Часть VI Холокост Катастрофа европейского еврейства
70. Холокост
Пролог
Клэр Бут Льюс однажды пожаловалась, что ей надоели постоянные разговоры о Холокосте. Её еврейский друг ответил, что очень хорошо ее понимает. Он тоже смертельно устал от разговоров о распятии.
Клэр Бут Льюс однажды пожаловалась, что ей надоели постоянные разговоры о Холокосте. Её еврейский друг ответил, что очень хорошо ее понимает. Он тоже смертельно устал от разговоров о распятии.
Эли Визель, правда в более мягкой форме, высказал ту же мысль:
Одного еврея умертвили две тысячи лет назад в Иерусалиме и весь нееврейский мир никак не может об этом забыть. Разве мы (евреи) не имеем права, не обязаны хранить память шести миллионов убитых?
О печи!
О изобретательно оборудованное жилище смерти!
Когда тело Израиля дымом плыло
По воздуху.
71. Что говорили нацисты
Адольф Гитлер
Я часто был пророком и надо мной часто смеялись. Когда я боролся за власть, евреи со смехом встречали мои пророчества о захвате власти в Германии и окончательном решении еврейского вопроса. Думаю, что теперь этот смех стал у них поперек горла.
Сегодня я снова попробую сделать прорицание. Если мировому еврейскому капиталу вновь удастся втянуть нации в очередную войну, то результатом будет не большевизация земли и победа евреев, а уничтожение еврейской расы в Европе.
Во время Второй мировой войны Гитлер по крайней мере пять раз ссылался на это пророчество. В 1942 году он добавил: «Когда-то немецкие евреи смеялись над моими пророчествами. Я не знаю, смеются ли они сейчас или потеряли всякое желание смеяться. Но я повторяю: скоро они перестанут смеяться повсюду, и это пророчество тоже сбудется». (Заметьте: в обеих речах Гитлер с параноидальной уверенностью повторяет, что евреи смеялись над ним.)
Современные исследователи Холокоста не уверены, собирался ли Гитлер уничтожить евреев с самого начала, или этот план родился у него уже во время войны. Хотя из последней главы «Майн Кампф» уже ясно, что он долго играл с идеей об отравлении большого количества евреев газом:
Если бы в начале войны (Первой мировой) и во время нее двенадцать или пятнадцать тысяч иудейских коррупционеров были отравлены газом… то смерть миллионов на фронте не прошла бы даром.
Больше всего я прошу от лидера нации и его подданных скрупулезного соблюдения расовых законов и безжалостной борьбы со всемирными отравителями всех народов – международным еврейством.
Люди, которые мало знакомы с антисемитскими идеями нацистов, считают, что для Гитлера евреи были просто козлами отпущения, на которых можно было свалить немецкие проблемы, чтобы добиться политической власти. Историк Люси Давидович, автор «Войны против евреев», убедительно доказывает обратное: «Расовый империализм и фанатичное стремление уничтожить евреев были доминирующим мотивом его стремления к власти», Гитлер не ругал евреев, чтобы захватить власть. Он захватил власть, чтобы уничтожить евреев. Ненависть к евреям была сущностью его идеологии, а не политической маской. Ничто не может служить этому лучшим доказательством, чем егопоследняя речь перед немецким народом, главный «Завет» которой – продолжать сражаться с евреями.
Иозеф Геббельс
Конечно, еврей – человеческое существо. Но и блоха – живое существо, только не очень приятное. Так как блоха неприятна нам, мы не обязаны позволять ей жить и процветать… скорее нашей обязанностью является уничтожить ее. Так же и с евреями.
Речь 1929 г. Цит. по С. С. Аронсфельду, «Тексты Холокоста»
Позднее Геббельс стал министром пропаганды Третьего Рейха.
Заметьте, чтоэти слова об уничтожении были произнесены за четыре года до прихода нацистов к власти. Их намерения расправиться с демократией видны из другого утверждения:
Мы войдем в Рейхстаг, чтобы разрушить Веймарский порядок его же оружием: мы идем как враги.
Геббельс раскрывает политические планы нацистов. Веймарская республика была слабым, погрязшим в кризисе и раздорах, но демократическим государством.
Это прямое отрицание демократии заставляет задуматься, следует ли предоставлять политические права тем, кто использует демократические средства для разрушения демократии. Такие организации, как Американский Союз Гражданских Свобод утверждают, что демократическое правительство не имеет права ограничивать политическую свободу своих противников. На это можно возразить, что позволять врагам демократии использовать демократические выборы для прихода к власти – все равно, что позволять людям, объявившим о своем намерении ограбить банк, купить пистолет. В самом деле, нацисты пришли к власти вполне демократическим путем, а не в результате переворота.[39]
Эпоха педантичных еврейских интеллектуалов подошла к концу.
Прошлое объято пламенем.
Те, кто сжигает книги, будет, в конце концов, жечь людей.
(В нацистской Германии) путь от сжигания книг до сжигания людей занял восемь лет.
Михаэль Бирнбаум, «Мир должен знать»(Вышеприведенные цитаты и комментарии взяты из этой книги.)
Многие вспомнили слова Гейне, когда тысячи немецких студентов и профессоров бросали книги из библиотек и магазинов в огромные костры. Сжигались в основном книги еврейских авторов и таких писателей-антифашистов, как Томас Манн. Во Франкфурте церемония превратилась в страшный карнавал: книги везли в телегах, запряженных быками, а оркестр играл «Похоронный марш» Шопена.
Генрих Гиммлер об «окончательном решении»
Я также хочу поговорить с вами откровенно на достаточно тяжелую тему. Между собой мы упоминаем об этом открыто, но ни в коем случае нельзя обсуждать эту тему публично. Я имею в виду эвакуацию евреев, уничтожение еврейской расы… Большинство из вас видели, как в единую кучу свалена сотня трупов… а пять сотен? а тысяча? Пройти через это и остаться, не принимая во внимание исключения, вызванные человеческой слабостью, хорошими людьми, – вот что является высшей степенью закалки (для арийца). Вот страница нашей истории, которая не написана… и никогда не будет написана.
«Пройти через это и остаться…хорошими людьми» – самое поразительное и парадоксальное высказывание Гиммлера.
Историк Ричард Брайтман, автор труда «Архитектор Геноцида: Гиммлер и окончательное решение», заметил, что хотя обычно Гиммлер тщательно заботился о конспирации, особенно в том, что касалось Холокоста, эта речь записывалась на магнитофон. В своей речи, длившейся три часа десять минут, Гиммлер оправдывал Холокост нуждами самозащиты: «У нас есть моральное право, долг перед нашим народом… уничтожить эту расу, как они хотели уничтожить нас».
Однако не все немецкие лидеры считали Холокост оправданным, хотя бы из практических соображений. Например, 18 сентября 1942 года генерал Курт Фрайхер фон Гиенат обратился к правительству с меморандумом, в котором обозначил нехватку трудовых ресурсов и указал, что труд еврейских рабов весьма необходим Рейху. Он предложил замедлить уничтожение евреев: «Необходимо уничтожить евреев так быстро, как это возможно, но не нанося ущерба необходимым для продолжения войны работам».
Через двенадцать дней Гитлер отправил Гиената в отставку и постановил: «Принять меры против тех, кто думает, что служит интересам военной индустрии, а на самом деле поддерживает евреев и их интересы» (Люси Давидович, «Хрестоматия по Холокосту»).
До и после воины
Я не хочу ничего от евреев… Они просто должны исчезнуть… Мы должны уничтожать их при любой представившейся возможности.
Германии не искупить своей вины и за тысячу лет.
Адольф Гитлер
Я часто был пророком и надо мной часто смеялись. Когда я боролся за власть, евреи со смехом встречали мои пророчества о захвате власти в Германии и окончательном решении еврейского вопроса. Думаю, что теперь этот смех стал у них поперек горла.
Сегодня я снова попробую сделать прорицание. Если мировому еврейскому капиталу вновь удастся втянуть нации в очередную войну, то результатом будет не большевизация земли и победа евреев, а уничтожение еврейской расы в Европе.
Во время Второй мировой войны Гитлер по крайней мере пять раз ссылался на это пророчество. В 1942 году он добавил: «Когда-то немецкие евреи смеялись над моими пророчествами. Я не знаю, смеются ли они сейчас или потеряли всякое желание смеяться. Но я повторяю: скоро они перестанут смеяться повсюду, и это пророчество тоже сбудется». (Заметьте: в обеих речах Гитлер с параноидальной уверенностью повторяет, что евреи смеялись над ним.)
Современные исследователи Холокоста не уверены, собирался ли Гитлер уничтожить евреев с самого начала, или этот план родился у него уже во время войны. Хотя из последней главы «Майн Кампф» уже ясно, что он долго играл с идеей об отравлении большого количества евреев газом:
Если бы в начале войны (Первой мировой) и во время нее двенадцать или пятнадцать тысяч иудейских коррупционеров были отравлены газом… то смерть миллионов на фронте не прошла бы даром.
Больше всего я прошу от лидера нации и его подданных скрупулезного соблюдения расовых законов и безжалостной борьбы со всемирными отравителями всех народов – международным еврейством.
Люди, которые мало знакомы с антисемитскими идеями нацистов, считают, что для Гитлера евреи были просто козлами отпущения, на которых можно было свалить немецкие проблемы, чтобы добиться политической власти. Историк Люси Давидович, автор «Войны против евреев», убедительно доказывает обратное: «Расовый империализм и фанатичное стремление уничтожить евреев были доминирующим мотивом его стремления к власти», Гитлер не ругал евреев, чтобы захватить власть. Он захватил власть, чтобы уничтожить евреев. Ненависть к евреям была сущностью его идеологии, а не политической маской. Ничто не может служить этому лучшим доказательством, чем егопоследняя речь перед немецким народом, главный «Завет» которой – продолжать сражаться с евреями.
Иозеф Геббельс
Конечно, еврей – человеческое существо. Но и блоха – живое существо, только не очень приятное. Так как блоха неприятна нам, мы не обязаны позволять ей жить и процветать… скорее нашей обязанностью является уничтожить ее. Так же и с евреями.
Речь 1929 г. Цит. по С. С. Аронсфельду, «Тексты Холокоста»
Позднее Геббельс стал министром пропаганды Третьего Рейха.
Заметьте, чтоэти слова об уничтожении были произнесены за четыре года до прихода нацистов к власти. Их намерения расправиться с демократией видны из другого утверждения:
Мы войдем в Рейхстаг, чтобы разрушить Веймарский порядок его же оружием: мы идем как враги.
Геббельс раскрывает политические планы нацистов. Веймарская республика была слабым, погрязшим в кризисе и раздорах, но демократическим государством.
