Этот день Победы. Ветераны Челябгипромеза в Великой Отечественной войне

Уроженец г. Свердловска.

В Челябгипромез прибыл по окончании Уральского политехнического института с дипломом инженера-механика и был зачислен инженером-конструктором в сектор металлургического оборудования. До поступления в институт с отличием закончил строительный техникум.

Целеустремлённость, настойчивость, наклонности к конструкторской работе способствовали быстрому становлению Валентина Сергеевича в ряды ведущих специалистов-механиков. Его хорошие организаторские способности, инженерные знания и навыки были определяющими в его служебном продвижении.

В ноябре 1957 года В. С. Мокин был назначен старшим инженером, а в феврале 1958 года — руководителем группы.

С 1961 по 1969 год Валентин Сергеевич уже трудится в должности главного инженера-куратора на строительстве сложных комплексов Челябметкомбината: блюминга «1300», мелкосортного стана 250 и конвертерного цеха. Оперативно решая вопросы по ходу строительства, он сумел организовать работу и добиться, чтобы со стороны строителей не было претензий к институту.

С 1 января 1969 года приказом директора института Валентин Сергеевич был назначен начальником отдела механизации и метоборудования.

Систематически проводил большую работу по воспитанию и техническому обучению персонала, укомплектовал отдел высококвалифицированными кадрами.

О солдатских походах и жизни военной рассказывает Валентин Сергеевич.

В день начала войны я жил в Свердловске, мне ещё не исполнилось 17 лет, я только что закончил 7 класс школы. Утром 22 июня группа учеников нашей школы возвратилась из трёхдневного турпохода в Смоленские пещеры, а в 11 часов я узнал, что началась война.

Осенью начались занятия в школе, но на другой же день всех нас, учеников старших классов, отправили в колхоз на уборку урожая, где мы пробыли месяц.

Недолго мне пришлось учиться в 8 классе, т.к. первого января 1942 года я был мобилизован в школу ФЗО № 32 — с этого момента началась для меня война, но пока на трудовом фронте. Работать токарем начал сразу, с первого дня. Обучение шло параллельно с работой.

Мы работали на заводе, который выпускал снаряды для многоствольных миномётов «Катюша». Через 2-3 месяца нам были присвоены разряды, и мы стали работать самостоятельно.

Работали по 12 часов в сутки; в день пересмены иногда приходилось работать и по 18 часов, регулярных выходных не было. Питание было плохое, жить стало трудно. Выручал немного коммерческий хлеб, очередь за которым приходилось занимать с ночи. Законы были чрезвычайными — за опоздание на 20 минут отдавали под суд и присуждали возмещение деньгами из зарплаты 10-20% на какой-то срок.

Получив специальность токаря-универсала, я некоторое время работал в инструментальном цехе, а затем был направлен помощником мастера в ту же школу ФЗО, где проработал до 10 сентября 1942 года.

11 сентября 1942 г. был мобилизован в Красную армию и попал в Еланские лагеря (под г. Камышлов Свердловской области) в учебный полк. Тяжело далась учёба на миномётчика: из дома, из тепла сразу попал в холода, в землянки, на голодный тыловой паёк, да и занятия проходили в основном на улице по 10-12 часов.

В течение зимы меня пытались два раза пристроить в военные училища, но мне удавалось «увернуться». В третий раз меня всё же определили в Тюменское пехотное училище в г. Тюмень. В нём я проучился с весны до 1 августа. Условия были почти такими же, как в Еланске, правда, было лето, тепло, одеты были получше и жили в домах.

К августу 1942 года на московском направлении, на Курской дуге, произошли крупнейшие кровопролитные сражения, и фронт нуждался в пополнениях. Тюменское пехотное училище было собрано по тревоге и почти все были отправлены на фронт.

Поезд шёл через Свердловск, где жили мои отец, мать и сестра. Перед тем, как попасть на фронт, хотелось повидаться с родными. В Камышлове я сел на скорый поезд и уехал вперёд эшелона. Очень рано утром я был дома, но дома была только мать. Отец был в командировке, сестра работала на уборке урожая.

Повидавшись с матерью, поехал на воинскую площадку ст. Свердловск, где и появился в момент подхода нашего эшелона. Всё обошлось хорошо, никто не заметил моего отсутствия в течение всей ночи.

Поздно вечером 10 августа наш эшелон остановился на ст. Тула. Вся станция была забита эшелонами — на фронт шла боевая техника и люди, а навстречу — санитарные поезда (товарные) с ранеными. Здесь в первый раз явственно ощутилась война!

Утром 11 августа мы выгрузились на ст. Козельск, где были уже починены 2-й и 3-й пути, всё остальное, включая и вокзал, было разрушено. Отсюда начались мои фронтовые дороги.

