Его волшебное прикосновение

Глава четырнадцатая

Селина бросалась из стороны в сторону, и серебряные колокольчики на ее платье и капоре позвякивали вразнобой в серой пелене начавшегося ливня.

— Мистер Вон Тель, ау, где вы?! — Ее зов перешел в крик отчаяния.

Джеймс большего и не желал — обстановка даже лучше, чем он надеялся. Не было никакой нужды продолжать мучения девушки, она готова к приобретению нового для нее опыта. И он уверенно остановил Селину:

— Хватит, ты вся промокла. Ну-ка быстро в коляску.

— Я подожду здесь, пока лошади… не придут, — с вызовом сказала она.

— Селина, моя сладкая, — иногда ты просто испытываешь мое терпение. — Без предупреждения Джеймс наклонился, обхватил ее ноги ниже колен и перекинул девушку себе через плечо лицом вниз.

— Я не твоя сладкая! — Она барабанила кулаками ему в спину, извиваясь всем телом. Джеймсу эти ощущения пришлись по вкусу: округлые ягодицы, твердо поддерживаемые его широкой ладонью, вертелись самым восхитительным образом. Добравшись до коляски, Джеймс распахнул дверцу, бесцеремонно отправил свою ношу внутрь, затем забрался сам и уселся рядом с Селиной. Она немедленно пересела на сиденье напротив, скрестив руки на груди.

— Ну вот, — заявил Джеймс с деланным воодушевлением, — Вон Тель, слава Богу, поднял верх и закрыл окошки. Здесь мы будем в тепле и укроемся от дождя. — И ни слова о весьма приятной обстановке полной интимности.

— Летти станет беспокоиться обо мне.

— К сожалению. Когда вернемся, я объясню ей, с какими ужасными обстоятельствами мы неожиданно столкнулись. — Вряд ли Джеймсу улыбалось превратиться в законченного лжеца, но временами способность соврать приносила пользу. — А пока отдыхай. И сними одежду.

— Что-о? — Она еще теснее сжала руки на груди. — Я и не подумаю раздеваться, сэр.

— Но ты промокла.

— Как и ты. — Он расстегнул сюртук. — Я тоже разденусь.

— Ты не сделаешь этого! — Селина отвернулась.

Джеймс решил попробовать обходной маневр. Он быстро изучил содержимое корзинки мисс Фишер: там был лимонад и целая гора бутербродов. Потом открыл корзину, что собрала для них Лиам: под крышкой уютно лежала, словно в гнездышке, бутылка шампанского. При виде ее Джеймс улыбнулся. Надо будет похвалить Лиам за заботу. Он извлек два хрустальных бокала, аккуратно завернутых в полотняные салфетки, открыл бутылку, громко хлопнув пробкой, и уголком рта улыбнулся Селине, когда она обернулась, вскрикнув от неожиданности.

— Это нас согреет. — Джеймс наполнил бокалы, зажав их коленями.

— Что это — шампанское?

— Да.

— Я не одобряю крепкие напитки. — Селина снова дала ему лицезреть свой профиль. — Так что будем делать?

Будем делать многое, мог бы сказать Джеймс. Но прежде надо добиться, чтобы у нее развязался язык и расслабилось все еще скованное тело.

— Если позволишь, я успокою тебя относительно нашей ситуации. Уверяю, долго бедствие не продлится.

— Откуда тебе это известно?

— Так уже бывало раньше.

— Да? — Она снова взглянула на своего собеседника.

— О, да. Не сомневаюсь, что Вон Тель распряг лошадей и пустил их пастись, а Энтони сбежал.

— Энтони?

— Да. Вороной конь. А другой — за ним. Но они далеко не уходят. Вон Тель, я уверен, заметил, в каком направлении они ускакали. Он подождет, пока лошади устанут, и приведет их назад.

— Сколько же времени на это потребуется?

Джеймс пожал плечами:

— Час. Может быть, два.

— Два часа!

А может случиться, подумал Джеймс, что все протянется и до утра.

— Звучит не очень-то утешительно, скажу я тебе, — промолвила Селина, откинувшись назад. — Провести два часа с глазу на глаз с мужчиной, который тебя терпеть не может, — не такая уж заманчивая перспектива.

Джеймс поставил бутылку на пол и предложил бокал даме. Она покачала головой:

— Я же сказала, что не одобряю выпивающих.

— Это не выпивка ради выпивки, — сказал он, стараясь придать голосу убедительность. — Благодаря чисто медицинским свойствам вино способно предупредить простуду.

— Я не собираюсь напиваться. — Селина всматривалась в его лицо, полная подозрений.

— От маленького бокала шампанского ты не опьянеешь, моя дорогая. Только согреешься.

