Его волшебное прикосновение

Глава двадцать седьмая

Стоя на верхней площадке парадной лестницы Блэкберна, Джеймс взглянул на небо. Над холмами Дорсета занимался рассвет. Свежий ветерок тянул с невидимых глазу влажных низин, принося запахи болотных трав и камыша. Наступил день свадьбы. Закрыв глаза, он напряг волю, приказывая себе обрести спокойствие. Скоро настанет час окончательного сведения счета с силами зла из прошлого. Но сегодня… сегодня все должно быть посвящено Селине. Волна горячего чувства поднялась в нем, затопила его сладостным упоением.

— Кто здесь? — Он перегнулся через балюстраду и увидел мисс Фишер. Темные круги под глазами, неприбранные волосы — все говорило о том, что у нее была бессонная ночь.

Сердце его оборвалось.

— Что случилось? Что-то с Селиной? — Перескакивая через две ступеньки, он бросился вниз.

— Ах, мистер… простите, милорд! Есть кое-что, чего вы не знаете, но должны знать.

— Где Селина?

— В усадьбе Найтхед…

— Готова ли она к свадьбе? — Летти кивнула, и Джеймс успокоился: — Что же все-таки произошло, мисс Фишер? Какие-то неприятности у Селины?

— Нет. Дело в том… Жизнь Селины была очень нелегкой. Мне надо было суметь заставить их остановиться… или найти способ забрать ее оттуда… — Она переплела пальцы в жесте отчаяния. — Я не была готова…

— Вы имеете в виду те дикие выходки ее родителей? То, что Селина называет приступами бешенства? Но ведь теперь все позади.

— Нет! — Она схватила его за руку. — Это все еще не кончилось. И не закончится до тех пор, пока… Вы не отдаете себе отчета в грозящей опасности! Вы не осознаете, как далеко они могут зайти!..

Бедняжка Летти, подумал Джеймс, она не знает, что скоро чета Годвинов будет изгнана из Найтхеда и навсегда исчезнет из жизни Селины, из жизни всех остальных.

— Отправляйтесь домой, к Селине.

— Мне надо вам кое-что сказать…

— Нет, сейчас не стоит. Пожалуйста, возвращайтесь домой, не надо надолго оставлять Селину без присмотра. И, уверяю вас, скоро все уладится. Я попрошу Вон Теля доставить вас домой.

— Существует реальная угроза, милорд. Вам надо быть очень осторожным.

Как уже бывало не раз, неожиданно, но очень кстати, появился Вон Тель. Спросив хозяина, есть ли у того для него поручения, он направил свое внимание на мисс Фишер:

— Доброе утро, Летти!

— Доброе утро! — В ее глазах засветилась надежда. — Если милорд не желает меня выслушать, то, может быть, вы…

— Мисс Фишер расстроена без достаточных оснований, — сказал Джеймс. — Будь добр, доставь ее в Найтхед. — Он обернулся к Летти: — Мне известно, что вы собираетесь рассказать. Не надо больше тревожиться и не забудьте: я надеюсь видеть вас на свадьбе.

— Согласен! — В ответе Джеймса на вопрос священника, произнесенном с глубоким волнением, слышались любовь, и страсть, и обещание верности.

Дейвид продолжал что-то говорить своим ясным и певучим голосом, но Селина не понимала ни слова. Она не спускала глаз с лица Джеймса.

— Селина! — Она вздрогнула и вопросительно посмотрела на Дейвида.

— Да?

В толпе послышались смешки прихожан, селян деревни Литтл-Паддл, которые пришли полюбоваться свадьбой благородных господ.

— Селина, — повторил Дейвид, нахмурясь. — Согласна ли ты?..

— О да, конечно! Это именно то, чего я желаю… — Смех усилился, и Селина спросила: — Я что-то не так сказала, Джеймс?

— Нет, моя дорогая, ты сказала именно то, что нужно. — Он взял ее за руку. — Вот это будет символом того, что ты принадлежишь мне, а я — тебе. — С этими словами он надел на ее пальчик венчальное кольцо — золотой поясок, усыпанный изумрудами.

Селина перевела взгляд с кольца на Джеймса:

— Никогда не думала, что стану владелицей изумрудов. — Кольцо просто чудесное, думала она, но самое чудесное — то, что Джеймс теперь принадлежит ей.

