Экватор рядом

НА ЗЕМЛЕ ЦАРИЦЫ САВСКОЙ

Эритрея — север Эфиопии. Здесь Эфиопия встречается с Красным морем. Здесь Африка встречается с Азией.

От самого слова «Эритрея» веет историей. Каждый раз, будучи в Асмаре, вообще на земле эритрейской, замечаю, что мысли мои невольно направляются по «историческому руслу». Мир седой старины, Эфиопия легенд, а затем и Эфиопия первых летописей зримо, величаво выступает из глубины веков.

…Давным-давно, за тысячу лет до нашей эры, на побережье южной части Красного моря возвышались города и крепости Сабейского царства[25]. Сабейские ладьи бороздили воды теплых морей; колокольчики сабейских караванов звенели в песках Аравии и в прибрежных городах Африки. И правила тем могущественным государством женщина из женщин, обладавшая красотой богини, умом жреца и решительностью отважного воина, известная нынешнему миру как библейская царица Савская, а эфиопам больше как царица Македа, легендарная праматерь эфиопской государственности.

Но может быть, мы и не знали бы ничего о ее существовании, если бы не прослышала Македа о превеликой мудрости и несметных сокровищах своего «коллеги», царя Соломона. Ну а дальше не рассказать мне лучше того, чем это сделано в главе X библейской «Третьей Книги Царств»:

«Царица Савская, услышав о славе Соломона во имя господа, пришла испытать его загадками.

И пришла она в Иерусалим с весьма большим богатством- верблюды навьючены были благовониями, и великим множеством золота, и драгоценными камнями; и пришла к Соломону, и беседовала с ним обо всем, что было у нее на сердце…

И увидела царица Савская всю мудрость Соломона, и дом, который он построил, и пищу за столом его, и жилище рабов его, и стройность слуг его, и всесожжения его… И не могла она более удержаться».

Минутная слабость очарованной царицы не прошла без последствий — на обратном пути, неподалеку от нынешней Асмары, как уверяют эфиопы, она и подарила древнему миру «Сына Мудреца», Менелика. Эфиопы считают его первым царем эфиопской ветви соломоновой династии. Официально император Хайле Селассие I — 225-й по счету прямой потомок и наследник славы древнееврейского царя и сабейской царицы. Недаром поэтому среди прочих титулов монарха есть и такой: «Лев-победитель от племени Иуды», а среди туристских названий Эфиопии — «земля царицы Савской».

История о Македе, Соломоне и Менелике I — один из самых ярких бриллиантов в чудесном ожерелье первых легенд человечества; она стала величайшей национальной сагой Эфиопии. В этой стране она считается реальнейшей историей — не будем спорить, тем более что легенда эта во всех ее вариантах напоена до краев чарующей экзотикой, романтикой и непосредственностью бесконечно далекого прошлого.

…Вполне правдоподобная история Эфиопии как государства начинается с Аксумского царства. Аксум для Эфиопии то же, что Киев для Руси. Сравнительно хорошо историки знают Аксумское царство IV века — века его наивысшего расцвета. К этому времени границы владений одного из величайших монархов древности, аксумского царя Эзаны, простирались от Южной Аравии до суданских равнин. Аксум жадно впитывал все передовое и лучшее, что несла ему культура соседей — Египта и Аравии. С VI–VII веков и особенно после образования　Арабского халифата начинается закат древнего Аксума, а его территория сужается до пределов нынешней Эритреи и северных районов провинции Тигре и Бегемдер. Все неспокойнее становится на непрочных границах некогда могучего государства. На берегах Красного моря сверкают кривые клинки арабов, совершавших опустошительные рейды под знаменами ислама. Долгое время Эфиопия не знала передышек от нескончаемых нападений со стороны мусульманских султанатов, возникших на севере современного Сомали. Позже на побережье побывали и турецкие янычары. На севере и в центральных районах Эфиопии образуются и мельчают враждующие феодальные княжества. Это были самые мрачные столетия в жизни Эфиопии. Аксум стал историей…

Столица древней Эфиопии расположена вблизи бывшей границы с Эритреей, на высоте почти 2150 метров над уровнем моря, на краю плато Азебо, у подножия Ликанос и Зоходо.

…Выйдя из серого «фиата» на дорогу, огибающую южную окраину Аксума, мы увидели довольно странное зрелище: на красноватой и, казалось, вспаханной земле торчали грубоотесанные бруски высотой в полтора-два метра, несколько сот таких брусков. Ато Цегайе объяснил:

— Кладбище древних.

Не знаю, так ли это. Неужели ветры столетий могли повалить только некоторые из этих непрочных безымянных надгробий? Или их время от времени восстанавливают нынешние аксумцы? Мы стояли на каменной отполированной плите длиной метров в восемь и шириной в метр. Вдруг меня осенило — я постучал по плите ногой:

— Таэка-Мариам?

Наш подрядчик утвердительно кивнул головой. Таэка-Мариам, храм Матери божьей! Мы стояли на остатках фундамента древнейшего аксумского дворца! Нынешнее шоссе Асмара — Гондар проходит почти по середине прямоугольника длиной 120 и шириной 80 метров, обозначенного остатками каменных плит и неглубокими рвами.

А знаменитые аксумские стелы? А развалины древнейших аксумских церквей? Неужели я не увижу их. У меня блокнот и ручка наготове, расстегнут футляр киноаппарата — мой «туристско-исследовательский» задор передается владельцу «фиата». Разворачиваемся, машина пробегает несколько сот метров по уже пройденной дороге, огибает красивый сквер и, миновав ряд аккуратных домиков, здание почты, полицейский участок и базарную площадь современного Аксума, привозит нас на… 15 столетий назад, к остаткам Аксума древнего.

Вот и площадь обелисков, обрывающаяся к пересохшей сейчас речке Май-Хеджа, а вот и знаменитая «большая стела» — грандиозный каменный столб высотой более 21 метра. Стела причудливо орнаментирована, на ней сохранились надписи на сабейском языке, геэз и греческом. Почти все обелиски-стелы, настоящие гиганты и малютки в два-три метра, не выдержав испытаний временем, лежат на красной земле, расколотые на куски. Лишь немногие уцелели при падении. Некоторые из них обнаружены при неглубокой расчистке верхнего слоя аксумского краснозема. В последние десятилетия в Аксуме побывало несколько научных экспедиций и отдельных исследователей, но крупных, многоплановых работ еще не было, а они бы, несомненно, умножили наши знания о прошлом Эфиопии.