Джеймс с настойчивостью вложил ей в руку бокал, который девушка осторожно взяла и поднесла ко рту. Сморщив нос из-за шипящих пузырьков, сделала глоток. Он наблюдал за ней поверх края своего бокала. Она сделала еще глоток — побольше, затем еще один.

— Довольно… приятно, а? — Она смотрела на Джеймса, запрокинув бокал, который накрыл ее нос, и осушила все до дна.

— Очень согревает, — изрек Джеймс, как нечто само собой разумеющееся, и быстро наполнил снова бокал Селины. — Чудесно предохраняет от простуды.

Селина хихикнула:

— Кто тебе это сказал? Твоя няня?

— Я бы не удивился. Но почему ты думаешь, что выпивать нехорошо? Я имею в виду, пить более основательно, чем требуется лишь из медицинских соображений?

— Дело в том, что у некоторых вино вызывает, — Селина сделала новый глоток, — приступы бешенства, и никогда не знаешь, кто им подвержен. Я очень боюсь, когда пьют.

— Ты намекаешь на что-то вроде припадков бешенства, какие бывают у твоих родителей?

— М-м-м.

— Что, собственно, происходит с ними в таких случаях?

— Я их тогда практически не вижу. — Лицо Джеймса омрачилось, но он прикусил язык. — Понимаешь… Она снова потянула вино и провела языком по губам. — Понимаешь, когда такой приступ начинается, родители отсылают слуг по их комнатам. И нас с Летти тоже. И всех держат взаперти.

Джеймс прижал зубами нижнюю губу:

— Взаперти? Не долго, надеюсь?

— О, нет, долго. — Она вздохнула. Взгляды их встретились, и он увидел, как огромны ее слегка затуманившиеся глаза, какая в них печаль. — Иногда нас не выпускают в течение целого дня или двух дней. Наиболее долгий срок, как случилось однажды, — трое суток. Это был самый ужасный припадок. Если бы не моя дорогая Летти…

Джеймс испытал потрясение, но попытался сосредоточиться на добывании информации.

— Ты, должно быть, хоть отчасти догадываешься, почему твои родители предпочитают, чтобы ты оставалась в своей комнате? Вероятно, они заботятся о твоей безопасности?

Селина покачала головой:

— Нет, они не хотят, чтобы мы видели, как они ведут поиски.

— Ведут поиски? — Сердце Джеймса екнуло: он и не мечтал узнать так много за столь короткое время. — Почему ты считаешь, что они что-то ищут?

— Все очень просто. — Селина сделала еще глоток. — Они переворачивают дом вверх дном. Мебель, картины, портьеры. Особенно буйствуют в кухнях. Некоторые вещи вообще не возвращаются на свои места.

— Понятно. На тебя это, очевидно, действует ужасно.

— Я научилась скрывать свои чувства. Они бы наслаждались, увидев меня в состоянии ужаса. Поэтому я никогда не подаю вида, — сказала девушка без тени жалости к самой себе. — Как ты считаешь, я могу выпить еще чуточку шампанского — чтобы не заболеть простудой?

Джеймс выполнил ее просьбу, заткнул бутылку пробкой и поставил ее назад в корзину. Ничего слишком — и ради нее, и ради него самого.

Он нашел в корзине небольшое блюдо, плотно запакованное в кружевную салфетку. Поверх материи Лиам обернула блюдо серебристой бумагой и обвязала лентой, сделав большой бант. В узел была вставлена желтая роза сорта «Очарование Тилли». Да, Лиам, маленький китайский дружок, всегда ставила его интересы выше своих собственных. Подавая Селине блюдо, Джеймс увидел, как она просияла, заметив розу.

— Боюсь, роза чуть увяла и уже не так прекрасна, как ты, — сказал Джеймс. — Открой, там внутри, наверное, что-нибудь приятное.

Изумительные сладости, приготовленные Лиам, обрадуют кого угодно. Селина улыбнулась Джеймсу.

— Ты так добр, Джеймс… И все же я убеждена: ты огорчен, как и я, всеми этими неприятностями.

— Не беспокойся обо мне.

— А я беспокоюсь. И буду впредь. — Лицо ее светилось нежностью, на влажных губах — легкая улыбка. — Если он поцелует ее сейчас, то почувствует вкус шампанского. — А еще я очень сожалею, что поставила тебя в затруднительное положение своим…

— Я решил принять твое предложение, — перебил он.

— Ты решил… принять?

— Да. Но сначала ты должна точно объяснить, чего ты хочешь от меня, что означает — погубить твою репутацию, и почему ты этого хочешь.

— Ну, хорошо. — Девушка понюхала розу, и он обратил внимание, как медленно, как плавно опустились ее ресницы. — Ты, наверное, слышал, что говорил этот отвратительный Персиваль Летчуиз?

— Да.

— Но ты сумел отделаться от него. — Селина сдвинула брови. — Кстати, как тебе это удалось?