Дейвид прокашлялся и объявил:

— Теперь вы — муж и жена!

Джеймс поцеловал Селину в губы и так сжал в объятиях, что она едва не задохнулась. Потом он повернул ее лицом к прихожанам, впервые демонстрируя им новую леди Иглтон.

— Они все нас приветствуют, — прошептала она и перехватила взгляд маменьки: в нем не видно было радости, напротив, та сурово и зло сжала губы.

Нет, подумала Селина, им не удастся испортить такой день. Тут Джеймс предложил ей руку, и они под звуки органа торжественно двинулись к выходу из храма. Вон Тель, выступавший на церемонии в качестве шафера, дружки жениха, и Лиам, восторженно сиявшую от того, что ей поручили — несмотря на злобное ворчание и протесты Мери Годвин — роль подружки невесты, шли за ними. На ступенях храма Лиам тронула Селину за руку и вернула ей букет желтых роз, что взяла подержать на время брачной церемонии. Вокруг шумела веселая и доброжелательная толпа, но улыбающиеся лица сливались в одно смутное пятно: Селина смотрела на них сквозь пелену счастливых слез. Джеймс усадил ее в серебристо-серый, весь украшенный цветами, открытый экипаж и сел с ней рядом. Ландо плавно тронулось.

— Я бы желал сидеть не рядом с тобой, — заявил Джеймс, — а напротив, чтобы лучше тебя видеть, Селина. Я никогда не устану тобой любоваться.

— Я тоже, — проговорила она, без тени смущения. — Сегодня мне должны завидовать все женщины мира. Уверена, они смогут мне завидовать каждый день до конца моей жизни.

Улыбка Джеймса стала совсем счастливой. От удивления у него одна бровь поползла вверх. Казалось, он забыл обо всем на свете. Он попытался справиться с волнением и спросил шутливо:

— Скажите, миледи, могу ли я полагать, что вы действительно всем вполне довольны?

— О да! — Тут взгляд Селины упал на его длинные загорелые пальцы, легшие на мускулистое, затянутое в светло-серые брюки, бедро. — Джеймс, все что связано с тобой и есть в тебе, все меня волнует и возбуждает. Возможно, молодой женщине неприлично говорить об этом, но, поскольку я теперь замужняя дама, я считаю себя вправе говорить все, что заблагорассудится.

Джеймс засмеялся и сказал ей с особым чувством:

— Очень скоро ты, моя девочка, точно узнаешь, как ты волнуешь и возбуждаешь меня…

Но договорить ему не удалось. Он поклонился супружеской паре, которая приветственно махала новобрачным, Джеймс нашел в кармане монету, чтобы бросить ее бежавшему рядом с ландо мальчишке, снова кому-то поклонился. Громкие приветственные возгласы привлекли внимание Селины к новым фигурам этой радостной сцены — лорду Огастесу и сопровождавшей его графине Лафоге. Маркиз адресовал им изящный поклон, а его спутница в великолепном светло-розовом атласном платье склонилась в глубоком реверансе, продолжая держать лорда за руку.

— Какой счастливый день, Джеймс, милый! Безмерно счастливый!

— Но, дорогая, как же мне хочется наконец остаться с тобой наедине!

— Я мечтаю… нет, я жажду того же! Не хочу ждать!

— Но подождать — это наш долг, моя страстная леди. — Продолжая отвечать на поклоны доброжелателей, он уронил руку ей на бедро и чуть усмехнулся, когда она подпрыгнула на сиденье. — Через полчаса мы будем дома. Потом потребуется несколько часов для свадебного обеда и других глупых ритуалов. А пока позволь немного тебя приласкать…

Селина едва ли слышала, как хлопали в ладоши домашние слуги, встретившие новобрачных с радостными и счастливыми лицами. Но, крепко держась за руку Джеймса, она сумела заставить свои губы улыбаться и бормотать слова благодарности, пока поднималась по парадной лестнице.

Через несколько мгновений они уже сидели за праздничным столом в прекрасно обставленной столовой. С канделябров свисали гирляндами скрученные спиралью белые атласные ленты, образуя подобие бледно мерцающего навеса. В центре стола возвышался трехъярусный свадебный торт.

