Если бы не ты

Глава 24. Где Добрыня?

Сознание возвращается медленно, словно из вязкого, серого тумана. Сначала лишь призрачные отголоски звуков пробиваются сквозь плотную пелену, затем — размытые, едва различимые очертания.

Вдох… выдох… Я дышу, значит, жива. Последнее, что помню адскую горящую боль в груди от невозможности вдохнуть. И я снова делаю глубокий вдох, словно не могу надышаться. Какая же это привилегия — просто дышать. Просто жить.

Постепенно какофония звуков обретает форму: писк монотонных приборов, приглушённые, отдалённые голоса.

Приоткрываю глаза.

Ослепительно белый потолок, безжалостный солнечный свет нагло заливает комнату. Резкая, пульсирующая боль в голове заставляет невольно поморщиться. Это в больничная палата.

У самой кровати стоит Артём. Измученный, осунувшийся. В голове вспыхивают хаотичные обрывки воспоминаний: страшная авария, заснеженный, враждебный лес, пронизывающий до костей холод, Добрыня… дикие волки, отчаянная борьба за выживание, и любви ночь в забытой лесной избушке, полная тепла и нежности. Неужели всё это было лишь бредом? Кошмаром, порождённым страхом и отчаянием, болезненным порождением воспалённого сознания?

От этой мысли по телу пробегает ледяная дрожь. Нет, я не хочу. Не хочу, чтобы Добрыня оказался всего лишь миражом, галлюцинацией. Тогда где он?

Артём замечает, что мои глаза открыты. Его лицо внезапно озаряется болезненным облегчением. Он берёт мою руку в свою, сжимает её крепко, словно боясь, что я вновь исчезну.

— Леся, Господи, как же ты меня напугала! Я думал, я больше никогда тебя не увижу.

Он обнимает меня, крепко прижимает к себе, но я не отвечаю. Не могу ответить. Даже руки не поднимаются. Воспоминания о его предательстве всё ещё кровоточащей раной зияют в сердце.

— А как же… твоя любовница? — спрашиваю я, с трудом разлепляя пересохшие, словно наждачная бумага, губы. Голос звучит хрипло, чуждо, словно эхо из другого мира.

— Ты же изменил мне.

Артём отстраняется, смотрит на меня с искренним недоумением, в его глазах плещется растерянность.

— Лесь, ну какая любовница? О чём ты говоришь? Я люблю тебя, только тебя. Я понял это окончательно, когда ты пропала… Искал тебя, день и ночь, всех на уши поставил.

— А как нашли? — шепчу я, чувствуя, как в груди зарождается робкий, слабый росток надежды. Значит, воспоминания о Добрыне не сон. Всё это правда.

Чувствую, как становится легче.

— Мужик, с которым ты попала в аварию, тащил тебя по дороге. На него машина доставки наткнулась. Замёрзли сильно. Он особенно. А тебя в свою дублёнку завернул. Спасибо ему, конечно.

Меня начинает бить крупная дрожь. Господи, Добрыня! Даже в безвыходной ситуации он смог, он спас, защищал меня, не бросил. Тащил через лёд, через это грёбаное озеро.

— Где… где он? — из груди вырывается хрип.

— В реанимации. У него пневмония двухсторонняя. Здорово ему досталось. Но главное ты жива, Леся. Главное с тобой всё в порядке.

Сердце болезненно сжимается. Реанимация… значит, всё серьёзно. Мысли путаются, в голове хаос. Артём говорит что-то, но я не слышу. Его слова словно тонут в гуле, заполняющем мою голову. Передо глазами стоит картина: Добрыня, измученный, обессиленный, но продолжающий меня тащить по заснеженному лесу. Он рисковал собой ради меня, отдал последнее тепло, чтобы я выжила.

А я… я здесь, в тёплой палате, окружённая заботой Артёма, человека, которому, я больше не доверяю, который предал меня.

Резко сажусь на кровати, игнорируя вспыхнувшую в голове боль.

Мне нужно к Добрыне. Я должна его увидеть. Убедиться, что с ним всё нормально. Должна поддержать его и сказать, как он мне нужен.

Артём испуганно вскакивает, пытается уложить меня обратно, но я отталкиваю его.

— Я должна, — шепчу я. Ты не понимаешь… я должна увидеть его.

— Лесь, ты совсем умом тронулась. Сама еле дышишь. Лежи или я сейчас позову медсестру и попрошу привязать тебя.

— Только попробуй.

Хочу дёрнуть иглу, которая мешает согнуть руку, но Артём наваливается на меня, сжимает запястья.

— Ты что творишь? Тебя еле откачали. Сдохнуть захотела?

Я вырываюсь из его хватки, сбрасываю одеяло на пол. Ноги дрожат, голова кружится, но я должна. Должна увидеть Добрыню. Артём пытается меня остановить, хватает за руку, но я вырываюсь. Его прикосновения вызывают отвращение. Не хочу, чтобы он вообще ко мне прикасался.

Дверь палаты открывается, и на пороге появляется медсестра. Увидев меня, пытающуюся встать с кровати, она ахает и бросается ко мне.

— Куда вы? Вам нельзя вставать! Ложитесь на место! — Её голос звучит строго, я останавливаюсь.

— Пожалуйста… Мне нужно увидеть Добрыню… Данила Добрынина. Мужчину, который спас меня, — говорю я с мольбой, складываю руки перед собой. С трудом удерживая равновесие.

— Он в реанимации, к нему нельзя, — обрывает меня медсестра.

— Мне нужно убедиться, что с ним всё в порядке. Прошу вас. Пожалуйста...

Медсестра качает головой, подходит ближе, пытается уложить меня обратно в постель, но я сопротивляюсь. Артём стоит в стороне, растерянный и злой. Но мне сейчас абсолютно всё равно, что он подумает. Он лишний здесь. Вообще, не понимаю, зачем он меня искал.

— Хорошо, хорошо, — сдаётся медсестра, видя мою решимость. — Но только на минутку. И я пойду с вами. Она помогает мне надеть халат и тапочки, аккуратно отсоединяет систему, и мы медленно направляемся к выходу из палаты. Каждый шаг даётся с трудом, в голове пульсирует боль, но я иду вперёд.

Мне надо увидеть его. Уверена, если бы был в сознании, он бы тоже не успокоился, пока не убедился, что со мной всё хорошо.