Джеймсу предстояло позаботиться, чтобы девушка не заснула раньше времени. Позднее ее сонливость может оказаться благословением, но сейчас пора еще не пришла.

— Оставим эти подробности. Лучше расскажи мне о Персивале Летчуизе. Почему этот человек тебе угрожает?

— Пустяки, что мне его угрозы. Вот его отец, Бертрам Летчуиз, тот страшно опасен. Слухи, которые, очевидно, до тебя дошли, — не выдумка. Мои папа и мама дали ему основание надеяться на их благосклонность, если он попросит моей руки.

У Джеймса все внутри сжалось:

— А тебе бы это не понравилось?

— Он невыносим. — Селина наклонилась вперед, заговорила громким шепотом. — Старый, толстый. От него воняет перегаром и помадой. Он брызжет слюной, когда говорит, и прижимается ко мне.

Однажды… — Она содрогнулась. — Однажды он сдавил мне… И сказал… Вроде того, что он, мол, попробовал, созрели ли плоды.

Лишь гигантским усилием воли Джеймс позволил себе не взглянуть на то, что сдавил проклятый Летчуиз. При мысли о том, что подобное отродье касается тела Селины, у него закипела кровь. Этого человека ждет возмездие, уж он позаботится!

— Не думай о нем, — сказал молодой человек. — Объясни мне все до конца.

— Но разве ты еще не все понял?

Пожалуй, подумал он, но…

— Мне нужно, чтобы ты рассказала сама.

— Единственное, что может заставить папу и маму передумать и отказать Летчуизу, это — более выгодное предложение. Но уверяю тебя, такое предложение вряд ли последует. Поэтому остается лишь один выход.

— Какой же?

— Погубить себя, чтобы Летчуиз не захотел жениться на мне. — Она выпрямилась. — Вот и все. Теперь ты знаешь.

— Дай-ка сообразить, правильно ли я понимаю. Ты хочешь, чтобы я погубил твою репутацию. Но ты не просишь, чтобы я сделал тебе предложение.

— Конечно нет, — покачала Селина головой. — Ничего подобного. Я знаю, что ты вовсе не собираешься жениться на мне. Зачем бы тебе это понадобилось? Ты слишком отважен и свободолюбив, чтобы взять себе в жены такую бесцветную особу, как я. К слову, я и завела вчера вечером разговор о своих требованиях к супругу, чтобы убедить тебя и себя: мы совершенно не подходим друг другу. Во всяком случае, я не надеюсь когда-либо услышать, что ты размышляешь о подобном шаге. Однако я считаю тебя хорошим человеком, и у меня есть, чем вознаградить тебя за твою жертву.

— Чем же? — Джеймс пришел к выводу, что девица сбивает его с толку слишком уж часто.

Щеки Селины ярко зарделись:

— Я сделала открытие. Ты сочтешь меня глупой гусыней, поскольку я не знала этого раньше. Но теперь я понимаю, что чувствуют джентльмены… Ну, они испытывают ощущения страсти, как и женщины, не правда ли? — Джеймс промолчал. — Так вот, в знак благодарности за твою помощь, я буду делать вместе с тобой, то, что вызывает в тебе ощущение страсти. И дам тебе заверения в своей вечной признательности и дружбе до конца дней. — Она говорила бодро, но голос ее дрожал.

— Когда… Каким образом ты хочешь, чтобы я… Как долго мне ждать часа, когда я должен буду, гм, погубить тебя?

— Не очень долго. — На ее золотисто-карие глаза набежала тень тревоги. — К сожалению, мама и папа еще не приехали в Лондон. Иначе мы бы с этим уже покончили, вернувшись домой, сегодня вечером.

— С чем покончили бы?

— Я могла бы пойти к ним, объявить, что я погибла, а потом ты бы рассказал, как я вынудила тебя пойти на подобный шаг. Ты бы отметил, что не имеешь ни малейшего намерения жениться на мне. Дело будет кончено, и ты сможешь тут же уехать. Но родителей еще нет в Лондоне, а Летти будет настаивать, чтобы мама и папа слышали все своими ушами.

— То есть Летти знает, что ты затеваешь?

— В некотором роде. — Селина нервно повертела блюдо в руках. — Но точно она не знает. Я не говорила ей, что намерена идти напролом.

— Тебя можно понять, — сказал он со значением.

Все замыслы Джеймса пошли под откос. Он старался скомпрометировать ее не сразу, постепенно, чтобы процедура длилась достаточно долго, а тем временем он добился бы, чтобы его принимали в Найтхеде и Годвины доверяли ему.

— Ты, верно, считаешь меня ужасной сорвиголовой.

— Я считаю тебя обворожительной, — сказал он, положив руку на сердце. — И я тебе помогу. Обещаю. Но ты должна вопрос о сроках и всем остальном предоставить мне.

— Но…

— Селина, никаких «но». Положись на меня.

