Когда кажется, что вся твоя жизнь летит в тартарары, любое обычное событие, которое ты не оценил бы раньше, сейчас воспринимаешь как подарок небес.
Просыпалась я сегодня с ощущением, что прекрасно выспалась. Мне снилось что-то хорошее и радостное, я даже улыбалась во сне. Мне было тепло. Сильные мужские руки мужа обнимали меня так крепко, что я чувствовала свою нужность и его защиту.
Но стоило открыть глаза, как воспоминания ночи накрывают меня, словно лавина. И удар, и попытки согреться, и то, что мы договаривались не спать. И всё-таки уснули.
Удивительно, что не замёрзли.
Наверно, боженька пожалел бестолковых и послал тёплую погоду.
Прислушиваюсь, за стенами газели тишина, а в салоне не так уж и холодно. За ночь наверно надышали.
Добрыня спит, откинув голову назад, немного похрапывает.
Сейчас при свете дня можно оценить масштаб нашей аварии. Из рассечённой брови у Добрыни натекла кровь, шея и правая сторона лица измазана в ней же, жуткое зрелище. Немного приподнимаюсь, чтобы осмотреть его рану, и чувствую ягодицами утреннюю эрекцию.
Меня даже подбрасывает от этого.
Всё-таки мы незнакомые люди и как-то неудобно сидеть у него на коленях, хотя вчера я об этом не думала.
Стоит только встать на ноги, меня ведёт, и ногу пронзает острая боль.
— Чёрт! — вскрикиваю я и валюсь обратно на колени к Добрыне.
— Что случилось? — тут же следует вопрос, заданный, охрипшим сонным голосом.
— Кажется, что-то с ногой. Ночью не чувствовала боли, а сейчас наступить не могу, — аккуратно ощупываю бедро, спускаюсь ниже к колену. Больно становится, когда ощупываю голень.
— Она разбухла, — шепчу тихо и виновато смотрю на Добрыню.
Он устало трёт переносицу, пытаясь окончательно прогнать сон. Несколько секунд молчит.
— Можешь снять штаны? Или задрать штанину? — наконец говорит Добрыня. — Надо осмотреть ногу.
— Как? Здесь не развернуться. И к двери подняться я вряд ли смогу.
Газелька завалена набок и доскакать на одной ноге к выходу для меня нереально.
Добрыня решает вопрос очень просто, помогает мне подняться. И одним ударом ноги вышибает заднюю дверь, волна холода тут же врывается в наше нагретое убежище.
— Зачем? — только успеваю вскрикнуть я. — Теперь опять салон греть придётся.
— Не придётся. Мы здесь не останемся, — возражает Добрыня. Выпрыгивает из салона, снег скрипит под его ногами. — Время только потеряем. Надо идти обратно, откуда приехали. Должны же быть где-то деревни поблизости. Да и просто надо выбраться туда, где сеть ловит.
— А я как пойду? Со сломанной ногой?
— Может там просто ушиб. Иди сюда, — командует и протягивает руки.
— Я на холоде штаны снимать не буду. Мне ещё простыть осталось, — не знаю, почему я возмущаюсь. Просто внутри всё кипит от злости. Из-за этой аварии, из-за того, что опять холодно, из-за того, что он командует.
Как будто знает всё лучше.
— Я тебе дублёнку свою дам. Иди сюда. Не дури.
Но я упрямо стою на одной ноге. Перемирие, которое было заключено на ночь, больше не действует.
— обойдусь. Можешь, идти куда ты там хотел. А я здесь останусь.
— Ну, ну. И замёрзнешь к хренам собачьим, — вижу, что злится. Но я его не боюсь. После того, что со мной уже случилось, вот кого-кого, а Добрыню я не боюсь.
— Лучше замёрзнуть и дождаться людей, чем заблудиться. После бурана всегда проезжает трактор и дорогу прочищает, надо просто дождаться.
— А сколько ждать? День? Два? Неделю? Ты уверена, что они до нас доберутся раньше, чем мы околеем здесь, примерзая жопами к металлу?
— Ну нет, лучше же переться в неизвестном направлении. Это, вообще-то, тайга. Ты знаешь, сколько людей потерялись в этих лесах? мой дядька так за ягодами пошёл и потерялся, месяц блуждал, питался ягодами и вышел через двести километров от своей деревни. И это хорошо ещё, что осень была. А сейчас, если ты не заметил зима. Надо держаться хоть какого-то убежища. Нас всё равно будут искать, — с жаром возражаю, но в ответ вижу кривую усмешку.
Он реально меня бесит. Как можно не знать элементарных вещей? Я ещё со школы помню правила поведения в экстренных ситуациях. Да и сама, сколько уже прожила здесь. А он? Что он вообще знает о лесе, тем более зимнем?
— Слушай, Алесь. Оттого, что мы сейчас здесь стоим и ругаемся, лучше нам не станет. Поэтому я предлагаю тебе дать осмотреть твою ногу. Если она действительно сломана, я понесу тебя на себе. Но здесь я тебя не брошу. ДАже не думай. А проверить, ловит ли связь где-то поблизости, всё-таки надо. Ты не думала, что может через сто метров уже связь будет?
— Не будет здесь никакой связи, ни через сто, ни через пятьсот метров. На этом участке дороги всегда так было, — не хочу сдаваться. Но если честно нога уже затекла, а другая ноет ужасно. Хочется уже, наконец, сесть и отдохнуть.
— Мы далеко не пойдём, — примирительным тоном уговаривает Добрыня. Из-за этого чувствую себя сейчас неразумным ребёнком.
— вот только не надо со мной вот так разговаривать, — бурчу в ответ.
— Что тебя опять не устраивает? Прекращай уже и иди сюда.
Снова протягивает мне руки. Со тяжёлым вздохом хватаюсь за его руки. И тут же оказываюсь в его крепких объятиях. Вскрикиваю.
— Не бойся, не уроню.