Экспедитор

Глава 13

— В тысяча четыреста девяностом году от рождества Христова французский учёный Франсуа де Люм опубликовал свой фундаментальный труд «О Сути одарённых и систематизации их взаимодействия с Силой». Именно он разработал многие алгоритмы работы с плетениями, порядок создания различных связок, приносящих тот или иной результат. Именно им были созданы плетения конструкта, позволяющего определять потенциал одарённого и стихию, к каковой тот принадлежит, чем существенно облегчил процесс выбора пути развития. Он же впервые обобщил и систематизировал имеющиеся на тот момент знания о Силе и разработал методику определения объёма Силы…

Я краем уха слушал лекцию, рисуя страницу одного из очередных комиксов, сразу выводя рисунок на тонкой латунной пластине. Использовал я специальные чернила, чтобы потом протравить и получить готовую матрицу. А к чему попусту терять время, рисуя сначала на бумаге, и после переносить, если можно всё сделать сразу. Благо память и режим аватара мне вполне позволяют это.

— Ловко всё же у тебя выходит, — когда лекция закончилась, произнёс Осипов, время от времени заглядывавший мне через плечо.

— Это да, рисовать я умею, — согласно кивнул я, собирая свои принадлежности.

— Да я не про рисунки, хотя и они хороши, а про истории, которые ты рассказываешь с их помощью, — уточнил боярич.

— Ну, фантазия у всех есть, было бы только желание набраться терпения, чтобы изложить их.

— Насчёт фантазии соглашусь, но ведь её ещё не мешало бы облечь в слова или вот, в череду рисунков. И да, как по мне, то последнее куда сложнее.

— Возможно. Но я как-то не напрягаюсь, скорее уж не успеваю делать зарисовки, пока вывожу один, другой уже зудит и на кисточку просится, — пожал я плечами.

Увы, но в университете финт, который я проворачивал в гимназии, осуществить не получалось. Тут не было единых учебников, а материал подавали преподаватели, лекции коих надлежало конспектировать. Причём они ничего не надиктовывали, и студентам приходилось внимательно вслушиваться, фиксируя в своих записях самое важное.

Разумеется, была специальная литература, к которой делались отсылки, но изучить её предварительно практически нереально. Попытался было подластиться к одному из преподавателей, дабы выпросить его лекции «на посмотреть». Мне ведь и одного взгляда достанет. Но как оказалось, никаких записей не существовало в принципе. Разве только тетрадь в жёстком переплёте, где имелась тема и вопросы, которые предполагалось раскрыть. Всё остальное в голове лектора.

В этой связи мне приходилось ходить на лекции. Но в конспектировании я не нуждался, так как и без того походя запоминал все от первого и до последнего слова. Однако просто слушать мне было скучно, и я засыпал. Лекторов совершенно не волновало, чем я там занимаюсь. Не перебиваю, другим не мешаю, вот и ладно. Спите, милостивый государь, баю-бай. До первой зимней репетиции, тут так назывались сессии. А там наверняка ведь припомнят. И вообще смысл ходить на лекции, если просто дрыхнуть в аудитории? Ладно бы я во сне запоминал материал, так ведь ничего подобного.

Однако мне всё же удалось найти выход. Я, конечно, не Гай Юлий Цезарь, чтобы одновременно делать несколько дел, но парочка мне всё же по силам. Поэтому я вернулся к своему прежнему занятию и начал рисовать комиксы. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы справиться со сном и в то же время слушать лекцию.

— Сейчас большой перерыв, сходим в кофейню? — предложил Осипов.

— Кофе и выпечка. Без меня, — отказался я.

— Тебе же нравится и то и другое.

— Это если в удовольствие. А я есть хочу и замаривать червячка не желаю. Так что пойду в трактир. Чуть дальше, зато сыт буду.

— Я с тобой, — прислушавшись к себе, решил сосед по парте.

— Не вопрос.

