Еврейские народные сказки. Том I. Сефардские сказки

В оформлении шмуцтитула использована миниатюра «Исход. Фараон отпускает евреев. Евреи покидают Египет с сокровищами египтян» («Золотая Агада», Каталония, начало XIV века)

58 ИСТОРИЯ О ПАХЛАВЕ

Однажды христианин, еврей и мусульманин отплыли из Измира в Стамбул попытать удачу. Приближалась ночь. Было холодно, и каждый хотел спать в середке, потому что так теплее всего.

— В Торе написано, что я должен спать в середке!

Христианин и мусульманин удивились.

— Слушайте, — продолжал еврей, — ты, Сулейман, празднуешь шабат в пятницу, а ты, Джордж, отдыхаешь в воскресенье. Но я отдыхаю в субботу. Как мой выходной выпадает между вашими, так и я должен спать меж вами.

Двое согласились, и еврей получил самое удобное место для ночлега.

Уже в Стамбуле наши герои нашли золотую монету на улице. Что им делать с ней? Еврей в дебатах не участвовал. После долгого и бурного спора христианин и мусульманин сошлись на том, чтобы купить на эти деньги пахлавы. Кому приснится лучший сон, тому и достанется вся сладость.

Вот вернулись они к себе на постоялый двор. Ночью еврей проснулся от голода. Он откусил немного пахлавы и попытался разбудить своих компаньонов, но те крепко спали и не слышали его. Еврей заснул ненадолго, но только за тем, чтобы снова проснуться и отщипнуть еще кусочек пахлавы. Снова он попытался разбудить своих компаньонов, и снова безуспешно. Так еврей понемногу откусывал от пахлавы всю ночь, пока не съел ее всю.

Наутро все трое пошли в кофейню на рынке. Там было полно мусульман, христиан и евреев. Сулейман рассказал, что он и двое его друзей нашли золотую монету на улице и купили на эти деньги пахлаву. Теперь пусть добрые люди рассудят, кому из них приснился лучший сон.

Христианин начал рассказ:

— Мне приснилось, что Иисус пришел ко мне, поднял меня на плечи, отнес в рай и показал мне святых, сидящих там и тихо беседующих между собой.

Сулейман рассказал:

— Мне приснилось, что Мухаммед пришел ко мне, поднял на плечи и показал мне рай.

— Может ли какой-нибудь сон быть прекраснее этого? — шептала удивленная публика. — Это чудесный сон.

Настала очередь еврея.

— Мой сон вашим не чета, потому что я не видел рай. Напротив, учитель наш Моисей пришел мне и сказал: «Сулейман с Мухаммедом в Мекке, а Джордж с Иисусом в Назарете. Кто знает, когда они вернулся, и вернутся ли вообще?» И посоветовал мне самому съесть пахлаву.

— И ты съел ее?! — спросили компаньоны в один голос.

— А вы что думаете? — возмутился еврей. — Не могу же я ослушаться учителя нашего Моисея!

Рассказано Ицхаком Аль-Бахри из Турции Элишеве Шонфельд, которая записала сказку в 1956 г. в Афуле.

Культурный, исторический и литературный контекст

Это известная старая сказка, не потерявшая популярности и по сей день. Баум выделил три периода в ее литературном и историческом развитии [1]. Следуя теориям Бенфи и Коскена, он отметил, что сказка ведет свое происхождение из Индии и циркулировала в Азии во времена поздней Античности в произведениях на латинском языке, среди которых центральное место занимает «Disciplina Clericalis» Петра Альфонси (Педро Альфонсо). В конце концов сказка стала популярна на современных европейских народных языках и получила известность в еврейских общинах. Записи этой истории в США и Израиле (где ее рассказывают преимущественно иммигранты из исламских стран) подтверждают ее живучесть в наши дни.

Ранние источники из Азии

По словам Баума, р. Моше (Моисей) Сефарди из Уэски (Арагон), который крестился в 1106 г. и принял имя Педро Альфонсо (1062–1110), наверняка узнал об этой сказке из двух источников литературного наследия. Первый — это серия заимствований из индийских, персидских и арабских источников, а второй — еврейский сатирический роман «Тольдот Иешу» («Жизнеописание Иисуса»), Баум считал первым письменным источником, в котором встречается данная сказка, индийский текст «Виная Питака» (III в. до н. э.) из палийского канона поучений южной школы буддизма. Ранее она существовала в устной форме.

В индийской и персидской версиях спор идет между животными. В индийской сказке куропатка, обезьяна и слон спорят о том, кто главнее, вспоминая эпизоды из детства. В персидской версии из книги о Синдбаде («Синдбад-наме») тот же самый спор разгорается между верблюдом, волком и лисой. В конце истории верблюд съедает тыкву, из-за которой идет спор.

Самая ранняя зафиксированная версия этой сказки, в которой спорщики — это три адепта различных религий, появляется в «Нуз-хат аль-Удаба» арабского автора Ибн аль-Анбари Абд ар-Рахман ибн Мухаммада (1119–1181). В этой арабской версии куш срывает еврей. Персидский поэт XIII в. Джалалуддин Руми (1207–1273) включил версию сказки в свою классическую поэму «Маснави». В персидской версии сон видят мусульманин, христианин и еврей, а халву съедает мусульманин. Строки 2457–2483 поэмы Руми — это отступление о верблюде, быке и баране, которые спорят о пучке травы. Они разрешают спор, как и в индийском сюжете, претендуя на старшинство.

Если эти два варианта действительно являются самыми ранними литературными версиями сказки в арабской и персидской литературе, тогда Педро Альфонсо, включая нарратив в «Disciplina Clericalis», должен был опираться на устные источники.

Религиозная история и конфликты создают основу для рассказа из «Тольдот Иешу», относящегося к фольклорному сюжету «Приснился хлеб». Уходя корнями в Вавилонский Талмуд (Сота 47а; Санхедрин 43а, 67а, 107b), еврейская биография Иисуса соединяет в единый нарратив множество источников [2]. Из этого нарратива вытекают десятки версий. В истории, содержащейся в издании Хульдрайха «Тольдот Иешу» (1705), сон видят Иисус, апостол Петр и Иуда Искариот, а гуся съедает Иуда. Эти трое появляются в некоторых редакциях «Тольдот Иешу», в которых встречается эпизод со сном. Этот нарратив датируют X в.

Латинские и ранние европейские источники

Шварцбаум отметил литературную связь между фольклорным сюжетом 1626 «Приснился хлеб» и знаменитой историей «Брат-весельчак» из собрания братьев Гримм (ФС 785 «Кто съел сердце ягненка?») [3]. Тем не менее взаимосвязь между ними сомнительна. Базовые эпизоды со съеденным лакомством в этих двух сказках различаются. В сказке первого типа съевший подтверждает свои действия, в сказке второго типа — отрицает.

Педро Альфонсо мог знать индийскую версию с героями-животными или арабскую версию с мусульманином, христианином и евреем. Однако в его варианте соревнование за самый красивый сон ведут компаньоны из разных слоев общества: «два горожанина и крестьянин», а не представители разных вероисповеданий.

Произведение «Disciplina Clericalis» было необычайно популярно в Европе: 63 рукописи, созданные с XII по XV в., содержат его целиком или фрагментарно. Книга была переведена на французский, каталанский, испанский и исландский языки. Фольклорный сюжет «Приснился хлеб» известен на многих европейских языках и встречается в других источниках Средневековья и Возрождения, таких как «Gesta Romanorum». Он стал частью нарративного цикла о Джухе (см. сказки ИФА в наст. т. № 60–69) и других средиземноморских и европейских юмористических традиций.

Баум обнаруживает эту историю в элегических куплетах из ватиканских рукописей XII-XIII вв., в которых есть отсылки к другим поэтическим версиям данного нарратива [4]. Подобная литературная традиция преобладала в XII в. Тейлор проанализировал сочинение Фрэнка Вулфа из Сент-Луиса, в котором спор разгорается между двумя ирландцами и евреем [5].

Более современные источники

В Новое время эта история широко распространилась в еврейских общинах. Были опубликованы две караимских версии, в которых состязание проходит между тремя друзьями и тремя ворами соответственно [6]. В версии Ольшвангера [7] и в немецкой версии Прегера и Шмитца [8] действующими лицами являются два еврея, видевшие сон. Бен-Якоб включил в свое собрание три версии из Иерусалима, Ирака и Йемена [9].

Баум отметил, не ссылаясь на источник, что румынские еврейские националисты интерпретируют эту сказку аллегорически [10]. В их версии фигурируют три еврея, одному из которых приснился сон про рай, второму про «дни еврейской империи», а третьему — про буханку хлеба. «По их мнению, первый человек живет в идеальном прошлом, второй — во времена расцвета еврейского народа, а третий посвятил себя заботам о настоящем».

1 Baum, Р. F. The Three Dreams or ‘Dream-Bread’ Story // Journal of American Folklore 30 (1917), 378–410.

2 Dan, J. Toledot Yeshu // Encyclopaedia Judaica 15 (1971), 1208–1209.

3 Schwarzbaum, H. The Folkloristic Apects of Judaism and Islam (ивр.) (Tel Aviv: Don, 1975), 249–259.

4 Baum, P.F. Op. cit., 385–390.

5 Taylor, A. The ‘Dream-Bread’ Story Once More // Journal of American Folklore 34 (1921), 327-28.

6 Pigit, S. Sefer Davar Davur [Книга сказанных слов] (Warsaw: Tsfirah, 1905), 139–143 no. 19; Habermann, A. M. Me-Sippurei ha-Kara’im [Караимские сказки] (Tel Aviv: Sifriat Poalim, 1947), 46–49.