Это прямое отрицание демократии заставляет задуматься, следует ли предоставлять политические права тем, кто использует демократические средства для разрушения демократии. Такие организации, как Американский Союз Гражданских Свобод утверждают, что демократическое правительство не имеет права ограничивать политическую свободу своих противников. На это можно возразить, что позволять врагам демократии использовать демократические выборы для прихода к власти – все равно, что позволять людям, объявившим о своем намерении ограбить банк, купить пистолет. В самом деле, нацисты пришли к власти вполне демократическим путем, а не в результате переворота.[39]
Эпоха педантичных еврейских интеллектуалов подошла к концу.
Прошлое объято пламенем.
Те, кто сжигает книги, будет, в конце концов, жечь людей.
(В нацистской Германии) путь от сжигания книг до сжигания людей занял восемь лет.
Михаэль Бирнбаум, «Мир должен знать»(Вышеприведенные цитаты и комментарии взяты из этой книги.)
Многие вспомнили слова Гейне, когда тысячи немецких студентов и профессоров бросали книги из библиотек и магазинов в огромные костры. Сжигались в основном книги еврейских авторов и таких писателей-антифашистов, как Томас Манн. Во Франкфурте церемония превратилась в страшный карнавал: книги везли в телегах, запряженных быками, а оркестр играл «Похоронный марш» Шопена.
Генрих Гиммлер об «окончательном решении»
Я также хочу поговорить с вами откровенно на достаточно тяжелую тему. Между собой мы упоминаем об этом открыто, но ни в коем случае нельзя обсуждать эту тему публично. Я имею в виду эвакуацию евреев, уничтожение еврейской расы… Большинство из вас видели, как в единую кучу свалена сотня трупов… а пять сотен? а тысяча? Пройти через это и остаться, не принимая во внимание исключения, вызванные человеческой слабостью, хорошими людьми, – вот что является высшей степенью закалки (для арийца). Вот страница нашей истории, которая не написана… и никогда не будет написана.
«Пройти через это и остаться…хорошими людьми» – самое поразительное и парадоксальное высказывание Гиммлера.
Историк Ричард Брайтман, автор труда «Архитектор Геноцида: Гиммлер и окончательное решение», заметил, что хотя обычно Гиммлер тщательно заботился о конспирации, особенно в том, что касалось Холокоста, эта речь записывалась на магнитофон. В своей речи, длившейся три часа десять минут, Гиммлер оправдывал Холокост нуждами самозащиты: «У нас есть моральное право, долг перед нашим народом… уничтожить эту расу, как они хотели уничтожить нас».
Однако не все немецкие лидеры считали Холокост оправданным, хотя бы из практических соображений. Например, 18 сентября 1942 года генерал Курт Фрайхер фон Гиенат обратился к правительству с меморандумом, в котором обозначил нехватку трудовых ресурсов и указал, что труд еврейских рабов весьма необходим Рейху. Он предложил замедлить уничтожение евреев: «Необходимо уничтожить евреев так быстро, как это возможно, но не нанося ущерба необходимым для продолжения войны работам».
Через двенадцать дней Гитлер отправил Гиената в отставку и постановил: «Принять меры против тех, кто думает, что служит интересам военной индустрии, а на самом деле поддерживает евреев и их интересы» (Люси Давидович, «Хрестоматия по Холокосту»).
До и после воины
Я не хочу ничего от евреев… Они просто должны исчезнуть… Мы должны уничтожать их при любой представившейся возможности.
Германии не искупить своей вины и за тысячу лет.
72. Как выглядело «окончательное решение…»
Шесть историй из шести миллионов
На станции я увидел другую девочку, где-то пяти лет от роду. Она кормила младшего брата, а он плакал. Маленький плакал, он был болен. В мутную банку джема опускала она крошечные кусочки хлеба и искусно запихивала их ему в рот. Моим глазам удалось увидеть эту мать, пятилетнюю мать, кормящую своего младенца. Я мог слышать ее нежные слова. Моя собственная мама, лучшая в мире, не могла изобрести такой колыбельной. Но эта, улыбаясь, вытирала его слезы, вселяя радость в его сердце, эта маленькая дочь Израиля. И Шолом-Алейхему здесь нечего было бы добавить.
Они, дети Израиля, были первыми осуждены на гибель и несчастья, большинство – без матери и отца. Их терзали холод, голод и вши. Святые мессии, святая боль. Почему в дни горя они стали первыми жертвами нечестивцев, первыми в ловушке зла, первыми осужденными на смерть, первыми, кого мясники бросили в свои вагоны? Их бросили в вагоны, огромные вагоны, как груду мусора, как пепел земли. И они везли их, убивали их, уничтожали их, без остатков или памяти.
Лучшие из моих детей сгинули. Горе мне. Проклятие и запустение.
На станции я увидел другую девочку, где-то пяти лет от роду. Она кормила младшего брата, а он плакал. Маленький плакал, он был болен. В мутную банку джема опускала она крошечные кусочки хлеба и искусно запихивала их ему в рот. Моим глазам удалось увидеть эту мать, пятилетнюю мать, кормящую своего младенца. Я мог слышать ее нежные слова. Моя собственная мама, лучшая в мире, не могла изобрести такой колыбельной. Но эта, улыбаясь, вытирала его слезы, вселяя радость в его сердце, эта маленькая дочь Израиля. И Шолом-Алейхему здесь нечего было бы добавить.
Они, дети Израиля, были первыми осуждены на гибель и несчастья, большинство – без матери и отца. Их терзали холод, голод и вши. Святые мессии, святая боль. Почему в дни горя они стали первыми жертвами нечестивцев, первыми в ловушке зла, первыми осужденными на смерть, первыми, кого мясники бросили в свои вагоны? Их бросили в вагоны, огромные вагоны, как груду мусора, как пепел земли. И они везли их, убивали их, уничтожали их, без остатков или памяти.
Лучшие из моих детей сгинули. Горе мне. Проклятие и запустение.
Кацнельсон, к сожалению, был прав. Первой жертвой нацистов всегда становились дети, так как были слишком малы, чтобы работать. Кроме того, немцы были готовы на все, чтобы эти дети не выросли и не произвели на свет новое поколение евреев.
Среди шести миллионов погибших – полтора миллиона детей. В лагерях смерти немцы старались работать «эффективно». Поэтому они отрывали детей от родителей. Когда газовая камера заполнялась, детей кидали поверх голов взрослых, чтобы довести до максимума число убитых за один раз евреев. Позже нацисты решили, что не стоит тратить газ на детей (хотя стоимость газа, необходимого для умерщвления одной жертвы, не превышала одного цента). Поэтому иногда эсэсовцы кидали живых детей прямо в печи крематория.
Евреи из Кельме (Литва) уже стояли у ям, которые их заставили выкопать. Они были готовы умереть, прославляя имя Бога (Киддуш-hа-Шем). Их духовный лидер, рабби Даниель (Мовшович), попросил у офицера разрешения сказать несколько прощальных слов своей пастве. Офицер согласился, но потребовал быть кратким. Говоря спокойно и медленно, словно обычную проповедь на Шаббатней службе, рабби Даниель убеждал своих подопечных правильно совершить Киддуш-hа-Шем. Вдруг немецкий офицер начал кричать рабби, чтобы тот заканчивал. Так же спокойно рабби завершил: «Дорогие евреи! Пришло время совершить Киддуш-hа-Шем, совершить его по-настоящему. Я прошу одного: не пугайтесь и не устраивайте паники. Примите этот жребий спокойно и достойно!» После этого он повернулся к офицеру и сказал: «Я закончил. Можете приступать».
Современный теолог Эмиль Факенгейм, рассказавший эту историю, дает такой комментарий: «Я закончил. Можете приступать» – мы всегда стараемся противопоставить чистое, святое, хорошее вечному и абсолютному злу, которое нельзя искупить. Немецкий офицер все слышал. Он все видел. Как он вообще мог приступить к расстрелу? Однако он смог (Эмиль Факенгейм, «Холокост и государство Израиль»).
Конечно, не все жертвы проявляли героизм. Но причиной этого были не трусость и низость, сидящие глубоко в каждом из нас, а жестокость немцев. Польский писатель Тадеуш Боровский рассказывает об увиденном в Освенциме:
Они идут и пропадают. Мужчины, женщины и дети. Некоторые знают (что идут к грузовикам, которые едут к газовым камерам).
Вот женщина. Она идет быстро, но пытается казаться спокойной. Маленький ребенок с розовым лицом херувимчика бежит за ней, не может догнать, протягивает свои ручки и кричит: «Мама! Мама!»
«Возьми своего ребенка, женщина!» (приказывает охранник).
«Это не мой ребенок, не мой!» – истерически кричит она и продолжает бежать… Она хочет догнать тех, кто не поедет на грузовиках, кто идет пешком, кто (будет работать на немцев), кто останется в живых. Она молода, здорова, хорошо выглядит – она хочет жить.
Но ребенок бежит за ней, громко умоляя: «Мама! Мама! Не бросай меня!»
«Это не мой, не мой, нет!»
Андрей, моряк из Севастополя, хватает ее. Его глаза помутнели от водки и жары. Одним точным ударом он сбивает ее с ног, потом хватает ее за волосы. Его лицо перекошено от злости.
«Ах ты, гадкая еврейка! Ты убегаешь от собственного ребенка! Я тебе покажу, шлюха!» – он берет ее за горло и бросает в грузовик, словно мешок с зерном. «Вот тебе! И забери это с собой, сука!» – он бросает ребенка к ее ногам.
«Gut gemacht, хорошая работа. Так и надо с этими тупыми мамашами», – говорит эсэсовец, стоящий у грузовика.
В Столпце (Польша) 23 сентября 1942 года, немецкие солдаты окружили гетто. За городом уже были готовы ямы. Немцы вошли в гетто, рыская кругом и стреляя во все, что казалось им подозрительным. Элиезер Меламед со своей девушкой спрятались в какой-то комнате за мешком муки. В дом прокралась мать с тремя детьми. Она спряталась в одном углу, а дети – в другом.
Немцы нашли детей. Маленький мальчик начал плакать: «Мама! Мама!» Но другой ребенок, четырех лет от роду, прошипел ему на идиш: «Zog nit “Mameh”. Men vet ir oich zunemen» («He кричи “Мама”. Они тогда ее тоже заберут»).
Мальчик перестал плакать. Мать не шелохнулась. Немцы забрали детей. Мать была спасена. Я часто слышу эти слова, особенно по ночам: «Zog nit “Mameh”» – «Не кричи – “Мама”». И я никогда не забуду лицо матери. (Потом) она билась головой о стену, словно наказывая себя за то, что промолчала, за то, что хотела жить.
Американский раввин Берл Байн встретил в Израиле одного пастора, который приставал к нему с провокационными и явно недоброжелательными вопросами, например: «Чего же вы, евреи, хотите?»
Байн рассказал пастору эту историю и добавил: «Чего мы хотим? Я скажу вам, чего мы хотим. Я просто хочу, чтобы мои внуки могли спокойно звать маму. Мы просто хотим, чтобы мир оставил нас в покое» (Доктор Джеймс Давид Вайс, «Виноградное вино»).
