Двуглавый. Книга первая

Глава 26 В Москву!

Затребованное Воронковым заявление мы с тёзкой сочиняли часа два, ещё почти столько же ушло на его доводку и переписывание после уточняющих вопросов сыщика и наших с тёзкой ответов. Всё это время меня так и продолжал занимать вопрос о причинах внезапного благоволения московского гостя к дворянину Елисееву, но какого-то внятного ответа я пока так и не находил. С тёзкой я своим недоумением поделился, и мы, немного посовещавшись, решили самого Воронкова пока не спрашивать — во-первых, далеко не факт, что он вообще ответит, а, во-вторых, тем более не факт, что ответит правдиво. Ладно, будем к поведению Дмитрия Антоновича внимательно присматриваться, глядишь, так со временем и найдётся если не сам ответ, то как минимум ведущая к нему ниточка.

Писанина в итоге вышла у нас знатная — и тёзка на летних каникулах успел соскучиться по умственному труду, и я давненько всяческих бумаг не сочинял, и Воронков со своими вопросами нашим с тёзкой творческим успехам немало поспособствовал. Да, толком мы даже не представляли, что именно замышляли тёзкины похитители, но отрабатывавшиеся на занятиях с Александром Ивановичем упражнения описали настолько детально, что у любого розыскника разыгралось бы профессиональное воображение, подсказывая ему самые невероятные по замыслу и опасные по своим последствиям преступления, которые могут совершить владеющие такими навыками люди. В любом случае там затевалось что-то уж очень грандиозное, так что мы с тёзкой если и сгущали краски, то не особо и сильно. В общем, будет чем заинтересоваться дворцовой полиции, ох и будет…

Получив наконец на руки тёзкин опус, Воронков прямо на ночь глядя отбыл в Москву, обещав вернуться в самом скором времени. Не знаю уж, что это означало в его понимании, но ждать возвращения московского гостя пришлось аж три полных дня. Однако же, нам с тёзкой в эти дни было не до скуки.

Первый день ожидания совпал с последним днём сборов, тёзка выразил желание поучаствовать в стрельбе из карабина, причём из всех трёх доступных образцов. Я уже говорил, что армейский самозарядный карабин Феоктистова мне понравился, повторю эти свои слова ещё раз — вполне удобная и эффективная машинка. Тёзка рассказал, что в войска поступать эти самозарядки стали четыре года назад, так что большая часть пехоты всё ещё вооружена не только магазинными карабинами Самойлова, но и его же длинными винтовками, да и в тех частях, куда пошли первые самозарядки, артиллеристы, сапёры и тыловики по-прежнему таскают старые добрые магазинки. Кстати, да, добрыми дворянин Елисеев обозвал их не зря — карабин оказался ухватистым, не шибко тяжёлым, и меткая стрельба из него давалась тёзке без каких-то затруднений. Для меня, конечно, передёргивать затвор вручную после каждого выстрела было жутко непривычно, но заботу конструктора о том, чтобы у стрелка это получалось более-менее удобно, я заметил и оценил. По словам тёзки, карабин приняли на вооружение аж в девяносто третьем году как укороченную разновидность длинной пехотной винтовки, но с появлением феоктистовских самозарядок выпуск винтовки прекратили вообще, и карабин должен был со временем сменить её в войсках, а уже затем полностью уступить место изделиям господина Феоктистова.

Про самозарядный карабин Юргенса под пистолетный патрон я тоже уже говорил, поэтому снова должен повториться — очень, очень и очень он мне понравился. Как по мне, для гражданского домашнего владения оружие практически идеальное — лёгкий, с малой отдачей, обеспечивающий при не сильно изнурительных тренировках высокую точность стрельбы, этот карабин даже в руках женщины или подростка мог быстро и уверенно привести любого матёрого уголовника к признанию своей неправоты или к наказанию за её непризнание. Полиция, как растолковал мне тёзка, тоже любила «юргенсы» именно за их точность. Дальностью эти изящные машинки похвастаться не могли, но в городских условиях не особо она и нужна.

