И дам тебе и потомству твоему после тебя землю твоего пребывания, всю землю Ханаанскую во владение вечное.
Бог повторил эту клятву Исааку (Брейшит 26:3) и затем Иакову: «Землю, которую Я дал Абраhаму и Исааку, Я дам тебе, и потомству твоему по тебе дам землю эту» (Брейшит 35:12).
Комментатор Танаха Гарри Орлинский справедливо подчеркнул центральное место земли Израиля в отношениях между Богом и евреями:
У Земли, которую Бог клятвенно обещал Абраhаму, Исааку и Иакову и их преемникам навсегда, не может быть никакого иного хозяина. С другой стороны, в Завете с Богом, как и положено в двустороннем контракте, точно обозначено, что все благословения – экономические, территориальные, политические, увеличение населения и т. п. – все это будет дано от Бога Израилю не в родной земле Абраhама, в Месопотамии… и не в Египте, но в Земле обетованной.
Даже Пятая Заповедь связана с землей: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» (Шмот 20:12). Самое суровое наказание, которым пророки грозили евреям в древности – плен, сопровождаемый изгнанием из земли (см. Осия 9:3, Амос 7:17). Знаменательно, что те же пророки, которые угрожают евреям этой судьбой, также и обещают, что Бог вернет их в Землю Израиля (Осия 11:11, Амос 9:11–15). Это – достаточно необычные пророчества, учитывая, что целые народы сравнительно редко высылают такими массами с их родины с тем, что спустя какое-то время они возвращались назад. А ведь пророчество, сделанное Амосом двадцать восемь сотен лет назад, кажется, обращено к нашим дням, к XIX–XX векам, когда евреи вернулись в Сион; оно точно вплоть до таких мелочей, как сельскохозяйственное оживление Израиля:
И возвращу из плена народ Мой, Израиля, и застроят опустевшие города и поселятся в них, насадят виноградники и будут пить вино из них, разведут сады и станут есть плоды их.
И водворю их на земле их, и они не будут более исторгаемы из земли своей, которую Я дал им, говорит Господь, Бог твой.
Если я забуду Тебя, о Иерусалим,
Пусть моя правая рука отсохнет,
Пусть мой язык прилипнет к гортани моей,
Если я прекращу думать о Тебе,
Если я не забуду о (разрушении) Иерусалима
Даже в мой самый счастливый час.
Эта известная клятва была составлена во времена первого изгнания евреев в Вавилон, в шестом столетии дон. э., и включена в 137-й псалом, который начинается словами: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе…» Иудеи ежедневно читают этот псалом (кроме Шаббат и других праздников) при благословении после приема пищи.
Говоря «Если я забуду Тебя, о Иерусалим…» еврей утверждает свою принадлежность к Израилю, к евреям. На VI конгрессе сионистов в 1903 году, когда Теодор Герцль поднял вопрос о предоставлении евреям части территории Уганды (Британского протектората) для создания там еврейского государства, многие делегаты осудили его за «…предательство земли Израиля». Герцль был глубоко уязвлен; при закрытии Конгресса он поднял руку в клятвенном жесте и произнес: «Im eshka-kheikh Yerushalayim…»
Эта клятва столь известна, что ее варианты используют, чтобы подчеркнуть святость принимаемых обязательств.
В 1952 году, когда руководитель партии «Херут» (впоследствии премьер-министр) Менахем Бегин выступал против ведения переговоров о репарациях между Израилем и Германией, он обратился к толпе протестующих, призвав их поднять руки, и клясться «во имя Иерусалима…: Если я забуду об истреблении евреев, да отсохнет моя правая рука, да прилипнет мой язык к гортани моей, если я прекращу думать о вас, если я не вспомню об уничтоженных иудеях даже в мой самый счастливый час…» (цит. по Тому Сегеву, «Седьмой миллион»).
Мишна говорит: «Каждый хозяин может с людьми дома своего (и стадами своими, и со всем имением своим), восходить к Земле Израиля, и никто не может отказываться от этого или препятствовать ему в этом. Каждый может восходить к Иерусалиму (из любой другой части Израиля), и никто не может отказываться от этого или препятствовать ему в этом».
Талмуд комментирует: «Наши Раввины учили: если муж желает жить в Израиле, а его жена отказывается, на нее может быть оказано давление, дабы она шла с ним, а если она (опять) отказывается, она может получить развод без денежной компенсации, указанной в ее ктубе (брачный контракт). Если же она желает жить в Израиле, а он не соглашается, на него может быть оказано давление, чтобы он шел с нею, а если он отказывается, он должен развестись с нею и выплатить ей компенсацию, указанную в ее ктубе».
То, что раввины допускали развод по причине нежелания (одного из супругов) жить в Израиле, демонстрирует не их черствое пренебрежение святостью брака (еврейский Закон известен именно необыкновенно бережным отношением к семейной жизни), но значительно большую в их глазах важность поселения евреев в земле Израиля.
Многие евреи диаспоры, особенно религиозные, предпочитают, как правило, устраиваться на жительство, имея своими соседями евреев. Однако Талмуд прямо предписывает:
Лучше жить в Земле Израиля, пусть даже в городе, большинство жителей которого – не евреи, чем жить в чужой земле, пусть даже в городе, большинство жителей которого – евреи.
Раши, французский толкователь Торы одиннадцатого века, чей комментарий Торы по сей день изучают во всех традиционных еврейских школах, также подчеркивает центральное место Израиля в мироздании. Он писал тысячу лет спустя после изгнания евреев из Израиля, но начинает комментарий на Брейшит 1:1 («В начале Бог создал небо и землю…») с мыслей об Израиле, об ожидании возвращения туда евреев, пусть даже не скорого.
Строго говоря, Тора должна была начаться со стиха: «Месяц этот да будет у вас началом месяцев, первым да будет он у вас между месяцами года» (Шмот 12:2), который является самой первой заповедью, данной Израилю. (Обратите внимание: заповедь обязывает освящать каждый месяц.) Почему же тогда Тора началась с изложения Творения? Чтобы показать Бога как Творца всего мира. Итак, если какой-то из народов мира скажет Израилю: «Вы – захватчики территорий семи хананеянских народов», Израиль может ответить: «Вся земля принадлежит Богу, создавшему ее, и Он может давать ее кому Он пожелает. Ныне она завещана нам. Сначала Он дал ее им; но Ему стало жаль, что Он не дал это нам, и Он забрал ее у них и отдал нам…»
Мое сердце находится на Востоке, а я нахожусь на отдаленнейшем Западе. Как мне вкушать то, что я ем? И как может пища быть приятной мне… в то время, как Сион находится в оковах… и я пребываю в арабских цепях?
До Второй мировой войны многие ортодоксальные лидеры противостояли усилиям сионистов, желавших восстановить самостоятельное Еврейское государство в Палестине. Они считали, что объем усилий, необходимых для восстановления Израиля, настолько велик, что для его достижения нужно пришествие Мессии. Ортодоксальный раввин Самуил Могилевер считал иначе; в послании Первому конгрессу сионистов (1897) он недвусмысленно отклонил любые действия, которые делали евреев пассивными, выбрасывали их из истории:
Переселение нашей страны, то есть закупка земель, возведение зданий, разбивка садов и культивирование почв, – одна из фундаментальных заповедей Торы; некоторые из древних мудрецов даже говорят, что это эквивалентно исполнению всего Закона, ибо это – основа существования наших людей.
Я отстрелялся, выполнив часть некоей работы огромной величины. Однако я и теперь не знаю, буду ли я способен тащить на себе это дело и далее… В течение ряда недель оно заполняло мое сознание до самых краев; оно идет со мной всюду, маячит позади слов самой обычной беседы, щекочет под лопатками во время моей обычной забавной небольшой журналистской работы, оно сокрушает и опьяняет меня…
Работа, на которую Герцль (1860–1904) ссылался впоследствии, была книгой «Юденштаат» (на немецком языке) – «Еврейское государство». Изданная в 1896 году, она стала манифестом движения сионистов. И в начале книги и в ее конце он повторил те же самые зажигательные слова:
Евреи, которые окажутся в силах сделать это, будут иметь собственное государство.
Позже Герцль написал вторую книгу, фантастический роман «Altneuland» («Земля старая и вечно юная»), в котором два друга посещают Палестину будущего и с изумлением обнаруживают, что это – общество процветания. Хайфа, порт страны, является «самой безопасной и наиболее удобной гаванью во всем Средиземноморье»; в государстве множество преуспевающих городов, отраслей промышленности, отдельных предприятий и ферм. Женщины имеют равные права, свободное образование доступно для всех, евреи и арабы наладили дружеские отношения и живут бок о бок, современные медицинские средства служат всем жите лям… Герой романа, Фридрих Лойенберг, еврей и присяжный поверенный из Вены, задается вопросом: правда лито, что он видит, или фантазия? Роман заканчивается словами:
«Стоит захотеть, и это не будет фантазией».
Эти слова – «Im tirzu, ein zoh aggadah», быстро стали лозунгом сионистов, активизировав по крайней мере два поколения энтузиастов. Эти слова звали к действию, и пионеры сионизма с юношеским пылом занимались мелиорацией болот, упорно превращая их в сады и поля.
Другие активисты сионизма работали над воскрешением иврита, превращая его в современный, живой язык. Они также повторяли слова Герцля о сказке и были. До иврита никакой другой мертвый язык никогда не был возрожден. Но гебраисты обязались «сделать сказку былью», – и возрождение иврита стало фактом.
С 1900-х до 1940-х годов эти пять слов неотступной осой звенели над ухом еврейских лидеров, лоббировавших нееврейских государственных деятелей, чтобы те признали право еврейского народа восстановить свою родину в Палестине, создать свое государство.
Если вы безумны, то я безумен также. Я – с вами, вы можете рассчитывать на меня.
Многие из друзей Герцля были убеждены, что сионизм был его навязчивой идеей; но эта идея оказалась убедительной для Макса Нордау, видного писателя и социального критика, а также врача, специализировавшегося на эмоциональных расстройствах. Попутно выдав Герцлю диагноз идеального умственного здоровья, Нордау стал наиболее крупным его коллегой и учеником. Его авторитет помог привлечь к затее Герцля таких молодых интеллектуалов, как еврейский социалист и мыслитель французского происхождения Бернард Лазар, писатель и поэт Исраэль Зэнгуил – еврей английского происхождения.
Я не лучший и не самый умный из вас. Но я остаюсь неустрашимым и именно поэтому руководство принадлежит мне.
Лэйквер обращает внимание, что это заявление Герцль сделал, когда в делах сионистского движения наступил отлив. Частью таланта Герцля-руководителя было то, что даже в самые мрачные времена он доверял свое отчаяние только дневнику. «К внешнему миру, – пишет Лэйквер, – он был обращен стороной, излучавшей уверенность и доверие».
29 августа 1897 года в Базеле (Швейцария) Герцль созвал Первый сионистский конгресс, на который собрались 204 посланца из девятнадцати стран. Бывшие до сих пор крошечными и часто не связанными между собой, теперь сионистские организации объединились в Базеле в мощную политическую силу.
При входе в зал Конгресса висел сионистский флаг. Уже во вступительном слове Герцль ясно дал понять насколько грандиозно задуманное:
Мы должны здесь заложить краеугольный камень дома, в котором соберется весь еврейский народ.
Конгресс продолжался три дня. При его закрытии делегаты пели «Hatikvah» («Надежда»), сионистскую поэму, которую написал Нафтали Герц Имбер; она впоследствии стала государственным гимном Израиля. Когда делегаты закончили петь, несколько молодых делегатов пронесли Герцля на своих плечах через весь зал.
Четырьмя днями позже он писал в своем дневнике:
Если я должен подвести итоги Конгресса одним словом, которое, к тому же, я буду беречь от публикации, – то вот оно: в Базеле я оконтурил Еврейское государство.
Если бы я сказал это вслух сегодня, мои слова были бы встречены всеобщим смехом. Через пять лет – возможно, и, конечно, через пятьдесят лет это поймет каждый.
15 мая 1948 года, пятьдесят лет и девять месяцев спустя после написания этих слов, еврейское государство Израиль стало фактом географии, утвердившись на карте мира. Благодаря, прежде всего, умению видеть невидимое, сказка снова стала былью.
Я не понимаю: веревка – вокруг их шеи, и тем не менее они говорят: «Нет».
6-7 апреля 1903 года жители российского города Кишинева, координируя действия с царской полицией, устроили особенно жестокий еврейский погром. Сорок девять человек были убиты, сотни – ранены, искалечены, жестоко избиты. Множество евреек были изнасилованы, ряд еврейских домов, лавок и мастерских – ограблены или разрушены. Отсутствие реальной защиты от этого ужаса вело к формированию еврейских групп самообороны повсюду в России, а также к расширению и углублению поддержки сионизма в еврейском мире.
Герцль, зная, что нет никаких надежд в ближайшее время получить территории в Палестине, и боясь, что дни российских евреев сочтены (Кишиневский погром не был единственным), вступил в переговоры с британским правительством о получении территории в пределах Уганды, британской подмандатной территории в Африке.
На Шестом сионистском конгрессе (1903), когда он изложил перспективы поселения евреев в Уганде и попросил, чтобы делегаты одобрили его переговоры с англичанами, согласие выразило абсолютное меньшинство. Большинство же, включавшее в основном представителей традиционных еврейских общин Восточной Европы, было уверено, что само вступление в переговоры относительно Уганды означает, что на Палестине, как будущей еврейской родине, поставлен жирный крест. Когда результаты голосования стали известны, Герцль был потрясен; особенно шокировало его, что два делегата от самого Кишинева голосовали против его предложения. Согласно Хаиму Вейцману, Герцль, для которого долгое время было неважно, где будет основана новая еврейская родина, «стал сторонником исключительно Палестины в момент, когда делегаты от Кишинева сказали “нет” на Конгрессе по вопросу Уганды».
(Молодому французскому еврею, подчеркивавшему «французскую национальность» Герцля, – он ответил): «Разве Вы и я не принадлежим к тому же самому племени (то есть людей)? Почему Вы вздрогнули, когда был избран Люгер? Почему я страдал, когда капитан Дрейфус был обвинен в государственной измене?»
Карл Люгер, австрийский политический деятель и антисемит, был избран мэром Вены в 1895 году, вскоре после того, как французский капитан (и еврей) Альфред Дрейфус был ложно обвинен в государственной измене и осужден за это.
Победа Люгера была особенно крупным провалом австрийских либералов, затративших значительные усилия, чтобы принести демократию в Вену. Гитлер, наоборот, описал его впоследствии как «лучшего мэра, которого мы когда-либо имели» (см. Конор Круиз О’Брайен, «Осада»).
Если Вы отправите в Палестину и устроите там ваших людей, у нас хватит церквей и священников, готовых окрестить всех вас.
Герцль встретился с римским папой в попытке обеспечить поддержку сионистского движения со стороны Ватикана. Понтифик был прям, холоден и туп: «Евреи не признали нашего Бога, поэтому мы не можем признать евреев…»
Если бы Герцль ходил в хедер (еврейская религиозная школа), никогда бы евреи не последовали за ним. Он очаровал евреев, потому что пришел к ним из мира европейской культуры.
Вейцман, главный закулисный «толкач» Бальфурской декларации и первый президент Израиля, придавал большое значение факту, что Герцль был представителем широких и в значительной мере ассимилированных еврейских масс.
Историки и биографы любят отыскивать параллели между его жизнью и жизнью Моисея. В то время как евреи во времена Моисея были рабами в Египте, его самого воспитывали в доме фараона. Возможно, именно его свободное, богатое воспитание, позволило Моисею так ярко и сильно выступить против рабства народа Израиля. Другие евреи страдали от «менталитета раба» и попросту не могли вообразить себе будущей свободы. Точно так же первоклассное воспитание Герцля заставило его почувствовать естественное отвращение к второразрядному статусу евреев, обычному в Европе статусу, который сами евреи считали само собой разумеющимся.
Те, кто шел перед ним, (тоже) несли идеал (Палестины) в сердцах, но они только шептали об этом в синагоге… Герцль принес нам храбрость и научил нас выдвигать наши требования перед всем нееврейским миром.
Величие подвига Герцля в том, (что он)… убрал еврейскую проблему из комнат ожидания благотворительности и внес ее в самое сердце европейской дипломатии.
Сахар обращает внимание на то, что благодаря Герцлю, «сам термин «сионизм» вскоре стал естественным образом срываться с губ мировых руководителей, стал пунктом в повестках дня премьер-министров и принцев».
Самая важная из всех вещей – чтобы человек никогда не сдавался.
Согласно Лоуенталю, самое великое достижение Герцля в том, что он «нашел сионизму место на (географической) карте»
Писатель Стефан Цвейг, еврей австрийского происхождения, был на похоронах Герцля в Вене в 1904 году. Спустя многие годы он описал увиденное в своих мемуарах:
Это была бесконечная процессия. Вена была внезапно поставлена перед фактом, что умерший не был рядовым писателем или посредственным поэтом, но был одним из тех творцов, которые появляются только в редчайшие моменты истории стран и народов. На кладбище… было разрушено всякое подобие порядка: его затопляло простым, и в то же время доходящим до экстаза трауром, какого я никогда не видел на похоронах ни прежде, ни потом. И эта огромная боль, выплывающая из глубин сердец переполненных ею людей, заставила меня впервые понять, сколько страсти и надежды этот единственный и одинокий человек дал миру силой своей идеи.
Герцль высказал пожелание быть захороненным в Вене, рядом с его отцом, «пока евреи не перенесут мои останки в Палестину». 17 августа 1949 года, через год после того как Израиль появился на картах мира, останки Герцля, его родителей и сестры были самолетом доставлены в новое еврейское государство и перезахоронены на горе Герцль в Иерусалиме.
Хаим Вейцман (1874–1952) возглавил сионистское движение после Герцля и стал первым президентом Израиля.
Эту историю рассказывают о докторе Хаиме Вейцмане, химике, который стал первым президентом современного Израиля. В то время когда он лоббировал британских политиков, чтобы они поддерживали усилия сионистов вернуть евреям историческую родину, один член Палаты лордов сказал ему: «Почему вы, евреи, настаиваете на Палестине, когда имеется так много слаборазвитых стран? Мы могли бы тогда уладить вопрос гораздо проще!» Вейцман ответил: «Я тоже задам вопрос. Почему вы отмахали двадцать миль, дабы посетить свою мать в прошлое воскресенье, когда так много старых леди живут на вашей улице?»
Мы не знаем, как это замечание Вейцмана воздействовало на британского политика. Но когда он провел подобную аналогию в беседе с Артуром Бальфуром в 1906 году, то завершившая цепь его рассуждений мысль подтолкнула британского лидера к подписанию Бальфурской декларации одиннадцатью годами позже:
«Г-н Бальфур, предположим, я предложу Вам Париж вместо Лондона, возьмете Вы его?»
Он молча посмотрел на меня и ответил: «Но, доктор Вейцман, мы имеем Лондон».
«Это правда, – сказал я, – но мы имели Иерусалим, когда Лондон был еще болотом».
Он наклонился назад, продолжая смотреть на меня, и, наконец, сказал две вещи, которые я отлично помню. Первая: «Много ли имеется иудеев, которые думают, подобно Вам?»
Я ответил: «Я верю, что я выражаю мнение миллионов иудеев, которых Вы никогда не увидите, и которые не могут говорить за себя…»
Тогда он сказал: «Если это так, однажды вы поистине станете силой».
Дорогой лорд Ротшильд!
Правительство Его Величества благосклонно взирает на утверждение в Палестине национального государства еврейского народа, и будет использовать все подходящие случаи для облегчения достижения этой цели. Совершенно очевидно, что не должно быть сделано ничего, наносящего ущерб гражданским и религиозным правам существующих ныне в Палестине нееврейских общин, равно как и в правах и политическом статусе, которыми пользуются евреи в любой другой стране.
Хотя Бальфур, в то время британский министр иностранных дел, обратился с этим посланием к лорду Лайонелу Ротшильду, хорошо известно, что именно Вейцман играл ключевую роль во влиянии на него и британское правительство, чтобы выпустить этот важный документ.
(Для евреев) мир разделен на территории, где они не могут жить, и территории, куда им запрещено вступать.
Это ожесточенное заявление Вейцман сделал после того, как нацисты лишили гражданства иудеев Германии, и в связи с тем, что политическая ситуация вокруг евреев ухудшалась повсюду в Европе. Несмотря на токсичность нацистского антисемитизма, Соединенные Штаты, Великобритания и другие страны отказывалась впускать большее количество евреев даже в наиболее отчаянных для них ситуациях. Когда одно высокое канадское должностное лицо спросили, сколько еврейских беженцев Канада могла бы принять, он отвечал: «Ни одного – будет в самый раз».
Это выражение Вейцмана представляет собой жестокий, но честный почти до цинизма пересказ слов одного из самых великих поэтов, писавших на еврейском:
Каждый человек имеет столько неба над головой,
Сколько своей земли имеет он под ногами.
Заявление Вейцмана не убедило британцев открыть Палестину для существенно большего числа евреев-иммигрантов. Тремя годами позже, в 1939 году, когда ситуация с немецкими евреями вновь резко ухудшилась, Англия выпустила свой позор – «Белую Книгу», которая значительно ограничивала еврейскую (но не арабскую!) иммиграцию в Палестину. «Белая Книга» была действительна в течение всего Холокоста. Вот с какими мыслями в сознании Вейцман, выступая в Иерусалиме перед англо-американской Комиссией 1946 года по анализу ситуации после Холокоста и выявлению оставшихся в живых в DР-camps (лагерей перемещенных лиц), заявляет:
Я не знаю, сколько Эйнштейнов, сколько Фрейдов было сожжено в печах Аушвица и Майданека. Но одну вещь я знаю совершенно точно, – если мы в силах предотвратить это, то это никогда больше не должно произойти!
В апреле 1948 года многие евреи выражали опасения, что провозглашение Израиля как самостоятельного государства, приведет к тому, что армии окружающих его арабских стран тут же раздавят его. Вейцман, тем не менее, настойчиво требовал декларации государственности. Страх перед арабскими армиями не угнетал его. Причину он назвал в присутствии Аббы Эбана, вскоре назначенного послом Израиля в Соединенных Штатах:
Беда египетских войск в том, что их офицеры слишком жирны, а их солдаты слишком тощи.
Гораздо более остры его слова, определяющие объем жертв, которые евреи должны были бы принести, чтобы достичь собственной государственности:
Никто еще не получал целую страну на серебряном блюдечке.
Это замечание Вейцмана вдохновило еврейского поэта Натана Алтермана на написание одной из наиболее известных поэм Израиля «Серебряное блюдо» – это те воины, мужчины и женщины, кто погиб в 1948 году в войне за независимость, позволив евреям установить суверенитет над территориями исторической родины.
Приблизительно сорока годами позже израильский генерал Йосси Пелед, первые годы жизни которого пришлись на времена Холокоста, снова использовал слова Вейцмана: «Фактически, эта страна основана на серебряном блюде, сплавленном из шести миллионов тел» (Том Сегев, «Седьмой миллион»).
Наконец, интересно вспомнить ранние выступления Вейцмана, например, его ответ на замечания критиков, третировавших его как сторонника постепенных мер:
Я слышал, как критики Еврейского Агентства глумятся над тем, что они называют старой политикой «влюбленных в Сион»: «Камушек на камушек, кирпичик на кирпичик, еврей к еврею, еще одна коровка, еще один козлик и еще два здания в Гедере», Да! Если и есть другой путь возведения дома, чем укладывать кирпич на кирпич, то я не знаю его. Если и имеется другой путь создания страны, как прибавлять человека к человеку и ферму к ферме, то я опять же не знаю его.
Жаботинский (1880–1940) был основателем Ревизионистской партии, политической группы, которая представляла максималистское крыло сионизма. Ревизионисты потребовали, чтобы Англия предоставила евреям территории по обе стороны Иордании. Будущие израильские премьер-министры Менахем Бегин и Ицхак Шамир считали Жаботинского своим идеологическим и политическим наставником.
Все мы понимаем, что из всех условий, необходимых для национального возрождения, способность стрелять, к сожалению, наиболее важна.
В 1937 году Жаботинский был приглашен свидетельствовать перед британской комиссией, исследовавшей возможность разделения Палестины на отдельные еврейское и арабское государства. В то время немецкие евреи жили под нацистским правлением уже в течение четырех лет, а три с половиной миллиона их польских собратьев страдали от широко распространенного антисемитизма.
Ощущая острую нужду в принятии срочных мер по эмиграции значительного числа евреев из обоих общин, Жаботинский пояснял комиссии, почему у евреев нет возможности идти на территориальные уступки в Палестине:
Я хочу напомнить вам о волнении, которое произошло в приюте… когда вновь поступивший Оливер Твист попросил «больше». Он сказал «больше», потому что не знал, как выразить словами нужное понятие; но мысль, которую Оливер Твист действительно имел в виду, была следующей: «Вы дадите мне просто-напросто нормальную порцию, совершенно необходимую для мальчика моего возраста, чтобы быть в состоянии выжить». Мы, евреи, со своими требованиями, пребываем в положении Оливера Твиста… Клянусь вам, у нас, к сожалению, нет абсолютно никаких возможностей, чтобы идти на уступки… Мы должны спасти миллионы, много миллионов жизней… Какие уступки могут быть со стороны Оливера Твиста? Он находится в таком положении, что не может уступать что бы то ни было; для человека из работного дома уступить тарелку супа – (значит, умереть самому).
В ходе того же самого свидетельства Жаботинский отвечал на требования арабов, что Палестина должна быть арабским, а не еврейским государством:
Весьма понятно, что арабы Палестины предпочли бы, чтобы Палестина была арабским государством № 4, № 5, или № 6 это я весьма понимаю; но если арабские требования сопоставить с нашими, еврейскими, где речь идет о возможности выживания, то это выглядит подобно запросам гурмана с прекрасным аппетитом против требований умирающего от голода.
С 1994 года в мире имеют место быть двадцать одно арабское государство, и только одно – еврейское. Общая площадь арабских государств – 5 414 000 квадратных миль, Израиля – 8 290 квадратных миль (10 420 квадратных миль, если включить в подсчет Западный берег Иордана и Сектор Газа). Короче говоря, арабы занимают в 540 раз больше земли, чем евреи.
Ликвидируйте Галут (диаспору), или Галут ликвидирует вас.
В то время как ни один из видных еврейских деятелей фактически не смог предсказать Холокост, Жаботинский неоднократно предупреждал восточноевропейских евреев, что они пребывают в опасности, особенно, если в Европе начнется война. 10 августа 1938 года, во время еврейского поста Тиша бе-Ав, когда прошло чуть больше года после захвата Гитлером Польши, он сказал, обращаясь к собранию евреев в Варшаве, лишь немногие из которых переживут начинающуюся войну:
Три года я умолял вас, евреи Польши, венец мирового еврейства, взывал к вам, непрестанно предупреждал вас о том, что катастрофа неизбежна. Я поседел и постарел за эти годы, ибо сердце мое истекает кровью из-за того… что вы не замечаете вулкана, который скоро извергнет на вас свою разрушительную лаву… У вас почти не осталось времени, чтобы спастись… Послушайте меня в этот двенадцатый час. Ради Бога, спасайте себя – пока у вас еще есть такая возможность, ведь время работает против вас.
Многие годы последователи Жаботинского приводили это и подобные его высказывания как доказательство его пророческого дара, позволившего предвидеть злодеяния нацистов. Но даже Жаботинский не мог себе представить масштабов беды, которая вскоре постигла евреев Европы. Он планировал перевести в Палестину полтора из трех с половиной миллионов евреев Польши в течение ближайших десяти лет, не имея представления «ни о неизбежности, ни о размере трагедии», которая уничтожила более девяноста процентов польского еврейства уже через семь лет (Иаков Катц, «Был ли Холокост предсказуем?»).
Тяжелые предчувствия Жаботинского смягчались тем фактом, что он не верил в прочность Третьего Рейха. Он считал, что нацистское правительство в Германии падет из-за внутренних трудностей, как только придет в столкновение с внешними силами.
Когда нацисты оккупировали Польшу, Жаботинский осознал, перед лицом какой страшной реальности вдруг оказались евреи. Узнав об успехах вермахта, он с грустью признался своему идеологическому оппоненту, лидеру Рабочих сионистов Берлу Кацнельсону: «Ты победил. У тебя есть Америка, богатые евреи. У меня были только бедняки Польши, но и их больше нет» (Конор Крус О’Брайан, «Три сиониста: Вейцман, Бен-Гурион, Кацнельсон»).
В той же мрачной речи в Варшаве Жаботинский высказал также более оптимистическое и точное пророчество:
И я хочу сказать вам кое-что в этот день, Девятого Ава. Те, кому удастся пережить эту катастрофу, доживут до времени огромной радости для всех евреев: возрождения и укрепления еврейского государства. Я не знаю, доживу ли сам до этого – но мой сын доживет точно. Я уверен в этом так же, как в том, что завтра будет рассвет.
Меньше чем через два года Жаботинский умер в США. Через восемь лет после его смерти было создано государство Израиль, и сын Жаботинского, Эри, стал членом первого израильского Кнессета.
Бен-Гурион (1886–1973) – отец-основатель Израиля и его первый премьер-министр.
Разница между вами и мной состоит в том, что вы готовы пожертвовать иммиграцией ради мира, а я – нет, хотя мир мне и дорог. И даже если бы я был готов пойти на уступки, на это не готовы евреи Польши и Германии – у них нет другого выбора. Для них иммиграция важнее мира.
Желание Бен-Гуриона привезти в Палестину польских и немецких евреев было связано как с его железной уверенностью в необходимости образования еврейского государства, так и с беспокойством за судьбу этих несчастных людей. На встрече с исполнительным комитетом Еврейского агентства 6 декабря 1942 года он провозгласил: «Уничтожение европейского еврейства – это катастрофа для сионизма. Нам не из кого будет создавать государство» (Том Сегев, «Седьмой миллион»).
Мы будем сражаться с Гитлером так, словно нет никакой «Белой книги», и сражаться с «Белой книгой» – словно нет никакого Гитлера.
17 мая 1939 года Англия издала «Белую книгу», согласно которой въезд евреев в Палестину ограничивался пятнадцатью тысячами иммигрантов в год. Превышение этой квоты требовало одобрения со стороны арабов. «Белая книга» свела на нет расположение, которое Англия снискала в еврейском мире изданием Бальфурской декларации (ноябрь 1917 г.).
Так как более трехсот тысяч немецких евреев в этот момент находились под властью самого жестокого антисемита в истории, «Белая книга» поставила Палестинскую общину в безвыходное положение. Через несколько месяцев Гитлер захватил Польшу, и еще три с половиной миллиона евреев оказались под нацистским правлением.
К сожалению, в то время как «сражение» с Гитлером принесло всему миру победу, «сражение» евреев с «Белой книгой» потерпело поражение. Хотя тысячи иммигрантов были тайно перевезены в Палестину, это – лишь малая часть тех, кого можно было бы спасти, если бы граница была открыта. Британцы не отменили «Белую книгу» даже после того, как узнали об уничтожении евреев в газовых камерах.
Причиной такой политики была надежда англичан на поддержку арабов в войне (евреи, как им казалось, все равно станут на сторону союзников, так как альтернативой был Гитлер). Самое ужасное, что эта надежда совершенно не оправдалась. Большая часть арабских лидеров поддерживала Гитлера. Наиболее признанный палестинский лидер Хайи Амин Аль-Хусейни, иерусалимский муфтий, сотрудничал с Германией, набирал и обучал арабских добровольцев для службы в нацистской армии.
Но все же неприязнь англичан к Израилю, проявившаяся вскоре после Бальфурской декларации, не заставила Бен-Гуриона забыть ту помощь, которую Британия оказывала евреям ранее. В статье 1936 года (до издания «Белой книги») – «Наши счеты с англичанами», Бен-Гурион подводит итог достижениям англичан в отношении помощи еврейской общине:
«Англия впустила в страну 350 000 евреев. В Хайфе англичанами был построен порт, и она стала городом еврейского большинства. Англичане строили дороги между еврейскими поселениями и поддерживали, хотя и недостаточно, еврейскую промышленность. Англичане – далеко на ангелы, и мне очень хорошо известно об ужасных вещах, которые они творили в Ирландии и других местах. Но англичане также сделали много хорошего для своих колоний. Они – великая нация с богатой культурой, а не просто грабители и эксплуататоры. А нам англичане сделали не слишком много плохого. Они первыми признали наше историческое право на эту страну, объявили наш язык ее официальным языком, позволили массовую иммиграцию. Если мы судим кого-то, то давайте будем делать это справедливо («Мишнато шель Давид Бен-Гурион», том II, перев. Шломо Авинери, «Становление современного иудаизма»).
Для достижения настоящего мира мы должны отдать все оккупированные территории, кроме Иерусалима и Голанских Высот
Хотя большинство израильских политиков стало жестче после Шестидневной войны, Давид Бен-Гурион, наоборот, стал мягче. Даже во время войны он доверял своему дневнику такие мысли: «Нам не нужны (Голанские Высоты), потому что мы там все равно не удержимся» (Цит. по Дану Курцману, «Бен-Гурион: Огненный пророк»).
Без Херута и коммунистов.
В Израиле было столько политических партий, что ни одна не получала большинства из 120 мест Кнессета. Все израильские кабинеты представляли собой межпартийные коалиции.
Будучи премьер-министром, Бен-Гурион обычно старался включить в правительство как можно больше представителей различных партий. Однако, начиная с выборов 1949 года, он дал всем понять, что в эту коалицию никогда не смогут войти две партии: Израильская коммунистическая партия и партия Херут Менахема Бегина (наследницей последней стала партия Ликуд).
Будучи социалистом, Бен-Гурион презирал коммунистов за их тоталитарные идеи и оппозицию сионизму. Он также понимал, что если коммунисты войдут в кабинет, то конфиденциальные правительственные беседы будут известны «старшим братьям» в СССР и, следовательно, арабским врагам.
Что касается Херута, то Бен-Гурион считал лидера этой партии Бегина врагом демократии. Так же он относился и к учителю Бегина – Жаботинскому, называя его – «Владимир Гитлер».
Во время жарких парламентских дебатов, в начале пятидесятых, Бен-Гурион утверждал, что, прийдя к власти, Бегин будет управлять Израилем так же, как Гитлер правил Германией. Эти опасения были опровергнуты во время правления Бегина в качестве премьер-министра (1977–1983).
Вражда Бен-Гуриона и Бегина сохранилась между ними до последних лет жизни первого премьера. Он, несомненно, был поражен, когда Бегин попросил его, уже пенсионера, снова стать премьер-министром во время страшных дней, предшествовавших Шестидневной войне 1967 года. Даже в период самой страшной вражды жена Бен-Гуриона, Паула, восхищалась Бегиным: незадолго до своей смерти отец еврейского государства написал в своем политическом завещании: «Паула… почему-то всегда была Вашей поклонницей. Я противился Вашему пути… но лично к Вам у меня не было никакой ненависти, и когда я узнал Вас лучше… выросло мое уважение к Вам, и моя Паула была очень рада» (там же).
Бен-Гурион, я полагаю, мог забыть свои более ранние высказывания в адрес Бегина. На ум приходят две цитаты: «Те, кто считают, что невозможно изменить историю, никогда не пытались писать мемуары» и «После восьмидесяти больше нет врагов, есть только чудом выжившие».
Нас, евреев, обвиняли во многих преступлениях. Однако нашим действительным преступлением в истории являлась слабость. Уверяю, что нас больше никогда нельзя будет обвинить в этом преступлении.
Важно не то, что говорят другие народы, а что делают евреи.
Это очень характерное для Бен-Гуриона утверждение. Он верил в то, что деяния евреев – основание государства, создание сильной армии, освоение пустыни Негев – а не воля других народов, должны определять наше будущее.
Меир (1898–1978) была премьер-министром Израиля в 1969–1974 г.
Лидер, который не колеблясь посылает своих людей в бой, не подходит на эту должность.
В дни, непосредственно предшествовавшие Шестидневной войне, арабские соседи угрожали стереть Израиль с лица земли. Когда премьер-министр Леви Эшколь обратился к испуганному населению, он запнулся посреди своей речи. Все решили, что Эшколь устал и находится на грани изнеможения. Страну охватила волна отчаяния, и Эшколь стал объектом жестокой критики, что и заставило Голду произнести эти слова.
Много лет спустя Абба Эбан рассказывал, что колебания Эшколя никак не были связаны с нервным напряжением. Скорее всего, речь была подготовлена для него помощниками. Он не успел прочесть ее заранее и он не знал, что спичрайтер использовал в ней очень редкое в употреблении слово, необычный переходный глагол, означавший – «отступать». Это и вызвало замешательство премьера. «Трудно описать тревогу и беспокойство, охватившие страну, – пишет Эбан. – Это, наверное, единственный случай в истории, когда запинка в речи вызвала реакцию по всему миру» («Непосредственный свидетель»).
Короли и президенты не имеют права объявлять мобилизацию, нападать на другие народы, проигрывать, а потом говорить, что применять силу – плохо.
В мае и июне 1967 года Египет и Сирия спровоцировали Шестидневную войну. При этом они постоянно повторяли, что собираются разрушить «сионистский заговор». Президент Египта Камаль Абдель Насер нарушил международный закон, перекрыв Суэцкий канал для прохода израильских кораблей. В Ираке Абдель Рахман Ариф объявил: «Наша цель ясна – стереть Израиль с карты». Иордания, западный сосед Израиля, подписала военное соглашение с Египтом.
5 июня Израиль напал на Египет и Сирию, а позже – на Иорданию, так как иорданские войска открыли огонь по Иерусалиму, Тель-Авиву и нескольким израильским аэродромам. За шесть дней Израиль отобрал Западный берег у Иордана, Голанские высоты у Сирии и пустыню Синай у Египта.
С тех пор арабские страны и арабский мир оспаривают право Израиля на эти земли.
Главным врагом Меир был Насер (президент Египта с 1952 по 1970 гг.). Именно он нес основную ответственность за ненависть арабского мира к евреям. Голда критиковала Насера с различных позиций, например:
В деревне в царской России жил один человек, который всегда знал заранее о краже лошадей – так как был гоннифом (вором). Когда Насер предупреждает, что Израиль ждет война, откуда он знает об этом? Он знает об этом потому, что он – гонниф.
Голда не раз выражала обоснованную уверенность в том, что Насер не печется о благополучии своего собственного народа. Когда во время кровавой и долгой войны на истощение ее спросили, возможен ли мир с Египтом, она ответила:
Я приказала немедленно информировать меня о каждом случае гибели наших солдат, даже посреди ночи. Если президент Насер прикажет каждый раз говорить ему о смерти египетских солдат, наступит мир.
Мы обвиняем Насера не только в том, что он убивает наших детей, но и в том, что он заставляет их убивать арабских детей.
Что касается внутренних еврейских проблем, Голда всегда реагировала на них с приземленной, ироничной еврейской мудростью:
Знаете, что мы – израильтяне – имеем против Моше? Он водил нас сорок лет по пустыне, чтобы найти место, где нет нефти.
Бегин был премьер-министром с 1977 по 1983 год. Доначала своей официальной политической карьеры, он возглавлял «Иргун» – подпольную антибританскую организацию.
Мы не откроем огонь. Мы недопустим братоубийства, когда враг стоит у наших ворот.
В июне 1948 года сторонники организации «Иргун» в Европе и Америке отправили в Израиль «Альталену», корабль, полный оружия. Оружие было жизненно необходимо, так как Израиль находился в состоянии войны с арабскими соседями, а почти весь мир объявил ему оружейный бойкот. Однако, когда Бегин настоял на том, что бойцы «Иргун» получат двадцать процентов оружия, Бен-Гурион испугался, что они планируют переворот (Бегин всегда отрицал это обвинение), и приказал израильским войскам открыть огонь по кораблю. Двенадцать добровольцев, участвовавших в плавании, были убиты. «Альталена» была потоплена, и все оружие потеряно для Израиля.
Бегин последним спасся с корабля. Он бежал от преследователей, пытавшихся его арестовать, и в эту ночь на израильской подпольной радиостанции прозвучали эти его слова. Бегин убеждал последователей не предпринимать решительных действий, чем предотвратил возможность гражданской войны.
Это – не «оккупированные территории». Вы используете это выражение уже девять лет. Но, начиная с мая 1977 года, я надеюсь, вы станете называть их «освобожденными территориями».
Евреи имеют полное право устраивать поселения на освобожденных территориях.
В соответствии со своей глубокой уверенностью в необходимости еврейского суверенитета на всей земле Израиля, Бегин был сторонником создания еврейских поселений в Иудее и Самарии, землях, упоминаемых в Торе и отвоеванных у Сирии и Иордана в Шестидневной войне. Его не останавливал тот факт, что на Западном берегу Иордана жил миллион арабов. Эту позицию разделяли «правые» израильтяне. «Левые» и «центристы» всегда яростно противились созданию поселений, считая, что это сделает невозможным мирное урегулирование конфликта.
Когда Джимми Картер пытался убедить Бегина отменить создание поселений, премьер перечислил ему американские города с названиями, взятыми из Танаха (Хеврон, Вифлеем, Салем, Иерусалим). «Как вы думаете, почему мэры этих городов запрещали евреям жить в этих городах» (цит. по Эрику Силверу, «Бегин: преследуемый пророк»).
Несмотря на надежды Бегина, никто из политических лидеров не стал называть Иудею и Самарию «освобожденными территориями».
Неделю назад Кнессет принял закон о Голанах, и снова вы говорите о своем намерении «наказать Израиль». Что это за слово – «наказание?» Мы что, ваше вассальное королевство? Банановая республика? Мы что, четырнадцатилетние мальчишки, которым можно надрать уши за плохое поведение? Я скажу вам, из кого состоит это правительство. Оно состоит из мужчин, которые сражались, рисковали жизнью и страдали. Вы не испугаете нас наказаниями и угрозами. Народ Израиля просуществовал 3700 лет без меморандума понимания со стороны США и проживет без него еще 3700 лет.
Когда Израиль в конце концов аннексировал Голанские высоты, администрация Рейгана объявила, что американо-израильский меморандум о взаимопонимании будет пересмотрен, а финансовая помощь Израилю – отменена. Это был третий случай за три месяца, когда Америка «наказывала» Израиль (первый – в ответ на разрушение атомного реактора в Ираке, второй – за бомбежки штабов террористических группировок в Бейруте). Ответ Бегина заставляет вспомнить слова его учителя Жаботинского о том, что евреи должны всегда действовать с «hадар» – достоинством. Он верил, что евреи всегда должны противостоять любым унижениям. Когда он был главой «Иргуна», британцы приговорили нескольких бойцов этой организации к порке. Бегин тут же приказал захватить и выпороть несколько английских солдат, и британцы отменили приказ.
Гои убивают гоев, а вина ложится на евреев.
Когда просирийские террористы убили нового президента Ливана Башира Гемайала (который собирался заключить мирный договор с Израилем), последователи президента – христианские фалангисты, ворвались в лагерь палестинских беженцев в Сабре и Шатилле (под предлогом обезоруживания террористов) и убили несколько тысяч людей, немногие из которых были террористами. Израиль, который в этот момент контролировал западный Бейрут, обвинили в том, что фалангисты были допущены в лагеря.
Бегин ответил приведенной выше фразой, недоумевая, в чем можно обвинить Израиль, когда христиане убивают мусульман. Учитывая, что израильское руководство действительно впустило фалангистов в лагеря, это утверждение было неудачной попыткой снять с себя ответственность за трагедию. Комиссия Каhана, расследовавшая обстоятельства резни, пришла к выводу, что «евреи всегда были убеждены, что в таких случаях вина ложится не только на преступников, но и на тех, кто отвечает за безопасность и общественный порядок».
«Бегин» рифмуется с «Фэйгин»
«Тайм» без обиняков выразил недовольство новым израильским премьер-министром, сравнив его с самым одиозным антисемитским стереотипом (Фэйгин – еврей, злодей из романа Чарльза Диккенса «Приключения Оливера Твиста»). В ответ на протест многих еврейских читателей, главный редактор отрицал, что эта фраза носила антисемитский характер. Немногие, однако, согласились бы так же обыграть имя президента Рейгана.
Мой разгневанный отец сказал тогда: «Как бы им понравилось, если бы кто-нибудь сказал, что “Тайм” рифмуется с “crime” (преступление – англ.)? Или – “slime” (липкий)?»
Господин премьер-министр, между двумя народами, живущими здесь, может быть или компромисс или постоянная война. Третьего не дано.
Письмо Оза, написанное в начале войны с Ливаном, заставило Бегина задуматься об условиях компромисса. Оз озаглавил его «Гитлер мертв, господин премьер-министр», имея в виду постоянные сравнения Бегином Арафата и Гитлера. Например, в оправдание бомбежек Бейрута Бегин говорил: «Разве вы не бомбили бы здание, в котором прячется Адольф Гитлер вместе с двадцатью невинными гражданами?» Оз ответил на это: «Адольф Гитлер уничтожил одну треть еврейского народа, в том числе ваших родителей и родственников. У меня тоже погибли многие члены семьи. Иногда, как и многие другие евреи, я жалею, что не убил его своими руками. Я уверен, что и вы испытываете те же чувства. Нет и не будет лекарства для открытых ран… Но, господин Бегин, Адольф Гитлер уже тридцать семь лет мертв. Жаль или нет, но это – факт: Гитлер не прячется ни в Набатии, ни в Сидоне, ни в Бейруте. Он мертв и канул в Лету».
«Как это хорошо – умереть за свою страну» (Тов лаамут бе’ад арцейну).
Масада больше не падет.
Масада была последним оплотом евреев во время неудачного восстания против Рима. Когда она, в 73 г. н. э., через три года после захвата Иерусалима и разрушения Храма, пала, то ее 960 защитников предпочли совершить самоубийство, но не сдаться в руки римлян.
Для еврейского поэта Ицхака Ламдана Масада стала символом Палестины, которую он считал последним убежищем для евреев всего мира. Именно поэтому важно, чтобы Масада не пала снова: «Это – предел. Дальше нет уже ничего». Сейчас крепость Масада – самый популярный туристский объект. Иногда сюда привозят израильских офицеров и они произносят клятву: «Масада больше не падет».
Если это и есть «Машиах», то пусть не приходит, пока я живу.
Так Агад Ха’ам, сионистский мыслитель и лидер движения «культурного сионизма» отреагировал на убийство невинного арабского мальчика, явно совершенное евреями в отместку за аналогичные действия арабов. Ему казалось неприемлемым возвращение евреев на родину, если для этого требуется пролитие невинной крови (по цит. в кн. Аниты Сафиры «Земля и власть»). И если именно к этому вели мессианские мечты сионистов, то он не хотел участвовать в их исполнении.
Хотя арабские террористы убили больше евреев, чем еврейские террористы – арабов (причем арабские властители никогда не осуждали своих подданных за такое поведение), все же истории известен целый ряд терактов, осуществленных евреями.
Самым страшным из них было убийство двадцати девяти арабов, молившихся в мечети в Xeвpoнe 25 февраля 1994 года. Его организатором был доктор Барух Гольдштейн, последователь Меира Каhане. Некоторые израильтяне-экстремисты поддерживали Гольдштейна (которого арабы забили до смерти сразу же после трагедии). Рабби Яаков Перин даже написал на его смерть панегирик: «Миллион арабов не стоят ногтя с руки еврея». Но большая часть израильтян и евреев всего мира чувствовала ужас. Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин объявил в Кнессете:
Как еврей, израильтянин, мужчина и человек я стыжусь позора, который принесло нам это убийство… Ему и таким как он мы говорим: «Вы не являетесь частью израильской общины… Вы не являетесь партнерами в сионистском предприятии… Иудаизм плюет на вас… Вы позорите сионизм и мы вас стыдимся».
Многие говорили о том, что еврейские террористы, считающие себя религиозными, исповедуют ценности, скорее похожие на арабские, чем на еврейские. Рабин называл убийцу «бойцом еврейского Хамаса» («Хамас» – самая жестокая и непреклонная палестинская террористическая организация), а Амос Оз считал, что такие евреи – «не что иное, как “Хезболла” в кипах».
Как раввин несет свой сидур в синагогу в бархатном чехле, так и я несу в храм мое святое оружие.
Штерн, еврейский поэт, основал «Лехи» – организацию Свободных бойцов Израиля, известную еще и как «Банда Штерна» – антибританскую террористическую группу. Он мечтал прогнать англичан из Палестины и немедленно основать там еврейское государство, убежище для евреев, страдающих от нацистов. Он не считал нужным приостанавливать бои с англичанами даже после начала Второй мировой войны, когда Британия стала врагом Германии. Штерн был убит в 1942 году.
Интересно сравнить поэтический экстремизм Штерна с умеренными высказываниями Авраама-Ицхака Кука, первого ашкеназского Главного раввина Палестины:
Нельзя Иакову (то есть – народу Израиля) заниматься политикой в момент, когда обретение государственности требует от него кровавых жестокостей и таланта творить зло.
Рабби Кук (известный как «Рав Кук»), сторонник возвращения евреев в Израиль, никогда не мог понять, почему ортодоксальные лидеры являлись противниками создания еврейского государства:
«Как можно не быть сионистом, – спросил он в последний в своей жизни субботний вечер, – зная, что Бог избрал Сион?»
У Израиля нет международной политики, только оборонная.
Зная о жарких внутренних спорах в Израиле, американский государственный секретарь Генри Киссинджер переиначил слова Даяна так: «У Израиля не существует международной политики, только внутренняя политическая система».
Правительство, которое предпочтет Землю Израиля миру, лишит нас душевного покоя. Правительство, которое предпочтет создавать поселения на Западном берегу Иордана в Иудее и Самарии, но будет продолжать исторический конфликт, заставит задуматься о том, насколько правомочны наши действия.
Они старались убедить премьер-министра Бегина в необходимости идти на компромиссы с египетским президентом Анваром Садатом.
Это письмо стало началом создания израильского лобби «голубей» – «Мир сейчас»
Я сомневаюсь, что Израиль был бы создан, если бы был жив Рузвельт.
Хотя сионисты и просто евреи считали Рузвельта своим преданным другом, он несколько раз отказывался выступить в поддержку еврейского государства. 5 апреля 1945 года, за неделю до своей смерти, он уверял короля Саудовской Аравии Ибн Сауда, ярого антисиониста, что не примет решений, которые могли бы не понравиться арабам. Он также сообщил судье Иосифу Проскауэру, президенту Американского еврейского комитета, что, «учитывая ситуацию в отношениях с арабами, в Палестине нельзя ничего сделать».
Господь поместил вас в утробу вашей матери, чтобы вы смогли помочь возродить Израиль через две тысячи лет после его разрушения.
Годом ранее Трумэн поддерживал образование Израиля и был первым государственным лидером, признавшим его
Мерли Миллер рассказывает, что когда бывший президент через одиннадцать лет рассказал ему эту историю, «слезы потекли по щекам Гарри Трумэна» (см. Мерли Миллер, «Проще говоря»).
В. Х. Ауден вспоминал, как в 1970 году стоял с Тедди Коллеком, либеральным мэром Иерусалима, на террасе с видом на Старый Город и прекрасные розовые холмы на горизонте. Палестинские террористы только что взорвали бомбу на оживленном перекрестке города, ранив нескольких пешеходов. У демонстрантов-ортодоксов только что произошла стычка с полицией в одном из северных пригородов. Мэр вдруг сказал, что Иерусалим был бы прекрасным местом, если бы не войны, ортодоксы и фанатики разных религий, их ссоры и потасовки. Он сказал это так, «словно заметил, что Лондон прекрасен, если не считать погоды».
Израиль для арабского мира – все равно, что рак для тела человека, и единственным лечением может быть операция. Мы должны вырезать эту опухоль… Нас, арабов, в мире около пятидесяти миллионов. Почему бы нам не пожертвовать десятью миллионами ради гордости и самоуважения?
Несколько вещей поражают в этом высказывании, особенно – ненависть к Израилю. Мысль о десятимиллионной жертве отражает одержимость Сауда этой ненавистью. Кроме того, учитывая, что в это время население Израиля едва превышало миллион, предположение, что такая жертва будет необходима, указывает, что Сауд наделял евреев сверхчеловеческими способностями. Также не ясно, готов ли был король сам войти в число десяти миллионов, которым надо погибнуть ради уничтожения Израиля.
Хотя много лет Саудовская Аравия и другие арабские страны пытались подкупить африканских лидеров или оказать на них давление, чтобы получить их поддержку для проведения антиизраильских резолюций в ООН, это редко им удавалось. Посол Берега Слоновой Кости Арсен Асуан Ушер отреагировал на давление Сауда так: «Саудовскую Аравию, конечно, использовали для покупки негров (речь идет о перевалочном пункте, которым служила эта страна в прошлом), но сейчас мы больше не продаемся» (И. Л. Кенен, «Линия защиты Израиля»).
Те израильтяне, которые выживут, останутся в Палестине. Я думаю, не выживет никто.
В день суда самым ужасным преступлением немецких националистов окажется не то, что они уничтожили большинство западных евреев, а то, что они заставили совершить ошибки тех, кто остался в живых.
Тойнби, автор многотомного «Постижения истории» – наверное, самый известный историк начала двадцатого века. К сожалению, он был убежденным антисионистом, как видно из вышеприведенной фразы, где утверждается, что главным грехом нацистов был не Холокост, а увеличение числа сионистов среди выживших евреев.
Тойнби особенно увлекался сравнениями между нацистами и евреями: «Падение нацистов было не так трагично, как падение евреев-сионистов», «…в еврейских сионистах я вижу учеников Гитлера» («Пересмотр»). Возможно, самую важную оценку отношения Тойнби к евреям можно найти книге Оскара Рабиновича «Арнольд Тойнби об иудаизме и сионизме». В письме к редактору «Джевиш фронтиер» (10 января 1955 г.) он высказывается следующим образом: «Трагичность современной еврейской истории в том, что вместо того чтобы учиться через страдания, евреи должны были сделать с арабами то, что нацисты сделали с ними самими».
Профессор Марье Сыркин говорит о таком сравнении: «Я обеспокоен моральной извращенностью таких взглядов, позволяющих ставить на одну доску систематическое убийство шести миллионов мужчин, женщин и детей и переселение 800 000 арабов» («Государство евреев»).
Тойнби стал одним из главных западных сторонников арабов в их борьбе с Израилем. Никто из людей его уровня не позволил себе сравнивать сионизм и нацизм (это особенно смешно, учитывая, что многие арабы поддерживали нацистов во время Второй мировой войны).
Тойнби не лучшим образом отзывался также и об иудаизме. Он считал его «ископаемым сирийской цивилизации», у которого не было причин продолжать свое существование после появления христианства. Он также считал, что иудаизм с его монотеистическим началом принес в мир фанатизм: «Ирония судьбы в том, что евреи стали жертвами духа, который они сами когда-то произвели на свет» (то же письмо, 10 января 1955 г.). В другом месте он утверждал, что «основная идея Гитлера – фанатичное служение ревнивому племенному Богу по приказу пророчествующего лидера – это первый, хотя и не последний лейтмотив Ветхого Завета» (цит. по кн. Рабиновича). Тойнби утверждает, что услышал эту мысль от еврейского ученого, хотя не называет его имени.
Все, кто хочет честно и объективно посмотреть на ближневосточную проблему, неизбежно воспротивятся поведению Израиля, самой жестокой и безжалостной агрессии со времен гитлеровского блицкрига в Европе летом 1940 года, направленной не на победу, а на уничтожение. Эта же цель, объявленная Насером и его союзниками позволила Израилю получить огромную поддержу.
Сравнение Израиля и Гитлера – стандартный прием советской и арабской пропаганды, – никогда еще не предлагалось американским религиозным лидером. Однако, вскоре после публикации этого одиозного письма, такие параллели стали очень часто проводиться американскими «левыми».
Сравнение военной стратегии Гитлера и Израиля особенно безосновательно, так как Вторая мировая война и Шестидневная война не имеют между собой ничего общего. Израиль вступил в нее только после того, как окружавшие его арабские государства несколько раз пригрозили стереть его с лица земли (что, кстати, не вызвало никаких комментариев со стороны ван Дузена). Еще более некорректным является утверждение, что евреи вели войну на уничтожение. Даже одержав победу, израильтяне не занялись убийствами арабских гражданских или даже военных лиц.
Историк Джек Вертгеймер по праву назвал нападки ван Дузена «самой большой дикостью, которую он слышал об Израиле от американского священника» («Разделенный народ»). Пожалуй, настолько же неприятна американским евреям нейтральная позиция, которую заняли церковные деятели в месяцы, предшествовавшие Шестидневной войне, когда на Израиль постоянно сыпались кровавые угрозы. Как писал тогда профессор Иаков Нойзнер: «Мне кажется, что нельзя игнорировать молчание большинства, хотя не всех, лидеров американского христианства, пред лицом того, что раньше казалось лишь угрозой геноцида, а сейчас – намеренным и тщательно спланированным геноцидом народа Израиля» («Иудаизм», лето 1967 г., 16:3).
Существует штамп: «Сионизм – это расизм». Принципиально он ничем не отличается от слов «христоубийцы», «предатели», «ростовщики», «международные конспираторы». Всё это тщательно скрывается под тонкой маской слов: «Я – не антисемит, я – антисионист». Это то же самое, что сказать: «Я – не антиамериканист. Я просто считаю, что США не должны существовать».
1. Если человек начинает говорить о несправедливости, приведшей к созданию Израиля, – он ненавидит эту страну. Каждое государство рождалось через кровопролитие, однако он обвиняет в этом только еврейское государство.
Спросите его, почему он не озабочен несправедливостями, которые привели к появлению Пакистана. Рождение Израиля привело к смерти нескольких тысяч арабов и евреев, а Пакистана – к гибели примерно миллиона арабов и индусов. Почему же человек ставит под сомнение только существование Израиля? Потому что Израиль – еврейское государство.
2. В то время как критик Израиля готов согласиться, что Израиль – единственное демократическое государство в своем регионе, что там функционируют независимое телевидение и пресса, существует свобода вероисповедания и, главное, – механизмы самокритики, человек, ненавидящий эту страну, будет все это опровергать.
3. Настолько ли этот человек обеспокоен правами жителей Тибета, оккупированного Китаем, или черных, убитых Суданским правительством, насколько он печется о палестинских беженцах. Если нет, то почему? Евреи знают, почему.
4. Если человек старше пятидесяти, спросите его: волновался ли он так же, когда Западный берег был занят Иорданией в 1967 году? Если нет, то почему он вдруг резко озаботился созданием Палестинского государства, когда Израиль захватил Западный берег? Евреи знают причину, и это – не неожиданно проснувшаяся любовь к палестинцам.
Пока Израиль борется за право на существование, (его граждане) «как и всегда на протяжении истории чувствуют, что убийство еврея – политически одобряемый шаг, точно так же как в средние века это оправдывалось религией».
Казин очень правильно сравнивает средневековый антисемитизм и современный антисионизм. Крестоносцы были готовы оставить в живых евреев, готовых принять Иисуса, а антисионисты не имеют ничего против евреев, равнодушных к Израилю. Однако и те и другие считали и считают большую часть евреев своими врагами.