Я расскажу про один день, обычный день, такой же, как и все остальные. В этот день я чистил ангар… В потолочной балке застрял какой-то зонт, и эсэсовец Пауль Грот приказал мальчику снять его. Мальчик забрался на крышу, но упал и повредил себе что-то. Грот наказал его двадцатью пятью ударами плеткой. Ему понравилось это развлечение, он позвал другого эсэсовца и сказал, что нашел евреев-«парашютистов». Нам приказали подняться на крышу одному за другим.
…Результаты у большинства были плачевны. Они упали, сломали ноги, их пороли, их кусала овчарка Барри и, в конце концов, их пристрелили.
Но Грот еще не наигрался.
Вокруг было много мышей, и каждому из нас приказали поймать мышь. Он заставил пятерых узников снять штаны, а нас – бросить туда своих мышей. Потом он приказал им стоять смирно, чего они сделать никак не могли. За это их пороли.
Но и этого было недостаточно. Он заставил одного еврея выпить столько спирта, что бедняга умер… Нам приказали положить труп на доски и медленно унести его, напевая похоронный марш.
Вот описание обычного дня. А бывало и хуже.
Еще о концентрационных лагерях: Эли Визель – «Ночь», Яффа Элия – «Хасидские истории о Холокосте», Виктор Франкл – «Человек в поисках смысла», Теренс Дес Прес – «Выжившие: анатомия жизни в лагере смерти», Беньямин Ференц – «Хуже рабов: евреи на нацистском производстве и требования компенсации»
Через три дня после освобождения Бухенвальда, я получил пищевое отравление. Меня перевели в лазарет и я провел две недели между жизнью и смертью.
Однажды я встал, собрав все свои силы. Я хотел посмотреть на себя в зеркало, висевшее на стене. Я не видел своего отражения (с тех пор, как попал из гетто в лагерь).
Из глубины зеркала на меня смотрел труп. Я никогда не забуду его взгляд.
73. До и во время Холокоста
Реакция Запада
Фантастическим подтверждением бесчеловечности нашей эпохи является тот факт, что для тысяч людей клочок бумаги с печатью стал вопросом жизни и смерти.
Фантастическим подтверждением бесчеловечности нашей эпохи является тот факт, что для тысяч людей клочок бумаги с печатью стал вопросом жизни и смерти.
Эта фраза была произнесена Томпсон при обращении к Конгрессу с просьбой провести билль Вагнера-Роджерса, позволивший бы двадцати тысячам немецких еврейских детей в возрасте до четырнадцати лет въехать в США. Предполагалось, что дети получат финансовую поддержку из независимых источников (от еврейских организаций) и не потребуют вложения общественных средств.
Хотя сенатор Вагнер и член конгресса мисс Роджерс представили этот проект через три месяца после кровавой «Хрустальной ночи», мало кто поддержал их. Одна уважаемая организация – Американский легион, поставила под сомнение допустимость отделения детей от родителей: «Американский легион убедительно возражает против разрушения семей, предлагаемого авторами этого проекта». Это было жестокой насмешкой над родителями, мечтавшими спасти жизни своих детей. Явно, как пишет Элиезер Беркович, руководство Легиона гордилось своим моральным превосходством над «жестокими еврейскими родителями, которые были скорее готовы расстаться, чем погибнуть вместе с ними в славном семейном единении в лагерях смерти» («Вера после Холокоста»).
Президент Франклин Делано Рузвельт, которого многие евреи ошибочно считали своим союзником, не сказал ни слова в пользу проекта. Однако его жена Элеонора яростно выступала в поддержку билля. Его молчание вместе с противодействием изоляционистов привело к тому, что идея умерла в зародыше. Большая часть этих детей погибла в газовых камерах. Будем надеяться, что руководство Легиона было довольно, когда узнало, что они умирали вместе со своими семьями.
Историк Вальтер Лэйкер пишет, что год спустя, когда Рузвельт уже наверняка знал об убийствах евреев, он все же уверял своего друга, члена Верховного суда – еврея Феликса Франкфуртера, что нет причин волноваться за евреев Европы. Якобы, их используют для постройки укреплений на границе СССР. Президент явно надеялся, что этот обман уменьшит давление еврейского лобби на союзников с целью заставить их более агрессивно бороться с геноцидом («Ужасный секрет»).
«Ты – еврей?» – спросил охранник.
«Да» – ответил ребенок, стоявший за оградой.
«Евреям вход запрещен» – заученно произнес охранник.
«Пожалуйста, пропустите меня. Я ведь очень маленький еврей».
В такие игры играли еврейские дети на борту «Сент-Луиса» в мае 1939 года.
Девятьсот тридцать семь евреев с кубинскими визами отплыли на борту корабля «Сент-Луис» от берегов Германии 27 мая 1939 года. Пока они плыли, на Кубе сменилось правительство, и их визы оказались недействительными. Вынужденный отчалить с острова, корабль направился к американским территориальным водам (находящимся меньше чем в ста милях от Кубы), где пограничные войска встретили их предупредительным выстрелом.
В конце концов, после многих недель интенсивных переговоров «Джойнта» с представителями четырех европейских государств (Англии, Бельгии, Нидерландов и Франции), беженцы получили право на въезд в эти страны. Однако, так как позже Германия оккупировала все эти страны, кроме Англии, больше половины евреев – участников «проклятого круиза», погибли в лагерях смерти.
Пусть Бог простит мне эти слова, но тот факт, что в последние месяцы большая часть американских евреев не пополнила собой ряды обитателей психиатрических клиник, никак не говорит об их психическом здоровье.
Хаим Гринберг, лидер движения Рабочих сионистов, выразил свой гнев и недоумение по поводу будничного, спокойного поведения американских евреев после того, как они узнали о гибели двух миллионов своих европейских собратьев. С горьким сарказмом, он предлагает установить пост в память не европейских евреев, а евреев Америки, которые «не выполнили (и не попытались выполнить) свой элементарный долг перед миллионами евреев, захваченных в плен в европейском аду».
Вместо того чтобы объединиться в попытках надавить на американскую администрацию и спасти хотя бы кого-нибудь, еврейские организации погрязли в мелких склоках и борьбе за власть. Гринберг вспоминает о заседании Еврейского трудового комитета, на котором еврей, бежавший из Польши, обвинил присутствующих в бездействии, за что его обозвали «истериком». Именно этот инцидент заставил Гринберга произнести гневные слова, которые я привел выше.
Сегодня эссе Гринберга часто приводится как доказательство того, что Западу, как и евреям Америки, было известно, по крайней мере в общих чертах, об ужасах Холокоста даже еще во время войны.
74. «Как овцы на заклание»
Почему евреи не сражались за свою жизнь?
Везде мне задавали один и тот же вопрос: почему евреи не защищались? Почему они, как овцы, шли на заклание? Вдруг я понял, что мы стыдимся тех, кто был сожжен, кого пытали, расстреливали… Подсознательно мы приняли взгляд немцев на евреев как на «недочеловеков»… История сыграла с нами злую шутку: разве не мы сами смеем осуждать шесть миллионов?
Везде мне задавали один и тот же вопрос: почему евреи не защищались? Почему они, как овцы, шли на заклание? Вдруг я понял, что мы стыдимся тех, кто был сожжен, кого пытали, расстреливали… Подсознательно мы приняли взгляд немцев на евреев как на «недочеловеков»… История сыграла с нами злую шутку: разве не мы сами смеем осуждать шесть миллионов?
Когда Палги вернулся в июне 1945 года в Палестину, он отправился в клуб ветеранов, где ему и был задан этот вопрос.
Выражение «как овцы на заклание» заимствовано из Теhилим (44:23, см. также Исайя 53:7). Автор описывает, как евреи погибали во имя Бога, и требует, чтобы Бог не прятал свое лицо пред еврейскими страданиями. Эти слова использовал поэт Абба Ковнер, призывая евреев Вильно к восстанию: «Мы не пойдем, как овцы, на заклание… Братья! Лучше умереть сражаясь как свободные люди, чем жить по милости убийц. Поднимайтесь! Поднимайтесь (и сражайтесь) до последнего вздоха!» (1 января 1942 г.).
Хотя многие евреи все же сражались, у остальных были причины этого не делать. У большинства из них не было оружия, а ноги и руки не могут противостоять автоматным очередям и регулярной армии. (Хотя большинство евреев в Америке выступают за ограничение права на владение оружием, их оппоненты напоминают, что если бы у евреев Европы были ружья, многие бы выжили.) Немногие понимают, что из-за отсутствия оружия почти никто из узников нацистов не боролся с ними, включая русских солдат, многие из которых погибли в немецких лагерях.
У тех, кто выступал против восстаний, были также соображения морального характера: они понимали, что другие евреи неизбежно станут жертвами любого мятежа, даже успешного: немцы убьют их в отместку восставшим. Выдающийся философ сформулировал дилемму, вставшую перед потенциальными мятежниками:
Было ли морально оправданным убийство офицера СС, если из-за этого сразу погибнут сотни или даже тысячи невинных мужчин, женщин и детей?
Однажды группа евреев напала на отделение полиции в старом еврейском квартале Амстердама. Ответ немцев был ужасен:
Четыреста евреев были арестованы и буквально замучены до смерти, сначала – в Бухенвальде, а потом – в австрийском лагере Маутхаузен. За четыре месяца они пережили тысячу смертей, и каждый из них мог только завидовать своим собратьям в Освенциме и даже в Риге и Минске. Существует много вещей гораздо страшнее смерти, и эсэсовцы позаботились, чтобы не одна из них не оставила ум и воображение их жертв.
Однако еврейское сопротивление все же существовало. Самым известным актом сопротивления является восстание в Варшавском гетто.
Сбылась мечта всей моей жизни. Еврейская самозащита в Варшавском гетто стала неоспоримой реальностью. Я был свидетелем потрясающей героической борьбы еврейских бойцов.
Двадцатичетырехлетний Анилевич, участвовавший в организации восстания, понимал, что немцы собирались уничтожить всех до единого евреев Варшавы. Восстание началось после слуха, что готовится очередная депортация.
Восставшие держались почти месяц, дольше чем вся польская армия во время вторжения Германии.
Ицхак Цукерман, командир, к которому обращается Анилевич, был одним из немногих бойцов, переживших войну. Через сорок лет Клод Ланзман взял у него интервью для фильма «Шоа»:
Яначал думать после войны. Это было очень трудно. Вы спрашиваете о моих переживаниях. Если бы вы лизнули мое сердце – вы бы отравились.
Несмотря на восстание в Варшавском гетто и другие мятежи, во время суда над Эйхманом в 1961 году стало модным, как среди евреев, так и среди неевреев, осуждать евреев, «которые не сопротивлялись». Эли Визель пишет:
Талмуд учит нас не судить друга своего, пока не окажемся на его месте. Но евреи – не друзья для этого мира. Они никогда ими не были. Из-за того, что у них не было друзей, они мертвы. Так что лучше помолчите.
