Во вторник утром, на следующий день после того, как Питеру Кэррингтону было предъявлено обвинение, Филип Мередит сел в поезд Филадельфия — Нью-Йорк. Он подозревал, что его фотографии уже появились на первых полосах всех таблоидов, поэтому на всякий случай надел темные очки. Ему не хотелось, чтобы посторонние люди узнавали его и приставали с разговорами. И в чужом сочувствии он тоже не нуждался. С Питером Кэррингтоном он не общался со дня похорон своей сестры и в суд явился исключительно ради удовольствия увидеть бывшего зятя в наручниках на скамье подсудимых. Собственная вспышка стала для него такой же неожиданностью, как и для всех присутствовавших в зале суда.
Но теперь, когда это случилось, он не намерен был открещиваться от своих слов. Если Николас Греко смог найти главную свидетельницу по делу Олторп, может быть, ему удастся отыскать какие-нибудь улики, которые позволят доказать, что и Грейс тоже была убита.
Он сошел с поезда на станции Пенсильванский вокзал на перекрестке 33-й улицы и Седьмой авеню и с удовольствием прогулялся бы до офиса Греко, который располагался на Мэдисон-авеню между 48-й и 49-й улицами, пешком, но из-за проливного дождя вынужден был пойти на остановку такси. В такую погоду в памяти у него всегда всплывал день похорон Грейс. Конечно, тогда не было холодно, потому что она погибла в начале сентября, но тоже шел дождь. Теперь она покоилась на семейном участке Кэррингтонов на кладбище Врата Рая в Уэстчестере. Это, кстати, было еще одно его желание — перенести ее прах домой, в Филадельфию. Она должна лежать рядом с людьми, которые любили ее, с родителями и родителями родителей.
Наконец очередь дошла до него, он уселся в такси и назвал адрес. Он давно уже не был на Манхэттене, и заторы на улицах поразили его. Поездка обошлась ему почти в девять долларов, и таксист явно остался недоволен, не получив на чай ничего сверх сдачи с десятидолларовой купюры, которой Филип с ним расплатился.
Все эти поездки туда-обратно на поезде и такси уже вылились в кругленькую сумму, а ведь он еще даже не говорил с Греко. Они с женой Лайзой и так уже крупно повздорили на этой почве.
— Я чуть не умерла, когда услышала, что ты устроил в суде, — сказала она ему. — Ты же знаешь, я любила Грейс, но ты носишься с этой идеей вот уже четыре года. На частного детектива нужны деньги, которых у нас нет, но раз уж тебе так приспичило, пожалуйста. Возьми кредит, если понадобится, но только покончи с этим.
В узком здании, расположенном по адресу: Мэдисон-авеню, 342, было всего восемь этажей; офис Греко располагался на четвертом и представлял собой несколько помещений с небольшой приемной. Секретарша сообщила Мередиту, что его ждут, и немедленно проводила его в кабинет Греко.
После теплого приветствия и краткого обмена репликами о погоде Греко приступил к делу.
— Когда вчера вечером вы позвонили мне домой, вы сказали, что, возможно, располагаете некоторыми доказательствами того, что смерть вашей сестры не была несчастным случаем. Расскажите мне об этом поподробнее.
— Пожалуй, «доказательства» — слишком сильное слово, — признался Мередит. — Точнее было бы сказать «мотивы». Питер не просто беспокоился о том, что Грейс может родить неполноценного ребенка. На кону стояла крупная сумма денег.
— Я вас слушаю, — кивнул Греко.
— Их брак никогда не относился к числу тех союзов, которые заключаются на небесах. Питер и Грейс были совершенно разными людьми. Она обожала светскую жизнь Нью-Йорка, а он нет. По условиям их брачного контракта, в случае развода Грейс причиталась единовременная сумма в двадцать миллионов долларов, если только — и это весьма существенно все меняет — за время брака у них не родится ребенок. Тогда в случае развода Грейс полагалось бы двадцать миллионов долларов ежегодно, чтобы ребенок мог расти как подобает отпрыску рода Кэррингтонов.
— После смерти вашей сестры Питер Кэррингтон предложил, чтобы его проверили на детекторе лжи, и прошел проверку, — заметил Греко. — По оценкам, его доход составляет восемь миллионов долларов в неделю. Для нас с вами это заоблачная цифра, и тем не менее огромное ежегодное пособие, которое полагается по контракту жене в случае развода, еще не повод убивать своего нерожденного ребенка. Даже если бы ребенок появился на свет с врожденными пороками развития, с такими деньгами всегда есть масса возможностей организовать малышу хороший уход.
