Эскорт для предателя

Глава 17

Тегеран

В белоснежном доме, где размещалась фирма «Тохид электрик», с еле слышным скрипом открылась одна из дверей. Это была дверь кабинета Карима Молави. Он специально держал ее незапертой. Не нараспашку, но и не закрывая. Он работает с секретами, но ни от кого не прячется. Вот в чем соль. Последние пару недель работы у него убавилось.

Это заставило его задуматься. Ему стали меньше доверять? Занесли его в список подозрительных? Но нельзя долго думать о таком, это сделает тебя слабым.

Молодой ученый принялся повторять про себя цитату из Корана о том, что соблюдение распорядка должно стать главной заповедью. Арм бе маруф, ва нахи аз монкер. «Взращивай добродетель и сдерживай порок». Он каждый день занимался этим, но вывернул значение этого девиза наизнанку, поменяв местами то, что считали добродетелью и пороком лжецы, возглавляющие его страну. Он должен быть умнее их, каждый день, каждую минуту. Умение замечать события раньше других и быстрее других обдумывать решения всегда помогали ему защитить себя.

На Молави была, как обычно, белая рубашка без воротничка, но сегодня он не стал надевать отцовские золотые запонки. Пару недель назад он убрал их в коробочку и спрятал у себя в квартире, толком не зная зачем. Черный пиджак висел на деревянной вешалке на обратной стороне двери. Молави постригся, чтобы его волосы не были такими блестящими и роскошными. Он боялся, что слишком хорошо выглядит. Люди обратят внимание. Начал отпускать бороду. Последнее время элегантная внешность стала опасной. Полицейские приходили в цирюльни и требовали, чтобы мужчинам не выщипывали брови и не удаляли волосы в носу. Это против воли Аллаха. Когда Молави задумался над всем этим, то мысль о предательстве показалась ему еще более верной. Как можно быть верным таким безумцам, которые считают, что Аллах повелел нам ходить с лохматыми бровями?

На столе лежали несколько перепечаток статей из западных журналов. Он штудировал их с маркерами в руке. Желтый — для информации, полезной для университета, где он читал лекции раз в неделю, части его легальной работы. Красный — для того, что пригодится для секретных исследований, проводимых в «Тохид». Он подошел к окну и отдернул плотную черную занавеску. На улице все такое цветное и яркое, словно другой мир. Толкотня машин, младенцы в колясках, которые вывезли их бабушки или няни. Богатые люди, живущие в Джамаране, бедные люди, прислуживающие им, самая большая тайна для всех них — мечты о том, что у женщины промеж ног.

— Карим?

Раздался тихий стук в полуоткрытую дверь. Затем она распахнулась, и внутрь вошел доктор Базарган, заведующий лабораторией. На нем был белый халат, как на враче или лаборанте. Базарган был куда глупее своих подчиненных, именно поэтому его и назначили начальником над ними.

— Да наградит вас Аллах добрым здоровьем, господин директор, — сказал Молави.

— И тебя тоже. Слава Аллаху.

Базарган неуклюже навис над столом, не зная, остаться стоять или сесть.

Молави встал, предлагая ему стул, но заведующий отказался. Это не визит вежливости.

— О тебе снова спрашивали, Карим, и я подумал, что мне следует рассказать об этом.

Молодой ученый моргнул, словно отгораживаясь от внешнего мира занавесью.

— О чем спрашивали? — спросил Карим, стараясь придать голосу максимум уверенности. — О том, насколько хорошо я выполняю свою работу? Прочли мои отчеты и хотят обсудить их?

— Нет, Карим, не это. Я не думаю, что эти люди — ученые.

Молави остался стоять, хотя в ушах у него зашумело.

— А кто же они?

— Думаю, они из «Этелаат». Как и те, которые приходили в прошлый раз.

Молави понял. «Этелаат-э-Сепах». Разведывательное управление Корпуса стражей исламской революции.

— Они спрашивали еще о чем-то?

— Да. Они задавали вопросы, на которые я сам ответить не мог. Я просто не нашелся что сказать и предложил им поговорить с тобой.

— В любое время. Я желаю лишь верно служить революции и следовать учению имама. Всегда рад принять их.

— Думаю, к тебе скоро придут, Карим.

— Как скоро?

— Вообще-то они уже здесь, Карим. Меня послали за тобой. Извини.

Как это в стиле доктора Базаргана, все эти ребусы. Не может сказать прямо, ходит вокруг да около. И сам дрожит, как лист на ветру. Похоже, испугался больше, чем Карим Молави. Вдруг что-то случится, что-то ужасное, и его вышвырнут из этого привилегированного мирка в Джамаране. Лжец из него посредственный. Он не решается встретиться лицом к лицу со своим страхом, чтобы обрести в нем убежище.

