Помысел человека зол от юности его.
Многие ошибочно полагают, что эта библейская оценка природы человека лежит в основе Новозаветной концепции первородного греха. Согласно этой концепции, человек греховен от рождения, независимо от того, как он поступает, и этот грех нельзя смыть никакими поступками и праведными деяниями. Действительно, еще в книге Брейшит представлена мысль, что зло и эгоизм более присущи человеку, чем добро и альтруизм. Дети рождаются эгоистами и становятся щедрыми и открытыми лишь благодаря соответствующему воспитанию. Один мой друг говорит: «Вы разве когда-нибудь слышали мать, кричащую: “Джонни, хватит! Ты слишком самоотвержен! Прекрати отдавать свои игрушки другим детям!”»
В эпоху Просвещения концепция зла как основа человеческой природы начала сменяться в западном обществе на иные взгляды; теперь модным стало считать, что люди изначально чисты и добры, и лишь «злое» общество делает их плохими. Как следствие, мы видим сегодня столько организаций, пытающихся исправить общество, – и мало кто заботится об исправлении человека.
На самом деле общество облагораживает человека в той же мере, как и разлагает его личность. Спросите родителей, чьи дети отстают в развитии, страдают от ожирения, маленького роста или врожденных дефектов, кто чаще подвергает их детей насмешкам и издевательствам. Конечно, другие дети, а не взрослые.
Так что зло является частью человеческой природы. Однажды, в очередной раз пытаясь доказать это, я сказал: «Если бы человек был добр от природы, то в моменты, когда наши мысли текут свободно, мы обращались бы к хорошему. Что же происходит на самом деле? Представьте себе, все окружающие узнают, о чем вы думали вчера перед тем как заснуть. Что, испугались? Большинство из нас мечтает совсем не о прекращении голода в Сомали».
Однажды человек совершает грех, и во второй раз ему кажется, что это уже не грех более.
Большинство из нас чувствуют себя плохо, совершая аморальный поступок в первый раз, но нам уже гораздо легче совершить его во второй. А в третий раз этот поступок, как отметил рабби Носсон Шерман, вообще становится нормой поведения. Более того, мы начинаем думать, что люди, которые поступают иначе, – наивны.
Есть три греха, которые любой человек совершает каждый день: грешные (то есть развратные) мысли, надежда, что наши молитвы будут исполнены прямо сейчас, и злословие.
Злословие? Как можно сказать такое? (Конечно, мы не злословим каждый день.)
Имеется в виду пыль злословия.
Эти поступки считаются небольшими, неизбежными, но все же грехами. Поэтому следует пытаться избегать греховных мыслей, ибо если вы будете с ними бороться, это приведет к нарушению более серьезных заповедей, как, например, седьмой – запрещающей прелюбодеяние, или десятой – запрещающей желать жену ближнего твоего (Шмот 20:14). Все же Талмуд признает, что этот грех неизбежен. Это признание значительно облегчает муки совести, которыми часто сопровождаются сексуальные фантазии.
Также по-человечески понятны надежды получить немедленный ответ Бога на наши молитвы. Старая еврейская шутка рассказывает о бизнесмене, который молится: «Господи, ты помогаешь даже абсолютным незнакомцам. Ну почему ты не поможешь мне?»
Что касается злословия, то мало кто может за день не сказать ни одного плохого слова о других людях. Если вы уверены, что вас это не касается, проследите за собой в ближайшие 24 часа. Вы увидите, легко ли провести хотя бы сутки без злословия.
Все же, так как Раввины признают существование святых людей, не злословящих никогда, они говорят о грехе «пыли злословия». Здесь имеется в виду, что всегда можно выразить плохое мнение о человеке, вообще не сказав ни слова (например, пожав плечами, состроив кислую мину и т. д.) или заставить других людей обругать его (например, упомянув его имя в присутствии его врагов, и т. д.).
У великих людей – великие соблазны
Хотя есть святые, почти не имеющие злых наклонностей, раввины считают, что человек, обладающий экстраординарными способностями, имеет больше соблазнов и возможностей для их удовлетворения, чем его менее талантливые окружающие. Талмуд приходит к такому выводу после пересказа истории, случившейся с одним великим мудрецом:
Аббай однажды услышал, как один мужчина говорит женщине: «Давай пойдем вместе».
«Я пойду за ними, и не дам им согрешить друг с другом», – подумал Аббай.
Он последовал за ними через поля. Вдруг Аббай увидел, что они прощаются, и мужчина говорит женщине: «Было приятно идти вместе».
«А вот я бы не смог удержаться», – подумал Аббай.
В ужасе он пошел домой. Тут один старик подошел к нему и сказал: «У великих людей – великие соблазны».
Десять человек вместе совершают кражу и не стыдятся друг друга.
Общеизвестно, что человек, находясь в толпе, с трудом сохраняет контроль над собой. Приведенный афоризм Талмуда заставляет вспомнить документальные кадры, фиксирующие погромы и революции. На этих кадрах люди помогают друг другу громить магазины и вытаскивать из них вещи.
Когда вору нечего красть, он считает себя праведником.
Человек завидует всем, кроме своего сына и своего ученика. Сыну, как показано в примере со Шломо, и ученику, как видно в случае Элиши, он говорит: «Пусть тебе перейдет мой дух вдвойне» (II Млахим 269).
Вавилонский Талмуд, Санhедрин 105б
Раввины были поражены поздравлениями, которые принимал Давид от царедворцев, когда его сын Шломо стал царем вместо него (I Млахим 1:47). Царедворцы явно не боялись, что Давид отвергнет их поздравления. Элиша также не боялся, что его Учитель, Элияhу, отвергнет его просьбу «передать двойную порцию» пророческого духа.
«Ты просишь о трудной вещи», – отвечает Элияhу. При этом добавляет, что если Элиша увидит, как его увозят, то это будет знаком, что просьба удовлетворена. Через несколько минут Элиша видит колесницу, увозящую Элияhу на Небеса.
Если бы Реувен (Рувим) знал, что Всевышний, Благословен Он, напишет о нем: «И услышал Реувен, и избавил его (Иосифа) от рук их и сказал: “Не лишим его жизни”» (Брейшит 37:21), он бы отнес Иосифа к отцу на руках своих. И если бы Боаз знал, что о нем напишут «Он сказал: “Иди сюда и поешь хлеба и макай в уксус ломоть свой”» (Рут 21:4), он бы дал ей есть жирных телят.
Стремление к славе может положительно влиять на человека двумя путями: оно не дает ему совершать плохих дел или заставляет его поступать хорошо. Благотворительные организации знают, что получат больше пожертвований, если имя спонсора и сумму, которую он вложил, объявить публично.
Так, Танах говорит, что Реувен убеждал братьев не убивать Иосифа, а бросить его в яму, собираясь позже вернуться и спасти брата. Но Реувен не спешил обратно, и за это время братья успели продать Иосифа в рабство в Египет. Если бы Реувен знал, что вся эта история появится в наиболее читаемой книге всех времен и народов, он бы скорее всего спорил более настойчиво и не отходил бы от ямы, чтобы точно убедиться, что Иосиф спасен. Разве мы все не мечтаем прославиться?
Боаз был добр к Рут и подарил ей ячмень. Но если бы он знал, что о его подарке будут читать многие поколения, кто знает, не расщедрился ли бы он на большее?
Перспектива публичной известности также может не позволить сотворить зло. Один друг рассказал мне о ценном совете, который дала ему мать: «Всякий раз, когда ты собираешься влезть во что-то не очень хорошее, представляй себе, что о твоем участии напишут завтра в «Нью-Йорк Таймс». Если при этом ты не придешь в ужас, тогда делай как собирался».
Ученики Рабби Зейры спросили его: «Из-за чего ты достиг такой счастливой старости?» (В ответ Рабби Зейра перечисляет несколько вещей, самой замечательной из которых является): «Я никогда не радовался падению ближнего моего».
Рабби Зейра считал это очень редким качеством. И мы знаем, как часто люди, добрые во всем остальном, радуются несчастьям других. Летом 1992 года три книги на одну тему вошли в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс». Все три рассказывали о несчастном браке принца Уэльского и принцессы Дианы. Большая часть покупателей этих книг явно получала определенное болезненное удовольствие, читая о душевных страданиях «богатых и знаменитых». Люди часто получают извращенное удовольствие, когда с их ближних «сбивают спесь».
Не Бог построил Освенцим и его крематории. Это сделали люди. Может и трудно верить в Бога после Холокоста, но верить в человека – вообще невозможно.
Как писал британский психиатр Р. Д. Лэнг, «нормальные люди уничтожили около 100 миллионов других нормальных людей за последние 50 лет». Гете описал двойственность человеческой природы еще более сжато: «Неестественное – тоже естественно».
Человек в среднем, человечество в своей массе – это ужасная толпа, в которой каждому выпал никуда не годный жребий.
Одним из главных факторов, заставивших Фрейда прийти к такому грустному выводу, была весьма сильная и широко распространенная ненависть к евреям: «По вопросам антисемитизма… Я чувствую сильнейшее желание отказаться от своих эмоций по данному поводу и утвердиться в полностью ненаучном мнении, что человек в среднем, человечество в своей массе – это ужасная толпа, в которой каждому выпал никуда не годный жребий».
«И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Брейшит 1:31). Рабби Нахман сказал от имени Шмуэля, что слова «хорошо весьма» касаются «Йецер гар» – злых склонностей.
«Но разве злые склонности – это хорошо? (спросили Рабби Нахмана). – Как странно ты сказал!»
«Если бы не злые склонности, – ответил он, – люди бы не строили дома, не женились бы, не рожали детей и не занимались бизнесом».
Человек может создавать прекрасные вещи, даже имея при этом смешанные мотивы. (Например, мотивом пары для зачатия может быть похоть, мотивом ученого при поиске лекарства может быть обогащение.) Раввины убеждают людей поставить свои злые стремления на службу Богу. Так, хотя жажда славы является не очень благородным мотивом, если человек обуреваем ею, пусть он лучше захочет прославиться хорошими делами, например – пожертвованиями на больницу, которую назовут его (ее) именем.
Характер человека можно узнать по трем вещам: его чаше, его кошельку и его гневу.
Иными словами, по тому, как человек пьет спиртное, сколько он жертвует на благотворительные цели и как он себя ведет, когда его провоцируют, можно узнать многое о его личности. К сожалению, при переводе теряется выразительность иврита: слова на иврите здесь «косо» («чаша»), «кисо» («кошелек») и «каасо» («гнев»). Затем Талмуд добавляет еще один признак: «что он делает для собственного удовольствия».
Рабби Иуда сказал от имени Рава: «(в этических вопросах) никогда нельзя позволять себе расслабиться».
Талмуд объясняет это утверждение с помощью легенды, в которой рассказывается, как царь Давид просит Бога испытать его так же, как он испытывал патриархов (например, Абраhама он просил принести сына в жертву). Бог отвечает: «Я проверю тебя. И даже окажу тебе особую милость, ибо я не говорил (патриархам, что я их испытываю), но скажу тебе, что твоим испытанием будет прелюбодеяние». Сразу после этого Давид совершил величайший грех своей жизни, вступив в связь с Бат-Шевой, которая была замужем, и умертвив затем ее мужа… «Жаль, что язык мой не был обуздан тогда лошадиной уздой, и я сказал то, что я сказал», – так, согласно легенде, говорил потом Давид.
Такие испытания хорошо знакомы людям, страдавшим от зависимости, будь то алкоголизм, курение, азартные игры или беспорядочные связи с женщинами. Каждый должен знать свои слабости и держаться подальше от соблазнов.
Когда люди покидают этот мир, обычно даже половина их желаний еще не удовлетворена. Если у них есть сотня – им нужно две сотни. Если у них есть две сотни – им нужно четыре сотни.
Продолжая исследовать человеческие желания, мы приходим к выводу, что обычно человек хочет не только больше, чем имеет, но хочет того, чего не имеет вообще никто на Земле.