7 Olsvanger, I. Rosinkess mit Mandlen: Aus der Volksliteratur der Ostjuden. Schwänke, Erzählungen, Sprichwörter, Rätsel (Zurich: Verlag der Arche, 1965), 22–23 no. 39.

8 Präger, M., and Schmitz, S. Jüdische Schwänke: Eine volkskundliche Studie (Wiesbaden, Germany: Rheinische Verlags-Anstalt, 1964), 129–130 no. 118.

9 Ben Simhon, R. The Tale of a Jew, a Moslem, and a Christian (ивр.) // Yeda-‘Am 1, no. 5–6 (1950), 15–16.

10 Baum, P. F. Op. cit., 403–404.

59 НОСИЛЬЩИК СПАС ЖИЗНЬ МАЙМОНИДУ

Однажды жена бедного носильщика пошла в баню. По случайности там же оказалась и жена Маймонида. Все банщицы относились к ней с большим уважением. Одна обливала ее, другая подносила воду. Но никто не обращал внимания на жену носильщика. Это расстроило ее, она позавидовала тем почестям, которые оказывали жене Маймонида. Решила она, что тоже хочет быть уважаемой женщиной, поэтому ее муж должен стать врачом.

Она пришла домой и сказала мужу:

— Или становись врачом, или не появляйся больше дома.

— Что случилось? В чем дело? — спросил удивленно муж.

Она рассказала, как везде уважают жену Маймонида. Вот и она хочет быть женой врача.

Муж понял, что Маймонид — корень всех его бед, и решил спросить его совета. Маймонид выслушал носильщика и сказал:

— Хорошо. Это очень просто. Я дам тебе несколько бумажек. Когда придешь к больному, дай ему одну бумажку с названием какого-нибудь лекарства. Кто выздоровеет, тот и так выздоровеет, а кому суждено умереть, все равно умрет.

Носильщик взял листочки и начал ходить по деревням. Он преуспел в своем деле: все говорили, что он отличный доктор.

Так прошло два года. Когда он израсходовал последнюю бумажку, то решил вернуться к Маймониду и попросить еще.

Пришел он в родной город и заметил, что там подозрительно тихо.

— Что случилось? — спросил он.

Ему рассказали, что Маймонид умирает:

— Он ел жареную камбалу, и огромная кость застряла у него в горле. Ее не вытащить оттуда.

Носильщик помчался на помощь к Маймониду. Захотелось ему похвастаться своим искусством. И он сказал жене Маймонида:

— Поторопись, принеси мне банки.

Она удивилась:

— На что они тебе?

— Я поставлю одну ему на пятку¹.

Услышав это, Маймонид, рассмеялся, и кость вылетела из его горла. Так носильщик спас Маймониду жизнь.

Рассказано Пнине Московии, Моти Эльбохером родом из Болгарии в августе 1963 г. в Хайфе.

Культурный, исторический и литературный контекст

В еврейском фольклоре есть две причины, вызывающие лечебный смех: письмо на небеса (фольклорный сюжет 84ИА (ИФА) «Волшебная помощь приходит в последний момент: письмо Богу») и фальшивый рецепт. Обе встречаются также и в нееврейском фольклоре. Они различаются временной привязкой. В первом случае содержится просьба, зачастую приуроченная к сезонному празднику (обычно на Песах), во втором фальшивый рецепт — это инструмент для достижения долгосрочной финансовой стабильности. Письмо на небеса используется как нарративный прием в устной традиции, чтобы вызывать не только смех, но и благодушную реакцию, усилить комический эффект или выразить скепсис по поводу полученного подарка. См. комментарий к сказке ИФА 18601 (т. 2, № 12).

Оба типа сказок представляют полярные роды занятий в еврейском обществе: на одном полюсе — верхушка общества (богачи, правители и доктора, которые одновременно являются и учеными, и богатыми людьми), на другом может оказаться ученик доктора, который, в отличие от ученика колдуна (фольклорный сюжет 325* «Ученик и дух»), ошибаясь, исцеляет своего учителя. Помимо этого, в сказках данного типа можно встретить представителей разнообразных профессий, не требующих квалификации, и необразованных героев.

Фигура ученика лекаря появляется только в сказках второго типа и являет собой полную противоположность образу больного учителя. Прочие герои встречаются в сказках обоих типов, независимо от того, является ли полученная записка письмом или врачебным рецептом. Похожая история является частью семейного предания о р. Цви-Гирше бен Арье Лейбе Левине (1721–1800); р. Цви-Иехезкель Михельсон включил сказку в биографическое предисловие к книге своего отца [1].

В сказке первого типа получатель письма действует как посредник, во втором случае получатель фальшивого рецепта — это больной из высшего сословия. Вторая сказка существует в устной версии [2].

В ИФА содержится 13 сказок, где исцелению способствует смех, благодаря которому выскакивает кость из горла или прорывается нарыв. В этих сказках сомнительный лекарь ставит дурацкий диагноз или назначает дурацкое лечение, что провоцирует исцеляющий смех.

1 Levin, Zevi Hirsch ben Aryeh Loeb. Sefer Tsava Rav: Hidushim ve-Haga-hot dl Shishah Sidre Mishnah ve-'al Arbaah Heike ha-Tur veha-Shulham 'Arukh [Книга множеств] (Jerusalem: Mekhon Yerushalayim, 2001), 53.

2 Cahan [Kahan], J. [Y.] L., ed. Yidishe folksmasiyyot [Народные сказки на идише] (Vol. 1. New York/Vilna: Yidishe Folklor-Bibliyotek, 1931) 30–32 (версия на идише из Волыни, Украина; персонажи: башмачник, лекарь); Meyouhas, J. Ma'asiyyot am li-Vnei kedem: Melukatot Bein ha-Yehudim ha-Sephardim u-Vnei Edot Hamizrahbe-Yerushalayim [Народные сказки Востока…] (Tel Aviv: Devir, 1938), 12–15 (рассказано сефардкой в Иерусалиме; персонажи: зеленщик, король); Lipson, М. MedorDor [Из былых времен] (4 vols. Tel Aviv: Achiasaf, 1968), 3:233–234 no. 2455 (персонажи: женщина, раввин).

60 СЛЕПЕЕ СЛЕПОГО

Однажды кто-то захотел доказать, что Джуха — полный неудачник. Его решили испытать: взяли мешок с золотом, поставили на лестнице, по которой Хушам, или Джуха, возвращался по дороге из синагоги, и спрятались, чтобы посмотреть, что же Джуха будет делать. Увидит ли он сокровище и заберет ли его? Быть не может, что не заберет. Большой мешок, полный золота, стоящий на одной из ступеней на середине лестничного пролета, трудно не заметить.

Спрятались. Джуха вот-вот должен был выйти из синагоги. За каждым его движением наблюдали: он спускался по лестнице все ниже и ниже. Вот он уже почти дошел до сокровища. Внезапно Джуха остановился, закрыл глаза и прошел остаток пути с закрытыми глазами.

«Что он делает? — недоумевали друзья Джухи. — Что происходит? Как раз когда он должен был заметить сокровище, он закрыл глаза и пошел по лестнице вслепую. Давайте спросим, что произошло».

— Джуха, Джуха, иди сюда!

— Чего вам?

— Скажи нам кое-что. Ты начал спускаться по лестнице с открытыми глазами. Почему ты их закрыл?

— Ой, — сказал он, — не спрашивайте. Вчера я читал историю о слепцах, о том, как им трудно передвигаться. Понятия не имею, как они умудряются так жить. Это просто ужасно. Я хотел понять, каково это, когда твои глаза ничего не видят. Поэтому на полпути вниз я решил попробовать спуститься по лестнице, как слепой. И закрыл глаза. И вот что я вам скажу: это и впрямь нелегко. Честное слово! Теперь я могу сопереживать слепым.

— Ты дурак! — сказали ему друзья. — Ты и правда слеп.

— Я слеп?

— Еще как! Слепее слепого!

— Почему вы так говорите? — спросил Джуха.

— Почему? Посмотри, что мы поставили на лестнице. Сокровище! Если бы ты спускался с открытыми глазами, ты бы нашел его и стал самым богатым человеком на земле! А ты что сделал? Именно в эту секунду тебе захотелось закрыть глаза. Ты и впрямь неудачник! Теперь мы понимаем, почему о тебе ходят такие толки.

Риека Перец-Гинио, иммигрантка из Салоник во втором поколении, рассказала эту сказку своему сыну Йоэлю Шалому Перецу.

Культурный, исторический и литературный контекст

Это довольно известный сюжет, но обычно ни в еврейской, ни в нееврейской традиции он не входит в нарративный цикл о Джухе (Насреддине), в отличие от данной версии. Аналогичная история, рассказываемая о Джухе, задействует мотив J2093.1 «Дурак отдает старые меха для воды, в которых спрятаны деньги» и соотносится скорее с фольклорным сюжетом 947А «Неудачу не арестуешь», а не 842 «Человек, который выбросил богатство».

Самый популярный герой этой сказки в еврейской средневековой традиции — ивритский поэт, философ и комментатор Библии Авраам ибн Эзра (1092–1176). В традиции и литературе он олицетворяет собой образ человека ученого, но крайне бедного. Фляйшер отметил, что слышал сказку в устной версии. Подробнее об Аврааме ибн Эзре см. комментарий к сказке ИФА 13498 (т. 2, № 36).