75. «Когда они пришли за мной, не осталось никого…»
Героические слова и трагические вопросы…
Ответ верующих
Когда они сажали социалистов, я молчал, потому что не был социалистом. Когда они пришли за профсоюзными лидерами, я молчал, потому что не был профсоюзным лидером. Потом они пришли за евреями, и я молчал потому, что не был евреем. Когда они пришли за мной, не осталось никого, кто мог бы сказать что-нибудь в мою защиту.
Мартин Нимоллер был одним из руководителей Конфессиональной Церкви – антифашисткой организации, пытавшейся противостоять расовой и религиозной политике нацистов
В последней проповеди преподобного Нимоллера (27 июня 1937 г.), которую он произнес за четыре дня до своего ареста и отправки в Дахау, он провозгласил:
Мы больше не можем молчать по приказу человека, когда Бог заставляет нас говорить… Вы должны слушаться Бога, а не человека.
Шнайдер пишет, что Гитлер лично следил за деятельностью Нимоллера, и сам позаботился о его аресте
Те же слова были произнесены в другой стране шесть лет спустя:
Мы должны сначала слушать Бога, а потом уже человека.
Усилия епископа и десятков тысяч других людей не прошли даром. В октябре 1943 года, когда нацисты были готовы к отправке датских евреев в концентрационные лагеря, датчане помогли 7 720 евреям бежать на лодках в Швецию. 464 еврея, которым не удалось бежать, были депортированы в Терезиенштадт. Правительство Дании так настойчиво выступало в их защиту, что всем им, за исключением пятидесяти одного человека, удалось пережить войну.
Наши злодеяния неизбежно вызовут Божью кару.
После того как пастор фон Ян мужественно осудил Хрустальную Ночь, разъяренная толпа вытащила его из церкви на улицу и жестоко избила. Его приход был разрушен, а он сам – арестован (Мартин Гилберт, «Холокост»).
Вот мы перед Богом… Мы склоняемся перед Ним, но прямо стоим перед людьми.
В прошлом наши враги требовали от нас отдать свои души, и еврей жертвовал своим телом во славу Господа. Теперь враги хотят уничтожить наши тела. Поэтому еврей обязан защищать и беречь себя.
Ниссенбаум имеет в виду, что во все времена, особенно при крестовых походах, евреи отказывались принять христианство и умирали, совершая Киддуш-hа-Шем – прославление Бога. Но теперь было необходимо совершить Киддуш-hа-Хаим – прославление жизни. Невиданное намерение физически уничтожить всех евреев обязывало их делать все возможное для своего спасения.
По иронии судьбы, спустя несколько месяцев, Ниссенбаум отказался от предложения католической церкви выбраться вместе с двумя раввинами, оставшимися в живых, из Варшавского гетто.
Другие высказывания
Носите желтую повязку с гордостью.
Так лидер немецких сионистов озаглавил статью, вышедшую в ответ на бойкот еврейского бизнеса, объявленный нацистами. В это время евреев еще не заставляли носить желтую повязку, хотя желтые звезды Давида красовались на витринах большинства еврейских магазинов. Однако к 1941 году отсутствие желтой повязки на одежде стало караться смертной казнью.
Вельш убеждал евреев гордиться своей национальностью и не унывать. Согласно многим свидетельствам, его статья подняла моральный дух немецкого еврейства.
Вельш пережил войну. Позже он признался, что пожалел о своих словах: «Лучше бы я убеждал евреев бежать из Германии». Конечно, в 1933 году ни Вельш, ни его соотечественники не могли подозревать об «окончательном решении еврейского вопроса».
* * *СС хочет, чтобы я убивал еврейских детей собственными руками.
Многие варшавские евреи обоснованно обвиняли Чернякова в сотрудничестве с немцами. В 1942 году, летом, когда 300 000 евреев были взяты в заложники, операцией управляла еврейская полиция под руководством Чернякова. Оправдываясь, он доказывал, что если бы не сдал какое-то количество евреев немцам, то погибли бы все.
В июле 1942 года нацисты отказали Чернякову в просьбе отменить депортацию воспитанников приюта. 23 июля (пост Тиша бе-Ав, в память о разрушении обоих Храмов) Черняков проглотил цианистый калий.
Среди тех, кто осуждал Чернякова, был Хаим Каплан, варшавский учитель иврита и писатель (дневник Каплана был обнаружен в керосиновой банкечерез двадцать лет после разрушения гетто). Однако, когда он узнал о самоубийстве Чернякова, он написал: «Он прожил ужасную жизнь, зато его смерть – прекрасна. Пусть смерть его искупит его грехи пред нашим народом… Можно заслужить бессмертие за один час. Президент, Адам Черняков, заслужил его в одно мгновение» (Варшавский дневник Хаима Каплана, 26 июля 1942 г. Говоря о бессмертии, которое можно заслужить за один час, Каплан ссылается на Талмуд).
Совсем иначе повел себя Хаим Румковский, коллега Чернякова из Лодзинского гетто, известный как «Царь евреев». Получив приказ о депортации всех детей младше десяти лет и взрослых старше шестидесяти пяти, Румковский подчинился.
«Я так же люблю детей, как и вы. (Но) я вынужден пойти на эту кровавую операцию. Я вынужден отрезать конечности, чтобы сохранить само тело. Я должен забрать детей, иначе, не дай бог, заберут вообще всех. Отцы и матери, отдайте мне ваших детей» (См. Мартин Гилберт, «Холокост»).
Естественно, в конце концов депортировали всех евреев, включая и самого Румковского. Когда в январе 1945 года советские танки вошли в Лодзь, из 160 тысяч обитателей гетто там оставалось лишь 870 умирающих. Брайан МакАртур, включивший речь Румковского (4 сентября 1942 г.) в свою «Книгу речей двадцатого столетия»(серия «Пингвин-Бук»), назвал ее «самой ужасной речью во всей антологии».
Благословенна спичка, сгоревшая, чтобы разжечь пламя.
Ивритская поэтесса, родившаяся в Венгрии, борец Хаганы, Хана Сенеш была сброшена с парашютом в охваченную войной Югославию, чтобы спасти военнопленных из армии союзников и организовать еврейское сопротивление. В июне, когда была объявлена депортация сотен тысяч венгерских евреев в лагеря смерти, она решила пробраться в Венгрию, чтобы предупредить евреев об угрозе. Понимая, что скорее всего погибнет, Хана передала своему товарищу, Реувену Дафни, свое последнее стихотворение – «Благословенна спичка».
В Венгрии Сенеш была почти сразу арестована. Несмотря на пытки, она не назвала своим мучителям ни одного имени или адреса. 7 ноября 1944 года она была расстреляна.
В 1950 году ее останки были привезены в Израиль и похоронены на горе Герцль (см. кн. Марье Сыркина «Благословенна спичка», – одну из множества биографий Сенеш).
Ответ верующих
Когда они сажали социалистов, я молчал, потому что не был социалистом. Когда они пришли за профсоюзными лидерами, я молчал, потому что не был профсоюзным лидером. Потом они пришли за евреями, и я молчал потому, что не был евреем. Когда они пришли за мной, не осталось никого, кто мог бы сказать что-нибудь в мою защиту.
Мартин Нимоллер был одним из руководителей Конфессиональной Церкви – антифашисткой организации, пытавшейся противостоять расовой и религиозной политике нацистов
В последней проповеди преподобного Нимоллера (27 июня 1937 г.), которую он произнес за четыре дня до своего ареста и отправки в Дахау, он провозгласил:
Мы больше не можем молчать по приказу человека, когда Бог заставляет нас говорить… Вы должны слушаться Бога, а не человека.
Шнайдер пишет, что Гитлер лично следил за деятельностью Нимоллера, и сам позаботился о его аресте
Те же слова были произнесены в другой стране шесть лет спустя:
Мы должны сначала слушать Бога, а потом уже человека.
Усилия епископа и десятков тысяч других людей не прошли даром. В октябре 1943 года, когда нацисты были готовы к отправке датских евреев в концентрационные лагеря, датчане помогли 7 720 евреям бежать на лодках в Швецию. 464 еврея, которым не удалось бежать, были депортированы в Терезиенштадт. Правительство Дании так настойчиво выступало в их защиту, что всем им, за исключением пятидесяти одного человека, удалось пережить войну.
Наши злодеяния неизбежно вызовут Божью кару.
После того как пастор фон Ян мужественно осудил Хрустальную Ночь, разъяренная толпа вытащила его из церкви на улицу и жестоко избила. Его приход был разрушен, а он сам – арестован (Мартин Гилберт, «Холокост»).
Вот мы перед Богом… Мы склоняемся перед Ним, но прямо стоим перед людьми.
В прошлом наши враги требовали от нас отдать свои души, и еврей жертвовал своим телом во славу Господа. Теперь враги хотят уничтожить наши тела. Поэтому еврей обязан защищать и беречь себя.
Ниссенбаум имеет в виду, что во все времена, особенно при крестовых походах, евреи отказывались принять христианство и умирали, совершая Киддуш-hа-Шем – прославление Бога. Но теперь было необходимо совершить Киддуш-hа-Хаим – прославление жизни. Невиданное намерение физически уничтожить всех евреев обязывало их делать все возможное для своего спасения.
По иронии судьбы, спустя несколько месяцев, Ниссенбаум отказался от предложения католической церкви выбраться вместе с двумя раввинами, оставшимися в живых, из Варшавского гетто.
Другие высказывания
Носите желтую повязку с гордостью.
Так лидер немецких сионистов озаглавил статью, вышедшую в ответ на бойкот еврейского бизнеса, объявленный нацистами. В это время евреев еще не заставляли носить желтую повязку, хотя желтые звезды Давида красовались на витринах большинства еврейских магазинов. Однако к 1941 году отсутствие желтой повязки на одежде стало караться смертной казнью.
Вельш убеждал евреев гордиться своей национальностью и не унывать. Согласно многим свидетельствам, его статья подняла моральный дух немецкого еврейства.
Вельш пережил войну. Позже он признался, что пожалел о своих словах: «Лучше бы я убеждал евреев бежать из Германии». Конечно, в 1933 году ни Вельш, ни его соотечественники не могли подозревать об «окончательном решении еврейского вопроса».
СС хочет, чтобы я убивал еврейских детей собственными руками.
Многие варшавские евреи обоснованно обвиняли Чернякова в сотрудничестве с немцами. В 1942 году, летом, когда 300 000 евреев были взяты в заложники, операцией управляла еврейская полиция под руководством Чернякова. Оправдываясь, он доказывал, что если бы не сдал какое-то количество евреев немцам, то погибли бы все.
В июле 1942 года нацисты отказали Чернякову в просьбе отменить депортацию воспитанников приюта. 23 июля (пост Тиша бе-Ав, в память о разрушении обоих Храмов) Черняков проглотил цианистый калий.