Школы Шаммая и Гиллеля спорили два с половиной года. Школа Шаммая считала, что было бы лучше (другой вариант – легче), если бы человек не был создан, а школа Гиллеля благодарила Бога за то, что Он создал человека.
В конце концов устроили голосование и было решено: «Для человека лучше было бы не появляться на земле, но так как он уже создан, то пусть отвечает за дела свои». Другие говорят: «Пусть думает, как жить дальше».
Наверное, невозможно трезвее оценить место человека в этом мире. Более поздние еврейские учителя боялись, что грешники будут цитировать это утверждение в свою защиту. Каждый может сказать, что вынужден жить, хотя никого об этом не просил, и поэтому не обязан выполнять никаких законов. Ожидая таких аргументов, рабби Яков Кранц из Дубно, живший в восемнадцатом веке, известный как Дубенский Магид (Дубенский проповедник), рассказал такую притчу:
Одна пара жила в мире и гармонии много лет. Муж был уродлив и глух от рождения, а жена была сварлива и слепа с детства. Будучи слепой, жена ничего не знала об уродстве своего мужа, а будучи глухим, он не слышал ругани своей жены.
Однажды они услышали о враче, способном на чудесные излечения и решили пойти к нему и узнать, может ли он исцелить их болезни. Они заранее договорились заплатить любую сумму, которую запросит врач, и случилось, что врачу удалось их излечить. Муж стал слышать, а жена – видеть.
К сожалению, тем и закончилась их семейная идиллия. Муж услышал ругань жены и скоро потерял терпение. Жена же, впервые ясно увидев его уродство, не могла теперь на него смотреть без отвращения. Поэтому, когда врач представил им счет, они отказались платить. Они сказали, что это он должен заплатить компенсацию за разрушенное семейное счастье.
Когда врач увидел, что не может заставить этих двух пациентов заплатить за услуги, он вздохнул и сказал: «Если я и вправду сделал вас несчастными своим лечением, я попытаюсь вернуть вам покой. Вас я сделаю снова глухим, а вам, мадам, я верну вашу слепоту, и тогда вы будете жить мирно и счастливо, как до лечения».
Однако от этого и муж и жена возмущенно отказались.
«Хорошо, – ответил врач, – если вы не хотите вернуться к своему старому состоянию, то мое лечение явно сделало вас счастливее, чем вы были. Так что будет справедливо, если вы заплатите мне за услуги».
«Пусть это будет уроком тем, – заключает Магид из Дубно, – кто отказывается принимать ответственность за свои поступки. Если жизнь, данная человеку, так дорога ему, что он не отказывается от нее добровольно, он должен платить за привилегию жить. И в какой форме должна происходить плата? В форме ответственности перед Богом за свои поступки».
Нееврей спросил Рабби Иешуа бен Kopxy: «Разве вы не утверждаете, что Бог видит будущее?»
«Да», – ответил Рабби.
Человек сказал: «Но если в Торе написано: “И пожалел Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своем” (Брейшит 6:6), то зачем Бог создал человека? Ведь он знал наперед, что пожалеет об этом?» Рабби Иешуа спросил: «У тебя есть сын?» «Да», – ответил человек. «А что ты сделал, когда он родился?» Человек ответил: «Я возрадовался и заставил всех радоваться».
Рабби спросил: «А разве ты не знал, что однажды твой сын умрет?»
Человек ответил: «Когда время радоваться, надо радоваться. Когда приходит время скорби – надо скорбеть».
Рабби ответил: «Так же и у Всевышнего, Благословен Он».
Человек вышел нагим из утробы матери своей и уйдет из мира таким же (Koheлет 5:14).
Раввины комментируют: «Жизнь человека можно сравнить с лисой, нашедшей виноградник, окруженный забором. В заборе была дырка, через которую лиса хотела забраться внутрь. Но она была слишком узкой. Что сделала лиса? Постилась три дня, пока не похудела и не пролезла в дырку. Но внутри она поела винограда и опять растолстела. И опять лиса не могла пролезть в дырку чтобы выйти из виноградника. Ей пришлось снова поститься три дня, чтобы выбраться наружу.
Тогда она повернулась к винограднику и сказала: «Виноградник, виноградник, как хороши плоды твои! Все, что внутри тебя – прекрасно и достойно похвалы. Но что мне с тебя? Из тебя выходят такими же, как входят”.
Таков и этот мир!»
Эту же фразу из Коhелет рабби Меир комментирует по-другому:
Младенец входит в мир со сжатыми руками, говоря: «Этот мир – мой, я сейчас схвачу его!» Мы покидаем мир с распростертыми руками, словно говоря: «С собой взять ничего нельзя!»
Хасидский раввин Ханох Александров, живший в девятнадцатом веке, объяснял талмудическую фразу (сравнившую мир с брачным залом) с помощью притчи:
Человек пришел в отель в Варшаве. Вечером он услышал звуки музыки и танцы из соседнего дома.
«Наверное, у них свадьба», – подумал он.
Но на следующий день он вновь услышал музыку, и еще – через день. «Как может быть столько свадеб в одной семье?» – спросил он у хозяина гостиницы.
«Это свадебный зал, – ответил хозяин. – Сегодня там свадьба у одних, завтра – у других».
«Так же и наш мир, – говорил рабби Ханох. – Люди всегда радуются. Но сегодня это один человек, а завтра – другой. Не может быть один человек счастлив все время».
Не в наших силах объяснить ни процветание нечестивых, ни страдания праведников.
Один человек хочет жить, но не может. Другой может, но не хочет.
Люди говорят пчеле: «Нам не нужен твой мед, ибо нам не нужно твое жало».
Человек – то, что он есть, а не то, чем он был.
Когда ангелу (разрушения) позволяют начать свою работу (буквально – приносить вред), он не отличает праведников от нечестивцев.
Ожидать от мира справедливости потому, что ты хороший человек, – все равно что ожидать, что бык не станет бодать тебя потому, что ты вегетарианец.
(Хасидский ребе) Моисей из Корбина однажды посмотрел на Небеса и вскричал: «Ангел, ангелочек! Не так уж трудно быть ангелом там, на Небесах. Тебе не нужно есть и пить, содержать детей и зарабатывать деньги! А ты попробуй спуститься на землю и думать о еде и питье, о воспитании детей и о зарабатывании денег, и мы посмотрим, как ты останешься ангелом. Если тебе это удастся – гордись. Но тебе нечем гордиться сейчас».
Здесь на ум приходят слова доктора Альберта Швейцера: «Не нужно быть ангелом, чтобы быть святым».
Согласно старинной еврейской сказке, царь Соломон заказал ювелиру кольцо с выгравированными на нем словами, подходящими и для радости и для горя: «И это пройдет».
Рабби Иоханан однажды заболел, и Рабби Ханина пришел к нему. Он спросил его: «Ты рад своим страданиям?» Рабби Иоханан ответил: «Ни им, ни даже вознаграждению за них».
Рабби Хия бар Абба говорил: «Если мне скажут: “Пожертвуй своей жизнью во имя Бога”, я буду готов это сделать, но только при условии, что умру тут же. Но я не переживу пыток и преследований (Адриана)».
Чтобы сломить сопротивление евреев, солдаты Адриана нагревали железные шары и заставляли человека держать их под мышкой, пока он не умирал.
Как отмечает рабби Хия бар Абба, пытки могут заставить сдаться даже самых праведных людей гораздо быстрее, чем страх смерти. Поэтому о Ханании, Михаэле и Азарин, которые предпочли быть брошенными в раскаленную печь, лишь бы не служить статуе Невухаднецара (Навуходоносора), раввины писали:
Если бы они били Хананию, Михаэля и Азарию бичами, те бы согласились поклониться статуе.
Еврейское право, следует отметить, – это, по моим сведениям, единственная древняя законодательная система, запрещавшая пытки.
От имени Рабби Акивы было сказано:
Нужно приучиться говорить: «Что ни делается, все к лучшему». Однажды Рабби Акива путешествовал. Он приехал в один город и начал искать пристанища, но ему везде отказывали. Тогда он сказал: «Что ни делает Бог, все к лучшему». Пошел и провел ночь в поле. У него были петух, осел и лампа. Поднялся ветер и задул лампу, потом кошка съела петуха, а лев пришел и съел осла. Рабби сказал: «Что ни делает Бог, все к лучшему». В ту же ночь явились солдаты и увели всех жителей города (в рабство). А Рабби Акиву они не заметили, так как лампа не горела, а осел и петух не кричали. Рабби Акива сказал своим спутникам: «Разве я не говорил: “Что ни делает Бог, все к лучшему?”»
Человек не ответственен за то, что говорит в час горя своего.
Если человек проклинает Бога, испытывая страшные муки, закон не считает его виновным в богохульстве. Также, если он, чувствуя ужасную боль, проклинает членов своей семьи или беспочвенно их обвиняет, они не должны обижаться на его слова или отвергать человека из-за этого.
Те, кто не отвечает оскорблением на оскорбление, кто слышит, как его проклинают, но молчит в ответ, – Танах говорит о них… «(Они) как солнце, освещающее тьму» (Шофтим 5:31).
Два величайших еврея двадцатого века – рабби Авраам-Ицхак Кук, первый главный раввин Палестины, и его друг Рабби Арье Левин. Кука сильно ненавидели в определенных ультра-ортодоксальных и антисионистских кругах из-за того, что он ревностно поддерживал халуцим (пионеров-сионистов). Большинство халуцим были атеистами.
Однажды утром на службе в синагоге, к Рабби Левину пристал ярый антисионист, который так проклинал его, что чуть не сорвал тфиллин с его головы. Другие молящиеся не обратили на это внимания (или сделали вид, что ничего не видят). Рабби Левин тихо вышел, и никогда больше не ходил в эту синагогу.
Позже один из тех, кто был там, спросил его: «Ты знаешь, почему так случилось? Почему он оскорблял тебя? Тебе известна настоящая причина?»
«Она всегда одна и та же: я грешен перед Богом».
«О, нет, – сказал другой человек, тоже экстремист. – Причина более конкретна! Она в том, что ты крепко дружишь с тем рабби». (Он не посмел упомянуть имя Рабби Кука.)
«Скажи мне, – попросил реб Арье, – правильно ли я сделал, что промолчал?»
«Конечно, – ответил другой. – Это очень хорошее качество. Ты знаешь, как говорили мудрые: “Те, кто не отвечает оскорблением на оскорбление, кто слышит, как его проклинают, но молчит в ответ, – (они) как солнце, освещающее тьму”».
«Ну вот, тебе следует знать, – сказал рабби Арье, – что и эту фразу я узнал от “того Рабби”… (Симха Раз, «Цаддик нашего времени»).
Действительно, Рабби Кук писал письма врачам, которые восхищались им. В этих письмах он просил их оказать бесплатную помощь обедневшим членам семей своих противников.
Будь скромен в душе своей, ибо в конце тебя съедят черви.
Пусть человек понимает, что снег всегда сначала бел, а потом превращается в грязь, и он тоже, со всей своей красотой, станет маленькой кучкой праха.
Проверка на смирение – это твое отношение к подчиненным.
Лучше быть преследуемым, чем преследующим.
Это правило применимо только при отсутствии других вариантов. В идеале необходимо не давать другим преследовать себя, но и не превращаться при этом в преследователя.
Рабби Ирвин Гринберг нашел один важный урок, который мы все должны вынести из опыта Холокоста: «Никогда больше евреи не должны быть столь слабыми, чтобы эта слабость стала соблазном для их преследователей».
Мой дедушка, Ниссен Телушкин, был Раввином более шестидесяти лет. Он рассказал мне как-то об одном богаче, занимавшем высокое положение, у которого было свое почетное место в переднем ряду в синагоге. Однако он решил сидеть сзади, и смотреть, заметили ли входящие, что он выбрал столь скромное место. В конце концов дедушка сказал ему: «Лучше бы ты сидел впереди, и думал, что тебе стоит сидеть сзади, чем теперь: сидишь сзади, а думаешь, что должен сидеть впереди».