Да, любил дворянин Елисеев пострелять и делал это с искренним удовольствием, которое в какой-то мере передалось и мне. Ну что поделать, так уж мы, мужчины, устроены, что оставаться равнодушными к оружию не можем. Так что когда сборы закончились и их благородия разъехались по домам, а результаты стрельб были переданы уездному предводителю дворянства для приняти мер к тем, кто не показал приемлемого уровня владения своим оружием, тёзке даже взгрустнулось, но ненадолго. Уж не знаю, решил подполковник Елисеев компенсировать младшему сыну моральный ущерб, нанесённый неведомыми похитителями и коварной изменщицей, или же по какой иной причине расщедрился, но наконец-то дал отпрыску пострелять из автомата — пистолета-пулемёта, конечно же. Тёзка и раньше отца о такой милости просил, и не раз, но без успеха, а тут старший Елисеев сам и предложил, получив в ответ добрую порцию восторженной сыновней благодарности.

Официально полученный тёзкой образец именовался пистолетом-пулемётом Шпагина образца тысяча девятьсот тридцатого года. Тот самый это Шпагин, что был у нас, или нет, я, к стыду своему, сказать не возьмусь, потому как кроме фамилии ничего о нашем Шпагине не знаю, но, наверное, всё-таки тот. Правда, на хрестоматийный для меня ППШ автомат не особо-то и походил, больше напоминая американский «томпсон» гангстерских времён — с магазином-бубном и рукояткой под стволом, разве что не со столь массивным прикладом, и в целом намного более изящного вида. Но всё равно тот ещё монстр, тяжёлый, зараза, хоть и неожиданно ухватистый. Одиночными бил довольно точно, но при автоматическом огне прицельность становилась чисто лотерейной, что при ёмкости бубна в аж девяносто штук девятимиллиметровых парабеллумовских патронов особой проблемой не являлось. Накоротке совершенно жуткое оружие, в общем. Тёзка, разумеется, был доволен как слон и искренне переживал, что второй магазин отец ему не выдал. Что отец велел ему самолично вычистить автомат после стрельбы, на фоне такой принудительной умеренности стало для тёзки не так уже и обидно.

Но если кто думает, что для дворянина Елисеева ожидание возвращения Воронкова прошло в сплошных пострелушках, то напрасно. Отец постоянно выгонял сына заниматься вместе с солдатиками гимнастическими упражнениями, которые тут пока никто не догадался обозвать утренней зарядкой, хотя самому тёзке такой речевой оборот понравился. Ну да, ещё бы не понравиться — на фоне своих ровесников-солдат дворянин Елисеев в этом плане не терялся, а в некоторых упражнениях, например, на турнике или брусьях, ещё и выделялся в лучшую сторону. Впрочем, и в неурочное время тёзка охотно нагружал наше общее тело на гимнастической площадке. Я его, понятно, не подкалывал, но потерю Анечки товарищ заметно переживал, вот, должно быть, и усердствовал, чтобы легче было забыть предательницу. Ничего, дело молодое, скоро уже и позабудет…

Однако же главным, как мне представлялось, событием этих дней стала для тёзки беседа со старшей сестрой в последний день сборов.

— Кажется, у тебя неприятности с твоими способностями? — беседу Ольга начала с самого главного.

— Есть немножко, — всяческих уклончивых формулировок тёзка успел от меня нахвататься. — Ты-то как догадалась?

— Сама не знаю, — не стала напускать на себя важность Ольга. — Просто само собой как-то подумалось… Хотя, догадаться могла бы и так.

— Это почему же? — стало интересно нам обоим.

— Я даже представить не могу, что должно было случиться, чтобы ты не на своей «Яузе» приехал, а поездом, — она виновато улыбнулась. — Но уж наверное что-то из ряда вон выходящее.

Надо же, и снова, как в прошлый раз, она что-то такое почуяла… Опасения, что такое может случиться и при общении с другими носителями всё тех же способностей, вспыхнули у нас с тёзкой с новой силой. Хотя, например, того же Александра Ивановича нам держать в неведении как-то удавалось. Или у Ольги это так родство проявляется?

