Это кажется непомерным… но вовсе не означает, что всего этого не было

Глава 8. Вне конкуренции

Я могу сказать одну вещь о "музыкальных особенностях" 1987,так уж вышло, что этот год более соответствовал восьмидесятым, на мой взгляд, чем все десятилетие.

В 1987 году "Livin' on a Prayer" Bon Jovi продержался на первом месте с 14 февраля до 7 марта – дольше любого другого сингла этого года. В 1987 Уитни Хьюстон стала первой соло-певицей, чей дебютный альбом стал номером 1. Роберт Палмер (Robert Palmer) забрал домой Грэмми за лучшее сольное вокальное рок исполнение "Addicted to Love" и Eurythmies получили Грэмми в номинации лучшее вокальное рок-исполнение группой за "Missionary Man."

«Грязные Танцы» (Dirty Dancing) и «Трое мужчин и младенец» (Three Men and a Baby) были лучшими кинофильмами этого года и каждая песня, звучавшая по радио, была чересчур слащавой: Мадонна "Who's That Girl?", Питер Гэбриел (Peter Gabriel - английский музыкант, 1950 г.р.) "Big Time", Стив Уинвуд (Steve Winwood - английский рок-музыкант, мультиинструменталист, 1948 г.р.) "Back in the High Life Again". Музыкальная индустрия в 1987 году изобиловала хреновыми идеями: компакт-дисков еще не существовало, но власти решили, что за "кассетными синглами" (cassette singles) будущее — и начали их производство с песни Брайна Адамса "Heat of the Night”, которая противостояла испытанию временем примерно так же, как и кассетные синглы.

Что касается непосредственно хард-рока в 1987, Aerosmith вернулись с Permanent Vacation, но кроме песен "Rag Doll" and "Dude (Looks Like a Lady) ", звучавших по радио, остальные были слабоваты. Был Whitesnake с "Here I Go Again," Heart's "Alone," Great White's "Once Bitten," и кавером Билли Айдола "Mony Mony". И где-то между ними были мы: ни Guns N' Roses, ни Appetite for Destruction не вписывались в устоявшиеся музыкальные каноны 1987 года. Поскольку мы "сделали это", произошло это точно так же, как и раньше: мы должны были занять собственное место.

Appetite for Destruction был выпущен 21 июля 1987, без особой помпезности. Справедливости ради скажу, что это была успешная схема распространения; со своим небольшим культом почитания, передаваемым из уст в уста, как и в случае с Kill 'em All Металлики (в пер. с англ. – Убей их всех — первый альбом группы Metallica, выпущенный в июле 1983 г.). Мы обрели прежних фанов The Cult после того, как их вокалист, Ян Эстбери (Ian Astbury), видел наш концерт в the Marquee в Лондоне; позже он сказал мне, что сразу понял огромный потенциал нашей группы. Он предложил нам открывать их концерты в двухмесячном туре по Северной Америке в поддержку альбома Electric.

Этот альбом продюсировался Риком Рубином (Rick Rubin) и был исходным моментом в развитии готических мотивов The Cult. Было очевидно, что они хотели поддержать хард-роковую группу вроде нашей, потому что Electric звучал, будто записывался в 1973. К тому времени The Cult имели огромную международную аудиторию, и хотя Electric мог стать альбомом, принесшим им большую популярность в Америке, этого не произошло. Я познакомился с этой записью благодаря девочке, которой спал в то время. Цыпочки были хороши для того, чтобы узнать, что является крутым в тот момент — они всегда, казалось, были в курсе новинок.

Прежде, чем мы поехали в тур с The Cult, мы сняли наше первое видео "Welcome to the Jungle". Съемки длились два дня. В первый день мы отсняли все те небольшие эпизоды, определяющие индивидуальные характеры каждого из нас в видео: Эксл выходит из автобуса, Иззи и Дафф сидят на улице, и т.д. Если ты моргнешь, то пропустишь мой образ: я – пьяный сижу у двери с бутылкой Джека, упакованной в коричневый пакет. Мы снимали те сцены на Ла Бри (La Brea – улица в Лос-Анджелесе), рядом с витриной одного небольшого магазина электроники, который нашел наш директор, Найджел Дик (Nigel Dick). Я был уже знаком с длинным и трудным процессом создания видео: я участвовал в клипе Майкла Шенкера (Michael Schenker- экс-гитарист Scorpions и UFO) на песню с его альбома Assault Attack в 1982.

В течение вечера, пока ждал своего съемочного часа в "Jungle", я напивался. Я находился в постоянном режиме "побыстрей и подожди", что является обычным для съемок любого фильма или клипа, так что, когда они были готовы к съемке моей сцены, я более соответствовал своему образу. Этот клип запечатлел, каким я был в тот момент: спустя минуту после сигнала режиссера «Снято», я подрался с нашим менеджером, Аланом Найвеном (Alan Niven), понятия не имею почему — и он тоже. Я отчитал его, и затем блуждал в ночи и путешествовал автостопом черт знает где.

Следующей ночью мы снимали в Park Plaza Hotel, где располагался Scream Club Глории Дэйл. Дэйл - местная знаменитость ночной жизни в Лос-Анджелесе, управляющая сетью клубов – Scream был наиболее известным среди них. На второй день, как обычно, была очередная долгая выездная съемка, но, по крайней мере, мы снимали группу, играющую песню живьем. Мы сделали это случайно: мы сняли песню при закрытом зале, затем мы открыли клуб, впустили зрителей и сыграли песню три раза подряд. Это было круто. И это было нашим первым видеоклипом.

Через день или два, может через неделю, мы отправились с The Cult в двухмесячный тур, проходивший в августе-сентябре по Канаде, Западному Побережью и Югу. Тот тур был великолепным; не было того обычного дерьма, когда хэдлайнеры нарочно портят саунд открывающих групп, чтобы им пришлось повозиться, прежде чем выйти на сцену. Я думаю, что The Cult решили эту проблему, выбирая нас; никому не известная группа из Лос-Анджелеса. Как бы там ни было, между нами были хорошие дружеские отношения. Ян и Эксл ладили между собой, и мы с Даффом часто зависали с басистом Стивеном «Хагас» Хэррисом (Stephen "Hagus" Harris). Однако я не совсем уверен, что они представляли, чем все закончится, когда нанимали нас. Одно знаю точно: это путешествие подтвердило мою страсть к турам. Это были жалкие попытки, но они послужили началом моей беззаветной любви к путешествиям - я остаюсь неисправимым дорожным псом даже сейчас, когда пишу эти строки.

В это же время в моей жизни утвердилась другая привычка: я отказался от ежедневного приема героина и плавно перешел на выпивку. Мы теперь работали, так что я, как и следовало ожидать, заменил одну зависимость на другую, героин на беспробудное пьянство. Я наивно полагал, что был настолько сильным, что сам очистился и не имею никаких проблем с зависимостью вообще — правда в том, что ничего не изменилось. Я просто поменял вещество. Я перевел свою зависимость из незаконной области в юридически легальную; потому что алкоголь был приемлемым для всех. Это был ожидаемый аспект повседневной жизни в рок-н-ролле, так, если я ухожу в запой, но не ширяюсь, все в моем окружении довольны. Что они знали?

С того момента, за исключением нескольких отдельных инцидентов, прошло несколько лет, прежде чем у меня снова возникли серьезные проблемы с героином. Интересно, что на время мое мнение о героине изменилось: вскоре появилось ощущение, будто я вообще никогда не употреблял его. Так или иначе, я совершенно забыл о нем, и потерял всякий интерес, даже когда окружающие меня люди ширялись в моем присутствии. Я до сих пор не употребляю героин. Я заменил бесконечный героиновый кайф на выпивку, хотя на самом деле сложно не превышать свою норму перед концертом.

Давным-давно кто-то научил меня, что лучшим средством от похмелья является еще один стакан — клин клином вышибают. Это стало моей философией, потому что это срабатывало; единственная проблема состояла в том, что во время этого периода вечеринки, казалось, никогда не прекращались, и это был замкнутый круг. Я просыпался с похмельем каждый день, так что каждое мое утро начиналось со свежего глотка, и затем пил до очередной ночной вечеринки. Вечеринки вмиг стали расплывчатыми: я пил день и ночь напролет. Действительно у меня не было ни дня без алкоголя, потому что это был праздник каждый день; это была сплошная вечеринка в моем распорядке дня.

Мы были бандой дикарей, думающих, что все знаем, но на самом деле ничего не знающих.

В туре с THE CULT мы останавливались в более дешевых гостиницах, чем они, но это не мешало нам разрушать их. Часто, ночь заканчивалась тем, что меня с Даффом выгоняли или персонал гостиницы или сама группа, и мы сталкивались с проблемой поиска гостиницы. Однажды ночью я был настолько пьян, что упал без чувств на кушетку в холле гостиницы The Cult и Дафф оставил меня там. Я проснулся около пяти утра от ощущения сырости в штанах. В довершение всего, у меня не было своего ключа от гостиничного номера и никаких представлений о том, где мы остановились. Гостиничный персонал не мог мне ничем помочь, вероятно, потому, что я был пропитан мочой и жутко вонял. Я выполз в канадский холод; подмораживало, и я блуждал по улицам в надежде найти свой путь. Мне повезло, что первая же гостиница, на которую я наткнулся по дороге, оказалась нашей. К тому же мне повезло, что на мне были мои кожаные штаны, я не успел промерзнуть. Есть у кожаных штанов одно замечательное достоинство — когда ты обоссался, это не так заметно, как в джинсах.

Я просто был так взволнован, быть в туре где угодно с настоящим тур-автобусом, как бы дерьмово и ненадежно это ни было. Как группа, мы были похожи на кучку неудачников из спортивного фильма; у нас были фиговые инструменты, и ни цента за душой, но у нас было достаточно силы, чтобы победить чемпионат — мы были рок-н-ролльной версией «Удар по воротам» (Slap Shot- фильм 1977 г. с П.Ньюменом в гл. роли, о второразрядной хоккейной команде). Мы даже играли на хоккейных катках в Канаде: тур начался в восточной области и перемещался по Западному Побережью, вниз к северо-западной части Тихого океана, на юг через Калифорнию, затем через Аризону и Техас в Луизиану и район Дельты Миссисипи. Это было большое путешествие.

В Канаде нас ничто не потрясло, но мы потрясли всех. Слишком часто мы были похожи на Братьев Блюз (Blues Brothers – амер. комедийный киномюзикл 1980 г.) как в той сцене, когда они приходят, чтобы отыграть концерт в деревенском баре и их закидывают пивными бутылками. Мы были настороже всякий раз, когда оказывались неожиданно в агрессивной обстановке, и нам это нравилось… потому что такое уже не раз случалось.

Даже когда мы ничего не делали, по всей Канаде на нас бросали странные взгляды, где бы мы не появлялись. Мы думали, что вполне нормальны, но мне было довольно ясно видно, что наш образ жизни не казался нормальным всем тем людям, по правде говоря. Мы были бандой дикарей, думающих что все знаем, но на самом деле ничего не знающих. Предполагаю, что The Cult видели в нас временную единицу оборудования: мы были интересны им, потому что у нас был уникальный тембр; но мы были машиной, способной сломаться в любой момент.

Вокалиста The Cult Яна Эстбери (Ian Astbury) действительно развлекало, каким взрывчатым веществом мы были: он наслаждался этим; по его мнению, мы были дикими и по настоящему жаждущими и завидующими все качествам матерых рок-звезд. Он был прав: мы были такими, даже более — мы были похожи на M80 в кока-коле (добавить ментол в кока-колу). Гитаристу The Cult Билли Даффи (Billy Duffy), с другой стороны, было все по фигу. Он вообще ничем не интересовался. В любом случае, не чаще, чем они заглядывали к нам, взглянуть на наши выходки.

Мы шли и играли свои концерты каждую ночь в том туре, но по правде говоря, я никогда не чувствовал удовлетворение от тех выступлений. Тем не менее, мы должны были стать солидной гастролирующей единицей; однако мы не были матерыми профессионалами, и это беспокоило меня. Вероятно, это делало нас интересными, потому что нас ничто не сдерживало: мы выступали без опыта; с одной рубашкой на теле, аппаратурой на сцене, и горсткой песен, чтобы играть для людей, которые никогда не слышали о нас. Я думаю, мы были единственным, кто знал, что у нас есть альбом.

Мы играли на хоккейных катках, в театрах, и на нескольких маленьких фестивалях с незначительным количеством участников. И как бы ни был я счастлив в том туре, который казался мне самым крутым событием, я не мог не признать тот факт, что все было не так хорошо, как следовало быть. По-моему, мы вообще не добились успеха, потому что наши выступления просто были не на должном уровне. Но это казалось чрезвычайно важным только мне, что является определенно чертой моего характера. Я не мог отказаться от тех концертов как, предполагаю, поступили бы Sex Pistols.

И все-таки, возвращение домой уже чувствовалось, когда тур The Cult добрался до Лонг-Бич Арены (Long Beach Arena). Я помню, как, возвращаясь поздно ночью, разглядывал днаие арены, сплошь в звездных афишах. Я видел Оззи, AC/DC, Black Sabbat, Judas Priest, Билли Айдол, и множество других и так далее. Я думал, играть там означает, что ты добился успеха.