Служанки входили и выходили, подавали блюда, прислушиваясь к приказам, которые шепотом отдавал безупречный дворецкий. Селина не могла проглотить ни кусочка, пока Джеймс ни положил ей на тарелку что-то сладкое, отрезал малюсенькую порцию, поднес к губам и подождал, когда она разрешит ему положить этот кусочек ей на язык.

Все гости завздыхали, Селина потупила глаза.

В течение бесконечно долго тянувшегося пиршества папенька и маменька Годвин поглотили неумеренное количество крепких напитков, которые рекой лились за столом. Миниатюрная графиня Лафоге хихикала, то и дело громко хлопая веером по руке маркиза, который с нескрываемой снисходительностью и удовольствием позволял ей эти шалости. Дейвид и Лиам о чем-то шептались, а Летти чопорно сидела рядом с Вон Телем, и было видно, что она никак не может расслабиться и успокоиться.

— Я полагаю, нашим новобрачным можно было бы удалиться. — Внезапное заявление лорда Кастербриджа заставило всех умолкнуть. — Задерживая их за столом, мы проявляем эгоизм.

Джеймс разыскал руку Селины. Мускулы лица у него напряглись.

— Если ты настаиваешь, дядя…

— Настаиваю, мой мальчик. Но прежде я хотел бы сообщить о решении, что я только что принял. Думается, все его одобрят. Ты, Джеймс, помнишь Уиндхем?

Джеймс кивнул.

— Да, конечно. Это было излюбленное место отдыха нашей семьи на морском побережье.

— Оно самое. Твои дед и бабка, бывало, увозили туда с собой Френсиса и меня на тот короткий период времени, когда король Георг был склонен купаться в море. В те времена, знаете, у короля имелась специальная повозка для купаний с короной наверху. Когда ее закатывали в море, рядом двигалась другая такая же повозка, где располагался оркестр, и пока продолжалось купание, музыканты непрерывно исполняли гимн «Боже, храни короля!»

Селина ощущала нетерпение Джеймса.

— Мне кажется, я помню эти ваши рассказы, дядя, — сказал он, пряча улыбку.

— Да-да. Одним словом, Джеймс, Уиндхем отныне принадлежит тебе и Селине. На случай, коли возникнет желание пару дней побыть в полном одиночестве: у молодежи такое желание появляется часто, не так ли?

— Спасибо, дядя.

— Благодарю вас! — откликнулась и Селина, ее переполняли радость и признательность.

— Разумеется, и имение Моршем-Холл также со временем…

— Я не хочу…

— …говорить об этом, — закончил фразу маркиз. — Благодарю тебя за такие чувства. Наши земельные владения значительны — не буду тратить время на перечисление наших имений в Йоркшире и в Уэльсе, — и все это в будущем станет твоим. Но сегодня, думаю, для тебя важнее вопрос о нынешнем собственном доме. — Он поднял руку: — Нет, Джеймс, позволь мне закончить, мы и так уже потеряли столько лет. Мне, кстати, хотелось бы, чтобы ты жил поблизости. Нынешний дом, замок Блэкберн, — неплохое местечко, но ты ведь связан корнями с той, другой землей. Всем этим требованиям отвечает усадьба Найтхед.

Селина увидела, как Джеймс бросил острый взгляд на ее родителей. Те продолжали улыбаться, не сводя глаз с маркиза.

— Что касается вас, Дариус и Мери, я о вас позабочусь, поскольку вы родители Селины. По удачному стечению обстоятельств нашелся восхитительный домик в Сассексе, который мне пришелся по душе. Понравится он и вам. Через пару недель вы там чудно устроитесь.

У Селины перехватило дыхание. Она лишь теперь разобралась в словах маркиза. Значит, он намерен выставить папеньку и маменьку из их дома! Она взглянула на родителей и поняла, что смысл сказанного дошел и до них: натянутые улыбки Годвинов превратились в гримасы ужаса. Из горла Дариуса вылетел странный звук, он повернулся и зашелся в кашле, прижав ко рту рукав своего парчового камзола.

— Не принимайте это радостное известие слишком близко к сердцу, старина, — заявил лорд Огастес с открытой располагающей улыбкой. — И не вздумайте благодарить. Тот домик — самое малое, что я обязан сделать для тещи и тестя моего племянника. Ну, а я пока позабочусь, чтобы Найтхед был приведен в полный порядок к моменту возвращения новобрачных в свой дом из свадебного путешествия.

