Молодая девушка биолог, на вид, больше смахивающая на подростка, что тайком выкрала медицинский халат у преподавателя, подрагивающей рукой передаёт мне мензурку с переливающейся жидкостью. (Золотистой, блестящей, как шампанское).
— Впечатляюще, Алисиния! — подбадриваю ее.
Она тут же робко сцепляет руки за спиной и отступает на шаг. Ее поведение вызывает у меня, как минимум грусть. Сложно, наверное, всегда быть такой зажатой.
— Интересно что предаёт такой оттенок? — хитро подмигиваю ей чуть встряхивая бутылёк.
— Вы же знаете, я не имею право, — девушка мгновенно бледнеет.
Либо у нее напрочь отсутствует чувство юмора, либо здесь болтливых бьют плетью.
Конечно, я в курсе о корпоративной этике; сама чиркнула в договоре, что обязуются крепко держать язык за зубами, раза два для верности перечитав бред о неразглашении секретной информации (у меня только на ароматы память компьютерная, остальное пролетает мимо), но чтобы между собой нельзя было обсудить рабочие моменты— это что-то новенькое. Мне все чаще кажется, что лаборатория далеко не часть парфюмерной компании, а стратегический объект, где производят биологическое оружие массового действия.
Поток мысленных возмущений прерывает Алисиния, краем глаза я замечаю, что у неё припасён ещё один тестер. Обычно босс бережёт мои ноздри, в день не больше одного многосоставного экземпляра.
Все еще в раздумьях, я громко выдыхаю— полностью, так чтобы желудок к спине прилип. Обычная рутинная подготовка легких. После чего следует медленный, неполный вдох, задержка дыхания на долю секунды. И только теперь, я легко провожу стеклянной склянкой у носа, предварительно откупорив ее. Терпкий, прохладный аромат бьет в голову с такой силой, что слёзы прыскают из глаз.
— Ягоды ландыша? — лишь успеваю выкашлять название перед тем, как ядовитый холод сдавливает сердце. Я медленно, сама того не замечая оседаю, из меня словно из мячика попавшего под машину постепенно выходит жизнь. Перед глазами все волнами плывет, то ли пелена слез сместила фокус, то ли это действительно трава смерти. Ошибки быть не может, обонятельный анализатор никогда не подводит.
Вот пальцы словно переваренные макаронины скользят по колбе. Отдаленно доносится суетливое движение, скорее всего лаборанты, их торопливый топот и несвязное бормотание. И, как заключительный аккорд, звонкий скрежет разлетающихся осколков. Едкий запах распространяется молниеносно. Он впивается когтями в горло, лишает возможности сделать вдох.
— Воздух, ей нужен воздух! — обеспокоено командует кто-то из коллег.
В этот момент, чьи то сильные руки подхватывают меня и несут в противоположную от лифта сторону. Я мысленно прощаюсь с возможностью выйти из полуобморочного состояния самостоятельно, поэтому покоряюсь, вымученно погружаясь в опасное забытие.