Она поиграла розой.

— Тебе виднее.

— Я убежден: если очень спешить, ничего вообще не получится.

— Но я хочу отделаться от этого как можно скорее. — Она поднесла цветок к лицу и, прикрыв глаза, понюхала. — Не выношу даже присутствия этого толстяка. И ума не приложу, какая может быть из меня жена для него? Зачем ему такая желторотая девица, как я?

Джеймс всматривался в ее черты и чувствовал тяжесть на душе. Как это возможно, чтобы мать и отец обрекли собственное дитя на подобную судьбу? Впрочем, он знал ответ: так заставляет поступать алчность.

Тем временем Селина отложила розу. Осторожно развязала бант, украшавший запакованное блюдо, развернула серебристую бумагу, заглянула внутрь и… закричала. Джеймс бросился к ней, обхватил ее плечи руками. Но она кричала без умолку:

— Нет! Убей его! Нет! — Ее лицо покрыла мертвенная бледность.

Джеймс не успел ничего предпринять, как огромный черный паук с толстыми мохнатыми лапами и отвратительным жирным туловищем вылез на край блюда и спрыгнул девушке на колени. Распахнув дверцу, Джеймс подхватил паука и вышвырнул наружу. Оставалось захлопнуть дверцу, бросить блюдо в корзину, закрыть крышку. Черт побери эту Лиам! Ей придется ответить за это!

— Извини меня, — мягко промолвил Джеймс. — И успокойся. Все прошло.

Ее губы дрогнули:

— Как могло?..

— Не знаю, но теперь все в порядке. Не бойся. Я тебя защищу.

И тут Селина сорвалась с места и бросилась к нему. Спрятав лицо на его груди, она сжалась у него на коленях, обвила шею руками. Дрожь сотрясала все ее тело. Капор упал с головы, и Джеймс ласково отвел в сторону рассыпавшиеся без заколок золотистые локоны. Девушка хотела что-то сказать, но он прикрыл ее рот ладонью.

— Сегодня я оказался не на высоте. Но в будущем сделаю все, чтобы защитить тебя. Кстати, у тебя влажные волосы и платье тоже. Я не могу допустить, чтобы ты вернулась домой больною.

— Просто держи меня. — Она приникла к нему еще теснее, уткнувшись лицом в его шею. Джеймс закрыл глаза. Вдыхая ее чистый, как у цветка, аромат, он не без труда заставил себя сосредоточиться:

— В большой корзине под сиденьем лежит плед. Пожалуйста, сними одежду и укутайся в него. А платье мы разложим, оно подсохнет к нашему возвращению в Лондон. Тогда ты сможешь снова одеться, и никто ничего не заметит.

— А мистер Вон Тель?..

— Когда вернется, то не заглянет внутрь. Я об этом позабочусь.

Он вновь с нежностью усадил Селину на противоположное сиденье, опустил занавески на окнах кареты и достал большой мягкий плед, о котором позаботился накануне.

Селина мучилась с пуговицами своего платья. Руки плохо слушались ее. Он сглотнул слюну:

— Позволь мне помочь тебе.

Она послушно вытянула руки. Джеймс стянул с них перчатки и сразу же принялся растирать ей ладони. Она тихонько вскрикивала от боли, когда в них снова стало возвращаться тепло.

— Тише, тише, — сказал он с нежностью. — Можно я расстегну эти застежки?

Она кивнула, и Джеймс почувствовал, как все внутри у него перевернулось. Лихорадочный покалывающий жар вздымался, заливая его тело… Наконец платье было расстегнуто. Он поднял глаза, обнаружив, что она наблюдает за ним.

— Спасибо, Джеймс.

— Рад услужить.

Все еще не отрывая от нее глаз, он спустил с ее плеч платье и потянул вниз рукава. Девушка даже не пыталась ему помочь.

— Приподнимись чуть-чуть, мое яблочко. — Удерживая Селину за талию, он снял мокрый бархат, расстелил платье в дальнем углу кареты. Затем Джеймс стащил с себя влажный сюртук. Селина тихонько ахнула.

— Что такое?

— Ничего. — Она избегала его взгляда.

— Ничего? — Став на одно колено, Джеймс повернул ее лицом к себе. — Может быть, тебя обеспокоил мой вид без сюртука?

Селина нахмурилась и пристально взглянула на Джеймса.

— Нет. Хотя это должно было бы насторожить меня. — Дейвид говорил: особа женского пола с чувствительной натурой может не устоять при виде полураздетого мужчины.

— Он так говорил? — Джеймс никак не мог решить, заслуживает святоша Дейвид Талбот похвалы или проклятия за свои усилия.