Убедившись, что чернила успели высохнуть, я быстренько прибрал латунную пластину с рисунком в портфель собственного изготовления. Это не гимназия, где до дортуара рукой подать, и чтобы сбегать за необходимым для следующего урока, хватало пары минут. Поэтому пришлось озаботиться этим девайсом. Уже несколько человек подходили ко мне и интересовались, где можно приобрести такие же. Удобно ведь.

Обучающиеся в университете делятся на две категории. Первые это казённокоштные, в число которых входят талантливые, но малообеспеченные студенты. Они не только учатся за счёт казны, но и проживают в студенческих женских и мужских пансионах. Эдакие общежития, где помимо двухразового питания предусмотрели и проведение досуга, имеется даже библиотека.

Вторые, самокоштные, то есть имеющие возможность оплачивать обучение, проживали на квартирах. В основном это представители родовитого дворянства, а потому по утрам у университета случаются даже пробки из экипажей, подвозящих знатных студентов.

Однако и те и другие проживают в достаточном отдалении от учебного корпуса, и им приходится носить с собой книги и писчие принадлежности, которые они складывают стопочкой, перевязанной крест-накрест лентой или тесьмой. Но портфель ведь куда удобней.

Правда, купить его не получится, придётся заказывать кожевнику. В принципе, ничего сложного. Эх-х жаль, сейчас в России с патентным правом полный швах. А то можно было бы не на шутку развернуться. Одни только мои чемоданы чего стоят. Увы, но на патентах здесь пока не заработать.

— Занятная у тебя чернильница. Неужели и правда не проливается? — приметив, как я убираю в портфель непроливайку, спросил Осипов.

— Суди сам, — улыбнулся я.

После чего подбросил чернильницу вверх. Она сделала несколько оборотов и с негромким шлепком оказалась у меня на ладони. Причём отверстием вниз. Я отправил её в специальное гнездо в портфеле и показал чистую ладонь. В смысле пара пятнышек там имелась, но появились они раньше.

Сейчас как только не изгаляются, чтобы не проливались чернила. Широко используют пробки, походные вообще в каретах на цепочках подвешивают, стационарные делают массивными, нередко вписывая в писчий гарнитур, чтобы их было сложно опрокинуть. А тут всего-то латунный стаканчик с насаженным вместо крышки перевёрнутым усечённым конусом. Вообще-то, в моём мире их изготавливали из стекла и керамики, но мне в мастерской проще было сделать из металла.

Это нехитрое изделие сейчас должно быть востребовано, и начни я его изготовление, то сумел бы заработать состояние. Н-но… Вот если бы патент, а самому трудиться как-то неохота. Товар копеечный, и для солидного заработка нужно разворачивать самое настоящее производство. А так, даже если какую мастерскую подрядить, то объёмы будут достаточно скромными.

Впрочем, ведь не факт, что выстрелит. Лет двадцать как голландцы делают стальные перья, которые многократно лучше гусиных. И что, народ кинулся их покупать и пользовать? Как бы ни так. Помолчим о малообеспеченных. Но ведь и родовитое дворянство, и состоятельные простецы не желают принимать новинку. Так что товар получился для узкого круга ценителей.

— Где брал? — спросил Осипов, всё же заинтересовавшись новинкой.

— Сам изготовил ещё в Воронеже. У меня ведь там хорошие знакомства в оружейной слободе.

— Это я знаю, — с некоторым разочарованием произнёс Осипов.

— Брось, Витя, тут ведь ничего сложного. К любому слесарю обратись, и он изготовит в лучшем виде. А то и к гончару или стеклодуву. Конструкция-то проще не придумаешь.

— Но до тебя никто не додумался.

— Просто не глядели в эту сторону, только и всего. Вот с моими штуцерами, ружьями и пистолетами совсем другое дело, там всё непросто. А это… — Я пренебрежительно махнул рукой и указал ему в сторону выхода из лекционной аудитории.