— Не хочешь говорить? — по-своему оценила она подзатянувшуюся паузу.

— Прости, Лёль, — тёзка отзеркалил сестре такую же виноватую улыбку. Надо же, попалось в какой-то книге, что раньше был такой уменьшительный вариант Ольги — Лёля, а вживую только от тёзки и услышал. — Прости. Как говорят некоторые умные люди, меньше знаешь — крепче спишь. Ну, сейчас уж точно. Потом расскажу… Если позволят, — добавил тёзка через пару секунд.

— Ох, Витя, неправ ты. Не буду я теперь так уж крепко спать, — встревожилась сестра. — Понимаю, что не обо всём рассказывать можно, но… Фёдор Сергеевич поэтому с отцом и с тобой беседовал?

— Поэтому, — признался тёзка. — А с тобой он тогда не беседовал?

— Нет, — ответила сестра. Кажется, нежелание брата откровенничать для неё особо существенным не представлялось. — А что, он тебя чем-то пугал?

— Лёль, у меня не по его части неприятности, — ответил тёзка. — И довольно о том, хорошо? Да и нашим никому не говори.

— Я понимаю, — Ольга с тяжким вздохом приняла своё поражение в битве за удовлетворение женского любопытства. — Но смотри, Витя, если что, приходи. Мне почему-то кажется, что я ещё смогу тебе помочь, — надежда умирает последней и Ольга оставила за собой плацдарм для очередного наступления когда-нибудь потом.

— Хорошо, Лёля, — тёзка сделал вид, что хитрости сестры не заметил. — Если что, то как только, так сразу, — блеснул он очередным подхваченным у меня оборотом.

— Ты где таких словечек набрался-то? — хихикнула Ольга. — «Как только, так сразу», надо же!

М-да, вот так шпиёны и палятся на ровном месте… Надо, что называется, следить за базаром, не сказать бы такое вслух. Тьфу ты, подумал и тёзка меня мысленно услышал! Пришлось старательно внушать ему, что не все мои выражения подлежат цитированию. Вроде бы, он понял.

…Как бы там ни было, прибытия коллежского секретаря Воронкова мы наконец дождались. И не его одного — после утряски всяческих формальностей в расположение учебного батальона въехала аж целая колонна из четырёх автомобилей, а спустя несколько минут господин Воронков представил подполковнику Елисееву коллежского асессора [1] Карла Фёдоровича Денневитца из дворцовой полиции.

— Господин полковник! — начал Денневитц официальным тоном, опустив, однако, понижающую приставку в обращении к тёзкиному отцу [2]. Надо же, гражданский чин, а офицерский этикет соблюдает… — Я получил указание самым тщательным образом расследовать дело о похищении вашего сына и попытке вовлечения его в преступную деятельность. Мне также приказано принять любые необходимые меры для обеспечения безопасности Виктора Михайловича как чрезвычайно важного свидетеля. Поэтому в Москву мы вывезем вас, Виктор Михайлович, под надёжной охраной. Обе «яузы» у нас защищены бронёй, кроме того, никто из посторонних не будет знать, в какой из них поедете вы. А в «кабанах» поедут солдаты лейб-гвардии Сводного Кремлёвского полка.

— Вы что же, Карл Фёдорович, полагаете возможным нападение злоумышленников? — встревожился подполковник Елисеев.

— Лучше быть готовыми к любому развитию событий, — дипломатично ответил Денневитц. — Тот случай, когда никакая предосторожность лишней не станет.

А неплохо так… Тёзка чуть нос не задрал от осознания собственной важности, пришлось товарища слегка приземлить, втолковав ему, что даже такое обилие охраны не исключает успеха покушения, если к делу подойти с умом. Впрочем, в этом вопросе кое-что могли предложить и мы.

— Есть способ лучше, — подал голос тёзка.

