Когда Бэнкс с Маркинсоном ушли, я поднялась наверх и прилегла отдохнуть. Было почти пять часов. Я знала, что у ворот стоит охранник, а другой обходит поместье. Джейн я отправила домой, сказав, что мне нездоровится, и пообещав ей, что поужинаю разогретым домашним супом. К счастью, она не стала спорить. Наверное, поняла, что мне совершенно необходимо побыть одной.
Одной в этом огромном безлюдном доме, где несколько столетий назад, в другой стране, несчастного священника, тайно служившего мессы, зарубили на лужайке во дворе. Лежа в постели в нашей спальне, я чувствовала себя так, как будто это меня разрубили на куски.
Неужели мой муж, Питер Кэррингтон, потащил меня под венец только потому, что хотел добиться, чтобы я никогда не смогла дать против него показания?
Неужели все его пылкие признания в любви на самом деле продиктованы всего лишь расчетом хладнокровного убийцы, который вместо того, чтобы убить меня с риском угодить за решетку, предпочел на мне жениться?
Я вспомнила, как Питер стоял в камере и смотрел на меня с любовью в глазах. Неужели при этом в душе он насмехался надо мной, Кей Лэнсинг, дочерью садовника, у которой хватило глупости поверить, будто он влюбился в нее с первого взгляда?
«Кто не хочет видеть, тот хуже слепца», — напомнила я себе.
Я положила руку на живот; жест этот уже превратился в почти инстинктивную реакцию на мысли или ситуации, с которыми мне не хотелось разбираться. Я была уверена, что у меня будет мальчик: не потому, что я хотела мальчика, а не девочку, просто я откуда-то знала, что это мальчик. Я была уверена, что ношу сына Питера.
«Питер меня любит», — горячо сказала я себе.
Другого ответа нет.
А вдруг я обманываюсь? Нет. Нет. Нет.
«Береги что имеешь, ибо это и есть счастье». Кто это сказал? Я не могла вспомнить. Но я намерена была сделать все, чтобы сберечь мою любовь к Питеру и его веру в меня. У меня не было иного выбора, потому что внутренний голос подсказывал мне: это правда. Это все по-настоящему.
В конце концов я начала понемногу успокаиваться. Кажется, я даже задремала, потому что, когда на прикроватной тумбочке зазвонил телефон, резко проснулась. Звонила Элейн.
— Кей, — сказала она, и я поняла, что голос у нее дрожит.
— Да, Элейн.
Я очень надеялась, что если она сейчас у себя, то не собирается заявиться ко мне.
— Кей, мне нужно с тобой поговорить. Дело жизни и смерти. Можно, я зайду минут через пять?
Мне не оставалось ничего иного, кроме как сказать ей, чтобы приходила. Я поднялась, умылась холодной водой, слегка подкрасила глаза и губы и спустилась на первый этаж. Наверное, глупо было так утруждаться ради мачехи Питера, но меня не покидало ощущение, что между мной и Элейн разворачивается битва за территорию. Питер был в тюрьме, а я появилась на сцене совсем недавно, так что она взяла моду приходить и уходить, когда ей вздумается, как будто снова стала здесь хозяйкой.
Однако же когда она появилась на этот раз, в ее поведении не было ни намека на попытки восстановиться в правах хозяйки особняка. Элен была смертельно бледна, руки у нее дрожали. Она явно нервничала и была чем-то страшно огорчена. Я заметила, что под мышкой она держит полиэтиленовый пакет.
Не успела я даже с ней поздороваться, как она огорошила меня сообщением:
— Кей, у Ричарда ужасные неприятности. Он снова играл на скачках. Мне нужно найти миллион долларов, прямо сейчас.
Миллион долларов! У себя в библиотеке я не заработала бы такую сумму за всю жизнь.
— Элейн, — начала я, — у меня нет даже намека на такие деньги, а Питера просить бесполезно. По его мнению, вы зря помогаете Ричарду. Он считает, что в тот день, когда вы откажетесь выплачивать его долги, ему наконец-то придется что-то сделать со своим пристрастием к скачкам.
— Если Ричард не заплатит этот долг, до возможности что-то сделать со своим пристрастием он просто не доживет, — сказала Элейн. Она явно была на грани истерики. — Послушай меня, Кей. Я покрывала Питера почти двадцать три года. Я видела, как он в ту ночь вернулся домой после того, как убил Сьюзен. Он двигался во сне, а на сорочке у него была кровь. Я не знала, в какую беду он попал, знала только, что должна защитить его. Я вытащила ту сорочку из корзины с грязным бельем, чтобы ее не увидела горничная. Если ты думаешь, что я лгу, вот, взгляни.
Она бросила пакет, который держала под мышкой, на кофейный столик, и что-то из него вытащила. Это была мужская парадная сорочка. Она сунула ее мне под нос. На воротничке и вокруг трех верхних пуговиц бурели пятна.
— Ты понимаешь, что это? — спросила она.
У меня закружилась голова, и я упала на диван. Да, я понимала, что она держит в руках. И ни на миг не сомневалась, что это сорочка Питера, а бурые пятна на ней — кровь Сьюзен Олторп.
— Деньги должны быть у меня к завтрашнему утру, Кей, — заявила Элейн.
Перед глазами у меня неожиданно замелькали картинки, как Питер избивает Сьюзен. Судебно-медицинская экспертиза показала, что ее сильно ударили по зубам. Именно такой удар Питер пытался нанести полицейскому. «Господи, — подумала я. — Господи. Ему конец».
— Вы видели, как Питер той ночью возвращался домой? — спросила я.
— Да, видела.
— Вы уверены, что он двигался во сне?
— Абсолютно. Он прошел по коридору мимо меня и даже не заметил.
— Во сколько это было?
— В два ночи.
— Что вы делали в коридоре в такое время?
— Отец Питера все еще злился из-за суммы, в которую обошлась вечеринка, так что я решила уйти в другую комнату. Тогда-то я и увидела, как Питер поднимается по лестнице.
— А потом зашли к Питеру в ванную за сорочкой. А если бы он увидел вас, Элейн? Что тогда?
— Тогда я сказала бы ему, что увидела, что у него приступ, и зашла убедиться, что он благополучно вернулся в постель. Но он не проснулся. Слава богу, мне удалось забрать сорочку. Если бы утром ее нашли в корзине, его арестовали бы и отправили за решетку. Сейчас он, скорее всего, еще сидел бы в тюрьме.
Элейн явно начинала успокаиваться. Видимо, она поняла, что я достану для нее деньги. Она аккуратно сложила сорочку и спрятала ее обратно в пакет, точно продавщица в магазине, упаковывающая покупку.
— Если вы так хотели помочь Питеру, не логичнее ли было избавиться от сорочки? — поддела я ее.
— Нет, потому что это доказательство, что я действительно видела Питера той ночью.
«Что-то вроде страхового полиса, — подумала я. — Заначка на черный день».
— Я раздобуду вам эти деньги, Элейн, — пообещала я, — но только в обмен на сорочку.
— Я отдам ее. Кей, мне очень жаль, но я вынуждена была так поступить. Я покрывала Питера, потому что люблю его. Но теперь я должна защитить своего сына. Вот почему я пришла к тебе. Когда у тебя самой будут дети, ты поймешь.
«Пожалуй, уже понимаю», — подумала я.
Пока что я никому, кроме адвокатов, не сообщала о своей беременности. Срок был еще слишком маленький, к тому же я не хотела, чтобы это просочилось в прессу. Элейн о ребенке я рассказывать сейчас точно не собиралась, выторговывая окровавленную рубашку, которая доказывала, что его отец — убийца.