Селина продолжала коситься на его мокрую рубашку. А может быть — и это казалось более близким к истине, — на просвечивающее сквозь влажную ткань его мускулистое тело. И действительно: ее любопытные пальцы легли ему на грудь — как раз туда, где плоский сосок моментально отвердел при прикосновении. Дыхание ее участилось. Его тоже. Так кто же он в самом деле — глупый мальчишка, пришедший на первое свидание с женщиной? Нет. Виноваты ситуация и природа именно этой юной особы: они оказывают на него такое сильное воздействие.

— О чем ты думаешь, Селина?

— О том, что мне нравится вид не полностью одетого мужчины. — Она хихикнула, а Джеймс инстинктивно хлопнул себя по колену.

— Ты никогда не видела своего друга Дейвида без сюртука?

Она сдвинула брови:

— О, нет. По крайней мере с тех пор, как я была еще маленькой девочкой. Вероятно, тогда я видела его без сюртука, — подняв плечи, она рассмеялась серебристым веселым смехом. — Да, совершенно забыла: однажды я лицезрела его только в нижнем белье — когда он водил меня на реку купаться. Он, правда, говорил, что это должно остаться нашим секретом, потому что родители нас бы не одобрили. — Ее глаза вдруг широко раскрылись, она прижала ладонь ко рту. — А я только что взяла и выболтала тебе. Но, надеюсь, все будет в порядке — ведь ты мой самый верный друг, который погубит мою репутацию.

Джеймс пропустил последние слова мимо ушей.

— А что на тебе было надето, когда ты плавала в реке? — Он попытался не скрипеть зубами в ожидании ответа.

— Как что? — Селина казалась искренне удивленной. — Моя сорочка, конечно. Я бы и ее сняла, но он настаивал, что без ничего нельзя.

— Восхитительный поступок с его стороны. Он, должно быть, настоящий рыцарь.

— Это уж да. Я знала: ты разделишь мое восхищение Дейвидом.

Джеймс что-то проворчал. Ему надо было сосредоточиться на главном, но он не удержался и задал еще один вопрос:

— Сколько же лет было тебе, когда ты занималась плаванием с Дейвидом Талботом?

— Пять… А Дейвиду пятнадцать. Он говорил потом, что я долго надоедала, прежде чем он взял меня с собой.

Джеймс засмеялся, и его гнев улетучился.

— Селина, ты, правда, должна снять одежду.

Желто-зеленый шелк нижнего платья прилип к телу.

— Ну… — Селина вновь захихикала. — Я сниму платье, если ты снимешь свою рубашку. — Она состроила гримаску и откинулась назад, покатываясь со смеху от собственной попытки пошутить.

— Ты совершенно права. — Он быстро расстегнул пуговицы на своей груди и высвободил подол рубашки из бриджей. Селина перестала смеяться, рот ее приоткрылся, было видно, как она судорожно сглатывает, рассматривая его обнаженную грудь. — Теперь твоя очередь.

Неловким движением она завела руку за спину, стараясь сделать невозможное — ослабить ленты на шнуровке. Это кончилось тем, что она прекратила свои попытки, гордо вздернула подбородок и повернулась боком на сиденье.

— У меня не получается. Ты поможешь?

— О, да, — пробормотал Джеймс.

Он пересел к ней, ловко развязал влажные узлы, и подсунув руки под плечики платья, стянул мокрый шелк до локтей. Тут соблазнитель остановился. Он с нежностью поглаживал кожу ее рук от локтя до плеча, затем обнял ее и прижал к себе. Искусство состоит в том, чтобы зайти так далеко, как только возможно, но все-таки не слишком далеко, или, вернее, заставить ее думать, что он не зашел чересчур далеко. О результате можно будет судить в самые ближайшие минуты.

Джеймс ощутил тяжелую пульсацию во всем теле. Сохранять ясную голову становилось, без сомнения, почти невозможно. Однако, потеряв голову, он рискует потерять все.

— У тебя волосы на груди, — сказала она тихонько.

— Тебе не нравится? — Медленным движением он отвел в сторону ее гриву и прижался губами к плечу. — Твоя кожа такая гладкая…

— Мне нравятся волосы у тебя на груди. От этого ты кажешься таким мощным… и жестоким.

— Мощным и жестоким, — повторил он. — А какое впечатление производит на тебя то, что я выгляжу мощным и жестоким?

— Мне становится горячо, — заявила она, не колеблясь. — Горячо внутри, как будто я хочу потрогать твои волосы.

Сердце Джеймса чуть не остановилось. Этому нетронутому созданию от природы свойственны страсти, которые очень легко могут погубить его самого.

— Раз так, ты должна почувствовать их. — Со скоростью, на которую только был способен, он стянул рукав ее платья, а затем и весь наряд. — Подожди. — Он расправил и разложил одежду, не особенно, впрочем, беспокоясь, высохнет ли она.