— В любое время, — повторил Молави, снимая пиджак с вешалки и аккуратно надевая его.

Затем он вышел за дверь следом за доктором Базарганом.

На этот раз ему завязали глаза, но скорее чтобы напугать, чем для того, чтобы не дать Кариму понять, куда его везут. Когда повязку сняли, он увидел, что, похоже, оказался в том же самом огороженном стенами комплексе на шоссе Ресалат. Но на этот раз его доставили не в новое здание, похожее на демонстрационный зал ИКЕА, а в другое, старое. Внутри было темно из-за закрытых ставен и слабого освещения. В комнате, куда его привели, стены были украшены суровыми плакатами с изображениями мучеников революции и предупреждениями о коварстве лицемеров-монафекин.

Мехди Исфахани ожидал Молави, как обычно теребя бородку. Когда Карим пришел, он пожал ему руку, но в его глазах была холодная злоба.

— Мы встретились снова, — сказал следователь. — Жаль тебя. Теперь уже без шуток. Вообще не до смеха. Как ни печально, ты разочаровал меня.

— Я не делал ничего плохого, брат инспектор. Что бы вы ни думали, вы ошибаетесь.

— Ты знаешь, зачем тебя вызвали? — спросил Исфахани.

— Нет, — ответил Молави, слегка вздрогнув от тона, которым было сказано «вызвали». Будто не «вызвали», а «арестовали». Хотел было запротестовать, что это возмутительно. Зачем его без причины выдернули из кабинета? Но смолчал. Громкие слова лишь усугубят его вину в глазах контрразведчиков.

— Конечно знаешь, — сказал следователь.

Карим промолчал. Такие провокации на самооговор он слышал не раз и не два в жизни.

— В твоей лаборатории кое-что не в порядке, и мы хотим выяснить почему. Некоторые твои коллеги считают, что причина в тебе.

— В этом нет моей вины, брат инспектор. Честно. У нас бывают проблемы, это так. Приборы работают не всегда. Но я не могу сказать почему, поскольку не знаю.

— Я не верю тебе. Чутье подсказывает мне, что ты лжешь, а я очень редко ошибаюсь в этом. Посмотрим.

У следователя были бумаги из лабораторий «Тохид» и из других мест. Вопросы оказались достаточно сложными, технического плана. Исфахани хотел, чтобы Карим разъяснил процесс вычислений, производимых при помощи некоторых приборов, используемых в «Тохид». Показал таблицу с результатами измерений на осциллографе в «Тохид» и предложил сравнить их с аналогичными, полученными в одном из университетов Британии.

— Разница есть, доктор Молави? — спросил следователь.

— Да, безусловно. Здесь параметры различных процессов, поэтому и числа другие.

— Я не об этом, доктор Молави. Ты видишь разницу в закономерности изменения и в точности замеров? Меня интересует это.

Карим посмотрел на таблицы внимательнее. Дыхание немного успокоилось. Самые худшие страхи оказались беспочвенными. Молодой ученый думал, что ему в лицо швырнут распечатки файлов, отправленных на иностранный веб-сайт, и он еще до заката окажется в пыточной, но этого не произошло.

— Есть небольшие нарушения в последовательности параметров, — спокойно ответил Карим. — Но я не могу сказать, связаны ли они с различием в объектах исследования или с калибровкой оборудования. Извините.

Исфахани выложил следующую порцию документов. Они тоже касались измерений и испытаний, проводимых в «Тохид». В работе приходилось часто использовать компьютерное моделирование, и было трудно установить соответствие между этими моделями и результатами реальных экспериментов. Карим попытался объяснить это. Следователь выслушал его и принялся задавать новые вопросы. Это продолжалось несколько часов. Похоже, Исфахани имел четкое намерение что-то выяснить. Случайно он дал Кариму подсказку, когда они говорили о компьютерном моделировании детонатора, предназначенного для сверхсекретного чудовищного устройства, в разработке которого участвовала «Тохид».

— Данные моделирования лучше или хуже, чем экспериментальные?

— Что вы имеете в виду, брат инспектор?

— Измерения показывают, что устройство не действует. Что у нас не получается создать работоспособный детонатор. Но можем ли мы доверять этим результатам, или они фальшивые и нас заставляют усомниться в достигнутом успехе? Я пытаюсь понять, как решить эту головоломку…

Исфахани умолк, и когда Карим в очередной раз спросил его, что он имеет в виду, не ответил.

Молави попросил принести еды, но дежурный ответил отказом. Они что, думают, что его будет проще склонить к сотрудничеству на голодный желудок, посадив на неудобный стул и закрыв в комнате? Исфахани продолжал допрашивать его почти до вечера.

— Можно задать вопрос, брат инспектор? — наконец спросил Молави. Он был в полном изнеможении. — Что вы ищете?

— Мы ищем ложь, — ответил следователь.