— И какой же, Виктор Михайлович? — недоверчиво поинтересовался Денневитц.

— Не уверен, что смогу телепортироваться в Москву сразу с вами и Дмитрием Антоновичем обоими, — вот как раз неуверенности в тёзкином голосе не было, — но по очереди сделать такое смогу уж точно. И никакая охрана при этом вообще не понадобится.

Оба московских сыщика уставились на тёзку с явственным изумлением. А что они хотели? Что умеем, то и предлагаем.

— Только у меня пока опыт телепортации исключительно в знакомые мне помещения, — уточнил тёзка. — В мою комнату в доходном доме госпожи Волобуевой, например.

— Хм, неожиданно, Виктор Михайлович, очень неожиданно… — покачал головой Денневитц. Тоже мне неожиданность, он что, тёзкины показания не читал? — Но должен признать, вашу безопасную доставку в Москву это существенно бы облегчило. Вот что, — выдал он после недолгой паузы. — Мне нужно позвонить в Москву, чтобы нас на той вашей квартире встретили. Давайте адрес.

Так, получается, коллежскому асессору не только приказали со всей осторожностью доставить ключевого свидетеля в распоряжение следствия, но и оставили некоторую свободу или, как минимум, дозволили проявлять инициативу в исполнении приказа наилучшим образом, полагая, очевидно, что ему на месте виднее. Что ж, начальство господина Денневитца выглядит в таком свете очень даже неплохо, я бы сказал, вообще замечательно.

Возникший в ходе изложения нашего с тёзкой предложения вопрос дворцовый сыщик решил быстро — хватило нескольких минут телефонного разговора уж не знаю с кем. Самого разговора никто не слышал, Денневитц затребовал себе отдельное помещение для звонка, что и понятно, но как бы там ни было, решение коллежский асессор принял, начальственную санкцию на его исполнение, как я понимаю, получил, дело осталось лишь за тем самым исполнением.

Однако же телепортацию пришлось ненадолго отложить — подполковник Елисеев пожелал наглядно выразить столичным гостям свою благодарность за такую заботу о сыне, и настоял на общем обеде. Он и прибывших солдат накормить собирался, но Денневитц это предложение со всей благодарностью отклонил, сославшись на нежелательность давать им расслабиться перед дорогой, где от них будет требоваться повышенная внимательность и боеготовность. Ну тоже разумно, ничего не скажешь. Разумно и удачно — как раз после обеда Денневитц позвонил в Москву снова и убедился, что его указания исполнены.

При полном моём согласии тёзка решил всё же попытаться для начала телепортироваться в Москву с обоими столичными сыщиками, так сказать, на прицепе. В самом-то деле, почему бы и не попробовать что-то новое, да ещё и безо всяких опасений? Ну, кроме некоторого сомнения в успехе…

Сомнение, увы, оказалось небеспочвенным — трижды тёзка честно старался, и трижды у него не получилось. Самое обидное, оба в процессе этих попыток поняли, что такое тёзке по силам, но надо бы ещё поупражняться. А так — при том самом первом шаге мы видели тёзкину комнату в Посланниковом переулке уже не мысленно, а самым что ни на есть настоящим образом, но два человека, державшие дворянина Елисеева за руки, хоть и делали тот шаг с ним вместе, но не давали тёзке совершить переход. Обидно, да. И вдвойне обидно, что неудача случилась, можно сказать, публично.

Зато с одним Денневитцем (он вызвался быть первым) тёзка переместился в Москву легко и просто, столь же легко вернулся за Воронковым и снова с лёгкостью телепортировался уже и с ним.

— Однако! — только и сумел вымолвить Денневитц, а Воронков и слова-то сказать не мог, только растерянно оглядывался в тёзкиной комнате. Что ж, господа сыщики, это вам не хрен с апельсином!..

[1] В Российской Империи чин 8-го класса на гражданской службе, соответствует капитану (ротмистру) в армии

[2] Согласно офицерскому этикету, понижающие чин приставки «штабс-» и «под-» в личном общении вне строя не употреблялись