Развалины церквей, часовен, усыпальниц. Здесь было очень много церквей: каждый аксумский монарх считал бы свою жизнь прожитой бесцельно, если в течение оной не сумел или не успел бы воздвигнуть храм или храмик во славу божью. В центре древнего города — собор богоматери Сионской и хранилище главного ковчега эфиопской церкви. Ковчег этот привезла из Иерусалима свита Менелика 1 после свидания его с отцом, царем Соломоном. В соборе богоматери короновались многие эфиопские монархи (традицию эту нарушил Хайле Селассие I, который короновался в 1930 году в аддисабебском соборе св. Георгия).

…Аксум спит крепким сном крошечного провинциального городка. Только древние камни напоминают о том, что здесь когда-то бурлила жизнь, вершились судьбы многих народов и многих поколений. Сохранившаяся «Большая стела»-гордый часовой истории Эфиопии — неподвижно застыла, словно ждет чего-то, словно прислушивается к чему-то новому, чего еще никогда не было у ее постамента.

АДУА — СЛАВА ЭФИОПИИ

Примерно в 40 километрах от бывшей границы С Эритреей, красивой горной реки Мареб, «фиат» останавливается у развилки двух шоссе. Прошу Ато Цегайе повернуть на юг. Крюк в 20 километров, зато мы подышим воздухом Адуа (Адува).

Маршрут Массауа — Асмара — Аксум — Гондаи — древнейшая дорога Эфиопии, свидетель тысячелетней истории, ее славы, ее боли, ее борьбы. По ней шли переселенцы из Аравии, первые фанатики-христиане, слуги аллаха, миссионеры-иезуиты.

Последние чужестранцы на этой дороге — итальянцы В 80-х годах прошлого столетия на эфиопском побережье Красного моря послышалась певучая итальянская речь и совсем не певучие залпы итальянских ружей. Потомки римлян торопились: колониальный раздел Африки подходил к концу. В 1882 году они окончательно оккупировали Ассаб. В 1885 году итальянские войска высадились в Массауа. В 1890 году они захватывают Адуа, в том же году провозглашают северную часть Эфиопии — Эритрею своей колонией. Всякие связи с остальными районами страны были прерваны. Над Эфиопией нависла угроза полного порабощения.

И тогда в городах и деревнях люди услышали суровый и страстный призыв Менелика II: «Враг, переплывший море, вторгся в наши пределы и посягает на наше отечество и веру. Я много переносил и долго терпел, щадя родину, немало испытавшую в течение последних лет. Неприятель, однако, все продвигается вперед и как крот подтачивает нашу землю и народ. Теперь довольно! Призвав на помощь св. троицу, я решился защищать наше отечество. Все, кто имеет силы, да сопутствуют нам, те же, которые их не имеют, да молятся за нас и за успех наших начинаний!»

И поднялся народ Эфиопии на защиту своих гор и долин, полей и лесов, хлебов и скота, на защиту своей тысячелетней свободы. Даже строптивые князья вняли взволнованному слову императора, прекратили местническую возню и объединили усилия для славного дела, для великой рати. В регулярные войска великого Менелика влились тысячи добровольцев, в том числе женщины и по ростки. Появились «эфиопские Минины» — и бедняк и богач отдавал казне все, что мог, для разгрома врага. Что касается «Пожарских», то в Эфиопии никогда не было в них недостатка — вернейшей опорой императора был замечательный военачальник, правая рука Менелика, князь Маконнен (отец Хайле Селассие I) и его храброе харарское войско.

События нарастали с тревожной быстротой. Менелик решил дать бой итальянским захватчикам у княжеского поселения Адуа, бывшей столицы провинции Тигре. Всего в 25 километрах за арьергардом эфиопской армии покоилась седая старина древней Эфиопии — Аксум.

И грянул бой, одна из величайших битв в истории национально-освободительной борьбы в Африке. Почти двое суток, 1 и 2 марта 1896 года, длилось кровопролитное сражение у подножия и на склонах горы Абба-Гарима, у стен Адуа. Вооруженным до зубов итальянским войскам противостояли эфиопские воины и землепашцы, оснащенные в массе своей оружием предков, но сильные духом этих предков, сознанием того, что не итальянцы, а они стоят на родной земле. В одном ряду сражались князь Маконнен и простой крестьянин-шоанец, старик горец из Семиепа и подросток из Дессие, амхара и галла, тиграи и тигре.

Менее чем за год до битвы никчемный главнокомандующий итальянскими колониальными войсками генерал Баратьери, рисуясь перед журналистами и графинями, хвастал: «Дайте мне еще 8 тысяч человек, и я приведу Менелика пленником в Рим!» А вскоре обезумевший от ужаса и позора Баратьери возвращался в Италию навстречу суду военного трибунала, а на улицы итальянских городов вышел возмущенный народ с криками: «Долой правительство! Долой короля!»

Московская газета «Русские ведомости» писала: «Экспедиционный отряд совершенно разбит, несколько полков выбыло из строя, горная артиллерия потеряна, и оставшиеся итальянские войска представляют из себя разрозненные и разбросанные небольшие силы». Тысячи убитых, раненых и плененных итальянцев, в том числе генералы и более 300 офицеров, тысячи захваченных ружей, сотни пушек — таковы непосредственные военные итоги битвы.

«Правительство Италии, — отстукивал телеграф итальянского агентства Стефани, — подало в отставку…» Это событие и последовавшая за ним отмена навязанного Эфиопии итальянцами Уччиальского договора 1889 года, подписание в октябре 1896 года мирного договора по которому Италия признавала независимость Эфиопии, а также замораживание на долгие годы очага итальянской агрессии в этом районе Африки — таковы непосредственные политические итоги битвы.

