы он у него не великой. А так-то перл любопытный. Надо будет узнать, где он его заказывал.
Когда шум сражения поутих, мы двинулись вперёд, к той пасеке, крыши домов которой уже виднелись.
Как и почему я не заметил и проглядел ЭТОГО, не спрашивайте. Сам не знаю. Вроде у меня всё чисто было, и никаких опасностей я не отмечал.
Тем не менее, вышло то, что вышло.
Буквально из-под куста на меня выскочил здоровенный лохматый жлоб. Он уже нацелился на меня рогатиной, которую, чуть замешкавшись, сумел вытащить вслед за собой, но дядька поймал его уже в прыжке своим выстрелом, но затем он и под рогатину сунулся, прикрывая меня.
Зачем? Не долетел бы до меня этот суицидник, устроивший себе схрон в яме около тропы.
Короче — у нас первый тяжёлый… И это мой дядька.
Рогатина разбойника ему по бедру прошлась.
Похоже, виной всему была паника.
Наскоро обработав рану Никите рану и перетянув кровоток, я взбычал.
Помню, как взлетали и рассыпались дома пасечников, словно из соломы сделанные, как падали изгороди и разлетались бородатые люди, которые было пытались нам угрожать.
— Александр. Саша. Ты с нами? — услышал я голос Павла Исааковича, который теребил меня за щёки и мял мне уши.
— Достаточно. Опамятовал, — сразу же отказался я от услуг этого доморощенного целителя, как в сознание вошёл, — Мы победили?
Похоже, меня на какой-то телеге везут вместе с дядькой. Сена на неё столько накидали, что мы лишь покачиваемся на колдобинах.
— Если обобщить, то да, — этак витиевато отозвался родственник.
Мне этого хватило. Заснул я тут же, глубоко, исполненный чувством хорошо выполненного задания.
Подъезжали к Михайловскому ближе к вечеру. Никита спал, я валялся и злился на бандита, что ранил дядьку, на себя, да и на Никиту то же.
Ну, зачем он полез на рогатину? Знал ведь, что вокруг меня воздух уплотнён. Мы же вместе с ним перл испытывали перед выездом. Он лично сначала без толку в меня еловые шишки кидал, а под конец безуспешно попробовал пробить мой щит гасилом.
Устав от самобичевания, я уселся в телеге на сене, глянул на дядю, едущего рядом верхом, и прыснул.
— Павел Исаакович, а что это у Вас лицо такое опухшее, что вместо глаз две щёлочки, а за щеками ушей не видно.
— Шутишь? — пробурчал дядя, — Значит живой. Мы своей командой пару ульев опрокинули. Вот нам и досталось. Такое ощущение, что у меня кожа на лице натянута, как на барабане. Того и гляди лопнет. Год теперь на мёд смотреть не буду.
— Зря Вы так, — распирало меня от смеха, — Мёд продукт полезный. Хотите, попрошу Марью Алексеевну, чтобы нам к ужину блины с мёдом подали?
— Нет уж, увольте. Сдам вас с Никитой на руки родным, а сам в Петровское к Петру Абрамовичу поеду, раны залечивать.
Угу. Я даже догадываюсь, как вы лечиться будете. С Павлом Исааковичем подговорите Вениамина выцыганить у деда четверть водки, якобы на чествование победы над бандитами, а завтра будете с похмелья умирать до обеда.
Встречали нас всем сельцом во главе… с настоятелем Святогорского монастыря игуменом Ионой.
Здрасьте, приехали. А это рыжебородое чудо какого лешего к нам припёрлось на ночь глядя?
— Павел Исаакович, мы что-то пропустили? — не сводя глаз со святого отца, негромко поинтересовался я у дяди. — В нашем доме кто-то умер?
— Надеюсь, что нет, — так же тихо ответил дядя. — Урядник, увидев раненного Никиту, послал своего подчинённого в обитель за отцом Ионой. У него есть перл, исцеляющий открытые раны.
О как. Игумен у нас оказывается, не только душевные раны лечит, но и телесные. Хотя, почему бы и нет. Церковь организация богатая и может позволить себе артефакты. Не удивлюсь, если церковники сами источники находят и перлы формируют. Возможно, у них даже есть своя школа артефакторов.