Я даже увидел там Ratt вопреки моему желанию: поскольку я говорил уже, Ивонна встречалась с их певцом, Стивеном Пирси (Stephen Pearcy), еще тогда, когда они назывались Mickey Ratt (до 1983 года). Когда мы с ней были вместе, группа была там хэдлайнером, и она так гордилась им, что мы должны были пойти, даже при том, что он был полным идиотом. Она была взволнована, что Ratt из своего сосуществования в одной дешевой квартире добились хэдлайнерства на Лонг-Бич Арене. И вот теперь я должен признаться; когда мы получили тот концерт, я испытывал огромное чувство удовлетворения. Для раскрученной группы, по большому счету, играть перед почти пятью тысячами зрителей Лонг-Бич Арены не мало — но для нас в то время, это было все.

Это было также подобающее возвращение домой. Мы остановились возле арены и припарковали автобус на улице возле гостиницы. Так или иначе, мы умудрились подобрать двух девочек, стоящих тут же на тротуаре, и парни утащили их в конец автобуса. Затем мы зарегистрировались к гостинице, и помню, как потягивал свое спиртное, одновременно рассматривая через парковку арену, чье здание вырисовывалось на горизонте, большем, чем жизнь. На следующий день появились наши друзья из Лос-Анджелеса, и когда мы выступали, они уделили нам больше внимания, чем вся канадская публика вместе взятая. Это было великолепно, мы были дома.

Они были из тех равноправных группиз, готовых трахаться со всеми в любое время по принципу "с любой группой в любое время".

Мы взяли с собой в тур тогдашних подружек естественно; мы сразу же потеряли к ним интерес. Мы были готовы к этому; мы быстро миновали этот этап, без особых усилий. Когда мы добрались до Аризоны, думаю, так и было, мы впервые столкнулись с группиз; желающими трахаться с нами, потому что они были нашими фанами — мы уже были на пути домой. Они были из тех равноправных группиз ", готовых трахаться со всеми в любое время по принципу "с любой группой в любое время''.

В целом, возраст группиз обычно колебался между семнадцатью и двадцати двумя годами; если им было ближе к 25 годам, они наиболее вероятно подрабатывали своим телом на улице неоднократно - быть может слишком много — и были совсем зрелые, составляя странную комбинацию дочки-матери. Но в некотором смысле, группиз в захолустье были более доступными, чем группиз в Лос-Анджелес: культура среды проживания этих девочек была минимальна, и они посвятили себя стремлению получить от жизни максимум. И вряд ли все было прилично.

Всякий раз, когда мы не выступали, Эксл отсиживался в гримерке, восстанавливая голос сном. Иногда, когда у нас был выходной, он мог проспать весь день там, вместо того, чтобы зарегистрироваться в гостинице. Однако он каждый раз выходил с нами тусоваться, и это было всегда круто. Все было просто замечательно в то время – если можно сказать, у нас был успех на сцене. Дух товарищества был высок; мы были идеальной компанией ребят, путешествующих вместе... мне даже не с чем сравнить те ощущения. Мы были всем очень довольны.

Пока в нашем дерьмовом автобусе не сломался кондиционер где-то в Техасе. Пока мы сидели там, мучаясь о жары, нам пришло в голову, что мы должны были путешествовать классом повыше.

Вест Аркин (West Arkeen- соавтор песен “GN'R”) приехал в Техас через нескольких дней, устроив несколько вечеринок, несмотря на настоящую пустыню Сахара в автобусе: Вест уехал спустя четыре или пять дней, ставший похожим на свою собственную тень. Я прикинул, он, потея, потерял около восьми футов. После этого у нас было три свободных дня в Техасе, в этом курортном отеле в Богом забытом месте, и в течение тех трех дней мы уволили своего автобусного водителя и менеджера тура, которого звали «Купером» (“Cooper”).

Купер был чудаком; он носил кепку разносчика газет все время и водил желтый Lotus. Он был тощим, поджарым английским парнем с очень нервным поведением – предполагаю из-за кокаина, который он употреблял. Проблема Купера в том, что он превратился в эгоистичную рок-звезду и забыл про свои обязанности тур-менеджера. Нас тошнило от Купера, соблазняющего цыпочек, мы заходили в его комнату в надежде на кокаин и секс. Он просто врал нам, когда мы звонили ему в номер, спрашивая, где девочки. Он говорил, что они смылись, и мы верили ему, пока не врывались в его комнату и ловили с поличным.

К тому же у него была плохая привычка обещать мне с Иззи грамм кокса, если мы встанем пораньше, чтобы дать интервью. Он давал нам немного, но стоит только нам появиться на радио или дать интервью или еще чего-нибудь, он обычно пытался отступить от своих обещаний. Это было просто глупо — если ты обещаешь нам наркотики и не даешь их, мы рано или поздно дадим тебе пинка под зад.

Последней каплей была ситуацией, когда Алан поручил Куперу позаботиться о группе, и у него снесло крышу, и он с опозданием привез нас на концерт. Это была большая лажа, и так ему и надо; Алан сразу уволил его и автобусного водителя. Они просто ушли. Следующее, что мы слышали, как Купер продавал телефонные справочники, ходя по домам.

Я был впечатлен, когда Алан вышвырнул Купера безо всяких объяснений — так я узнал о его серьезных намерениях. Это был пример его чрезмерно покровительственного, отеческого, и собственнического отношения к нам. Это радовало, потому что мы были такими скандалистами, которым на все насрать.

Это было здорово, что Алан избавился от них; но проблема состояла в том, после тех выходных мы должны были добраться до следующего концерта в Хьюстоне, и у нас не было ни тур-менеджера, ни автобусного водителя. Мы вынуждены были искать другой транспорт на месте. Я не помню, как поступили другие парни, но мы с Даффом поехали на Trans Am (серия гоночных автомобилей) с той девочкой, которую я подцепил. Все было прекрасно, пока мы не попали в сильнейший ливень, потому что у ее автомобиля не было дворников ветрового стекла. Дождь усиливался, так что мне пришлось высунуться из окна с пассажирской стороны и использовать свое тело как щит, защищающий от дождя одну половину окна, в то время как я вытирал другую половину своей рукой, чтобы она могла видеть дорогу достаточно хорошо.

Наш Хьюстонский концерт был убийственным, и после него мы ближе познакомились с Югом. В Луизиане я был как дома, особенно в Новом Орлеане, со всем этим колдовством и африканской религией и черной магией. Мы пошли в настоящий речной ресторан на болоте, где я съел гремучую змею и темнокожего аллигатора. Это было великое время для меня; я понял, что только в дороге буду чувствовать себя отлично. Я попал прямо в точку, учитывая свою карьеру.

МЫ ТАКЖЕ СФОРМИРОВАЛИСЬ В ТОМ ТУРЕ как дорожная команда, действующие лица которой стали нашей командой на годы. Мы репетировали перед туром с Майком "Mакбоб" Мэйхью (Mike “McBob” Mayhew) в качестве техника ритм- и бас-гитар; и "McBob" использовал свое едкое чувство юмора, чтобы напоминать нам как низко мы были по пищевой цепи (Food chain - пищева?я цепь - взаимоотношения между организмами, через которые в экосистеме происходит трансформация вещества и энергии), постоянно указывая на заурядную сущность гастрольного проживания. У него был многолетний дорожный опыт, и его постоянные небольшие комментарии были всевозможными необходимыми нам напоминаниями, что Шангри-ла (Shangri-la - земной рай) в нашем автобусе всего лишь мираж.

MакБоб со мной и Даффом до сих пор — он – часть Velvet Revolver — и в конце концов одним из наиболее интересных аспектов его поведения являются по-прежнему его бесконечные дорожные истории. Большинство из них заканчиваются тем, что Майк попадает в больницы по причине всевозможных болезней и ранений, которые обычно наносил сам себе, или как непредвиденный результат вечеринок. Одна из самых незабываемых историй в его арсенале о том, как он настолько опьянел, что выпал из автомобиля, затормозил своей головой об тротуар, и проснулся в больнице с металлической пластиной в черепе. Иногда ее фиксируют металлоискатели в аэропортах. МакБоб похож на Роберта Шоу-капитан Квинт из фильма «Челюсти» (Captain Quint, “Jaws”-1975), сидящего на носу касатки, обрушивающего на нас эти тяжелые боевые истории как атомную бомбу.

Наша команда завершалась Биллом Смитом (Bill Smith), моим гитарным техником, которого, как я вскоре понял, интересовало исключительно пиво. Он был милым парнем, любил вечеринки, и сидел сбоку сцены, он больше смотрел шоу, чем выполнял работу за кулисами. Я мог сказать, что он, вероятно, поменял струны пяти гитар за весь тур; он умел хорошо их натягивать, только делал это согласно своему логическому распорядку. Благодаря Биллу, я учился играть с большей осторожностью – стараясь не порвать струны, иначе я не знал, когда смогу вернуть себе гитару. В туре у меня было всего две гитары, так что я не думаю, что это занимало так много времени. Бесполезно было говорить, что мне нужно заменить Билла. Учитывая все нюансы нашей команды и нашей непрофессиональности, наш тур закончился с успехом, как в фильме «Несносные Медведи» (“Bad News Bears”,1976, реж. Майкл Ритчи).

Было несколько важных причин для тура, которых мы тогда не понимали: мы понятия не имели, что этот тур был предназначен для раскрутки нашего альбома. Мы думали только о выступлениях. По мне, это было работой ради работы, потому что без тура я был бы никем. Мы только учились думать о раскрутке нашего "продукта", день за днем выходя на сцену, но Алан пытался вычислить, как продать эту вещь, по всей вероятности у него были кое-какие идеи по поводу, как заставить это работать.

Алан и кто-либо из Геффен (Geffen) хреново работали, потому что единственное, что я остро понимал, выступая каждую ночь, было то, что о нашем альбоме вообще никто не знал. Мы чувствовали себя никому неизвестной группой. Так что мы продолжали двигаться, продолжали тур независимо от того, как нас принимали, и Алан и Том Зутот (Tom Zutaut) продолжали раскручивать Аппетит. Единственным другим вариантом было вернуться домой, и у нас не было никакого намерения возвращаться, делая все, что в наших силах.

В течение всего года, с августа 1987 до примерно конца 1988, мы не задерживались в Лос-Анджелесе больше, чем на несколько дней; мы просто переключались с одного тура на другой. Алан Найвен (Alan Niven) включил нас в тур по всей Европе на разогрев для Aerosmith, с Faster Pussycat в программе, который должен был начаться спустя несколько дней после окончания тура с The Cult. Aerosmith только что вернулся в рок-н-ролл, и мы не могли и представить, что подходим больше остальных. Но вероятно наше время не пришло — в последнюю минуту Aerosmith отменил тур, так что вместо возвращения домой, Алан отправил нас с Faster Pussycat и великолепной японской группой под названием EZO, чтобы выполнить наши обязательства.

Это был наш первый хедлайнерский тур; начался в Германии, в Марктхалле (Markthalle) в Гамбурге 29 сентября 1987. Круто было стать хедлайнером, но у нас возникло несколько проблем. Faster Pussycat была одной из тех групп, из-за которых мы ненавидели Лос-Анджелес; они были просто тем типом людей, которых мы пытались избежать. В туре мы также испытали что - то вроде культурного шока: В Гамбурге все еще ощущалась тревожная атмосфера после Второй мировой войны — город с довольно ограниченным мировоззрением. Это был мрачный, индустриальный, закисший город, который, казалось, совершенно не желал нас видеть, если бы это было в его силах. Такая окружающая среда всегда вдохновляла нас, чтобы лучше показать нашу истинную суть, что не всегда получалось. Каждый раз, когда мы входили в ресторан, все поднимали свои головы и в комнате становилось тихо. И когда это происходило, мы решительно заказывали выпивку и курили и вели себя неприлично более, чем когда-либо.

Тот тур был нашим первым опытом с Дугом Гольдштайном (Doug Goldstein), новым тур-менеджером, которого Алан назначил, чтобы заботиться о нас. Я помню, что мы вернулись глубокой ночью — целый день после Faster Pussycat —проснувшись на следующее утро я пошел в комнату Дуга, чтобы получить наши суточные, прежде чем мы отправимся осматривать достопримечательности. По всей Германии, и особенно в Гамбурге, есть ужасно оформленные порно-магазины, обычно в легкодоступном месте, прямо в центре, и туда мы отправились. Я обалдел — я никогда не видел что-нибудь столь непристойное в моей жизни. Я был похож на ребенка в кондитерской, разбирая эти безумные журналы на полках с жуткими зверствами, беременными женщинами, невозможно вообразить более развращенных вещей, - оглядываясь на других ребят, "Ты видел это дерьмо?"

Мы остановились в одной гостинице с Faster Pussycat, и встретились с ними в холле и поздоровались прежде, чем начался тот день. Я бы сказал, что мы были вежливы, но нельзя сказать дружественными. Небрежно мы дали им знать, что собираемся прошвырнуться по городу, Mark Майклс (Mark Michals), ударник Pussycat, настаивал на том, чтобы пойти с нами.

Его группа выглядела немного возбужденной. - Нет, нет, останься здесь с нами, - сказал один из них.

- Нет, успокойтесь, я собираюсь пойти, - сказал Марк.

- На самом деле, тебе надо остаться, мы пойдем позже, - сказал другой.

- Да все в порядке, я иду с этими парнями, - сказал он.