Среди тех, кто осуждал Чернякова, был Хаим Каплан, варшавский учитель иврита и писатель (дневник Каплана был обнаружен в керосиновой банкечерез двадцать лет после разрушения гетто). Однако, когда он узнал о самоубийстве Чернякова, он написал: «Он прожил ужасную жизнь, зато его смерть – прекрасна. Пусть смерть его искупит его грехи пред нашим народом… Можно заслужить бессмертие за один час. Президент, Адам Черняков, заслужил его в одно мгновение» (Варшавский дневник Хаима Каплана, 26 июля 1942 г. Говоря о бессмертии, которое можно заслужить за один час, Каплан ссылается на Талмуд).
Совсем иначе повел себя Хаим Румковский, коллега Чернякова из Лодзинского гетто, известный как «Царь евреев». Получив приказ о депортации всех детей младше десяти лет и взрослых старше шестидесяти пяти, Румковский подчинился.
«Я так же люблю детей, как и вы. (Но) я вынужден пойти на эту кровавую операцию. Я вынужден отрезать конечности, чтобы сохранить само тело. Я должен забрать детей, иначе, не дай бог, заберут вообще всех. Отцы и матери, отдайте мне ваших детей» (См. Мартин Гилберт, «Холокост»).
Естественно, в конце концов депортировали всех евреев, включая и самого Румковского. Когда в январе 1945 года советские танки вошли в Лодзь, из 160 тысяч обитателей гетто там оставалось лишь 870 умирающих. Брайан МакАртур, включивший речь Румковского (4 сентября 1942 г.) в свою «Книгу речей двадцатого столетия»(серия «Пингвин-Бук»), назвал ее «самой ужасной речью во всей антологии».
Благословенна спичка, сгоревшая, чтобы разжечь пламя.
Ивритская поэтесса, родившаяся в Венгрии, борец Хаганы, Хана Сенеш была сброшена с парашютом в охваченную войной Югославию, чтобы спасти военнопленных из армии союзников и организовать еврейское сопротивление. В июне, когда была объявлена депортация сотен тысяч венгерских евреев в лагеря смерти, она решила пробраться в Венгрию, чтобы предупредить евреев об угрозе. Понимая, что скорее всего погибнет, Хана передала своему товарищу, Реувену Дафни, свое последнее стихотворение – «Благословенна спичка».
В Венгрии Сенеш была почти сразу арестована. Несмотря на пытки, она не назвала своим мучителям ни одного имени или адреса. 7 ноября 1944 года она была расстреляна.
В 1950 году ее останки были привезены в Израиль и похоронены на горе Герцль (см. кн. Марье Сыркина «Благословенна спичка», – одну из множества биографий Сенеш).
76. «Пусть проваливают к дьяволу!..»
Евреи о нацистах
Наш гнев
Господи! Как мог Ты создать на земле такую мерзость?
Согласно Элиезеру Берковичу, этот вопрос занимал всех жертв Холокоста, не потерявших веру в Бога: «Вместо чувства неполноценности царство Холокоста открыло им всю грязь души человечества, зараженного нацизмом. Они были полны глубокого презрения к миру».
Наоборот, ассимилированные евреи почувствовали себя униженными, так как общественная оценка всегда представляла для них огромное значение. Например, польский психиатр Виктор Франкл вспоминает как пришел в отчаяние, когда немецкий офицер вместо наказания просто кинул в него камнем, принижая «до состояния домашнего животного». Беркович считает, что «Ицхак Кацнельсон просто не обратил бы на это внимания. В его глазах охранники в гетто и лагере имели с ним самим так мало общего, что никакие их действия не могли казаться оскорблением» («С Богом в аду»).
* * *Старый еврей прошел мимо нацистских охранников на улице Тварды в Варшавском гетто, и не поднял шляпу. Нацисты долго над ним издевались. Через час он сделал то же самое. «Пусть проваливают к дьяволу!» – сказал он.
Этот еврей напоминает Мордехая, который «не становился на колени и не падал ниц» (Эстер 3:2). Хотя еврейское право и разрешает проявлять подобострастие, даже притворное, если это требуется для спасения жизни, Мордехай и этот еврей отказались позволить своим врагам указывать им, как себя вести.
Если антисемиты хотят ненавидеть нас, то пусть ненавидят нас и убираются к черту.
Не прощай их, Отец, ибо они ведали, что творили.
Хотя и правда мало кто в Германии знал все об «окончательном решении», мало кто не знал вообще ничего.
Историк Вальтер Лэйкер верно заметил, что невозможно уничтожить миллионы людей без участия больших групп населения и без свидетелей, а также без их родственников и друзей, которые тоже должны были обо всем знать.
Немецкий народ не может гордиться Бетховеном и забыть о преступлениях Гитлера против человечества.
В завершение, как ни странно, шутка:
Вы слышали о еврее на немецкой железнодорожной станции? Этот бедняга приехал в Германию. Все его пожитки умещались в один старый побитый чемодан. На станции он увидел пожилого человека, изучающего расписание, и спросил его: «Извините, вы случайно не антисемит?»
Пораженный человек возмутился: «Как вы смеете задавать такие вопросы?»
Тогда еврей обратился к женщине, стоявшей неподалеку: «Простите, вы – антисемитка?» Она ответила так же.
Сцена повторялась несколько раз. В конце концов он нашел симпатичную, солидную пару и задал им тот же вопрос: «Скажите, а вы случайно не антисемиты?»
«Конечно да, – сказал мужчина, – мы ненавидим евреев и весь их поганый род».
«Наконец-то я нашел по-настоящему честных людей! Вы не могли бы присмотреть за моим чемоданом?»
Наш гнев
Господи! Как мог Ты создать на земле такую мерзость?
Согласно Элиезеру Берковичу, этот вопрос занимал всех жертв Холокоста, не потерявших веру в Бога: «Вместо чувства неполноценности царство Холокоста открыло им всю грязь души человечества, зараженного нацизмом. Они были полны глубокого презрения к миру».
Наоборот, ассимилированные евреи почувствовали себя униженными, так как общественная оценка всегда представляла для них огромное значение. Например, польский психиатр Виктор Франкл вспоминает как пришел в отчаяние, когда немецкий офицер вместо наказания просто кинул в него камнем, принижая «до состояния домашнего животного». Беркович считает, что «Ицхак Кацнельсон просто не обратил бы на это внимания. В его глазах охранники в гетто и лагере имели с ним самим так мало общего, что никакие их действия не могли казаться оскорблением» («С Богом в аду»).
Старый еврей прошел мимо нацистских охранников на улице Тварды в Варшавском гетто, и не поднял шляпу. Нацисты долго над ним издевались. Через час он сделал то же самое. «Пусть проваливают к дьяволу!» – сказал он.
Этот еврей напоминает Мордехая, который «не становился на колени и не падал ниц» (Эстер 3:2). Хотя еврейское право и разрешает проявлять подобострастие, даже притворное, если это требуется для спасения жизни, Мордехай и этот еврей отказались позволить своим врагам указывать им, как себя вести.
Если антисемиты хотят ненавидеть нас, то пусть ненавидят нас и убираются к черту.
Не прощай их, Отец, ибо они ведали, что творили.
Хотя и правда мало кто в Германии знал все об «окончательном решении», мало кто не знал вообще ничего.
Историк Вальтер Лэйкер верно заметил, что невозможно уничтожить миллионы людей без участия больших групп населения и без свидетелей, а также без их родственников и друзей, которые тоже должны были обо всем знать.
Немецкий народ не может гордиться Бетховеном и забыть о преступлениях Гитлера против человечества.
В завершение, как ни странно, шутка:
Вы слышали о еврее на немецкой железнодорожной станции? Этот бедняга приехал в Германию. Все его пожитки умещались в один старый побитый чемодан. На станции он увидел пожилого человека, изучающего расписание, и спросил его: «Извините, вы случайно не антисемит?»
Пораженный человек возмутился: «Как вы смеете задавать такие вопросы?»
Тогда еврей обратился к женщине, стоявшей неподалеку: «Простите, вы – антисемитка?» Она ответила так же.
Сцена повторялась несколько раз. В конце концов он нашел симпатичную, солидную пару и задал им тот же вопрос: «Скажите, а вы случайно не антисемиты?»
«Конечно да, – сказал мужчина, – мы ненавидим евреев и весь их поганый род».
«Наконец-то я нашел по-настоящему честных людей! Вы не могли бы присмотреть за моим чемоданом?»
77. «Не дадим убийцам нашего народа стать его наследниками»
Проблема репараций
В 1952 году спор о том, может ли Израиль принять от ФРГ репарации, оказался весьма жарким. Одну позицию представлял Бен-Гурион, другую – будущий премьер Менахем Бегин. Бегин утверждал, что принятие репараций будет предательством по отношению к шести миллионам убитых.
Не дадим убийцам нашего народа стать его наследниками.
Эта фраза из речи Бен-Гуриона в защиту репараций, произнесенной им в Кнессете 7 января 1952 года, напоминает обращение Элии к царю Ахабу, который убил Навота и конфисковал его имущество: «Ты убил, а еще и наследуешь?» (I Млахим 21:19).
Бен-Гурион не собирался прощать Германии Холокост: «Если бы я мог получить немецкую собственность, не сказав немцам ни слова, а просто приехав на джипах с автоматами, я бытак и сделал… Но у нас нет такой возможности».
Он настаивал на переговорах о репарациях, так как считал, что немцы не имеют никаких прав на собственность, конфискованную у евреев, и так как понимал, как сильно нуждается Израиль в средствах на развитие экономики (население Израиля удвоилось в период от 1948 до 1951 года). В отличие от рассудительного Бен-Гуриона, его оппоненты выдвигали более эмоциональные аргументы:
Мой маленький сын подошел ко мне и спросил:
«Сколько мы получим за бабушку с дедушкой?»
Римальт в числе первых возразил Бен-Гуриону:
В гетто Вильно, когда температура опустилась до -38 градусов по Фаренгейту, и евреи умирали на улицах от голода и холода, немцы привезли одежду тысяч убитых и сказали нам: «Наденьте это». Представители общины отказались принять вещи, запятнанные кровью их братьев. Я был там тогда… и мы все сказали, что не согласимся… они хотели сфотографировать нас в одежде наших мертвых братьев.
Это было совершенно иррациональное решение.
После войны было принято еще одно иррациональное решение.
Охотники за золотом стали искать золотые кольца на полях Треблинки. Евреи Польши обратились к правительству с просьбой прекратить это. Треблинку обнесли забором, и никто не притронулся к золоту. Это было верхом иррациональности, но единственным моральным и исторически оправданным выходом.
Мы, видевшие, как наших отцов тащат в газовые камеры, слышавшие стук поездов смерти. Мы, чьих старых отцов бросали в реку, чьи старые матери были убиты в больнице. Мы, с которыми произошли все эти вещи, невообразимые в истории, – откажемся рискнуть жизнью и вступим в переговоры с убийцами наших родителей?
…Мы готовы на все, на все, чтобы с Израилем не случилось такого позора.