Когда Джеймс обернулся, Селина сидела, глядя на него. Он стал перед ней:

— Раздвинь колени, Селина, чтобы я мог быть к тебе еще ближе. — Она послушалась, и он привлек ее лицо к своему обнаженному животу. — Целуй меня, моя сладкая. Дай почувствовать твои губы на моем теле.

Она громко застонала, снова и снова прижимаясь влажным ртом к его коже, затем подняла лицо:

— Я так делаю, Джеймс?

— Так, — прошептал он и положил ее раскрытые ладони себе на грудь. Она улыбнулась, погладила его нежно, нерешительно. Он весь напрягся. Нет, никогда еще у него не было подобной женщины! К его полному изумлению, Селина притянула его еще крепче к себе между раздвинутыми бедрами, слегка приподнявшись, сдернула с его плеч рубашку и стала жадно покрывать его грудь бесконечными поцелуями.

— У меня то же… снова то же ощущение, — пролепетала она растерянно.

— Какое ощущение? — Он упал на колени у нее между бедрами. — Селина, скажи мне.

— Это — горячая влажность. — Она отвернулась, но яркая пунцовая краска залила уже ее щеки. Джеймс мягко рассмеялся:

— Это же очень хорошо, моя золотая девочка. Очень и очень хорошо. Посмотри на меня, Селина. — Она грустно покачала головой. — Ну, пожалуйста.

Голова ее медленно повернулась. Не отрывая взгляда от ее глаз, он взял в рот указательный палец, не спеша вынул и, коснувшись ее напрягшегося соска, начал поглаживать.

— Джеймс! — закричала она, непроизвольно выгибая спину, лихорадочно дыша. — О, Джеймс! Этого не может быть… Ах, мне все равно.

— Что все равно? — Продолжая ласкать алчущий сосок, он увидел, как она закрыла глаза, и переместил ее бедра глубже на сиденье.

— Мне все равно — пусть я паду, — задохнулась Селина. — Я так хочу.

Сейчас и ему было все равно.

— Джеймс, я хочу…

— Чего ты хочешь? — Он-то твердо знал, что было нужно ему.

Открыв глаза, Селина нашла его указательный палец, взяла в рот, глубоко втянула. Потом палец оказался у нее на соске, и она начала водить его по кругу, как делал только что Джеймс.

— Вот, чего я хочу… Но, мне кажется, я не знаю всего, что хочу.

Что ж, он может подсказать. Джеймс устроился на противоположном сиденье и, увлекая Селину за собой, посадил ее верхом себе на бедра. Он одарил ее улыбкой, стараясь дышать спокойно.

— Ты мне нравишься такой, Селина. Какая радость — любоваться тобою.

Ее дрожащие ладони прошлись по его плечам, погладили шею, спустились на грудь, и она робко улыбнулась в ответ:

— А мне нравится смотреть на тебя. И я счастлива дарить тебе наслаждение. Это и есть то, что я обещала. Часть нашей сделки, не так ли?

Джеймс едва не пустился в опровержения. Но пусть это будет лишь частью договорных обязательств, так даже лучше. Она дочь врагов его отца. Из этого и надо исходить.

— Мы заключили хорошую сделку, Селина.

Совершенно беззащитная, доступная ему, она сидела у него на коленях с почти обнаженными нежными бедрами, белая кожа которых сияла между сорочкой и кружевными чулками. Джеймс прильнул с поцелуем к шее.

— Джеймс…

С жестоким отчаянием он заставил умолкнуть этот доверчивый голосок. Закрыв губами ее рот, он проник языком вглубь, водил его взад-вперед, пока она не приникла бессильно к его плечам. В безумном забытьи он жадными губами мучал ее рот и едва уловил, когда начал получать ответ на свои ласки.

Задыхаясь, она отстранилась, опустилась снова на его бедра в позу наездницы, закинула голову. Джеймс уже не мог больше вынести, что полушария ее налившихся грудей все еще были отделены от него прозрачной завесой сорочки. Уверенной рукой он развязал тонкую ленту.

— Джеймс, — произнесла она его имя, опуская руки и наблюдая, как он обнажает ее груди. Сладостные, до боли сладостные и нежные, они устремлялись навстречу его ласке.

— В тот раз… — Она прикрыла глаза. — Мне понравилось, как ты делал перед этим.

— И снова понравится. — Джеймс осторожно сжал зубами остро торчащий сосок, обвел языком вокруг и услышал, как она застонала от наслаждения. — Ты создана для этого, — выдохнул он ей прямо в пышную грудь.

Не отрывая прочно прижатого к ее груди лица, Джеймс обеими руками спустил чулки и провел ладонями по атласно-нежной внутренней стороне бедер.

— Держи меня за плечи, — повелел он, быстрым движением укладывая ее на спину вдоль сиденья. — Обними мою талию ногами.

— Зачем? — Голос звучал еле внятно, но был полон желания.

— Потому что я так хочу. И ты будешь хотеть этого. Таких, как ты, Селина, надо поискать. Ты женщина, созданная прежде всего для любви.