Мы его даже не приглашали. Помню один из нас ляпнул, "нет, останься с ними," но он ходил по пятам за Иззи, Стивом, Даффом и мною весь день. Наша первая остановка была обедом в Евро-МакДональдс. Я стал большим поклонником McRib во время записи Аппетита, так что эта кухня была мне по душе. Я был счастлив увидеть McRib в меню в Гамбурге, и на первый взгляд казалось, что это оно и есть, но я ошибался: вместо барбекю у него был какой-то непонятный коричневый соус. Там я поел единственный раз за весь день. Вот причина, почему мы были так изнурены в те времена, мы никогда не питались нормально.

В любом случае, мы блуждали весь день, и когда наступил вечер, мы отправились на Рипербан (Reeperbahn), улицу с пятью кварталами борделей, где женщинам нечего делать — настоящий квартал красных фонарей в Амстердаме, с доступными девочками, которых ты можешь пожелать. Мы были на небесах: мы никогда не видели ничего подобного и в тоже время, у нас не было друзей в группах, которые понимали бы в этом больше, чем мы, так что не было компании опытных парней, рассказавших нам что-нибудь об этом месте. Я бежал вприпрыжку. Думаю уже через пятнадцать минут Стивен спустил все свои суточные деньги на проституток. Мы шли, когда он внезапно исчез в этом подземном гараже, с целой витриной проституток, рядами тусующихся под цветными флуоресцентными огнями.

Уже темнело, а этот парень Maрк все еще тащил нас. Мы ушли с Рипербан (Reeperbahn) и отправились в один бар, в котором когда-то играли Битлз в начале своей карьеры. Как обычно, мы вошли туда и стали сущим наказанием, но нам было безразлично; мы пили Джека с одним кубиком льда (потому что это - все, что они клали в стакан), пока они не закрылись. Мы вернулись в гостиницу, и этот парень был все еще с нами — в этот момент мы перестали с ним вообще разговаривать. Это был длинный день, так что я без сознания рухнул на свою кровать, в то время как Марк завалился на другую — кровать Даффа. Иззи всегда был Великим Подстрекателем: он мог взбаламутить любую хрень без своего участия, так что он не упустил этой возможности приколоться.

- Эй, Дафф, - сказал он, - Тот парень спит в твоей кровати.

- Да, это он, это не он, - сказал Дафф.

- Ты разрешишь ему так поступить с тобой, чувак? - Иззи сказал. - К черту! Он не не имеет права так себя вести с тобой.

- Никоим образом! Проклятье, чувак! - сказал Дафф.

- Кто этот гребаный парень, в конце концов, чувак? - спросил Иззи.

- Да, что он о себе возомнил? - сказал Дафф, становясь довольно возбужденным. - К черту этого парня!

Они попытались разбудить его некоторое время, но Марк был без сознания.

- Я знаю, что нам надо сделать, чувак, - сказал Иззи, - Давай свяжем его и опустим в шахту лифта.

- Да, твою мать! - Дафф сказал, - Мы опустим его в шахту лифта. Пусть спит на крыше лифта.

Они связали этого парня довольно крепко: его плечи, руки, лодыжки были полностью связаны, а рот заклеен. Он был не крупным парнем, примерно 140 фунтов (чуть больше 60 кг), так что они подняли его и потащили к лифту, и только тогда он проснулся и начал визжать как заколотая свинья. Они быстро поменяли первоначальный план и просто бросили его в лифт и отправили вниз в холл. Гостиничный персонал обнаружил его там. Они развязали его, и как только он сказал им, кто он есть, им пришлось пройти через цепь команд, пока они не связались с его группой, которая должна была приехать за ним, потому что у него не было ни ключа от номера, никакого удостоверения личности, никаких денег, ничего. Это была последняя ночь, когда я разговаривал с ним; весь оставшийся тур я просто кивал ему головой. Если подумать, это было последнее, что мы слышали от них.

Следующей ночью у нас был концерт, первый в нашем хэдлайнерском туре, и хорошо, что все прошло без прецедентов. Мероприятие было на воде; это была реально индустриальная, темная комната со скамьями и длинными столами по бокам. Все было оформлено в черных красках - это был самый черный клуб, который я когда-либо видел, и там просто ужасно воняло несвежим пивом. На стенах были подписи и граффити от множества отдельных хэви-метал и трэш - групп, побывавших там.

Аудитория была без сомнения самой тоскливой толпой, которой мы когда-либо играли: насколько я помню, они были столь же холодны и несчастны, как и погода. Я помню, что перед нашим выступлением в клубе звучала только Металлика (Metallica), без остановок. Было очевидно, что любая Американская группа, или любая группа вообще, непохожая на Металлику, не сможет выступить. И я был прав. Мы сыграли концерт и единственная мысль, блуждающая у меня в голове, когда мы закончили, была, я чертовски ненавижу, что завтра придется играть снова.

Я чрезвычайно опасался, как пройдет остальная часть тура, так как у нас было запланировано несколько концертов в Германии. У нас было пару дней перед следующим концертом, все это время мое беспокойство нарастало. Но как только мы добрались до Дюссельдорфа, более воздушного города с большим количеством деревьев и с меньшим количеством бомбоубежищ, я обнаружил совершенно иную обстановку и понял, насколько большая и разнообразная страна Германия: индивидуальная атмосфера каждого города уникальна.

Во время нашего путешествия через всю Европу группа становилась все более сплоченной; наше непосредственное взаимодействие становилось более профессиональным и играть было в удовольствие. Большую часть нашего европейского тура мы провели в экскурсионном автобусе, который преобразовали в коммунальную ночлежку, убрав большинство сидений и накидав на пол подушек. Иззи подцепил немку по пути и она привела с собой подружку, с которой я начал встречаться. Мне всегда нравилось находить подругу в каждой стране, через которую мы проезжали; и так как у меня уже была английская девочка, Салли, ждущая меня, я должен был закончить свой немецкий роман сразу же при пересечении Канала. Я сказал моей немецкой подружке, буквально перед дверью в комнату, где меня ждала Салли, что она должна немедленно пойти домой.

Когда думаю о Европе, кроме концертов, я вспоминаю бесконечные визиты в кож-вен. клиники (VD- veneral disease – венерические болезни). Вернувшись в Лос-Анджелесе, я встречался с порно-актрисой, и той милой маленькой малолетней наркоманкой. Сразу же после съемки клипа "Welcome to the Jungle", помню я проснулся и обнаружил на животе слева три странных небольших красноватых пятна. В то время, от СПИДа реально умирали и болезнь стала проблемой национального здоровья. Началась странная истерия среди рок-музыкантов; все были встревожены, но большинство из нас все еще чувствовали себя неуязвимым ко всему этому. Мы полагали что никто не должен об этом волноваться, пока Дэвид Ли Рот не заразился венерической болезнью.

Тем не менее, я прочитал статью о СПИДе, иллюстрация к которой была на обложке журнала Time, и изображения ВИЧ-поражений мне казались схожими с пятнами на моем животе. Скорее всего это был просто псориаз или раздражение, но я был убежден, что благодаря моей порно-актрисе и нарко-подруге, я заразился, потому что не предохранялся ни с одной из них. Я помню блуждание по Мэлроуз (Melrose) около Сан Винсент, покинув квартиру моей подруги-наркоманки, чтобы пойти в клинику для сдачи анализа на СПИД. Я думал, что был конченым человеком; я был убежден, что тот европейский тур был единственным международным туром перед моей смертью. К счастью, тест был отрицателен.

Вдобавок ко всему, я подцепил венерические бородавки (кондиломы), вероятно от порно-актрисы — которые усилили мой страх перед СПИДом. Я был довольно беспорядочен в этом вопросе и никогда не использовал средства защиты, но я никогда не думал что со мной может случиться что-то более серьезное,чем вши. Когда все произошло... я подумал, что это за хрень? Я пошел в клинику прежде, чем мы расстались и они пытались избавить меня от них несколько раз, но ничто не помогало; они постоянно возвращались. Когда мы начали тур, все стало настолько болезненными, что я не мог спать на животе. Я посещал клинику в каждой стране, где мы выступали, сохраняя это в тайне. Я хотел навсегда избавиться от них прежде, чем встречусь с Салли. В конце концов, я избавился от них, так что к возвращению в Великобританию они больше меня не беспокоили; Салли так об этом не узнала.

Если бы мне нужно было выбрать свое любимое выступление в туре, это был бы Paradiso в Амстердаме (один из старейших и известнейших клубов Амстердама, бурной истории которого позавидует любой европейский клуб. Возник в здании заброшенной церкви в конце 60-х). Место проведения концерта было удивительно; мрачное, угнетающее здание, бывшая церковь. В главном зале высокие потолки, арки, и великолепная акустика. Там выступали очень много легенд, от Sex Pistols до Stones, так что я был взволнован перед выступлением. Я помню, Эксл говорил о старых рок-звездах той ночью во время сета: я не помню точные его слова, но суть в том, что любая рок-звезда старшего поколения, которая чувствовала, что мы перерабатывали их музыку, были правы— это так, но мы отлично это делали. По моему, он закончил свою речь, предлагая Полу Стенли отсосать у себя.

Тот концерт был настолько великолепен, что мы с Иззи решили отпраздновать, приняв немного наркоты. Мы были в Амстердаме в конце концов, где легкие наркотики в большинстве своем легальны и тяжелые наркотики по крайней мере не трудно будет найти, так мы думали. Мы потратили полночи, ища дилеров, и в результате достали немного кокаина, который был настолько хреновый и слабый, что даже нечего было пытаться. Очевидно нас кинули как туристов.

Из Голландии в Англию мы плыли на пароме, и для парней из команды, с опытом тура, это не было таким грандиозным событием, как для нас. Ты всю дорогу мог курить столько марихуаны, сколько хочешь. Это было дико, все ребята из команды и группа, обкуренные до полусмерти, пытались употребить все, что осталось от закупки в Амстердаме. На пароме был основной бар, и Эксл, серьезно обкурившись, заснул там на одной из кушеток. Мы были единственными свидетелями, когда он уснул, но скоро бар заполнился, и вокруг него стали собираться другие пассажиры и отчасти опирались на него. Я помню, как открывал двери в различные каюты, где один за другим члены нашей команды, подобно Биллу, моему гитарному технику, выкуривали каждую последнюю крошку своей марихуаны, чтобы ничего не пришлось выбрасывать по приезде в Англию.

Мы закончили тур 8 октября 1987, в Лондоне, и это было удивительно. Группа на самом деле приобрела свое лицо; у нас было достаточно времени в пути, чтобы понять, что мы делали. Нам стало комфортно играть: мы знали друг друга достаточно хорошо, так что нам надо делать в определенный момент, мы просто играли. Когда у тебя есть те дружественные отношения, ты можешь импровизировать и сделать каждый концерт уникальным. Концерт в Хаммерсмит Одеон (Hammersmith Odeon) был сумасшедшим; верные фаны до сих пор говорят мне, что это был наш лучший концерт, который они когда-либо видели.

Когда концерт имеет реальный успех, подобно тому, что был у нас той ночью, у нас возникает удивительное взаимодействие, между мной и Иззи, потому что у нас была та непередаваемая связь гитар; или я мог играть синхронно с ритм-секцией, Даффом и Стивом; или было офигенное взаимодействие моих эмоций с энергией Эксла. Это был просто огромный единый энергетический заряд — мы могли направить его в толпу, и получить обратно. Такого не могло не произойти в лучшем месте: Hammersmith Odeon является известным помещением, где играли все, от Motorhead до The Who, от Black Sabbat до Beatles и Johnny Cash; и где Боуи (David Bowie) сыграл свой заключительный концерт в качестве Зигги Стардаста (Ziggy Stardust) в 1973.

Мы вернулись в Штаты, и приземлились в Нью-Йорке, и отправились сниматься в передаче MTV Headbangers Ball . После чего мы немедленно должны были сесть в тур-автобус, чтобы совершить ночной переезд и встретиться с Motley Crue. Мы летели всю ночь, не мылись, и были не в настроении для съемок с MTV. С момента, как мы вошли в здание в десять утра, случилось огромное столкновение между потными, грязными , вонючими рок-музыкантами с похмельем и корпоративным миром MTV. Мы подошли к рецепшн, где нас ждал представитель Geffen, улыбаясь и неся всякую чушь. Мы получили свои маленькие бейджики, прошли через турникет в лифт и зашли в комнату ожидания; пустая комната зеленого цвета с двумя кушетками и столом. Не было ни приема, никакой учтивости, ничего вообще. У меня была с собой бутылка Джека, так что, разумеется, мне было хорошо.

Было очевидно, что мы были не в духе, так что кто-то прислал к нам ви-джея Downtown Джулию Браун (Julie Brown) поприветствовать и занять нас на несколько минут. Я почувствовал, что это не было ее идеей; она вообще не хотела быть в этой комнате. Она продемонстрировала свой профессионализм, но не было ничего похожего на ее игривую манеру поведения в эфире; она выглядела возбужденной и тревожной. Очевидно у нее были худшие предвзятые мнения о нашей группы; для кого-либо, живущего в Нью-Йорке и возможно "в деловом центре города," она еле вытерпела меня. Если бы я успел прикончить свою бутылку Джека, то вероятно высказал бы ей все, что думаю: Заткнись уже, нам тоже не нравиться быть здесь, но все мы должны прожить этот день. Когда мы прошли на съемочную площадку, мы встретили JJ Jackson, ведущего программы, и он был действительно спокоен.

