Если бы не ты

Глава 4. Метель

Насчёт печки дядя Миша не соврал. Через полчаса в салоне уже нечем дышать, и мы начинаем постепенно расчехляться.

Сначала я снимаю шапку, через минут пять расстёгиваю куртку.

Добрыня же просто снимает дублёнку и кидает её на первое сидение.

Рассеивая мои подозрения его полноты.

Судя по свитеру, который прилегает к плоскому животу, у моего спутника нет ни одного лишнего килограмма жира. Просто у него комплекция такая. Он большой, плечи широкие. Ноги длиннющие. Хоть в салоне темно, но свет от экрана моего телефона освещает немного и его лицо, и несчастные попытки Добрыни пристроить свои ноги, которые, я уверена, если вытянет, то до дяди Миши точно достанет.

Он тоже достаёт телефон, но тут же убирает.

Усмехаюсь беззвучно.

Видимо, не местный, иначе знал бы, что связь здесь не ловит. Я и сама привыкнуть не могла долгое время, что из всех доступных операторов только один давал более менее стабильную связь и интернет, и то только в самом посёлке, а про оптоволокно здесь только мечтали. Поэтому у меня всегда скачаны две-три игры, чтобы можно было себя занять.

Вот и сейчас игру “Три в ряд” мучаю.

И словно сквозь случайно появившуюся щель для интернета просачивается СМС от Артёма.

“Алеся, ты ведёшь себя несерьёзно. Можно было просто поговорить и всё обсудить, а не сбегать из дома”.

Несколько секунд думаю писать ему ответ или нет.

Но внутри всё клокочет, что вряд ли смогу удержать в себе.

“Нам больше нечего обсуждать. Я приняла решение развестись с тобой. Так что через месяц буду полностью свободной от тебя и от твоей лапши, которую ты привык вешать мне на уши,” — печатаю про развод со злорадством. Не знаю, насколько ему эта новость будет неприятна, но очень хочется верить, что хоть немного, но в груди кольнёт.

Отправляю СМС, но на экране ни одной палочки связи нет.

Ну и ладно, как связь появится, дойдёт.

— Дядя Миша, во сколько в городе будем? — спрашивает Добрыня, умаявшись и не придумав чем заняться.

— А тебе, что срочно надо? — вопросом на вопрос отвечает.

Нехорошая черта. Хитрый этот дядя Миша.

— Надо. Завтра сделка у меня, документы подписать надо.

— Не переживай, к шести утра точно будем.

— Уверен?

— Да. Сейчас дорога накатанная, так что срежем по просёлочной через поле.

Я слышала, многие водители так делают. Если дорога хорошая и погода ясная, срезают. И да, это почти на час дорогу сократит. У меня даже настроение поднимается. Значит, приедем пораньше, даже поспать смогу немного, потому что здесь спать нереально, сиденья неудобные, не откидываются.

И это если мне неудобно, то даже не представляю, как Добрыне сидеть, он в два раза больше меня. Там и шея, и ноги затекут. Мне даже его жалко становится, ровно до того момента, как он не решает скоротать время в разговоре со мной. Единственной попутчицей.

— Имя у тебя интересное, А-л-е-с-я, — нараспев произносит его Добрыня.

— Обычное имя, — фыркаю я, бросаю на него беглый взгляд и снова отворачиваюсь к окну. — Добрыня, мне кажется, более экзотическим.

— Ну да, — усмехается. — А знаешь, что ещё странно?

Молчу.

— Красивая девушка, а такая злая. Фыркаешь, бухтишь.

Не знаю, с чего срываюсь. Будто всё накопленное недовольство жизнью решило вылиться на этого незнакомца.

Да и терпеть не могу, когда в душу лезут, замечания делают, не зная моей жизни.

— Вот давайте вы не будете лезть ко мне, а мне тогда не придётся грубить вам, — огрызаюсь в ответ.

Это он как сыр в масле катается. Пятитысячные пачками в кармане носит, а у меня жизнь внезапно разрушилась. Я чувствую себя так, будто на меня навалили гору дерьма, и я теперь пытаюсь из него выкарабкаться.

Смотрю в окно и ничего не вижу. Просто темно. А ещё слышу, как ветер завывает. За тонкой стеной машины. Его даже тихая музыка шансона не заглушает.

— Дядя Миша, а, может, через просёлочную не поедем? А то метёт сильно, — обращается к водителю Добрыня. Видимо, его тоже сильные порывы ветра напрягают. А ведь час назад былоа нормальная погода.

— Я уже свернул. Успеем. Нам ехать тут часок. Замести не успеет, — бодро отвечает старик.

Смотрю на Добрыню. Почему-то от его слов становится тревожно. А дяде Мише я совсем не верю, этот, мне кажется, соврёт и не поморщится.

Минут десять сижу в напряжении. Мышцы даже ныть начинают. Мне кажется, вот-вот сейчас и мы застрянем, с такой натугой ревёт двигатель. Чувствуется, как скорость стала меньше.

Постепенно всё-таки расслабляюсь. Наверно, это от ненормального дня у меня так нервы напряжены. Дядя Миша ведь опытный водитель, да и зачем ему собой рисковать, — успокаиваю себя.

Но стоит мне только об этом подумать, как со стороны водительского сидения раздаётся нездоровый хрип.

Резко поворачиваю голову. В лобовое стекло нам летит сугроб.

Удар.

Меня по инерции толкает вперёд, и я лечу на переднее сиденье. Но сильная рука удерживает меня за куртку. Иначе я бы точно сейчас щукой в стекло вылетела.

Всё замедляется. Мозг будто в десять раз начинает соображать. Я вижу, как подвешенный на зеркале ароматизатор ёлочка переворачивается, подпрыгивает, и я вместе с ней.

Я успеваю осознать, что мы сейчас разобьёмся. Я будто со стороны наблюдаю за собой, как сейчас меня припечатает к потолку, и я больше никогда никого не увижу. Дай бог, если умру сразу быстро, а если переломанная вся буду, то умирать придётся долго.

Привозили к нам таких в отделение, переломанных.

Скрежет металла пугает.

Адская боль в ноге.

Я кричу.

— Лесь, держись, — громкий шёпот в полной тишине, последнее, что слышу, и всё.

Темнота.