Один из учеников Рабби Салантера сказал ему: «Ребе, у меня серьезные финансовые трудности, так как у меня нет работы».
«А почему тебе не стать раввином?» – спросил Рабби.
«Ребе, я боюсь, что могу дать неправильный совет».
«Тогда кто должен стать раввином? – сказал Рабби Исраэль. – Тот, кто не боится давать неправильных советов».
Любимым высказыванием раввина Йавнеха было: «Я создан Богом, и мои товарищи (по поводу необразованных людей) тоже созданы Богом. Я работаю в городе, а они в полях. Я рано встаю на работу, и они рано встают на работу. Они не хотят выполнять мою работу, и я не хочу выполнять их работу. И разве можно сказать, что я делаю много (учу Тору), а они делают мало? Мы учили: кто-то делает больше, кто-то – меньше. Важно, что и те, и другие раскрывают сердца Небесам».
Рабби Цви Эрман прокомментировал это высказывание: «Важно не количество изученного, а его дух» (Эль Ам Талмуд, Брахот).
Когда встречаются царь и свадебная процессия, свадебная процессия уступает дорогу царю. Несмотря на это (в первом веке), царь Агриппа уступил дорогу невесте, и мудрецы восхваляли его. Когда его спросили: «Почему ты так поступил?», он ответил: «Я ношу корону каждый день, а она свою – только несколько часов за всю жизнь».
Адам был создан (последним из всех живых существ) перед началом субботы. Почему?… Чтобы, если кто-либо слишком возгордится, ему можно было сказать: «Комар был создан до тебя».
Так как в еврейской традиции столь важно изучение Торы, всегда есть опасность, что ученые станут высокомерными. Ряд талмудических анекдотов направлен на борьбу с этим. В них подчеркивается, что доброта важнее интеллекта.
Рабби Яннай прогуливался и увидел человека, выглядевшего очень впечатляюще (он казался ученым). Рабби Яннай спросил: «Вы будете моим гостем?» Тот ответил: «Да».
Рабби Яннай привел этого человека в свой дом и дал ему еду и питье. Он говорил с ним на талмудические темы и понял, что этот человек не знает ничего. Тогда он начал говорить о Мишне, Агаде и Танахе и увидел, что человек абсолютно невежествен и в этих вопросах. Тогда он сказал ему: «Возьми чашу и произнеси благословение».
Человек ответил: «Пусть Яннай произнесет благословение в своем доме».
Рабби Яннай сказал: «Ты можешь повторить то, что я скажу?» Он ответил: «Да». «Тогда скажи: “Собака съела хлеб Янная”».
Человек вскочил, схватил Янная и сказал: «Ты забираешь у меня мое наследство!»
Яннай сказал: «Какое твое наследство я забираю?»
Человек ответил: «Однажды я проходил мимо школы и слышал, как дети повторяли: “Закон заповедал нам Моисей – всему сообществу (всем детям) Иакова” (Дварим 56:4); но они не говорили: “Всему сообществу Янная”».
Тогда Рабби Яннай сказал: «Каковы твои достоинства, позволяющие тебе есть за моим столом?»
Человек ответил: «Я не слушал злобных сплетен и не повторял их (особенно людям, о которых шла речь) и никогда не прошел мимо двух ссорящихся, не попытавшись помирить их».
Рабби Яннай сказал: «Ты обладаешь хорошими качествами (дерек эрец), а я назвал тебя собакой».
Писатель Джон Рич, живший в двадцатом веке, мудро заметил, как опасно, если в обществе будут цениться лишь интеллектуальные достижения в ущерб другим достоинствам. «Если все будут размышлять о вечности, то некому будет чинить канализацию, и многие из нас умрут от холеры».
В Талмуде приводится такой совет образованным людям:
Рабби Иоханан бен Заккай сказал: «Не думайте, что вы многого достигли изучением Торы. Просто вы были созданы для этого».
В Мире Грядущем человеку придется отчитаться за все хорошие вещи, которые он видел, но которыми не насладился (буквально «которых не съел»).
Хотя некоторые мудрецы и были аскетами, талмудические раввины и последующие поколения еврейских Учителей считали, что человек должен наслаждаться миром, в который его поместил Бог. Правда, из-за законов Кашрута, определенная еда была запрещена, но все, что не запрещено, следует есть. Приведенный выше отрывок продолжается так: «Рабби Элазар обращал на это утверждение особое внимание. Он откладывал деньги, чтобы попробовать разные блюда хотя бы раз в году».
Конечно, еврейская традиция признает радости и иные, нежели смакование кулинарных деликатесов. Например, когда Рабби Симеон бен Гамлиель увидел очень красивую женщину, он воскликнул: «Как прекрасна работа Твоя, о Господи!» (Теhилим 104:24; см. Вавилонский Талмуд, Авода Зара 20а).
Великий лидер немецкого ортодоксального движения девятнадцатого века Самсон Рафаель Гирш однажды удивил своих учеников, настаивая на путешествии в Швейцарию. «Когда я предстану перед Всевышним, мне придется ответить на множество вопросов… Но что я отвечу, когда Он наверняка спросит: “Шимшон, ты видел мои Альпы?”»
Вам недостаточно того, что запрещает Тора, вы хотите еще и сами запретить себе множество вещей? (Ответ Талмуда человеку, который запрещает себе вещи, разрешенные Торой – например, вино.)
Комментируя отрывок из Коhелета: «Не будьте слишком праведными» (7:16), Маймонид пишет: «Никто не должен клятвами и обещаниями запрещать себе вещи, которые обычно разрешены» («Законы развития характера и этического поведения», 3:1).
Хотя трезвость всегда почиталась евреями, никогда не существовало абсолютного запрета на пьянство.
Нужно так напиться на Пурим, чтобы не отличить «Будь проклят, Аман» от «Будь благословен, Мордехай».
Для раввинов – это самая глубокая степень опьянения, сравнимая с тем, чтобы человек сегодня не понял разницы между «Будь проклят, Гитлер» и «Будь благословенна, Анна Франк».
Йалта сказала Рабби Нахману (своему мужу): «Для всего, что Бог запретил нам, есть разрешенный эквивалент. Нам запрещено есть кровь, но разрешено есть печень (которая богата красными кровяными тельцами)… свинина запрещена, но мозг шибуты (рыбы, по вкусу напоминающей свинину) – разрешен. Запрещено спать с замужней женщиной, но жениться на разведенной (чей бывший муж еще жив) – можно… Поэтому, (заключает Йалта,) я бы хотела поесть мясного с молочным (то есть – где эквивалент?)».
Рабби Нахман сказал мяснику: «Поджарьте ей вымя коровы» (которое, предположительно, придаст мясу молочный привкус).
Богатый хасид пришел к рабби Дову-Беру и попросил благословения. Ребе вступил с ним в беседу: «Мне интересно знать, как человек твоего богатства ведет хозяйство. Например, что ты ешь каждый день?»
«О, мы живем очень просто, – ответил человек. – Я сам не ем ничего, кроме сухого хлеба с солью».
Ребе рассердился: «Хлеб и соль недостаточны для человека с твоими деньгами. Ты должен есть мясо, вино и свежий хлеб». Он продолжал ругать богача, пока тот в конце концов не согласился есть более вкусную и дорогую еду. После того как богач ушел, удивленные ученики Дова-Бера окружили его: «Какая тебе разница, ест ли он черствый хлеб с солью или мясо с вином?»
«Это очень важно, – ответил Дов Бер. – Если он ест мясо и вино, то поймет, что беднякам нужны, по крайней мере, хлеб с солью. Но если он сам ест лишь черствый хлеб, то может решить, что беднякам хватит и камней».
Нет хлеба – нет Торы
Пиркей Авот 3:17
Люди, чьё тело просит еды, не смогут сосредоточиться на учебе. Странно, но я наткнулся на такую же мысль в работах индийского гуру Вивекананды (1863–1902): «Сначала хлеб, потом религия.[19] Никакие догмы не утолят муки голода».
Когда был разрушен Второй Храм, многие в Израиле предались аскетизму, поклявшись не есть мяса и не пить вина. Рабби Иешуа пришел к ним и сказал: «Дети мои, почему вы не пьете вина и не едите мяса?»
Они ответили: «Разве мы можем есть мясо, которое раньше приносили в жертву в Храме, когда больше нет жертвенника? Как мы можем пить вино, которое раньше было возлиянием на жертвеннике, теперь, когда возлияния больше не делаются?»
Он ответил им: «В таком случае надо перестать есть хлеб, так как мы не приносим в жертву и зерна».
«Мы проживем фруктами».
«Но вы не можете есть фрукты. Ведь больше нет жертвы первого урожая».
«Мы будем есть другие фрукты» (которые не приносились в жертву в Храме).[20]
«Но вы не можете пить воду, так как ею больше не поливают жертвенник! (в праздник Суккот)».
Они умолкли.
Тогда он сказал им: «Дети мои, послушайте моего совета. Не скорбеть вообще невозможно, так как страшная беда постигла нас. Но нельзя и слишком скорбеть. Мы не можем издать закон, который для большинства в общине будет невыносим».
Аскетизм здесь был вызван не философским отказом от материальных удовольствий, а горем тех, кто пережил восстание против Рима и разрушение Второго Храма. Крушение Великого Восстания, во время которого было потеряно множество человеческих жизней, было трагедией вселенского масштаба, сравнимой по своему влиянию на евреев первого века с влиянием Холокоста на евреев нашего времени.
Хотя Рабби Иешуа понимал глубину боли этих аскетов, он знал, что такое отношение может привести к исчезновению еврейского народа и поэтому оно недопустимо. Народ не может жить из поколения в поколение в постоянной скорби. В конце концов большая часть членов общины предпочтет ассимилироваться с окружающими народами и вести более веселый образ жизни.
У некоторых людей аскетический взгляд на мир все же вызывает симпатию. На конференции раввинов несколько лет назад один участник предложил, чтобы евреи вспоминали о Холокосте каждый субботний обед. За обедом, по его мнению, они должны есть еду, которую заключенные ели в Аушвице: немного заплесневелого хлеба, жидкий постный суп и так далее. В ответ на такое предложение я вспомнил слова Рабби Иешуа: «Нельзя слишком скорбеть», и сказал, что такой ритуал, вместо того чтобы увековечить память о Холокосте, приведет к нарушениям Шаббат».
Чтобы, следуя Рабби Иешуа, «скорбеть, но не слишком», Талмуд вводит три символических лишения, которые обязаны, по указанию мудрецов, терпеть все евреи. К сожалению, мало кто сегодня соблюдает эти ограничения:
Ремонтируя дом, можно оставить маленький кусок стены неокрашенным (не оклеенным обоями). Готовя пир, можно пропустить несколько блюд… И женщина, надевая свои украшения, может «забыть» одну или две вещи из гарнитура.
Поэтому, вместо полного аскетизма, раввины предлагают символические действия, напоминающие, что наш мир все еще не искуплен.
Хотя вышесказанное отражает основную линию еврейской традиции, были еврейские Учителя, и даже целые движения в иудаизме, которые поощряли отказ от удовольствий этого мира:
(На своем смертном одре) Рабби Иуда Князь, лидер своего поколения и богатый человек, поднял обе руки и вскричал перед Богом): «Ты знаешь, что я даже мизинцем не притронулся к радостям этого мира!»
Вот способ познать Тору: «Ешь хлеб с солью, и пей воду меру за мерой, и спи на земле, и веди жизнь, полную лишений, углубляясь в Тору».
Один из самых признанных Раввинов Талмуда, Шимон бар-Йохай, был известен как яростный противник римского правления в Израиле, и римляне подписали ему смертный приговор. Рабби Шимон и его сын ушли в подполье и, пока скрывались, стали аскетами.
Шимон и его сын прятались в Доме Учения (Бейт-Мидраш). Каждый день его жена приносила им хлеб и воду. Но когда преследования усилились (они испугались, что их будут пытать, пока они не назовут своих имен), они стали прятаться в пещере.
Там с ними случилось чудо. Для них выросло кедровое дерево, и стал течь ручей.
