В монастырь к Ионе я поехал сегодня после обеда.
Восьмое сентября — Рождество Пресвятой Богородицы. И мне пришлось церковь посетить, и отец Иона вряд ли бы меня встретил и понял, заявись я к нему до окончания службы.
По-видимому игумен был чрезвычайно занят, но он нашёл минутку, чтобы выйти на крыльцо.
— Брат Афанасий с вами поедет, — коротко изложил он мне ситуацию, после взаимного обмена приветствиями.
Афанасием оказался субтильный монашек, с ясным взором широко раскрытых голубых глаз и абсолютно безмятежной улыбкой.
Дожидаться его пришлось недолго. Вскоре он вышел во двор, представился и поплёлся к конюшне. Не прошло и пяти минут, как он присоединился к нам с дядькой, на такой же безмятежной, как он сам саврасой кобыле, осёдланной плохо и бедно.
— Ты точно знаешь, брат Афанасий, куда нам ехать нужно? — обратился я к этому чудаковатому юноше, который явно был не совсем от мира сего.
— Игумен велел мне показать вам места, где я возмущения чувствую. Наша братия такого не замечает, а у меня прямо вот тут жечь начинает, — всё так же безмятежно поведал нас монашек, постучав себя пальцем чуть выше пупа.
Я переглянулся с дядькой и с улыбкой пожал плечами — игумен Иона вроде серьёзный человек, не должен он так шутить, попусту отправив нас с этим блаженным.
Меж тем, брат Афанасий трусил себе не спеша, даже не думая подгонять свою кобылку, и откровенно радовался конной прогулке. Он с удовольствием слушал пение птиц, разглядывал облака и принюхивался запахам недавно заскирдованной соломы. Минут через пятнадцать, когда я готов был уже начать его расспрашивать, куда же мы едем, он сам вдруг остановил савраску и замер с закрытыми глазами, словно прислушиваясь.
— Вон там, шагах в ста, а то и поболе возмущение есть, — махнул он рукой в сторону редкой лесополосы, наискосок рассекающей монастырское поле с уже убранным урожаем.
— Ждите меня здесь, я быстро, — вскачь пустил я Рыжего через поле в указанном направлении, оставляя дядьку с монашком на дороге.
Хм… Действительно, колодец. Постоянный, но не из лучших. Пожалуй, средненький перл Света на нём вполне можно соорудить не осушив его до конца, но не в этом дело…
Наш компас — провожатый его на приличном расстоянии вроде бы почувствовал. Намного дальше, чем у меня получается.
— Молодец, Афанасий! Есть там источник для возмущений, — постарался говорить я с парнем на его же языке, не выдавая цели наших поисков, — А ещё какие-то чувствуешь?
— Так вон же, — невозмутимо ткнул монашек почти что в противоположную сторону, — Тот хоть и вдалеке, а уже так жжёт, что я ближе к нему и не поеду.
— А где именно, вдалеке? — попробовал я уточнить направление у этого чудака.
— Если на ту одинокую березку смотреть, то ещё дальше за ней, — выдал он вполне приличный ориентир на самом дальнем краю поля.
— С места не двигайтесь, я на вас буду оглядываться, — предупредил я больше дядьку, чем нашего сопровождающего.
Вот ей-богу я, гордящийся своей способностью по поиску колодцев, ровным счётом ничего не ощущаю. А этот… И как ему не поверить — там на лицо глянешь, и сразу понятно, он даже врать не умеет.
Ехать пришлось долго, без малого, с километр. Я уже почти разуверился, и тут — почувствовал…
Да так, что дыхание перехватило.
Мама дорогая! Великий колодец Материи!!
Редкость редчайшая!
Мало того, что про Великие колодцы я только слышал, так ещё и Материя!
У нас, в России, они встречаются крайне редко. Я даже от кого-то в лицее слышал, что за перлами Материи наши русские князья в Германию ездили, платя немцам за их изготовление сумасшедшие деньги. И вряд ли это были перлы, сформированные на Великих колодцах.
Я насилу отдышался и свернул к речке, что бежала неподалёку. Вот это меня торкнуло! Чую, лицо горит, и сам я сейчас похож на помидор.
Умылся, напоил Рыжего, и взяв себя в руки, поехал к своим спутникам.
Подъехав, лишь кивнул дядьке, подтверждая, что наш радар не соврал, и мы так же неспешно тронулись дальше, частенько сворачивая на совсем неприметные съезды и затем вновь выезжая на какое-то подобие дороги, чуть отсыпанной речной галькой.
Прокатались около двух часов. Наш провожатый указал ещё на два колодца, один из которых оказался временный, и вполне созревший, и опять — Свет.
Как оказалось, мы по этим стёжкам — дорожкам дали здоровенного кругаля, а искомый источник, тот, что был так нужен для выполнения заказа митрополита, нашёлся лишь тогда, когда совсем недалеко от нас уже стали видны купола монастыря.
Нормальный такой колодец. Ничем не хуже и не лучше тех, что я уже находил в Тригорском и около Михайловского. Неужто они тут все стандартные?
— Брат Афанасий, пожалуй, на сегодня достаточно. Позже продолжим, а пока передохнуть не мешает, — поблагодарил я парня, в ответ на что он на очередном повороте невозмутимо завернул свою савраску на какое-то подобие тропы, и всем нам пару минут пришлось пригибаться, проезжая под нависшими ветками, пока мы не выскочили на луг, где паслось многочисленное стадо монастырских гусей.
Встревоженные птицы было загоготали и захлопали крыльями, но тут Афанасий хлопнул несколько раз в ладоши и коротко гоготнул в ответ. Отчего-то гуси тут же потеряли к нам всякий интерес и занялись своими делами, ковыляя по заливному лугу в поисках пищи.
— Афанасий, а что сейчас было? — не смог я скрыть своего удивления.
— Я шесть лет подряд не только пас гусей, но и зачастую спал вместе с ними. Мы научились друг друга понимать. Это не так сложно. Нужно всего лишь захотеть, — на голубом глазу выдал наш проводник, раскрывая себя с совсем другой стороны.
Интересно, отец Иона знает цену этому парню?
А то у меня прямо-таки ручонки зачесались… Но это дело будущего.
— Ваше Высокопреподобие, доложите кому нужно, что искомое на монастырских землях найдено. Я готов выполнить договорённость, но очень прошу учесть, что не позже двадцать второго числа я вынужден буду отбыть в Петербург, в связи с окончанием отпуска. Служба, сами понимаете, — добавил я уже чисто для игумена, — Мы ещё не всё осмотрели, но на днях я хотел бы проехаться по уже найденному. Надеюсь, у вас нет возражений? — намекнул я на то, что собираюсь воспользоваться авансом, пока митрополит не прибудет.
Такой момент у нас оговорён не был, оттого я с интересом смотрел на Иону. Было любопытно, как он себя поведёт.
Он меня разочаровал… Просто кивнул головой, выразив согласие, и развернувшись, пошёл заниматься своими делами.
— Мавр сделал своё дело! Мавр может отдыхать! — вслух произнёс я только что рождённый в моей памяти спич, радуясь удачному завершению наших поисков, — Никита, ты дорогу в Арапово случаем не знаешь?
— Знаю, но далековато выйдет.
— За час управимся?
— Может и управимся, если поспешать будем, — согласился дядька, разворачивая своего каурку, — А для чего нам в Арапово, Александр Сергеевич?
— Дядья в баню приглашали. Говорили, она там какая-то особенная, — чистосердечно признался я, толком не запомнив детали приглашения.
— Хех-х-х, — как-то по-особенному громко и выразительно крякнул Никита, хлестнув своего коня плёткой, что он делал крайне редко.
И вот сейчас я не понял. То ли дядька меня одобрил, то ли осудил. Прозвучало так, словно это был микс одного с другим.
Домчались мы примерно за час. Деревенька Арапово, если что, не просто так имеет столь особое название. Понимающим людям уже оно одно многое может сказать.
Как вскоре выяснилось, не только сказать, но и показать…
— Эй, паренёк. Не подскажешь, где у вас тут баня господская? — окликнул я неказистого дворового мальчишку, въезжая во двор некоего подобия усадьбы.
А когда мальчишка обернулся, у меня чуть челюсть до земли не отвисла — как есть Пушкин в юности. Этак, лет одиннадцати — двенадцати.
Сильна кровь Ганнибалов! Ох, сильна! В любом отроке заметна.
Теперь всё на свои места встало, и название деревни ой как к месту пришлось.
— Никита Фёдорович, — окликнул я слугу, едущего за мной на своём коне, — А отчего мы в Арапово ночевать-то остались?
— Так ты же сам домой не захотел ехать, барин, — послышалось за спиной. Что интересно, по интонации сказанного и не поймёшь, то ли дядька доволен, то ли осуждает, — Сказал, что на дворе ни зги не видно, а в такую темень скакать, только ноги коням ломать.
Я, правда, так сказал? Вполне может быть. Не помню, как ночью, а с вечера облачно было, до сих пор не распогодилось. Если луна землю не освещает, то по дороге не только кони, но и сам шею свернёшь. Фонарик у брата, да и то не факт, что я смог бы управлять перлом. А тот артефакт-прожектор, что я для подводных работ формировал, в бабушкином доме лежит. Он, конечно, очень удобный — надел в любом состоянии и свети на полверсты, но не таскать же его собой постоянно.
— Никита, а давай мы тебе перл-фонарь сделаем, — остановив коня, подал я, как мне кажется, стоящую идею.
Собственно говоря, а почему я не могу сформировать простенький артефакт для своего слуги? Дни становятся короче, а ситуации разные бывают. Наденет дядька фонарик на лоб и пусть себе светит под ноги. К тому же временный колодец Света на примете есть. В нём ничего серьёзного не сделать, но будет жалко, если он просто развеется. Вдобавок мне нужно испытать ларец, собирающий эссенцию. Есть у меня на этот сундучок кое-какие планы, и будет обидно, если он не позволит осуществить мои задумки.
— Так я же перлам не обучен, Александр Сергеевич, — выровнял Никита своего коня вровень с моим, — Как я им светить-то буду?
— Сделаем такой же, какой я для водолазного шлема делал. Просто надеваешь перл и ничего от тебя больше не нужно, — объяснил я свою затею.
— Куда ж такой сильный? Таким засветишь, так вся деревня проснётся.
Согласен. Для подводных работ я мощный фонарь делал. Можно сказать стадионный софит. На суше он если не на полверсты, то не намного меньше светит.
— Ну, значит, сделаем слабый фонарик, чтобы не дальше пяти сажень дорогу освещал,– успокоил я дядьку, слегка сжал бока Рыжего и пустил его сначала шагом, а затем трусцой.
В Михайловском, решив не откладывать задуманное на потом, мы приторочили к седлу моего коня ларец, и собрались было выдвинуться в сторону источника, как из дома выскочил брат, а за ним и звонко тявкающий Рингер.
— Саша, ты куда собрался? — подбежал ко мне Лев, а за ним и щенок.
— В сторону Святогорского, — присел я на корточки перед пёселем, чтобы потеребить его по холке, — А что ты хотел Лёва?
— Возьми меня и Рингера с собой, — попросил брат, а за ним что-то гавкнул и мелкий. Спелись, оглоеды. И главное смотрят на пару так умилительно, что и не откажешь.
Не сказать, что Лёва в седле держится, как казак, но почти два месяца, проведённые в деревне, дают о себе знать. Так что, пару вёрст на рысях брат вполне осилит. Вот только пока ему коня запрягут, пока то, да сё, глядишь, и вечер настанет. Я, конечно, сильно утрирую, но примерно так и будет.
— С Никитой поедешь,– озвучил я брату своё решение, — А Рингера мне давай. Только сбегай, отца предупреди. Ох, и нахватаешься ты в поле репейника, — выговаривал я щенку, принимая того на руки.
Угу, можно подумать его это когда-нибудь останавливало. К услугам пса все дворовые девки, готовые день и ночь вычёсывать из его шерсти колючки и прочий мусор.
Я примерно догадывался, что произойдёт, когда открытый ларец для сбора эссенции окажется в Колодце, но не знал, что это будет так эффектно. Для понимания, можно визуально представить извергающийся вулкан и промотать процесс в обратную сторону. Что интересно, сверкающую и переливающуюся эссенцию, которая устремилась в сундучок, видел только я, а осыпающийся на дно ларца бледно-синий и мелкий, как манная крупа, аурум заметил и Лёва.
— Саша, а что это? — еле слышно спросил завороженный зрелищем брат, так же как и я сидевший на корточках у колодца.
Как я понимаю Лёву. Всё ему интересно. Если б я не видел эссенцию, мне бы тоже было любопытно, с какой стати ларец наполняется непонятно откуда берущейся манкой, пусть и синего цвета.
— Аурум Света, — ответил я и, предупреждая следующий вопрос, добавил,– Из него я для Никиты сформирую фонарик, а то внезапно выяснилось, что он у нас темноты боится.
— А он разве умеет управлять перлами? — недоверчиво посмотрел брат сначала на меня, а затем на дядьку, играющегося с Рингером в метрах пятнадцати от нас.
— Не умеет, — подтвердил я догадку Лёвы, — Но ему я сделаю постоянный перл. Ты ведь знаешь, что это такое.
— Знаю-знаю, — закивал брат.– Ты объяснял. Это такой перл, который не нужно контролировать, а достаточно контакта с телом. Ты такой для бабушки сделал, только он ей здоровьё поправляет, а не светит.