Адуа — слава Эфиопии. Адуа — позор и трагедия Италии. Итальянские историки сваливают все на бездарного авантюриста генерала Баратьери, объясняют поражение удаленностью от войск основных баз — Массауа и Асмары и т. п. Лишь в немногих более или менее объективных описаниях можно встретить упоминание о блестящих полководческих качествах Менелика и Маконнепа о хитроумной военной системе дезинформации противника, разработанной эфиопами перед решающей битвой, о молниеносном окружении итальянских войск сразу в несколько «мешков». Еще реже встретишь у западных историков страницы о беспримерной отваге эфиопских воинов, о том, как прыгали они со скал на раскаленные итальянские пушки, как трижды раненные, снова становились в строй, как вооруженные только мечом или серпом, шли врукопашную на ощетинившиеся ружьями итальянские батальоны. И уж, конечно, не прочтешь в таких описаниях о главном — о правой и неправой сторонах в этой великой битве.

Значение битвы при Адуа не ограничивалось рамками итало-эфиопских отношений. Весть о славной победе эфиопского народа облетела весь мир, проникла в самые глухие уголки Африки. Газета «Эфиопией геральд» недавно писала: «Адуа будет служить также напоминанием как колонизаторам, так и неоколонизаторам о том, что Африка в состоянии выиграть другую битву при Адуа, если это потребуется».

…Мы покидаем тихие улочки Адуа, прощаемся с приветливыми жителями городка. Машина сворачивает с круглой городской площади и мчится по аксумскому шоссе. Я вспоминаю праздничную Аддис-Абебу. Ежегодно в день годовщины великой битвы при Адуа в эфиопской столице гремит 21 залп победного артиллерийского салюта. Наверное, эхо его слышно в Южной Родезии и Анголе, ЮАР и Мозамбике.

СНОВА ИТАЛЬЯНЦЫ

Менелику П удалось очистить от захватчиков многие пайоны на севере Эфиопии, по Эритрея оставалась итальянской колонией. С приходом к власти в Италии фашистов Эритрея превратилась в важную базу итальянского империализма в Африке.

2 октября 1935 года в Женеву пришла тревожная телеграмма из Аддис-Абебы, подписанная Хайле Селассие I: «Сообщаем Вам для сведения… Лиги Наций, что итальянские войска перешли эфиопскую границу»… Так начиналась война — одна из самых кровопролитных и страшных колониальных войн нашего неспокойного столетия.

События развивались стремительно. Дуче едва дождался окончания сезона «больших дождей». В благословенный месяц эфиопской весны, октябрь, не цветочная роса, а кровь смочила горы и долины страны. Молодчики Муссолини вторглись на территорию мирной Эфиопии. Они перешли границу, когда в Аддис-Абебе еще не сложил чемоданы итальянский посол. 150-тысячная армия на севере, из Эритреи, под командованием генерала Де Боно и 50 тысяч отборных головорезов на востоке, из итальянского Сомали, во главе с генералом Грациани начали свой кровавый поход по эфиопской земле.

Против безоружного мирного народа были брошены танки, самолеты, дальнобойная артиллерия страшной по тем временам мощи, зажигательные бомбы, газы. В Риме и Асмаре гремели военные оркестры. Всхлипывали от восторга итальянские обыватели. Потирали руки итальянские барышники. Их дуче начал решительно расчищать «место под африканским солнцем».

Но Муссолини повторил ошибку своих предшественников, битых при Адуа: он рассчитал все, кроме воли народа древнейшего государства к свободе. Уже с самого начала итальянской агрессии случилось нечто не предвиденное ни дуче, ни его генералами, ни их друзьями в Западной Европе — молниеносного захвата не получилось. Воина стала всенародной, она велась на всех фронтах от Тигре на севере до Мояле на юге.

Но силы были неравными. Страна истекала кровью. Только в первые месяцы войны фашисты совершили 13 тысяч самолето-вылетов, сбросили более 3 тысяч бомб — колоссальные для 1935 года боевые показатели.

На агрессоров работала вся военная мощь фашистской Италии, тайно и явно питаемая к тому же и Берлином и Парижем, и Лондоном. В 1936 году пал Новый Цветок. Император был вынужден покинуть страну. Война официально закончилась в 1936 году, но фактически она продолжалась все пять лет итальянской оккупации Эфиопии. Сыны, дочери и внуки тех, кто разгромил захватчиков в битве при Адуа, не склонили головы перед фашистами: война переместилась в горы и леса.

Напрасно Муссолини твердил о полной и окончательной победе. Ему никого не удалось обмануть, кроме тех, кто хотел обмануться. Несмотря на почти полное отсутствие у эфиопов современного оружия, несмотря на дикие, изощренные зверства «римских цивилизаторов», Эфиопия никогда не была полностью оккупирована врагом. Английская «Таймс», много раз вещавшая о полном поражении Эфиопии, вынуждена была признать следующее: «За исключением больших городов и районов, где можно быстро мобилизовать военную силу, Эфиопия управляется своими руководителями, которые возглавляют партизанскую войну против итальянцев, нанося им удары при каждой возможности».

Несмотря на труднейшую и сложнейшую международную обстановку тех времен, Советский Союз был фактически единственной державой, боровшейся за решительные меры против фашистской Италии. Именно Советский Союз сорвал маску лицемерия и ханжества с итальянских агрессоров и их покровителей в Западной Европе. Именно советские люди прошли 7 ноября 1935 года по праздничным улицам и площадям нашей родины с решительным требованием: «Руки прочь от Эфиопии!»

Через общество Красного Креста был организован сбор средств для израненной Эфиопии. Эфиопская пословица гласит: «Одна правда лучше, чем сто неправд». Очень важно было показать всему миру суть событии в далекой стране, и в Аддис-Абебу посылаются два отважных, замечательных киноработника, В. Ешурин и Б. Цейтлин, которые, рискуя жизнью, работали на самых опасных участках эфиопского фронта. Снятые ими исторические ленты с потрясающей силой рассказали о героической борьбе эфиопского народа, показали истинное лицо кровавых посланцев «римской цивилизации». Этот фильм, несмотря на цензуру и шантаж международной реакции, обошел многие экраны мира.

В 1959 году император Хайле Селассие I говорил о тех временах: «…империалистические силы, намеревавшиеся уничтожить нашу свободу, были решительно осуждены Советским Союзом… Мы всегда будем благодарны за эту поддержку».