Они разделись и сидели по шею погруженные в песок. Они учили Тору весь день. Одевались они только для молитвы и потом опять раздевались, чтобы не износить одежду. Так они прожили в пещере 12 лет.
Тогда пришел пророк Элияhу, стал у входа в пещеру и позвал: «Кто скажет Шимону бар-Йохаю, что император умер и его указ аннулирован?»
Услышав это, они покинули пещеру. Они увидели, как фермеры пашут, сеют и разозлились, и сказали: «Эти люди уклоняются (от изучения Торы) которое ведет к вечной жизни и занимаются мирскими делами… (пытаясь заработать на жизнь и еду)».
Всё, на что они смотрели (с гневом), тут же охватывалось пламенем.
Тогда они услышали, как голос с Небес сказал: «Неужели вы вышли из пещеры затем, чтобы разрушить Мой мир? Тогда возвращайтесь в пещеру!» Они вернулись в пещеру еще на год, и когда вышли, уже спокойно относились к желанию людей заработать себе на жизнь и на ее удовольствия.
Сравните аскета Шимона, считавшего изучение Торы единственным путем к святости, с его современником Гиллелем, умевшим находить святость в повседневных действиях:
Однажды после урока Гиллель вышел вместе со своими учениками.
Ученики спросили: «Куда ты идешь?» Он ответил: «Выполнить свой религиозный долг». «Какой долг?» – хотели знать ученики. Он ответил: «Я иду в баню, чтобы помыться». Ученики были поражены и спросили: «Разве это и в самом деле религиозный долг?»
Он ответил: «Да! Если тот, кого назначили мыть и чистить статуи царя, стоящие в театрах и цирках, достоин платы и даже считается аристократом, то как же нужно мне, созданному по образу и подобию Бога, заботиться о своем теле!»
Как ясно из случая Рабби Шимона бар-Йохая, хотя большинство еврейских текстов и не поощряют аскетизм, некоторые признанные раввины проповедовали самоотречение. Я, однако, подозреваю, что это скорее отражает их личные склонности, чем еврейский взгляд на данный вопрос. Рабби Элия, живший в восемнадцатом веке и известный как Виленский Гаон (гений), был наиболее известным еврейским аскетом. До сих пор его имя используется как синоним «гения» (например, «Если он посвятит себя учебе, то, кто знает, может быть станет вторым Виленским Гаоном»). Хотя к своей бар-мицве Гаон знал наизусть большинство еврейских текстов, он продолжал изучать Тору и Талмуд по 16–18 часов в день. «Он со своей семьей часто жил на краю нищеты… Он часто продавал всю мебель, чтобы помочь бедным или отдавал свою последнюю еду», – рассказывает нам одно биографическое эссе о Гаоне (Луис Гинзбург, «Гаон, рабби Элия из Вильны»).
Что мог такой аскетизм значить для его семьи, можно понять из комментария Гаона к Мишлей (23:30):
Настоящие герои – люди с благородным сердцем… которые всегда исполняют заповеди и размышляют над Торой день и ночь, даже если у них дома нет хлеба и одежды, и семья их кричит: «Принеси нам что-нибудь, чтобы поддержать нас, чтобы мы выжили». Но он совсем не обращает внимания на них и не слышит их голосов… ибо он забыл о всякой любви, кроме любви к Господу и Его Торе.
Евреи с менее аскетическим темпераментом вряд ли могли охарактеризовать человека, игнорирующего мольбы семьи о еде и одежде, как «настоящего героя».
Жившие в тринадцатом веке Хасидей Ашкеназ (Святые Германии) практиковали наиболее жесткие и в каком-то смысле новые для евреев формы аскетизма. Луис Якоби убедительно доказывал, что их практики коренятся не в еврейской традиции, а заимствованы у христианских монастырских орденов под влиянием аскетических настроений, царивших в то время в той части Европы, где они жили… («Что об этом говорит иудаизм?») Ради искупления грехов Хасидей Ашкеназ держали долгие посты, истязали себя и катались зимой в снегу. Некоторые сидели обнаженными в полях, намазанными медом, чтобы их кусали пчелы.
С тех пор, как такие радикальные идеи вошли в моду впервые, они периодически поражают еврейские умы. Хасидское движение, возникшее в середине 18 столетия, делало акцент на радости служения Богу и пыталось отвратить евреев от самоистязания. Хорошо известная хасидская история рассказывает о молодом человеке, который пришел к рабби Израэлю из Рыжина (ум. в 1850), хвастаясь, что пьет только воду, катается в снегу, носит ботинки с гвоздями и регулярно хлещет себя плетью. Рабби Израэль подвел молодого человека к окну и показал ему лошадь во дворе: «Она тоже носит подковы с гвоздями, катается в снегу, пьет только воду и ее постоянно хлещут бичом. Однако это всего лишь лошадь».
Иди же, и ешь в радости хлеб свой, и пей с веселым сердцем вино свое. Наслаждайся жизнью с женою, которую любишь. Все, что может сделать рука твоя, в меру сил твоих делай.
Что у меня общего с иудеями? Едва ли я имею что-нибудь общее с ними, и потому могу спокойно стоять в стороне; вот ситуация, которая позволяет мне перевести дух.
В «Письме отцу» Кафка описал и попытки отца утвердить в их семье еврейское мировоззрение, и то, почему эти усилия потерпели неудачу:
Вы действительно вынесли некоторые штрихи иудаизма из геттоподобного сообщества деревни. Их было не так уж много, тем более, что они истощались как в городских условиях, так и в течение Вашей военной службы; тем не менее впечатлений и воспоминаний Вашей юности хватило на некий вариант еврейской жизни, который Вас удовлетворял. Вас, но не меня! У Вас не хватило сил передать ребенку то, что Вы чувствовали; впрочем, для меня теперь это только воспоминания…
С людьми, с которыми я могу молиться, мне не о чем говорить, а с людьми, с которыми можно поговорить, невозможно молиться.
Когда Симон, друг юности Мартина Бубера, начал соблюдать заповеди иудаизма, он обнаружил, что его политические и интеллектуальные интересы не беспокоят его собратьев по религии, в то время как его религиозные заботы быстро надоели его светским друзьям.
Даже некоторые аспекты сионизма – возвращение иудеев на собственную землю и строительство своего государства – вызывали элементы отчуждения от иудаизма:
«Я хочу заявить, – сказал Юдка, с трудом произнося слова низким, напряженным голосом, – что я решительно против еврейской истории. Я попросту запретил бы учить наших детей всей этой иудаике. На кой черт бормотать им о позоре наших предков? Им нужно сказать всего-навсего: мальчики, со дня, когда нас вытурили из нашей земли, мы стали людьми без истории. Академическая группа без аудитории. Вечные запасные на скамейке штрафников…»
Хажаж – представитель весьма специфического течения среди сионистов, именуемого «shilat ha-golah», то есть «отрицание диаспоры», хотя в такое отрицание и означало, в действительности, забвение собственных бабушек, дедушек и всех прочих предков.
Негативное отношение может исходить и от самих «мальчиков», «запасных на скамейке штрафников». Вот как рассуждает один из персонажей в романе об израильской войне за независимость:
Мой дедушка, которого я никогда не знал, был ученым; всю жизнь целиком он положил на изучение Торы и Талмуда; он надежно врос в тот мир всеми корнями. Прекрасно! Мой отец вырвал корни из земли, оттряс прах с них и прибыл сюда. Зачем? Чтобы укорениться здесь! А вот я и мои друзья – segatiles – сорная трава по пыльным обочинам дорог. Мы не учим Тору и не мудрим с любой новой мудростью… Потомки без прародителей. Только отцы. Представил бы что-нибудь подобное папаша… Просто мрак…
В то время как Симон, Хажаж и Юзхар говорят об отчуждении от иудаизма в прошлом и настоящем, современный еврейский историк, говоря о южных штатах Америки, воссоздает то ощущение глубокой изоляции, которую его бабушка чувствовала в среде ее нееврейских ближних:
Одинокие дни были воскресенья – воскресенья, когда все в доме собирались и уходили свершать свои обряды в церковь. Я в это время оставалась наверху в своей комнате и смотрела… Я была чужой в этом небольшом мирке. Как я мечтала о родственной душе, как тянулась к ней сердцем… И я видела, словно наяву, несбыточное: как иудеи идут к своему единственному Храму в День субботний…
Иудеи произвели только трех оригинальных гениев: Христа, Спинозу и меня.
В весьма эгоцентрическом представлении Стайн об истории, действительно преуспевшие евреи – это только те, думая о ком, мир вообще забывает, что они – евреи.
Что вы так настойчиво навязываете мне ваши особые еврейские мучения? Я испытываю не меньшее сочувствие к несчастным индийским жертвам в Путамайо и т. д…Я не могу завести специальный угол в моем сердце для гетто. Повсюду в мире я чувствую себя дома там, где летят облака, свищут птицы и текут человеческие слезы.
Люксембург, создавшая (вместе с Карлом Либкнехтом) немецкую коммунистическую партию в 1918 году, была убита в ходе неудавшегося антиправительственного выступления 1919 года.
Родившаяся в Польше в традиционной еврейской семье, Люксембург была равнодушна к страданиям не только евреев, но своих собственных родственников. Ее равнодушный ответ на сообщение о смерти матери заставил страдающего отца написать ей: «Конечно, орел, взмывая ввысь, теряет из виду землю внизу… Я не буду больше обременять Вас моими письмами…»
Наоми Шеперд считает нелепым желание Люксембург «чувствовать себя дома повсюду в мире», оставаясь в то же время безразличной к еврейским мукам. «Ее требование “Сделать счастливым целый мир” есть лишь форма ухода от проблем и страданий ее собственного семейства» (Наоми Шеперд, «Дешевле рубинов: еврейские женщины как мятежники и радикалы»).
Человек всегда ответственен за свои поступки, и когда он спит, и когда он бодрствует.
Согласно еврейскому праву, человек, нанесший ущерб чужой собственности нечаянно, например, во время лунатических прогулок, все равно обязан оплатить этот ущерб. Если это кажется вам несправедливым, представьте себе альтернативу: жертва не получит компенсации ущерба.
То, что Талмуд настаивает на возмещении ущерба, даже нанесенного ненамеренно, находится в сильнейшем противоречии с современной американской юридической практикой. Сейчас люди не всегда отвечают даже за то зло, которое совершили намеренно. В «Нации жертв» Чарльз Сайке документально подтверждает огромное количество примеров последствий такого «просвещенного» мышления.
• В Пенсильвании в 1987 году агент ФБР присвоил 2000 долларов, затем проиграл все деньги в Атлантик-Сити. Он был уволен, но затем восстановлен в должности, так как суд признал, что потребность этого человека играть на чужие деньги являлась «заболеванием». Поэтому его увольнение нарушало федеральные законы о защите инвалидов. (Резза против Министерства юстиции США, № 87-6732, 12 мая 1988 г., Окружной Суд США, Восточный округ Пенсильвании.)
• В Сан-Франциско в 1978 году Дэн Уайт убил мэра Джорджа Моконаи советника Харви Милка. На суде его адвокат использовал «защиту Твинки», утверждая, что пристрастие к «пищевому мусору» (чипсы, конфеты, поп-корн) затмило разум Уайта и заставило его совершить преступления. Присяжные расчувствовались и приговорили Уайта всего лишь к шести годам заключения.
• В Нью-Йорке в 1980 году человек при попытке самоубийства прыгнул на рельсы метро перед подходящим поездом. Он не умер, но был тяжело ранен. После этого он подал в суд на муниципалитет и получил 650 000 долларов компенсации за то, что поезд не успел остановиться вовремя.
Агент ФБР и Дэн Уайт утверждали, что внешние факторы были ответственны за зло, которое они совершили, поэтому их нельзя наказывать. Смешно, но они, по всей вероятности, были уверены, что заслуживают вознаграждения. Хотя мы знаем, что многие аспекты нашего поведения определяются наследственностью (я могу тренироваться по десять часов день и все равно не научусь играть в теннис как Артур Эш) и/или средой (самый выдающийся афро-американец или еврей не мог надеяться стать президентом Америки в XIX веке), еврейская традиция учит нас, что мораль – это та часть нашего бытия, в которой всегда существует возможность выбора.
