А, ты использовал мозговую жидкость гусеницы-трупоеда. Хорошо. Паралич скоро пройдёт, и это тело снова можно будет использовать.
Голос в голове Гулкануна казался человеческим, мужским и… старым. Древним и могучим, разумом глубоким и сильным, достигшим высот в Искусстве и жизненном опыте. Разумом, который многое повидал, многое совершил, веками сплетал магию…
Ты знал короля Бероста? Бероста Храброго? Ты настолько стар? подумал Гулканун.
Да. Меня зовут Эльминстер. Тот самый Эльминстер. В эти дни меня лучше знают как Мудреца Долины Теней. Ходят сплетни, что я сумасшедший старый маг, который в своём безумии считает себя Избранным Мистры. Я безумен, я стар, я маг — и я действительно Избранный.
Я… я… подумал Гулканун.
Не благоговей и не бойся, Дат Гулканун. Ты служишь хорошему делу, твоё владение Искусством достойно уважения, и более того — ты человек благородный. Доброта, честность, скромность; ты бы удивился, узнав, насколько редко встречаются такие качества, а ты обладаешь всем перечисленным. И поэтому ты мне нужен — ты и Лонклоус, и все другие достойные боевые маги Кормира, от королевского мага Ганрахаста до самых зелёных рекрутов.
Я нужен? Мы нужны? подумал Гулканун.
Да. В голове Гулкануна будто бы медленно распахнулась настежь дверь, и оттуда хлынул яркий свет… свет, озаривший Гулкануна, омывший его сильным, нарастающим потоком, который нёс заповедь Мистры завербовать боевых магов, чтобы создать лучшее будущее для Кормира и всех Королевств, заповедь, пронизанную собственным трепетом Эльминстера.
Гулканун обнаружил себя в экстазе, тронутым величайшим блаженством, что он когда-либо ощущал, охваченным блистательной убеждённостью. Он мог верить вторгшемуся в свой разум, доверять коснувшемуся его могущественному интеллекту, поскольку видел, что всё это — правда. Богиня магии действительно вернулась из забвения, добрая, истинная и чудесная Мистра, и она в самом деле приказала Эльминстеру, её прежнему и нынешнему слуге, разыскать синее пламя и запечатать разломы, чтобы сохранить Королевства, и завербовать боевых магов, чтобы принести Кормиру новую славу, и…
Прежде я никогда с такой чёткостью не понимал, что мне говорят правду. Это… чудесно, прекраснее всего, что я когда-либо испытывал. Это доверие. Подумал Гулканун.
Это оно. Так может быть ты перестанешь подозревать эту прекрасную тёмную эльфийку? Раньше она была злой прислужницей Лолс, пускай и юной и ничего не добившейся, но сейчас в ней есть лишь мой разум. Нужно прекратить тратить время зря и начать действовать сообща.
Да, о да! Как мы начнём? Что нам делать прямо сейчас? Я… подумал Гулканун.
Грубые руки неожиданно вцепились в Гулкануна, утягивая его прочь от дроу, которую, как смутно осознал боевой маг, он обнимал будто любовницу.
В полноммммм смятении от Эльминстера и принесённого им света Гулканун обернулся и посмотрел в гневно хмурящееся лицо Имбрульта Лонклоуса.
Молча открывшего дверь и бросившегося вперёд, чтобы вытащить своего друга Гулкануна из тёмных и гиблых объятий, выбросив руку, чтобы с полным безразличием к женственной анатомии оттолкнуть дроу.
— Я так и думал, что она сразу же тебя соблазнит, как только получит возмо…
Поток слов Имбрульта стал потрясённым молчанием, когда свет — и Эльминстер — хлынули и в его разум.
Они с Гулкануном начинали как товарищи по несчастью и молчаливые союзники под гнётом высокомерия и насмешек Вандура, но быстро стали друзьями. Они работали вместе четыре долгих года, и оба любили и уважали друг друга сильнее, чем кого-либо ещё в своих жизнях. Они были… Эл показал им благодарность и дружбу, которую они питали друг к другу, их настоящие чувства. Их соединившиеся разумы дрогнули. Мысли и воспоминания Дата хлынули в Имбрульта и наоборот в счастливом вихре слияния и открытия.