Марья Алексеевна, как-то раз заикалась, что хочет быть погребённой в Святогорской обители, рядом с бывшим мужем в некрополе Ганнибалов. Заодно, как знающая всё обо всех в окрестности, по секрету немного рассказала и про игумена Иону.
Святогорская обитель считается исправительной для проштрафившихся священнослужителей. Все монахи в ней ссыльные — кто за развращенность ума и сердца, кто за прелюбодейство, кто за воровство или какие-нибудь другие большие прегрешения. Все обидчивы, сварливы и злы, как осы осенью. Вот отца Иону церковное начальство и прислало следить за этим осиным гнездом, дабы монахи чего не учудили. На самом же деле, он, как и все остальные, попал в обитель в наказание за свою нерадивость и разные оплошности. Просто должность повыше, да спросу больше. Естественно ссыльные стучат на своего надзирателя, а тот стучит на ссыльных, за то, что те стучат на него. В целом же, отец Иона более чем добр и скромен. Можно ещё добавить, что домашним настойкам и наливкам он предпочитает ром. Любит выпить, но не теряет головы. Но это мне уже Виктор Иванович поведал после бабкиного описания игумена. Откуда он это не знает — не спрашивайте. Видимо что-то когда-то про Пушкина читал и в памяти отложилось.
Не успела телега подъехать к господскому дому, как четверо дворовых мужиков подхватили Никиту, и понесли его во флигель, где Марья Алексеевна, как старому слуге семьи, выделила дядьке маленькую комнатку. Игумен вслед за процессией, скрылся в доме, а я, попрощавшись с Павлом Исааковичем, уселся на террасе у входа и задумался.
Однозначно нужно что-то решать с перлом для бабушки. А то отлучишься на денёк, приедешь домой и не дай Бог попадёшь на отпевание. Решив не оттягивать этот вопрос, я кликнул Прохора и поручил ему бежать в Тригорское к Прасковье Александровне с просьбой принять меня утром. Не буду загадывать, но если не договорюсь с соседкой, то придётся бабушку везти на ту сторону озера, к колодцу на дедовых землях. Можно, конечно и бабкиной кровью обойтись, но не хотелось бы. Вдруг Марья Алексеевна меня за сатаниста примет, если я попрошу её своей крови в пробирку нацедить.
Не успел умчаться Поползень, как на террасе появился Лёва и позвал в гостиную, где накрывают на стол. Оказывается, игумен уже вылечил Никите ногу.
Хм. Быстро, однако. Видать у Ионы сильный артефакт, если он так быстро справился с дядькиной раной. Уж я то, видел, как Никите бедро рогатиной раскурочило. Сам ведь и перевязывал.
Естественно такое деяние требует к себе уважения и потчевания целителя. Нет, с простым доктором, может быть только деньгами и рассчитались бы, но со священнослужителями такое не пройдёт. Те и деньгами примут, если, конечно, дадут, после за стол сядут, а напоследок ещё и что-нибудь съестное с собою возьмут в качестве подаяния. Да и пусть его. Без меня обойдутся. Не хочу никого видеть. Лучше прадедовы фолианты полистаю. Мне из бабкиной сущности артефакт предстоит формировать, а как это делается, я пока ещё с трудом себе представляю.
Устроившись у окна, я зажёг фонарик, который на время отжал у брата и принялся за чтение.
Формирование перла для кого-то мало отличается от того, что я раньше делал для себя. Просто при формировании конструкта необходимо к своей сущности прибавить личную сущность другого человека. При этом, чем больше общаешься с этим человеком, тем проще, и тем большее количество его сущности сможешь внести в приготавливаемый конструкт, поскольку сущности как бы притираются друг к другу и не происходит отторжения. Отдельно стоит отметить. что близкий и родной по крови человек это не одно и то же.
Хорошим результатом считается, когда сущности формирователя и будущего пользователя находятся в конструкте в пропорции один к одному. В случае с близкими людьми пропорция смещается в сторону носителя. В результате ему проще управлять перлом и приходиться меньшее количество эссенции пропускать через себя.
В общем, теория понятна. Осталось её воплотить на практике.
— А что у нас с нарядом для сестры? — взглянул я на часы, а затем на Ларису, читающую через моё плечо.
— Буквально перед твоим приездом закончили, — доложила девушка, — Ольга его теперь снимать отказывается, пока ты не увидишь. Боюсь, и спать в нём ляжет, если тебя не дождётся.