— Какую ложь? — спросил Молави.

— Такую, которую не можем разглядеть. Ту, что кроется в машинах, способных обмануть нас беззвучно, без слов. Или ту, которую скрывают ученые. Мы на распутье, доктор Молави, и стрелки смотрят в разные стороны. Исфахан находится в двухстах восьмидесяти километрах на юг от Тегерана. Керманшах — в четырехстах километрах на запад. Но мы не знаем, насколько точны эти знаки. Указывают ли они в нужном направлении? Верно ли расстояние на них? Возможно, они лгут?

— Так почему же вы спрашиваете об этом меня, брат инспектор?

— Потому что не доверяю тебе.

— И почему же?

— А вот этого я тебе сказать не могу, дорогой доктор. Тебе достаточно знать, что ты под подозрением.

Молави ощутил, как по коже бегут мурашки. Покачал головой, собираясь возразить, но потом просто посмотрел в глаза Исфахани.

— Я не сделал ничего плохого, — совершенно искренне произнес он.

Но в ответ следователь лишь покачал головой.

— Хар козе, — пробормотал он под нос.

«Чтоб твою сестру». Это была грубость, неоправданная даже в устах следователя. Молави испуганно взглянул на него.

— Мы зададим тебе другие вопросы, позже. Думаю, более жесткие вопросы. Возможно, их будут задавать более жесткие люди. Очень жаль. Но мы должны знать, где кроется ложь. Альхамдолла. На все воля Аллаха.

— У тебя паспорт с собой? — спросил Исфахани.

— Да, конечно же. Я всегда ношу его с собой, как и большинство иранцев. На всякий случай, — ответил Молави.

— Нужно сдать его на хранение. Так будет проще, — сказал следователь.

— Когда мне его вернут? — спросил Молави.

Исфахани не ответил.

Закончив допрос, следователь вышел из кабинета, находящегося в здании на шоссе Ресалат, и направился на запад, в сторону Караджа. Он ехал на личной машине, следуя маршруту, который ему указали, в загородный дом в один из пригородов Бахонара, где находился тренировочный лагерь бригады Кудс.[18] В одном месте он заблудился, поэтому на встречу опоздал. Ставни в доме были закрыты, и когда он в первый раз постучал в дверь, никто не отозвался. Он подумал было, что приехал не туда, и тут дверь со скрипом отворилась. Из тени показалось изуродованное шрамами лицо.

Внутри было темно и пыльно. Свет проникал только через щели неплотно закрытых ставен. В комнате возникало ощущение, что ты очутился под водой, а пылинки, плавающие в лучиках света, — морской планктон. Запах был затхлый, как в сундуке.

Аль-Маджнун сел на потертый диван и знаком приказал посетителю сделать то же самое. Он что-то курил, и с каждой затяжкой в стороне от его фигуры загорался огонек. Это оказался кальян. Он предложил Исфахани затянуться, но тот отказался. Бульканье пузырьков в кальяне чем-то напоминало звуки дыхания аквалангиста под водой. В течение минуты или больше Аль-Маджнун не произнес ни слова. Он докурил и отложил мундштук. Его голос звучал визгливее, чем обычно.

— Что он сказал? — требовательно спросил Безумец.

Голос был таким высоким, как будто он не курил кальян, а надышался закисью азота.

— Слишком много и слишком мало, генерал, — ответил Исфахани.

— Не говори загадками, брат инспектор. Он что-нибудь знает? Он понимает, почему испытания неудачны?

Голос Аль-Маджнуна стал более низким, как будто эффект того, что он курил, начал пропадать.

— Не думаю. Иначе он очень хороший лжец.

Изрыгнув проклятие, Безумец пнул ногой кальян. Раздался звук бьющегося стекла.

— Дурак! Конечно же, он хороший лжец. Он же иранец. Но он знает хоть что-нибудь?

Мехди Исфахани не нашел что ответить. Что от него ждут? Подтверждения или опровержения предательства молодого ученого? Аль-Маджнун не дал ни малейшего намека на то, в чем суть этого сверхсекретного расследования, и Исфахани оставалось только догадываться.

— Я думаю, Молави чувствует какую-то вину, — ответил следователь. — У него это во взгляде. Он смотрит слишком гордо, его глаза прячут тайну. Если бы он ничего не сделал, то боялся бы сильнее. Это все, что я могу сказать. Завтра вы получите протокол допроса и убедитесь сами. Молави видит, что эксперименты неудачны, и мне кажется, что это не слишком печалит его. Но не похоже, что он знает, в чем причина провала.

— Что же дальше, брат следователь? — спокойно спросил Аль-Маджнун.

— Конечно, мы можем действовать жестче. Я жду вашего приказа. Уверен, что мы получим больше информации, но не гарантирую, что она будет более точной.