Императорский Московский университет представлял собой трёхэтажное п-образное здание, выкрашенное в жёлтый цвет с белыми элементами декора. Получается весьма нарядно и радует глаз. Потолки высокие, как это сейчас и принято из-за необходимости большого внутреннего объёма, а то при свечном освещении да печном отоплении и угореть недолго.

Парадное крыльцо широкое, со ступенями из полированного гранита под фронтоном и колоннадой из восьми колонн. Если потесниться, то в случае дождя тут может укрыться и полусотня студентов.

К крыльцу подходит подъездная дорожка, которая огибает двор по дуге. У восточного и западного крыльев здания имеются ворота, которые в обычное время закрыты. Даже ректор университета не имеет привилегии пользоваться этой дорожкой, так как она предназначена только для высоких гостей и на время проведения университетских балов. Скорее всего, это реверанс в сторону высокородных студентов университета, которым также приходится покидать свои экипажи на улице.

Признаться, я полагал, что всё родовитое дворянство проходит через военную службу, а потому обучается в кадетских корпусах. Однако это мнение оказалось ошибочным. К чему пихать в одарённого невпихуемое, если можно использовать его сильные стороны. Ну, оказался какой княжич или княжна земельником, и что, их учить стихии огня или воды? Вот уж глупость.

Зато из них получатся отличные фортификаторы. А военно-инженерных кадетских корпусов тут не имелось, так что специальности они обучались в университете на архитектурном факультете, что ничуть не исключало военные сборы и муштру, пусть и в меньших количествах. В конце концов, от них ведь не требуется водить солдат в атаку.

С воздушниками проще. Они все отправляются в морской кадетский корпус. По окончании проходят службу в военно-морском флоте, после чего могут уйти в гражданский. В императорском флоте, к слову, с вакансиями всё настолько сложно, что за право остаться на службе идут настоящие баталии.

М-да. Вот уж чего мне не понять. Нет, если там поваляться на пляже с девочками, то оно, конечно, но месяцами болтаться, не видя берега… Это точно без меня. Однако среди дворян, проходящих флотскую школу, подавляющее большинство попросту влюбляются в море. А потому готовы служить и на гражданских судах, а случается, так и обзаводятся своими, получая их вместо части своего наследства.

К слову, Россия и в этом мире вполне себе морская держава, имеющая выходы к Белому и Балтийскому морям. В первом случае это знакомый мне Архангельск, во втором Котлин##1, город именуется по названию острова. А вот Петербурга тут не случилось, главным северным портом является Великий Новгород, куда и тянут суда против течения Невы по Ладоге и Волхову. Хорошо хоть, не бурлаками, а лошадиной тягой…

##1 К о т л и н — остров, на котором располагается Кронштадт.

Мы с Осиповым спустились по ступеням крыльца и пошли по брусчатой подъездной дорожке мимо расставленных вдоль неё лавок с сидящими студентами. Такие же имелись и на обширном газоне, к которым мимо клумб с цветами вели узкие мощёные тропки.

Мы вышли через калитку у западных ворот. Напротив, через дорогу кофейня, сквозь незанавешенные окна которой видны набившиеся туда студенты. Ещё одно заведение находится на противоположной стороне от восточных и пользуется не меньшей популярностью.

Едва я повернул вправо и прошёл несколько шагов, как от столба ограды отлип молодой паренёк среднего роста и крепкого сложения. Одет добротно, но по-простому. Осипов глянул на него, хмыкнул и перевёл взгляд на меня. На что я лишь пожал плечами.

Так и есть, это мой слуга и по совместительству телохранитель, ну или боевой холоп, на которого у меня по закону нет никаких прав. Так что Клим, которому я дал прозвище Хруст, значится моим лакеем. Я навестил-таки имение Троекурова и прикупил двоих боевых холопов, один из которых остался при брате.

Отец лишь покачал головой на мою блажь, но ничего не сказал. Хотя и мог, потому как до двадцати одного года моё совершеннолетие весьма условное и имеет целый ряд ограничений. К примеру, он может просто забрать все мои деньги, завернуть доходы с оружейной мастерской на себя, а меня и вовсе посадить под замок.