Рабби Ханини бар Папа объяснял: «Ангела, который следит за зачатием, зовут Лайла (“ночь” на иврите). (Когда происходит зачатие), он берет каплю семени и говорит: “Повелитель Вселенной, какова судьба этой капли? Разовьется ли она в слабого человека или в сильного? В мудрого или в дурака? В богача или в бедняка?” Ангел не спрашивает, станет ли человек праведником или нечестивцем».
Свобода воли является центральным пунктом и в учении Моше Маймонида, ведущего средневекового еврейского философа. На самом деле, если у человеческих существ недоставало бы свободы воли, то, по мнению Маймонида, Всевышний был бы несправедлив:
Если бы Бог определял, стать ли человеку праведником или нечестивцем, или если бы какая-то сила в нем неотвратимо вела бы его по определенному пути… то какое право бы имел Бог требовать от нас: «Делайте то и не делайте этого, улучшайте свои пути и не следуйте за злыми импульсами», когда еще в начале жизни судьба человека уже определена?… Здесь не было бы места Торе. По какому праву и справедливости мог бы Бог наказывать нечестивых и награждать праведников?… «Неужели судья всей земли не учинит правосудия?…» (Брейшит 18:25).
Комментарий Маймонида: «Если бы была сила в его природе, которая бы неотвратимо влекла его на определенный путь…» заставляет вспомнить слова судьи Луиса Брандейса: «Неотвратимо лишь то, чего не пытаются отвратить…»
В другом месте той же главы Маймонид утверждает, что в моральной области свобода воли является абсолютной:
Каждый человек может стать праведным, как Моисей, наш Учитель, или нечестивым, как Йеровоам (царь, который вернул идолопоклонничество в Израиль, см. I Млахим 12:26–33), милостивым или жестоким, скупым или щедрым, и так со всеми другими качествами.
Луис Якобс, современный еврейский теолог, считает, что принцип Маймонида – «никаких если… или… и но…» – по поводу свободной воли, заставлял его серьезно недооценивать влияние среды на людей. Это не значит, говорит Якобс, что у индивида вообще нет свободной воли, но она, должно быть, имеет гораздо больше ограничений, чем считал Маймонид: «Ребенок, воспитанный ворами, скорее всего станет воровать из-за своего воспитания и обучения. Он не будет считать воровство неправильным, и здесь у него нет свободы воли. Но он может решить, например, что плохо совершать насилие при воровстве, и в этой области у него есть выбор – совершать или не совершать насилия» («Принципы еврейской веры»).
До недавнего времени осуждение иудаизмом плохих поступков шло параллельно с отношением к ним в западном обществе. Как же объяснить последние изменения? Сайкс говорит о повороте к «триумфу терапевтического мышления», в котором психологические объяснения эксплуатируются, чтобы снять с людей ответственность за аморальное поведение. Поэтому присвоение денег становится «болезнью», такой же, как физическое увечье, и растратчики не должны нести наказания или испытывать чувство вины.
Неудивительно, что одним из первых сторонников такого мышления был известный американский адвокат Кларенс Дэрроу (1857–1938). Выступая против смертной казни, Дэрроу утверждал, что свободной воли не существует:
«Все люди являются производным от двух вещей. И только двух вещей: их наследственности и окружавшей их среды. И они ведут себя совершенно согласно их наследственности, которую они получили от прошлых поколений и за которую не могут отвечать, и среде, которая оказывала влияние на все стороны их жизни. Мы все поступаем так или иначе лишь благодаря этим двум факторам».
Речь Дэрроу напечатана в книге «Одолжи мне свои уши: величайшие речи в истории» (подборка и предисловие Вильяма Сафира).
Взгляд, высказанный Дэрроу, в настоящий момент настолько «вошел в современное американское (университетское) мышление, что даже уже не подвергается сомнениям, – пишет профессор Джеймс. – Я однажды попытался на семинаре по этике и психологии разубедить умного студента младшего курса, который считал, что каждый убийца, само собой, – больной человек. У меня ничего не вышло» («Американская свобода и социальные науки»).
Иудаизм, наоборот, утверждает, что природа человека по сути двойственна. Поэтому считать всех убийц «психически больными» столь же глупо, как считать мазохистами всех, кто рисковал жизнью, чтобы спасти евреев от гитлеровцев. Мы не имеем оснований считать, что убийство совершается из-за психического расстройства, а не вследствие свободного выбора.
Ребенок имеет одну важную привилегию: он может обвинять в своем плохом поведении других людей или внешние условия. Если взрослый отказывается принять ответственность за свои действия, он делает шаг на пути к деградации личности.
В 1938 году Бруно Беттельгейм был на год заключен в Бухенвальд и Дахау. Позже он описал свои переживания и выводы, сделанные им из этого опыта, в книге «Разбитое сердце». В ней он исследует поведение человека в экстремальной ситуации, пишет о том, что личность заключенного концлагеря начинает разлагаться в тот момент, когда он впервые позволяет себе оправдать свое аморальное поведение внешним давлением.
Виктор Франкл в книге «Человек в поисках смысла» рассуждает на ту же тему и утверждает (на основе своего лагерного опыта), что даже в таких условиях у человека остается определенная степень свободы:
Мы, жившие в концентрационном лагере, помним тех, кто ходил по баракам, утешая других, отдавая последний кусок хлеба. Хотя их было немного, само их существование – достаточное доказательство того, что у человека можно забрать все, кроме одной вещи, последней из человеческих свобод, – выбора своего отношения к любым обстоятельствам, выбора своего пути.
Пред сединой вставай и уважай лицо старца, и бойся Бога твоего.
Первые слова этого отрывка написаны на плакатах в израильских автобусах, чтобы заставить людей уступать места пожилым людям. Я видел, как израильские водители специально просят пассажиров своих автобусов делать это.
Хотя некоторые законы Торы казались применимыми только к евреям, Талмуд считает, что этот закон должен определять и отношение к неевреям:
«Пред сединой вставай» касается любого старика… Рабби Иоханан всегда вставал в присутствии пожилых неевреев, говоря: «Сколько пережили эти люди!»
Заметьте, что Тора завершает отрывок, предписывающий почтение к старикам, словами: «И бойся Бога твоего» – фразой, которая неизбежно сопровождает любую заповедь, в которой говорится о слабых членах общины. Например, несколькими стихами ранее, Тора приказывает: «Пред слепым не клади преткновения. Бойся Бога твоего» (Ваикра 19:14), а в другом месте говорится: «Не властвуй над ними (рабами твоими) с жестокостью и бойся Бога твоего» (Ваикра 25:43).
Уважайте стариков, которые забыли всё, чему учились, не по своей вине, ибо мы знаем, что обломки старых скрижалей (Десяти Заповедей, которые разбил Моисей) были положены в ковчег Завета вместе с новыми скрижалями.
Это достаточно редкий и выразительный случай использования поэтической метафоры в Талмуде. Как объясняет рабби Ави Эрман: «Мудрец, потерявший интеллектуальные способности и поэтому интеллектуально разбитый, сравнивается с разбитыми скрижалями: ему должно оказывать такое же уважение» (Эль Ам Талмуд, Брахот 153).
Спроси отца твоего, и он возвестит тебе; старцев твоих, и они скажут тебе.
В традиционных обществах стариков уважают за их связь с прошлым и за мудрость, которую они передают молодым. В современном, светском, научно организованном обществе, где количество знаний удваивается каждое десятилетие, мы вынуждены смотреть на мудрость стариков как на нечто устаревшее и вышедшее из обращения. Современные герои – это актеры, рок-звезды и спортсмены. Неудивительно, что в нас остается мало уважения к тем, кто физически стар. Этот страх пред старостью даже заставляет многих американцев стараться выглядеть моложе, чем они есть на самом деле. Всё это разрушительно действует на современное общество. Раз мы все равно когда-нибудь состаримся, то только в наших интересах культивировать уважение к состоянию, в котором и мы в будущем окажемся. Возможно, мы не делаем этого потому, что старость напоминает нам о смерти. Мы знаем, что смерть ждет всех, но в глубине души не верим, что умрем, пока смерть в конце концов не постучит в дверь.
В ответ молодым людям, которые сказали ему, что он не может понять их проблем, Фриц Кортнер, немецкий еврейский актер, сказал: «Вы никогда не были старыми, как я сейчас. С другой стороны – я уже был молодым, как вы».
По поводу ученых: чем старше они становятся, тем больше мудрости имеют… Но невежда чем старше, тем глупее.
В еврейской традиции считается, что долгая, здоровая жизнь – это Божье Благословение. В Танахе и Талмуде в нескольких местах описывается поведение, достойное подобного благословения. Тора считает, что долгая жизнь дается за выполнение трех из 613 заповедей: чтить своих родителей (Шмот 20:12), отпускать мать (при охоте на птиц), прежде чем забрать ее птенцов (Дварим 22:7) и использовать честные весы при торговле (Дварим 25:15). Но Талмуд содержит гораздо более широкий список этических и ритуальных требований, необходимых для долгой жизни.
Ученики Рабби Зейры спросили его: «За что ты достиг такой хорошей старости?»
Он ответил: «Всю жизнь
Я был терпелив в доме своем,
Я никогда не переходил пути более великому, чем я,
Я никогда не думал о Торе, гуляя по гадким тропам,
Я не прошел и четырех миль без того, чтобы не поразмышлять о Торе или не надеть тфиллин.
Я никогда не спал в Бейт-Мидраш (Дом Учения) – ни всю ночь, ни нескольких часов.
Я никогда не радовался позору ближнего своего и
Я никогда не звал ближнего своего кличкой (которая ему не нравилась или смущала его)».
В идеале, в еврейской традиции считается благословением, если человек дожил до глубокой старости. Поэтому некоторые евреи начинают письма словами: «Дорогой такой-то “амуш”, где слово “амуш” является аббревиатурой фразы “ад меах в’эзрим шана…” – “да будет тебе дано дожить до ста двадцати лет”». Этот возраст считается идеальным, так как в Торе говорится, что Моисей дожил до этих лет и «не притупилось зрение его и не истощилась свежесть его» (Дварим 34:7). Талмуд также упоминает, что несколько величайших мудрецов, включая Гиллеля, Иоханана бен Заккая и Акиву, дожили до ста двадцати лет, сохранив свои интеллектуальные достоинства и физическую форму.
Благословение «ста двадцати лет» часто произносится на днях рождения. Один еврейский анекдот рассказывает, как человек поздравил друга в день рождения словами: «Дожить тебе и быть здоровым до ста двадцати одного». Когда его спросили, почему он добавил один год, он ответил: «Я не хочу, не дай Бог, чтобы ты умер внезапно».
Однако в «Пиркей Авот» видны и сомнения в том, является ли необычно долгая жизнь благословением для большинства людей. При перечислении этапов жизни здесь говорится:
И тот, кому исполнилось сто – словно умер и ушел из нашего мира.
Самый страшный отрывок Танаха, касающийся старости, можно прочесть в Теhилим. Он выражает весь страх, преследующий человека в позднем возрасте:
Не брось меня во время старости;
когда иссякнет сила моя, не оставь меня!
Этот Псалом включен в службу на Дни Трепета, и я заметил, что когда его поют, всегда можно услышать всхлипывания в зале, показывающие, что этот страх является всеобщим и что мы все рискуем оказаться одни, когда будем старыми и слабыми… Другие отрывки рассказывают о физической слабости, неизбежно сопровождающей старость.
Но Барзилай сказал царю: сколько лет мне еще осталось жить, чтобы идти с царем в Иерушалаим? Восемьдесят лет мне ныне – отличу ли я хорошее от худого? Почувствует ли раб твой вкус того, что будет есть, и вкус того, что будет пить? Разве слушать мне еще голоса певцов и певиц? И зачем же раб твой будет в тягость господину моему, царю моему?