— Рано, — резко сказал Аль-Маджнун. — Возможно, придет время и для этого, но не сейчас. Следите за ним, прослушивайте его телефонные разговоры. Выясните, что он говорит в темноте. Во сне. Загляните в его сны и играйте свою музыку в его голове.

— Да, генерал.

Мехди Исфахани совершенно не понимал, о чем говорит Аль-Маджнун. Он терпеливо ожидал следующей фразы, но минут через пять понял, что ливанец заснул. Или решил, что разговор окончен. Встав со стула, Мехди молча поклонился и вышел наружу, к дневному свету.

Водитель, сотрудник «Этелаат-э-Сепах», привез Карима Молави обратно в белоснежное здание в Джамаране. Доктор Базарган и большинство его коллег продолжали работу. Когда молодой ученый вошел внутрь, все шарахнулись от него. Они понимали, что теперь он под колпаком. Карим был рад этому, если может быть рад человек, проведший целый день на допросе в тайной полиции. Что бы там ни искали, это не то, что он старался скрыть. И он пошел в кабинет к своему другу Аббасу, тоже получившему докторскую степень по физике.

— Шаб бехейр, — сказал Карим, просовывая голову в дверь и пытаясь улыбнуться, желая другу доброго вечера.

Он предложил Аббасу вместе поужинать. Можно поесть суши в ресторане «Сирайна» на площади Ванак. Карим знал, что его друг любит суши, да и заведение модное. Тем не менее Аббас извинился и ответил отказом, сославшись на срочную работу. Ладно, без проблем. Впрочем, Аббас смотрел на Карима так, будто он заразный.

Молави вернулся в свой кабинет и принялся читать научные статьи, которые он изучал перед тем, как утром пришел доктор Базарган. Надо придерживаться распорядка. Это будет его способом защиты. Следует изображать полную невинность. Если бы против него были реальные обвинения, он бы уже оказался в тюрьме Эвин, если не хуже.

Карим закрыл глаза и попытался обдумать положение. В коридоре раздавались шаги. Люди наконец-то расходятся по домам. «Хода хафиз», — нараспев сказала одна из секретарш, желая своей подруге доброго вечера. Они так и пребывали в своих коконах, сотканных из невежества, он — нет.

Правила игры очевидны. Некоторое время за ним будут следить, постепенно ограничивая его доступ к информации. Станут ждать, что он сделает необдуманный ход: с кем-нибудь встретится или еще что-нибудь в этом роде. На него есть что-то? Много ли там узнали? Это главное. Ему этого не скажут. Не исключено, что весь проект, все сотрудники «Тохид электрик» и нескольких десятков подобных фирм периодически становятся объектом подозрений. Может, в этом суть игры. Зажечь яркий свет и посмотреть, кто вздрогнет.

Молави поймал такси и поехал на Вали-Аср. Надо находиться среди людей. Он сходил в кино, в «Фархан», потом посетил маленькую кофейню на углу Шариати, где заказал шербет с розовой водой и сиропом. Интересно, следят ли за ним. Он завел разговор с юношей в дорогой кожаной куртке, в руках у которого была «Сони геймбой». Как выяснилось, этот мальчик из привилегированной семьи был просто помешан на видеоиграх. Парень сказал, что дома у него еще «Эксбокс» и «Плейстейшн». Он ставил на них все пиратские копии игр, какие только мог достать, и с упоением играл. Будто это соревнования, идущие где-то в другом, лучшем мире. Карим попытался изобразить интерес, просто чтобы поддержать разговор, но у него это плохо получилось. Он извинился и, сказав, что устал, расплатился по счету и вышел.

Вернувшись домой, в квартиру в Юсеф-Абаде, он лег в постель и попытался уснуть. Но всякий раз, закрывая глаза, он видел перед собой яркий свет. Карим встал, подошел к книжной полке и взял пожелтевший томик Фирдоуси, принадлежавший еще его отцу. Может, тяжеловесный стиль эпической поэмы поможет ему забыться. Открыл в самом начале, где рассказывалось о Гаюмарте, первом персидском царе.

Карим читал рифмованные строки, стараясь погрузиться в атмосферу бессмертной поэмы прошлого, но его сердце все равно тревожно билось. Он в смертельной опасности. Если он ничего не сделает, со временем его схватят. Если попытаться сбежать, его тоже поймают. Будет ли он говорить или хранить молчание, они выяснят, в чем его вина. Есть ли хоть какой-то настоящий, не иллюзорный выход из этого? Как это — оказаться под пытками? Или лучше… умереть? Начало светать, а он все пребывал в этом дремотном состоянии. Наконец его озарило. Он выйдет на связь без связи. Его посланием будет отсутствие послания. Вот его защита. Возможно, это сработает. Но не видение ли это, пришедшее в голову от бессонницы?