У них была огромная съемочная площадка, и куда-то уходящие провода, мы пошутили, что должны разрушить это на камеру. Эта идея застряла в наших головах, и между собой мы решили, что так и поступим. Так что началось интервью, и Эксл отвечал на все вопросы JJ. Я сидел спокойно; остальные парни тоже притихли. Мы ждали, пока шоу не подойдет к концу и затем ровно за десять секунд мы разгромили съемочную площадку. Я не вспоминал об этом, пока несколько недель спустя не увидел этот эпизод. Мы были похожи на диких зомби, прямо как из фильма 28 Дней Спустя (28 Days Later, триллер 2002г.). Это было нашим первым реальным появлением на ТВ, нашим первым видео-опытом на MTV; это были мы, медленно пробираясь своим путем в господствующее сознание.

Покинув MTV, мы сели в наш автобус, и на следующий день отправились на встречу с Motley. Это было полное безумие, следовать в автобусе, переделанном после европейского тура, с туром по Среднему Западу Америки, разогревая Motley Crue: у них был тур с альбомом Girls,Girls,Girls, и они были группой, на пике своей популярности и не экономящей на расходах. Мне всегда нравился Томми, с момента нашей встречи — он вероятно самый настоящий, преданный, с золотым сердцем человек, возникший из той среды. Мне всегда нравился Никки, потому что он был мозгом, маркетингом, и генератором идей всей группы. Я всегда уважал его увлеченность и его видение, и то, как он воплощает его в реальность. Motley была единственной группой из Лос-Анджелеса, вышедшей из глэм-металла, которая была на 100 процентов подлинной. Они, возможно, были не особо оригинальны, так или иначе, Никки бесстыдно использовал элементы других групп. Но были ли это KISS, или любое другое воздействие, Motley выглядели настолько искренне и увлеченно, что ты не мог их обвинить в плагиате — и Никки воплощал все это, на мой взгляд. В том туре мы с Даффом обычно держались поближе к Никки, потому что мы знали, что у него всегда есть огромная сумка с дурью.

Те парни были очень щедры с нами; они приняли нас как самодовольные родители, и как гордые родители, они хвастались домом, который построили своим тяжелым трудом. Это было их третьим большим хедлайнерским кругосветным туром, так что у них была своя собственная сцена: полный арсенал пиротехники, огромная команда, стадионы, распроданные за месяц вперед — абсолютная рок-н-ролльная мечта. Они разработали удобную систему связи, используя портативные радиостанции и числовые коды: у каждого в окружении группы была портативная радиостанция с расшифровкой числовых кодов на задней стороне. Были коды строго для команды, касающиеся оборудования, освещения, груза и т.д. Также были коды портативной радиостанции группы, которые означали их ежедневные потребности. Например, "1" означал дозу, которая числилась под прозвищем; "2" было кодовое слово для цыпочек; "3" предполагал выпивку, и так далее. Это было круто, в любой момент времени, как требовала ситуация, они просто выходили в эфир и говорили, "Эй, это - Томми, мне нужно номер один, номер три, и если ты увидишь несколько хорошеньких номеров “2” по пути, захвати в мою раздевалку. И, мм, пожалуйста поспешите. Большое спасибо!"

Мы много тусили с теми парнями во время тура, но Никки всегда выпендривался благодаря своему успеху и создавал статус группы, известный нам. Он и Томми были единственными, приглашающими нас разделить свою добычу: мы никогда не видели Винса, и ни разу за весь тур не встретили Мика Марса. По сей день я фактически ни разу не встречался с ним. Насколько Никки нравилось делиться с нами, настолько было очевидно для меня, что он делает это из желания немного похвастаться; особенно потому, что мы просто виделись с ним и наслаждались их привилегиями, когда Никки испытывал желание развлечься. Всегда был пункт в памятке: в туре он не должен выходить из-под контроля — всякий раз, когда он действительно терял контроль, всегда находился кто-то заботящийся о нем. Я уважал это: Никки не нравилось быть уязвимым. И общение с нами подобными нисколько не способствовала сохранению контроля.

Motley путешествовали частным самолетом настолько часто, насколько было возможно в тот момент, и во время одного из наиболее длинного перелета между концертами, Никки пригласил нас присоединиться к ним в самолете. Это были большее, что могут сделать большинство хедлайнеров и полет на Motley Air был приятен; полёт был наполнен выпивкой, дорожками кокса и серфингом между рядами кресел во время взлета и посадки – вид спорта, который заключается в том, чтобы, стоя боком в проходе, суметь удержаться на ногах под действием тяги самолета. Если вам представится когда-нибудь такая возможность, попробуйте; я вам настоятельно рекомендую.

В то время, не было более распущенного представления из двух пьес, чем Guns и Motley; и насколько мы соответствовали этому, та действительность быстро стала бизнесом как обычно. Тот концерт был моим первым испытанием первоклассного профессионального тура, в отличие от Стивена, который никогда не был тем, на кого я рассчитывал, хотя и стал регулярной частью моей жизни. Для меня, те моменты, когда я стою на сцене, играя на гитаре перед толпой, это то, ради чего я этим занимаюсь. Именно это всегда имело для меня самое большое значение; именно это стоит того, чтобы терпеть всю эту скуку и драму, которые сопровождают гастрольную жизнь рок-группы.

Таким образом я сделал все возможное, чтобы преодолеть дистанцию между вчера и сегодня.

Несмотря на то, что вся моя жизнь крутилась вокруг шоу-бизнеса, в туре с Motley я наконец понял, на собственном опыте, что развлечение было равнозначно скуке в каждом мгновении волшебства — этого требовало обязательство. Даже в лучшие моменты, дорожная жизнь бывает монотонной: ты просыпаешься; проводишь время перед концертом; играешь концерт; и отмечаешь, обычно все время, пока добираешься до следующего города, где все повторяется снова. Тур превращается в одно большое размытое пятно с очень яркими мгновениями.

К слову, это никогда не было моим клише; я всегда знал, где я нахожусь. Туры, до сих пор не являются моими клише; каждая комната не похожа на остальные. Уже тогда как и сейчас я всегда находил время для саундчека, чтобы прочувствовать атмосферу зала. У меня не всегда получалось так поступать, когда мы были разогревающей группой, но я старался немного познакомиться с городом, в котором играли. Меня никогда не волновало культурное наследие конкретных городов, но я действительно пытался максимально изучите нашу аудиторию, на кого они были похожи.

К сожалению, все выводы, которые я делал о людях, приходящих на наши выступления, я составлял в туалетах различных баров, куда заходил после концерта. По моему мнению, это были моменты моего просвещения, которые могли быть полностью забыты по пути в следующий город и повторно изучались только в следующем туре. У меня был ограниченный объем памяти, и так как я нетерпеливо ждал следующего момента, прошлое исчезало быстро. Так что любой тур напоминал мне историю Стивена Кинга “Томмикнокеры” ("Tommyknockers"), где прошлое рьяно вгрызается в твои пятки, когда ты отчаянно пытаешься сделать шаг вперед.

Когда ты безрассудно стремишься вперед, не хватает целого дня. Я не помню, спал или отдыхал ли вообще в то время; была крайняя степень возбуждения ко всему, и я не хотел ничего пропустить. Было ощущение, что если бы я остановился, время догнало бы меня и затем все это прекратилось бы.

Так что я сделал все возможное, чтобы преодолеть расстояние между вчера и сегодня. И до сих пор я на этом пути. Вот поэтому у меня нет никаких памятных вещей: у меня нет золотых и платиновых дисков, только гитары, которые кое-что значат для меня. Моя жена, Перла, была настолько потрясена этим фактом, что недавно связалась с компанией грамзаписи, заказав копии всех моих платиновых дисков. Она повесила их на стене вдоль ведущей наверх лестницы в нашем доме. Думаю, они провисели неделю; они настолько сводили меня с ума, что однажды ночью я снял их и отнес в кладовку. Мне не нужны почести на стене, чтобы напоминать мне, кто я есть.

Мои единственные реальные связи с прошлым помимо моих воспоминаний – дотошные ежедневники, которые я использовал большую часть моей жизни — пока не разочаровался в них, выяснив про многочисленные кражи или потери. Но я сохранил все те, которые выдержали испытание временем, а некоторые пригодились мне, когда возникали неприятные юридические ситуации или что-нибудь вроде этой книги, и мне необходимо было вспомнить специфические особенности. Так я отслеживал свою жизнь, и я действительно отмечал каждый существенный случай. С другой стороны, к сожалению, этот тур с Motley - сплошная черная дыра, потому что впервые в моей жизни кто-то украл мой ежедневник, вместе со всей моей нехитрой одеждой, которая была у меня с собой в туре. Это было не сложно — все было завернуто в наволочку, что попутно являлось моим багажом. Наш охранник Рон Сталнакер (Ron Stalnaker) всегда носил наши сумки— он был одним из тех парней, которые не задумываются о причинах этой потребности нести вещи и проявить себя. Он мыслил на автомате, "Я должен поднять и нести..." Это было удобно для нас, потому что мы никогда не пользовались услугами посыльных или швейцаров, в то время мы не могли позволить себе этого.

Так что Ронни поставил наши сумки возле автобуса и вернулся в гостиницу, чтобы забрать остальные сумки в холле. Несколько ребят ждали там и внезапно схватили две первые попавшиеся сумки — как раз наши с Даффом наволочки. Мы едва постирали белье; у нас не было никого, чтобы заботиться о нашем дерьме. Время от времени — т.е. крайне редко — мы ходили в автомат-прачечную (coin-op laundry) и приводили в порядок нашу одежду. Мы носили то, что у нас было, и просто старались приобретать новые футболки по мере возможности. Обычно, как только мои джинсы изнашивались, до конца тура я носил свои кожаные штаны. Дафф, Иззи и я определенно жили жизнью наших штанов (каламбур); мы закидывали свое дерьмо в одну сумку для прачечной или наволочку, и чистое и грязное, все вместе. В украденной сумке было все, в чем я нуждался в тот день: носки, новая футболка, мой ежедневник, плюс все остальное, что я должен был одеть. Мы подозревали достаточно многих в тот момент, кому понадобилось красть мой "багаж", как будто это было призом. Наверное, это круто. Тогда это был настоящий облом, потому что у меня не было никакой другой одежды, и я опаздывал на радио-интервью. Мне предстояло выступить в прямом эфире в полотенце, так как я велел Ронни отнести мой "багаж" в автобус, пока принимал душ — я решил одеться в дороге. По крайне мере, я получил футболку от радиостанции.

Motley была единственной группой из Лос-Анджелеса, с которой нам пришлось столкнутся, и с которой мы работали на национальном, профессиональном уровне. Это имело смысл; они были единственной группой, которую мы уважали, единственной, с кем мы могли разделить дух товарищества. Я был все еще убежден, что никто нас не знает, но вероятно они знали, потому что это был на самом деле билет для нас, и концерты были удивительны. В результате это был проект “плохих парней”, и мы вели себя соответственно.

Однажды ночью я состязался с Никки Сиксом в выпивке. Ты спросишь, кто это придумал, или я начал это, утверждая, что смогу напоить до бесчувствия и Томми и Никки, или Никки решил меня перепить. В любом случае, все закончилось тем, что в каждом городе в баре при гостинице мы начинали свое соревнование. У Никки была система. Он заказывал четыре порции выпивки, и я опрокидывал две сразу же. В то время как он опрокидывал одну порцию и вяло потягивал вторую, которую я давно оприходовал, потому что это было похоже на заседание клуба по интересам. Я был в курсе того, что он замышлял, но по-прежнему быстро опорожнял свой стакан. И было ли это разговором или чем-либо, я начинал терять нить. Достаточно быстро, в зависимости от количества порций, которые я смог выпить. В пылу азарта я ничего не соображал, в то время как он смаковал свою порцию, и в результате все пошло наперекосяк. Я никогда не пил в одиночестве, и не был одурачен; Я отдавал себе отчет о его намерениях.

В теории, мы пили стакан за стаканом, но так как я выпивал половину порций Никки, скажу, что в результате этого я победил двадцатью порциями Джека Дэниэлса к его десяти. Я был настолько пьяным, мне рассказывали, что я облевал в баре весь пол у себя под ногами, и пытался это скрыть. Я не помню, так ли это было на самом деле, но я помню делал то, что мне всегда нравилось делать, в пьяном состоянии – драться с парнями, которые намного больше меня. В данном случае это был Никки, с которым мне не доводилось драться, барный стул и все, выхода нет. Никки довольно высокий, и при этом тогда он был довольно тяжелый, так что он обернулся, опрокинул меня на спину и уселся на меня. Как только я был успокоен, они подняли меня в номер и уложили спать в кровать техника по барабанам Томми Спайди (Spidy). Я проснулся там следующим утром абсолютно неспособный повернуть свою голову; у меня были ужасные боли, которые не испытывал ни разу в своей жизни. Я сумел дохромать до своей комнаты и позвонил Дугу, нашему дорожному менеджеру, чтобы сообщить ему, что мне срочно нужен доктор. Очевидно, я повредил четыре шейных позвонка.

Я с трудом мог играть, потому что ощущение ремня моей гитары через плечо было мучительно. Я провел следующие несколько недель, только стоя на одном месте на сцене с моим сброшенным цилиндром, насколько я мог. Позвонок, который был поврежден, был слишком далек и одновременно слишком закрыт у основания черепа, чтобы хиропрактик (костоправ) смог вправить его в позвоночник. Таким образом, я приобрел свой первый опыт с иглоукалыванием, и это, оказалось, было очень полезно; меня кололи перед каждым концертом и потом несколько раз в неделю в течение нескольких месяцев. Пока опухоль не спала, я ходил везде как заржавевший Оловянный Человек .