Срывая с девушки сорочку и расстегивая бриджи, он в угасающем вечернем свете увидел блеск ее затуманенных глаз и убедился: она не подозревает, что он в действительности предпринимает.

— Доверься мне, — сказал он, укладывая ее на спину. Ты не будешь разочарована. Это должен сделать я.

Прежде всего предстоит так крепко привязать ее к себе, чтобы ей никогда не захотелось освободиться от этих пут.

— Ты моя сладкая, — бормотал он, склоняясь над ней, покрывая бесчисленными жаркими поцелуями губы, груди, нежный округлый живот. — Нет слаще тебя, нет.

Его пальцы нашли себе занятие в лощинке, прикрытой треугольником волос. Он ласкал ее, прислушиваясь к нарастающим стонам, пока ее бедра не устремились к нему навстречу, переполненные жаждой наслаждения. Она вскрикивала в каком-то забытьи и, вцепившись пальцами ему в волосы, прижимала его к себе все теснее. Наконец он почувствовал неистовую судорогу всего ее тела и услышал слабый стон:

— Джеймс!..

— Тебе хорошо, моя любимая?

— Да, — вздохнула она. — О, да! А ты тоже ощущаешь блаженство, Джеймс?

— Почти, — сказал он. Встав над нею, он приспустил бриджи. — Еще чуть-чуть, и мне будет так хорошо, что мне позавидовал бы любой мужчина.

— Хорошо, — кивнула она, прерывисто дыша. — Скажи, что мне надо делать.

— Ничего, — коротко бросил он и начал свои действия. Ей был незнаком этот опыт, и она не знала, что он собирается совершить. — А теперь сожми ноги. Теснее.

Она выполнила его указание — и неожиданно замерла.

— Что… Что это, Джеймс?

— Не думай об этом, — произнес он с трудом. — Это часть мужской плоти, которая отвечает на зов, как отвечает определенная часть у женщины. — Держи ее между ногами, Селина. Умоляю, просто держи…

— А-ах! — Опустошенный, он упал на нее, приник к ней и лежал, тяжело дыша.

— Джеймс? — достиг его слуха вопрошающий, немного испуганный голос. — Это было так, как нужно?

— Да. — Он слишком устал, чтобы шевелиться и говорить.

— Надеюсь, теперь-то я погублена окончательно, не так ли?

Джеймс крепко зажмурился. Еще нет, сказал он про себя. И вообще думать об этом он сейчас не желает.

— Предоставь все мне, Селина. Не думай ни о чем. Тебе не стоит занимать себя такими вопросами.

— Джеймс! — Она коснулась его своей тонкой рукой, вгляделась в лицо при свете уличного фонаря.

— Тихо, Селина, — прошептал он, бережно приподняв ее голову, лежавшую у него на плече. Она уснула, едва их экипаж двинулся в обратный путь. — Ты скоро будешь дома.

— О Боже! — Она подобрала плед, в который Джеймс завернул ее до самого подбородка. — Какой ужас! Нам надо скорее привести себя в порядок.

Из-за того, что она моментально заснула, когда Вон Тель, получив условный сигнал, пригнал лошадей, и проспала всю дорогу, он не мог раньше позаботиться о ее внешнем виде. Одежда самого Джеймса была приведена в порядок и выглядела выше всяких подозрений. Теперь он с большой ловкостью помог Селине поправить чулки и сорочку, хотя она пыталась остановить его.

— Ты не должна испытывать неловкость передо мной, моя сладкая, — сказал он не без некоторой доли любования собой. — Помни, нет ничего, чего бы я не знал о тебе.

— Пожалуйста, не произноси такие вещи вслух, — мягко попросила Селина.

— Если ты так предпочитаешь, не буду. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Вот тебе. Не думай больше об этом. Но не забывай — мы с тобой партнеры, которым предстоит выполнить некую миссию, и ты назначила меня своим повелителем и наставником.

— Да. — Она подняла руки и начала укладывать волосы в узел на макушке.

Джеймс обнаружил при этом, что не способен противиться соблазну запечатлеть еще один поцелуй там, где тело ее притягивало взгляд сквозь вырез сорочки. Селина затихла, но потом решительно сказала:

— Джеймс, так мы не успеем опомниться и прийти в себя, прежде чем доберемся домой.

— Хорошо, мое сокровище. — Он нежно прикрыл ее груди, завязал ленту на сорочке, подал и помог надеть платье.

— Джеймс! — Ее голос был полон отчаяния.

— Что случилось?

— Моя шляпка совершенно вышла из строя.

— Боюсь, ты права. — Он взял у нее капор. — Но не огорчайся. Я куплю тебе…

Он понял свою ошибку прежде, чем закончил фразу. Губы Селины сжались:

— Ты ничего мне не купишь! Нашей сделкой это не предусмотрено.