— Мою сестру убили, — сказал Филип Мередит. — За восемь лет, что они с Питером были женаты, у нее случилось три выкидыша. Она страстно хотела малыша и никогда не совершила бы самоубийство, понимая, что губит и нерожденного ребенка тоже. Она отдавала себе отчет в том, что у нее алкоголизм, и начала тайком посещать собрания анонимных алкоголиков. Она была исполнена решимости бросить пить.
— Анализы показали, что в момент гибели уровень алкоголя у нее в крови был в три раза выше допустимого. Многие люди срываются и снова начинают пить, мистер Мередит. Вы наверняка это знаете.
Филип Мередит поколебался, потом пожал плечами.
— Я сейчас расскажу вам одну вещь, о которой дал слово моим родителям никому не говорить. Они считали, что это может очернить образ Грейс в глазах людей. Но отец умер, а мать в лечебнице. Я уже говорил вам, у нее болезнь Альцгеймера и она не понимает, что происходит вокруг.
Мередит понизил голос, как будто опасался, что кто-нибудь может его подслушать.
— Перед смертью у Грейс был роман. Она вела себя очень осторожно, ну, то есть отцом ее ребенка совершенно точно был Питер. Грейс собиралась родить, а потом развестись с Питером. Мужчина, которым она увлеклась, был небогат, а Грейс любила тот образ жизни, к которому привыкла благодаря деньгам Кэррингтонов. Я думаю, в тот вечер спиртное ей в напиток подмешали, чтобы напоить ее, потому что стоило ей выпить хотя бы один бокал, как у нее отказывали тормоза. Остановиться она не могла.
— Когда Кэррингтон появился дома, Грейс была уже пьяна. Кто стал бы подмешивать спиртное ей в напиток?
Филип Мередит в упор взглянул на Греко.
— Винсент Слейтер, разумеется. Ради Кэррингтона он пошел бы на что угодно. И это не преувеличение. Он из породы лизоблюдов, которые примазываются к чужим деньгам и пляшут под дудку их хозяина.
— Он подмешал вашей сестре в напиток спиртное с целью напоить, а потом утопить ее? Это вы хватили через край, мистер Мередит.
— Грейс была на восьмом месяце беременности. Если бы у нее начались преждевременные роды, у ребенка были бы почти все шансы выжить. У нее уже были ложные схватки, поэтому времени у них не оставалось. Питера ждали домой только на следующий вечер. Я думаю, что Слейтер тайком подлил Грейс в лимонад водки, планируя напоить ее, а потом, когда она уснет, столкнуть в бассейн. Когда Питер вернулся домой, он выхватил у моей сестры из руки стакан и грохнул его об пол, не сдержался, примерно как я вчера в суде. Бьюсь об заклад, он до сих пор ругает себя за то, что вспылил. Если бы у него было время подумать, он состроил бы из себя доброго и понимающего мужа, как обычно, когда Грейс напивалась.
— То есть вы полагаете, что Слейтер подпоил вашу сестру, а потом, когда она уснула, Питер утопил ее в бассейне?
— Я убежден, что в бассейн ее сбросили — либо Питер, либо Слейтер. Слейтер заявил, что ту ночь провел у себя дома, но это всего лишь слова. Я не буду удивлен, если Слейтер помог Питеру избавиться от тела Сьюзен Олторп. У него вполне хватило бы преданности. И низости тоже.
— Почему бы вам не пойти с вашей версией в прокуратуру, ведь ваша матушка не узнает, что вы нарушили данное ей слово?
— Потому что я не хочу, чтобы имя моей сестры полоскали в грязи, и неизвестно еще, ради какого результата. Я могу подкинуть им мотивы и версию, но неизбежно произойдет утечка и какой-нибудь журналист пронюхает об этой истории.
Николас Греко вспомнил, как разговаривал со Слейтером у него дома. Слейтер тогда явно нервничал, подумалось ему. Он что-то скрывает и очень боится, как бы это что-то не стало явным. Может, это что-то — его причастность к гибели Сьюзен Олторп или Грейс Кэррингтон… или даже обеих сразу?
— Я согласен заняться вашим делом, мистер Мередит, — услышал Греко собственный голос. — Ваши обстоятельства я немного себе представляю и поэтому готов снизить свою обычную таксу. Можно включить в наш договор условие, что в том случае, если вы получите значительную компенсацию, потом доплатите мне из этих денег.