Это было не единственным болезненным опытом той ночной вечеринки. Очевидно, после того, как я упал в обморок, Томми и Никки фотографировали меня: они сделали снимок моего лица, с нависающими надо мной яйцами Томми, и следующим утром растиражировали снимок и раздавали его всем в туре. Я думаю, что фотография даже стала официальным изображением, типа контрамарки для своих. Меня превратили в яйцесоса и показали всему миру.

Никогда прежде Ганзы не имели таких отношений с группой, с которой ездили в турне. И никогда не достигали такого же уровня распущенности. Motley была единственная группа в округе с аналогичным самоубийственным менталитетом, комбинирующая с скандальным настроем, что наделяло концерты особым смыслом. Нечто похожее я испытал, когда Skid Row открывали концерт Guns-N’Roses несколько лет спустя, и, я думаю с Себастьяном Бахом на сцене мы пошли еще дальше.

Motley действительно готовили нам большой финал: они соблюдали старую панк-традицию посвящения открывающей тур группы в последний вечер. Их команда держала все в секрете, и мы действительно понятия не имели, что произойдет. Когда мы начали свою последнюю песню, двадцать фунтов муки упали на нас сверху, и какими бы крутыми мы себя тогда не считали, мы выглядели смешными. Мне потребовались недели, чтобы вытащить это дерьмо из трещин моей гитары.

Все это было определенно полезным опытом. Motley были на вершине своей игры и были хорошо отлаженным механизмом, но я никогда не забуду измученный взгляд их менеджера Дуга МаккГи (Doc McGee) всякий раз, когда я сталкивался с ним. Он имел дело с группой, балансирующей на грани дозволенного: в том туре. К концу каждой ночи Томми обычно был настолько плох, что казалось, он был при смерти. Мое последнее воспоминание как Дуг вез Томми через весь аэропорт на тележке для багажа, чтобы успеть на самолет. Томми был в тот момент абсолютно невменяемым; он был кучей долговязых конечностей, которые свисали по сторонам, со склоненной вперед головой, его подбородок качался на уровне его груди.

После того, как мы закончили тур с Motley, стало слишком трудно подбирать выступления– было мало групп, соответствующих нашим выходкам. Но был один безупречный кандидат – Элис Купер. Это было похоже на брак на небесах. С Элисом Купером мы выступали еще в 1986 году в Санта-Барбаре, любой артист его уровня мог бы послать нас немедленно. Мы рассчитывали выехать за час до концерта все вместе, но Эксл настаивал на том, что поедет со своей подругой Эрин в самую последнюю минуту. Мы все были против, в том числе и Алан, но Эксл убедил его, что волноваться не о чем. Мы добрались до клуба; Эксла нигде не было, но было очевидно, что он в пути. Настало время выхода на сцену— Эксла нет - так что мы с Иззи, Даффом и Стивом вышли и начали играть без него. Иззи с Даффом спели "Whole Lot of Rosie" AC/DC и несколько других каверов. Мы открывали Элиса Купера, но в основном сет был пьяным джемом, пригодным для выступления в баре — вот только мы стояли на сцене. Это было настолько хреново, что мы даже спросили публику, если среди них настоящий певец, чтобы спеть с нами. На одну минуту мы даже подружились с толпой, но все быстро изменилось; закончилось тем, что мы оскорбили их и побросали свои вещи. Это было смешно.

Мы немного подождали и затем ретировались от полного позора. Мы возвращались в Голливуд настолько озлобленные, что говорили той ночью об увольнении Эксла из группы и поиске нового вокалиста. Иззи и я сразу повернули к дому и я был достаточно зол, чтобы снова вмазать; как только мы словили кайф в ванной, опять начали говорить об этом гребаном концерте и что нам делать с этим. Подобные разговоры уже велись не в первый раз; я могу сказать на полном серьезе, что тема увольнения в истории группы Эксла возникала раз шесть. Мы были в процессе разработки реальной стратегии поведения, как вдруг появился Эксл. Он вошел в ванную и сел на край ванны и начал говорить.

Удивительно, но Эксл никогда не понимал, что он был не прав в ситуациях, подобной этой; у него это в голове не укладывалось. Думаю, он пришел к нам, не видя ни малейшей причины для извинений. Тем не менее, он говорил долго и так как речь шла об его отсутствии на концерте, он действительно высказал нечто похожее на извинение. После чего, он с большим энтузиазмом, чем звучало само извинение, объяснил причину своего поступка. Он так увлеченно рассуждал и у меня создалось впечатление, что он полностью не осознавал значения своего отсутствия и стало ясно, что он вообще не въехал в суть проблемы. Есть определенные нормы поведения, которые Эксл просто не учитывал; так как он мыслил иначе, чем все остальные люди, просто принятые для всех нормы для него ничего не значили.

Можно было и не объяснять ему этих норм поведения. Эксл сверхинтеллектуален, и в то же время он живет в мире, где не властна логика человеческих отношений. Он никогда не пытается понять, чем может быть неудобно его поведение для других. Он не думает вредить никому; просто он так живет. Очень трудно даже попытаться объяснить это. Он настолько искренен, как никто другой, но в итоге все равно все сводится к тому, что Эксл независим от окружающего его мира, живя по правилам своей собственной вселенной.

Тот концерт с Элисом Купером был явным примером: я помню, насколько мы с Иззи были злы на него той ночью. Но как бы озлобленны мы не были тогда, закидываясь героином в ванной и обсуждая варианты поиска нового вокалиста, Эксл появился и переубедил нас. Медленно, но верно мы решили просто забыть обо всем этом. Конечно не без воздействия героина... мы были настолько обдолбаны, что через некоторое время ничто, казалось, уже не имело для нас значения.

В любом случае, так было тогда и так несомненно теперь. Очевидно, Элис словил кайф от от того нашего поступка; думаю, он видел в нас частичку самого себя в юности. Элис раскручивал Raise Your Fist and Yell (1987), и тот год был не самым лучшим для него: он едва не погиб на сцене, когда его знаменитая гильотина не сработала и чуть не обезглавила его. Элис изменил свою манеру выступлений в то время, так что не считая нескольких шумных членов его группы, мы были очевидно единственной паршивой овцой среди них.

Мы отправились в его американский тур с новым водителем автобуса, уставшим и незабываемым. Этот парень был длинноволосым музыкантом, которому нравилось постоянно говорить о музыке собственного сочинения, и он с удовольствием тусил с нами, раз за разом усложняя нам жизнь. Самая большая проблема состояла в том, что он всегда хотел сопровождать нас, так что вместо того, чтобы оставить автобус в одном месте и позволить нам уйти по своим делам, он предлагал довезти нас и, разумеется, мы блуждали в переулках. Понятное дело, он не задержался надолго.

Когда мы появились, Элис был доброжелателен и благосклонен к нам. Он приветствовал нас без какого-либо умысла; не было никакой иерархии и никакого дерьма. Ему на самом деле понравилась наша группа и то, что мы из себя представляли — и мы целиком и полностью равнялись на него. Мы сделали много снимков с ним, используя их в туре. Это был интересный переход: находясь рядом с Motley, каждую ночь мы видели крупномасштабную работу и предсказуемое выступление.

С Элисом было то же самое, но на порядок выше. Поскольку мы являлись его фанатами в течение многих лет, опираясь на его концерты и песни и личность, для нас было чрезвычайно важно поехать с ним в тур. У него был клавишник, похожий на бегемота гитарист, кроме того Кип Вингер (Kip Winger) на басу, другой гитарист и ударник. Его сопровождали множество нанятых работников и у него был всевозможный реквизит, и было интересно наблюдать, как Элис справлялся со всем этим. У него был восемь членов группы, бэк-вокал, актеры, смена костюмов... безусловно, это было шоу.

Кроме того, у него была змея, которую я с волнением обнаружил. Но Элис не был коллекционером змей; дома он не держал змей, она была частью реквизита. Парень, заботящийся о ней, был не очень хорошо осведомлен о том, как ухаживать за этим бедным боа-констрикторе (boa constrictor - удав обыкновенный), а так как мы путешествовали через холодный Средний Запад, я дал ему несколько подсказок. Так или иначе, мы устраивали скандалы в том туре.

Благодаря продюсерам мы оказались лицом к лицу со сценой, с публикой, и это послужило катализатором. Те концерты были динамичными, с минимальным освещением и с меньшими, чем в туре с Motley, площадками; в целом, это была колоссальная и скорая смена обстановки, в которой мы только что находились. Это было той темой, которая характеризовала нас тогда: мы постоянно приспосабливались. Те решительные изменения научили нас многому за короткое время. Если бы мы не приспособились, то потерпели бы неудачу; все было очень просто. Для нас было полезно испытать все эти различные туровые ситуации без предупреждения.

Мы были в центральном Мичигане, в этом задрипанном городке; я пьянствовал в гостиничном баре, когда наш тур- менеджер сообщил мне об отмене концерта, потому что у Элиса возникли кое-какие проблемы. Несколько часов спустя мы узнали, что его отец умер; и в течении нескольких дней мы просиживали в баре гостиницы, задаваясь вопросом о возможности продолжения тура. На вторую ночь этого непрерывного бдения Стивен Адлер совершенно вышел из-под контроля. Стивен мог моментально завестись, и его способом самовыражения было абсолютное и категоричное демонстративное неповиновение. В этом маленьком городке был спортивный бар, пару ресторанов, гостиница, и ничего другого из развлечений на несколько миль вокруг. Дафф был с ним той ночью; они вышли выпить и по некоторым причинам Стивен стал настолько невменяемым, что ударил кулаком уличный фонарь. Он сломал свою руку и был вне игры примерно недель шесть.

Алан зарегистрировал нас на четыре хедлайнерских концерта в Лос-Анджелесе, которые следовали за туром с Элисом, и мы поняли, что Стивен не сможет с нами играть в это время, так что мы объявили, что нуждаемся в барабанщике для нескольких концертов. В этот же день мы связались с Фредом Карри (Fred Curry), ударником Cinderella, и он не отказал с трудную минуту. Фред изучил сразу же все песни, и мы репетировали с ним в холле гостиницы в Мичигане; мы с Иззи и Даффом на своих гитарах, в то время как Фред разминался на подушках электронных барабанов (drum pads).

Через несколько дней мы узнали, что Элис отменил тур, так что мы вернулись в Лос-Анджелес и начали подготовку к концертам в Перкинс дворце (Perkins Palace в Пасадене). Мы все злились на Стива в то время; никому из нас не нравилось, что, проснувшись на следующее утро после инцидента с уличным фонарем и с гипсом на руке, он снова напился и натворил глупостей. Он снова ширнулся — и последствия не заставили себя ждать.

Когда мы вернулись в Лос-Анджелес, я со Стивеном отправился в Фрэнклин Апартаменты, мебелированные квартиры, сдаваемые внаем, в районе Hollywood и Franklin, снять квартиру за несколько дней до концерта в Перкинс дворце в Пасадене и на некоторое время после. Когда я регистрировался, со мной была Салли. Она появилась в гостинице Drury Hotel в Миссури (Missouri) — которую мы назвали тоскливой гостиницей в Страдании (Dreary Hotel in Misery)— с зеленой картой и полная решимости остаться со мной на некоторое время. Она была из Шеффилда, настоящая английская девочка, так что ей было сложно путешествовать с нами, вне ее привычной стихии, но она справилась. Мы с ней поселились в соседней со Стивеном квартире.

У нас было несколько недель до этих четырех концертов в Пасадене, и разумеется, используя несколько дней свободы в Лос-Анджелесе, я с головой окунулся в ночную жизнь. Однажды ночью приехали Ларс Ульрих и Джеймс Хетфильд из Metallica ( Lars Ulrich and James Hetfield from Metallica), и у нас было несколько неистовых вечеринок. Салли была с нами, и я помню, что там была одна девочка, которую Джеймс хотел трахнуть, и я разрешил им занять мою спальню. Они пробыли там некоторое время, и мне потребовалось войти,чтобы взять кое-что, так что я спокойно открыл дверь и увидел Джеймса, трахающего ее. Он стоял на кровати, бил ее головой об стену, издавая стоны своим оглушительным голосом, просто ритмично двигаясь и рыча, "Это прекрасно! Это прекрасно! Да! Это прекрасно!"

Стивен, Салли, и я интенсивно пьянствовали каждую ночь. Однажды мы пошли в «Кэтхаус» (Cathouse – ночной клуб), и той ночью мы столкнулись с Марком Мансфилдом (Mark Mansfield), имеющим такую же дурную славу, как и Никки Сикс. Наша небольшая тусовка подобралась что надо: Я в тот момент воздерживался от героина, так что мне было безразлично, но у Марка было немного дури, он, Стив и Никки решили ширнуться. Мне не пришлось даже скрываться – они уехали в номер Стива, чтобы накачаться наркотиками.

Позднее мы с Салли пошли домой; у нас было еще немного выпивки в нашем номере. Салли не ложилась спать; я думаю, что она отдавала себе отчет, что происходит в номере Стива. Я не знаю последовательности событий, потому что меня там не было, но те парни сделали свое дерьмо, и в один момент Никки приперся в мой номер. Очевидно, он переусердствовал со наркотой, потому что у него случился овердоз в моей квартире.