Кроме потери вкуса, слуха и других чувств, старики страдают от физической немощи. Танах рассказывает, что в последние годы жизни Давида слуги укрывали его одеялами, но «не становилось ему теплее» (Млахим 1:1), а Ицхак в старости ослеп (Брейшит 27:1).
Один талмудический мудрец, Рабби Йосси бен Кишма, любил загадывать одну загадку, пропитанную горечью:
«Две лучше трех, но горе, когда одна вещь уходит, чтобы никогда не вернуться».
В некоторых комментариях говорится, что «два» – это две ноги молодого человека, которые лучше, чем три (две ноги и палка старика). «Одна вещь, которая уходит и не возвращается никогда» – это наша юность (Вавилонский Талмуд, Шаббат 152 а).
Хотя старики и сегодня переживают свою слабость, они все же находятся в лучшем положении, чем в древности. Сейчас можно видеть людей, которым за восемьдесят, но они все еще наслаждаются тем, «что едят и пьют», и ведут достойную жизнь. С другой стороны, из-за развития медицины многие люди, которые давно бы умерли в древности, вынуждены жить, терпя боль и чувствуя тщетность своего существования в течение многих лет.
Когда мы были еще мальчишками, с нами обращались как с мужчинами (то есть заставляли вести себя по-взрослому). Теперь, когда мы стары, на нас смотрят как на младенцев.
Если человек достиг «возраста силы» (восемьдесят лет), то внезапная смерть – словно поцелуй (то есть словно Бог, поцеловав человека, забрал его душу).
Не сидит как судья в Санhедрине ни старик, ни евнух, ни бездетный.
Два средневековых объяснения этого отрывка:
Раши говорит: «Старик исключается, так как уже забыл о боли и волнениях, связанных с воспитанием детей, и поэтому не способен сочувствовать».
По поводу тех же строк Маймонид говорит так: «Мы не назначаем в Санhедрин очень старых людей или евнухов, так как им не хватает нежности» (Мишне Тора, «Законы о Санhедрине», 2:3).
Израильский юрист, Рабби Шломо Йосеф Зевин заметил, что Маймонид дисквалифицирует только «очень старого» человека, а просто «пожилой возраст – это хорошее качество для судьи в Санhедрине» (см. Рабби Зевин «Старость»). Это находится в соответствии с уже упоминавшейся цитатой: «Чем они старше, тем у них больше мудрости».
Каждый еврей обязан изучать Тору, будь он беден или богат, здоров или болен, в разгаре юности или в старости и слабости… До какого момента нужно учить Тору? До часа своей смерти.
Старые евреи обязаны выполнять заповеди, как и все остальные, в том случае, если они на это физически способны. У выполнения заповедей нет пенсионного возраста. Поэтому во многих синагогах старики составляют большинство посетителей утренней службы в будни. Рабби Дэйл Фридман заметил, что мы все считаем эти ежедневные обязанности тяжким грузом, а старикам, которые свободны уже от стольких обязательств, они позволяют сохранять достоинство.
Сказать старику, что он обязан выполнять заповеди, как любой другой еврей, – значит дать ему понять, что от него еще чего-то ждут, что его поступки все еще имеют значение.
Если бы Бог не скрыл от каждого из нас день нашей смерти, никто бы не строил дома и не сажал виноградника, а каждый бы думал: «Завтра я умру, зачем работать для других?»
Поэтому Бог скрыл от нас день нашей смерти, чтобы мы строили и сажали. Если у нас будет долгая жизнь, мы насладимся плодами трудов наших. Но если нет – другие воспользуются нашей работой.
Среди евреев день рождения – не слишком большой праздник; годовщина смерти – вот что помнит еврей.
Хотя большинство современных евреев празднуют день рождения, этот обычай достаточно нов и, скорее всего, заимствован нами у наших соседей. В Танахе упоминается лишь один день рождения – день рождения фараона, который не был евреем (Брейшит 40:20).
Годовщина смерти, или, как ее чаще называют, йорцайт (идиш), – это очень важная дата. Ближайшие родственники зажигают свечу, которая должна гореть 24 часа, а в синагоге читается Кадиш. Возможно, такое внимание уделяется дню поминовения потому, что только после смерти видно, прожил ли человек достойную жизнь. В момент же рождения мы не знаем о нем ничего.
Комментируя отрывок из Коhелет (7:1) – «День смерти лучше дня рождения» – Рабби Леви объясняет: «Это можно сравнить с двумя кораблями, плывущими по океану. Один вышел из бухты, а другой в нее входит. Все празднуют отплытие, но только несколько человек радуются кораблю, который прибыл в порт. Мудрец, увидев это, сказал: “Это просто смешно. Не стоит радоваться отплытию корабля, ибо кто знает, что с ним случится, какая погода будет в море и какие ветры ждут его. Лучше радоваться прибывшему судну, ибо оно успешно добралось домой”».
Со смертью мужа (или жены), вы теряете настоящее, со смертью родителя – прошлое, со смертью ребенка вы теряете свое будущее.
Я иду к нему, а он ко мне не возвратится.
В иудаизме взгляд на скорбь совершенно уникален. Однако размышления о неизбежности и неотвратимости смерти у нас напоминают мысли других народов. Удивительно видеть сходство реакций на смерть в разных культурах:
Человеку, который сказал Сократу: «Тридцать судей приговорили тебя к смерти», Сократ ответил: «А природа приговорила их».
Только полный дурак расстраивается, что не жил тысячу лет назад. Так же глупо плакать, что не будешь жить через тысячу лет.
То, что жизнь кончается смертью, звучит грустно. Но какой еще у жизни может быть конец?
В противоположность американскому философу, в иудаизме считается, что смерть – конец жизни на земле, но не конец существования (см. гл. 40, по поводу жизни после смерти).
После партии и король, и пешка отправляются в одну и ту же коробку.
Киномагнат Сэмюэл Голдвин однажды сказал Дороти Паркер: «Ваши истории слишком грустны, Дороти. Людям нужен счастливый конец».
«Мистер Голдвин! – ответила Дороти. – Со времен создания мира жили миллиарды людей, и ни у одного из них жизнь не закончилась счастливо».
Хотя еврейское право запрещает эвтаназию,[21] иудаизм признает, что выживание – не всегда благо. В трех отрывках Талмуд описывает великих мудрецов, чья жизнь стала настолько ужасной, что смерть явилась благословением. Страдания Рабби Иуды Князя были физическими. Рабби Иоханан и Хони страдали духовно. Все их близкие умерли, и им не хотелось больше жить в мире, где у них не осталось друзей.
В день, когда умирал Рабби Иуда, раввины объявили общественный пост и молились, чтобы Бог был милосерден к нему (и пощадил его). Служанка Рабби Иуды вышла на крышу его дома и произнесла такую молитву: «Ангелы в Небесах хотят, чтобы Рабби Иуда присоединился к ним, а смертные хотят, чтобы он остался на земле. Пусть по воле Бога смертные пересилят ангелов». Однако, когда она увидела, как сильно страдает Рабби (буквально – «как часто ему приходится ходить в туалет, каждый раз с болью снимая тфиллин и затем надевая его»), она пошла молиться во второй раз: «Пусть ангелы пересилят смертных». Когда раввины продолжили молитву, она взяла кувшин и скинула его с крыши. (Кувшин произвел большой шум), в этот момент раввины прекратили на мгновение свою молитву, и душа Рабби Иуды отошла на Небеса.
Большинство еврейских источников одобряют поступок служанки.
(Реш Лакиш, ближайший друг и напарник Рабби Иоханана умер, и Рабби был в глубокой печали.) Раввины сказали: «Кто пойдет и отвлечет его разум от скорби? Пусть пойдет Рабби Элазар бен Педат, ибо он умеет сочувствовать».
Рабби Элазар пошел и сел перед Рабби Иохананом. Каждый раз, когда Рабби Иоханан говорил свое мнение по какому-то вопросу, Рабби Элазар произносил: «Есть барайта,[22] в которой говорится то же самое».
Рабби Иоханан сказал: «Ты не похож на сына Лакиша. Каждый раз, когда я высказывал свое мнение, у сына Лакиша было двадцать четыре возражения, на которые мне приходилось давать двадцать четыре ответа, и так расширялось понимание закона. Ты, однако, говоришь: «Есть барайта с таким же мнением». Разве я и сам не знаю, что я прав?»
Он продолжил рвать на себе одежды и плакать, крича: «Где ты, сын Лакиша?» В конце концов он потерял разум, раввины молились за него, и он умер.
В Талмуде говорится, что перед смертью Лакиша, он и Рабби Иоханан находились в ссоре и не разговаривали друг с другом. Сама эта ссора заставила Лакиша заболеть, но когда его жена попросила Рабби Иоханана простить друга, тот отказался. И Лакиш умер сразу после этого. Поэтому психическое расстройство Рабби Иоханана может быть связано с чувством вины так же, как с потерей друга и напарника по изучению Торы.
Третья история рассказывает о Рабби по имени Хони, который увидел, как человек сажает кедровое дерево.
«Сколько лет пройдет пока у этого дерева появятся плоды?» – спросил он.
«Семьдесят», – ответил человек.
Хони сказал ему: «Ты думаешь, что проживешь еще семьдесят лет?» (то есть зачем тебе работать над тем, что не принесет тебе никакой пользы?)
Человек ответил: «Я пришел в мир, в котором росли уже зрелые кедры, посаженные моими предками, и теперь сажаю кедр для своих детей».
Сразу после этого Хони сел и поел хлеба. Вскоре он задремал. Несколько камней скатились на него, и его не было видно. Он спал семьдесят лет, и когда проснулся, то увидел вроде бы того же человека, срывающего орехи с того же кедра.
Хони спросил его: «Ты посадил это дерево?»
Он ответил: «Нет, я внук того человека».
Хони сказал: «Кажется, я проспал семьдесят лет…» (и ушел).
Он пошел к себе домой и спросил там: «Жив ли еще сын Хони?»
Ему ответили: «Сын – нет, но жив еще его внук».
Он сказал им: «Я – Хони».
Они ему не поверили.
Он пошел в Дом Учения, где услышал, как раввин говорит: «Эти законы так же ясны нам, как они были ясны во времена Хони», ибо было известно, что когда Хони приходил в Дом Учения, он разъяснял все непонятные вопросы.
Хони сказал им всем: «Я – Хони».
Они не поверили и не воздали ему должных почестей (ясно, они приняли его за сумасшедшего).
Хони затосковал, молился Небесам о милосердии и умер.
Рава сказал: «Это пример правдивости известной пословицы: “Или друзья, или смерть”».
Комментатор этого трактата в «Артскролл» замечает: «Без уважения своих коллег Хони больше не мог выполнять свою жизненную задачу: он не мог преподавать Тору и участвовать в работе нового поколения. Он не хотел жить дольше отведенного ему времени, если больше не оставалось задачи, которую стоило бы выполнять».
Вкратце, Талмуд признавал, что долгая жизнь нужна только в том случае, если есть чем ее заполнить.
Если человек близок к смерти, запрещено покидать его, чтобы он не умер один. (Быть с человеком в момент его смерти – заповедь.)
В последние годы жизни Рабби Исраэль Салантер был болен, и еврейская община наняла ему компаньона. Компаньон был хорошим, но простым человеком. Однажды поздно ночью, когда Рабби почувствовал, что его смерть близка, он провел последние моменты своей жизни, убеждая компаньона не бояться быть одному в комнате с трупом.
Ради однодневного младенца можно нарушить Шаббат. Но ради Давида, царя Израиля, уже умершего, Шаббат не может быть нарушен.
Талмуд, естественно, имеет в виду младенца, чья жизнь в опасности.
Тот, кто видит тело (то есть похоронную процессию) и не следует за ним, подобен обманывающему бедных и заслуживает изгнания из общины. Нужно следовать за телом по крайней мере четыре длины (то есть четыре шага).