Есть и другие версии настоящей сказки, в том числе с анонимным героем [1]. Главная шутка этой истории встречается в средневековой европейской нарративной традиции [2].

1 Druyanow, A. Sefer ha-bedihah ve-ha-Hidud [Книга шуток и острот] (3 vols. Tel Aviv: Dvir, 1935–1938), 1:71–72 no. 184.

2 Pauli, J. Schimpf und Ernst (Ed. J. Bolte. 2 vols. Berlin: Stubenrauch, 1924), 1:201–202,2:334 no. 327.

ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ К СКАЗКАМ О ДЖУХЕ

Джуха — это популярный образ шута, обладающего многими качествами: неудачник, наивный дурачок, трикстер, комик, высмеивающий власти предержащие, и идиот, буквальная логика которого выявляет двусмысленность языка. Истории о нем — это «истории о кажущейся глупости, которая пересиливает разум и тело, о человеке, который не лезет за словом в карман и сохраняет лицо, о юморе, побеждающем печаль, о наивности, за которой прячется глубокая жизненная философия» [1]. Богатая характеристика Джухи свидетельствует об историческом развитии образа, о региональных особенностях, о частичной документированности историй и о рассказывании анекдотов о нем с особой целью. Джуха — это, прежде всего, комическая фигура в еврейско-испанской устной традиции.

Грюнвальд записал еврейско-испанские сказки, песни и пословицы со слов информантов-сефардов из Турции и Балкан [2]. Его информанты были солдатами во время Первой мировой войны, которых привезли в Вену в качестве пленных. Они рассказывали сказки на еврейско-испанском языке, но Грюнвальд записал их на немецком. Его собрание включает 55 сказок о Джухе, десять из которых были опубликованы [3].

В сефардской общине США сохранился образ Джухи как комического героя. На основе исследований, проведенных в Лос-Анджелесе в 1974 г., С. Штерн сделал вывод, что «истории о Джухе составляют значительный пласт нарративов в традиции рассказывания сказок сефардского еврейства в Лос-Анджелесе» [4].

Джуха в ИФА

В собрании ИФА насчитывается 232 сказки о Джухе, помимо этого еще 28 сказок о Ходже Насреддине и 23 сказки об Абу Нувасе.

В совокупности эти 283 нарратива составляют почти один процент архивных текстов — это одна из самых больших групп сказок в коллекции. Почти столько же сказок о царе Соломоне как о смышленом ребенке или мудром правителе в еврейской традиции. Больше всего сказок собрано об Илие-пророке (630).

Сказки о Джухе в Израиле рассказывают арабы, бедуины, друзы, черкесы, самаритяне и евреи-сефарды. Еврейские рассказчики, как правило, родом из Болгарии, Египта, Греции, Ирана, Ирака, Италии, Ливана, Ливии, Марокко, Родоса, Сирии, Туниса, Турции, Югославии и Йемена. Сказки на еврейско-испанском языке составляют 42 % всех сказок о Джухе в коллекции ИФА. Другие сказки происходят из Северной Африки (30 %), Ближнего Востока (22 %), Ирана (3 %) и других регионов (3 %). Бен-Ами проанализировал коллекцию из 250 шуток, записанных со слов марокканских евреев, и обнаружил, что Джуха присутствует в 27 % из них [5].

Истории о Ходже Насреддине ведут свое происхождение в основном из Ирана и Афганистана. Герой, похожий на Джуху, иногда зовется Молла (или Мулла), что значит «учитель». Сказки об Абу Нувасе рассказывают выходцы из Ирака (13 сказок), Йемена (6), Ирана (1), Ливана (1) и израильские арабы (2).

Коэн-Сарано собрала сказки о Джухе со слов 72 нарраторов из двенадцати средиземноморских стран. Информанты Коэн-Сарано черпали свои истории из среды испанского еврейства, однако только некоторые из рассказчиков были родом из Северной Африки. Тем не менее сказки оттуда, в частности из Туниса, были переведены на еврейско-испанский язык и опубликованы.

Существует также коллекция историй о Джухе, собранная израильтянином из Турции [6]. Комический герой анекдотов, которые рассказывали в Турции и на Балканах, известен преимущественно под именем Ходжи Насреддина; рассказчики-сефарды называют его в основном Джухой — именем, заимствованным из арабской традиции. С некоторыми диалектными вариациями рассказчики, чьи истории появляются в коллекции Коэн-Сарано «Джуха ке дизе?» [7], именуют героя Джухой.

Единственная в своем роде любопытная замена имени имеет место в текстах сефардских рассказчиков из Израиля. Некоторые из них называли неудачника Хушам. Это библейское имя одного из царей Эдома (Быт. 36:34–35; 1 Пар. 1:45–46), и на идише оно стало одним из обозначений дурака (хушем[ник]). Из идиша слово вошло в современный иврит и в некоторых случаях подменяло имя Джуха в сказках израильских сефардов.

Ранняя история сказок о Джухе

Первое доступное упоминание о Джухе как о дурачке появляется в начале IX в. в работе аль-Джахиза (776–868/869). Он упоминает Джуху наряду с другими комическими фигурами того времени [8]. В другом сочинении [9] приводится целый рассказ о том, как Джуха дал остроумный ответ жителям города Химс, известного в то время как город дураков. В последней четверти X в. была выпущена целая книга анекдотов о Джухе под названием «Китаб Навадир Джуха». На данный момент не найден ни один ее экземпляр, но она упоминается в «Фихрист»(987–988)[10].

К началу X в. Джуха стал героем пословиц, и выражение ахмад мин Джуха («глупее Джухи», араб.) встречается в книге Хамза аль-Исхафани (893–962) под названием «Ад-Дурра аль-Факира филь Ам-тал ас-Саира» («Изящная жемчужина: о популярных пословицах»). Эта пословица пользовалась успехом и у более поздних писателей, самым известным из которых был аль-Майдани (ум. 1124), предположительно фраза поддерживалась устной традицией, несколько анекдотов были записаны авторами IX — начала X в.

Абу Хайян ат-Таухиди (ум. 1023) включил двенадцать сказок о Джухе в свою книгу «Аль-Басаир уадх-Дакаир» («Интуиция и сокровища»). Писатель аль-Аби (ум. 1030) дополнил уже имеющийся материал в своей книге «Натр ад-Дурр» («Жемчужины прозы»), включив в семнадцатую главу анекдоты о Джухе. Коллекция аль-Аби послужила базой для дальнейшего развития традиции о Джухе. В конце XII в. теолог и проповедник Ибн аль-Каузи (ум. 1201) вставил двадцать анекдотов о Джухе в свою книгу «Китаб аль-Хамка» («Книга о дураках»), что свидетельствует о более широком использовании этих шуток в морализаторских целях.

В народной устной средневековой традиции имя Джуха использовалось в арабских странах как наименование главного героя в шуточных циклах, а похожие персонажи, известные ранее, отодвигались на второй план. Изучая источники до XIII в., Фарради обнаружил, что «Китаб Навадир Джуха», несомненно, имела большое влияние на последующую народную и литературную традицию [11]. Истории о Джухе бытовали в Северной Африке в среде арабов и берберов на протяжении Средних веков и даже до нашего времени.

Персидская традиция: Джухи

Упоминания о Джухе появляются в персидской средневековой литературе, где он фигурирует как Джухи. Персидские поэты XI–XIII вв. упоминали его имя и периодически ссылались на характерный анекдот. Самая ранняя цитата появляется в диване Манучехра (ум. 1040), примерно в то же время, когда аль-Аби записывал свои сказки. Среди поэтов, в произведениях которых фигурирует Джухи, были аль-Анвари (ум. 1190) и Джалал ад-Дин Руми (ум. 1273). В персидской устной традиции Джухи — это дурачок и предмет насмешек. Однако раннее упоминание о нем в мистической поэме Санаи (ум. 1130) являет нам более сложный образ. В отличие от других шуточных героев, которые в традиции трансформировались из дураков в святых, персидский Джухи так и остается простофилей.

Ходжа Насреддин

В устных и письменных народных сказках северного Средиземноморья и Персии появляется другой герой — с другим именем, но похожими характеристиками. Это Ходжа Насреддин. Первое упоминание о нем встречается у Эбуль-Хаира Руми (ум. 1480) в его книге «Салтук-Наме» и в книге Ламиля Челеби (ум. 1532/1533) «Летаиф». Отсылки к анекдотам о Насреддине появляются также в более поздних рукописях.

Турецкие рассказы о Насреддине были перепечатаны с манускриптов относительно поздно. Первый сборник появился в Стамбуле в 1837 г., но с тех пор, как он был опубликован, история получила еще более широкое распространение, и корпус значительно пополнился. Некоторые авторы опирались на сборник в своих произведениях. Ходжа Насреддин сделался популярным героем и в детской литературе.

В XIX в. через народную литературу комическая фигура Насреддина проникла в Персию, где он стал известен под именем Молла (или Мулла) Насреддин [12]. Большинство еврейских рассказчиков из Персии используют именно это имя.

Исторические источники

На протяжении Средних веков на обоих берегах Средиземного моря, включая арабскую и берберскую Северную Африку, Турцию и Иран, и в традиции, и в науке было предпринято несколько попыток соотнести Джуху и Насреддина с какими-либо историческими личностями. В книге «Натр ад-Дурр» аль-Абу предположил, что Джуха прожил более ста лет и умер во времена правления Абу Джафар аль-Мансура (754–775), второго халифа и реального основателя династии Аббасидов в Багдаде. По мнению Ибн аль-Джаузи, Джуха был слабоумным человеком, над которым издевались все соседи, и жил в VIII–IX вв. На арабском кладбище недалеко от бассейна Мамила в Иерусалиме есть строение с куполом, которое, по легенде, стоит на могиле Джухи.

