Двуглавый. Книга первая

Глава 31 Новые возможности

— С чего ты вообще решил, что сможешь телепортировать машины? — спросил я тёзку.

Как бы ни хотелось нам с ним прояснить для себя смысл этого несостоявшегося переворота, оба прекрасно понимали, что успеха тут ожидать не стоит. Вот только воспринимали это понимание по-разному. Дворянину Елисееву проще, он в этой верноподданнической атмосфере родился и вырос, поэтому лишних вопросов задавать не научился и особо по такому поводу не переживал, а я, привыкнув в прошлой жизни к разнообразной по качеству политической аналитике, пережёвыванию и обсасыванию самых различных версий тех или иных событий, теориям заговоров и «изысканиям» криптоисториков, чувствовал себя как ребёнок, которому показали красивую игрушку, но именно что показали — не только не подарили, но и просто в руках подержать не дали. Поэтому, чтобы хоть как-то удовлетворить свой интерес, решил разобраться с некоторыми новыми для себя и не до конца мне понятными проявлениями тёзкиных способностей.

— А я не решил, — как-то легкомысленно ответил товарищ. — Просто понял, что могу. Вот ни с того, ни с сего — взял и понял.

Суть тёзка обозначил предельно чётко и ясно, но толку с того… И, кстати, это же у него второй такой скачок в росте мастерства, который он сам себе объяснить не может, не то, что мне — первым было узнавание правильных ответов на очных ставках. Чего от него ждать дальше? Рельеф местности начнёт менять силой мысли? Время останавливать? Или в астрал какой выходить, как во двор погулять? Сам же боялся, что в кого-то не того так превратится, а вот превращается ведь потихоньку. А мне же и дальше в его голове квартировать, вот и захотелось разобраться, будут ли меняться мои жилищные условия, и если будут, то как именно. Но, увы и ах, особыми достижениями в этом разбирательстве похвастаться я не мог. Понимает он, видите ли, да ещё ни с того, ни с сего. Как в таких условиях прогнозировать развитие и изменение обстановки, я даже не спрашиваю, потому что не надо о грустном, но тут же и с текущим-то положением не больно и разберёшься…

С чем пока что было более-менее ясно, так это с состоянием нашего с дворянином Елисеевым тела. Ясно и приятно, поскольку состояние это неуклонного улучшалось. Уже через пару часов после ухода Денневитца добрый доктор Матвей Яковлевич разрешил пациенту вставать и самостоятельно передвигаться, порекомендовав, однако же, этими передвижениями пока что не злоупотреблять. Нам, впрочем, было не до злоупотреблений — возможность дойти до сортира и обратно уже воспринималась как счастье, и никуда больше идти даже не хотелось. Хуже оказалось со взглядом в зеркало — бледная кожа, красные глаза, серовато-сиреневые мешки под ними делали тёзку похожим на жертву недельного запоя и изрядно понижали самооценку что ему, что мне. Некоторой компенсацией за тот кошмар, что с такой наглостью показало нам бессовестное зеркало, стала большая чашка крепкого куриного бульона на ужин и обещание перевести на нормальное питание вот прямо с завтрашнего утра.

Но по-настоящему мы оживились, когда после ужина принесли вечерние газеты. Там, правда, всё было изложено без особых подробностей и очень уж гладко причёсано — имел место мятеж некоей неназванной войсковой части, подлым заговорщикам удалось обманом, подкупом и запугиванием подбить солдат на нарушение присяги, однако же никакого успеха эта преступная выходка не имела, и к настоящему времени мятежные солдаты водворены в казармы, главари мятежа и примкнувшие к нему офицеры арестованы, арестованные же мятежниками офицеры и нижние чины, оставшиеся верными присяге, наоборот, освобождены, ведётся самое тщательное расследование, и далее в том же духе. О целях заговорщиков не говорилось вообще ни слова, как не было названо и ни одно имя.