Впервые увидели разбитую технику, воронки от бомб, сгоревшие и разрушенные деревни и города, трупы убитых лошадей, ощутили трупный запах и запах горелой земли в местах бывших деревень; начались ночёвки или сон от усталости там, где остановились: под кустом, в окопе, в чистом поле — всё равно.

Пешком прошли от Козельска через Жиздру и Карачев в район Брянска.

Здесь вступили в первые бои, и к уже описанным фронтовым впечатлениям добавилась непрерывная работа — как только остановка, рой окоп для себя и для миномета. Продвинулись на километр — всё сначала.

Перед тем, как выдать оружие и снаряжение, в дивизии нам продемонстрировали исполнение приговора военного трибунала «самострелу» — солдат потерял два пальца на левой руке при взрыве гранатного взрывателя и был обвинён в членовредительстве с целью демобилизации. Трибунал приговорил его к расстрелу. Солдата вывели под конвоем, поставили лицом к вырытой могиле, зачитали приговор и солдат на наших глазах был расстрелян и зарыт в могилу. В то время это была, наверное, вынужденная жестокость — вновь прибывшим наглядно показывали, чем чревато паникёрство, трусость, членовредительство и т. д.

В первых числах октября я был легко ранен, некоторое время находился при медсанбате. В это время нашу часть перебросили на другой участок фронта — под Великие Луки, где мы несколько дней отдыхали, затем на Октябрьские праздники сходили за 40 км под Новосокольники для укрепления обороны, а затем нас перебросили под г. Городок (Витебская область).

Мы заняли оборону в лесу. Жили в окопах, было холодно. Затем нас перебросили в район г. Витебска, западнее его, хотя немцы были в Витебске. В это время шли бои местного значения, и мы периодически участвовали в артподготовках с постоянным перемещением по фронту.

Здесь же, в районе бывшей деревни Топорино, я впервые на фронте попал в лес, По своей неопытности обрадовался — можно ходить во весь рост, а не ползать. «Счастье» моё продолжалось ровно час, затем начался обстрел, и все мины и снаряды взрывались вверху, как только касались веток деревьев, и оттуда, сверху, посыпали осколками всех, кто не мог спрятаться в землянку. Мой сослуживец Криводуб первым пострадал при обстреле, ему всю спину засыпало осколками. Мы положили его вниз лицом на волокушку из лыж и потащили по мокрому снегу в медсанбат. К утру нас вывели из леса на поле, где под слоем снега была вода (это было в январе-феврале). Вскоре у меня очень сильно заболели ноги, и я был отправлен в госпиталь, где пробыл до 10 марта 1944 года.

10 марта вечером к госпиталю были поданы американские грузовые машины с крытым верхом, и всех выздоравливающих погрузили в машины и перевезли на передовую. Я попал в пехоту. Три дня были мы в окопах второго эшелона, а 13 марта днём стали выдвигаться на передовую.

Для того чтобы попасть на передний край, нашему отделению надо было пройти по тропе через небольшую лощину, которая, как оказалось, простреливалась снайпером. Первым побежал по тропе командир отделения — ему снайпер попал в ноги, второй был санитар. Санитар, не добегая до места, где лежал командир отделения, упал и пополз к нему делать перевязку. Следующая очередь была моя. Я побежал и вынужден был перепрыгнуть через ноги раненого. Это меня, видимо, и спасло — я слышал свист пули, но в меня она не попала. Сделав несколько скачков по тропинке, услышал сзади себя взрыв. Моментально обернувшись, я увидел в 10 см от своей левой ноги небольшую воронку, из которой вился дымок — взорвалась какая-то мина, совсем рядом с ногой, но меня не задело. Второй раз за 5 секунд избежал ранения, а может быть, и смерти.

Добравшись до передовой, расположились в окопах. Быстро темнело. Примерно в полночь сквозь сон я услышал разговор разведчиков, которые уговаривали своего товарища пойти в окоп, а он решил подремать под берёзой.

Через несколько минут около ячейки раздался взрыв, и этот солдат, который спал под берёзой, свалился в мой окоп — он был без ноги и громко стонал. Третий раз беда миновала меня. Когда разведчики забрали своего товарища, я заснул.

В 3 часа ночи нашу роту подняли и направили в разведку боем. Это значит, что мы должны имитировать наступление, чтобы немец открыл по нам огонь — все огневые точки противника засекут и нанесут на карту, чтобы при большом наступлении уничтожить их в первую очередь. Могла погибнуть наша рота? Да, но зато потом потерь будет меньше.

Мы начали наступать, передвигались короткими перебежками.

Немцы открыли по нам огонь. Справа от меня упал боец, но он шевелится — видимо, ранен; слева упал и недвижим ещё один. В этот момент раздался сильный взрыв, и я ощутил очень сильный удар по правой ноге, через секунду почувствовал — по ноге течёт кровь. В четвёртый раз избежал смерти, но был ранен. Добрался до медсанбата, где мне сделали операцию, но осколок не достали, он зашёл очень глубоко. Операцию делали в палатке, где стояли два операционных стола на одного хирурга. С этим ранением я провалялся в госпитале месяца полтора-два, после чего попал в батальон выздоравливающих, где и пробыл до 10 июня 1944 года.

