Ефрейтор. Назад в СССР. Книга 2

Глава 13 Подготовка к побегу

По возвращении обратно в кишлак, меня сразу же отвели в дом к старику.

Тот уже ждал нашего прибытия и как только мы появились в пределах видимости, зачем-то отправил нам навстречу еще двоих душманов. Таким образом, получалось, что меня одного вела целая вооруженная делегация. Ну прямо, опасный преступник, а не ефрейтор советской армии. Аж гордость взяла.

— Шурави! — издалека крикнул он. — Ну как? Все хорошо⁈ Лекарства купили?

— Можно сказать и так! — кивнул я. Про то, что антисептика у афганского аптекаря не было, я само собой умолчал.

Приобретенные аптечки АИ-1 и весь перевязочный материал я ловко распихал по карманам, туда же сунул и куски пластида. Хорошо, что они были порезанные, небольшого размера и не занимали много места. Некоторое время я думал, что сопровождающие меня душманы догадаются, что мы дополнительно купили на базаре то, что к медицине не имело вообще никакого отношения, но к счастью пронесло. Вот оно, превосходство интеллекта и разума. Наверняка в понимании моджахедов к тому, что взрывается и можно использовать для разрушения, только и относилось, что мина, да граната. Одно можно закопать, второе бросить. Главное, не перепутать.

Когда мы вошли в дом, все повторилось. Те же стены, та же атмосфера. То же отношение ко мне.

— Давай шурави, лечи! — нетерпеливый Иззатулла стоял у меня за спиной и наблюдал за всеми моими действиями.

Вообще, если сравнивать старика с остальными душманами, то на их фоне он разительно отличался. Не столько внешностью, сколько манерой поведения, характером, жестами, речью. Он был спокоен, сдержан. Чуть что, не хватался за палку. Точнее, за автомат. Сразу видно, что человек не всю жизнь прожил среди камней и палок, а повидал цивилизацию. Ну, не зря же он переводчиком был, ведь в Союзе такие люди очень и очень ценились… Они спокойно могли жить в шоколаде, так как государство давало им все необходимое. Но тогда отсюда возникал вполне закономерный вопрос, а какого же черта старик вернулся обратно в Афганистан? И когда именно он это сделал? До начала войны, или после?

Пока я размышлял над прошлым и настоящим хозяина кишлака, одновременно принялся за раненого. Сначала удалил все то, что ему прилепили ранее. Шину, тряпки. Конечно же, хоть кость они и вправили обратно, пошло воспаление. В рану попала грязь, инфекция. Я заново обработал рану, вколол ему промедол, затем двойную дозу антибиотика тетрациклина гидрохлорида. Сильно, конечно, но это чтоб наверняка.

Перевязал, наложил нормальную шину.

Кстати, пока ее сделал, тоже получилась та ещё история, в которой меня неправильно поняли. Для изготовления шины мне требовалось две плоских и узких дощечки, которые сначала требовалось подготовить. И когда я вплотную занялся этим процессом, мне потребовался нож. Когда же я знаками указал на нож, что лежал у Иззатуллы на деревянном столике, и потянулся к нему рукой, Саид гневно закричал. А старик сильно возмутился:

— Шурави, зачем тебе нож? Ты что задумал?

— Ну, мне казалось, вы меня позвали не диагноз ставить, да? — уточнил я, глядя на него невозмутимым взглядом.

— А нож зачем?

— Шина нужна, иначе кость не срастется правильно. Конечно, если у вас есть навыки, можете сделать и сами, уважаемый… Или Саиду поручить. У него-то руки из правильного места растут, откуда надо. Но все-же будет лучше, если этим займусь я. И если вы согласны, то скажите уже парню, чтобы не дёргался на каждое мое движение и не тыкал в спину стволом винтовки. Я ведь уже дал вам понять, что рабом себя не считаю, но и обратно к своим возвращаться не хочу. Ничего плохого я делать не собираюсь.

— Тогда тебе придется принять ислам! — твердо заявил старик.

— Ну, нет! — спокойно возразил я. — Уважаемый Иззатулла! Ислам я принимать не стану, считаю, что навязывать чужую религию насильно, это само по себе кощунство. Ни мой бог, ни ваш такого не одобрит, это должно от сердца идти. Разве не так?

Я с трудом смог подобрать нужные слова для того, чтобы выразить мысли, крутившиеся в голове. Как же хорошо, что старик хорошо понимал по-русски и мне не сложно было ему объяснить все словами, а не ограниченными жестами.