Что теперь будет? Селина задумчиво провела пальцами по щекам. Да ничего страшного не произойдет, поняла она. Наоборот, ей больше не нужно будет в страхе ждать, что ее вот-вот опять запрут на ключ в собственной комнате. Да, отныне этому не бывать!

Мери Годвин резко встала из-за стола, так что кресло ее перевернулось, и с шумом бросилась вон из столовой. За ней не менее резво последовал Дариус.

Маркиз сделал рукой знак Селине:

— Не беспокойся, моя милая, ведь это действительно непросто — отдавать замуж единственную дочь. Они переживут утрату, да и новое жилище, где надо обустраиваться, отвлечет их от грустных мыслей.

— Теперь, Джеймс, веди свою жену… э-э… в брачные покои. С Богом, мой мальчик.

Наконец-то он сможет обладать ею. Но ради Селины, ради себя самого, ради их будущего, он обязан сохранять полное самообладание. Для Селины первые часы общения с мужем будут, ясно, совсем не простыми. Мысль, что он может причинить Селине боль, была почти невыносимой.

Джеймс раздевался во мраке своей гардеробной. Он снял элегантный серый сюртук, одним движением сорвал шейный платок и отбросил его в сторону…

Он обязан во всей неприкрытой наготе чувств показать ей, как обожает ее, как рвется к ней душой и телом. Однако необходимо сделать все, чтобы избавить ее от страха. Он направился к двери в спальню.

— Джеймс, подождите!

Он растерянно повернулся на месте, — это не был голос Селины. Перед его глазами предстала… Мери Годвин! Он пришел в полную ярость:

— Убирайтесь! Немедленно оставьте меня!

— Нет. — Она отрицательно замотала головой. — Вы не заставите меня удалиться.

— Так что же вам угодно?

Прежде чем он сообразил, что собирается сделать Мери Годвин, она провела рукой по его губам. Он схватил ее за запястье и отшвырнул эту руку, эту ненавистную руку. Губы Мери Годвин искривились:

— Так похож на Френсиса! Почему я раньше этого не замечала? Его глаза. Эти серые глаза: при лунном свете они превращались в стальные. Как лезвие шпаги — острые и жестокие. — Он попытался отстраниться, но она крепко ухватилась за его рубашку. — Вы должны меня выслушать, Джеймс. Причем внимательно. Немедленно уезжайте из этого дома…

— Мне уехать из этого дома? — Не веря своим ушам, он рассмеялся. — Мне уехать? Я собираюсь войти к моей жене, мадам. Это вам необходимо немедленно оставить меня в покое! — И он двинулся к спальне.

— Нет! — завопила грузная женщина, падая на колени.

Он обернулся и с угрозой наклонился над ней.

— Замолчите! Умолкните! Иначе напугаете мою жену.

— Вашу жену? — Все еще стоя на коленях, дама всплеснула руками. — Нет, Селина не может стать вашей женой! Ни сейчас, ни потом — никогда!

— Мадам!

— Мне надо было все остановить вчера вечером. Но мне не позволил стыд… Ваш отец изнасиловал меня, милорд. Он меня изнасиловал, хотя и был уже женат на вашей матери и знал, что он мне не нужен.

Джеймс отрицательно замотал головой.

— Нет! Вон отсюда! Мой отец был человеком чести.

— Ха! — Она оскалила зубы. — А почему тогда, по-вашему, ваш дед прогнал его с глаз долой, изгнал вообще из Англии? Старому маркизу стало известно, как он со мной обошелся.

— Вы лжете! — В голове у Джеймса шумело, в глазах мелькали красные и черные круги.

— Доказательство случившегося было предоставлено мной вашему деду. А он предложил это доказательство вашему отцу. Приняв, его, Френсис тем самым подтвердил свое преступление.

— Я вам не верю!

— Это еще не все. — Ее голос перешел в шепот: — Вам, сыну Френсиса Сент-Джайлса, нельзя войти в спальню к женщине, которую вы называете своей женой. Плодом насилия вашего отца надо мной был ребенок. Вы, милорд, взяли в жены собственную сестру!