Днем 10 июня неожиданно батальон построили, отобрали человек 100, погрузили на машины и увезли на ст. Гусино под Смоленском, где мы на одной запасной железнодорожной ветке в течение недели разгружали эшелоны с боеприпасами (мины, снаряды, бомбы и т. д.). Два часа давали на разгрузку эшелона, затем подавали новый эшелон, и вторая смена приступала к его разгрузке, затем снова мы, и так круглосуточно.

К вечеру вдоль всего пути набирался склад штабелей боеприпасов. Нетрудно представить, что было бы, если бы немцы сбросили на эти склады хотя бы одну бомбу! Однако к утру, за короткую летнюю ночь, всё это увозилось автомашинами на передовую.

Было ясно, что готовится большое наступление. И оно состоялось.

21 июня из нас, выздоравливающих, были созданы и отправлены в штабы дивизии группы примерно по по 10-15 человек. Как потом выяснилось, это создавались конвойные команды для ожидаемых военнопленных немцев. В одну из этих групп попал и я. Дивизия, к которой прикомандировывалась наша группа, располагалась на торфяниках и болотах вблизи поселка Осенторф в 20 км от Орши.

День 23 июня 1944 года был днём начала, как тогда его называли, «пятого Сталинского удара». Он был нанесён на участке Бобруйск-Могилев-Орша и имел цель освободить Белоруссию.

Мне пришлось быть участником этой операции, как уже говорилось, в роли конвоира военнопленных. Нашей задачей было забирать в районе переднего края пленных и конвоировать их до штаба бригады. Затем мы возвращались, догоняя ушедшие вперёд войска, и брали новую партию. Пленных было настолько много, что с каждым разом приходилось всё меньше конвоиров на группу пленных. Например, на 50 человек сначала было 4 конвоира, потом 1.

Следует отметить гуманность советского человека. Эти пленные, будучи приведёнными в сборные пункты при штабе бригады, для начала мылись в бане, затем получали наш тыловой солдатский паек (кроме сахара и табака).

Разве можно это сравнить с тем, что делали с нашими пленными немцы?!

Наступление шло на участке протяжённостью 140 км, причём основной удар наносился в районе города Орша, где на линии в 33 км были сосредоточены главные силы. В этой операции по литературным данным участвовали (без тыловых подразделений) 400 тысяч человек, большинство — под Оршей. На каждый километр фронта приходилось по 212 орудий (т. е. через каждые 5 м — орудие), не считая минометов, «катюш» и танков!

Рано утром началась артподготовка, продолжавшаяся несколько часов. В результате такой «обработки» оборона немцев была смята, разрушена, огневые точки подавлены, и в этот прорыв было брошено большое количество войск.

Результатом этого наступления было полное освобождение Белоруссии и Литвы, выход Красной армии на государственную границу СССР.

Досталось это дорогой ценой. Только под Оршей из нашей 2-й армии в мемориальном комплексе погребено 10 тысяч человек.

В ходе всего наступления, до самых границ Восточной Пруссии, мне пришлось быть конвоиром. Всё время мы перемещались от фронта в недалекий (10-15 км) тыл, и снова к фронту. Приходилось попадать и под артобстрел, бомбёжки, но всё же это была уже не передовая, хотя некоторые и пытались устроить себе «передовую» в районе штаба бригады. Например: привёл я человек 15-20 пленных в штаб бригады, передал их документы офицеру. Вдруг вижу, подходит к офицеру, который принял от меня пленных, женщина-офицер, явно штабной работник. Поговорила она с офицером, тот ей кивнул головой в знак согласия, она вытащила пистолет и приказала одному из пленных отойти в сторону, метров на 10 к кустам и расстреляла его на глазах у всех.

Из запасных полков, из команд выздоравливающих стали набирать солдат, имеющих образование выше 7 классов для обучения на офицеров. Так я попал на курсы младших лейтенантов 3-го Белорусского фронта. Кроме учёбы мы занимались караулом и выполнением некоторых боевых заданий, так как курсы были в прифронтовой полосе и двигались вместе с фронтом.

В январе 1945 года было предпринято небольшое наступление, и наши войска вошли в Восточную Пруссию и продвинулись почти до Кёнигсберга. Наши курсы перебрались из Вильнюса в г. Рессель.

Перед самым перемещением мне пришлось участвовать в похоронах командующего 3-м Белорусским фронтом Черняховского.

В Ресселе, этом красивом, уютном, не слишком разрушенном немецком городке мне и довелось встретить День Победы 9 мая.

Радости, ликования, стрельбы было предостаточно.

В июле мы вернулись в Россию.

1989 г.