Утром Пьетро отнёс мой чемодан на станцию.
Семью Веникайо не удивил поспешный отъезд постоялицы. Это же ужас — тонкой, впечатлительной девушке пережить такое. Две недели рядом с оборотнем! Отпуск испорчен. Дом запятнан присутствием зверя и его скандальным арестом... Я держала рот на замке — матушка Аннели высказала всё за меня.
Паровой мобиль, обслуживающий рейс Вериона-Лофрента, должен был прибыть в девять утра, но явно запаздывал. Пьетро, посланный меня проводить, томился от скуки. Я велела ему возвращаться домой и вздохнула с облегчением, когда ладная мальчишеская фигурка, пройдя по длинной пустой дороге, нырнула в лабиринт городских улочек.
Тамонская страница моей истории перевёрнута, начинается другая, неизвестная.
За ночь я успокоилась и пришла в себя. Городок уже не казался пристанищем зла, а его жители исчадиями бездны. Обычные люди простого воспитания, которым из поколения в поколение внушали, что оборотни — чудовища без души и разума, убийцы, адские твари. Разве я сама не думала так же совсем недавно?
На станции был устроен летний павильон для отдыха туристов. Но его пока держали на замке, и я расположилась на скамейке под навесом рядом с пожилой вдовой с тёмным угрюмым лицом, к которой Пьетро обратился "синьора Такарри", и худым, бедного вида юношей — ему мой носильщик сказал "Привет", не назвав по имени.
К счастью, мои будущие попутчики не жаждали общения. Мадам Такарри сидела неподвижно, только время от времени поправляла серый вдовий платок. Руки у неё были совсем не женские, большие, тяжёлые, натруженные. Юноша часто ёрзал и тянул из несвежего ворота тощую кадыкастую шею, вглядываясь туда, где дорога упиралась в горизонт, и заслонял вид мне.
Попробовать, что ли, услышать "голоса воздуха", как тысячу лет назад учил таинственный Фалько. Вдруг так я узнаю о приближении дилижанса раньше всех? Улыбнулась про себя: неплохой способ скоротать время — и постаралась сосредоточиться.
Сзади едва ощутимо потянуло холодом. Сквозняк из павильона? Хотела оглянуться, но вдалеке раздался свисток, стал нарастать характерный лязгающий грохот, в небе расцвёл бледный плюмажик дыма.
Я передёрнула плечами. И уже поднимаясь, поняла, что за спиной кто-то есть. Резко обернулась: медные пуговицы, коричневое сукно, узкие витые погоны, твёрдый подбородок, раздражённый бритьём. Жандарм. Два жандарма. А рядом штатский, невысокий, с острым взглядом.
Первая мысль была о Гвидо. Вторая: "Ловко проделано". За грохотом дилижанса я не услышала их приближения.
Штатский спросил:
— Верити Войль?
Дурочка. Вчера глядела из толпы на арестную команду, ужасалась участи Гвидо. И в голову не пришло, что они могут явиться за мной. Дело жандармерии — ловить оборотней… Неужели инспектор Астусье объявил меня в розыск по всему континенту? Я молчала, и штатский велел:
— Назовите себя!
Лязг и пыхтение дилижанса как раз смолкли — в наступившей тишине его голос прозвучал, как выстрел.
— В чём дело? — выдавила я. — Что вам нужно?
На нас, должно быть, смотрели сейчас все — и мадам Такарри, и длинношеий юноша, и пассажиры, и вожатый дилижанса. Дилижанса, который поедет дальше без меня.
— Документы! — не отвечая на вопросы, потребовал штатский.
Жандарм в коричневом молча вырвал саквояж у меня из рук.
— Как вы смеете! Я не сделала ничего плохого!
— В этом мы разберёмся, — сухой голос штатского треснул насмешкой.
Меня крепко взяли за локти. Вырваться нечего и думать.
— Это арест? За что? — я старалась говорить как можно громче и отчаянней, чтобы все понимали — на их глазах творится произвол.
Штатский мотнул головой, и жандармы потянули меня куда-то за павильон. Но там же ничего нет! Все дома, все люди — дальше по дороге. А это окраина. Пустырь, поросший высокой травой, деревья в отдалении. И никаких посторонних.
Стало страшно. Что они собираются со мной сделать?.. Над головой синело небо, солнце карабкалось кверху, мир лучился красотой, как бывает в последние мгновения жизни.
— Вы не имеете права! — выкрикнула я. — Да, меня зовут Верити Войль! И моя вина в том, что я родилась не такой, как все. За это теперь сажают в тюрьму? Слышите, люди! Гвидо схватили за это! Он хороший человек! Человек, слышите!
Никто не затыкал мне рот, но хватка жандармов из крепкой стала стальной, мужские пальцы больно впились в предплечья. Меня не тянули уже, а тащили, так что едва хватало сил перебирать ногами. Стало видно, что за павильоном стоит большой высокий мобиль с решёткой на окошке задней двери.
Дверь сама распахнулась мне навстречу. Внутри шевелился сумрак, мерцали красноватые огоньки. Будто в бездне ада.
— Нет!
Я откинулась назад, изо всех сил упёрлась ногами. Меня вздёрнули вверх, толкнули — ад полетел навстречу. Тело охватила странная лёгкость, глаза застило мглой. Стало нечем дышать — будто из лёгких вынули воздух.
Это и есть смерть?