Антипатия Бегина к немцам (став премьером, он даже отказывался давать интервью немецким журналистам), кажется, вызвала у него временное помутнение разума при обсуждении проблемы репараций. Один раз он даже обратился к Бен-Гуриону так, словно тот тоже был нацистом: «Я знаю, что вы потащите меня в концентрационный лагерь. Сегодня вы арестовали сотни (участников антирепарационной демонстрации). Завтра вы можете арестовать тысячи. Это не важно, они пойдут на все, они пойдут в тюрьму. Мы пойдем туда с ними. Если это необходимо, мы пойдем с ними на смерть».
Казалось, паранойя охватила Бегина. В речи перед демонстрантами в тот же день он говорил о немцах так, как антисемиты обычно говорят о евреях:
«Нет ни одного немца, который бы не участвовал в убийстве наших отцов. Каждый немец – нацист. Каждый немец – убийца. Аденауэр (известный антифашист) – убийца… И все его помощники – убийцы». Бегин продолжал распалять и так возбужденную толпу. Он сообщил им, что газовые гранаты в руках у полицейских, охранявших демонстрацию, были также произведены в Германии, и «заряжены газом, которым отравляли ваших родителей».
Через несколько мгновений демонстранты стали швырять камни в окна Кнессета. Некоторые пытались взять здание штурмом. В результате демонстрации пострадало более двухсот ее участников и полицейских.
Кнессет на три месяца отстранил Бегина от работы, и Бен-Гурион объявил, что первая попытка свергнуть демократию в Израиле не увенчалась успехом.
Две заключительные мысли о репарациях
Нельзя принимать выкуп от убийцы, даже если он предлагает все деньги этого мира и даже если кровные родственники жертвы не жаждут мести, ибо душа жертвы принадлежит не его родне, а Богу.
7 января 1952 года газета, принадлежавшая партии Бегина, поместила эту цитату на первую полосу.
Кровный родственник упоминается Маймонидом, так как в Торе говорится: «Кровомститель сам может умертвить убийцу» (Бемидбар 25:19).
В отличие от практики народов, окружавших древних израильтян, Тора запрещает вступать с убийцей в переговоры о выкупе. У вавилонян это было, наоборот, общепринято, как видно из письма царя хеттов Хаттишилиса своему вавилонскому коллеге:
«Когда у хеттов убивают кого-нибудь, то убийцу ловят и отдают брату жертвы. Его братья взимают за убийство денежную компенсацию. (После этого) они выполняют в городе, где произошло убийство, искупительный ритуал» (Дэвид Сперлинг, «Убийство в Танахе и в других ближневосточных источниках»).
Библейский отрывок, на который ссылается Маймонид, как раз направлен против такой практики: «И не берите выкупа за душу убийцы, грешника, которому надлежит умереть, которого следует умертвить» (Бемидбар 35:31).
Однако многие считают, что «выкуп» убийцы отличается от репараций, предложенных правительством, сменившим жестоких убийц – нацистов.
Тот, кто хочет вершить историю, обязан забыть историю.
Слова Ренана привел в своем письме к израильскому правительству посол Израиля в Бельгии Михаэль Амир. Амир считал отказ от переговоров по поводу репараций недальновидным и наивным решением: «Настаивать на бойкоте в отношении Германии – милое и глубоко нравственное донкихотство, то есть борьба с ветряными мельницами. Это выглядит прекрасно и достойно, но не принесет никакой пользы, только вред». Потом он цитирует Ренана и добавляет: «Я не хочу ничего забывать, но мы, в государстве Израиль, обязаны вести реалистичную политику» (цит. по Тому Сегеву, «Седьмой миллион»).
Проблема репараций
В 1952 году спор о том, может ли Израиль принять от ФРГ репарации, оказался весьма жарким. Одну позицию представлял Бен-Гурион, другую – будущий премьер Менахем Бегин. Бегин утверждал, что принятие репараций будет предательством по отношению к шести миллионам убитых.
Не дадим убийцам нашего народа стать его наследниками.
Эта фраза из речи Бен-Гуриона в защиту репараций, произнесенной им в Кнессете 7 января 1952 года, напоминает обращение Элии к царю Ахабу, который убил Навота и конфисковал его имущество: «Ты убил, а еще и наследуешь?» (I Млахим 21:19).
Бен-Гурион не собирался прощать Германии Холокост: «Если бы я мог получить немецкую собственность, не сказав немцам ни слова, а просто приехав на джипах с автоматами, я бытак и сделал… Но у нас нет такой возможности».
Он настаивал на переговорах о репарациях, так как считал, что немцы не имеют никаких прав на собственность, конфискованную у евреев, и так как понимал, как сильно нуждается Израиль в средствах на развитие экономики (население Израиля удвоилось в период от 1948 до 1951 года). В отличие от рассудительного Бен-Гуриона, его оппоненты выдвигали более эмоциональные аргументы:
Мой маленький сын подошел ко мне и спросил:
«Сколько мы получим за бабушку с дедушкой?»
Римальт в числе первых возразил Бен-Гуриону:
В гетто Вильно, когда температура опустилась до -38 градусов по Фаренгейту, и евреи умирали на улицах от голода и холода, немцы привезли одежду тысяч убитых и сказали нам: «Наденьте это». Представители общины отказались принять вещи, запятнанные кровью их братьев. Я был там тогда… и мы все сказали, что не согласимся… они хотели сфотографировать нас в одежде наших мертвых братьев.
Это было совершенно иррациональное решение.
После войны было принято еще одно иррациональное решение.
Охотники за золотом стали искать золотые кольца на полях Треблинки. Евреи Польши обратились к правительству с просьбой прекратить это. Треблинку обнесли забором, и никто не притронулся к золоту. Это было верхом иррациональности, но единственным моральным и исторически оправданным выходом.
Мы, видевшие, как наших отцов тащат в газовые камеры, слышавшие стук поездов смерти. Мы, чьих старых отцов бросали в реку, чьи старые матери были убиты в больнице. Мы, с которыми произошли все эти вещи, невообразимые в истории, – откажемся рискнуть жизнью и вступим в переговоры с убийцами наших родителей?
…Мы готовы на все, на все, чтобы с Израилем не случилось такого позора.
Антипатия Бегина к немцам (став премьером, он даже отказывался давать интервью немецким журналистам), кажется, вызвала у него временное помутнение разума при обсуждении проблемы репараций. Один раз он даже обратился к Бен-Гуриону так, словно тот тоже был нацистом: «Я знаю, что вы потащите меня в концентрационный лагерь. Сегодня вы арестовали сотни (участников антирепарационной демонстрации). Завтра вы можете арестовать тысячи. Это не важно, они пойдут на все, они пойдут в тюрьму. Мы пойдем туда с ними. Если это необходимо, мы пойдем с ними на смерть».
Казалось, паранойя охватила Бегина. В речи перед демонстрантами в тот же день он говорил о немцах так, как антисемиты обычно говорят о евреях:
«Нет ни одного немца, который бы не участвовал в убийстве наших отцов. Каждый немец – нацист. Каждый немец – убийца. Аденауэр (известный антифашист) – убийца… И все его помощники – убийцы». Бегин продолжал распалять и так возбужденную толпу. Он сообщил им, что газовые гранаты в руках у полицейских, охранявших демонстрацию, были также произведены в Германии, и «заряжены газом, которым отравляли ваших родителей».
Через несколько мгновений демонстранты стали швырять камни в окна Кнессета. Некоторые пытались взять здание штурмом. В результате демонстрации пострадало более двухсот ее участников и полицейских.
Кнессет на три месяца отстранил Бегина от работы, и Бен-Гурион объявил, что первая попытка свергнуть демократию в Израиле не увенчалась успехом.
Две заключительные мысли о репарациях
Нельзя принимать выкуп от убийцы, даже если он предлагает все деньги этого мира и даже если кровные родственники жертвы не жаждут мести, ибо душа жертвы принадлежит не его родне, а Богу.
7 января 1952 года газета, принадлежавшая партии Бегина, поместила эту цитату на первую полосу.
Кровный родственник упоминается Маймонидом, так как в Торе говорится: «Кровомститель сам может умертвить убийцу» (Бемидбар 25:19).
В отличие от практики народов, окружавших древних израильтян, Тора запрещает вступать с убийцей в переговоры о выкупе. У вавилонян это было, наоборот, общепринято, как видно из письма царя хеттов Хаттишилиса своему вавилонскому коллеге:
«Когда у хеттов убивают кого-нибудь, то убийцу ловят и отдают брату жертвы. Его братья взимают за убийство денежную компенсацию. (После этого) они выполняют в городе, где произошло убийство, искупительный ритуал» (Дэвид Сперлинг, «Убийство в Танахе и в других ближневосточных источниках»).
Библейский отрывок, на который ссылается Маймонид, как раз направлен против такой практики: «И не берите выкупа за душу убийцы, грешника, которому надлежит умереть, которого следует умертвить» (Бемидбар 35:31).
Однако многие считают, что «выкуп» убийцы отличается от репараций, предложенных правительством, сменившим жестоких убийц – нацистов.
Тот, кто хочет вершить историю, обязан забыть историю.
Слова Ренана привел в своем письме к израильскому правительству посол Израиля в Бельгии Михаэль Амир. Амир считал отказ от переговоров по поводу репараций недальновидным и наивным решением: «Настаивать на бойкоте в отношении Германии – милое и глубоко нравственное донкихотство, то есть борьба с ветряными мельницами. Это выглядит прекрасно и достойно, но не принесет никакой пользы, только вред». Потом он цитирует Ренана и добавляет: «Я не хочу ничего забывать, но мы, в государстве Израиль, обязаны вести реалистичную политику» (цит. по Тому Сегеву, «Седьмой миллион»).
78. «Как меч твой жен лишал детей…» Суд над Эйхманом
В I960 году агенты Израиля в Аргентине захватили и привезли в Иерусалим Адольфа Эйхмана, главного руководителя «окончательного решения». Суд над ним, который освещали журналисты всего мира, стал поворотной точкой в истории Израиля. После разбирательства, длившегося четыре месяца, Эйхман был осужден и повешен 31 мая 1962 года.
Я стою перед вами, судьи Израиля, чтобы вести обвинение Адольфа Эйхмана, и я стою не один. Со мной – шесть миллионов обвинителей… Их кровь взывает к вам, но их голоса не слышны.
Как меч твой жен лишал детей, так мать твоя среди жен лишится сына.
Цитируя эти слова Шмуэля, обращенные к Агагу, царю амалекитян, президент Израиля Ицхак бен Цви отказал Эйхману в помиловании.
Израильское руководство получило множество прошений о помиловании Эйхмана. Во главе с философом Мартином Бубером, ведущие израильские интеллектуалы выступали против казни Эйхмана. Если бы они просто выступали против смертной казни (которая в Израиле применяется только к преступникам, участвовавшим в Холокосте), их аргументы получили бы большую поддержку. Но сам ужас всех преступлений Эйхмана заставлял этих интеллектуалов выступать против смертной казни этого человека. Их аргументы были так глубоки, что не нашли понимания у простых израильтян. Например, письмо Бубера, подписанное еще девятнадцатью интеллектуалами, в основном – преподавателями Еврейского университета, гласило: «Мы верим, что завершение суда над Эйхманом его повешением, может стереть образ Холокоста и уменьшить моральное и историческое значение этого трибунала».