Джеймс вздохнул:

— Ладно. Но когда мы приедем к вам на Керзон-стрит — а она уже за углом, — будь добра, разреши мне самому дать разъяснения мисс Фишер.

Селина не возражала. Ее глаза взволнованно блестели. Держа в руках останки своей безнадежно испорченной шляпки, она нетерпеливо пристроилась на самом краю сиденья. Наконец экипаж остановился. В мгновение ока Вон Тель распахнул дверцу и спустил ступеньки кареты. Лицо его ничего не выражало, как и тогда, когда хозяин вызвал его из укрытия вместе с лошадьми условным сигналом.

Джеймс спрыгнул на тротуар и подал руку Селине. Следовало признать, она была слишком взлохмачена, чтобы надеяться избежать расспросов.

— Мистер Иглтон, какие будут приказания? — полюбопытствовал Вон Тель, будучи, как всегда, наготове помочь своему хозяину.

— Подожди здесь.

Джеймс, как полагается, поддерживал руку Селины, лежавшую у него на локте, и вел ее по ступенькам со всем достоинством, какое только было возможно. Дверь открылась, лишь только он потянулся к звонку.

— А, вот и вы, — напряженные складки пролегли вниз от уголков рта мисс Фишер. Она переводила взгляд с Джеймса на Селину и обратно. — Входите.

— Я не могу найти слов, чтобы выразить вам, мисс Фишер, свое огорчение, — начал Джеймс. — У нас было происшествие, совершенно выбившее нас из колеи.

По пути в гостиную Летти хранила все то же выражение глаз.

— Судя по виду Селины, вы выразились слишком мягко.

— Ответственность за эту ужасную неприятность лежит полностью на мне, — продолжил Джеймс. — Мы решили, то есть я решил, что, поскольку солнце скрылось, прокатиться за город будет приятнее.

— И было приятнее? — Летти не спускала глаз со шляпки Селины. — Вы, вероятно, не откажетесь от стаканчика бренди, мистер Иглтон?

— Благодарю вас, нет. Я спешу домой. И Селина, должно быть, совсем выбилась из сил вследствие нашего приключения.

Джеймс отнюдь не был уверен, что ему нравилось, как брови Летти поползли вверх.

— Да, мы нашли прелестный уголок за городом и решили прогуляться.

— Это я захотела, Летти, — внезапно вмешалась Селина. — И все было прекрасно, пока не налетела гроза.

— И не полил дождь, — добавил Джеймс. — Настоящий ливень.

— Мы побежали назад к экипажу, — вновь взяла слово Селина. — Но ты никогда не догадаешься, что произошло.

— Наверняка не догадаюсь.

Селина всплеснула руками:

— Лошади ускакали! Мистер Вон Тель пустил их пастись, и они исчезли.

С чувством огромного облегчения Джеймс заметил, что зловещий холодный огонь в глазах мисс Фишер слегка приугас.

— Неужели исчезли?

— Да. И целую вечность не возвращались назад.

— Ужасная досада, — вставил Джеймс.

Летти распахнула перед ними дверь в гостиную и отступила в сторону:

— Вы оба выглядите совершенно замерзшими. Я настаиваю, чтобы вы выпили бренди, мистер Иглтон. Селине я устрою горячую ванну и немедленно уложу ее в постель.

— Вы мудрая женщина, — с поклоном сказал Джеймс. Он стоял на пороге комнаты. — Я в самом деле не могу остаться. Но завтра непременно заеду узнать о здоровье Селины.

— Что ж, если вы так настаиваете.

Неожиданно Селина слегка вскрикнула.

— Что случилось? — Джеймс тщетно пытался взять ее за руку.

— Дейвид! О, Дейвид!

Джеймс поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с высоким, очень красивым, белокурым молодым человеком, который выступил из тени у камина.

Девушка бросилась к нему.

— Дейвид. Милый, милый Дейвид. Почему ты не прислал мне весточку о том, что приезжаешь?

— Не было времени, — сказал молодой человек глубоким звучным голосом.

— Джеймс, — сказала Селина, обернувшись к нему с раскрасневшимися от радости щеками. — Это мой самый дорогой друг Дейвид Талбот, достопочтенный Дейвид Тал-бот. По каким-то причинам он решил, что должен заглянуть ко мне без предупреждения. И напугать меня до смерти.

Она смотрела на своего старинного приятеля, и взгляд у нее был озорной. А тот через голову Селины вперил глаза в Джеймса, холодные глаза цвета прозрачного зеленого стекла. Взгляд их был тверд и настойчив. На поверхности его четко обрисованных щек не появилось ни румянца радости от встречи, ни улыбки от того, что он был представлен таким образом.

— Да, — произнес он тихим, едва слышным голосом. — Мне представляется, что удивилась не только одна Селина.