Салли попыталась разбудить меня, когда нашла Никки, валяющимся в углу. Я был настолько пьян и утомлен, что ей пришлось затащить меня в душ, чтобы привести в чувство. Это немного сработало: я стал агрессивным придурком, и сломал стеклянную дверь душа. Тем временем, медработники выносили Никки из спальни. Стивен был там, разумеется, обдолбанный. Слава Богу и Салли: она первая позвонила 911. Иначе Никки не было бы с нами.

Несколько часов спустя, Кристина, помощник Дока МакГи (Dog McGee), приехала забрать вещи Никки. Мы узнали, что он попал в клинику Cedars-Sinai, пришел в себя, и пару часов спустя ушел. Я не знаю, что он делал после этого, но легенда гласит, что он действительно вколол себе еще дозу и увековечил вечер в песне "Заведи Мое Сердце”(“Kickstart My Heart”). В любом случае, если бы взгляды могли убивать, Кристина прикончила бы меня. Она относилась ко мне так, будто передозировка Никки была моей ошибкой; как будто это было моя дурь, моя идея, как будто я заставил его. Кристина обычно хорошо ко мне относилась, но теперь она совершенно игнорировала меня. Я больше никогда не разговаривал с ней.

Несмотря ни на что, выступления в Перкинс дворце были одними из лучших концертов, которые у нас были... и Фред Карри играл. Это было ужасно для Стива: он стоял там в своем платке Клинта Иствуда, помятой шляпе, с банкой пива с двумя соломинками и со своей загипсованной рукой. Мне было жаль его. Он играл на тамбурине; он был так зол. Он хорошо относился к Фреду, но и только. Я мог понять это: он должен был сидеть там и наблюдать, как мы хорошо играли — без него — и возвращались домой дружной компанией, которой мы на самом деле никогда не были.

Я не имел никакого отношения к передозировке Никки, но факт, что это случилось в моей квартире, был достаточной причиной для власть имущих для моего наказания, отсылая меня, Салли, и Стивена из Голливуда в Холидэй Инн (Holiday Inn - трехзвездочная гостиница) в Хермоса Бич (Hermosa Beach – город Калифорнии). Это случилось впервые, когда менеджмент придумал способ моего контроля- убрать меня из города в отдаленные районы с менее развитой инфраструктурой. Их намерения были благими, но они никогда не осуществлялись. Хермоса Бич был конечно далеко от Лос-Анджелеса, но одно было очевидно - я застрял в этой маленькой комнатушке с единственным маленьким телевизором и двумя стульями, потому что у меня не было автомобиля. Не было нормальной кухни, не было самого необходимого, и гостиница была слишком далека от города, чтобы можно было удовлетворить все потребности. Не было даже обслуживания номеров.

Стивен жил в соседней комнате, рядом с мной и Салли; и я должен сказать, это было начало нисходящей спирали Стивена. Несколько раз я наблюдал, как в его комнате продолжается все то дерьмо; он вынюхал тонну кокса и всегда рядом с ним была какая-нибудь девочка или кто-то еще для компании. Вспоминая сейчас об этом, я могу просто сказать, что в то время он казался счастливым. Я пил бутылку за бутылкой Джека, поскольку мои отношения с Салли превратились в настоящую войну. Мы без конца ссорились, как только переехали в Хермоса Бич. Она стала более агрессивной, и тогда мое терпение кончилось. Я отправил ее в Лос-Анджелес. В течение следующих нескольких лет я встречался с ней, и был момент, когда она объявилась в ногах на моей кровати... но мы доберемся до всего этого немного позже.

Мы записали Lies в тот период; мы все получили акустический материал и я переписал свои гитарные партии. Это заняло у меня гребаную минуту, которая показалась мне великолепной, потому что каждый день, проведенный в Хермоса Бич, приближал меня к помешательству. На запись гитарных партий альбома Lies мне потребовалось всего два дня; в любом случае, я был так взволнован своим возвращением в Лос-Анджелес, что я сразу же оторвался по полной - жаль, что это продлилось недолго.

Казалось, что мое изгнание продлилось вечность; это был как раз тот случай, когда день равен году. Я был там никому неизвестен: я мог пойти в местный кабак и там не происходило ничего интересного, и местные жители были неприветливы. То место было раем для серфингистов, и когда город считает это своей национально-культурной спецификой, там нет ничего интересного для такой крысы из сточной канавы, какой был я в то время.

Одно время мы активно зависали, затем отправились в Нью-Йорк, чтобы отыграть несколько концертов в качестве хедлайнеров. На разогреве у нас были Zodiac Mindwarp (английская рок-группа 80-х, исполнявшая гротескный (и во многом пародийный) метал/хард-рок), а также EZO (японская хард-роковая группа, 84-89 гг). Эти концерты были поразительными, но я вспоминаю концерт в Limelight (концерт от 31 января 88 г.. в клубе Нью -Йорка). Мы не думали, что все так все случиться: наш план состоял в том, чтобы просто полететь и использовать оборудование другой группы. Я принял снотворное перед вылетом из Лос-Анджелеса, и когда мы пропустили наш рейс, потому что Эксл опоздал, я так или иначе уснул.

Мы всегда путешествовали вместе, и поэтому в ожидании Эксла и очередного вылета я продолжал пить Джек. И когда мы добрались до Нью-Йорк уже настало время идти на концерт; а комбинация выпивки и снотворного на самом деле имеет убийственный эффект. Вероятно я поспал часок в самолете, поэтому по сути был похож на зомби. Мы вышли без предварительного объявления, и принимая все во внимание, это была довольно спокойная ночь. Единственной проблемой стал тот жуткий момент, когда мы должны были играть "Sweet Child o' Mine." Мне потребовались десять минут, чтобы сыграть те первые восемь нот. Я начинал и останавливался, и снова начинал и снова останавливался, пока наконец не подобрал аккорды. Было немного неловко, но и в то же время забавно. Думаю, что именно в ту ночь, я голубем бросился со сцены, а толпа раздвинулась подобно Красному море и я упал на пол. Я полежал несколько секунд, соображая, сломал ли я чего-нибудь себе или нет. Затем вернулся на сцену и попробовал изобразить из себя крутого.

Сыгранный нами концерт в Ritz в Нью-Йорке был чрезвычайно популярен на MTV. Хотя это было не самое лучшее наше выступление: у Эксла были проблемы с голосом, и хотя мы играли не так плохо, предыдущие наши выступления были намного лучше. В любом случае, все было небрежно и фальшиво, настоящий панк-рок, и по одним только этим причинам, данный концерт достоин признания. Эта видеозапись очень важна, потому что отражает сущность группы. Толпа была великолепна, и было очень много незабываемых моментов, все было закончено и сделано прежде, чем я осознал это.

Потом у нас было множество концертов на Восточном побережье, и это было лучшее время Ганзов. Я помню одну особенную ночь в L'Amour в Бруклине, в одном из самых классических мест встречи металла/хард-рока Нью-Йорка. Иззи надрался пивом за сценой, пока мы ждали начала концерта. Но он вел себя спокойно - Иззи всегда был милым в таком состоянии. Той ночью он вел себя не как обычно, проведя весь концерт, сидя на крошечном выступе между верхней и нижней колонками его усилителей. Это было забавно.

Эти концерты были великолепны — все фаны, побывавшие там, знают, что я прав. В тот хедлайнерский период у нас был бесспорно величественный внешний вид. Кое-что изменилось за те месяцы, когда мы продвинулись от разогревающей группы к хедлайнерам; к тому времени мы знали, как сделать наше 45 выступление беспредельным. Мы были отличной разогревающей группой, и когда мы стали играть еще больше, то стали получать больше денег. Хедлайнеры имеют личное пространство; в те ночи, когда в нашем распоряжении был только угол комнаты, мы были единой группой.

Мы вернулись в Лос-Анджелес, и сняли клип "Sweet Child o'Mine", заняв себя этим до следующего тура. То видео было великолепно; это было просто двухдневное безделье с видеосъемкой. Поскольку в нем присутствовал элемент живых съемок, я согласился со всем этим. То уникальное видео запечатлело тогдашних наших подруг, теперь забавно смотреть на это. В то время Алан поручил охраннику Ронни позаботиться обо мне. Он был горячо верен и предан, и я использовал эту особенность его натуры для развлечений. У Алана были самые лучшие намерения, но у меня возникло больше проблем, когда Ронни был рядом, потому что я начал думать о том, как повеселее его провести. Он запирал меня в комнате и караулил в коридоре, если я пытался бежать — потому что я был способен на это. Ронни был опытным; он подыгрывал, он никогда не выходил из себя по-настоящему даже в те моменты, когда я стучал на него. Принимая все во внимание, он был ценным кадром, пока не исчез. Но об этом чуть позже.

Наша следующая работа насторожила всех прежде, чем мы даже согласились участвовать: быть на разогреве у Iron Maiden в их туре по Канаде в мае 1988 года в поддержку альбома “Seventh Son of a Seventh Son”. Мы не особо волновались по этому поводу, поскольку мы знали, что нам не по силам с ними соревноваться. Я ничего не имел против них, меня с ними познакомил Рон Шнайдер (Ron Schneider) из Tidus Sloan, которому нравились Iron Maiden, Rush, Armageddon, и Sabbath, так что я был знаком со всем творчеством Maiden. Я провел много часов, наблюдая за Роном, играющем на своем басу Rickenbacker записи Maiden. Больше всего мне нравился альбом The Killers. Потом я не слышал ничего о них.

Темой Iron Maiden в том туре и в том альбоме было определенное противостояние всесожжению: задник был похож на огромный ледник, из которого появлялся их талисман, Эдди, размороженный из его ледяной могилы или что-то в этом роде. Несомненно, альбом имел шумный успех в Великобритании и считался одним из лучших. Нам казалось все это смешным; нам противно было их оформление сцены и приходилось мириться с тем фоном ледяной сцены у нас за спиной каждую ночь. Мы появились к первому концерту и не смогли провести саундчек, потому что их команда еще не собрала весь ледник. Не говоря уж о Йети.

Возвращаясь к тем временам, нам не оплатили номера в гостиницах, так что мы зависали в автобусе между концертами. Те выступления были интересны; мы настолько не вписывались, что это был вызов. Мы старались хорошо выступать, и в основном нас хорошо принимали; нас не ненавидели и мы не были любимы — мы готовились к каждому выступлению, но и многого не делали.

Мы с Даффом пытались подружиться с парнями из Maiden. Эта группа – британская система, и мы поняли это; у них есть известность, своя команда, и они занимаются этим из года в год. Мы были американской новомодной группой, с куда меньшей популярностью, столкнувшиеся с их гребаными установками. Мы с Даффом уважали это и однажды тусили с ними ночью, играя в дартс и изображая мгновенное родство душ, и это было круто. Это было не сложно: они были превосходными игроками в дартс, а мы – нет, и спокойно относились к проигрышу.

Одно время нам казалось, что мы нашли взаимопонимание с Maiden. Но мы ошибались. Пару дней спустя, Эксл приперся в пищеблок, который был заполнен группой ребят из обеих команд, и заявил о себе. Пищеблок - своего рода священное место для группы в туре: это - нейтральная зона, это – зона коллективного пользования; скорее похожая на очередь у раздаточного стола в тюрьме или армии. Это - то место в туре, где все терпят друг друга. Мы уже отыграли половину этого тура, и Эксл появился там и абсолютно не контролировал себя: он перевернул стол и вылетел как ураган. Он казался таким разочарованным от необходимости своего участия в этом туре до конца.

Тогда и возникла неловкая напряженность между Maiden и Guns. Разумеется, это способствовало тому, что натянутые отношения Желтых – Красных (Yellow—Red) стали взрывоопасными. Среди команд начался гул голосов, и в итоге, общение между двумя группами стало невозможно. Ситуация была неловкая, но мы были вынуждены проводить там время и пройти через это.

Тур Maiden охватил Канаду и продолжился на юге, в Сиэтле и Северной Калифорнии. Не уверен, но думаю, что это был концерт в Bay Area, когда Эксл отказался уезжать из гостиницы на концерт. Насколько я помню, он все еще оставался в своей комнате, когда мы уже уехали на концертную площадку, и Алан был с ним. Немного погодя нам сообщили, что Экслу нездоровится, и он не может выступать. На концерт Maiden собралось много народу, так что Алан настоял, чтобы мы с Даффом вышли и сообщили им о болезни Эксла. Когда мы вышли на сцену, толпа приободрилась и приветствовала нас, пока они не услышали то, что мы должны были сказать. Было очень страшно; я вовсе не желал попасть в такую ситуацию. Как бы там ни было, наша с Даффом новость была воспринята не совсем хорошо — и впервые за всю нашу карьеру мы увидели такую реакцию. Толпа была по-настоящему расстроена — а мы ведь не были даже хэдлайнерами. Мы не ожидали такого от фанов Maiden. Мы понятия не имели, что наши пути пересеклись. Это была приятная неожиданность.