С захватывающим дух оптимизмом философ Шмуэль Хьюго Бергман писал: «Я полностью уверен в том, что снисходительность, проявленная к этому человеку, может прервать цепь ненависти и, в конце концов, принесет спасение в этот мир. Я также уверен, что смертный приговор… будет очередной победой дьявола на земле».
Премьер-министр Бен-Гурион созвал специальное заседание кабинета, чтобы решить вопрос о помиловании Эйхмана. Слова министра юстиции Израиля решили вопрос: «Мы обязаны привести приговор в исполнение. Это – наш долг перед жертвами Катастрофы».
79. «Это – не ваше место»
Рональд Рейган и битбургский конфликт
Это – не ваше место. Вы должны быть с жертвами СС.
Это – не ваше место. Вы должны быть с жертвами СС.
Самый острый конфликт между еврейской общиной и президентом США произошел в 1985 году. Рональд Рейган объявил тогда, что собирается отметить сороковую годовщину поражения Германии возложением венков на военном кладбище Битбурга, где, кроме нескольких тысяч военных, были похоронены сорок семь офицеров СС (подразделений, помогавших в осуществлении Холокоста). Идея принадлежала не Рейгану, а немецкому канцлеру Гельмуту Колю. Он надеялся, что визит президента даст всем понять, что убитых нацистских солдат следует считать просто убитыми солдатами.
Рейган был подвергнут резкой критике за намерение осуществить эту идею даже после известия о том, что на кладбище похоронены военные преступники. (К несчастью, Колю не пришла в голову мысль эксгумировать эсэсовцев и захоронить их в другом месте.) В ответ Рейган заявил на пресс-конференции 18 апреля, что солдаты, похороненные в Битбурге, «были такими же жертвами, как люди, погибшие в концентрационных лагерях».
По чистой случайности на следующий день было назначено вручение Золотой медали Эли Визелю, который произнес короткую речь на тему конфликта.
Хотя Рейган и был тронут словами Визеля, он не отменил визит в Германию, а лишь внес в свое расписание посещение концлагеря Берген-Бельзен. Позже в этот день (5 мая) он выступал на американской военной базе в Битбурге, где объявил: «В мире, где все еще существует угроза антисемитизма, я – еврей».
Ради Бога, пусть найдет другое кладбище. Во всей Германии наверняка можно найти такое, где не лежат эсэсовцы.
Когда друг совершает ошибку, он остается другом, а ошибка остается ошибкой.
Подобным же образом отозвался на это событие Б. Абрам, бывший президент университета Брандейс и председатель Конференции главных еврейских организаций Америки. Он написал в «Нью-Йорк Таймс» (30 мая 1985 г.): «Битбург был ошибкой друга, а не преступлением врага»
80. Отрицание Холокоста
Большие массы людей гораздо легче попадают под влияние большой лжи, чем под влияние малой.
Явные свидетельства…голода, жестокостей и зверств были так сильны, что я не очень хорошо себя чувствовал. В одной комнате грудой лежало двадцать или тридцать обнаженных мужчин, умерших от истощения. Генерал Джордж Паттон попросту не смог туда войти. Он заявил, что его может стошнить. Я же вошел, чтобы иметь возможность свидетельствовать (как очевидец) об этих фактах, если когда-нибудь в будущем кто-нибудь посмеет назвать рассказы о них «пропагандой».
Сравните эти слова Эйзенхауэра, который еще в 1945 году предвидел попытки отрицания Холокоста, с утверждениями Ноама Хомского, выдающегося лингвиста и сторонника левых политических идей. Хомский защищал право Роберта Фариссона, французского профессора, публично заявлять, что Холокост никогда не имел места, и в Аушвице не было никаких газовых камер. Многие интересуются, стал бы Хомский точно так же защищать право американского профессора утверждать, что рабство никогда не имело места в античности? Как сказал Бернард Барух: «Каждый имеет право на собственное мнение. Но никто не имеет права манипулировать фактами».
Опасно игнорировать отрицание Холокоста на том основании, что оно звучит несколько странно. Взгляд тех, кто отрицает Холокост не более удивителен, чем «Протоколы Сионских Мудрецов», в которых утверждается, что евреи строят планы мирового господства.
Нацисты использовали «Протоколы» как одно из оправданий своего стремления избавить Европу от евреев (см. книгу Нормана Коха «Лицензия на геноцид», в которой рассказана история этой мистификации и ущерба, нанесенного ею евреям). Историк Липштадт говорит о документально подтвержденном росте количества людей, отрицающих Холокост. В 1992 году опрос общественного мнения показал, что 10 процентов итальянцев считают, что Холокост никогда не имел места. В США опрос Ропера в 1993 году показал, что 22 процента американцев утвердительно отвечают на вопрос: «Кажется ли вам возможным, что уничтожение нацистами евреев – просто миф?» Мне представляется, что в самой формулировке вопроса заложена неточность, позволяющая в ходе опроса манипулировать общественным сознанием. Видимо, результаты были бы достовернее, если бы вопрос ставился проще: «Считаете ли вы, что нацисты уничтожали евреев?»
«Методология» отрицания Холокоста
Это происходит в обычной манере американской социальной публицистики. Профессор Икс выдвигает потрясающую теорию… он утверждает, что нацисты не убивали евреев… или что на свете не существует людоедов. Так как все факты против него, главный аргумент Икс состоит в вежливо высказанном сомнении в аргументах противников. Это заставляет профессоров Игрек и Зет опубликовать опровержения. Икс становится «одиозным профессором Икс», и обзор его книги, написанный непрофессиональными журналистами, появляется в «Тайм», «Ньюсуик» и «Нью-Йоркере». Потом он начинает появляться на радио, ТВ и на страницах газет.
Это едкое замечание было сделано антропологом Салинсом при обзоре эссе В. Аренса, «Миф о поедании людей» (Oxford Univercity Press), в котором утверждалось, что люди никогда не были каннибалами. Аргументы Аренса сходны с аргументами тех, кто отрицает Холокост: мы имеем недостаточно свидетельств жертв. Сделав такое утверждение, эти люди считают, что доказали свою гипотезу или, по крайней мере, заставили всех усомниться в общепринятой истине.
Салинс считает публикацию оксфордским издательством такого произведения грандиозным скандалом. По поводу сходства работы Аренса и отрицания Холокоста см. у Пьера Уидал-Накета «Убийцы памяти: эссе об отрицании Холокоста».
Большие массы людей гораздо легче попадают под влияние большой лжи, чем под влияние малой.
Явные свидетельства…голода, жестокостей и зверств были так сильны, что я не очень хорошо себя чувствовал. В одной комнате грудой лежало двадцать или тридцать обнаженных мужчин, умерших от истощения. Генерал Джордж Паттон попросту не смог туда войти. Он заявил, что его может стошнить. Я же вошел, чтобы иметь возможность свидетельствовать (как очевидец) об этих фактах, если когда-нибудь в будущем кто-нибудь посмеет назвать рассказы о них «пропагандой».
Сравните эти слова Эйзенхауэра, который еще в 1945 году предвидел попытки отрицания Холокоста, с утверждениями Ноама Хомского, выдающегося лингвиста и сторонника левых политических идей. Хомский защищал право Роберта Фариссона, французского профессора, публично заявлять, что Холокост никогда не имел места, и в Аушвице не было никаких газовых камер. Многие интересуются, стал бы Хомский точно так же защищать право американского профессора утверждать, что рабство никогда не имело места в античности? Как сказал Бернард Барух: «Каждый имеет право на собственное мнение. Но никто не имеет права манипулировать фактами».
Опасно игнорировать отрицание Холокоста на том основании, что оно звучит несколько странно. Взгляд тех, кто отрицает Холокост не более удивителен, чем «Протоколы Сионских Мудрецов», в которых утверждается, что евреи строят планы мирового господства.
Нацисты использовали «Протоколы» как одно из оправданий своего стремления избавить Европу от евреев (см. книгу Нормана Коха «Лицензия на геноцид», в которой рассказана история этой мистификации и ущерба, нанесенного ею евреям). Историк Липштадт говорит о документально подтвержденном росте количества людей, отрицающих Холокост. В 1992 году опрос общественного мнения показал, что 10 процентов итальянцев считают, что Холокост никогда не имел места. В США опрос Ропера в 1993 году показал, что 22 процента американцев утвердительно отвечают на вопрос: «Кажется ли вам возможным, что уничтожение нацистами евреев – просто миф?» Мне представляется, что в самой формулировке вопроса заложена неточность, позволяющая в ходе опроса манипулировать общественным сознанием. Видимо, результаты были бы достовернее, если бы вопрос ставился проще: «Считаете ли вы, что нацисты уничтожали евреев?»
«Методология» отрицания Холокоста
Это происходит в обычной манере американской социальной публицистики. Профессор Икс выдвигает потрясающую теорию… он утверждает, что нацисты не убивали евреев… или что на свете не существует людоедов. Так как все факты против него, главный аргумент Икс состоит в вежливо высказанном сомнении в аргументах противников. Это заставляет профессоров Игрек и Зет опубликовать опровержения. Икс становится «одиозным профессором Икс», и обзор его книги, написанный непрофессиональными журналистами, появляется в «Тайм», «Ньюсуик» и «Нью-Йоркере». Потом он начинает появляться на радио, ТВ и на страницах газет.
Это едкое замечание было сделано антропологом Салинсом при обзоре эссе В. Аренса, «Миф о поедании людей» (Oxford Univercity Press), в котором утверждалось, что люди никогда не были каннибалами. Аргументы Аренса сходны с аргументами тех, кто отрицает Холокост: мы имеем недостаточно свидетельств жертв. Сделав такое утверждение, эти люди считают, что доказали свою гипотезу или, по крайней мере, заставили всех усомниться в общепринятой истине.
Салинс считает публикацию оксфордским издательством такого произведения грандиозным скандалом. По поводу сходства работы Аренса и отрицания Холокоста см. у Пьера Уидал-Накета «Убийцы памяти: эссе об отрицании Холокоста».
81. Значение Холокоста для христиан
Чтобы успокоить сознание христиан, принято говорить, что нацисты были безбожниками. Но они были детьми христиан.
Чтобы успокоить сознание христиан, принято говорить, что нацисты были безбожниками. Но они были детьми христиан.
По поводу главного расхождения между иудеями и христианами пришел ли уже Мессия? – Эли Визель, размышляя о Холокосте, пишет:
Если бы я сказал, что верю в Бога – я бы солгал.
Если бы я сказал, что не верю в Бога – я бы солгал.
Если бы я сказал, что верю в человека – я бы солгал.
Если бы я сказал, что не верю в человека – я бы солгал.
Но я точно знаю одну вещь: Машиах еще не пришел.