Пришлось идти к сестре в комнату. Ну, не дело это девушкам спать в рединготе. Знать бы еще, что это такое.
Подозреваю, что Лариса в сговоре с женской частью моего семейства, потому что в комнате сестры меня ждала засада. Ольга посреди комнаты кружилась в своем наряде. Около стены на стуле сидела искренне улыбающаяся бабушка, а рядом с кроватью стояла насупившаяся мама.
При моём появлении сестрица обняла меня за плечи и начала бормотать слова благодарности.
— Ольга Сергеевна, что Вы себе позволяете? — послышался окрик мамани.
У, мымра! Никого, кроме себя не любишь. Так дай хоть детям не растерять братской любви.
— Простите, Александр Сергеевич, за то, что была не сдержана,– покраснела сестра и отступила от меня.
Вот ведь суки, а не родители у Пушкина были. Понятное дело, что согласно этикету девушка до замужества обязана жить с родителями, но это же не значит, что её нужно дрессировать так, что та даже родным не имеет права показать своих чувств. Ладно, с Лёвой всё намного проще — он пацан, с него спроса меньше, но девку определенно замордовали. Не зря она в реальной истории, будучи старой девой, убежала под венец с первым встречным.
— Наденька, нельзя так, — неожиданно вступилась за нас бабушка, — Они брат и сестра.
— Александр Сергеевич, — словно ничего не случилось, продолжила мама, — А можно мне в Санкт-Петербурге то же нечто похожее пошить?
«А хреном по лбу не хочешь за свои выкрутасы?»– подмывало меня ответить. Впрочем, поживём — увидим.
— Сейчас рано загадывать. На Оле сейчас костюм по последней парижской моде, — обтекаемо начал я, и намеренно назвал сестру сокращенным именем, чтобы позлить родительницу, — Я случайно увидел его в свежем французском журнале, попавшемся мне на работе. Думаю, в Санкт-Петербурге у Вас будет больше возможностей изучать модные издания, чем у меня в Коллегии.
Пожелав всем спокойной ночи, я с трудом заставил себя не хлопнуть дверью. Мать сумасбродка и эгоистка, но двери-то здесь при чём?
Хотел было отправиться спать, но решил навестить дядьку.
По местным понятиям Никита шикарно устроился. Хоть и небольшая комнатка, но с дверью и окошком, выходящим во двор. Вместо кровати два больших сундука, на которых лежал набитый тряпками тюфяк. Ну, не на полу и соломе спит человек — уже хорошо.
— Как ты? — заметил я, что дядька проснулся, как только я вошёл, — Ничего не болит? Что отец Иона сказал?
— Как ни странно, а болей никаких нет, — ответил еле слышно Никита. — И немощь чувствую свою. Боюсь, если на ноги встану, так сразу упаду. Игумен, который меня лечил, сказал, что через неделю бегать буду.
— Ты крови много потерял, — пояснил я, — Потому и слаб. Тебе сладкого надо больше пить. Я попрошу Марью Алексеевну, чтобы тебе шиповниковый и крапивный настой давали. При кровопотере хорошо помогает. Яблок бы тебе, но откуда они до спаса. Кислые они ещё.
— Я же в туалет ходить не смогу, — попытался запротестовать дядька,– Я ведь лопну, если много воды пить.
— Вон горшок, — кивнул я на посуду, стоящую в ногах у сундука, — Сподобься в него ходить. Девки вынесут. Бабка им накажет. Негоже под себя гадить.
— Спасибо, барин, — дрожащим голосом ответил Никита.
— Это не мне, а тебе спасибо, за то, что бросился меня защищать,– осадил я дядьку. — Да Марье Алексеевне потом в ноги поклонишься, за доброту. А меня пока не за что благодарить. Никита Тимофеевич, хотел тебя попросить. Ты в курсе, что Пётр Абрамович собирается в Ревель ехать. Если кто спросит, не отрицай, но и сам лишнего никому не трепли. Особенно о том, зачем старик едет. Договорились?
— Конечно, договорились,– кивнул дядька. — Едет себе старый на родину морским воздухом подышать — его дело. Не запрещено. А то, что с племянниками и внуками. Так на то она и молодость, чтобы старых в дороге сопроводить, да компанию им составить.
— Вот и договорились, — улыбнулся я.
Понятливый у меня дядька. Такого ругать язык не повернётся.