Впрочем, нет, кое-какие имена упоминались, но как бы вовсе не в связи с мятежом и в отдельных маленьких заметках, буквально по паре строк в каждой. Там со ссылкой на соответствующие параграфы «Уложения об Императорской Фамилии» кратко сообщалось, что государь император уволил великих князей Георгия Павловича и Алексея Павловича от всех должностей, определил обоим новые места жительства — первому город Пишпек, [1] второму Новоархангельск, [2] а великой княгине Екатерине Антоновне предписал в течение сорока восьми часов покинуть пределы Российской Империи без права на возвращение и лишил её содержания, однако же с возвратом полной стоимости приданого.

Мне эти имена почти ничего не говорили, и тёзка растолковал, что речь идёт о двоюродных братьях императора и их вдовствующей матери, до своего замужества принцессе из какого-то скандинавского захолустья. Что ж, вопрос с несостоявшимися выгодоприобретателями мятежа вроде как прояснился, хотя товарищ так и не сумел внятно изложить, какие изменения произошли бы в империи, окажись удача на стороне мятежников. А вообще нехорошо всё это попахивало, уж очень похоже на февраль семнадцатого знакомой мне истории, когда грызня в царской семье обернулась падением монархии и власть досталась карликам, не сумевшим спустя восемь месяцев удержать её в своих хиленьких ручонках. М-да, вот уж чего мне никак не хотелось бы, так это жить в эпоху великих перемен…

Нашлись в газетах и кое-какие последствия недоворота. Например, постановление министра внутренних дел Панчулидзева о запрете вплоть до особого распоряжения выезда из Российской Империи как российских, так и иностранных подданных, за исключением лиц, пребывающих в дипломатическом статусе. Или решение московского генерал-губернатора великого князя Константина Александровича, объявляющее в Москве трёхдневный траур в память жертв злодейского мятежа с запретом на увеселения и продажу горячительных напитков, а также запрет, опять-таки до особого распоряжения, работы в ночное время столичных питейных и увеселительных заведений и по окончании траура. В общем, меры выглядели более-менее разумными, другое дело, с какой степенью служебного рвения или, уж простите за прямоту, тупого усердия они будут проводиться в жизнь. Однако же наверху, должно быть, представление о том, как оно иной раз бывает, имелось, потому что было в газетах и обращение всё того же министра Панчулидзева к москвичам, где говорилось, что его императорское величество ожидает от верных и законопослушных подданных спокойствия и призывает с пониманием относиться к действиям властей, направленным на розыск и поимку всех причастных к мятежу.

Ладно, в любом случае даже столь неполное представление о последних событиях всё-таки лучше полного неведения, но зарубочку в памяти я себе сделал. Раз уж нам теперь не отвертеться от некоторой причастности к делам верховной власти, мы должны понимать, как она устроена и как вообще всё это работает, а поскольку на дворянина Елисеева тут надеяться бессмысленно, то понимать придётся мне, чтобы потом тому же дворянину и разъяснить популярно, если вдруг надобность возникнет.

Утренние газеты ясности не прибавили, хотя и аппетит перед завтраком не испортили за неимением плохих новостей, хотя, конечно, понятно было, что те самые плохие новости публику не минуют — очередные официальные лица обещали уже в ближайшие дни обнародовать сведения о числе погибших и пострадавших.

Что задавать какие-то уточняющие вопросы Карлу Фёдоровичу нет смысла, мы оба поняли ещё в прошлое его появление, и потому когда Денневитц зашёл снова, приставать к нему не стали. Да и речь сразу пошла о другом.

— Ох, Виктор Михайлович, вид у вас… — коллежский асессор даже поморщился. — Я доктора Васильева спрашивал, он говорит, не менее недели пройдёт, пока вы не станете относительно прилично выглядеть. А мне, знаете ли, и ждать некогда, и Шпаковскому вас показывать в столь неприглядном облике не хочется… Может быть, стоит вас загримировать?

— Есть другой способ, — я подсказал тёзке здравую, как мне представлялось, идею, и он за неё ухватился.

— И какой же? — интерес Денневитца смотрелся живым и не наигранным. Похоже, ему и впрямь было важно, чтобы дворянин Елисеев имел на очной ставке с бывшим своим инструктором товарный вид.