Единственное, чего он не может, так это женить меня, потому как браки для дворян до двадцати одного года под запретом. После молодые люди вроде как имеют право свободного выбора. Но тут дело такое, что коли сам себе нашёл пару, то и далее обходись без родительской помощи…

— Не слишком? — кивнув на идущего сзади Хруста, спросил Осипов.

— Витя, тебя убить пытались? — в свою очередь поинтересовался я.

— Да как-то… — неопределённо пожал он плечами.

— А меня уже трижды. И всякий раз мне везло. Но знаешь, что я тебе скажу — удача любит подготовленных. А потому я предпочитаю слегка увеличить свои шансы на выживание.

— Это из-за Марии Ивановны?

— Иной причины я попросту не вижу, потому что всячески стараюсь избегать неприятностей.

Изначально у нас с Осиповым как-то не задалось. Впрочем, у меня со многими так, но как выяснилось, не изменившая обо мне своего мнения боярышня Столбова охарактеризовала меня одним единственным словом — надёжный. Хотя и обо всех недостатках упомянуть не забыла. Ну вот так у нас с ней. За то, что я спас ей жизнь, она мне благодарна, но при этом продолжает считать меня хамом и невежей. Впрочем, сам виноват, чего уж там.

Однако для Виктора этой характеристики вкупе с отношением ко мне великой княжны оказалось достаточно. Поэтому обнаружив, что мы с ним оказались на одном факультете, он сам подошёл ко мне как к старинному приятелю. Я кочевряжиться не стал, послать всегда успею, а так пока приглядываюсь.

— Я заметил это по тому, как ты ретировался из дворца Долгоруковых и не появился там до нашего отъезда, — заметил Осипов.

— Не был и после, — счёл нужным уточнить я.

— Знаешь, а ведь у всех сложилось мнение, что ты решил укрыться от Астафьева, чтобы не нарваться на поединок, — заметил Виктор.

— И они совершенно правы, — обойдя западное крыло и сворачивая на соседнюю улицу, подтвердил я.

— И ты вот так легко в этом признаёшься? — не сумел скрыть своего удивления Осипов.

Я глянул на него и невольно улыбнулся. Так уж устроена жизнь, что трусы всячески стараются доказать окружающим, что они храбрецы, самозабвенно врут или бахвалятся изрядно, приукрашивая имевшие место случаи. Слабые подчёркивают свою силу, стараясь не доводить до практической проверки. Ну как там, в поговорке: «На словах ты Лев Толстой, а на деле хрен простой».

Я же знаю, что не трус, достаточно сильный и умелый боец, а потому никому ничего доказывать не собираюсь. И все эти разговоры меня слабо задевали. Да и нужно ли оно мне, если за меня говорят мои дела? Хм. Пожалуй, порой напомнить всё же не помешает.

— Витя, так уж вышло, что мне за последние пару лет пришлось достаточно много драться. Мною лично убито более двух десятков человек, трое из которых были одарёнными шестого ранга, а двое пятого. Как считаешь, я действительно испугался поединка с бояричем Астафьевым, имеющим четвёртый?

— Не пожелал обострять отношения с его родом? — сделал единственный напрашивающийся вывод Осипов.

— Причём на ровном месте. Потому что его ревность не имеет под собой никаких оснований, — кивнув, подтвердил я.

Мы перешли на другую сторону улицы, вдоль которой выстроились несколько экипажей высокородных студентов. Так-то в основном они отпускали своих кучеров с тем, чтобы те подъехали за ними после занятий. Но случалось, что и приказывали дожидаться их на соседних улицах. Ставить свой транспорт перед университетом строжайше запрещалось.