Аналогично турецкая традиция утверждает, что Ходжа Насреддин — это исторический персонаж. Ламиль Челеби считал его современником Шейяда Хамзы (XIV в.), Эвлия Челеби полагал, что он был жителем Конии и одним из придворных принца Карамана, современника монгольского правителя Тимура (Тамерлана, 1336–1405). В Акшехире, в центральной Анатолии, надпись «Насреддин Ходжа» найдена на могиле, дата смерти на которой указана как 386 г. хиджры, что соответствует 995 г. Однако это скорее шутка: обратное прочтение года дает 683 г. хиджры (1284). У традиции нет никакого исторического основания, наличие этой могилы не подтверждает реального существования Ходжи Насреддина.

Не существует неоспоримых доказательств исторического существования прототипа; скорее всего, это вымышленные персонажи с чисто риторической функцией. Но они представлены как реальные люди: анекдоты о них потеряли бы свою комичность, если бы позиционировались как вымысел.

Повсеместно существует практика отыскивать жизнеописания героев и рассказчиков басен и шуток. Примером могут служить «Жизнь Эзопа» IV в. до н. э. и истории о простофилях в других культурах [13].

Сказки о трикстере

Истории о дураках, трикстерах и городах дураков существуют во многих традициях. Средневековая арабская традиция ассоциирует Джуху с городом Химс, а турецкая традиция считает город дураков Сиврихисар родиной Ходжи Насреддина.

В еврейско-испанской традиции город дураков — это Македа, но сказок о взаимодействии Джухи и его жителей не существует.

Возможно, отсутствие такой связи можно объяснить несовпадением путей, которыми Македа и Джуха вошли в традицию. Евреи-сефарды ассоциируют город Македа с библейским городом Маккеда (Нав. 10:28), в то время как Джуха — это фигура, заимствованная из арабской и турецкой культуры.

Дурак и трикстер известны во многих нарративных традициях. Тем не менее очевидная взаимозаменяемость Джухи и Ходжи Насреддина особенно проблематична, так как циклы о них пересекаются друг с другом и они кажутся эквивалентными в своих нарративных традициях. Возможно, причина тому — литература. Бассет выдвинул предположение, что «Китаб Науадир Джуха» была переведена в конце XVI в. на турецкий язык, а век спустя — на арабский [14]. Тем не менее Марзольф считает, что свидетельства в пользу того, что подобные обмены героями имели место, отсутствуют, и отмечает, что «до появления печатных библиотек XIX в. не существовало прямой очевидной связи между нарративным репертуаром сказок о Джухе и Наср ад-Дине» [15]. В свете вышесказанного появление Джухи в сефардской нарративной традиции, ведущей свое происхождение из Турции и с Балкан, приобретает еще большую значимость. Если бы эти сказки являлись следствием контактов между еврейско-арабской и сефардской традициями в XIX в., то можно было бы ожидать, что в них будут фигурировать оба — и Джуха, и Ходжа Насреддин. Однако полное доминирование Джухи в этой традиции (аналогичное доминированию в средневековой арабской традиции) означает, что его имя было заимствовано из дохристианской культуры, которая перешла в устную традицию еврейских общин Испании.

Как Джуха, так и Насреддин живы в народной культуре и по сей день. В разных странах та или иная комическая фигура высказывает политические мнения, которые в ином контексте цензура не пропустила бы. Египетский автор Али Ахмад Бактир написал пьесу «Ноготь Джухи» («Мисмар Джуха»), в которой выразил антибританские идеи. Эта пьеса была впоследствии экранизирована. В Персии политический журнал носил имя Ходжи Насреддина.

В популярных изданиях есть собрания анекдотов об этом забавном персонаже. В некоторых отсутствуют ссылки на первоисточник, однако эти книги свидетельствуют о функционировании сказок о Джухе и Насреддине в современной культуре, в том числе и на английском языке [16].

1 Burrill, K.R.F. The Nasreddin Носа Stories (Unpublished masters thesis. Columbia University, New York, 1957), 7–8.

2 Grunwald, M. Tales, Songs and Folkways of Sephardic Jews (ивр.) (Jerusalem: Magnes, 1982), 85–86,107–111.

3 Ibid.

4 Stern, S. The Sephardic Jewish Community of Los Angeles (New York: Arno, 1980), 163–164.

5 Ben-Ami, I. L’humour Juif Marocain (ивр.) // Le Judaisme Marocaine (Jerusalem: Rubin Mass, 1975), 134.

6 Rejwan, R. Juha: A New Version (ивр.) (Tel Aviv: Zmora, Bitan, 1984).

7 Koen-Sarano, M. Djoha ke dize? Kuentos populares redaktados i traduzidos en ebreo (ивр. и евр. — исп.) (Jerusalem: Kana, 1991), 16.

8 Pellat, C. Djuha // The Encyclopaedia of Islam 2 (1965), 590.

9 Ibid.

10 Dodge, B., ed. and trans. The Fihrist of al-Nadim, a Tenth-Century Survey of Muslim Culture (New York: Columbia University Press, 1970), 735,1025.

11 Pellat, C. Op. cit., 591.

12 Marzolph, U. Molla Nasre al-din in Persia // Iranian Studies 28 (1995), 157–174.

13 Clouston, W. A. The Book of Noodles: Stories of Simpletons; or Fools and Their Follies (London: Elliot Stock, 1888), особ. 89–92; Welsford, E. The Fool: His Social and Literary History (London: Faber & Faber, 1935), 29–31, 82–83.

14 Basset, R. Recherches sur Si Djoh'a // Les fourberies de Si Djeh’a: contes Kabyles (Ed. A. Mouliéras. Paris: Boîte à Documents, 1987), 141–148.

15 Marzolph, U. Nasr al Din Khodha // The Encyclopaedia of Islam 7 (1992), 1018.

16 Турецкая традиция: Bamham, H. D., trans. The Khoja: Tales of Nasred-Din (New York: Appleton, 1924). Персидская традиция: Daenecke, E. Tales of Mulla Nasir-ud-Din: Persian Wit, Wisdom and Folly (New York: Exposition, 1960); Daenecke, E. More Tales of Mulla Nasir-ud-Din: Persian Wit, Wisdom and Folly (New York: Exposition, 1961); Nakosteen, M. Mullas Donkey and Other Friends (Adaptations) (Boulder, CO: Estes Press, University of Colorado Libraries, 1974); Shah, I. The Exploits of the Incomparable Mulla Nasrudin (London: Cape, 1966); Shah, I. The Pleasantries of the Incredible Mulla Nasrudin (London: Cape, 1968); Shah, I. The Subtleties of the Inimitable Mulla Nasrudin (London: Cape, 1973); Shah, I. The Sufis (Garden City, NY: Anchor Books, 1971), 63-110. Арабская традиция: Serwer-Bernstein, В. L. The Tradition of Moses and Mohammed: Jewish and Arab Folktales (Northvale, NJ: Aronson, 1994), 229–239. Иудео-испанская традиция: Koen-Sarano, M. Folktales of Joha: Jewish Trickster (Philadelphia: Jewish Publication Society, 2003).

61 ДЖУХА ПОМОГАЕТ СВОЕЙ МАТЕРИ

Однажды мать Джухи оказалась в большой беде. Она ждала множество гостей, а в кладовой не хватало нужных продуктов. Что делать?

— Была не была, — подумала она, — может быть, хоть раз мой «умный» сын меня не подведет.

— Джуха! — позвала она.

— Да, мама?

— Подойди сюда. Хочешь помочь мне?

— Почему бы нет? Я всегда готов помочь тебе.

— Ступай на рынок и принеси мешок муки. Ко мне придет много гостей, надо напечь хлеба, пирогов и всякой всячины.

— Хорошо, мама. Что тебе еще нужно?

— Мясо. Три килограмма мяса и… Ты знаешь, мне нужны гвозди, чтобы подправить обивку кресел. Так что принеси коробку гвоздей.

— Это все, мама? Без проблем!

— Но, Джуха, поторопись. Смотри не засни и не ходи зря по рынку, а то явишься вечером, когда гости уже соберутся.

— Мигом вернусь, обещаю!

Джуха побежал на рынок и купил мешок муки, три килограмма мяса и большую коробку гвоздей. Теперь нужно быстро отнести это все матери.

— О, — сказал он, — у меня есть идея!

Мимо него проходила большая собака. Он дал ей адрес.

— Ступай к моей матери и отнеси ей мясо. Но только живо!

Собака схватила мясо и помчалась со всех ног.

— С мясом я разобрался, — сказал Джуха, — но что же делать мукой? Мешок большой, я не дотащу его до дома. Глянь-ка, ветер! Отлично!

Он взял мешок, взвалил на спину, поднялся на крышу, открыл мешок и — фьить! Ветер начал раздувать муку.

— Разве же это не отличная идея! Где бы я нашел носильщика, который бы отнес один мешок муки? Это очень трудно. А вот ветер вмиг сделал свою работу.

Остался нерешенным вопрос с гвоздями.

— О! Для гвоздей я найму носильщиков.

Он позвал нескольких носильщиков и велел им повернуться спиной. Носильщики обычно носят на спине некое подобие седла. Джуха воткнул по нескольку гвоздей в каждое седло и дал им адрес.