— Видите ли, Карл Фёдорович, после нескольких случаев телепортирования я заметил, что у меня бесследно пропал старый, с детских ещё лет оставшийся, шрам, — выдал тёзка страшную тайну. — Сам я считаю это побочным действием таких перемещений, — блеснул он полученными от меня знаниями, — и полагаю, что несколько переходов очень бы улучшению моей внешности способствовали…

— Вот как? — удивился Денневитц. Удивился и завис. Надолго завис… — При иных обстоятельствах я бы, пожалуй, вашему желанию воспротивился, но сейчас… А вы, Виктор Михайлович, уверены, что хуже вам не станет?

— Не станет, Карл Фёдорович, — на самом деле какой-то большой уверенности у нас не было, но логика и исторический опыт подсказывали, что идея правильная. — Это же не броневики через стенку проталкивать, — добавил тёзка для пущей убедительности.

Особо уговаривать Денневитца после такого аргумента не пришлось — коллежский асессор минут на десять вышел из палаты, и, вернувшись, напомнил, что перемещения допустимы только в Кремле, причём исключительно в апартаменты в Никольской башне, потому что помещение в Комендантской башне, что мы с ним и Воронковым использовали для тренировок, в настоящее время отдали под какие-то другие нужды. Ох, хорошо, видать, припекло Карла Фёдоровича, раз уж он не только готов был позволить дворянину Елисееву опыты, которые сам наверняка считает не особо продуманными, но и прямо-таки к совершению тех опытов подталкивает!..

Понятно, что хватало Денневитцу и других забот, особенно сейчас, поэтому покинул он тёзкину палату уже очень скоро, не забыв, тем не менее, установить своему подопечному порядок учебно-лечебных действий, который надлежало неукоснительно соблюдать. Перед началом каждой серии своих упражнений дворянину Елисееву следовало предупредить охранника, дежурившего у двери в палату, чтобы тот никого не впускал, по окончании же поставить служивого в известность, что допуск в палату свободен. Ясное дело, чем такой важный пациент занимается в гордом одиночестве, знать стражу не полагалось. Со своей стороны Денневитц заверил дворянина Елисеева в том, что никто не будет входить в отведённые ему помещения в башне. Столь разумные и благоприятные условия означенный дворянин принял без каких-либо возражений.

…Первый переход дался тёзке с некоторым трудом — я тоже ощутил вязкую тяжесть, сопровождавшую тот самый первый шаг, а затем полностью присоединился к тёзкиному желанию отдохнуть на кровати, куда более удобной, чем больничная. Отдых, однако, не затянулся, потому как уже через пару минут мы оба с удивлением обнаружили какой-то невероятно мощный прилив сил, и дворянин Елисеев тут же принялся вовсю его эксплуатировать. Сколько раз тёзка туда и обратно тёзка телепортировался, прежде чем снова слегка устал, я и не скажу — позорно сбился со счёта.

Если кто подумал, что наше общее тело тёзка, едва почувствовав усталость, сразу разместил на койке, то зря. Нет, без недолгого отдыха, конечно, не обошлось, но первым делом дворянин Елисеев всё же встал перед зеркалом.

В этот раз оно показало куда более благопристойную картинку. Глаза у смотревшего оттуда человека всё ещё оставались «украшенными» красными прожилками, но прожилок этих стало гораздо меньше, мешки под глазами были уже не столь заметны, да и лицо в целом смотрелось уже не таким по-вампирски бледным, как вчера вечером. Но настроение поднялось у нас обоих не только из-за этих изменений.

— Знаешь, мне кажется, что телепортация у меня сейчас получается намного легче, чем раньше, — поделился тёзка. — Ты как, не заметил?

— Заметил, — поддержал я товарища. — А это значит что? — тут же устроил я экзамен.

— И что же? — правильное понимание ситуации я у тёзки почувствовал, но раз он прямо спросил, то и я решил прямо же ответить:

— А это, дорогой мой, значит, что тебе не кажется. И мне не кажется. Оно, видишь ли, так и есть, — избежать тут некоторой назидательности мне не удалось. Впрочем, сам тёзка эту назидательность, похоже, и не заметил.

— Тогда, может, сам попробуешь? — то ли спросил, то ли предложил он. — Раз у меня легче теперь выходит, так и у тебя хотя бы как-то выйти должно!

М-да, не особо часто за время нашего совместного проживания в его теле удавалось дворянину Елисееву вот так ставить меня в тупик, но тут я, честно говоря, даже не знал, что делать. Учитывая, что раньше под моим управлением телепортация никогда не получалась, вероятность такой же неудачи и на этот раз оставалась ненулевой, а это могло бы не только снизить мне самооценку, но и тёзке подпортить воодушевление от собственных успехов. Что товарищ задерёт нос в наших с ним взаимоотношениях, я как-то не боялся, всё же за эти почти три месяца успел его изучить. Так что, если опять ничего у меня не выйдет, то, может, и хрен бы с ним? А с другой-то стороны, позориться лишний раз тоже совсем не тянет…

— Попробуй! — наседал тёзка. — Ничего страшного, если не получится!

— Нельзя пробовать, — процитировал я учителя Йоду. — Надо делать. Или не делать.

— Тогда сделай! — товарищ никак не унимался, и я решил-таки поддаться его нажиму, рассудив, что если что-то на этом и потеряю, то не так уж и много, а вот любой успех мы с тёзкой будем вправе посчитать грандиозным, вне зависимости от его истинных масштабов.

А и не зря тёзка нажимал — у меня получилось! Да, отдохнуть после телепортации под моим управлением захотелось прямо сразу, но сам факт радовал. Ещё несколько перемещений туда-сюда под управлением дворянина Елисеева, и снова телепортироваться под моим оказалось даже легче, чем в первый раз. Оба такому повороту обрадовались, но пришлось прерваться, потому что подступило время обеда. После него мы собрались действовать в зависимости от того, насколько насытимся — или сразу возобновить челночную телепортацию, или сделать это после некоторого отдыха. Действительность, однако, наши планы беспардонно опрокинула — едва с обедом было покончено, явился коллежский асессор Денневитц.

— Да, Виктор Михайлович, вынужден признать вашу правоту, — выдал Денневитц, вглядевшись в лицо дворянина Елисеева. — Даже жалко Матвея Яковлевича…

— Почему жалко? — не понял тёзка.

— Так он же наверняка пожелает устроить вам подробное обследование, дабы выяснить, каким таким образом вы столь быстро вернули себе приличный вид, — хохотнул коллежский асессор и уже серьёзно продолжил: — А я таковой возможности ему не дам. Не могу, Виктор Михайлович, вы мне нужны срочно. Настолько срочно, что прошу вас воспользоваться телепортированием — нам с вами необходимо немедленно переместиться отсюда в Никольскую башню.

Тёзка уже готов был прямо сейчас и приступить, но я его притормозил, доходчиво объяснив, почему именно здесь и сейчас так делать не следует. Он малый умный, сразу всё понял и принялся доводить моё мнение до Денневитца:

— Подождите, Карл Фёдорович. Боюсь, мы невольно дадим и Матвею Яковлевичу, и охраннику пищу для нежелательных размышлений, если телепортируемся прямо отсюда, — надо же, как, оказывается, товарищ может выразиться! Загнул, так загнул! — Может быть, разумнее будет с лестницы или ещё откуда, где никого нет?

— Хм, — Денневитц посмотрел на дворянина Елисеева с явным уважением. — А ведь и правда, Виктор Михайлович, — добавил он после недолгой паузы. — Пойдёмте.

Перенеслись мы с Денневитцем именно с пустовавшей лестничной клетки. Шаг — и в который уже раз оказываемся в Никольской башне.

— Я пока отдам необходимые распоряжения, а вы, Виктор Михайлович, извольте ознакомиться, — коллежский асессор извлёк из портфеля несколько листов бумаги. — Минут двадцать у вас есть.

[1] В нашем мире — Бишкек (Киргизия)

[2] В нашем мире — Ситка (Аляска)