Конечно же, я понимал, что мне не доверяют. Какое вообще доверие может быть к неверному, да еще и рабу? Я жил в яме, ел то, что дают. И ждал. Наблюдал. Думал.

Я еще ничего не сделал для того, чтобы душманы мне поверили. Более того, Иззатулла наверняка понимал, что я умен и хитер, а значит, вполне могу попытаться обвести его вокруг пальца. Моя манера общения, твердость и стойкость, говорили о том, что я не такой солдат, которого можно просто сломать так, как они привыкли это делать. Он видел, что я другой. Продать меня, конечно, можно, только не лишь бы кому. Но это потом, не сейчас. Я просто был не таким, как все и это поставило его в тупик. И все же, реакция старика меня слегка удивила.

После моих слов, тот нахмурился, потом скривился, словно от зубной боли, замер в нерешительности, глядя на холодное оружие. Затем всё-таки приняв решение, вытащил его из ножен и протянул мне. При этом что-то приказал Саиду и тот аж в лице поменялся. Отошел в угол, постоянно держа меня на прицеле своей винтовки.

Проигнорировав такую перемену, взяв нож, я принялся за дело. Быстро выстругал две дощечки подходящего размера, затем приспособил как надо. Зафиксировал, затянул. На все ушло минут десять. По окончании лечебно-восстановительных работ, я собрал весь оставшийся мусор в кучу и посмотрел на хозяина кишлака.

— Ну… Все что можно было сделать для вашего сына с тем, что удалось купить на базаре, я сделал. Теперь остаётся только ждать. А это хорошо бы выкинуть или сжечь.

Иззатулла внимательно осмотрел забинтованную рану, но видимо остался доволен.

— Он будет жить? — спросил тот, посмотрев на меня с подозрением.

— Будет! — уверенно ответил я. А про себя добавил. — Только не долго!

Моджахеды вообще долго не живут, все другой, лучшей жизни хотят, где у них будет все то, чего им не хватает в этой. Мечтать не вредно.

— Почему он не двигается? — уточнил старик.

— Спит. Я вколол ему антибиотики, жаропонижающее и обезболивающею. Лекарство начало бороться с инфекцией. Поэтому ему нужно много спать, постоянный отдых и наблюдение.

Лицо Иззатуллы изменилось. Видно было, что его серьезно волновал вопрос здоровья близкого родственника… Интересно, почему? Детей в афганских семьях полно, по десять, а то и больше, чего же так печься над одним⁈ Может потому, что этот был самым младшим? Или какая-то иная причина?

Конечно, я намеренно все сделал как дилетант, но исходя из имеющихся средств и то хорошо. Впрочем, я прекрасно понимал, что эти антибиотики, учитывая ещё и то, сколько их было, не решат проблемы окончательно. Дня три или четыре он ещё поживет, а больше мне и не нужно… Вряд ли кто-то может проверить мою работу.

Майор Кикоть молча ждал, пока начальник отдела полковник Афанасьев изучит его рапорт. В нем чекист крайне подробно описал не только саму проблему, но и варианты ее решения. В доклад легли все три инцидента, в которых, так или иначе, фигурировала фамилия ефрейтора Громова.

— Виктор, я не пойму, чего тебе сдался этот Громов? Ну, допустим, в случае с диверсантами, ему очень повезло. Его предположение оказалось верным, а сам он, из-за тяги к геройству и неверного восприятия опасности, не понимая, чем все может быть чревато, пошел к артиллерийским складам и случайно наткнулся на двух нарушителей. Он ведь их просто запер в здании, затем позвал на помощь. Ничего сверхъестественного.

— Я того же мнения. Могло быть и так.

— Во втором случае, да. Согласен, достаточно много вопросов к товарищу Громову. Но ведь если посмотреть на это с другой стороны, то парень герой. Его и медалью наградили и благодарственное письмо на родину отправили. Еще и звание дали. Считаешь, не заслужил?

— Заслужил! — вновь кивнул майор.

— А в третьем случае их машина попала в засаду, был бой. В итоге семь двухсотых, остальные пропали. Сколько их было, двенадцать?

— Так точно.

— Выходит, пятеро пропали и Громов среди них, так?

— Да.

— Ну и что тут тебя насторожило? — поинтересовался Афанасьев. — Парню теперь точно не позавидуешь. Думаю, мне не стоит тебе рассказывать, что душманы делают с нашими солдатами, да? У нас ведется статистика. Конечно, есть негласные правила по обмену и даже по выкупу пленных. Но это единичные случаи, не массового характера.

— Я знаю, товарищ полковник! — снова кивнул Кикоть. — Я тоже во многом ошибся, когда подозревал его.