Их лица были мокрыми от слёз, их руки обнимали друг друга, и они издавали взволнованные, нечленораздельные звуки, едва замечая это, пока между ними двумя и Эльминстером туда-сюда носились мысли. Великий и полный света разум Эльминстера был вокруг них, внутри них и баюкал их…
Мы должны это сделать! О, Кормир! Изгнать голод, нужду и коварство навечно, и… подумал Имбрульт.
Их взволнованное слияние снова резко прервали. На этот раз связь разбил Фарланд. Гулканун и Лонклоус покачнулись, наполовину оглушённые.
Лорд-констебль рванул тёмную эльфийку прочь от двух мужчин и прижал кинжал к её горлу.
— Я слышал все эти истории про дроу, - прорычал он, - и не верил, что они на самом деле такие соблазнительницы, как некоторые говорят, но кажется…
— Это не то, что ты подумал, - отрезал Гулканун.
Ухмылка Фарланда была свирепой.
— Похоже, что так, да, сэр Чароплёт?
Затем его лицо изменилось и он напрягся, пытаясь закричать и не в силах этого сделать. Нечто потекло в его разум…
Настало время снова отправиться на поиски приключений.
Но не чересчур дерзким способом, который предупредит боевых магов и весь королевский двор о его присутствии и амбициях. Что-нибудь, чего не смогут заметить даже ближайшие арфисты, разве что один из них будет стоять на обочине, когда Мэншун перехватит двух покинувших Хултейл магов Короны.
Нет, в этот раз Мэншун может вернуться к способу, которым сражался в те ранние дни, когда Зентарим был прекрасной новой идеей и только набирал силу, ещё не превратившись в повелителей всего и вся. И может сделать это с помощью его собственных более поздних дней — и гробницы Шанксозбура. Прошли годы с тех пор, как он вспоминал об этом безрассудном глупце. О человеке, настолько глубоко погрязшем в самоуверенности и глупости, чтобы считать, что сможет обмануть Мэншуна. Его настигла подобающая расплата — Мэншун переломал Шанксозбуру все кости и оставил двух червей, которые заползли в его нос и медленно сожрали изнутри. Но на этом его служба Мэншуну не прекратилась. О нет.
Лорда Чесса послали забрать владения Шанксозбура и распродать их прежде, чем успеет прибыть и заявить свои претензии его родня, а вырученные средства использовать для строительства затейливой гробницы — крепкого каменного мавзолея на лесном склоне рядом с мостом Каменщика. Кости глупца по-прежнему лежали в большом каменном гробу, крышку которого украшал образ Шанксозбура — а в полу находилась поворачивающаяся плита, которая использовалась, чтобы убрать гроб и открыть ведущую в нижнюю палату лестницу.
Люди, которых взял с собой Чесс, быстро расправились с прибывшими родственниками Шанксозбура, так что ключи к мавзолею остались только в распоряжении Братства. Зентарим веками использовал верхние помещения гробницы как логово на тропе контрабандистов, а в палате внизу лорд Мэншун предусмотрительно поместил нескольких своих клонов на случай, если они потребуются в будущем. Сейчас, разумеется, все его другие «я» давно пропали, пробудившиеся после смертей или унесённые в другие, более безопасные места.
Зато Мэншун знал гробницу очень хорошо. И это делало её надёжным местом назначения для телепортации. Оттуда он мог перемещаться в желаемом направлении с помощью магии от одного ориентира в поле зрения к другому, чтобы перехватить этих двух боевых магов. Гробница ждала, находясь от него всего в одном заклинании телепортации…
Но погодите-ка. Сначала рутина. Убрав прорицательные сферы, Мэншун прочитал заклинание, которое скрыло большую часть погреба Сронтера — тиранов смерти и всё остальное — за фальшивой наколдованной каменной стеной. Сюда может кто-то спуститься — вор, надменный инспектор Короны или стражник; в конце концов, к алхимикам все относятся с подозрением. Так что пускай обнаружат зловонную выгребную яму и обычную рухлядь — старую сломанную мебель и прочее, а не ожидающий ряд созерцателей-нежити.