— Только идите быстрее, потому что моя мать очень торопится!

Готово дело. Через полчаса неторопливой походкой он добрался до дома, весьма довольный собой. Он выполнил задание и помог матери.

Тем временем его мать услышала голос с улицы:

— Госпожа! Госпожа!

— Должно быть, он отправил друзей нести товары, — решила она. — Что это? Вы принесли мне мои товары?

— Да, да.

— Где они?

Она взглянула на носильщиков. В руках у них ничего не было. Они повернулись:

— Смотрите, вот они где! Вытащите их.

— Вытащить что?

— Гвозди! Ваш сын дал нам эти гвозди и велел доставить вам.

Она пришла в ярость. В скором времени явился домой Джуха.

— Ну, мама, носильщики пришли?

— Носильщики пришли. Где мука и…

— Они принесли гвозди?

— Они принесли гвозди, но где мука и мясо?

— Как, они еще не прибыли?

— Кто их должен был принести? Другие носильщики?

— Нет. Значит, собака с мясом не приходила? Я отдал мясо собаке, она ведь быстрее его донесет. А ветер — разве он не принес тебе муку?

Мать Джухи чуть было не лишилась чувств. Схватившись за голову, она завыла и застонала.

— Что будет с моим сыном? Когда у него появится хоть какой-нибудь разум в голове?

Рассказано Риекой Перец-Гинио своему сыну Йоэлю Шалому Перецу в Иерусалиме в 1979 г.

Культурный, исторический и литературный контекст

В этой истории Джуха совершает глупости за один поход на рынок, а не за несколько, как смышленый Ганс из одноименной сказки братьев Гримм [1]. Некоторые действия Джухи повторяются в других традициях. Например, ожидание, что собака доставит мясо, встречается в одном из эпизодов средневековых арабских сказок [2]. В другой истории Джуха приказывает своему ослу вернуться домой самостоятельно [3].

В сказке братьев Гримм смышленый Ганс кладет иголку в копну сена. Мать Джухи просит принести гвоздей; они особым образом используются в домашнем хозяйстве сефардов. Йоэль Шалом Перец, записавший эту сказку, прокомментировал: «Сефардские хозяйки натягивали белые простыни на диваны и прибивали их гвоздями в качестве обивки. По рассказам моей матери, простыни в доме бабушки были так туго натянуты и были такими гладкими и сияющими, что зачастую гости не хотели на них садиться, чтобы не помять» [4].

Обращение к ветру с просьбой доставить муку — популярная тема для анекдотов о Джухе в еврейско-испанской традиции. Рассказчик родом из Турции отметил, что на этой истории основана поговорка «Айре, евасе эста арина!» («Ветер, возьми эту муку»). Ее произносят в случае, если просят о помощи того, кто не может ее оказать.

1 Grimm, J., and Grimm, W. The Complete Fairy Tales of the Brothers Grimm (New York: Bantam, 1987), 123–127 no. 32.

2 Marzolph, U. Arabia Ridens: Die humoristische Kurzprosa der frühen adab-Literatur im internationalen Traditionsgeflecht (2 vols. Frankfurt: Vittorio Klostermann, 1992), 2:263 no. 1226.

3 Wesselski, A. Der Hodscha Nasreddin: Türkische, arabische, berberische, maltesische, sizilianische, kalabrische, kroatische, serbische und griechische Märlein und Schwänke (2 vols. Weimer, Germany: Duncker, 1911), 1:162, 272 no. 281.

4 Alexander, T., and Noy, D., eds. The Treasure of Our Fathers: Judeo-Spanish Tales (ивр.) (Jerusalem: Misgav Yerushalayim, 1989), 269.

62 ЛИЦО ДЖУХИ

В былые дни цари Турции, Ирака, Багдада и Персии всегда держали при себе Джуху, потому что он был придворным шутом.

Даже когда царь был в плохом настроении и не хотел ни с кем разговаривать, Джуха был при нем.

Однажды Джуха увидел, что царь в гневе.

— Что случилось, ваше величество? — спросил он.

— Джуха, убирайся отсюда подобру-поздорову. Я не хочу видеть твою рожу!

— Хорошо, он не хочет видеть мою рожу. Хорошо!

Джуха вышел в коридор. Царь был в своих покоях, но ему нужно было пройти через коридор, чтобы выйти наружу.

Джуха снял с себя все: штаны, подштанники. Затем положил руки на пол и задрал повыше зад.

Царь, проходя, увидел торчащий зад и заорал:

— Ты зачем показываешь мне свой зад?

— Ты сказал, что не хочешь видеть мою рожу, так смотри на мой зад.

Царь рассмеялся, и к нему вернулось доброе расположение духа.

Рассказано Риекой Коген-Ариэль Тамар Александер в Иерусалиме в 1980 г.

Культурный, исторический и литературный контекст

Рассказчик говорит о Джухе обобщенно как о шуте при дворе правителей Турции, Ирака, Багдада и Ирана. Тем не менее, согласно турецкой традиции, при дворе монгольского завоевателя Тимура («Хромой Тимур»), известного как Тамерлан (1336–1405), придворным шутом был Ходжа Насреддин. Рассказы о Насреддине при дворе Тимура хотя и претендуют на историчность, но являются относительно поздними. Существуют, однако, более ранние истории с похожими действующими лицами. В источниках XVI в. отмечается, что поэт Ахмади Кирмани (ум. 1413) был героем популярного придворного анекдота о Тимуре. В путевых заметках XVII в. Эвлии Челеби (1611–1684) рассказываются аналогичные истории, но с Насреддином в качестве главного героя. Челеби, посещавший город Акшехир, при котором Тимур в 1403 г. победил османского султана Баязида и в котором предположительно похоронен Ходжа Насреддин, опирался на местную устную традицию.

63 ПОЧЕМУ ДЖУХА НЕ ЖЕНИЛСЯ

Рассказывают о Джухе, то есть Хушаме, которого на испанском¹зовут Джуха, и поэтому его называют Хушам Джуха. О Джухе рассказывают много историй.

Одна история о том, как Джуха не мог жениться. Почему он не мог жениться? Он очень хотел, но никак не получалось. Почему? Каждый раз, когда Джуха предлагал девушке выйти за него, он делал какую-нибудь глупость, и девушка понимала, что он глуп и не в ее вкусе, и отвергала его предложение.

Однажды он пошел к свату.

— Я очень хочу жениться. Может быть, дашь мне совет, как угодить девушке, чтобы она вышла за меня?

Сват думал, думал и наконец дал ответ:

— Знаешь, Джуха, у меня есть на примете симпатичная молодая девушка для тебя. Пойдем вместе посмотрим на нее, сделаем вид, будто бы я случайно встретил тебя на улице и ты просто так пошел со мной. Когда девушка войдет в комнату, то застесняется и сядет в углу. Поэтому мой тебе совет: время от времени бросай на нее взгляд.

— Бросать взгляд? Это хорошая идея — бросать взгляд.

Они договорились о месте и времени встречи. Но перед встречей Джуха сходил на рынок — прикупить глаз, чтобы бросать на девушку, одного глаза не хватит. Он подошел к мяснику и попросил несколько коровьих глаз.

— О, сказал мясник, — сегодня как раз зарезали много коров. У меня нынче много глаз.

— Мне совсем немного нужно!

— Сколько это — немного? Сколько ты хочешь?

— Ну, дай дюжину.

— Хорошо.

Мясник положил двенадцать глаз в мешочек, и Джуха заплатил за них. В назначенный день он взял с собой мешочек — не забыл его дома! — и отправился на встречу со сватом.

Они вошли в дом, и отец девушки тепло их встретил. Юноша ему понравился. Джуха и впрямь был ладный парень. Гости сели за стол, поговорили немного, и отец попросил дочь принести свату и юноше чего-нибудь выпить. Дочь вошла с подносом напитков. Она, образец скромности, подала Джухе напиток и села в углу. Джуха на нее не смотрел. Но держал наготове свой мешочек и время от времени кидал в нее коровий глаз.

«Ай! — испугалась девушка. — Чем это он в меня кидает?»

Он хихикнул, взглянул на нее (ему неловко было смотреть на молодую девушку), вытащил еще один глаз и кинул, а потом еще один. Еще, еще, пока не раскидал все двенадцать глаз. У девушки началась паника, отец ее не понимал, что происходит. Что этот сумасшедший делает?

Он отвел свата в сторонку.

— Скажи мне, у этого юноши что, не все дома?

— Он был абсолютно нормальный, когда мы сюда пришли. Не знаю, что на него нашло. Я поговорю с ним.

— Я смотрю, ты привел ко мне совершенно никчемного парня, — ответил отец, — да еще и с приветом. Не приводи ко мне больше таких, как он.

И он выставил свата и Джуху из дома.

На улице сват обернулся к Джухе:

— Джуха, Джуха, вот почему ты до сих пор не женился и никогда не женишься. Посмотри, что ты сделал со мной сегодня!

— Разве не ты сказал мне бросать на нее время от времени взгляд? Вот я это и делал!

— О, царь дураков! Я велел бросать взгляд, а не коровьи глаза!

Так Джуха упустил еще один шанс жениться.

Рассказано Риекой Перец-Гинио своему сыну Йоэлю Шалому Перецу в 1980 г. в Иерусалиме.