…Среди моих эфиопских друзей Аба Гетене — самый старший. Более 20 лет минуло с тех пор, как он выпустил в чернорубашечников последнюю пулю из старой, времен Менелика, винтовки, но этот рослый, огромной силы, внешне суровый, а на самом деле очень мягкий человек не забывает тяжкие годы борьбы с фашистскими оккупантами. Аба Гетене — добрый христианин и аккуратно отмечает все праздники эфиопской церкви, однако есть один (не церковный) праздничный день, который особенно дорог моему пожилому другу, — это день 5 мая, день освобождения Эфиопии от фашистской нечисти в 1941 году. В этот день Аба Гетене надевает потертый, залатанный, но тщательно вычищенный солдатский китель, тот самый, в котором начал воевать в войсках под командованием князя Сеюма, тот самый, в котором прошел с партизанскими отрядами через горы и ущелья Бегемдера и Годжама. Несколько позже я узнал, что из моих знакомых эфиопов старше 40 лет почти каждый третий сражался в отрядах народных мстителей. Я говорю сейчас об Аба Гетене потому, что он самый старший, самый обстрелянный из них.

…Итальянцы во время своего полувекового хозяйничанья в Эритрее делали все, чтобы привязать колонию к себе, перерезать все артерии и нервы, связывающие ее с Эфиопией. Они лишали эритрейцев права на образование, на какую-либо квалифицированную работу. Напрасно синьор-космополит Бертзини и «коммодоро» Марио Буска презрительно морщатся, когда говорят об эритрейцах, — в делах Муссолини капельку виноваты и «антифашист» Бертзини, который строил дороги для итальянских войск, и «антифашист» Буска, который кормил эти войска мясом.

С сентября 1952 года по решению ООН Эритрея была присоединена к Эфиопии на федеральных началах. В ноябре 1962 года она стала генерал-губернаторством (провинцией) Эфиопии.

…Эритрея. 120 тысяч кв. километров, полтора на жителей. Много перевидела она за три долгие тысячи лет. И если Эфиопию называют «африканским великаном у Красного моря», то Эритрея — широкая грудь этого великана, так обильно и так часто кровоточившая в течение этих трех тысячелетий.

ПЕРВЫЙ ЭФИОПСКИЙ БЕНЗИН!

…В 1869 году итальянская торгово-навигационная компания «Рубаттимо» купила рыболовецкую деревушку и причалик по имени Ассаб, по прозванию «пекло». Через 13 лет Ассаб стал фактически итальянским владением на эритрейском побережье. Хозяева его писали и говорили о «самых чудесных» на Красном море ассабских пляжах, о «самом жарком в мире» ассабском солнце и о «самых кровожадных» приассабских акулах. Пыль, зной, тяжелые соленые испарения моря, причитания мулл и восклицания заезжих йеменских купцов — так за годом год, похожими как близнецы, лениво текла жизнь маленького портового городка.

Впервые Ассаб встрепенулся недавно, когда в 1958–1961 годах с помощью югославов был построен отличный новый порт. Эфиопы расширили, улучшили, кое-где спрямили шоссе из центра страны к выросшему, обновленному порту. Собираются строить железную дорогу.

Почему столько хлопот об этом «пекле»? Прежде всего, недалеко от Ассаба обнаружены громадные запасы калийных солей. Есть основания полагать, что в прилегающих к городку пустынных районах имеются месторождения нефти, газа, серы. Далее. Расчеты показывают, что даже если на востоке Эфиопии нет нефти, перерабатывать привозную гораздо выгоднее в портовом городе, чем в глубине страны. Но это не главное.

Посмотрите на карту. Полоса Аддис-Абеба — долина Аваша — Диредава — Харар — важнейшая хозяйственная область страны. Видите нитку железной дороги? По ней вывозятся товары не только этой наиболее развитой части центральной Эфиопии, но и товарная продукция западных и южных районов страны. Громадный город, одиниз крупнейших африканских рынков, Аддис-Абеба — конечный пункт этой железной дороги, начинающейся в Джибути. А ведь Джибути — чужой порт. Им распоряжаются хозяева Французского Сомали. Один из экономических парадоксов Эфиопии: колоссальный объем внешней торговли страны проходит через чужую территорию. Это не очень удобно — вносить и выносить вещи через комнату соседа.

Эфиопия. Цифрами на врезке обозначены провинции:　

1. Эритрея: 2. Бегемдер; 3. Тигре: 4. Годжам: 5. Ваяло; 6. Воллега; 7. Шоа; 8. Аруси: 9. Харар; 10. Илубабор. 11. Каффа: 12. Гаму-Гофа: 13. Сидамо; 14. Бале

Железная дорога находится в совместном франко-эфиопском управлении; ⁹/₁₀ ее трассы проходит по эфиопской земле, а 90 % грузов — эфиопские.

Новый Ассаб уже чувствительно уменьшил неудобства Эфиопии, связанные с пользованием чужими воротами. По темпам роста грузооборота он уже обогнал Джибути. Все оживленнее на его причалах, все гуще паутина грузопотоков, направленных к обновленному порту. В самые ближайшие годы он, несомненно, станет одним из важнейших промышленных центров страны и ее важнейшим портом.

Вот почему именно в Ассабе решено было построить нефтеперерабатывающий завод — крупнейшее промышленное предприятие сегодняшней Эфиопии.

…По дороге в Ассаб, недалеко от Дессие, обгоняем группу пестро одетых молодых эфиопов с узелками на палках — атрибутом всех пеших путешественников. Нас останавливает знакомое, но очень неожиданное:

— Москоп! Москоп!

Затормозили. Разговорились. Оказывается, нас узнал вот этот шустрый паренек, работавший каменщиком в Бахар-Даре. Он и его товарищи идут в Ассаб из… Гондара! Пешком, реже на попутных машинах, они проделали путь в 500 километров — половину дороги до Красного моря. Как только появились первые сообщения о строительстве завода в Ассабе, туда потянулись сотни людей с мозолистыми руками и пустыми карманами.

Ультрасовременное предприятие построено в счет советского кредита, по советским чертежам, с помощью советских специалистов и советской техники и материалов. В комплексе заводских объектов — и мощная теплоэлектростанция, и нефтепричал, и транспортные площадки, и жилой поселок.