А если нарушитель преодолеет его заклинание и увидит, что скрывается за ним… что ж, ему же хуже. Мэншун оставил тиранов бодрствующими и отдал им приказ убивать и преследовать всех живых. Если кто-то выпустит их, то когда Мэншун возвратится, они скорее всего ещё будут выполнять этот приказ. Живых в Сюзейле было много.
Гелнур Фарланд сгорал от стыда, отвращения и муки. Ментально изнасилован тёмной эльфийкой, к горлу которой был приставлен его клинок, которую он должен был убить прежде, чем она… Что это, именем Короны, такое?
Устремившийся в него разум принадлежал мужчине, человеку, и был старым и мрачным от груза многочисленных воспоминаний. Разум волшебника… о нет, неужели это боевой маг испытывает на нём выжимку разума? Они оба сойдут с ума? Это уже началось? Что…
Вторгшийся разум был могуч, как замок, нависший над игрушечным домиком разума Фарланда. Ошеломительным тёплым и тёмным потоком он пронёсся по его мыслям, по его воспоминаниям в поисках чего-то. В поисках… любых доказательств измены Короне или того, что Гелнур Фарланд имеет какое-то отношение к убийствам в Ирлингстаре. И не обнаружив ничего, он улыбнулся в голове Гелнура с таким приливом удовольствия, что Фарланд застонал вслух.
Кто это, во имя…
Старый бородатый маг, идущий в одиночестве, из Долины Теней. Старый Маг, Старый Мудрец, тот самый из легенд о Вестнике Рока Мистры, мужчина, который был девицей и…
Он видел все больше и больше из вторгшегося разума, ему показывали всё новые и новые воспоминания, прекрасные и ужасные, дьяволов, и драконов в небе, и Город Песни, и бесчисленные поля ужасных битв…
Я Эльминстер. Да, да, ты знаешь меня. Я человек из легенд твоих прадедов, и человек из трактирных историй об Избранных Мистры.
— Именем прославленных поцелуев Алусейр! - выдохнул вслух лорд-констебль.
О, подходящая клятва, ведь они были сладки, так сладки…
Эльминстер по своей прихоти открыл ему два ярких воспоминания, поочередно сунув образы в разум Фарланда, будто два крутящихся, мерцающих драгоценных камня.
Первое… ночь, костёр, открытые лесистые края северного Кормира, множество смеющихся людей в доспехах разбили лагерь и ухаживают за лошадями — прекрасными лошадями. Затем кто-то шёл среди этих весёлых витязей в их ярких доспехах к высокой женщине, которая расстёгивала и откладывала в сторону сверкающие в свете костра пластины её собственных великолепных доспехов, изогнутые и выкованные так, чтобы облегать её стройное тело… обнажённое в свете костра. Она с лучезарной улыбкой повернулась к нему и обняла, чтобы получить поцелуй, а не поцеловать самой… Алусейр, юная, сильная и гордая воительница, своенравная, распутная, дикая принцесса…
Свет костра угас, и в наступившей темноте Фарланда поглотил второй драгоценный камень, погрузив его в тёмную неподвижность пустого, покрытого паутиной и рождающего эхо высокого зала; королевский дворец Сюзейла, знаменитое проклятое крыло. И из мрака возникла скользящая тень с блеском призрачных доспехов, тем самым ниспадающим водопадом волос и таким же лицом, но старше; на нём оставили свои следы печаль, утраты и приступы ярости. Фигура быстро оказалась рядом, спеша получить поцелуй, но в последний момент замешкалась, не решаясь безмолвно молить о нём… и заплакала призрачными тенями слёз, когда поцелуй ей подарили. Её жаждущие губы принесли обжигающе-ледяную боль, похищая тепло жизни из Эльминстера, поцеловавшего Алусейр — крадущего жизнь призрака.
Ну вот. Теперь ты знаешь, чем клянёшься: прославленными поцелуями Алусейр.
Фарланд потрясённо выругался — и выражения, которые он использовал, были куда более грязными и красочными, чем та роскошь, которую ему показали.
Он отшвырнул прочь свой кинжал и заплакал.
Гробница была холоднее, чем он помнил.
Особенно таким морозным утром. С земли поднималась до колен дымка и струилась между деревьев. Мэншун вышел из усыпальницы и отправился на поиски удалённой точки в подходящем направлении, чтобы телепортироваться через Вивернов ручей, а оттуда — к северо-востоку, с одной возвышенности на другую. Маги Короны могли оказаться достаточно глупы, чтобы скакать всю ночь, но скорее всего они разбили лагерь у дороги, поспали ровно столько, чтобы дать лошадям отдых, и к текущему моменту уже снова находились в пути.
Мэншун потянулся и улыбнулся. Выбрав далёкое и высокое поле, он прочитал заклинание телепортации, чтобы отнести себя туда. Затем опять, с высокого восточного пастбища Нута Таммарсера к холму Ронтона. Оттуда на хребет за Загнутым Когтем. Стоя там, на источенном ветрами камне, под холодным дуновением воздуха, испугав орла, взлетевшего со своего излюбленного насеста, он смог посмотреть вниз, на дорогу Орондстаров.
Вон там. Двенадцать пурпурных драконов, скачущих кольцом вокруг двух верховых мужчин без доспехов; его боевые маги. Его жертвы.
Он выбрал следующий изгиб дороги, где смог беззаботно встать, ожидая их.
Его тюремщики вернулись, и страх сомкнулся на нём холодной белой рукой. Морозные пальцы крепко обхватили сердце.
Мрелдрейк сглотнул, затем сглотнул ещё раз. Его горло было сухим как старые кости, и он сильно дрожал. Он знал, что они знали, как сильно он их боится… и его это больше не волновало.
По крайней мере они улыбались.
— Мы довольны твоими продолжающимися успехами в использовании новой магии, - сказал один.
— Ты стал искусен в убийстве, - одобрительно добавил второй, как наставник, хвалящий маленького ребёнка.
Он смотрел на них, стоявших напротив в комнате, которую они сделали его тюрьмой, достаточно близко, чтобы ещё чуть-чуть — и можно было коснуться. Мрелдрейк обнаружил, что хочет вернуться в королевский дворец Сюзейла. Даже быть марионеткой Мэншуна лучше, чем это…
Он дрожал снаружи и был испуган внутри. Его могли убить одним усилием воли. Как тогда он сможет, как он осмелится деликатно сообщить им, что сделал необходимым компонентом для действия изобретённой им магии себя, а значит — он на это надеялся — стал незаменим?
Они улыбались Мрелдрейку почти нежно. Но в их глазах, видел он, была насмешка…
— Твои попытки спасти свою шкуру, включив самого себя в твоё новое заклинание, весьма нас позабавили. Знай же, что мы не собираемся тебя убивать.
Пока нет, добавил тон, которым его тюремщик сказал это.
Ну разумеется, пока нет. Сейчас, как знал Мрелдрейк, он будет им крайне полезен, позволив быстро и бесшумно завоевать Кормир.
Из-за поворота показались беззаботно скачущие ярким утром всадники.
Мэншун стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, слабо улыбаясь.
— Сила принадлежит мне, и я — само воплощение силы, - прошептал он себе, глядя, как пурпурные драконы хмурятся, натягивают поводья и резко приказывают остальным остановиться.
Один человек в диких пограничных землях, судя по позе — безоговорочно уверенный в себе, означал либо архимага, либо приманку для сотни спрятавшихся разбойников, поджидающих в засаде.
— Засада — это я, - вежливо объяснил он. - В одиночку. Поскольку я — архимаг, самый могущественный, кого вам доводилось встречать в ваших жизнях. Которые — с одним исключением — сейчас оборвутся.
Он легко высвободил заклинание, прочитанное им ранее и хранимое наготове.
