Энола Холмс и загадка розового веера

Глава шестая

Я должна была ее найти и спасти от кошмарной, несправедливой судьбы.

Но как?

Энола, успокойся. Подумай. Этот голос, прозвучавший в моей голове, принадлежал матери, и перед глазами у меня встал ее образ.

Хоть и приятный, он таил в себе неприятный вопрос: почему я откладываю поиски мамы?

Разве я не хочу ее видеть?

Что же я тогда за дочь?!

Впрочем, ведь это она сбежала от меня, а не я от нее.

Однако же я ее простила?

Будь оно все проклято! Я не могла, нет — не хотела отвечать себе на эти каверзные вопросы.

Я их отбросила, снова опустилась в кресло, взяла бумагу и карандаш и сказала себе, что дело леди Сесилии должно быть у меня в приоритете, поскольку ей угрожает наибольшая опасность. Мама отодвигалась на второе место, а кость генерала, которая, насколько мне было известно, не была ему срочно необходима, — на далекое третье.

Что же я знала наверняка о затруднительном положении леди Сесилии?

Практически ничего.

Что ж, а какими фактами я располагала? Я записала следующее:

Что вполне закономерно. Как быть с непослушной, возмутительной левшой с твердыми политическими убеждениями, которую скандальным образом похитили и теперь для «брачного рынка» она «испорченный товар»? Однозначно пропустить этап с «выходом в свет», лично договориться со знакомым холостым джентльменом, чтобы он взял девушку в жены за определенную материальную компенсацию, — и таким образом сбыть ее с рук.

А значит, те две драконихи лишь временно приглядывали за пленницей. Передо мной стояла очевидная задача — узнать, кто они и где живут.

Я записала:

Вот и все — полезного мало.

Пускай номер кеба вылетел у меня из головы, но я могла гордиться, что хотя бы запомнила фамилию виконтессы.

На данный момент это была моя единственная зацепка.

Есть шанс, что какая-нибудь из газет светской хроники упомянула о том самом розовом чаепитии... и, если предположить, что леди Сесилию сопровождали ее покровительницы... найти список гостей...

Признаюсь, когда мой взгляд упал на стопку, прямо скажем, откровенного мусора, я застонала от отчаяния. Даже если отыскать заметку о званом вечере виконтессы Инглторп и весь список приглашенных гостей — как определить, кто из них те людоедки, стерегущие леди Сесилию? А вдруг я потрачу много мучительных часов на эти дрянные газеты и так и не найду в них ни слова об этом треклятом чаепитии?! Все-таки виконтесса не ровня, скажем, жене герцога или даже графа; журналисты вполне могли решить, что не стоит тратить время на...

Вдруг меня озарило, и я чуть не задохнулась от восторга. Поразмыслив несколько секунд, я кивнула самой себе и улыбнулась.

Я не знала, как выглядят журналистки светской хроники, но примерно себе представляла: девушка больше образованная, чем обеспеченная, из дворянства, но ближе к гувернанткам, вынужденная сама зарабатывать себе на жизнь, пока не найдет мужчину, который возьмет ее под свое крыло. Одежда на ней простая, даже слегка поношенная, но всегда стильная. К ней относятся с добротой и легким презрением.

Я бросилась искать свой коричневый твидовый костюм — одежду практичную и универсальную. Второй завтрак я пропустила, и времени у меня было еще достаточно.

Примерно через час я подошла к двери городского особняка виконтессы Инглторп в вышеупомянутом поношенном костюме, перчатках и коричневой шляпке с вуалью, скрывающей лицо. В руке я держала блокнот стенографистки и несколько карандашей.

Дворецкому, похожему на оловянного солдатика-переростка, я сообщила, что пришла от имени «Вуменс газетт». Я просмотрела все последние выпуски этого любимого многими издания и не нашла ни одного упоминания фамилии Инглторп, так что держалась вполне уверенно.

— Меня отправили расспросить виконтессу о розовом чаепитии, — добавила я.

— Поздновато, не находите? — проворчал дворецкий. — Больше недели прошло.

Я решила, что лучше ничего на это не отвечать, и застенчиво улыбнулась.

Дворецкий нахмурился:

— У вас нет визитки?

— Я новенькая, — сочинила я на ходу. — Мне еще не напечатали карточку.

— А, вот оно что. Неделю спустя к нам отправляют новичка.