Пройдя всего лишь один квартал, мы подошли к достаточно приличному трактиру для чистой публики. И да, завсегдатаями этого заведения были именно студенты. Ведь не меньше половины из них вполне состоятельные и могут себе позволить куда больше миски наваристых щей. Как и угостить от щедрот своих однокашников. В университете ведь не только обзаводятся полезными связями, но и будущими покровителями.

Сейчас для кутежа час неурочный, но не только я предпочитаю нечто посущественней кофе с выпечкой. До полноценного обеда аборигенам ещё далеко, но для лёгкого перекуса самое время. Я же, как уже не раз говорил, предпочитал полноценный обед.

— Привет, братец. Виктор Карпович, — усевшись на свободный стул, жизнерадостно приветствовала нас моя старшая сестрица.

— Здравствуй, Лиза, — поздоровался я и отправил в рот ложку зелёных щей.

Виктор предпочёл обойтись яичницей из пары яиц с пузаниной, бутербродом из коровьего масла и чёрной икры, и кружкой сбитня. Лично мне этого до ужина не хватит. Да и ему тоже, но местные ведь обедают в четыре-пять пополудни. Это я после семи уже не ем, если не застолье какое, а остальные ужинают в девять вечера.

— Так и знала, что застану тебя здесь.

— Что-то случилось? — поинтересовался я.

— Пётр, пода-ай старшенькой на пропитание. — Она лукаво сощурилась и протянула мне ручку лодочкой.

— Четыре дня тому я тебе целый империал дал. — Я даже ложку отложил.

Ну вот куда она могла израсходовать целых десять рублей⁈ Нет, мне для сестрицы не жалко, и деньги в кармане водятся, но безудержные траты следует душить в зародыше.

Лиза изначально поступала как самокоштная, так как для содержания за счёт казны не обладала большим потенциалом дара. Траты по её обучению и содержанию брал на себя князь Долгоруков. Но батюшка воспротивился этому, в чём я его поддержал. Как по мне, то спасибо за то, что она оказалась в стенах университета, а с остальным уж как-нибудь разберёмся. И разбирались. Причём помимо средств, выделяемых сестрице родителями, ещё и я подбрасывал. Юная девушка, чего ей с хлеба на воду перебиваться.

Я так же прошёл как самокоштный, отказавшись от финансирования со стороны князя. И батюшке заявил, что себя и сестру буду содержать сам. От чего тот отказался, заявив, что сахарный заводик даёт достаточную прибыль, чтобы он мог существенно увеличить наш пансион. Правда, баловать нас он всё равно не собирался, а потому и мои деньги вовсе не лишние.

— Пётр, ну раз уж я прошу, значит, от того империала не осталось и следа, — как несмышлёнышу пояснила она.

— Погоди, а как же деньги, что прислал батюшка?

— Они лежат там, где им и положено. Это ведь на проживание, — пожав плечами, ответила она.

— Л-ладно. Звучит убедительно. А могу я поинтересоваться, зачем тебе понадобились деньги?

— Поинтересоваться можешь, — улыбнувшись, с готовностью кивнула она китайским болванчиком.

— А получить ответ? — уточнил я.

Лиза вновь одарила меня лучезарной улыбкой, невинно похлопав глазками. Вот же лиса!

— Ну, ты хотя бы не влезла никуда? — решил уточнить я, зная, что отказать ей не смогу.

— На этот счёт не переживай, — заверила она.

— Сколько?

— Десять.

— Лиза.

— Петя.

— Н-ну т-ты…

— И я тебя люблю.

Я покачал головой и достал из кармана очередной империал. Её, конечно, порой заносит, но первый, самый трудный год, когда она едва вкусила свободу и попробовала самостоятельность, она выдержала на отлично. Так что сомнительно, чтобы крышу сорвало на второй год. Ну а если я ошибаюсь… Я ведь теперь здесь. Так что разберёмся.

Сестрица чмокнула меня в щёку, мило улыбнулась Виктору и, легко вспорхнув со стула, устремилась на выход. Только что была, и уже за ней хлопнула дверь. Вот же егоза!