Двенадцать пурпурных драконов с их конями неожиданно превратились в вопящую, спотыкающуюся падаль. Крики резко оборвались, когда вокруг сжалась воронка вихря и незримые силовые клинки принялись резать их в воздухе. Окровавленные конечности полетели в канаву позади них, где дорога вела к цивилизации.
— Ах, цивилизация, - произнёс Мэншун, глядя на двух волшебников, которых уберегла их магическая защита. Разумеется, защита была израсходована, оставляя их беззащитными перед его следующим заклинанием. - Мы так далеко от неё в эти дни, не так ли?
Пока Мэншун спокойно и неторопливо читал следующее заклинание, вспыхнула их первая поспешная магия и ударила в его щит. Когда Мэншун закончил, один из боевых магов очутился на дороге обгоревшим и оглушённым, его мантию охватил огонь, а лошадь исчезла. Только второй, не пострадавший маг сумел обрушить следующее заклинание на щит Мэншуна, снимая его. К тому времени будущий император Кормира без спешки сотворил новое волшебство — и от обожжённого мага остались лишь две ноги в сапогах на дороге Орондстаров, окружённые кучкой пепла.
Выживший боевой маг прочитал своё самое сильное боевое заклинание, расколов дорогу вокруг Мэншуна. Волшебная мантия архимага поглотила смерть, с таким отчаянием посланную забрать его. Выполнив свою работу, мантия развеялась, оставляя его без защиты. К тому времени, конечно же, он швырнул в единственного выжившего мага Короны рок разума и оказался внутри головы безнадёжного дурня.
Жертва не успела даже вздохнуть, а он уже сломал и поработил его разум.
Итак, это был молодой и полный энтузиазма боевой маг Ярлин Фламтарг. Хорошо, хорошо. Мэншун выжигал принадлежащее своему новоприобретённому слуге кольцо боевых магов до тех пор, пока там не осталось никакой силы, и кольцо уже нельзя было отследить издалека. Хултейл был отдалённым, не обладающем важностью сторожевым постом, местом спокойным; командного кольца у Фламтарга не было.
— Доброго пути, - вежливо сказал Мэншун лошади, успокоив её одним из заклинаний, которыми он гордился сильнее всего — одним из немногочисленных исцеляющих заклятий, которыми он когда-либо овладевал.
Затем он телепортировался обратно в погреб Сронтера в Сюзейле, но его сознание мысленно управляло боевым магом Ярлином Фламтаргом. Его новый ментальный питомец, уже в одиночестве ехавший по дороге Орондстаров, направлялся в замок Ирлингстар.
Симбул ногами вперёд опускалась с ночного неба, за её спиной развевались серебряные волосы.
Навстречу ей приближалась пустынная, разрушенная крепость, расположенная в неровной долине глубоко в скалистой глуши, одинокий расколотый коготь.
Здесь были часовые; многочисленные малгодемоны и набассу слетали с крошащихся тёмных парапетов, чтобы встретить её.
Она падала, окружённая внезапно вспыхнувшей сферой переливающегося синего сияния, очерченной тесными орбитами многочисленных летающих объектов, среди которых не нашлось и двух одинаковых, но все пылали синим огнём.
Со всех сторон на неё свирепым штормом обрушились зловещие летающие стражи, но Симбул низвергла их с небес заклинаниями, вылетающими из её клетки синего огня, ускорявшей своё вращение. Клетка обжигала и плавила на шипящие клочья любого демона, который в неё попадал, не позволяя чудовищам коснуться Симбул. Клетка падала вместе с нею, чтобы коснуться стен крепости и прожечь камни так, как будто они состояли из одних лишь теней и воздуха.
Клетка продолжала опускаться, погружаясь ниже и ниже сквозь сердце древней и разрушенной крепости, к зловеще мерцающему колодцу в её глубинах. Ещё один разлом в Королевствах, через который появлялись новые демоны, изливался бурлящим неостановимым потоком.
Симбул вцепилась в воздух, чтобы сжать клетку вокруг себя и превратить её в режущий разломы кинжал.
— Как сказал бы Эл, - произнесла она вслух, - давай по новой.
Вместе с кинжалом она скользнула в фиолетово-белую агонию.