Одно время похороны стали такими дорогими в Израиле, что их было тяжелее оплатить, чем саму смерть. Некоторые родственники попросту бросали тело и уходили. Такие вещи закончились, когда Рабби Гамлиель (лидер своего поколения и богатый человек) завещал похоронить себя в простом льняном одеянии. Дорогие одеяния для мертвых были главной тратой при похоронах. Так как гробы у евреев не были приняты, все могли видеть простые покрывала, в которые был обернут Рабби. С тех пор все следовали его примеру. Рабби Папа сказал: «И теперь общая практика – хоронить покойника в простом покрывале, которое стоит только один суз».
Проблема дорогих похорон, которую пытался решить Рабби Гамлиель, все еще стоит перед нами, как видно из опыта Эда Коха, бывшего мэра Нью-Йорка. В своей автобиографии Кох пишет о смерти матери от рака и вспоминает об ужасном процессе выбора гроба:
Нам нужно было выбрать гроб. Мы сказали продавцу, что хотим что-то в ортодоксальной традиции, и он привел нас в комнату, в которой стоял гроб за 25 сотен долларов… Он знал, что мы ищем что-то простое, но решил, что сможет легко «раскрутить» нас на что-нибудь подороже. Он водил нас по комнатам, и в каждой стоял гроб за меньшую цену. Он не пропустил ни одной комнаты. Возможно, он думал, что горе ослабило нас, и нам будет стыдно покупать дешевый гроб. В конце концов он привел нас в подвал, где стояло два еловых ящика – как раз то, что мы хотели с самого начала. Моей матери не понравился бы дорогой гроб… Кроме того, ортодоксальный обычай требует простого деревянного гроба без украшений… Однако… даже здесь, в подвале, этот человек пытался продать нам тот из гробов, что стоил дороже… Мы были так унижены всей процедурой, что в конце концов согласились. Мы больше не могли сопротивляться. Я этого никогда не забуду. Этот человек заставил нас чувствовать себя дешевками, и мы позволили ему это.
Согласно Галахе (еврейскому праву) не позволено провожать мертвых в последний путь с тихим безразличием. Нужно, чтобы слышались крики отчаяния и горячие слезы смывали человеческую жестокость и грубость. (Как говорит Танах): «И пришел Абраhам скорбеть по Сарре и оплакивать ее» (Брейшит 23:2).
В западном обществе культивируется умение «держать лицо». Это, например, с достоинством показала Жаклин Кеннеди на похоронах своего мужа в 1963 году. Еврейское право, однако, поощряет родственников и близких друзей покойного выплескивать свою скорбь наружу.
Цель ведущего похорон – напомнить присутствующим, какую они понесли потерю. Рабби Соловейчик пишет в том же некрологе: «Надгробная речь… в первую очередь должна заставлять людей плакать».
Несколько лет назад меня пригласили произнести речь на похоронах одного нееврея, который был моим близким другом. Моя речь отличалась традиционным еврейским подходом. Я вспоминал эпизоды, в которых проявлялась его щедрость и любовь к ближнему, и люди начали плакать. Я был поражен, когда протестантский пастор, говоривший после меня, построил свою речь совершенно иначе… «Это не грустный день, – объявил он, – а счастливый. Рольф сейчас находится в гораздо лучшем мире, чем мы с вами. Поэтому нужно не плакать, а радоваться…»
Не пытайтесь утешить человека, когда его покойный родственник все еще лежит перед ним.
Когда умерли дети Иова, его три ближайших друга пришли его навестить, «и сидели с ним на земле семь дней и семь ночей, и никто не говорил ему ни слова, ибо видели, что слишком велика боль его» (Иов 2:13).
Хотя поведение друзей Иова стало примером для евреев, посещающих дом скорбящего (нужно подождать, пока он заговорит сам, и лишь потом начать утешать его), некоторые раввины считали, что все же необходимо предложить утешение, даже если скорбящий не хочет его слышать.
Когда умер сын Рабби Иоханана бен Заккая, его ученики пришли к Рабби. Вошел Рабби Элиезер, сел перед ним и сказал: «Учитель, с твоего разрешения, можно тебе что-то сказать?»
«Говори», – ответил Рабби.
Рабби Элиезер сказал: «У Адама умер сын, но Адам позволил утешить себя. Откуда мы это знаем? “И познал Адам еще жену свою” (и был у них еще сын [Брейшит 4:25]). Ты тоже позволь утешить себя».
Рабби Иоханан сказал: «Тебе недостаточно, что я скорблю по своему сыну, так ты еще напоминаешь мне о скорби Адама?»
(Процесс продолжился… Вошел Рабби Иешуа и попросил позволить утешить Рабби, как это позволил Иов. Рабби Иоханан ответил: «Недостаточно, что я скорблю по моему сыну, так ты еще напоминаешь мне о скорби Иова?» Рабби Йосси напомнил, что Аhарон позволил себя утешить после смерти двух своих сыновей, и Рабби Симеон напомнил, что Давид утешился после смерти сына.)
Вошел Рабби Элазар бен Арах. Как только Рабби Иоханан увидел его, он приказал слугам: «Возьмите мои одежды и пойдите за мной в баню, так как он – великий человек и я не смогу ему сопротивляться».
Рабби Элазар вошел, сел перед ним и сказал: «Я расскажу тебе притчу. С чем можно сравнить твою ситуацию? С человеком, которому царь доверил предмет, чтобы тот бережно хранил его. Каждый день человек плакал и кричал: “Горе мне! Когда же я освобожусь от этой ответственности и буду снова жить в мире!” Так и ты, господин. У тебя был сын, он учил Тору, Пророков и Писания, учил Мишну, Галаху, Агаду и оставил этот мир без греха. Теперь ты вернул то, что было вверено тебе, и будет правильно, если ты утешишься».
Рабби Иоханан сказал ему: «Рабби Элазар, мой сын, ты утешил меня так, как следует утешать».
Спустя поколение, Берурия, жена Рабби Меира и самая образованная женщина в знании Талмуда, выбрала похожий способ, чтобы сообщить своему мужу ужасную новость:
Когда Рабби Меир преподавал в Доме Учения в Шаббат, умерли его сыновья. Что сделала их мать? Она оставила их лежать на кровати и прикрыла одеялом. Когда закончился Шаббат, вернулся Рабби Меир. Он спросил: «Где мои сыновья?»
«Я их искала, но не нашла».
Она дала ему чашу с вином для Авдалы (молитвы, завершающей Шаббат и другие святые дни), и он произнес благословение. Снова он спросил: «Где мои сыновья?»
«Наверное, они куда-то пошли и скоро вернутся».
Она принесла ему еды и после того, как он поел, сказала: «У меня есть к тебе вопрос».
«Спрашивай».
«Недавно пришел ко мне человек и оставил вещь, попросив последить за ней… Теперь он пришел и хочет забрать эту вещь. Мне нужно ее возвращать?»
«Разве тот, кому отдана вещь на хранение не обязан вернуть ее хозяину?»
«Все равно, не услышав твоего мнения, я бы ее не вернула». Что она сделала потом?
Она взяла его за руку и повела в детскую, где подошла к кровати. Берурия сняла покрывало, и Меир увидел, что оба мальчика мертвы. Он расплакался.
Тогда Берурия сказала ему: «Разве ты мне не говорил, что мы должны возвращать вещи их владельцу?»
На это Меир ответил: «Господь дал, Господь и взял. Благословен Господь» (Иов 1:21).
Хотя эта история и производит очень сильное впечатление, я сомневаюсь, что все было именно так. Во-первых, трудно представить себе, чтобы Берурия так долго сохраняла самообладание, беседуя со своим мужем. Скорее, она бы раскрыла все, едва начав говорить. Более того, удивляет внезапная смерть мальчиков. Ясно, что всего несколько часов назад они были здоровы, Рабби Меир искал их в Доме Учения. Если же они умерли так внезапно, то еще более поразительной кажется спокойная реакция Берурии.
Несмотря на это, обе истории учат нас одному уроку: родители – лишь опекуны душ своих детей. Если дети умирают рано, то утешением для родителей может служить факт, что их души чистыми вернулись к Богу. Несмотря на теплый ответ Рабби Иоханана, такое утешение обычно срабатывает только после продолжительного периода с момента смерти ребенка.
Пусть Господь утешит вас, как и тех, кто оплакивает Сион и Иерусалим.
Напоминая о разрушении Иерусалима, эта фраза помогает страдающему увидеть более широкую перспективу бытия. Однако эти слова произносятся только во время шивы, недели скорби, которая следует за похоронами. До этого, когда умерший еще не похоронен, мы обязаны хранить молчание. Бесполезно и жестоко требовать от человека, находящегося на вершине скорби, более отвлеченного взгляда на страдания.
С чем можно сравнить того, кто увидел скорбящего через год и произнес слова утешения? С врачом, увидевшим пациента после того, как сломанная нога срослась, и сказавшим ему: «Приходи и я опять сломаю тебе ногу и наложу гипс, чтобы ты увидел, что я умею хорошо лечить».
Рабби Меир говорит о человеке, предлагающем утешение «через год», так как еврейская традиция не считает необходимым скорбеть более года. Жестоко «утешать» скорбящего после истечения времени, отведенного для печали. Человек должен продолжать жить.
Несмотря на слова Рабби Меира, многие все же скорбят и дольше года, особенно когда близкий человек умер не своей смертью или в раннем возрасте. Вспомните Иакова, которому сказали, что его любимый сын Иосиф был растерзан дикими зверями. Тора рассказывает, что «поднялись все сыновья его и все дочери его, чтобы утешить его; но не хотел он утешиться и сказал: горюющим сойду к сыну моему в преисподнюю» (Брейшит 37:35).
Хотя продолжительная скорбь обычно характерна именно для родителей, оплакивающих смерть ребенка, одно из самых трогательных писем в еврейской литературе было написано Моше Маймонидом, когда его младший брат Давид, утонул, находясь в деловой поездке. Маймонид явно относился к брату как к сыну (в этот момент у него еще не было своих детей). Как ясно из последних строк письма, он отождествлял себя с безутешным Иаковом:
Самым страшным несчастьем из всех, что выпали мне за всю мою жизнь, худшим, чем что-либо еще, была кончина (моего брата) святого… который утонул в Индийском океане… В день, когда до меня дошла эта страшная весть, я слег и проболел почти год, страдая от нарывов, лихорадки и тоски. Я почти сдался.
С тех пор прошло почти восемь лет. Но я до сих пор скорблю и ничто не приносит мне утешения. И как я могу утешиться? Он вырос у меня на руках, он был моим братом, он был моим учеником; он торговал на рынках и зарабатывал деньги, чтобы я мог спокойно сидеть дома… В моей жизни главной радостью было смотреть на него. Теперь радости нет больше. Он ушел в мир иной и оставил меня печальным и скорбящим в чужой стране. Когда бы я ни увидел его почерк или его письма, у меня переворачивается сердце и вновь просыпается моя скорбь. Короче, «Горюющим сойду к сыну моему в преисподнюю».
Не следует слишком скорбеть об усопших, и все, кто слишком скорбят о них, на самом деле скорбят о ком-то другом. (Тора определила границы каждого этапа скорби: три дня для рыданий, семь – для стенаний, и тридцать – для воздержания от крахмальных одежд и стрижки.)
Тот, кто в своей скорби не следует закону, считается бессердечным.
Итгадаль ве-Иткадаш Шмей Раба – Да будет свято и благословенно Его великое имя в мире, который Он создал Своей волей по Своему замыслу…
Кроме «Шма», Кадиш – это, возможно, самая известная еврейская молитва. Многие евреи не знают ее смысла (возможно потому, что она написана на арамейском, а не на иврите) и удивляются, когда узнают, что в ней нет ни слова о смерти. Вместо этого Кадиш содержит хвалу Богу. Читая Кадиш, еврей выражает надежду на то, что величие Господа будет признано всем миром.
Почему Кадиш стал поминальной молитвой? Скорее всего потому, что он является доказательством того, что умерший оставил на земле потомков, которые верны Богу и клянутся работать над совершенствованием мира под Его владычеством.
От первого Моисея до второго Моисея не было подобного им.