Культурный, исторический и литературный контекст

Тема буквального понимания метафоры очень популярна в сказках как еврейской, так и европейской фольклорной традиции. В собрании братьев Гримм смышленый Ганс из одноименной истории выполняет ряд заданий, дословно следуя инструкциям. Последним заданием было «бросать ласковые взгляды». Самая ранняя версия, на которую ссылаются Вольте и Поливка [1], относится к XVII в. Они находят параллели между сказками о Джухе и другими эпизодами из истории о смышленом Гансе, но не упоминают ни одной из сказок о Джухе с похожим сюжетом.

С. Томпсон считает, что история о смышленом Гансе имеет литературное происхождение [2]. Ее самая ранняя устная версия зафиксирована в книге острот Генриха Бебеля (1472 — ок. 1516) в начале XVI в. [3] Если не считать устных версий, эта история отсутствует в нарративном цикле о Джухе в арабоязычных странах. «В арабском языке глагол “бросить” (алькаа) используется и в звуковом, и в визуальном контексте: бросить взгляд (назрах) и прислушаться (сам, дословно “слух”). В этих выражениях не используется слово “глаз”, поэтому каламбур, на котором построен этот анекдот, не работает в арабском языке» [4].

1 Bolte, J., and Polivka, G., eds. Anmerkungen zu den Kinder-u. Hausemärchen der Bruder Grimm (5 vols. Leipzig, Germany: Dieterich, 1913–1932).

2 Thompson, S. 77re Folktale (New York: Holt, Rinehart & Winston, 1946).

3 Цит. в: Ibid, 195.

4 Роджер Аллен (Roger Allen), в личном общении 29 сентября 2003 г.

64 ДЖУХА ПРИКИДЫВАЕТСЯ МЕРТВЫМ

Джуха был придворным шутом. Однажды он явился к царю.

— Ваше величество, — сказал он ему, — моя жена умерла, и мне нужны деньги на похороны.

— Какое несчастье, — сказал царь. — Когда она умерла?

— Она умерла!

— Возьми мешок золота, — сказал ему царь, — и скорее ступай, похорони свою жену.

Жена Джухи пришла к царице.

— Ваше величество! — воскликнула она в слезах.

— Что? Что случилось?

— Мой муж умер, а у меня нет денег на похороны.

— Адьо¹, когда он умер?

— Я не знаю, когда он умер. Дайте мне денег, чтобы похоронить его.

— Хорошо.

Царица дала женщине мешок золота, и та отправилась домой.

Джуха и его жена принесли два больших савана. Он завернулся в один саван, а она — во второй. Оба растянулись в своих саванах².

Царь сказал царице:

— Пойдем навестим Джуху — у него жена умерла. Джуха приходил ко мне, и я дал ему денег на похороны.

— О чем ты говоришь? — возразила царица. — Жена Джухи приходила ко мне за деньгами. Это Джуха умер!

— Адьо! Нет! Это жена Джухи умерла.

— Давай посмотрим, кто умер первым.

Царь и царица отправились в дом Джухи, чтобы посмотреть, кто первый умер.

— Джуха пришел ко мне и сказал, что его жена умерла. Его жена пришла к тебе и сказала, что Джуха умер. Давай узнаем, кто умер на самом деле.

Пришли царь с царицей в дом Джухи. Открыли дверь и обнаружили, что оба лежат мертвые, завернутые в саваны. Царь повернулся к царице.

— Кто умер первый, Джуха или его жена?

Эти двое разом вскочили на ноги и закричали:

— Я, я!

Рассказано Риекой Коген-Ариэль Тамар Александер в 1979 г. в Иерусалиме.

Культурный, исторический и литературный контекст

Эта история была зафиксирована как в рукописях, так и печатном виде в арабской литературе (адаб) X-XII вв. и до сих пор не теряет популярности. Тем не менее в данной традиции дураком оказывается не Джуха, а поэт Абу Дулама (VIII в.), известный также как шут при дворе аль-Махди (775–785). В индийской версии эта история встречается в эпизоде «Айя Каппан, который стал королем» [1].

1 Seethalakshmi, К. A. Folk Tales of Tamilnadu (Delhi: Sterling, 1969), 38–44 no. 9.

65 ВЕРБЛЮЖЬИ СЕМЕНА

Однажды в полдень Джуха прогуливался по рынку специй в Старом Городе. Он увидел человека, катившего огромный пустой лоток, на котором завалялась пара выпавших кунжутных семечек.

— Что ты продаешь? — спросил Джуха.

— Я ничего не продаю!

— И все же у тебя что-то есть. Что ты продаешь?

Продавец начал терять терпение.

— Что, это? Это верблюжьи семена.

— Правда? Ты хочешь сказать, что если я посажу их, то вырастут верблюды?

— Охо, и еще какие!

— Ух ты! Продай мне немного.

Продавец решил, что Джуха сошел с ума. Он взял бумажный кулек, положил туда несколько кунжутных семечек и продал Джухе за приличную цену.

— Что теперь с ними делать? — спросил Джуха. — Как их использовать?

— Слушай внимательно. Посади их на пустом поле и иди спать. Наутро у тебя вырастет целый караван верблюдов.

— Спасибо! Спасибо!

Джуха заплатил продавцу сполна и ушел восвояси.

Настал вечер, стемнело. Джуха принялся искать подходящее поле. Выйдя за город, он нашел сухое заброшенное место.

«Должно быть, тут можно вырастить верблюдов», — подумал Джуха. Он поставил себе маленькую палатку, посеял вокруг нее семена и отправился спать.

Ночью пришли бедуины с караваном верблюдов. Они были измучены долгой дорогой через пустыню и решили заночевать в поле. Они спешились, привязали верблюдов и легли спать.

Наутро с первыми лучами зари Джуха проснулся и протер глаза. Да помогут нам небеса! Что же он увидел? Поле кишело верблюдами. Торговец не обманул его! Это были настоящие живые верблюды. Радостный Джуха поднялся, взял веревку и связал верблюдов друг с другом. Ялла!¹ Он отправился в путь, ведя за собой весь караван. Бедуины еще спали.

Шум разбудил одного из них. Что же он увидел? Джуху, уводящего весь их караван.

— Эй, уважаемый! — окликнул его бедуин. — Что ты делаешь, по-твоему?

— Чего тебе нужно?

— Верблюдов!

— Да, они выросли за одну ночь, как ты видишь.

— Что значит «выросли за одну ночь»? Это наши верблюды!

— Быть не может! Я купил семена на рынке специй за двадцать пять монет. Продавец велел мне посадить их — и тогда за ночь вырастут верблюды. Так и случилось!

«Этот человек сошел с ума», — подумал бедуин. Остальные с криками погнались за Джухой, пытаясь отобрать верблюдов. Скоро они поняли, что имеют дело с сумасшедшим.

— Хорошо, — решили бедуины, — пойдем к кади (судье). Он решит, твои ли эти верблюды выросли в поле, или же это наши верблюды.

— Отлично, — ответил Джуха.

Они пошли к кади. Кади сидел во дворе и курил кальян в широких панталонах, раскинув ноги, так что, уж простите, было видно все. Джуха взглянул на него и покраснел. Он сложил обе руки в виде чаши², пытаясь этим жестом намекнуть кади, что нехорошо так сидеть. Но кади подумал, что Джуха обещает ему щедрую награду — две полновесных пригоршни, и улыбнулся Джухе.

— Что у вас ко мне за дело? — спросил он.

Бедуины поведали ему историю:

— Прошлой ночью мы вышли из пустыни. Нам хотелось отдохнуть с дороги, наши верблюды были измотаны. Мы легли спать. Наутро этот человек пришел и забрал наших верблюдов. Он сказал, что они выросли за ночь в поле. Разве верблюды растут в поле? — спросили они кади.

Кади посмотрел на Джуху:

— А ты что скажешь?

— Что я скажу, ваша честь? Я был на рынке специй и купил семена. Продавец сказал мне, что это верблюжьи семена. Я посадил их прошлой ночью, а наутро они проросли.

— Ты абсолютно прав! — воскликнул кади.

Бедуины переглянулись между собой в замешательстве. Неужели и кади сошел с ума?

— Ваша честь, разве могут верблюды вырасти в поле?

— Да! В этом случае так и произошло.

Бедняги! Кади зарычал на них:

— Убирайтесь отсюда и не докучайте мне больше! Этот человек посадил верблюдов, и они выросли!

Расстроенные бедуины не знали, что и думать. Стеная, они пошли прочь со двора. Кади выгнал их.

Когда они ушли, кади обратился к Джухе:

— Ну что, Джуха, давай то, что ты мне обещал.

— Ваша честь, что я вам обещал?

— Когда ты вошел, то разве не показал, что дашь две полных пригоршни денег, если я решу дело в твою пользу?

— О, я очень сожалею! — сказал Джуха. — Я совсем не это имел в виду. Я лишь хотел предостеречь вас от нескромности.

— Нескромности?

— Да. Ваша честь сидели в неподобающем виде.

Кади впал в ярость, поколотил Джуху и вышвырнул вон.

— Ты обманщик и негодяй! Ты обвел меня вокруг пальца! Я бы не решил дело в твою пользу, если бы не думал, что ты дашь мне взятку.

Кади выставил Джуху, а Джуха и рад. У него не было денег, чтобы заплатить кади, но он торжествовал. Он взял верблюдов и пошел домой.

— Мама, — сказал он, — смотри, что у меня есть.

— О, вот и Джуха, снова несет в дом разруху. — сказала мать. — Что на этот раз, Джуха?

— Смотри, как много верблюдов я привел тебе!

— Ты украл этих верблюдов?

— О, нет, клянусь! Мама, разве ты не знаешь? Я посадил их, и они выросли в поле!