Это не просто депортация. Вы умрете не от голода и болезней. Они убьют вас там, старых и молодых, женщин и детей, всех сразу. Это вам наказание за смерть нашего Господа и Искупителя, Иисуса Христа.
У вас есть только один выход – обратитесь в нашу веру, и тогда я постараюсь, чтобы этот приказ отменили.
Дохолодных и жестоких слов архиепископа рабби Висмандл ничего не знал о газовых камерах и поэтому говорил о своем волнении за детей, женщин и стариков в случае депортации.
Осенью 1944 года рабби вместе со своей семьей и сотнями других евреев попал в пересыльный лагерь перед отправкой в Аушвиц. Висмандл бежал и отправился к служителю церкви, умоляя его поговорить с Тиссо. Ему было отказано со словами: «Сейчас – воскресенье, святой день для меня и отца Тиссо. В этот день ни я, ни он не станем заниматься мирскими проблемами».
Висмандл спросил, может ли кровь невинных младенцев и детей считаться «мирской проблемой», на что священник ответил:
«Не существует невинных еврейских младенцев. Все евреи – виновны. Вы должны погибнуть. Это наказание всегда ждало вас. Вы будете наказаны за ваш грех (богоубийство)».
Так, через две тысячи лет, после того как евреям были приписаны слова «Кровь его на нас и на потомках наших», – несколько высоких служителей церкви решили, что Бог послал Гитлера для исполнения этого новозаветного проклятия.
В этих мерах нет ничего, что могло бы вызвать критику с точки зрения Папского престола.
За исключением лишь некоторых духовных лиц, среди которых были будущий Папа Иоанн XXII, Ватикан не был тронут судьбой евреев. Впрочем, видимо, он также мало пекся о судьбе католических священников-антифашистов, отправленных в концентрационные лагеря. Однако после войны несколько высокопоставленных чиновников Ватикана помогли многим нацистским преступникам бежать в Южную Америку. Среди этих преступников был Франц Штангль, комендант лагеря смерти Треблинка, который возглавил убийство миллиона евреев.
Я взял все эти примеры из замечательной лекции рабби Ирвина Гринберга, которую он прочитал на симпозиуме по Холокосту в Нью-Йоркском соборе святого Иоанна Крестителя («Облако дыма, огненный столп: иудаизм, христианство и современность после Холокоста», опубликована в книге «Аушвиц: начало новой эры» Эвы Флейшнер).
После Гринберга выступал профессор Алан Дэвис, священник Объединенной церкви Канады:
Я бы хотел, чтобы какой-нибудь талантливый христианин написал картину: Иисус как еврей Освенцима, с желтой повязкой, распятый на колючей проволоке лагеря смерти…
(Ужасная правда о поведении христиан во время Холокоста) заставляет радикально поднять вопрос о том, может ли порядочный человек после этого вообще оставаться христианином.
Во время одного из последних выступлений на той же конференции Эли Визель поделился воспоминаниями о своем родном городе Сигет (тогда – Венгрия, сейчас – Румыния) в годы, предшествовавшие Холокосту:
Ребенком я до того боялся церкви, что переходил на другую сторону улицы (когда проходил мимо собора). В моем городке этот страх был оправдан. Не только из-за того, что я получил наследие нашей коллективной памяти, но и потому, что два раза в год – на Рождество и Пасху, – христианские дети избивали своих еврейских одноклассников. Да, ребенком я жил в постоянном страхе. Крест – символ любви и сочувствия для христиан, был инструментом террора и пыток, направленных против евреев. Я говорю это без гнева или ненависти. Я говорю это потому, что это – правда. Рожденное в страданиях, христианство стало источником и предпосылкой страданий других.
Чувствительные христиане часто с болью воспринимают тот факт, что крест пугает столь многих евреев. Один из таких людей – отец Эдвард Фланнери, автор «Еврейского горя» – единственной в своем роде книги об истории христианства и антисемитизма. Он решил написать эту книгу, увидев, как его подруга, еврейка, вздрогнула при виде креста, украсившего одно из зданий в Нью-Йорке в сезон Рождества. Ее реакция, пишет отец Эдвард, «пробудила во мне множество вопросов. Как мог крест, символ всеобщей любви, стать знаком страха, символом зла для этой молодой еврейки? Так я впервые встретился с проблемой антисемитизма» (Введение).
В 1980 году мой друг, Денис Прагер, и я посетили Ватикан. Во время интервью по радио Ватикана Денис, когда его спросили о цели визита, ответил: «Почти две тысячи лет крест был символом любви для христиан и символом страха для евреев. Мы надеемся, Папа сможет доказать евреям, что крест может стать символом любви и для них».
82. «Один плюс один, плюс один…»
Шесть последних цитат о Холокосте
Когда в Германии к власти пришли нацисты, там жили два вида евреев: оптимисты и пессимисты. Пессимисты отправились в изгнание, оптимисты – в газовые камеры.
Немецкие евреи были известны своей любовью к Германии. Многие из них не могли поверить, что эта страна будет страной нацистов. Иаков Петуховский, реформистский раввин и учитель, родившийся в Германии, рассказал мне о своей тете, которая посетила Палестину в 1936 году, через три года после прихода к власти Гитлера. Она вернулась в Германию со словами: «То, что там сделали пионеры – прекрасно, но это – не для нас». Через несколько лет она и вся ее семья погибли в лагере смерти.
* * *Капо – это узники, которых немцы назначали старшими над всеми остальными. Многие из них были жестокими и грубыми людьми. По поводу людей, которые занимали эти должности, Эли Визель писал:
(В лагерях были капо) немецкого, венгерского, чешского, словацкого, грузинского, украинского, французского и литовского происхождения. Среди них были христиане, евреи и атеисты. Бывшие профессора, промышленники, художники, рабочие, купцы, военные всех званий, философы и знатоки человеческих душ, марксисты и убежденные гуманисты. И конечно, обычные преступники. Но не было ни одного капо-раввина.
* * *Моей жене, моей дочери -
Мученикам,
Убитым немцами,
Убитым
Просто за то, что их фамилия была
ИСААК
* * *Мне сказали, что ты еврейский адвокат. Я не знаю, сколько тебе лет, но я скажу тебе одну вещь, и ты можешь ее записать и повесить над кроватью: еврей имеет право быть дураком, но это не обязательно.
Шимон Визенталь, «Правосудие, а не месть». Охотник за нацистами Шимон Визенталь сказал это в телефонном разговоре с еврейским адвокатом, защищавшим право нацистов устроить демонстрацию в Скоки, районе Чикаго, где тогда жили несколько тысяч евреев, переживших Катастрофу. Злобная отповедь Визенталя была вызвана холодным ответом адвоката на все его аргументы: «Первая поправка это позволяет»
* * *Когда писательницу Синтию Оцик спросили, могла бы она простить искренне раскаявшегося офицера СС, участвовавшего в захвате группы польских евреев и открывшего огонь по синагоге, в которой они были заперты, она написала:
«Я тебя прощаю, – говорим мы ребенку, испачкавшему ковер. – Больше так не делай». В следующий раз ребенок оставит грязные ботинки за дверью. Прощение – этот потрясающий подарок – научит его быть аккуратным. Прощение – прекрасный учитель. А ковер можно почистить.
Но убийство – неисправимо. Убийство – необратимо: даже если наше прощение и не даст человеку навалить еще одну груду трупов, разве оно может оживить уже убитую груду?
Прощение безжалостно. Оно забывает о жертве. Оно развивает милосердие к убийце ценой безразличия к жертве…
Пусть эсэсовец умрет без отпущения грехов.
Пусть он попадет в ад.
Оцик понимала, что каждая жертва Холокоста – уникальный и незаменимый человек. Как заметила Джудит Миллер, размышляя о том, как в разных странах относятся к Холокосту:
Мы должны постоянно напоминать себе, что Холокост – это не шесть миллионов. Это один, плюс один, плюс один.
Шесть последних цитат о Холокосте
Когда в Германии к власти пришли нацисты, там жили два вида евреев: оптимисты и пессимисты. Пессимисты отправились в изгнание, оптимисты – в газовые камеры.
Немецкие евреи были известны своей любовью к Германии. Многие из них не могли поверить, что эта страна будет страной нацистов. Иаков Петуховский, реформистский раввин и учитель, родившийся в Германии, рассказал мне о своей тете, которая посетила Палестину в 1936 году, через три года после прихода к власти Гитлера. Она вернулась в Германию со словами: «То, что там сделали пионеры – прекрасно, но это – не для нас». Через несколько лет она и вся ее семья погибли в лагере смерти.
Капо – это узники, которых немцы назначали старшими над всеми остальными. Многие из них были жестокими и грубыми людьми. По поводу людей, которые занимали эти должности, Эли Визель писал:
(В лагерях были капо) немецкого, венгерского, чешского, словацкого, грузинского, украинского, французского и литовского происхождения. Среди них были христиане, евреи и атеисты. Бывшие профессора, промышленники, художники, рабочие, купцы, военные всех званий, философы и знатоки человеческих душ, марксисты и убежденные гуманисты. И конечно, обычные преступники. Но не было ни одного капо-раввина.
Моей жене, моей дочери -
Мученикам,
Убитым немцами,
Убитым
Просто за то, что их фамилия была
ИСААК
Мне сказали, что ты еврейский адвокат. Я не знаю, сколько тебе лет, но я скажу тебе одну вещь, и ты можешь ее записать и повесить над кроватью: еврей имеет право быть дураком, но это не обязательно.
Шимон Визенталь, «Правосудие, а не месть». Охотник за нацистами Шимон Визенталь сказал это в телефонном разговоре с еврейским адвокатом, защищавшим право нацистов устроить демонстрацию в Скоки, районе Чикаго, где тогда жили несколько тысяч евреев, переживших Катастрофу. Злобная отповедь Визенталя была вызвана холодным ответом адвоката на все его аргументы: «Первая поправка это позволяет»
Когда писательницу Синтию Оцик спросили, могла бы она простить искренне раскаявшегося офицера СС, участвовавшего в захвате группы польских евреев и открывшего огонь по синагоге, в которой они были заперты, она написала:
«Я тебя прощаю, – говорим мы ребенку, испачкавшему ковер. – Больше так не делай». В следующий раз ребенок оставит грязные ботинки за дверью. Прощение – этот потрясающий подарок – научит его быть аккуратным. Прощение – прекрасный учитель. А ковер можно почистить.
Но убийство – неисправимо. Убийство – необратимо: даже если наше прощение и не даст человеку навалить еще одну груду трупов, разве оно может оживить уже убитую груду?
Прощение безжалостно. Оно забывает о жертве. Оно развивает милосердие к убийце ценой безразличия к жертве…
Пусть эсэсовец умрет без отпущения грехов.
Пусть он попадет в ад.
Оцик понимала, что каждая жертва Холокоста – уникальный и незаменимый человек. Как заметила Джудит Миллер, размышляя о том, как в разных странах относятся к Холокосту:
Мы должны постоянно напоминать себе, что Холокост – это не шесть миллионов. Это один, плюс один, плюс один.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги