Глава 21

Можно сколь угодно долго говорить и спорить о нравах и традициях, царящих в Екатерининском Дворце, но дураков здесь точно нет. По крайней мере, я не успел таковых заметить. Не успели мы позавтракать и собраться в покоях, которые были выделены деду, как пожаловал дядин знакомый, генерал Захаржевский, в сопровождении молодого офицера:

— Позвольте представить, милостивые судари, адъютанта князя Волконского, штаб-ротмистра Сергея Григорьевича Строганова. Из вчерашнего разговора с Павлом Исааковичем, — посмотрел Яков Васильевич на моего дядю,– я понял, что вы желаете продемонстрировать Его Императорскому Величеству некие картины. Думаю, что лучше всего холсты вставить в рамы, коих в моём хозяйстве без счёту. Так как сам я в изобразительном искусстве мало понимаю, то позволил себе обратиться к Сергею Григорьевичу, который по долгу службы сегодня оказался в Большом Дворце. Зная о штаб-ротмистре, как о большом любителе и знатоке живописи, я позволил себе обратиться к нему за советом в выборе рам и дальнейшем представлении картин Его Императорскому Величеству в выгодном для вас свете.

Строганов. Знакомая фамилия. Почему-то у меня эта фамилия с Уралом ассоциируется. Или там Демидовы были? А ещё помню, что в моём мире какой-то московский универ эту фамилию носит, но попробуй разберись в честь кого из Строгановых он назван. У меня порой при упоминании какой-либо именитой фамилии складывается мнение, что Российская Империя скукожилась до размеров небольшой Санты-Барбары из одноимённого сериала. Назови, к примеру, фамилию Голицын, а потом объясняй, кого именно ты имел в виду — их в одном только Санкт-Петербурге больше чем дюжина наберётся, и один именитей другого.

Как бы то ни было, но холсты у нас забрали, пообещав обрамить их в ближайшие два-три часа, после чего можно будет выбирать место для экспозиции. Тут мы с дедом немного подискутировали: я предлагал провести презентацию в рабочем кабинете Его Величества, а Пётр Абрамович настаивал на Тронном зале и не меньше.

Точку в споре поставил генерал Захаржевский:

— Милостивые судари, в кабинет Его Императорского Величества вход посторонним запрещён, а Тронный зал слишком громоздок для предполагаемой экспозиции. Самый лучший вариант — это выставить холсты в Картинном зале.

А ведь, правда. Как я мог забыть о Парадном Картинном зале. Лично я его никогда не посещал, но предшественник и его одноклассники, благодаря учителю рисования Сергею Гавриловичу Чирикову, провели не один час в этой галерее. Интересное место, нужно сказать. В зале мало того, что каждая картина баснословных денег стоит, так они ещё, обрамлённые в позолоченные багеты, невзирая на размеры и сюжеты образуют единое разножанровое полотно. Такие своеобразные дорогие обои на каждой стене, что глаза разбегаются.

Что можно ответить на предложение генерала? Яков Васильевич хозяин во дворце и прилегающих окрестностях, ему виднее. Сказал: «Все в сад», то есть в зал — все и пошли, включая штаб-ротмистра. Я от экскурсии отказался, сославшись на то, что в каждом доступном помещении дворца бывал не раз. Вместо похода по достопримечательностям я решил заняться рисованием, для чего попросил генерала прислать в моё временное пристанище пару-тройку листов белого картона и несколько простых карандашей.

— Стыдно не знать основателя Императорского Строгановского художественно-промышленного училища, — выговаривал мне Виктор Иванович, когда я дорисовывал вид с кормы на затонувшую «Фрау Марию».

— А когда он открыл это училище? — поинтересовался я у тульпы, не отрывая взгляд от рисунка.

— В восемьсот двадцать пятом году.

— Тогда почему я должен знать этого штаб-ротмистра, если он ещё ничего выдающегося не сделал? Из-за фамилии? Этих Строгановых по России пруд пруди. Мне, например, по роду деятельности известен Григорий Александрович Строганов, который в начале века был послом в Мадриде, а затем в Швеции.

— Так это же сын и отец, — изумился Иванович моей, по его мнению, безграмотности.

— И что из этого? Почему мне должно быть стыдно, если я не знаю, кто чей сын, дядя или основатель какой-то рисовальной школы? У меня своей родни выше крыши. Лучше помоги мне флейт дорисовать. Напоминай детали, которые я упустил.

— Давно бы уже фотоаппарат сделал, — обиженно проворчал тульпа и принялся рассматривать мои художества.

— Как я тебе его сделаю, если перл не может информацию хранить? Прообраз немого телевидения можно попробовать сделать, но без записи транслируемого видеоряда. Даже знаю, как заставить перл проецировать изображение на экран, но думаю, дорогая игрушка получится. А главное — для чего она нужна?

— А радиостанцию можешь забабахать? — оживился Сергей, услышав знакомое слово «телевидение»,– Чтобы как по телефону разговаривать, например, из Питера с Михайловским.

— Хлопотно, но можно. Ещё б кто профинансировал это дело, вообще ляпота была бы,– кивнул я в ответ, представляя звон серебряных рублей, но опомнившись, одёрнул Серёгу,– Ты б лучше не уши грел, а декомпрессионную таблицу лишний раз вспомнил бы. Сейчас с рисованием закончу и её на всякий случай начертим. Вдруг Его Величеству любопытно будет.

— Так предложи царю-батюшке радиосвязь создать, — услышал я за спиной голос Алёны Вадимовны,– Будет меньше по стране мотаться, да лучше управлять. Глядишь, и отсыплет тебе мелочишку на молочишко.

— Посмотрим, как сегодня разговор сложится,– вздохнул я. — Сейчас-то чего загадывать. Вдруг Государь не в духе окажется, и все планы насмарку пойдут.

* * *

Разговор с Сергеем Григорьевичем Строгановым у меня состоялся, когда все хлопоты с установкой картин и освещением были благополучно завершены.

— Признаюсь, у меня бы не получилось всё с таким вкусом обставить и так удачно выбрать освещение, — польстил я будущему основателю знаменитого Строгановского училища, а потом и вовсе университета.

— Обожаю картины, скульптуры и предметы старины, но увы, служба и заводы, судьба которых теперь взвалена на мои плечи, отнимают уйму времени, — вздохнул блистательный офицер в безупречно сидящей на нём форме, — Знали бы вы, скольких трудов, денег и нервов стоил мне недавний запуск прокатного производства. Обычные валы пришлось отливать и переделывать несколько раз подряд. А всё почему? Оказывается, нет у нас металла, чтобы при отливке и обработке вала не всплыли внутренние дефекты, вроде тех же раковин или чуждых вкраплений.

— Так мага бы пригласили. С помощью перла Материи любой металл можно и прозрачным на время сделать, а то и вовсе мять руками, как сырую глину, удаляя из него все дефекты.

— А вы знаете такого мага? — чуть не подскочил на месте.

— Так есть тут умелец один, прямо в Царском селе. Только вам с валами он вряд ли поможет, слишком мал у него перл. Зато оружие отремонтировать, или сабельку какую в порядок привести для него проблем не составит. А под ваши задачи перл большой нужен. Я бы даже сказал — огромный. Зато как с ним научитесь работать, вам не только металл станет подвластен. Те же статуи из мрамора будут минимум времени занимать, если материал на какое-то время сделать мягким и податливым, словно воск.

— Шутите? Это каких же размеров такой перл будет? — заинтересовался Строганов.

— Так то не сложно подсчитать. Если перл диаметром в одну линию позволяет просветить примерно полпуда металла, или сделать пластичными около десяти фунтов той же бронзы, то перл в десять линий позволит достигать тех же результатов с объёмами в тысячу раз больше.

— Почему?

— Обычная геометрия, — пожал я плечами, — В случае с перлами как раз объём и является одним из основных показателей, определяющим силу магии, творимой с их помощью.

— Хочу такой перл, — выдохнул Строганов, закусывая губу и добела сжав кулаки.

Вот это я разболтался… А ведь… Да нет… А почему бы и нет?

Мысли залетали в моей голове, как стая испуганных ворон.

— Вы хоть представляете себе, сколько такой перл может стоить? — попытался я найти объективную причину, чтобы уйти от соблазна.

— И сколько же?

— Боюсь, что непомерно дорого. Большинство колодцев Материи в Германии и Австрии находятся. Но немцы вам перл такой силы ни за какие деньги не продадут, а в России я не слышал, чтобы у кого-то был перл материи хотя бы диаметром в четыре — пять линий.

— Немцам что, денег не надо? — хмыкнул Сергей Григорьевич.

— Мёртвым деньги не нужны.

— Как вас понимать?

— Такой перл — это громадный стратегический ресурс государственного значения. Полагаю, что владелец такого перла из несложных заготовок за день не один десяток артиллерийских стволов сможет сделать. Достаточно будет обычным мастеровым обернуть горячим листом заготовку, и он её потом так разгладит, что ни один специалист шва не найдёт. А следом точно так же обернуть ствол ещё одним слоем металла, что для артиллерийских стволов крайне полезно. И, заметьте, любой брак владельцу перла будет виден сразу, как только он сделает металл на время прозрачным. Оттого мне и кажется, что в Германии все серьёзные колодцы под строгим учётом, что при размерах их страны несложно осуществить.

— Значит, вы считаете, что раздобыть такой перл невозможно?

— Я этого не сказал. Я просто боюсь ошибиться в оценке, чтобы не ввести вас в заблуждение. Могу лишь ориентировочно предположить, что перл в десять линий, может тысяч двести серебром стоить, — привёл я сравнение, понятное любому военному человеку, так как линия здесь определяет калибр оружия, а английский дюйм как раз и составляет эти десять линий, — А если больше получится, то ещё дороже. К примеру, такой, но в двенадцать линий вам уже тысяч в триста может выйти.

— Однако… — не смог сдержать удивление Строганов, — Александр Сергеевич, я позволю себе нескромный вопрос, а вы можете не отвечать, если не хотите, но откуда вам столько про перлы известно?

Вместо ответа я вытащил свои золотые часы.

— Это подарок государыни Марии Фёдоровны. Выдан мне за нахождение колодца Жизни в окрестностях Царскосельского лицея.

— Понятно, — задумался мой собеседник, задрав лицо вверх, словно рассчитывал на потолке найти ответы на все свои вопросы, — Если я всё-таки решусь на покупку такого перла вы мне сможете чем-то помочь?

— Думаю, что да, и моё участие будет гораздо большим, чем вы себе предполагаете, — не стал я открывать раньше времени детали формирования магического кристалла.

Мне самому нужно время, чтобы подумать и с тульпами посоветоваться.

* * *

На просмотр картин государь явился вместе со своей матушкой — Марией Фёдоровной, в девичестве Софией-Доротей Вюртембергской.

Одеты оба были довольно просто. Государь в некое подобие военной формы, а его мать в довольно простое тёмное платье, без излишних изысков.

После смерти своего мужа Мария Фёдоровна так и продолжала до самого конца оставаться в образе безутешной вдовы. Умели немцы воспитывать невест для русских царей! Железобетонная фрау! Она не только с достоинством пережила нелёгкие годы совместной жизни под одной крышей с Екатериной II, но и после её смерти оставалась с виду такой же, оказывая большое влияние на своих сыновей.

Я вместе со всеми Ганнибалами и Захаржевским, вытянулся «во фрунт», высказывая внимание и уважение столь высоким персонам.

Пробежав по нам глазами, государь улыбкой отметил лишь деда и меня, так как он нас раньше видел и знал, то же самое повторила и его матушка.

— Экие вы интриганы, — покачал Александр головой, глядя на два станка, занавешенных тканью, — Показывайте уже, чем вы нас удивить решили.

Оба дядьки, как и было договорено, чуть ли не строевым шагом приблизились к картинам, и переглянувшись, одновременно сбросили с них лёгкую ткань.

— И что тут у нас? — довольно равнодушно посмотрел Император на обе картины, и лишь потом оглянулся на матушку.

Та, близоруко прищурившись, глядела на картины, словно что-то вспоминая.

— Старые голландцы. Этот, если не ошибаюсь, был одним из лучших во времена золотого века голландской живописи, а вот второй… Не принадлежит ли он к кругу «малых голландцев»? — задала она вопрос сама себе.

Я-то мог бы на него ответить, сказав, что угадала бывшая немка, получившая в своё время отличное образование, но нет, нельзя. Иначе придётся объяснять, откуда я это мог узнать. И мой ответ, что мне это Виктор Иванович подсказал, который у меня в тульпах, вряд ли кому понравится.

— Что-то стоящее, матушка? — обратился к ней государь с некоторым волнением в голосе.

Видимо не часто ему доводилось видеть Марию Фёдоровну в столь растрёпанных чувствах.

— Саша — это бесценно. Или крайне дорого, — она еле слышно ответила сыну, но я услышал.

— Господа! Приглашаю вас всех на вечернее чаепитие, которое состоится в Малом зале через полчаса. И да, я ожидаю от вас интересный рассказ об этих картинах, — очень технично взял Император паузу, чтобы выяснить, что же мы, Ганнибалы, ему преподнесли такого необычного.


— Матушка, вы взволнованы? — спросил государь у Марии Фёдоровны, когда за последним из гостей дворца закрылась дверь зала.

— Сын мой, ты даже не представляешь себе цену этих картин. И как мне кажется, я вспомнила, откуда мне про них известно. Екатерина Вторая потратила кучу золота, чтобы пополнить свою коллекцию, которая и без того блистала, но там случилась неприятность и корабль, который перевозил её приобретения, затонул. Та картина, на которой корабль изображён, принадлежит кисти Иоханнеса Лингельбаха. Твоя бабка в своё время семь его работ купила. Ты некоторые из них видел в Эрмитаже, но значения увиденному не придал. А эта, с кораблём, была для Екатерины приобретена в Голландии, да пропала вместе с флейтом, который их вёз в Санкт-Петербург.

— Хочешь сказать, что представленные нам картины добыты с «Фрау Марии»? — недоверчиво покрутил государь шеей, словно желая вылезти из тугого подворотничка.

— Ходили слухи, что команда при крушении корабля спасла несколько картин, но я в это не верю, потому что они никем в Европе не выставлялись. Я думаю, что эти две картины со дна моря добыты. Помню, как Екатерина экспедиции рассылала на поиски, зная, что картины в свинцовые тубусы запечатаны, чтобы не испортились при перевозке. Но через год все поисковые группы вернулись ни с чем.

— Как же тогда наши арапы смогли найти картины? — усмехнулся Александр.

— Скоро сам у них узнаешь. Меня другое волнует, как ты их собираешься наградить?

— За две картины?

— Хочешь, я тебе за них по сто тысяч заплачу, за каждую, но они станут моей собственностью, — улыбнулась Мария Фёдоровна.

— Зная тебя, они стоят раз в пять дороже?

— В пять может и нет, но раза в три, так точно.

— Нет у меня пока денег на картины.

— Раз нет, то и не надо, — не стала спорить его мудрая мать, — Возьми и пожалуй Ганнибалам то, о чём они давно просят, и что тебе ничего не стоит.

— И что же это будет?

— Княжеский титул и потомственное дворянство. Прошение о нём ещё Абрам Ганнибал подавал, но в те времена что-то у него с Сенатом не сложилось, как я думаю, из-за недругов, зато ты сейчас в своём праве. Подними прошение из архивов и удовлетвори его.

— Думаешь, этого будет достаточно?

— В качестве аванса, даже чересчур. Всё остальное самолюбивые Ганнибалы за свои деньги сделают, разве что у тебя какой-либо незначительной помощи попросят с теми же людишками из служащих, или военным кораблями, которые сейчас, в мирное время, откровенным бездельем маются.

Мария Фёдоровна ещё не знала, как расчешет себе государь затылок, когда лично с прошением ознакомится. Нет, с текстом там всё хорошо, а вот герб…

В конце прошения был представлен рисунок герба. В его центре — щит со слоном, весело задравшим хвост и несколько напоминающим поросенка.

— Не слишком ли весело дня княжеского герба? — задал тогда сам себе вопрос государь, уже готовясь смахнуть со стола архивный документ в корзину, на все бумаги из которой потом его секретарь поставить штемпель: — Отказано.

Буквально усилием воли себя удержал, помня о матушке. И крайне нехотя надписал в верхнем углу: «Прошение удовлетворить».


Пятичасовое чаепитие во дворце обставлялось просто. Это был просто чай, вприкуску с рафинадом, к которому подавали сухарики, баранки и пряники. В зависимости от погоды, его могли подать и на веранде, как это было сделано сегодня.

Александр Первый и в употреблении чая оказался первым из правителей страны, предпочитая пить его, а не кофе.

На чаепитие обязательно присутствовал самовар. И в редких случаях доставался знаменитый «тильзитский» чайный сервиз, ещё до войны подаренный государю Наполеоном.

Как правило, на таких чаепитиях присутствовали гости, незначительное количество, обычно не больше пятнадцати человек, среди которых два-три места всегда занимали члены «негласного совета» — те, кому Александр доверял и с кто вместе с ним проводил реформы и преобразование России.

Мы, все четверо Ганнибалов, вели себя крайне скромно. Чай пили мелкими глоточками, на угощения не налегали.

Разговоры за столом витали на самые разные темы. От погоды и видов на урожай, до взглядов на внешнюю политику.

— Кстати, Пётр Абрамович, в качестве аванса за ваши выдающиеся подвиги я решил удовлетворить прошение Абрама Ганнибала, прохождение которого было изрядно задержано по ряду объективных причин, — словно между делом заметил государь, знаком указав слуге налить ему ещё зелёного чая со сливками, который он предпочитал всем другим.

Я никогда не видел, чтобы наш дед мог так старательно поклониться в пояс. А там и мы с дядьями подхватились, не понимая, за что мы кланяемся, но зная — так надо, раз даже наш несгибаемый дед на такое сподобился.

Загрузка...