— Ох-ох-ох, дурак ты, дурак. Кто знает, что ты еще натворишь?

Риека Перец-Гинио, иммигрантка из Салоник во втором поколении, рассказала эту сказку своему сыну Йоэлю Шалому Перецу.

Культурный, исторический и литературный контекст

По мнению Марзольфа, «можно с уверенностью сказать, что данная сказка не является неотъемлемой частью раннего корпуса сказок о Джухе и Насреддине. Она не была зафиксирована ни в одном из ранних источников с Ближнего Востока» [1]. Единственная версия с Мальты была опубликована Илгом [2]. По мнению Мифсуд-Чиркопа, данная сказка присутствовала в мальтийской устной традиции и была записана в Марсакслокке еще в 1995 г. [3] Однако те, кто рассказывал эту историю в Израиле, были иммигрантами из Йемена, Турции, южной Югославии или северной Украины. Эти регионы представляют собой центр и периферию географического распространения сказок о Джухе и Насреддине.

1 В личном общении, 14 июля 1999 г.

2 Ilg, В. Maltesische Märchen und Schwanke aus dem Volksmunde (2 vols. Leipzig: Schönfeld, 1906), 2:41–47 nos. 91 и 97.

3 В личном общении, 21 июля 1999 г.

66 ДЖУХА СЧИТАЕТ ОСЛОВ

Жил да был Джуха. У этого Джухи было десять осликов. Каждый раз, когда он считал их, он насчитывал десять.

Однажды, сидя верхом на одном из них, он решил снова пересчитать ослов. На этот раз их оказалось только девять!

— Не может быть! — удивился Джуха. — Раньше, когда я считал, у меня получалось десять ослов. Почему же теперь их только девять?

Он спешился и пересчитал ослов: десять. Тогда он снова сел верхом на осла: опять девять!

И так повторялось бесконечно: то десять ослов, а то девять.

Мимо шел человек.

— Джуха, чего призадумался? — спросил он.

— Не могу понять, что за странные у меня ослы. Когда я еду, их девять, а когда иду пешком, то десять.

— Один осел едет на другом! — подшутил над ним прохожий. — Ей-богу, ослов одиннадцать, а не десять. Почему ты не считаешь осла под тобой?

— Ты знаешь, — ответил Джуха, — мне не приходило в голову, что подо мной еще один осел!

Рассказано Риекой Коген-Ариэль, иммигранткой во втором поколении из Монастира, Югославия, Тамар Александер в 1980 г. в Иерусалиме.

Культурный, исторический и литературный контекст

Эта история — один из самых популярных анекдотов о простофилях. Он широко известен в европейской, ближневосточной и центрально-азиатской устной традициях. Существуют литературные свидетельства существования этой сказки в XI в. Аль-Аби (ум. 1030) включил ее версию в свое произведение «Натр аль-Дурар». Сказка появляется в самых ранних рукописях о Джухе, одна из них находится в Университетской библиотеке Гронингена [1].

Похожие сказки появляются в ранних сборниках сефардского фольклора [2]. В версии из Салоник речь идет о верблюдах, а не об ослах [3]. Вариацию этой сказки представил рассказчик-сефард из Италии (его родители родом из Турции) [4]. Другая версия, рассказанная израильтянином, была опубликована [5] как имеющая аналоги в исламской культуре [6].

1 Burrill, К. R. Е The Nasreddin Носа Stories: An Early Ottoman Manuscript at the University of Groningen // Archivum Ottomanicum 2 (1970), 7-114, 47, 64–65 no. 71.

2 Grunwald, M. Tales, Songs and Folkways of Sephardic Jews (ивр.) (Jerusalem: Magnes, 1982), 86,110–111 no. 69.

3 Crews, С. M. Recherchés sur le Judeo-Espagnol dans les pays Balkaniques (Paris: Librairie E. Droz, 1935), 66.

4 Koen-Sarano, M. Kuentos del folklor de la famiya Djudeo-Espanyola (ивр. и евр.-исп.) (Jerusalem: Kana, 1982), 148–149.

5 Koen-Sarano, M. Djoha ke dize? Kuentos populäres redaktados i traduzidos en ebreo (ивр. и евр.-исп.) (Jerusalem: Kana, 1991), 76–77,188–189.

6 Rejwan, R. Juha: A New Version (ивр.) (Tel Aviv: Zmora, Bitan, 1984), 110.

67 ДЖУХА И МУЛЫ

В яум сук аль-джумаи, рыночный день, который приходился на пятницу, турецкая армия в Иерусалиме обычно «призывала на службу» мулов, отнимая их у владельцев в пользу государства. Вооруженные солдаты с дубинками наперевес бродили по рынку и уводили мулов, которых крестьяне привели на продажу.

Крестьянина, который осмеливался перечить и не соглашался отдать мула, награждали побоями. Иногда бедолагу даже оттаскивали к Кишле (бараки напротив Башни Давида в Старом Городе) и там били палками, пока кровь не начинала течь с него ручьями. Такова была расплата за длинный язык и за осуждение османского правительства.

Однажды подобная сцена разыгралась на глазах у Хушама¹, он аж ке се пишо ин ла брага² от страха. Собрав последние силы, он убежал прочь с рынка.

Друзья остановили улепетывающего Хушама.

— Что случилось, Хушам? — спросили они. — От кого ты бежишь? Думаешь, что ты мул?

— Что за вопрос — «от кого ты бежишь»? — ответил перепуганный Хушам. — Разве вы слепы? Разве не видите, что мулов угоняют на работы? Я боюсь, как бы и меня не забрали вместе с мулами. А пока сообразят, что я не мул, я уже задохнусь под тяжестью ноши, которую на меня взвалят. Так что уж лучше побегу домой и не буду болтаться по улицам.

Записано Моше Броховом из Иерусалима со слов Михаэля Сакфы в 1969 г.

Культурный, исторический и литературный контекст

Эта сказка о Джухе вписана в конкретный географический и исторический контекст вербовочных практик османской армии [1].

1 См.: Efrati, N. The Jewish Community in Eretz-Israel during World War 1 (1914–1918) (ивр.) (Jerusalem: Yad Yizhak Ben-Zvi, 1991); Markowitzky, J. Conflict of Loyalties: The Enlistment of Palestinian Jews in the Turkish Army (ивр.) // Siege and Distress: Eretz Yisrael during the First World War (Ed. M. Eliav. Jerusalem: Yad Yizhak Ben-Zvi, 1991), 97-110.

68 КАК ГОТОВИТЬ РЫБУ

Мать послала Джуху в лавку купить рыбы. Она также велела спросить рецепт: как готовить такую рыбу? (Всякую рыбу надо готовить по-своему, нельзя всю рыбу готовить одинаково.) Итак, она велела ему:

— Купи мне хорошую капелико (это такая вкусная морская рыба) и попроси лавочника дать рецепт, как ее готовить.

Лавочник, знакомый матери Джухи, продал ему рыбу.

— Скажи, что нужно порезать ее, пожарить, положить в томатный соус, добавить…

Джуха застонал:

— Ох…

Он дошел до конца улицы и остановился.

— Я забыл рецепт.

Он вернулся в лавку.

— Я уже все забыл!

Лавочник объяснил ему еще раз: он знал, что Джуха тугодум.

— Сначала порезать, потом пожарить, потом добавить томатный соус и тушить на медленном огне. Теперь запомнил?

— Да.

Лавочник повторил рецепт.

Но Джуха снова дошел до конца улицы и вернулся с криком:

— Я забыл!

Лавочник начал терять терпение. Он взял карандаш и записал рецепт на ладони Джухи.

— Первое: пожарить. Второе: порезать. Третье: томатный соус.

И сказал Джухе:

— Покажи матери, как готовить рыбу. Уж она запомнит.

И Джуха пошел: в одной руке рецепт, в другой — рыба. Он радостно пританцовывал на ходу и поглядывал то на рецепт, то на рыбу. Он уже представлял, как будет ее есть.

Внезапно огромный кот выпрыгнул из переулка, схватил рыбу и помчался с ней прочь. Кот убежал. Бедный Джуха не знал, как вернуть свою рыбу. Тогда, стоя посреди улицы, он в отчаянье прокричал коту:

— Беги-беги! Рецепт все равно у меня, и я тебе его не отдам! — Джуха облизал свою ладонь. — Теперь поди узнай, как готовить эту рыбу!

Рассказано Диной Халфон из Турции Йоэлю Шалому Перецу 19 декабря 1979 г.

Культурный, исторический и литературный контекст

Эта сказка является частью нарративного цикла о Джухе. Набор продуктов в рецепте варьируется в зависимости от региона, но основной мотив остается неизменным. В коллекции Реджвана Джуха получает инструкции, как готовить малек — блюдо из печени, селезенки и легких [1]; Коэн-Сарано записала две версии от рассказчиков родом из Турции, в которых Джуха покупает соответственно печень и мясо [2].

Эта сказка известна в арабском мире начиная с X–XI вв., она была записана аль-Аби (ум. 1030) [3]. В еврейской среде эту историю рассказывают про любых дураков, а не только про Джуху.

1 Rejwan, R. Juha: A New Version (ивр.) (Tel Aviv: Zmora, Bitan, 1984), 101–102.

2 Koen-Sarano, M. Djoha ke dize? Kuentos populares redaktados i traduzidos en ebreo (ивр. и евр.-исп.) (Jerusalem: Kana, 1991), 186; Koen-Sarano, M. Kuentos del folklor de la famiya Djudeo-Espanyola (ивр. и евр.-исп.) (Jerusalem: Kana, 1982), 131.