Меня не обидел его ворчливый тон, поскольку он лишь подтвердил мою догадку: виконтессе Инглторп очень хотелось бы появляться в газетах не реже, скажем, какой-нибудь герцогини, и она считала, что ей уделяют недостаточно внимания в женской прессе, а прислуга, разумеется, разделяла ее праведное негодование.

Я подавила улыбку. Теперь я даже не сомневалась, что меня примут: тщеславие виконтессы не позволит ей отказаться от интервью.

Действительно, пока дворецкий поднимался к хозяйке, чтобы доложить, экономка — удивительно приятная дама по имени Доусон — уже показывала мне маленькую столовую.

— Мы все оставили как было, — говорила она. — Кроме цветов, конечно. Миледи много сил на это потратила, и ей нравится иногда сюда заходить любоваться результатом.

Лично у меня не возникло никакого желания «любоваться» этой комнатой. Казалось, я попала в коровье вымя. Прежде я вполне спокойно относилась к розовому цвету, однако теперь, стоя перед розовыми шторами с розовой драпировкой, столами, покрытыми розовыми скатертями, и розовыми стенами, я постепенно начинала его ненавидеть.

Чтобы не выйти из образа и в то же время скрыть побледневшее от отвращения лицо, я открыла блокнот и принялась поспешно записывать в него все детали: розовые шелковые ленты под потолком и на рамах картин, розовая сетка, нависающая над столами, розовые японские фонарики на розовых шнурках.

— Мы подавали кокосовые пирожные под розовой и белой глазурью, розовое мороженое, выложенное на тарелках в форме купидончиков и лебедей. Ее светлость была в розовом платье, заказанном из Франции, а всей прислуге специально для этого события выдали розовые чепцы и розовые фартуки. Комнату освещали розовые свечи, и казалось, будто мы попали в волшебную страну!

Я стиснула зубы, чтобы удержаться от колкого замечания, и пробормотала:

— Цветы?

— О! Прелестнейшие столистные розы — шикарные букеты. И у джентльменов в петлицах тоже были розы, только белые — розы могут быть любого цвета, но розовый, видите ли, заложен у них в названии.

— Да, понимаю. — Я вымученно улыбнулась. — Очень хитро.

— Это ее светлость придумала. И подарки гостям подготовили чудесные: бумажные розовые веера для дам и бумажные розовые цилиндры для джентльменов.

— Как занимательно, — бесцветным голосом отозвалась я.

— Да, их это знатно развеселило.

Наконец мы подошли к интересующему меня вопросу:

— Кто пришел на чаепитие?

— Джейкобс пошел спросить виконтессу, можно ли выдать вам список гостей. Изволите проверить, не вернулся ли он еще?

— Да, пожалуйста, — ответила я, пожалуй чрезмерно пылко; меня уже начинало подташнивать от этой комнаты, как будто я переела засахаренных слив. Когда мы вышли в коридор, обставленный самым обычным образом, я вздохнула с облегчением.

Проходя мимо гостиной, я заглянула в открытую дверь и резко остановилась, чуть ли не разинув рот.

— Великолепный, не правда ли? — сказала экономка, догадавшись, что именно привлекло мое внимание.

На дальней стене, на почетном месте над каминной полкой, висела большая картина, написанная маслом и обрамленная золотой рамой. На картине в полный рост и чуть ли не реального размера была изображена леди, элегантно восседающая на тахте в платье из узорчатого шелка ярко-алого цвета, изысканнее которого я в жизни не видела, и небрежно прижимающая к груди белого персидского кота. Замечу мимоходом, что нет ничего глупее, чем держать домашнего питомца в доме, полном бесценного фарфора — правда, по моим наблюдениям, чем богаче хозяева, тем больше их тянет на всякие глупости и тем чаще они ставят под угрозу дорогой ирландский хрусталь и соболиные меха, которые в результате оказываются все в белой кошачьей шерсти. Однако не эти соображения и не роскошный вечерний туалет дамы на портрете лишили меня дара речи.

Это были ее изящные черты на полном лице.

— Это, понятное дело, моя хозяйка, — сообщила экономка.

Виконтесса — одна из матрон, которых я видела в Общественной дамской комнате.

Не успела я в полной мере осознать, какой опасности сама себя подвергла, как сзади меня прозвучал голос дворецкого:

— Леди Отелия Тороуфинч, виконтесса Инглторпская, желает видеть вас в своей личной гостиной.