— Так чего же ты хочешь, не пойму?

Кикоть шумно выдохнул, собрался с мыслями и заявил:

— Давайте, чисто гипотетически представим, что Громов был завербован иностранными структурами. Только представим.

— Ну?

— В кратчайшие сроки его обучили стрельбе, боевым искусствам, тактике и стратегии. Самообладанию. Твердости духа, умению нестандартно мыслить, если этому вообще можно научить. Еще умению действовать в сложной обстановке. Хотя, что такое кратчайшие сроки, я даже приблизительно не могу сказать. Парню, девятнадцать лет, за территорию Советского Союза он не выезжал. У него где-то отец за рубежом, но насколько я смог проверить, никакого контакта между ними не было уже лет восемь минимум. Ни писем, ни звонков. Стало быть, отец тут вообще вряд ли как-то замешан.

— Так, ближе к сути?

— Дальше… Допустим, он по характеру такой. Твердый, волевой. Сдержанный. Это наш психиатр допускает… А вот если он никуда не выезжал, вообще не посещал стрелковый тир, не ходил на охоту, не был в секциях по боевым искусствам… То где же он всему этому научился. И как именно? Когда? С кем?

Афанасьев задумчиво потрогал подбородок.

— Хм, майор, в твоих словах есть логика. Смотрю, ты вцепился в него, как бультерьер в грелку!

— Более того, я уже успел в ненавязчивой манере, в рабочей обстановке пообщаться с его матерью. И знаете что, она уверена, что ее сын учится на втором курсе института, в городе Ростове-на-Дону. То есть, мать, не знает, что сын не только отчислен из учебного заведения, но еще и служит в армии, причем не абы где, а в Афганистане. Я также, наконец-то, пообщался с представителем сборного пункта области, подробно расспросил. Тот сам изъявил желание служить в Афганистане. Но, тут случайным образом пересеклись интересы наших коллег из ГРУ.

— О как, а ну-ка, вот тут давай более детально! — Афанасьев удивился, потому что такой информации у него не было.

— Мой сокурсник, капитан Игнатьев по служебной деятельности, во время призывной кампании, постоянно находится в военном комиссариате. Ищет новых кандидатов и если находит, то подталкивает военного коменданта, чтобы призывника отправляли к ним в учебный центр.

— Тот, что в Таджикской ССР?

— Да, он самый. Наш Громов само собой попал в поле зрения ГРУ, был отобран. В его учетно-послужных документах уже стояла пометка, куда и в какую команду он назначен. Но карты сложились так, что военкома на месте не оказалось, вместо него был некто Амиров. Он лично инструктировал Громова, но потом что-то произошло. Я выяснил, что у Громова на почве давней вражды произошел конфликт с неким товарищем Коньяковым. Это парень на полтора года старше самого Громова. У него отец состоит в исполнительном комитете города и у него много связей в определенных кругах. Так вот, отец Коньякова позвонил Амирову и дал ему команду отправить Громова куда-нибудь подальше. Ну а поскольку в беседе с психиатром призывной военной комиссии, наш Громов был не против лететь в Афганистан, то Амиров его туда и запихнул. Своим решением. При этом представитель ГРУ, капитан Игнатьев, об этом ничего не знал и думал, что обнаруженный им кандидат, уже спокойно служит в учебном центре под крылом разведки. Я считал, что Громова специально, какими-то хитрыми ходами направили именно в ту часть, куда он и попал. Чтобы таким образом запустить цепочку событий, которую мы уже обсудили…

— Значит, оказывается, это была инициатива Амирова, который просто побоялся потерять свое место, из-за недовольства Коньякова старшего? Хм… Учитывая должность, сам Коньяков из себя ничего не представляет, его, как поставили на жирное место, так и снимут. И в итоге наш Громов, должен был лететь в Таджикскую ССР, но по ошибке попал в Туркменскую… Совсем в другой род войск, в захолустье, где вообще ничего не происходит?

— Я разговаривал с нашими аналитиками… Подразделение изначально носило статус сводного боевого отряда, временно размещалось на базе построенного в конце семидесятых годов военного городка. Численность подразделения небольшая, до роты. В связи с началом ввода объединенного контингента наших войск в Афганистан, про них попросту забыли. Черт знает что творилось, целая армия заходила в республику. Тут не то, что рота, тут батальон можно было потерять. Они и не мотострелки и не пограничники. Просто торчат там уже который год, ничего толком не делая. Командование их просто не замечает, смотрит сквозь пальцы.