3 Marzolph, U. Nasreddin Hodscha: 666 wahre Geschichten (Münich: Beck, 1996), 34 no. 47.

69 ЧЕСТНЫЙ ДЕЛЕЖ

Однажды в день ярмарки Джуха и двое его друзей решили проверить, смогут ли быть компаньонами. Купили они барана и двух ягнят и повели их с рынка.

Пришло время делить покупки и расходиться по домам.

— Давайте поделим по-честному, — предложил Джуха. — Вас, друзья мои, двое, возьмите ягненка, и вас будет трое. А мы с бараном возьмем другого ягненка.

Рассказано Ханной Рабби Моше Рабби в 1971 г. в Хафе.

Культурный, исторический и литературный контекст

Это математическая шутка, которая оперирует двумя категориями объектов (владельцы и вещи, которыми они владеют), решая уравнение без равенства. Подобная шутка встречается в серии загадок из МР на Плач Иеремии (I, 1:4):

Несмотря на то что эта шутка известна со времен поздней Античности, она редко встречается в записанных сказках о Джухе. Этот анекдот появляется скорее как фольклорный сюжет 1663 «Поделить пять яиц поровну между двумя мужчинами и одной женщиной», а не как мотив J1241.1 «Поделить двух овец и барана: обманщик делит между двумя друзьями». В «Паломничестве трех принцев из Серендипа» (1557) [1] это одна из десяти задач, которые индийская царица задает трем братьям. Испытание включает в себя загадку, в которой под яйцами подразумеваются мужские яички, что служит лингвистическим свидетельством семитского происхождения сказки (см. также сказку ИФА 6402, наст. т., № 40). Насколько нам известно, ученые, исследовавшие сказки о Джухе в рукописях, не упоминают эту сказку, и она редко встречается в устной традиции.

1 Remer, Т. G., ed. Serendipity and the Three Princes: From the Peregrinaggio of 1557 (Norman: University of Oklahoma Press, 1965).

70 КАК «УГОСТИТЬ» ОБИДЧИКА

В Стамбуле жил да был армянин. Он торговал вразнос стеклянной посудой. Каждый день разносчик и его осел проходили мимо магазина еврея по имени Завулон. И каждый день армянин останавливался возле его лавки и говорил, указывая на осла:

— Твой брат хочет поговорить с тобой.

Завулона это сильно обижало: у него на самом деле был брат по имени Иссахар, большой ученый.

— Почему ты так злишься? — спрашивал армянин. — Разве не сказано в вашей святой Торе, что «Иссахар — это крепкий осел»?¹

Сосед Завулона, турок, говорил ему:

— Задай хорошую трепку этому негодяю!

Однажды утром Завулон наполнил карманы слепнями. В тот день армянин, как всегда, проезжал мимо на своем навьюченном товарами осле. По своему обыкновению, он сказал:

— Вот твой братец.

— Да, да, — отвечал Завулон. — Мне надо посекретничать с братцем.

Торговец понял, что утро будет интересным.

— Валяй, говори, — сказал он.

Завулон нагнулся к уху осла. Армянин думал, что еврей разговаривает с ослом, а он засунул ослу в ухо слепней. Естественно, осел начал скакать на месте, и все товары разбились.

Разносчик подал в суд на торговца. Судья спросил Завулона:

— Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Он ответил:

— Ваша честь, каждое утро, проходя мимо моего магазина, этот человек говорит, что его осел — мой родной брат. У нас с ослом есть младшая сестра, которая скоро должна выйти замуж. Когда я сказал об этом своему брату и велел не опаздывать на свадьбу, он так обрадовался, что начал танцевать.

Судья повернулся к армянину и вынес свой вердикт:

— Еврей невиновен. Вот приговор тому, кто посмеет насмехаться над евреем².

Рассказано Иегуде Карью Шломо Бенвенисти, родом из Турции, в 1958 г.

Культурный, исторический и литературный контекст

В этом анекдоте о межэтнических конфликтах переплетаются библейские отсылки и темы, присутствующие в нарративном цикле о Джухе. Армянин в данной сказке оказывается знатоком Библии. Заявление о том, что осел — брат Завулона, отсылает нас к стиху «Иссахар — это крепкий осел» (Быт. 49:14). В Библии Завулон и Иссахар — это пятый и шестой сыновья Леи (Быт. 30:16–20, 35:23), и в данной сказке, что не редкость, семья следует библейской традиции называния детей. Сравнение ученого брата Завулона, Иссахара, с ослом особенно обидно: это отсылка к суре Корана (62:5), в которой говорится об «осле, нагруженном книгами». Так называют человека, который читает книги, не понимая их. В Коране эта фраза встречается в обвинительной речи против евреев. Тем не менее ученый брат Иссахар — это скорее не конкретный человек, а мистическая фигура, так как, согласно Агаде, Иссахар — это колено ученых (МР, Быт. 72:5; МР, Песн. 7:4). В традиции эти два колена дополняют друг друга по роду занятий: Завулон — моряки и торговцы, а Иссахар, как уже упоминалось, ученые.

Резкий ответ еврея — пародия на библейскую историю о валаамовой ослице (Числ. 22–24), но в целом история опирается на нарративный цикл о Джухе и Насреддине. Чтобы поторопить осла, Ходжа Насреддин засовывает животному в зад перец или нашатырь. Эта тема появляется в самой ранней рукописи о Ходже Насреддине. В некоторых сказках Насреддин относится к своему ослу или другому животному так, будто бы это человек, или обращается к человеку как к своему «потерянному» ослу [1]. Данная история заканчивается игрой слов на ладино (еврейско-испанском языке): «Esto es el djugo non se burla kon djudgo» («Вот приговор тому, кто посмеет надсмехаться над евреями»), которая намекает на библейскую историю о Валааме и говорит о тщетности любой провокации в адрес евреев.

1 Burrill, К. R. F. The Nasreddin Носа Stories: An Early Ottoman Manuscript at the University of Groningen // Archivum Ottomanicum 2 (1970), 39 no. 39 (осел как муэдзин); Wesselski, A. Der Hodscha Nasreddin: Türkische, arabische, berberische, maltesische, sizilianische, kalabrische, kroatische, serbische und griechische Märlein und Schwänke (2 vols. Weimer, Germany: Duncker, 1911), 1:151, 267 no. 259 (осел как муэдзин); no. 63, 1:33, 224; no. 385, 2:39–40, 196 (осел как кади); Marzolph, U. Nasreddin Hodscha: 666 wahre Geschichten (Münich: Beck, 1996), 78, 300 no. 163 (осел как человек), 156, 308 no. 363, 263-66, 317 no. 607 (восточноафриканская версия) и 279, 319 по. 644 (осел как кади; персидская версия).

71 РАВВИН И СВЯЩЕННИК

Однажды раввин и священник ехали вместе в поезде и разговаривали о религии. Священник вытащил из кармана небольшой сверток с припасами, раскрыл его и приготовился есть. У него с собой были хлеб и свиная колбаса. Но сначала священник предложил раввину:

— Угощайся! Хочешь попробовать?

Раввин аж задрожал. Но, не подав виду, ответил:

— Нет, спасибо. Разве ты не знаешь, что евреи не едят свинину?

— Ох, знали бы вы, что вы теряете! — сказал священник и принялся уплетать хлеб с колбасой.

Когда поезд прибыл на станцию, двое вышли из вагона и на прощание пожали друг другу руки. Прежде чем каждый отправился своей дорогой, раввин повернулся к священнику:

— Передавай от меня привет жене!

— Что? — удивился священник. — Разве ты не знаешь, что священники не женятся?

— Ох, — ответил раввин, — знали бы вы, что вы теряете!

Рассказано Альфредо Сарано Матильде Коэн-Сарано в Иерусалиме в 1982 г.

Культурный, исторический и литературный контекст

Эта сказка относится к нарративному циклу о забавных столкновениях между священниками и раввинами, в которых раввин оказывается острее на язык. Эта шутка особенно распространена среди евреев, живущих в католических странах, однако она популярна также у евреев в тех регионах, где религиозные лидеры не соблюдают целибат. В других версиях этой сказки на вопросы священника остроумно отвечает Моисей Мендельсон (1729–1786) [1]. Райк цитирует историю [2], в которой острит философ и филолог Лазарус Гейгер (1829–1870).

Данный анекдот был известен также среди евреев Восточной Европы [3], и Крей считал вариации этой истории «самыми распространенными среди историй о раввине-шутнике» [4].

В вариантах этой сказки представлены две другие концовки. В одной версии раввин в ответ на последние слова священника говорит: «Это лучше, чем свинина». В другой, реагируя на предложение священника попробовать свинину, раввин отвечает: «Попробую в день твоей свадьбы».

1 Mendelsohn, ES. Let Laughter Ring (Philadelphia: Jewish Publication Society, 1941), 37; Teitelbaum, E. An Anthology of Jewish Humor and Maxims: A Compilation of Anecdotes, Parables, Fables and Proverbs (New York: Pardes, 1945), 356.

2 Reik, T. Jewish Wit (New York: Gamut, 1962), 156.

3 Druyanow, A. Sefer ha-bedihah ve-ha-Hidud [Книга шуток и острот] (3 vols. Tel Aviv: Dvir, 1935–1938), 2:392 no. 2023.

4 Cray, E. The Rabbi Trickster // Journal of American Folklore 77 (1964), 341–342 no. 13a-13c.