Но кто теперь утешит меня? Кому я могу излить душу свою? Куда мне повернуться? Всю мою жизнь мой любимый товарищ слушал о моих бедах, а их было немало, и утешал меня, так что они непостижимо быстро испарялись. Но теперь… мне остается лишь барахтаться в своем горе.
Не суди о высоте ели, пока ее не срубишь.
Хаим Нахман Бялик, возможно, величайший из еврейских поэтов двадцатого столетия, сочинил собственный некролог, в котором подчеркивал неотвратимость конца:
После того, как я умру,
Придите все на могилу мою.
Скажите: он был, и нет теперь.
Раньше, чем надо закрылась дверь.
И на полуслове прервана песня
И еще стихи, даже были если —
Их не найти.
… Навсегда уйти…
День смерти моего отца настал в этом году
И я пошел взглянуть на тех в кладбищенском ряду,
Кто рядом с ним лежал, я плиты видел их не раз —
То жизни был его, увы, последний выпускной класс.
За много лет запомнил я все эти имена,
Как будто бы отец за сыном в школу приходя
Из года в год запоминает лица его друзей
И очень быстро узнает все имена детей.
Папа все еще любит меня и, конечно, люблю его я,
Поэтому, вспоминая его, не плачу, судьбу не дразня.
Но лишь войду сюда, тотчас слеза подступает к глазам,
Лишь вижу: «Джонни умер в четыре года, он всегда будет дорог нам».
Два человека пришли к Рабби Моисею Ицхаку из Поневежа. Оба купили участки на кладбище, и каждому хотелось получить лучший из них. Рабби Моисей Ицхак остановил спор вердиктом: «Кто умрет первым, тот и получит лучший участок». Они больше никогда об этом не спорили.
Самоубийца – часовой, покинувший свой пост.
Еврейское право требует, чтобы самоубийц хоронили за кладбищенской оградой, и обычных поминальных молитв по ним не читали. Но ясно, что раввины ввели такие правила, только чтобы напугать потенциальных самоубийц. На практике смерть по вине умершего очень редко объявлялась самоубийством (обычно объявлялось, что произошел несчастный случай из-за временного помешательства). Ведь ясно, что такое клеймо служило бы наказанием лишь близким покойного, а не самому самоубийце. Различные кодексы обычно предписывают раввинам искать любые причины, позволяющие не объявлять смерть самоубийством:
Кто считается самоубийцей? Не тот, кто забирается на дерево или крышу, падает и разбивается насмерть. Это только тот, кто говорит: «Я сейчас полезу на дерево или крышу, спрыгну и разобьюсь насмерть», и другие видят, как он это делает. Такой человек считается самоубийцей и по нему не читают поминальных молитв и не выполняют поминальных обрядов. Человек, которого нашли задохнувшимся, висящим на дереве, мертвым от удара меча, не считается самоубийцей, и никакие поминальные обряды в этом случае не отменяются.
Основной принцип при разборе случаев самоубийства: мы приписываем действиям человека любые (посторонние) мотивы, какие можем найти, например страх, уныние, безумие… или похожие мотивы.
Чем ближе отношения убийцы и жертвы, тем отвратительней преступление (а человек ближе всего к самому себе).
Философ Байа, живший в одиннадцатом веке, считает суицид преступлением худшим, чем убийство. Хотя я не встречал похожих взглядов среди других еврейских ученых (более характерно мнение Рабби Акивы: «Предайте его забвению – не благословляйте и не проклинайте», трактат Семахот, 2:1), похожие аргументы выдвигаются католическими теологами. Святой Августин учил: «Отцеубийство хуже убийства, но самоубийство – самый страшный грех» («О терпении») – Католический писатель Г. К. Честертон, живший в двадцатом веке, пришел к еще более радикальному выводу: «Тот, кто убивает человека, – убивает человека. Но тот, кто убивает себя, – убивает всех людей. По отношению к себе он уничтожает мир» («О православии»).
Однако, если мыслить логически, самоубийство не может считаться более тяжким грехом, чем убийство. Самоубийца хочет уйти из этого мира. В случае убийства жертва хочет продолжать жить.
(Царь) Саул сказал оруженосцу своему: обнажи меч свой и заколи меня им, а то придут эти необрезанные заколоть меня и будут издеваться надо мною. Но не согласился оруженосец, ибо очень боялся. И взял Саул меч свой и пал на него.
Самоубийство Саула после того, как стало ясно, что филистимляне разбили его армию, – это наиболее знаменитое самоубийство в Танахе. Средневековый комментатор Танаха Давид Кимхи (1160–1235), известный под акронимом Радак, пишет:
Саул не согрешил, убив себя… так как он знал, что ему суждено умереть в этой войне… Так что было лучше, что он сам забрал свою жизнь, чем если бы он дал необрезанным издеваться над собой.
Именно пример Саула позволил Рабби Иуде заключить, что царь Зедекия, во время правления которого провалился мятеж Иудеи против Вавилона и был разрушен Храм в Иерусалиме (586 г. до н. э.), поступил неверно, не покончив с собой, хотя в этом случае альтернативой была не смерть, а жалкое существование.
«Из-за этого я плачу (Эйха 1:16), – из-за того, что у Зедекии не хватило силы духа, – сказал Рабби Иуда. – Как мог Зедекия, зная, что его скоро ослепят, не начать биться головой об стену, пока жизнь не покинет его?»
Другие еврейские источники также оправдывают самоубийство даже в случаях, если непременной альтернативой является не смерть, а жалкое рабское существование, которое человеку придется вести против своей воли. Следующая талмудическая история относится ко временам непосредственно после провала первого еврейского мятежа против римлян (около 70 г. н. э.).
Четыреста мальчиков и девочек везли, чтобы растлить и распродать на поругание (для проституции в Риме). Они понимали, зачем их везут, и поэтому спросили: «Если мы утонем в море, мы войдем в Мир Грядущий?» Старший из них прочел стих: «Сказал Господь: От Башана возвращу, выведу из глубин морских» (Теhилим 68:23), и объяснил ее так: «Я верну их (к вечной жизни) из глубин морских». Когда девочки услышали это, они вскочили и бросились в море. Тогда мальчики решили по поводу себя: «Если они, для которых быть склоненными на половой акт – это естественно (так!) (предпочитают смерть растлению), то мы, для которых быть склоненными к этому неестественно (тем более должны предпочесть смерть)». При этом они также бросились в море. О них Танах говорит: «За Тебя принимаем мы смерть во всякий день, словно овцы, обреченные на заклание» (Теhилим 44:23).
960 евреев, убивших себя и свои семьи в крепости Масада в 73 г. н. э. – это самый известный акт самоубийства в еврейской истории. Ими двигали чувства, заставившие покончить с собой царя Саула и юношей и девушек из предыдущей истории. Как и Саул, они знали, что римляне убьют многих из них, когда займут Масаду. Как юноши и девушки, они знали, что те из них, кто останется в живых, особенно женщины и дети, будут проданы на римских рынках как проститутки и рабы.
Историк Иосиф Флавий, живший в первом веке, записал (пересказанную ему) речь Элазара, лидера Масады. Элазар убеждал евреев покончить собой, вместо того чтобы сдаться:
Мы были первыми, кто восстал против них. И мы последние, кто еще сражается против них. Поистине, последняя награда, данная нам Господом, в том, что мы все еще имеем возможность умереть доблестно, оставаясь свободными…
Итак, пусть наши жены умрут, пока над ними не надругались, а наши дети – пока не изведали горечь рабства. И после того, как мы убьем их, мы окажем эту славную услугу также и друг другу.
Когда Элазар окончил речь, были выбраны десять мужчин, чтобы убить всех остальных. Затем они убили друг друга, а тот, кто остался в живых последним, покончил с собой сам.
Иосиф Флавий утверждает, что слышал содержание речи Элазара от двух еврейских женщин, которые спрятались в пещере, не желая умирать.
И, в заключение, саркастический, жизнеутверждающий идишский взгляд на самоубийство:
В первую очередь здоровье – повеситься можно и позже.
В Мире Грядущем не будет еды или питья, ни родов, ни бизнеса, ни ревности или ненависти, ни конкуренции, но лишь праведники будут сидеть с коронами на головах своих и радоваться в свечении Шехины, божественного присутствия.
Для большинства верующих основным моментом религии является существование Бога, а не наличие загробной жизни. Ибо, как только начинаешь верить, что существует добрый и всемогущий Бог, наличие жизни после смерти уже само собой разумеется. Единственным объяснением тому, что Бог позволяет существовать стольким страданиям и несправедливостям, может быть лишь уверенность в наличии другого измерения бытия, где всем воздастся по заслугам.
Странно, но в Торе не содержится никаких указаний на жизнь после смерти. Возможно, причина в том, что эти пять книг написаны после освобождения евреев из рабства в Египте. Египетский опыт научил детей Израиля, насколько опасной может быть одержимость загробной жизнью. Подумайте – главным достижением для большинства фараонов была постройка для себя огромной пирамиды. Ради этого тысячи и тысячи рабов умирали от непосильной работы. Самая священная книга египтян – Книга мертвых – отражает их одержимость жизнью после смерти.
Возможно, в Танахе потому и не поднимается вопрос о загробной жизни: совершенно ясно, что если он становится центральным в религии, то внимание людей отвлекается к нему от их обязанностей в этом мире.
У всего Израиля есть доля в Мире Грядущем.
Праведники народов мира будут иметь долю в Мире Грядущем.
Несмотря на то что в Талмуде высказывается твердая уверенность в наличии иного мира, помимо того, который мы знаем, национальные американские опросы показали, что евреи гораздо меньше христиан склонны верить в жизнь после смерти. Сомнения по поводу «Грядущего Мира» нередки даже среди неортодоксальных раввинов. Денис Прагер писал о своем посещении похорон, проводимых одним из самых известных в Америке консервативных раввинов. У могилы рабби сказал: «Евреи не верят в жизнь после смерти. Скорее, мы живем хорошими делами, которые мы совершаем, и памятью тех, кого оставляем за собой». Среди прочего Прагер отмечает, что это утверждение является особенно слабым утешением для тех «шести миллионов, почти все близкие которых также погибли». Если этот мир – всё, что у нас есть, и мы живем только в памяти любимых, тогда большинство из тех шести миллионов просто канули в Лету… («Эта жизнь – всё, что у нас есть?…» // «Первоочередные вопросы», весна 1987 г.)
Для Прагера Холокост доказывает важность представления о жизни после смерти, особенно для тех, кто считает себя верующими:
Если после этой жизни нет ничего, тогда у нацистов и у еврейских детей, которых они кидали в печи, одна и та же судьба. Если бы я в это верил, я или стал бы атеистом, или возненавидел бы Бога, создавшего такую жестокую и абсурдную Вселенную.
Классическая для иудаизма мистическая книга «Зогар» содержит притчу, показывающую, насколько необходима вера в загробный мир:
У царя есть сын, которого он посылает в деревню, чтобы его обучили, пока он не сможет быть представлен ко двору. Когда царю говорят, что сын уже созрел, царь… посылает его мать, и та возвращает его во дворец. Теперь царь радуется сыну каждый день… Но жители деревни плачут: с ними больше нет царского сына. И вот мудрец говорит им: почему вы плачете? Разве настоящее место царского сына с вами, а не во дворце?
Кто богат? Тот, кто счастлив тем, что имеет.
Учителя спросили: «Кто, как ты думаешь, более велик – богач или мудрец?»
«Мудрец», – ответил тот.
«Но почему тогда мы чаще видим мудрых у дверей богачей, чем богатых у дверей мудрецов?»
Учитель ответил: «Ибо мудрые понимают ценность богатства, но богатые не понимают цену мудрости».
Когда учителю сказали, что некий человек приобрел большое богатство, он спросил: «А он приобрел дни, в течение которых сможет им воспользоваться?»
Многие мужчины копят богатства для будущих мужей своих жен.
Богатства, конечно, нужны, но лишь в определенных пределах, ибо, как говорит еврейская пословица, «у савана нет карманов».