Глава двадцать третья

Через месяц после бракосочетания Давида и Бонафильи из Перпиньяна пришло еще одно письмо от Иакова. Его принес в дом врача Дуран, который с удовольствием продлил пребывание в этом городе на несколько недель дольше, чем планировалось. Суровый вызов из дома заставил его вернуться с письмами и добрыми пожеланиями от всех.

Когда письмо пришло, солнце уже опускалось к горизонту, но было еще достаточно тепло, чтобы все собрались во дворе поболтать перед ужином. Ракель прекратила разговор с Даниелем, взяла письмо и сломала печать.

— Папа, прочесть его вслух?

— Да, пожалуйста, — ответил Исаак.

— Он пишет: «Мой дорогой Исаак, сеньор Дуран, который находится в городе с тех пор, как Бонафилья и Давид поженились, завтра возвращается в Жирону, и я пользуюсь этой возможностью послать тебе приветствия. Он наверняка расскажет тебе о своих успехах в ухаживании за дочерью Самуила Каракосы; я сообщаю тебе новости, менее интересные для влюбленного молодого человека.

Тебе будет приятно узнать, что дон Арнау может ходить и ездить верхом почти не хуже, чем прежде. Нога зажила превосходно. Он жалуется на тугоподвижность в запястье, хотя владеет рукой хорошо. Все же, говорит мне, его ловкость в охотничьем угодье несколько снизилась из-за повреждений, как и искусность владения мечом. Я говорю ему, что для исцеления таких повреждений требуется время, но человек он нетерпеливый. Сын доньи Хуаны расцветает. Насколько я понимаю, судебное преследование им больше не грозит. Они вернулись в поместье дона Арнау.

Для меня так же важно, что Морена, спаниель принцессы Констансы, как будто бы поправилась полностью. Поскольку она не может пожаловаться на тугоподвижность и ходит хорошо, мы предполагаем самое лучшее. Принцесса в восторге, и поэтому я сейчас лечу одну из ее придворных дам от сильной простуды. Надеюсь, меня больше не попросят лечить во дворце больных или пострадавших животных. Я не совсем уверен в своем знании, что делать с ними.

Бонафилья собирается переезжать. Она уговаривает Давида купить собственный дом, говорит, что, когда ребенок Руфи появится на свет, нам будет очень тесно. К моему удивлению, Руфь соглашается. Я думал, ей нравится иметь в доме компаньонку.

Я написал список лекарств, которые, я знаю, ты готовишь. Вложил его в это письмо. Мог бы ты прислать их мне с Дураном, когда он поедет в наш город? Он заплатит тебе и получит эти деньги от меня. А потом сможешь сделать для нас еще кое-что? Бонафилья хочет узнать имя перчаточника, у которого была с Ракелью; за волнением свадебных приготовлений она забыла, который это. Видимо, он шьет очень хорошие перчатки. Она говорит, что Ракель будет знать.

Руфь передает вам привет, Давид и Бонафилья тоже. Давид также просит меня передать привет маленькой Хасинте от его имени и надеется, что у нее все хорошо. Кажется, она оказала им какую-то услугу, за которую он очень благодарен. Вложенная в письмо монета предназначается ей».

— Вот, папа, и все, — сказала Ракель. — Он пишет много, но недостаточно.

— Возможно, кто-нибудь сообщит нам, что произошло с нашими различными друзьями и знакомыми в Перпиньяне, — сказал Исаак. — А Иакову нужно обучить ученика делать травяные смеси. Посоветуем ему это в ответном письме.


Неделю спустя теплая погода сменилась холодным дождем, и в Жирону пришло еще одно письмо из Перпиньяна с епархиальным курьером. К письму прилагалась небольшая коробка. Вернувшийся от епископа Исаак отдал то и другое Ракели, потом стряхнул воду с плаща и поднялся к Юдифи и близнецам, сидевшим у камина в столовой.

— От кого это? — спросила Ракель, войдя следом за ним.

— Не знаю, дорогая моя, — ответил ее отец. — Вскрой, посмотри.

Ракель сломала печать, быстро просмотрела письмо и подняла взгляд.

— Папа, это от сеньоры Хуаны Марса. По ее словам, она пишет от имени мужа, он либо слишком ленив писать, либо рука его тугоподвижна, она не знает, что именно. Мама, она очень занятная.

— Хватит объяснений. Читай письмо.

— Да, пап. Она пишет: «Дорогие сеньор Исаак и сеньора Ракель». Потом объясняет то, что я только что говорила, о том, почему пишет она. «Я не забыла всего, что вы сделали для нас. Когда вы уезжали, мы были не готовы достойно вас отблагодарить. Прилагаемая к письму коробка лишь малый знак благодарности за вашу помощь.

После вашего отъезда Бернард Бонсом де Пигбаладор с позором изгнан из города. Я не мстительна, но, когда думаю о том, что он устроил, надеюсь, что этот человек не будет наслаждаться спокойной старостью.

Ходят слухи, что Угет, управляющий провинцией, занят тем, что упаковывает золото, полученное от таких злополучных просителей, как я, и за то, что не обращал внимания на обилие фальшивых монет при его управлении. Ожидают, что он сбежит из Руссильона, но куда направится, во Францию или в Кастилию, можно только предполагать.

Для нас очень интересна весть о „Санта-Марии Нунсиаде“. Не стану рассказывать вам о ней, а перепишу письмо, которое муж получил от капитана судна. Этот добрый человек оставил его у владельца таверны в Кольиуре перед отплытием, дав указание отдать его только самому Арнау. Владелец оказался верен слову. Он хранил письмо, пока мы не вернулись в замок, потом ему пришло в голову, что может получить вознаграждение за его доставку».

— И это письмо здесь?

— Да, папа. Оно приводится в пришедшем письме. «Сообщение дону Арнау Марса об отплытии „Санта-Марии Нунсиады“: Мы начали погрузку во вторник тридцатого сентября. За перемещением груза из склада к лодкам наблюдал Фелип Касса, агент владельца, у которого был список грузов. По указанию дона Арнау Марсы капитан и его помощник проверяли все предметы по судовой копии списка, когда груз перегружали с лодок в трюм. Ничего из не указанного в списке погружено не было, к каждому предмету прилагался соответствующий документ.

Через два часа после начала погрузки агент владельца, Фелип Касса, явился к капитану судна и предложил с обещанием взятки, чтобы капитан разрешил погрузку всех товаров со склада независимо от того, есть они в списке или нет. Капитан отказался и продолжал действовать согласно полученным указаниям. Вышеупомянутый Касса уехал, сказав, что скоро вернется. После этого он не показывался. Капитан судна стал сам руководить погрузкой.

Когда владелец получил от управляющего провинцией требование немедленно явиться в город, капитан судна решил, что завершение погрузки и быстрое отплытие будут наиболее верным образом действий. Когда погрузка была завершена и все, что в списке грузов сопровождалось экспортным разрешением, было переправлено из склада и погружено в трюм, на складе еще оставались многочисленные тюки, ящики и бочки товаров. Капитан судна сообщил начальнику склада, что владелец решил отправить эти грузы в другое место и заплатит обычную плату, но не больше, за хранение их, пока они не будут забраны. (Подписано) Ксавьер Франсеск, капитан „Санта-Марии Нунсиады“, Кольиур, среда, первое октября тысяча триста пятьдесят четвертого года».

Донья Хуана добавила кое-что в конце. Она пишет: «Вот и ответ на вопрос, который беспокоил нас всех. Контрабанда была, но раз она не покинула склада, это не контрабанда. Она все еще там, и владельцы жарко спорят о том, как ее сбыть и кто получит доход, если он будет, от ее продажи. С наилучшими пожеланиями, Хуана Марса».

— А что в коробке? — спросила Юдифь.

Юсуф стал срывать крышку деревянной коробки.

Она оторвалась с громким хлопком.

— Здесь что-то завернутое в ткань, — сказал мальчик.

— Дай взгляну, — сказала Ракель, опустясь на колени рядом с ним. — Это шелк, очень красивого желто-золотистого цвета. Это мне, пишет она, к моей свадьбе. И кожаный кошелек для папы. Полный монет.


Семнадцатого августа 1355 года Бонафилья родила своему мужу, Давиду Бонхуэсу, дочь, через десять месяцев после ее бракосочетания и за неделю до бракосочетания дочери Самуила Каракосы с Дураном, сыном Аструха Афамана. Бонафилья назвала дочку Фортунатой, как звали ее прабабушку. Ее отец, приехавший в Перпиньян по случаю рождения внучки и бракосочетания сына, пришел в недоумение.

— По-моему, эту старушку звали Эсфирь, — сказал он.

— Нет, папа. Фортуната, — сказала Бонафилья, слегка встряхнув головой, — но если даже и нет, мне это имя нравится, и Давид хотел назвать ее так.

В последующие годы Бонафилья вела себя с подобающими скромностью и приличием. Она родила мужу двух красивых сыновей и еще одну дочь. Обе девушки славились своей красотой, но поистине удачлив был тот, кто хоть мельком видел их, пока они благополучно не вышли замуж.

Загрузка...