— По секрету скажу, — заговорщицки перешёл я почти на шёпот, — я такой же и для Петра Абрамовича сделал.
— Какой же это секрет, если он перл в перстень вставил и всем твердит, что изумрудная жемчужина тобой сделана?
Вот так и проваливаются явки, а за ними и целые разведывательные агентурные сети. Кто-то что-то сказал на краю губернии, а в Пскове об этом уже архиепископ знает. Да и ладно. Я пока не внакладе.
— Саша, а мне сделаешь перл, которым не нужно управлять? А то скоро учёба, задания, а при свече темно читать, — попытался пробить меня на жалость Лёва.
— Нет, братишка, тебе не сделаю, — помотал я головой, — Чтобы не читать в потёмках у тебя есть мой фонарик. Тренируйся на нём, чтобы даже не замечать, как сквозь тебя течёт эссенция. Иначе, получив в руки простейший фонарик, который достаточно только взять в руки, ты не захочешь учиться контролировать что-то более сложное.
Допускаю, что я слишком многого хочу от брата. Возможно, сейчас он и обидится, но Лёва — пацан не глупый, надеюсь он поймёт, что я желаю ему только добра, и лёгкий путь ни к чему хорошему его не приведёт.
Не знаю, какие уроки вынес брат, поскольку стоило нам вернуться в Михайловское, как они вместе с псом куда-то умчались и появились только за ужином. Как я и предполагал, Рингер уже был вычесан и, судя по вздутому животу, чьей-то заботливой рукой даже накормлен. Лёва Лёвой, а вот счастливое лицо Никиты после ужина нужно было видеть. У дядьки был такой вид, словно он в лотерею главный приз выиграл.
Были ли в Российской империи лотереи? Конечно, были, но в основном благотворительные. Например, в тридцать восьмом году Тарас Шевченко получил вольную за две с половиной тысячи рублей. Такую сумму собрали на лотерее, выставив призом портрет Василия Жуковского, написанный Карлом Брюлловым. Ну а то, что портрет выиграла Императрица Александра Фёдоровна, то дело десятое. Факт в том, что лотереи проводились со времён Петра I.
В общем, куда только не примерял дядька свой фонарик. Даже задумался над тем, чтобы проколоть себе ухо, дабы на нём носить вставленный в серёжку артефакт. Кончилось всё тем, что я подобрал в шкатулке с трофеями ажурную дешёвую брошку, в которую вместо мелкой стекляшки вставил перл, а с краёв привязал к ней две тесёмки, пожертвованные Ольгой из своих запасов. Вся эта конструкция повязывалась на голове, и в результате Никита бродил по ночному двору, как рыбак с налобным фонарём из моего времени. Месяца под косой, как и самой косы, у дядьки, конечно же, не было, но то, что во лбу звезда горит — это прямо про него в своё время поэт написал.
— Никита Фёдорович, доволен?
— Да как не быть довольным! Терь всяк увидит, что у меня штука магическая есть, а значит и авторитет среди нас, простых людей, ого-го, как поднимется.
— Авторитет — это очень хорошо. Очень скоро он тебе потребуется, — призадумался было я, но понял, что никого другого у меня нет, кому можно такое доверить, — Мне скоро в Петербург ехать, а ты тут останешься.
Моё решение дядька воспринял, как удар судьбы.
— Нешто провинился я в чём? — произнёс он негромко, но даже при этом у него под конец голос сорвался.
— Нет. Считай, на повышение пошёл. Не просто так тебя оставляю, и не навсегда. Моим доверенным лицом побудешь, и управленческому делу поучишься.
— Загадками говоришь, барин.
— Какие уж тут загадки. Сетевязальный заводик мы же вместе перед покупкой осматривали, так?
— Ну, так…
— Ремонт здания полотняной мануфактуры я при тебе начал, так?
— Так.
— А как уеду я, кто за всем досмотрит, а затем чухонок встретит и расселит?
— Я?
— Конечно ты, кто же ещё. Денег я тебе оставлю. Снабдишь их всякими мелочами житейскими, одёжкой зимней, утварью кухонной и сырьём, чтобы работать начинали. А как управишься, так и ко мне приедешь, если я сам раньше к тебе не выберусь. По зиме-то, да на санях — это тебе не летом по кочкам трястись. Вмиг лихачи домчат.
— Как же вы в Питере-то без меня будете? — расстроился дядька.
— Да вроде подрос я уже, Никита Фёдорович, а ты и не заметил.
— И то верно, — согласился дядька.