Предполагалось еще несколько концертов с Maiden в Калифорнии, чтобы закончить тур, и хотя никто из нас не хотел выступать в таком составе, нам пришлось подчиниться. Было два концерта в Irvine Meadows, но больное горло Эксла не позволило ему спеть на этих последних выступлениях, у нас не было другого выбора. Я не помню точно, как так получилось, но у Алана было достаточно времени, чтобы выкрутиться и выполнить контракт. В результате открывать шоу были приглашены L.A.Guns, а затем они джемовали с нами. Дафф, Иззи, Стивен, и я вышли с неохотой — в лучшем случае — чтобы отыграть минимальное количество песен. Мы выступили, а затем ребята из нашей команды сказали мне позже, что L.A.Guns пытались испортить наше оборудование; они выключили все усилители, чтобы выставить нас дураками. Предполагаю, Трэйси (Tracii) переживал, что я обыграю его. Как бы там ни было, они попытались кардинально этого избежать, но наши люди уличили их и исправили неполадку. В любом случае, тот концерт прекратил все мирные отношения между Трэйси Ганзом и мной.

Те концерты были последними в том туре. Когда мы вернулись в Лос-Анджелес, я начал тусить с Уэстом Аркином (West Arkeen) и среди окружения группы обо мне пошли беспокойные слухи, что я снова принялся за героин. По правде говоря, я только однажды ширнулся. Но у них были благие намерения: они волновались, что я смогу с собой сделать, пока не начнется следующий тур. И они сильно ошибались. Я отличался буйным нравом и меня сложно было сдерживать. Помня об этом, Алан решил, что Дуг должен взять меня с собой на Гавайи, чтобы немного расслабиться.

Мы с Дугом отправились на Мауи (Maui- гавайский остров), и он был прирожденным игроком в гольф, так что полностью сосредоточился на нем. Я, как предполагалось, впитывал солнце и "расслаблялся"... это был кошмар. Вокруг были одни бунгало; мы арендовали автомобиль на неделю и забили наши маленькие хижины продуктами. Получалось так же дорого как пребывание в гостинице, но на деле гостиницей и не пахло вообще. Предполагался двухнедельный отдых, но я был готов уехать уже через пять дней. Я начал звонить Дугу и требовал заказать билеты на самолет в более интересное место.

- Я готов лететь куда угодно, чувак! - кричал я. - Гребаный остров, почему я здесь?

- Слэш, расслабься, это круто, - сказал он. - Хорошо, куда ты хочешь?

- Все равно! Твою мать. Я хочу в гребаный Нью-Йорк!

В итоге, вместо того, чтобы отправить меня, он вызвал ту горячую стриптизершу, с которой я познакомился в Торонто. Дуг устроил все это, и я был счастлив. Я думал, что теперь смогу расслабиться, но я все так же напивался. Особенно однажды ночью я напился с нею, и не нашел ничего лучше, как разбить все стекла во входной двери нашего бунгало. Я ни о чем не думал вообще; тогда мне казалось это совершенно естественным. Внезапно той ночью раздался стук в дверь, когда мы сидели на кушетке, и вошел этот огромный полинезиец, работающий охранником на курорте, без тени улыбки на лице.

- Вы разбили это стекло? - спросил он.

- Да, - ответил я. - И что?

- Вы должны убрать осколки, - сказал он зловеще. - Вы должны убрать этот беспорядок.

По сути, он был прав; да, я должен был убрать разбитое стекло.

Я вышел из себя. Я платил огромные деньги за одну ночь пребывания там и не собирался убирать за собой.

"Почему бы тебе самому не убрать эти гребаные осколки, чувак?" сказал я ему.

Секунду парень смотрел на меня пристально, затем схватил меня за шею и отбросил к стене. Я не ожидал этого; все, что я знал, - то, что едва мог дышать, и что сильно ободрал свою голую спину об оштукатуренную стену.

Моя девочка сошла с ума и вскочила на спину парня, словно озлобленный Каин. Это не очень помогло; он вцепился в мою шею как питбуль: он сдернул ее одной рукой, но другой он крепко держал меня за горло. Сцена была довольно громкая; уже через несколько минут возле нас собралась толпа. Вышла пара из соседнего бунгало, и полинезиец заметил их, и как будто сработал крептонит (kryptonite – вымышленный полимер, обладающий смертельной властью над Суперменом): внезапно он выпрямился и просто убежал. На следующий день я попытался найти его, но это было бесполезно: он исчез и больше не возвращался; очевидно, он бросил свою работу.

Вскоре у нас был минитур: Алан устроил его, чтобы мы не расслаблялись профессионально. Мы выступали в Фениксе с TSOL (9-10 июля 1988 г. – прим. Тимофеевой), и я помню, что когда появился там, вся наша команда была рада видеть меня. Я загорел, и Дуг был очень горд; ведь именно он взял меня с собой на Гавайи и прочистил мне мозги. Мне показалось это довольно смешным.

Мы отыграли первый концерт, и все было замечательно, но следующим вечером Эксл не появился: он отказался выходить из комнаты. Не знаю, какими способами Дуг и Алан пытались его вытащить, и я до сих пор не понимаю причины такого поступка Эксла, но, на мой взгляд, это был серьезный удар по репутации. Мы были самостоятельной группой; мы были хедлайнерами, и не могли просто простить такое. Существует не так много причин отказа выхода на сцену — если в семье кто-то умер, или ты сам умер или болен, причем смертельно, это простительно. В остальных случаях ты выползаешь на сцену, если это необходимо. Это вызвало цепную реакцию — в тот момент открылись шлюзы дисфункции (the floodgates of dysfunction).

Стивен нашел какого-то продавца наркотиками в Фениксе, и мы с ним вмазали; я не уверен насчет Иззи и Даффа, но нам со Стивом было море по колено. Все, что я помню о той ночи, как наша гостиница представлялась нам огромной пещерой; от моей комнаты до комнаты Стивена казалось шесть миль пути. Эта гостиница была мрачной и унылой: там было множество людей, которым требовался номер для вечеринки после концерта и они были в полном разгаре, так что повсюду ощущалась жуткая, наркоманская атмосфера.

С восходом солнца, Дуг и Алан созвали группу на деловой завтрак. Дафф, Иззи, Стивен, и я по очереди появились в ближайшем ресторане, и подсели к Алану, и он начал говорить о бизнесе. Он сказал нам, что мы чуть было не разрушили все, чего с таким трудом добились. Я с трудом находил в себе силы, чтобы сосредоточиться хотя бы на пару секунд, в то время как Алан продолжал говорить о том, чем это все может закончиться. Мы высказали наше разочарование поведением Эксла и тем фактом, что он даже не появился на встрече. Но мы при этом понимали, что не можем просто так пойти и взять нового вокалиста. Казалось, что Алан нас поддержал и намеревался поговорить с ним. Конечно, ничего из этого не вышло.

Мы вернулись в Лос-Анджелес и отменили остальную часть нашего тура. Затем: разогрев для Aerosmith. Нам полезен в тот момент был микроклимат разогревающей группы. Их менеджер, Тим Коллинс (Tim Collins), начал борьбу с пьянством, и группа потратила миллионы, чтобы вернуться к трезвому образу жизни. И они пригласили разогревающую группу, которая разваливалась на части. Можно себе только представить, что пришлось Алану выдумать о нас, как о крутой группе, чтобы получить этот контракт.

Том Зутот (Tom Zutaut), Алан Найвен (Alan Niven), и Дуг Гольдштайн (Doug Goldstein) прочитали строгое предупреждение Тима Коллинза о том, чтобы не подвергать опасности трезвость Aerosmith, и затем мы встретились с ним лично. Нас разоблачили в его гостиничном номере в Лос-Анджелесе, когда мы заказали выпивки примерно на 1 000 $ , пока он был в ванной. Когда в номер вкатили огромную тележку с едой и напитками, Тим не сказал ни слова, только ухмыльнулся.

- Извини, чувак, - сказал я. - Мы проголодались... и нас замучила жажда.

Таким способом мы показали ему, что не желали расставаться с прежним образом жизни, но мы согласились с несколькими основными принципами. Все алкогольные напитки употреблялись в немаркированных чашках и все бутылки прятались с глаз долой, и конечно никакого упоминания о героине или кокаине. Это не было проблемой: в то время, когда мы принимали наркоту, нам ничего не стоило соврать, поскольку ни один из нас не желал делиться с кем-либо.

Тур начался в июле и продлился два месяца, и я был счастлив работать с одной из групп, которая так много значила для меня. Новый альбом Aerosmith, Permanent Vacation, - первый альбом, написанный приглашенными поэтами - песенниками и содержал лучшие хиты группы за долгие годы, и хотя я не считал особенно крутым обращение к поэтам-песенникам, я был счастлив видеть их возвращение из небытия.

Начало тура Aerosmith было беспокойным: мы стартовали в Иллинойс (17 июля 88 г.- прим. Тимофеевой), и в то время, когда остальная часть нашей группы появилась довольно рано для саундчека, Эксл пропал без вести и появился за полчаса до начала шоу. Я помню, как Стивен Тайлер (Steven Tyler) подошел ко мне и спросил, - Эй... ну и где твой вокалист? - Это стало постоянной фишкой; так он приветствует меня всякий раз при нашей встрече. В самую последнюю минуту появился Эксл, когда все кругом были сильно напряжены, но, несмотря на это мы отыграли достаточно хорошо.

Мы играли на Giants Stadium в том туре (16 августа 88 г. – прим. Тимофеевой), вместе с Deep Purple. Тот стадион таким огромным, и у нас было очень много места на сцене, так что мы могли свободно бегать по ней; мы были всегда хороши в этом. У нас было сорокапятиминутное выступление, и мы играли "Paradise City" дважды, потому что снимали ее для видео. Толпа просто безумствовала. Тот стадион вмещал около восьмидесяти тысяч людей, и, несмотря на то, что он не был заполнен полностью, мы никогда не играли перед публикой, большей, чем эта. Энергия была невероятная. Это был один из тех моментов, когда я действительно понял, насколько популярны мы стали в "реальном" мире. Это был момент прозрения.

Помню саундчек в тот день; я вышел на середину арены, это огромная площадь, и играл на своей гитаре, совсем недолго, и все развесили уши. У нас было очень много ситуаций, начиная с того первого концерта в Сиэтле, с таким же взаимопониманием и энергетикой. Если уж на то пошло, мы были достойны стадионных выступлений с самого начала; мы умели делать вещи, необходимые как для очень маленькой аудитории, так и более масштабным выступлениям.

Мы прошли за кулисы, и я был на седьмом небе от счастья, так что я сел в наш автобус и порадовал себя пятью дорожками кокса и несколькими глубокими глотками Джека Дэниел. Буквально через минуту после этого зашел знакомый фотограф Джин Киркланд (Gene Kirkland) и сказал, что он должен снимать Джо Пери (Joe Perry) для обложки журнала Rip Magazine, и Джо попросил, чтобы я принял участие в съемке. Кокс буквально свалил меня, даже Джек не особо помог; я чувствовал себя Снеговиком Фростом (Frosty the Snowman –герой рождественской детской песенки – прим. Тимофеевой).

Я сказал Джину, что подойду через несколько минут и залил в себя Джека по максимуму, затем я перевернул весь автобус в поисках своих солнцезащитных очков. Я задержался возле зеркала, сделал несколько глубоких вдохов, и вышел как можно непринужденней. Я прогулялся до встречи с Джо, пытаясь не делать резких движений и надеясь, что моя улыбка выглядела более естественной, чем мне ощущалось. Кокс делает тебя параноиком и трудно скрыть эффекты его действия. Я встретил Джо раньше, чем планировал, но я не хотел, чтобы он видел меня обдолбанным. Я смеюсь каждый раз, когда вижу снимки той фотосессии, потому что все мои знакомые знают, что я никогда не улыбаюсь и держусь, как правило, холодно. Так или иначе, я старался сохранять спокойствие, но мое лицо меня не слушалось.

В том туре мы старались вести себя как следует, но Стивен Тайлер был убежден, что мы зависали все время. Он постоянно интересовался, чем мы занимались прошлой ночью. Он приезжал к нам каждый день и спрашивал в своей ритмичной, скоропалительной манере, "Что вы делали вчера вечером? Вы принимали наркоту? Вы трахали девочек?" Стало сложно соответствовать его ожиданиям.

Единственная неприятность, случившаяся с нами и Aerosmith, произошла где-то на Среднем Западе. Был долгий переезд из гостиницы до места выступления, Эксл опаздывал, и первый автомобиль был полон, так что я решил его дождаться. Остальные ребята добрались превосходно, но мы застряли в пробке на двухполосном шоссе. Мы до безобразия медленно двигались вперед, а время шло. Эксл был спокоен, но я очень волновался. Нам, так или иначе, удалось добраться в сопровождении полицейского эскорта за 5 минут до начала концерта. Помню, как пошел в раздевалку, надел новую майку и поднялся на сцену. Я прошел мимо Джо Перри, который просто наблюдал за мной, усмехаясь, как будто говорил, "Ха-ха. На этот раз тебе повезло".

Скоро стало ясно, что, несмотря на радио-хиты Aerosmith, мы приобрели доминирующую привлекательность. Это случилось очень быстро для нас, благодаря постоянным ротациям на MTV " Sweet Child o' Mine": за несколько недель после выхода сингла в начале июня, песня стала хитом номер 1, и мы приобрели больше народной популярности. Мы узнали об этом от менеджмента, но до меня не дошел весь смысл, пока Rolling Stone не появился в туре: они послали репортера, чтобы сделать статью с фото на обложке про Aerosmith, но через нескольких дней, наблюдая за реакцией толпы и за нашими выступлениями, журнал решил поместить на обложку наше фото. К концу тура мы были абсолютно независимыми, производя такой ажиотаж, что в значительной степени озадачивало меня каждую ночь.

