В коротком пуховике нараспашку и без шапки, друг выглядел как-то по другому — обычная аккуратность в одежде и волосах теперь сменились на беспорядок и взлохмоченность.
Миша только на секунду задерживает взгляд на моём растерянном лице, а далее его глаза опускаются на плед, в который я со страха закуталась. После Решетников-младший уделяет особое внимание расправленной кровати и в какой то момент мне кажется, что друг находится на грани бешенства — слишком ледяными становятся его глаза. Но потом Мишка начинает говорить и я немного успокаиваюсь. Его голос звучит тихо, но вроде спокойно.
— Одевайся, Маша. Я с Арсением переговорю и поедем.
Миша быстро выходит и через секунду снова хлопает входная дверь.
Я подскакиваю будто ошпаренная с кровати, но тут же падаю на пол от головокружения. Апокалиптическое волнение задавило чувство голода, но организм всё также продолжал выпрашивать пищу.
С минуту просидев на полу, я уже медленнее поднимаюсь, ища глазами рюкзак и сумку. Мне казалось, что если я сейчас быстро не соберусь, то Миша просто меня не заберёт. Оставит в квартире брата, наплевав на моё дальнейшее существование.
— Не-ет, этого быть не может, — тихо говорю себе под нос, — мы дружим больше четырёх лет… Миша всегда любил меня и очень помогал. Почему сейчас он должен отвернуться? Не-ет!
В ванной комнате я быстро ополоснула лицо водой и выпила стакан воды. Приглаживая ладонью волосы, я подняла взгляд на зеркало.
Да! Вид конечно ужасный! Спутанные волосы, опухшие, красные глаза… Такое ощущение, что я полночи не спала, что в принципе соответствовало действительности.
Когда я вышла из ванной, Миша уже вернулся в квартиру. Он стоял рядом с кроватью и гипнотизировал взглядом мою сумку и рюкзак.
— Я готова, — пискнула я и друг поднял взгляд.
Слишком виновато и жалобно звучал мой голос, но других тембров я никак не могла выдавить из себя.
— Как долго? — хрипло спросил Миша и я ещё больше растерялась.
— Что долго? — в тон его хрипоте, отозвалась я.
Миша моргнул, а потом шёпотом продолжил.
— Как долго ты любишь Арсения?
Разоблачена! Но как он узнал? Возможно Арсений сказал, но я вроде не признавалась ему в чувствах? Или признавалась? Хотя я точно бы это запомнила.
— Два года, — медленно выговариваю я, но пытаюсь быстро оправдаться, — но сейчас я…
Миша резко обрывает меня сухим хриплым вопросом.
— Почему мне не говорила?
Я пожимаю плечами и отвожу глаза. Я искренне не знаю ответ на этот вопрос, но стыда от этого не убавляется.
Молчание затягивается. Миша молчит. Я молчу. Тишина больно сдавливает уши, не даёт покоя голове.
— Поедешь со мной? — наконец говорит друг и я начинаю плакать от облегчения.
Миша меня не оставит! Он конечно же мне поможет.
— Поеду, — сквозь слёзы, выдавливаю я и безумно хочу подбежать к другу, чтобы обнять, поблагодарить, но я этого не делаю. Смущаюсь и боюсь друга.
С ума можно сойти, но я боюсь своего Мишку!
— Поехали тогда. Я вниз пойду… В машине тебя подожду, — хрипло говорит друг и тут же покидает комнату.
— Квартиру потом Арсений закроет, — уже из прихожей добавляет Миша и громко хлопает дверью.
Слёзы крупными каплями катятся по щекам, но я их почти не замечаю. В голове автоматной очередью проносится только одна мысль: Миша меня не пожалел. Впервые друг не вытер мои заплаканные глаза и не обнял в качестве поддержки. Он даже сумку с рюкзаком не предложил спустить в машину.
Рукавом свитера я растираю слёзы по огненным щекам и пытаюсь уговорить себя не плакать. Потом я беру свой багаж и на не твердых ногах иду к выходу.