Ассабская стройка — дело нелегкое. Почти все приходилось привозить по морю. Для перевозки одного лишь оборудования и некоторых материалов потребовалось около 90 полных судо-рейсов. Котлованы, траншеи буквально выбиты в крепчайших базальтовых породах — почти каждый кубометр «брался» с помощью динамита. Плюс ко всему — невероятная жара, перебои в снабжении пресной водой и т. д. и т. п. — вот какая «экзотика»! А если этого недостаточно, вот еще одна экзотическая деталь из начального периода строительства. Чтобы построить нефтепричал, нужно отлично изучить грунты и рельеф морского дна. Десятки раз московский аспирант-океанограф и аквалангист Юрий Пермитин нырял в голубую бездну. Это занятие может доставить удовольствие где-нибудь у Ялты, но не здесь. Красное море — богатейший аквариум всякой кровожадной твари, и прежде всего всех «сортов» акул.

Слава о строителях из «Москопии» разнеслась по всей стране. О них узнала не только городская Эфиопия. На строительной площадке нам рассказывали, что первыми с нашими геодезистами, гидрологами, бурильщиками подружились окрестные данакильские кочевники. В свободное время, в воскресные дни, наши ребята пробурили для них несколько скважин на воду. А что такое вода в здешних условиях, не трудно понять, если вспомнить, что Данакиль — одно из самых жарких мест на нашей планете. К скважинам шли, как к новой Мекке, долго расспрашивали у местных шейхов о русских парнях, которые достали из глубин иссушенной земли воду, не взяв за это ни козленка, ни цента.

Трудно еще и потому, что надо на ходу обучать эфиопов новым для них профессиям. Завод предоставил постоянную квалифицированную работу 650 эфиопам — количеству, по местным масштабам колоссальному. Эфиопские эксплуатационники обучались нефтеперегонному делу на заводах Башкирии, Волгограда. На огромной стройке получили работу тысячи людей, многие сотни рабочих освоили квалификацию бетонщиков, плотников, отделочников, монтажников. Кстати, уже вернувшись в Москву, узнал, что Гизя все-таки уехал в Ассаб. Бывший зэбанья отлично управляет автомашинами всех конструкций, работает на кранах, если это нужно. Совсем свободно стал изъясняться по-русски.

Сегодня годовое потребление нефтепродуктов в Эфиопии несколько превышает 250 тысяч тонн, а завод сможет Давать гораздо больше. Ассаб не только полностью удовлетворит потребности страны в бензине, керосине, дизельном и реактивном топливе, асфальте, бытовом и жидком газе, но и позволит вывозить часть этих продуктов.

— На улицах эфиопских городов, на дорогах Эфиопии издалека заметны редкие, яркие, как мухоморы, бензоколонки «Шелл», «Мобил», «Калтекс», «Аджип». Пока еще они делают «бензиновую политику» в стране. Я не знаю, как будет называться эфиопская государственная компания по реализации продукции ассабского завода. Да это неважно. Недалеко то время, когда поблекнут иностранные мухоморы. Есть эфиопский бензин!

АСМАРА С ВЫСОТЫ КЛАДБИЩЕНСКОГО ХОЛМА

Асмару окружают хорошо возделанные, ровные поля, небольшие рощицы и совсем маленькие сады. В отличие от Аддис-Абебы административный центр Эритреи не производит впечатления высокогорного города, хотя он расположен всего на 200 метров ниже эфиопской столицы — может быть потому, что здесь не только в черте города, но и на горизонте не увидишь гор. Эритрейская столица расположена на очень пологих, невысоких, округлых холмах. Но стоит отъехать от Асмары на восток в сторону Массауа, всего с пяток километров, как машина неожиданно «повисает» над первой пропастью, и дальше земля, изломанная ущельями и хребтами, как бы летит вниз, к Красному морю.

Самое возвышенное место в городе занято огромным красивейшим католическим кладбищем, более скромным эфиопским, чистенькой, всегда свежевыбеленной эфиопской церковью и… американской военной радиостанцией, вернее, целым военным городком за высоким забором с «бордюром» из колючей проволоки.

Тихо, покойно на этом холме живых и мертвых. Только изредка среди цветников, надгробий и крестов кладбищ слышится чье-то негромкое всхлипывание да из-за колючей проволоки иногда доносятся зычные военные команды, а у входа на американскую базу — рекламная патетика посыльных от арабских торговцев, предлагающих сержантам и офицерам плюшевые коврики с «восточным» узором.

С холма весь город как на ладони. Асмара очень напоминает наши южные курортные города: много зелени, дома окрашены в светлые тона, зноится горячий асфальт. Да и климат здесь курортный: среднегодовая температура 17°; самый жаркий месяц май (26°), самые прохладные — декабрь и январь (15°). Здесь теплее, почти в три раза меньше «дождит» и вообще как-то уютнее, чем в Аддис-Абебе.

Асмара стала административным центром захваченной итальянцами Эритреи в 1889 году. Тогда население города состояло из 20 тысяч местных жителей и 3 тысяч итальянцев. Городской «бум» начался в 1933–1934 годах, когда Эритрея была окончательно превращена в плацдарм для нападения на Эфиопию. К тому времени население города достигло 170 тысяч человек. Сильно изменилось соотношение коренного населения и переселенцев из Италии: последних стало 90 тысяч человек. Асмара превратилась фактически на какое-то время в «итальянский» город.

Годы итальянского господства, а потом и английской оккупации наложили свой отпечаток на облик города, прежде всего на его планировку, застройку. Асмара — город европейского типа, и лишь основная масса населения да субтропическая растительность говорят о его африканской природе. Даже на окраинах здесь не увидишь «тукулей», столь характерных для столицы страны. Однако это не значит, что асмарская беднота живет в лучших условиях, чем беднота аддисабебская, — просто форма жилищ (хедмо) здесь не округлая, а прямоугольная, и поэтому они не бросаются в глаза. Часто хедмо слепляются друг с другом, образуя длинные, ячеистые бараки: так выгоднее — требуется меньше стройматериалов.

В центре города все построено добротно, солидно и, на мой взгляд, красиво, в стиле 20-х и 30-х годов. Есть несколько ультрасовременных зданий. За стеной магазинов, оффисов, баров и пансионов по южной стороне главной магистрали, Хайле Селассие-авеню (в прошлом, как не трудно догадаться, — проспекта Муссолини), — квартал очень симпатичных, крепких коттеджей в зелени маленьких, словно игрушечных, садиков. Итальянские захватчики строили дома для жилья, работы, торговли и развлечений на века, не жалея средств на благоустройство центра города, ибо собирались хозяйничать «под африканским солнцем» вечно, забыв об известной пословице, которая в эфиопском варианте звучит так: «Не следует примерять шкуру неубитого льва».

В общем сегодня центр Эритреи, одной из 14 провинций страны, — большой, оживленный, красивый, чистый город, второй по величине после столицы, один из живописнейших городов не только Эфиопии, но и всей Африки. 135 тысяч нынешних асмарцев гордятся своим чудесным городом. Я был вполне солидарен с ними, обозревая этот большой город с высоты кладбищенского холма.

АСМАРА ПОБЛИЖЕ

Ну а сейчас давайте спустимся с кладбищенского холма, отойдем подальше от колючего бордюра американской военной радиостанции.

Сегодня синьор Прямо Ламбертуччи — наш гостеприимный хозяин и гид. К нашим услугам маленькая чехословацкая «шкода» и туристский план города. «Шкода» — прелесть, катится бесшумно, в ней очень уютно. План Асмары — 1938 года издания. Смотришь на подписи улиц скверов и прочих городских объектов и диву даешься — что это: город в Эфиопии или где-нибудь на юге Италии?

Сейчас, конечно, нет, например, улицы бесславного премьера Криспп, а есть улица Керен (по названию одного из городов Эритреи), но итальянских вывесок осталось еще очень много: кинотеатры — «Имперо», «Рома», «Кроче Росса»; почти все магазины в центре города — «Ночера», «Мода Белля», «Агостини»; гостиницы и пансионы — «Италия», «Наполи»… предприятия «Баратолло», «Мелоттп», «Табаччи»… На тихой пустынной площади у почтамта — филиалы Миланского и Римского банков; если бы не босоногие смуглые мальчишки-чистильщики, расположившиеся под зарешеченными окнами этих филиалов, да не силуэт завернутого во все белое араба — ну, Италия и Италия.

Дело, конечно, не в вывесках. За ними живые люди — торговцы, маклеры, директора, держатели акций. За ними — итальянский капитал. Эритрея — район Эфиопии, где позиции этого капитала наиболее прочны. Почти 85 % предприятий Асмары, например, принадлежат итальянцам. Еще очень сильны экономические связи с Италией — это характерно для Эритреи. Товары в центральных магазинах — итальянские, дизель-вагончики на железной дороге — тоже, на улицах преобладают «фиаты» и т. д.

Эти традиционные связи с Италией проявляются иногда самым неожиданным образом. Как-то в конторе одной посреднической итальянской фирмы мы заинтересовались причинами задержки нашего заказа для бахардарской школы. Толстый, добродушный «диретторе» выделывает у меня перед носом замысловатые жесты — его розовые пухлые пальчики порхают, как бабочки. Мимика скорби:

— Фирма бессильна, синьор Гальперини. У нас груда жалоб. Но что поделаешь — бастуют докеры Генуи.

Он смеется:

— В данном случае удар итальянских рабочих по русским инженерам.

Отвечаю, что такой удар мы перетерпим.

Асмара (Азмара, как произносят итальянцы) насыщена итальянской речью. По-итальянски говорят и понимают почти все жители. Впрочем, однажды мы услышали смешно исковерканные… русские слова: владелец магазина радио- и музыкальных товаров довольно бойко изъяснялся с нами по-русски. Лингвистическую подготовку, как выяснилось, он получил в… Сибири, кончив войну в качестве военнопленного:

— Я решил: лучше русская тайга, чем немецкая пуля в спину.

Синьор Ламбертуччи полагает, что в Асмаре проживает не менее 20 тысяч его земляков. Это он прихвастнул. Сейчас итальянцев осталось примерно вдвое меньше; почти 93 % жителей — коренное население (тиграи, тигре, амхара). Из иностранцев кроме итальянцев, американцев и арабов имеются небольшие колонии англичан, французов, греков, индийцев, шведов. Но все это не стирает еще ясно проступающий «итальянский колорит» Асмары.

Итак, синьор Ламбертуччи — наш гид. В центре нас ничем не удивишь, мы исходили его уже вдоль и поперек. Кроме того, чутье умного человека подсказывает синьору, что мы хотели бы увидеть и Асмару окраин. Вот широкий разлет бетонного свода бензозаправочной станции, значит, начинаются асмарские пригороды. Такие красивые и несколько необычные, похожие на грибы с квадратными шляпками бензостанции возвышаются в тех местах, где главные магистрали города переходят в свое многокилометровое продолжение — эритрейские дороги.

Мы обращаем внимание синьора Ламбертуччи на большое число итальянских парней и девушек послешкольного возраста. Они собираются группками и здесь, на тихих, предокраинных улочках, у чугунных калиток двориков-коттеджей. Синьор Примо мнется, потом говорит:

— Девушки ждут хороших партий здесь или там («там» — это в Италии). А пока кавалеров хватает. Ну, а кавалеры…

Ну, а кавалеры, которых здесь действительно хватает, ждут, оказывается, главным образом другого — когда им стукнет 28 лет. Потом едут за высшим образованием или за работой «туда». Синьор Ламбертуччи весьма оригинально растолковывает нам фокус с цифрой 28. Все асмарские итальянцы — граждане Италии и в качестве таковых имеют шансы (парни, разумеется) стать на родной итальянской земле солдатами. Но они освобождаются от воинской повинности, пока живут вне Италии, а по достижении 28 лет — и на территории Италии. Волнующий пример патриотизма!

…Неожиданная остановка. Синьор Ламбертуччи говорит мне что-то не совсем попятное — уж лучше бы он изъяснялся на родном языке, чем на ужасной смеси из нарочито примитивного итальянского и отвратительного английского. Наконец, соображаю: нам хотят показать каких-то венер и аполлонов.

Въезжаем на небольшой дворик, почти сплошь заваленный плитами, крестами, ангелочками, римскими и греческими богами из искусственного мрамора. Из темного сарайчика доносится визг и скрежетание какой-то машины, за сарайчиком что-то чавкает. Перед нами вырастает громадный небритый детина в синей блузе, потертых «техасах» и широкополой соломенной шляпе. Оказывается, смахивающий на переуплотненное кладбище дворик и сарай — завод изделий из искусственного мрамора, а детина — его владелец, директор, главный и единственный инженер и вообще «маэстро». Несмотря на свой зверский вид и на постоянные деловые контакты с кладбищами, он оказался очень веселым и радушным человеком и с удовольствием показал нам продукцию своего «завода», в том числе и «особый заказ» — пятиметровую статую недавно скончавшейся императрицы Менен.

«Мраморный завод» — одно из 300 предприятий Асмары. Ламбертуччи провозит нас. мимо некоторых других, самых больших в Эритрее: текстильная фабрика «Баратолло», завод цветной керамики «Табаччи», пивоваренный завод «Мелотти», спичечно-бумажный комбинат ИЛФА… 300 предприятий — немало, не правда ли? Но даже перечисленные выше заводы и фабрики не бог весть какие «махины». На всех промышленных предприятиях Эритреи занято около восьми тысяч человек. Примерно 97 % предприятий Асмары — это конторы, магазины склады, пекарни, ремонтные мастерские. Все они и образуют список из 300 наименований. Частенько громкое название фирмы не совсем согласуется с ее деятельностью. Например, за вывеской «Международная коммерческая корпорация» прячется итальянский магазинчик со штатом в три человека, включая хозяина, торгующий трубами, шинами, унитазами и кастрюлями.

В последние два-три года увеличилось число итальянцев, возвращающихся на родину. Синьор Примо Ламбертуччи объясняет это хозяйственным «бумом» в Италии. Не знаю, так ли это. В Массауа я видел, как огромный итальянский теплоход «Нептуния» принимал в свои каюты эритрейских итальянцев, а в свои трюмы — их сундуки, чемоданы, ящики и корзины. В Асмаре срочно распродаются многие итальянские магазины в центре города. Броские красные строчки специальных объявлений призывают асмарцев помочь синьору такому-то быстрее оголить полки и прилавки его магазина — синьор такой-то уезжает в Италию.

В городе растет число эфиопских государственных и частных предприятий, в газетных объявлениях о найме все чаще мелькает пояснение «желательны лица эфиопской национальности» и все реже другое — «свободное знание итальянского языка обязательно». Медленно, но неотвратимо тускнеет «итальянский колорит».

ХАЙЛЕ СЕЛАССИЕ-АВЕНЮ

Хайле Селассие-авеню, украшенная великолепными пальмами, — гордость асмарцев. Толстые, мохнатые, чешуйчатые стволы деревьев увенчаны необыкновенно раскидистыми кронами — на широких тротуарах всегда тенисто, даже в самый солнцепек.

Хайле Селассие-авеню — многоквартальное чередование магазинов, оффисов, кафетериев, баров, пансионов с разными звучными названиями; там же большой кинотеатр «Имперо», здание бывшей эритрейской Ассамблеи, красивейший католический собор. Вдоль тротуаров — цепочка автомобилей всех марок и возрастов; у магазинов и кафе дежурят автофургончики.

Днем на проспекте пусто: простучит тросточкой старичок пенсионер, прошелестит черным одеянием монахиня, прошлепает босыми ногами мальчишка-газетчик. В тени пальм дремлют чистильщики обуви. Авеню оживает, встряхивается к вечеру. По асфальту катится поток автомобилей и велосипедистов с вкрапленными в него извозчиками-гарри. Центр города заполняется праздношатающейся «золотой молодежью», конторщиками, местными и «командировочными» купцами-арабами, бравыми американскими радистами, разносчиками кофе и галантереи. Простой рабочий люд окраин здесь не бывает. На проспекте у дверей магазинов выстраиваются торговцы-итальянцы, с надеждой всматриваясь в лица прохожих. Магазины всегда пусты: местному населению не по карману дорогостоящие импортные, в основном итальянские, товары.

Три крупнейшие постройки: католический собор в самом центре города, главная эфиопская церковь в восточной части Асмары и мечеть в самой гуще многоквартального рынка. Такое географическое распределение храмов божьих не случайно: собор — итальянцам, жилье, магазины, бары и конторы которых сосредоточены в центре, мечеть — арабским торговцам и ремесленникам, «оккупировавшим» зону рынка, серо-лиловая эфиопская церковь, похожая на средневековый замок, — коренным асмарцам, живущим на южной и юго-восточной окраинах города. Церковь здесь механизирована: колокола собора приводит в движение сила электричества; с мечети вместо муэдзина зовет правоверных к молитве громкоговоритель; кресты эфиопской церкви излучают по вечерам неоновое сияние.

Часто встречаются упитанные монахи-католики в груботканых рясах-одеялах, подпоясанные толстой веревкой. Их любимые места «в миру» — продовольственные магазины. Эти «братья-хозяйки» больше напоминают борцов перед выходом на ковер, чем служителей Иисуса Христа. Их службе подстать и аппетиты. Задрав рясы и ловко устроившись на велосипедах, мотоциклах и автофургончиках, они увозят в каменную бездну соборного городка горы всевозможной снеди.

Мы полюбопытствовали: что Асмара может предложить своим жителям, кроме псалмов и глубоких церковных кружек?

Книги? На полках двух небольших книжных магазинов города рядом с томиками Л. Толстого, Ф. Петрарки, Э Золя и нескольких учебных пособий штабеля сексуальной макулатуры, церковные «перлы», похождения сыщиков. В каждом номере гостиницы — обязательный экземпляр Евангелия: половина толстой книжки в кожаном тисненом переплете на амхарском, половина — на итальянском языке. Под Евангелием на отполированной поверхности прикроватной тумбочки часто проступает прямоугольный след книги — видно, к святому чтиву не прикасаются не только жильцы, но и бои-уборщики.

Публичных библиотек нет. Правда, синьор Примо Ламбертуччи любезно познакомил пас с весьма обширной библиотекой итальянской школы-лицея. Но во-первых, доступ туда практически ограничен только для учащихся лицея, а во-вторых, почти весь библиотечный фонд — книги итальянских авторов и на итальянском языке с большой примесью колониалистских «трудов».

Пресса? В гостиницах, на перекрестках предлагают «Одджи», «Темпо», «Лайф», «Лук», «Тайм». От рекламы часов, дамских трусиков, кинокамер, а также полураздетых кинозвезд и брачных церемоний распухает голова. Есть журналы почти без картинок: церковные серые обложки или полужурналы-полулистовки американской и западногерманской служб информации. Однажды в вестибюле гостиницы «Италия» нам попался довольно свежий номер… «Журнала Московской патриархии»! А бело-лиловые листочки Американской службы информации лезут в глаза повсюду — в гостиничных холлах, в оффисах, в кинотеатрах, в барах, из карманов самолетных кресел и даже в… туалетах.

Театр? Вместо него «аристократический» найт-клаб. Вино, твисты и «номера». Поскольку главные героини клаба — определенной категории девицы (их фотоизображения выставлены на улице), то входная плата для асмарцев мужского пола вдвое выше, чем для женского. Вместо театра — десятки баров с танцами и т. д., вплотную подступающих к Хайле Селассие-авеню. За тюлем занавесок — твистское прихлопывание, качающиеся силуэты юношей и девушек.

Кино? В городе три больших кинотеатра. Они, как правило, пусты. Серьезные работы итальянских кинематографистов появляются редко, зато в таких случаях залы всегда переполнены.

В городе нет музеев (если не считать очень интересной, но почти закрытой для широкой публики историко-археологической коллекции при итальянском лицее), нет художественных галерей, выставок. На двух-трех спортплощадках и теннисных кортах упражняется итальянская и местная «элита», а также американские сержанты. Вот и все. Поэтому молодежь, да и народ постарше, каждый вечер дефилируют по Хайле Селассие-авеню, не зная, куда деваться от ужасного однообразия вечерней Асмары.

Асмара сегодня, несомненно, самый емкий в Эфиопии рынок тлетворной западной «культуры», и в этом, что тоже несомненно, сыграли свою роль 50 лет итальянского господства и почти 14 лет английской оккупации.

ГОРОД В ГОРОДЕ

Мы расположились в плетеных креслах кафе на Хайле Селассие-авеню. Столики вынесены на тротуар. Над головой — рыхлый полог из мясистых листьев знаменитых асмарских пальм.

За столиком кроме нас, двоих москвичей, сладко похрапывающий старичок, заслонившийся от утренней Асмары местной газетой, и толстый, смуглый, волосатый человек, успевший с типично итальянской непосредственностью и напором между двумя чашечками кофе рассказать нам свою краткую автобиографию. Гвидо Луччи живет мелкими подрядами на строительные работы, балуется на рост цен. Винит в этом «янки с большими карманами». Вскоре выясняется, что самые свежие антиамериканские настроения синьора Луччи вызваны отказе» американской администрации заключить с ним контра на ремонтные работы на территории радиостанции.

— Их майор сказал, — жалуется толстяк, — что не под силу требуемый ремонтик. Порка мадонна, просто боятся пускать нас за ограду. Их антенны выше собора, да еще под землю зарылись на пять этажей закопали свои лаборатории!

В Асмаре — одна из крупнейших в мире американская военная радиостанция, так называемая база Канью. Соглашение об аренде асмарской земли под базу подписано в мае 1953 года сроком на 25 лет. Ее антенны видны из любого уголка большого города. В последнее время к ней добавили мощные радарные установки. Американцы объясняют свое влечение к эритрейской земле сугубо техническими причинами: Асмара, дескать, находится в приэкваториальной зоне, свободной от радиопомех.

Но не слишком ли много военного народа прижилось около радиостанции? К концу 1963 года базу Канью обслуживало уже 2900 человек, в том числе 1300 американцев-военных. Всего в 1965 году в Асмаре было более 3000 американцев и американок.

Им отведены лучшие гостиницы и пансионы. В гостинице «Хамасиен», например, кажется, что очутился в Штатах: характерная американская речь; американский телевизор с передачами американского производства (деятельность военно-американского телецентра в Асмаре; режиссеры и сценаристы — из американской телеслужбы и американских… ВВС); светловолосые ребятишки под присмотром нянек-эфиопок. Кстати, «подразделение» этих нянь — более 400 человек (и каждая присматривает за двумя-тремя детьми) — тоже весьма показательная статистика. Американских военнослужащих в Асмаре настолько много, что их «обслуживает» своя, американская, «МП» — военная полиция. Американские «джипы» лихо носятся по улицам главного города Эритреи. За высокой оградой Канью — теннисные корты, бары, прачечные и много других сооружений, рассчитанных на долгое, солидное жительство ее обитателей.

Забудем о «радиоидеальной зоне». Эритрея — один из важнейших стратегических районов Африки, Ближнего и Среднего Востока. Корреспондент Ассошиэйтед Пресс еще в 1960 году так рассказывал о Канью: «Через этот пункт американской международной связи передается информация, на основании которой принимаются важнейшие политические решения о том, нужна ли высадка пехоты в Ливане или переброска по воздуху международных войск в Конго». Сотрудники Канью занимаются и «специальными космическими исследования». Всего этого американцам кажется уже недостаточным — в Гура, в 50 километрах от Асмары, строится филиал базы Канью стоимостью 24 миллиона долларов.

Американский журнал «Африкен рипорт» сообщал недавно: «Как и в прежние годы, Эфиопия, страна, где находится ключевая американская база, получает почти половину всей военно-финансовой помощи, оказываемой Африке в целом». Есть и цифры. В 1950–1963 годах из 138,2 млн. долларов американской военной «помощи» африканским странам на долю Эфиопии приходилось 73,8 млн.

Но вернемся в Асмару. База Канью не только военный объект. Ее сотрудники усиленно помогают своим землякам из «Корпуса мира», принимают участие в распространении американской журнальной и прочей литературы, заигрывают с местной интеллигенцией и неоперившимися юнцами-школьниками, устраивают рекламные благотворительные спектакли и издают даже «Голос католика», рассчитанный главным образом на католиков-эфиопов. В начале 1964 года американским консулом в Асмаре назначен мистер Самюэль Ри Гаммон, один из помощников по иностранным делам бывшего вице-президента Л. Джонсона, — тоже интересный факт.

Корреспонденты и генералы говорят и пишут, а тем временем вокруг радиоантенн выросла фактически настоящая военная и пропагандистская база. Сугубо штатские люди вроде синьора Примо Ламбертуччи называют ее «маленькой Америкой» или «городом в городе», символ которого — колючий бордюр на высокой ограде да сержанты с ультрасовременными автоматами на животах…

— Арриведерчи, синьор Примо Ламбертуччи!

Всего доброго, асмарцы! Спокойных, счастливых вам дней.