Тем не менее, мы по-прежнему были настоящим цыганским табором, поэтому менеджер Aerosmith, Тим Коллинс, прислал каждому из нас прощальный подарок, который был нам так необходим: чемодан. Они подарили нам по алюминиевому чемодану Halliburton, который хранится у меня до сих пор. Тим понял, что мы относимся к такому типу людей, которые могут десятилетиями обходиться без чемодана в туре — и он был прав. Я помню, как был взволнован и благодарен за это; я зашел в раздевалку к Джо и Стивену и поблагодарил их от всего сердца. Они посмотрели на меня как на идиота; теперь я понимаю, что вероятно они понятия не имели об этом подарке их менеджера для нас.

Во время нашего тура с Aerosmith мы сняли свой третий видеоклип. Живые выступления для "Paradise City" были сняты в двух местах; первым был Giants Stadium в Нью-Джерси (New Jersey) и вторым был фестиваль Монстры Рока в Доннингтоне в английском Мидлендсе (the Monsters of Rock Festival at Castle Donnington in the English Midlands) месяц спустя, 20 августа 1988. К моменту выступления на фестивале "Sweet Child" и "Welcome to the Jungle" транслировались по всему миру, и наш альбом входил в Десятку Лучших (Top Ten). На этом шоу мы столкнулись с сумасшедшей реакцией, не виданной нами прежде. Фестиваль побил все рекорды в том году, превысив расходы в сто тысяч марок. Возможно, лучшего места для видеосъемки живого выступления группы и придумать было нельзя, … за исключением факта, что два человека были затоптаны насмерть перед сценой во время нашего выступления.

Аудитория была сумасшедшей, настоящее море подвижных людей. Эксл не раз останавливался, чтобы управлять толпой, но успокоить ее было невозможно. Мы понятия не имели, что в толпе были пострадавшие, не говоря уж об убитых; после концерта мы отмечали в соседнем пабе, вошел совершенно обезумленный Алан и сообщил нам новости. Это было ужасно; никто из нас не знал, что делать: то, что было причиной для празднования, моментально превратилось в трагедию. Это было началом длинного, странного и противоречивого периода.

Меньше, чем через месяц Ганзы представляли "Welcome to the Jungle" на церемонии MTV Video Music Awards и забрали с собой награду, как Лучший Новый Артист Года (Best New Artist Award). Хотел бы я знать, где этот трофей сегодня; предполагаю, что я оставил его в такси, и чем больше я об этом думаю, так нам и надо. Затем, 24 сентября 1988 — спустя почти год, месяц и день после своего релиза альбом Appetite for Destruction в течение трех недель находился в десятке лучших альбомов Billboard. Вот так началось господство нашего террора. По правде говоря, все, чего мы добивались – это быть в десятке hair metal-групп, добиться успеха в своей жизни. Мы, по крайней мере, я, никогда не стремились быть Мадонной; настоящая поп-звезда такого уровня не имеет ничего общего с нашей группой, как мне думается. Но прежде, чем я понял, мы добились своего едва ли не за одну ночь.

После такой заботы о нас, как выпуск альбома, затем годичного ожидания нашего успеха, Том Зутот не собирался позволить нам снижать темпы: он убедил нас сделать акустическую запись сразу же после выхода альбома Live! Like a Suicide, и немедленно ее выпустить. Мы назвали ее G’N’R Lies и выпустили 29 ноября 1988 года. Альбом попал в пятерку лучших через неделю после своего выхода, и неожиданно группа, на которую Geffen особо не рассчитывал, установила рекорд: мы были единственной группой, имеющей два альбома в пятерке лучших одновременно на протяжении всех 80-ых.

Мы уже сокрушили Америку и Великобританию, так что Алан заявил нас в тур по Японии, Австралии, и Новой Зеландии, где только что вышел наш альбом. Япония была этаким культурным шоком; проснувшись на первое утро, я выглянул из своего окна, и все японские игрушки и каждая история о Годзилле, фанатом которых я внезапно стал, приобрели новый смысл. Иззи было хуже, чем мне: он реально завис на неделю до нашего отлета, поэтому чтобы без проблем перенести десятичасовой перелет, он выпил горсть Валиума, едва зашел в самолет. Он проспал весь полет и оставался невменяемым после, так что нам пришлось нести его через иммиграционный контроль. Мы приложили все усилия, чтобы поддерживать его на протяжении всей процедуры, но было не похоже, что он хотел этого.

Когда он проснулся в своем гостиничном номере, не имея ни малейшего понятия, где находится, он позвонил на стойку регистрации, сомневаясь, остановился ли кто из нас в этой же гостинице. Они соединили его с номером Стивена.

- Эй, чувак, это - Иззи, - сказал он. - Мм... где я?

- Эй, чувак! - ответил Стивен. - ты в Японии!

- Нет.

- Да, чувак! Мы в Японии!

- Иди ты к гребаной матери, - сказал Иззи. - Не может быть.

- Да, чувак, выгляни в свое гребаное окно!

Как и любая другая хард-рок или хэви-метал группа, выступающая в Японии, мы зависали в Roppongi - в действительности мы остановились в Roppongi Prince Hotel. Выбирая между разбавленными напитками и некачественными наркотиками, я сразу же измучился, потому что понятия не имел, куда же еще пойти. Большую часть тура я просидел взаперти своего номера, комната которого, следует упомянуть, была размером десять на десять футов, из которых использовалось 50. Разумеется, там была барная стойка, но помимо прочего, я не мог общаться с симпатичными японскими фанатками. Они встречали нас в аэропорту, некоторые из них сопровождали до гостиницы, и караулили в холле или возле входа в гостиницу, на случай, если мы решим выйти. Я был польщен, но находил это довольно странным. Пару раз меня под охраной отвозили в Хард-рок кафе и еще какие-то клубы, и я не видел никакой причины для повторных поездок: псевдо- танцпол рок-клубов, полный приезжих американских моделей, ничего не значил для меня. К счастью, я встретился со знакомой девочкой из Лос-Анджелеса, и это сделало вещи более терпимыми. Иначе, мои воспоминания об этом туре сводились бы к трем вещам: липкий рис, саке, и Джек Дэниэл.

Мы сыграли всего пять концертов и на сверхскоростном пассажирском экспрессе отправились выступать за пределами Токио. Нашим промоутером по Японии был господин Удо (Mr.Udo), который известен сотрудничеством со всеми крупными хард-роковыми группами того времени; он видел самые скандальные группы от Van Halen до Motley, благополучно устраивая их концерты по стране без несчастных случаев. По обыкновению, г. Удо принимал нас за обедом, на котором присутствовали руководители нашего японской студии звукозаписи и важные спонсоры — которые, как нам сказали, были членами Якудзы, японской Мафии. Нас предупредили, чтобы мы не показывали свои татуировки той ночью, дабы не оскорбить Якудзу: в Японии татуировки несут намного больше значения, чем в других странах, и нанесение тату является важным элементом культуры Якудзы. Разумеется, мы не послушались: у Эксла были короткие рукава, и я снял свой пиджак и завернул рукава моей футболки, не задумываясь об этом. Обед прошел в приятной атмосфере, и г. Удо в конце встречи подарил нам в качестве прощального подарка по видеокамере. Эти камеры были добрым жестом, который обернулся для нас проблемой в итоге: ни одному из нас не хватило ума записать их как подарки при прохождении таможни, так что японские власти задержали нас при их обнаружении. Некоторых из нас, по крайней мере: я забыл, к какому времени нам надо было в аэропорт, и думаю, что Стивен тоже. Дафф, так или иначе, прошел контроль, но остальных ребят задержали. После часа допроса, Иззи решил проблему, разбив камеру перед охранниками. Эксл, однако, этого не сделал, и его обыскали по полной программе; я полагаю, что его заставили раздеться догола. В любом случае, мы пропустили наш самолет, ожидая его.

Нашей следующей остановкой была Австралия; у нас был небольшой тур в Сиднее и Мельбурне, и поскольку наш альбом только-только вышел у них, взломав их сознание, мы реанимировали несколько каверов, таких, как "Marseilles" от Angels(австралийская рок-группа 70-х) и "Nice Boys Don't Play Rock 'n' Roll" одной из самых великих рок-групп Австралии, Rose Tattoo (известная австралийская хард-рок группа с 1976 г.). Мы планировали встретиться, и я должен сказать, что лидер их группы, Энгри Андерсон (Angry Anderson), кажется, все-таки был. У Энгри татуировок больше, чем у кого-либо, и он был в точности таким же настоящим и искренним, как я и думал.

К этому времени у нас обнаруживались признаки физического износа по медицинским показаниям из-за насыщенности турами. Они сделали свое дело. Мы были также испорчены явным энтузиазмом американских фанатов, так что Австралия нас немного разочаровала, когда мы нуждались в подъеме. Девочки были сдержаннее и независимее. Они не расталкивали друг друга, чтобы увидеть нас, если встречались на нашем пути. В это время героин снова показал свое уродливое лицо: мы с Иззи столкнулись с кем-то, у кого было немного и ширнулись. Затем мы обнаружили, что в Австралии существует давняя культура героина. Мы принимали наркоту вместе, понемногу то здесь, то там, тем не менее, это не превратилось в каждодневную привычку.

Мы смогли извлечь из этого выгоду и написать немного хороших песен во время этого тура. "Civil War" была инструментальным вариантом, который я написал как раз перед нашим отлетом в Японию. Эксл начал писать лирику, и мы обработали ее на саундчеке в Мельбурне, сначала вступление, затем хэви-секшн (heavy section). Эта песня сложилась очень быстро. После пяти концертов в Австралии мы заглянули в Новую Зеландию, и в этот момент я понял, что выдохся полностью. Это было два долгих года в дороге. В то же самое время я не хотел возвращаться домой, потому что мне некуда было идти.

Когда мы вернулись в Лос-Анджелес, я сделал себе редкий подарок: гитара. Каким-то образом этот коллекционер связался с нашим менеджментом, потому что он хотел продать мне Лес Пол 1959 Джо Перри (Joe Perry's 1959 Les Paul) — Sunburst табачного цвета (Cм. ссылку про эту гитару http://www.guitars.ru/05/info.php?z871 – прим. Тимофеевой), он фотографировался с ней бесчисленное количество раз. Бывшая жена Джо продала гитару, когда тот сидел на наркоте и у них были трудные времена. И теперь этот парень принес фотографии и всю документацию. Я хорошо знал эту гитару - Джо держал ее в руках на постере Aerosmith, висевшем у меня на стене. У нее была одна отметина (трещина); это была хорошая сделка.

Парень хотел за нее восемь штук (8000 $), и хотя я никогда в жизни не тратил восемь тысяч на что-либо, эта гитара должна была быть моей. Это был довольно волнительный момент, когда я, наконец, взял гитару в свои руки; тот самый инструмент, который сыграл огромную роль в моей жизни, был теперь моим (и я использовал ее в клипе "November Rain"). Я на самом деле чувствовал себя успешным.

Если мне не отказывает память, это было как раз в то время, когда я окончательно отправил на хранение гитару, которую использовал на Appetite и в клипе "Welcome to the Jungle", моя точная копия Лес Пола (и дублирующая модель той, которую я купил). Во время концертов я жестоко обращался со своими гитарами, и к моменту окончания всех этих туров они были серьезно разбиты.

В любом случае, мне требовались две новые гитары для туров, так что я обратился к Gibson относительно двух Лес Полов Стандарт (Les Paul Standards). Они ценили мою преданность, но так как в тот момент я не был высококлассным профессионалом, они не отдали мне их бесплатно, а продали по оптовой цене. Это было прекрасно: я получил два красно- оранжевых Sunburst и тут же заново отполировал их так, чтобы они выглядели не такими новыми и ярко цветными. Я хотел, чтобы они были слегка матовыми и более потрепанными. Одну гитару я использовал в продолжении тура Appetite, на протяжении всего тура Use Your Illusion , и в обоих турах Snakepit. Ее также можно увидеть в клипах "Sweet Child o’Mine" и "Paradise City". Другая оставалась запасным вариантом.

Они видели жизнь, мягко выражаясь. Когда создавался Velvet Revolver, эти гитары были настолько убиты, что я решил не отказываться от них, но использовал как можно реже на сцене – я беру их всякий раз, когда мы играем "Fall to Pieces". Чтобы заменить их, я попросил у Gibson еще одну пару и на сей раз, вероятно, я был чуть большим профессионалом, так что они дали их мне безо всяких вопросов. На самом деле они пошли дальше: они сделали мне модель Лес Пола Слэша (Slash model Les Paul), которая является точной копией тех Стандартов 1988, купленных мною у них много лет назад. Сейчас я использую их на сцене, и они абсолютно точные копии, когда я в первый раз открыл корпус, чтобы посмотреть серийный номер, 001, я думал, что вижу свою оригинальную гитару, вернувшуюся ко мне. У точной копии есть все уникальные трещины, царапины и сигаретный ожог, которые были на моей гитаре. У нее даже есть трещина в грифе с тех пор, как она взорвалась перед моим лицом, а потом ее починили — мы доберемся до этой истории немного позже. Как бы там ни было, гитару назвали Slash Signature – она была абсолютно похожа на мою. Учитывая, что они сделали то же самое для Джимми Пэйджа — они копировали гитару, которую он использовал для The Song Remains the Same и на всех самых известных альбомах Led Zeppelin — мне польстило, что они и со мной поступили также.