— Обычный бардак. Выходит, Громов, вместо того, чтобы развивать свои навыки там, где они действительно могут пригодиться, просто нашел им другое применение?

— Да. Я бы тоже так сделал. Если бы оказался на его месте, только не столь явно. Ведь мы заметили его.

— И все же, Виктор, что ты намерен делать с Громовым?

— Я лишь хочу узнать, откуда у молодого парня такие навыки. Вот и все. Шпионом или завербованным агентом я его уже не считаю, хотя поначалу, у меня и были такие мысли.

— Погоди, майор… Я совсем запутался! Сначала ты нагнетал обстановку, выставляя ефрейтора в крайне невыгодном свете, считая его завербованным. Потом ты резко изменил курс, а теперь и вовсе почти сошел с дистанции. Что же ты намерен предпринять?

— Мне нужно от вас согласование одного приказа… Старший лейтенант Карпов, который наш сотрудник, был с Громовым у той вертушки. Я прошу вашего ходатайства направить его в ту часть, где служит Громов. Он должен косвенно намекнуть парню, что его подозревают. И тут, от очень многих факторов зависит, как именно отреагирует сам Громов.

— Для чего?

— Карпов с ефрейтором уже сблизились, когда выбирались из мясорубки в горах. Наш человек должен ему об этом рассказать, чтобы войти в доверие. Я хочу видеть, что предпримет наш пациент. Возможно, он расколется, всплывет что-то новое.

— Ясно! — тот захлопнул папку с рапортом. — Но ты понимаешь, что все произошедшее, яйца выеденного не стоит. Ради чего ты так суетился, я не понимаю. Дело что, государственной важности? Как будто ты что-то очень важное узнал… По сути же, мелочевка. К тому же, теперь, о судьбе Громова можно только догадываться…

Когда со всеми процедурами было покончено, меня вновь отправили в яму.

Оказалось, что все время, пока я с конвоирами бродил между кишлаков и искал аптекаря, а после выхаживал сына Иззатуллы, пленные Самарин и Корнеев работали.

Таскали тяжелые камни, копали глину. Клали стену кишлака. Само собой, тут возникал вопрос, раз мы все равны, почему кто-то пашет, а кто-то нет?

— Макс! — Димка смотрел на меня недовольным взглядом. — Я, конечно, все понимаю, но не понимаю. Что ты задумал? Все время молчишь, куда-то уходишь. Нам ничего не говоришь, но при этом даешь понять, что скоро мы сбежим. А как?

Некоторое время я думал, стоит ли им рассказывать ту часть плана, которую я уже обдумал⁈ Скорее всего, нет, но в трех словах попробовать можно, ведь я собрался бежать не один, а прихватить всех тех, кто находится в этом чертовом рабстве.

Какое дерьмовое, гнилое слово. Рабство.

— Ну, слушайте… Я уже практически вошел в доверие к старику. Подшаманил его сына, что сломал ногу. Честно скажу, я намеренно сделал так, чтобы раненый не выжил. Долго он не протянет. Я по глазам видел, что едва тот очухается и встанет на ноги, он снова будет избивать и калечить наших. Жесткая тварь, не понимающая, за что оан воюет! Поэтому он, без всякой жалости, станет частью нашего плана. Ему осталось совсем немного. Возможно, скоро мне удастся покинуть яму, и приблизиться к старику еще больше. У него есть карта, есть оружие. Все сделаем ночью. Но перед этим нам кое-что нужно. Паша, знаешь, что это?

Конечно же я показал ему пластид. Корнеев даже оживился.

— Обалдеть! Ты где его взял?

— Случайно по пути попалось! — усмехнулся я. — Аж три штуки! Не спрашивай как они ко мне попали, лучше скажи, как его взорвать? Капсюля-то у нас нет. Сможешь сделать?

— Нет! — отрицательно качнув головой, ответил прапорщик. Думал он недолго. — У меня ничего нет. Можно было бы попробовать лампочкой, но кто же разрешит? Или батарейкой, да где ее взять⁈ К тому же дистанционно не получится. Тот, кто станет живым детонатором, сам погибнет при взрыве. Да и что ты взрывать собрался?

— Взрыв, это лишь повод. Отвлекающий маневр. Когда все займутся им, мы сбежим. Для этого даже транспорт есть.

— Без карты? Без оружия?

— Это я беру на себя! — загадочно улыбнувшись, ответил я. — Нам нужно два дня!

— Хм, а ты умеешь поднять настроение. И кстати… — Паша потер ладони друг о друга. — Мы тут с Димкой нашли кое-что полезное… Тебе точно понравится!